Вот уже двадцать дней, как мать потеряла зрение. \\ Правда, у нее и раньше болели глаза, еще при жизни Жа- кыпа, но она не обращала внимания, отмахивалась: «Со ринка попала. Утомились глаза!» А теперь от обильных слез она совсем ослепла. Беда за бедой измучили старуху, ставшую главой семьи. Все валилось из ее рук, она вздыхала, то и дело громко, в полный голос обращаясь к богу: «З а какие гре хи ты наказываешь нас? Чем я виновата перед тобой?» И Г азиза горевала вместе с двумя матерями, вспо минала ушедшие дни и в слезах изливала сердечную тоску. — То были райские дни. При жизни Жакыпа я была не хуже других,— говорила старуха, вздыхала и продолжа ла.— А теперь мы жертвы в когтях хищников.— И она беззвучно плакала. Они сидели у огня, тихо делились горем, когда откры лась дверь и в комнату вошли два богато одетых гостя в лисьих тумаках. Женщины вопросительно оглянулись. Слепая подтолкнула дочь и тихо спросила: — Кто это? — Не знаю, апа, незнакомые люди,— ответила Газиза удивленным шепотом. Стряхнув остатки снега с рдежды, гости сели на почет ное место и попросили разостлать скатерть. Ахан прочитал молитву из корана, после чего гости поздоровались с женщинами и обратились к старухе: «В о всем воля божья. Дай бог вам благополучия». Разглядев гостей, хозяева оправились от изумления и оживились, насколько позволяло их удрученное состояние. После двух смертей в семье, они отвлекались от горя только в те редкие минуты, когда в дом заходили посторон ние, но зато потом еще острее ощущали свою осиротелость и одиночество. Приход новых гостей несколько рассеял, приободрил их. После чаепития пришедшие высказали желание побе седовать. Старуха, подобно мудрому аксакалу, умело за вязала разговор, показав гостям истинное радушие и ува жение. Польщенный приемом, Ахан тоже старался не ударить в грязь лицом и охотно поддерживал разговор, желая по казать себя и терпеливым слушателем и интересным рас 102
сказчиком. Разговор поддержал Калтай, он поведал о го родских и аульных новостях. Мало-помалу гости замол чали, давая старухе возможность высказаться. Поскольку гость оказался волостным управителем и притом выходцем из богатого аула, старуха старалась из лить свое горе, полагая, что мырза окажет ее семье ка кую-нибудь услугу. Она горячо и страстно начала знакомить гостей с поло жением в доме. Е е голос то становился твердым и суро вым, то смягчался и переходил на шепот. Чистосердечный, искренний рассказ звучал как прощальное слово умираю щего, как предсмертная мольба в надежде на спасение. — Дорогой гость,— говорила она, обращ аясь к Аха- ну.— Теперь ты видишь и знаешь, каково нам живется. Мы осиротевшие, мы беззащитные и бедные. Вся рабо та в доме легла на плечи этого ребенка. А я — стару ха — потеряла силу, стою на краю могилы и теперь спо собна только молоть языком. Сноха тоже беспомощна и больна, она лишилась зрения и сам а нуждается в з а ботливой помощи. Все это я говорю к тому, чтобы ты, проезжая мимо нас, помнил о судьбе бедных людей. И если когда-нибудь мы — униженные и беспомощные — обратимся к тебе, то не откажи нам в своей милости, отнесись сочувственно к на шей тяжелой доле. Только не думай и не говори себе, что не стоит засту паться за людей чужого аула. В нашем роде Уак нет тако го человека, который осмелился бы не послушать тебя. Но в нашем ауле нет сильных людей, способных защитить слабого. Все они недалекие и мелочные, как бабы. Они угождают только тем, кого боятся. Вот уже прошло два месяца, как скончался мой Жа- кып, но ни один родственник не зашел посочувствовать горю, узнать, как мы тут, одинокие, боремся с нуждой. А если и зайдет кто-нибудь, то непременно с гонором и самодовольством, представляя себя господином. Мало то го! Наглые бесстыдники, они пользуются нашей слабо стью и беспомощностью, все стараются- наловчиться и что-нибудь присвоить себе. Я, бедная, хочу, чтобы ты пом нил о наших мытарствах и обидах, перенесенных после смерти моего сына. Жакып умер... Но беда не ходит в одиночку — через неделю скончался Мукаш. Мы с горем ложились спать, с юз
горем вставали. И не успела еще отлежаться земля на могилах, как жестокие сородичи решили поделить наши пожитки и разлучить нас, женщин. Л что сделал Смагул, с которым сын мой делился пос ледним куском, в которого верил и считал его самым близ ким и преданным родственником?.. Когда Мукаш был при смерти, Смагул увел нашу последнюю яловую овцу, яко бы взамен того барана, которого он зарезал на поминки Жакыпа. Эх, если бы был жив мой сын... Он многих вы вел в люди, скрывая их плохое, намеренно превознося хорошее. Несмотря на бедность, он превратил свой дом в очаг веселья и радости. Каким он был благонравным, учтивым. Д а пусть твой прах будет благословенным, мое дитя!.. Среди негодных сородичей есть ли достойный его ног тя? Разве не из-за них, нечестивых, заболел на этот раз мой Жакып! У моего деверя есть сын. Дюсен, по прозвищу Болтун. Помимо способности трепать языком и сплетничать, как баба, он не умеет делать ничего другого. К тому же он страшный скряга. Как-то в начале зимы забрел к Болтуну известный ко нокрад Шубар-адыра, желая переночевать. — Нечем тебя покормить и некуда положить,— сказал Болтун и выгнал его из дома в буранную ночь. Разве мог Шубар-адыра, ’выходец из рода Тобыкты, хранимого богом рода, который не считал уаковцев за лю дей и постоянно угрожал набегами, стерпеть такую обиду? В ту же ночь он вернулся в аул, разгромил двор Болтуна, угнал пятерых жирных баранов и двух рабочих лошадей. Дюсен Болтун не решился догонять конокрада, боясь по терять последнего коня под собой. Он пришел за помощью к Жакыпу. «Тебя знают старейшины рода Тобыкты, они не оставят твои слова без внимания. Разве ты допустишь, чтобы на твоих глазах угоняли скот родственников?» Он долго и надоедливо упрашивал Жакыпа, пока тот не вы ругал его: «Ни одним поступком ты не угодил богу, Бол тун! Ты герой только дома, у печки. И чего ты важничаешь, не имея ни солидности, ни внушительности, достойной уважения людей? Ты жалеешь кусок мяса для человека, который мог бы тебе пригодиться со временем. Но ты его выгнал. А что стоит ворам Тобыкты, которые сильнее лю бых волостных, разгромить твою жалкую лачугу?» 104
После того, как Дюсен смиренно опустил голову, со словами: «Кроме тебя, надеяться мне не на кого», Жакып отправился разыскивать угнанный скот этой собаки. Ц е лых двадцать дней он обивал пороги в аулах Тобыкты и, наконец, привел весь угнанный скот Болтуна. Вор оказал ся из богатого и сильного аула. Он не внимал уговорам аксакалов, ссылаясь на обиду, причиненную Дюсеном. В конце концов аксакалы поставили условие: угнанный скот будет возвращен, если Болтун даст согласие выдать свою десятилетнюю дочь замуж за взрослого джигита этого ро да. Жакып, пользуясь правом родственника, дал согласие и погнал скот. В дороге он сильно простудился и вернулся бледным как полотно. Прошло два дня, и он свалился в постель. И вот чем все это кончилось! Мой сын не сидел сложа руки, он занимался торговлей и везде преуспевал. Хотя ему и трудно было управляться одному, но когда я спрашивала его о деле, он всегда улы бался и отвечал: «Зачем вам знать, апа, пока я жив, вы не будете голодать и проживете не хуже других». Но вот сын мой покинул белый свет. Половина скромного состояния, оставленного им, ист рачена на его погребение и уплату долгов. Остались мы с десятком баранов и двумя коровами, а собрать долги с тех людей, которые не рассчитались с моим сыном, никак не можем. Это еше полбеды. Мы совсем забыли о курносом Мардене, которому следовало уплатить долг, равный стои мости трех голов скота. Вот уже десять дней подряд он не отвязно пристает к нам и требует уплаты. Если отдадим ему последнюю скотину, нам остается пойти по миру всем троим. Но в то же время я не хочу, чтобы за моим сыном числился долг ради покоя его души. Я хотела уговорить Мардена, чтобы он потерпел, пока нам уплатят должники, но не успела этого сделать. Дюсен Болтун и его сородичи обо всем решили за нашими спи нами. Боже мой, что они придумали! Как говорят: «Смерть мыши для кошки — забава». Они хотят пролить слезы Га- зизы, зрачка моих глаз, отдают невинную девочку в жены курносому Мардену, у которого недавно умерла старая же на. Вы не знаете, как рыдала моя Газиза, услышав это! Старуха, оживив в памяти сети гнусных намерений, снова почувствовала себя беспомощной игрушкой в руках злых сородичей, и обильные слезы заструились по ее лицу.
Ахай и Калкан лежали, свободно развалившись, опи раясь на локоть, и время от времени пристально погляды вали на Газизу. Они почтительно слушали рассказ стару хи, но, видно, мало сочувствовали ей и украдкой посмат ривали на Газизу странно возбужденным нехорошим взглядом. Девочка часто выходила в переднюю, чтобы подложить топливо под таган. Ее густые брови были постоянно нахмурены, словно застыли навсегда. Печальная молчаливость и недетская сдержанность движений толь ко подчеркивали ее обаяние. Старуха вытерла слезы и продолжала рассказ гневным и злым голосом: — Несчастья Газизы мы не сможем перенести. Ее сле зы для нас — смертельная мука! И потому я прогнала ке- годяев-родственников и разругалась с ними. Вот уже три дня молчат они, притихли. Но курносый, говорят, еще не уехал отсюда. Он не теряет надежды, что жена Болтуна, принявшая на себя роль сводницы, состряпает дело. Не сколько раз она приставала к Газизе, уговаривая ее: «Если ты жалеешь своих матерей, то должна пойти замуж за Мардена. Ведь ты девчонка, и одна не сможешь справить ся с хозяйством, Марден же будет тебе опорой. И твоих обездоленных матерей он в силах поддержать и прокор мить». Как ловко прядет она свои губительные сети, но разве смогу я бросить дитя в объятия какого-то курно сого! Раньше дом наш считался домом старших в этом ауле. А теперь он на грани распада и вымирания. В нем остались две слабые женщины и ребенок, но мы храним очаг Жакыпа и день и ночь молимся за упокой его души. Спрашивается, какую цель преследуют неблагодарные сородичи, отдавая мою внучку замуж за курносого? Доро гой гость, они видят, как хорошо работает Газиза, несмот ря на свою хрупкость и детский возраст. А если Марден увезет ее, то я и моя слепая сноха ничего не сможем сде лать по хозяйству, и тогда коварные сородичи приберут к рукам весь оставшийся скот и наш жалкий скарб. Им нет дела до слез моей внучки, им наплевать на дух Жакыпа, они жаждут одного — поскорее насытить свои утробы. Истинную правду говорит народ: «Кто зарится на счастье ближнего, тот самый гадкий человек». Мы не знаем, что теперь думать, чего ожидать от род ственников, у нас сердце разрывается на куски. Как вспом
ню об их глумлении, так помереть хочется, не сходя с места! ' И снова по лицу старухи потекли слезы. — Судьба была немилосердна ко мне с самого детства. Я выросла у мачехи, испытала, что значит сиротская жизнь — это слезы и горе, горе и слезы. После долгих мук и немилостей судьбы, я дни и ночи молила бога об одном— не дай мне увидеть печальный конец Жакыпа! Но он не внял, конечно, моей мольбе.— Старуха вытерла лицо рукавом и умолкла. Ахан, с бесстрастным лицом слушавший ее жалобные причитания, поднял голову и произнес несколько утеши тельных фраз. Он произнес их непонятно и едва слышно. Сердце Ахана билось размеренно и спокойно, его не тро нули ни бедственное положение несчастных женщин, ни гнусные поступки родственников. Он много слышал о зло действах, во многих и сам принимал участие и поэтому не проникся состраданием к несчастью осиротелых. Глядя на слепую сноху и юную внучку, вслушиваясь в проникновен ный голос старухи, он пытался быть жалостливым и со страдательным, но естественная холодность мырзы брала верх. Он видел слишком много чужих бед и привык к ним, как привыкают к дождю и снегу, к луне и солнцу. Старуха сидела молча, потупясь, покорно склонив го лову для новых ударов судьбы. Она не видела светлого выхода из черной действительности, но лицо ее оставалось сдержанным, весь ее тихий облик выражал неутомимое му жество и душевную красоту. Ахан не переставая следил за Газизой. Когда старуха отводила от него слезящийся взор, он тотчас ловил взгляд девушки, страстно желая передать ей растущее в нем же лание. Газиза, далекая от темных мыслей гостя, не пони мала его. Ей было не по себе от настойчивого внимания Ахана, но она по-прежнему сохраняла вежливость, подоба ющую хозяйке дома. После ужина гости вышли во двор посмотреть лоша дей. Старушка, стараясь угодить важным джигитам, по просила Газизу: Детка моя, пойди посвети гостям и покажи, где взять сено для лошадей. С чувством смутной тревоги Газиза шагнула к двери и, вспомнив назойливый взгляд Ахана, замешкалась. Но раз 107
ве можно не выполнить просьбу бабушки, ведь она сказа ла: «Детка моя, пойди посвети гостям...» Пересилив тревогу, Газиза взяла лампу и вышла в хо лодный двор. Она не видела, как Ахан дернул за рукав Калтая и сказал ему что-то повелительным шепотом. Защищая лампу от ветра, она кивнула гостям и пошла к сеновалу. Ахан остался у двери, а Калтай последовал за девушкой. В тесный, похожий на пещеру сеновал с узким входом можно было протиснуться только одному человеку. Газиза с лампой остановилась, а Калтай пролез внутрь и огля делся. — Дело не в сене, Газиза,— наигранно весело сказал он, оборачиваясь к девочке.— Зачем нам сено, если ты сама понравилась моему другу. Как хорошо здесь вдво ем, тепло!— продолжал он, маслено улыбаясь. — Уходи отсюда! — задыхаясь от страха и гнева, вскричала Газиза.— Уходи! Она поставила лампу на землю и быстро пошла к до му. И только собралась толкнуть дверь, как кто-то, без жалостный и сильный, схватил ее и поднял на руки. Задыхаясь от нетерпения и сжимая Газизу в объятиях, Ахан протиснулся в узкую дыру сеновала. Калтай схватил лампу, широко шагая, пошел в глубь двора и задул свет. Густая, зловещая тьма поглотила двор. Газиза в страхе вырывалась из последних сил, но креп кие руки удерживали ее, властно шарили по телу, рвали одежду. В кромешной тьме сеновала слышался то слабый, полный мольбы голос, то порывистый громкий плач. Никто не откликнулся на зов. Молчала мерзлая земля, шершавая холодная глина, молчала зловещая темнота... Калтай открыл ворота и вышел на улицу. Буран уси ливался, кругом бушевала мутная пелена колючего, хо лодного снега. Порывистый ветер ударил в грудь Калтая, он остановился, повернул обратно и во дворе столкнулся с запыхавшимся Аханом. Лицо его раскраснелось, глаза удовлетворенно блестели. Как всегда, они поняли друг друга без слов... Газиза лишилась сознания, мир исчез для нее. ина ис пытала короткое и непонятное леденящее чувство ужаса, которое испытывает человек, сорвавшийся в пропасть. Очнувшись, долго сидела, молчаливая и неподвижная, 108
медленно приходя в себя, медленно осознавая происшед шее. С каждым мгновением страх и ужас больше и боль ше переполняли ее сердце. Перед глазами с новой яс ностью вставали резко запечатлевшиеся дни после смерти родного отца, ослепшая мать, престарелая бабушка и жестокие родственники. Она собралась рассказать им о новой беде, но, вспомнив их бессилие и забитость, горько зарыдала. Ее, любимицу семьи, никогда, никому не давали в оби ду. Она росла бедной, но сильной духом и гордой. Теперь судьба жестоко посмеялась над ней. З а что? Столько молитв она принесла богу, но он не пришел защитить ее. З а что же ей такая суровая кара, смерть от ца и брата, гнусное надругательство над ней, за что, за какие грехи!.. Вокруг темно и пусто, хоть глаз коли. Она всегда верила, всегда надеялась... Кому верила, на что надеялась? Пропади пропадом весь черствый, не благодарный, жестокий мир, будьте прокляты люди, оск верняющие честь, обманывающие надежды. В эти мгновения вся жизнь Газизы словно почернела и обуглилась. Ее девичьи мечты' и грезы растаяли в ду шевной пустоте, последний огонек любви к жизни затре петал ярко, чтобы угаснуть навсегда. Холодное решение тяжелым камнем улеглось в сердце девочки. Теперь ей нечего делать в родном доме. Две бед ные матери никогда не узнают о ее последнем горе. Эту печальную тайну она унесет с собой в могилу. Шатаясь, девочка вышла на улицу. Хлесткий ветер коловертью кружил снежную пыль, свистя и по-волчьи воя. Она оглянулась в последний раз и на мгновение, сквозь рваную мечущуюся пелену, увидела свой дом, бе лый, словно одетый в саван и приготовленный к похоро нам. В этой старой, обветшалой лачуге осталась вся жизнь Газизы: и звонкие радости беспечального детства и неуемное горе повзрослевшего в несчастье ребенка. Родное теплое гнездо, в котором она выросла, занесут снега, укроют сугробы белым могильным холмом. Она осталась одна, без крова, в объятьях ледяной бу шующей стихии. Пронзительный ветер, проникая сквозь легкую одежду, обжигал тело. Скоро, скоро, где-то в снеж ной мути угаснет последний огонек ее жизни... Но пока он теплился. Газиза шла из последних сил, беззвучно шеп 109
ча сухими губами единственную молитву, в которую еще не утратила веры: «О боже всесильный, помоги мне добраться до могил отца и брата!» Она шла и шла, упор но держась за это последнее желание в своей жизни. Ей хотелось сесть возле могилы, поплакать и рассказать отцу о том, как тяжело живется в мире осиротелым людям. А в это время Ахан лежал в теплой комнате, собира ясь уснуть, и не мог — он беспокоился, благополучно ли закончилась его невинная проделка. В глубине души ко пошился страх, появилось смутное чувство сожаления. Пора бы девчонке вернуться в дом! Но ее нет и нет. Забеспокоились женщины: «Где же Газиза? Да где она?» Они собирались выйти во двор, но в комнату вошел Калтай, поивший лошадей. Все трое встретили его во просом: — Где Газиза? Калтай недоуменно развел руками и громко изумился: — Как, разве она не пришла? — Понимаете, как вышло,— хладнокровно начал он,— после того, как она показала мне, где лежит сено, я спро сил, где находится вода. Ваш е дитя, желая'указать коло дец, вышла со двора и повела меня. А на улице буран и ветер, валит с ног. Я пожалел бедную девочку, как бы она не замерзла, расспросил, где колодец, и направил ее до мой. Неужели она заблудилась? Ах, бедненькая! — И он сделал беспокойное движение, изобразив на лице тревогу. — О боже, да за что нам такое наказание! Детка на ш а!— вскричали женщины и стали торопливо одеваться.— Неужели ты замерзла? О, горе нам, горе! Ахан поднял голову и приказал Калтаю: — Иди на улицу и посмотри вокруг! Крикни, подай голос. Быстрее иди! Женщины, держась друг за друга, с почерневшими от ужаса лицами вышли вслед за Калтаем. Ветер яростно швырнул им в лицо холодным снегом, залепил глаза. Кал тай крикнул, но крик сразу заглох, словно ветер заткнул ему глотку. Старуха, видя тщетность поисков в таком буране, з а кричала страшным душераздирающим голосом: — О духи! Помогите мне, духи! Я принесу вам в жерт ву аксарыбас! 1 1 А к с а р ы б а с — животное, которое привосят в жертву. 110
Слепая стояла рядом, сгорбленная, поникшая, с трясу щимися руками. Калтай вывел коня, вскочил на него и с криком пропал в белой буранной мути. Женщины кричали и кричали до хрипоты. Изнемо женные, усталые, держась друг за друга и шатаясь от ветра, они вернулись в дом, все еще надеясь на возвра щение Газизы. Ветер, не ослабевая, ударял в окно, выл и выл за сте ной и казалось, что всякий р аз кто-то подъезжает и подъезжает к несчастному дому. Вскоре, грохнув дверью, вошел Калтай. — Нигде ее нет! Я сам заблудился, еле нашел аул. Женщины сидели неподвижно всю ночь, до утра, о за ренные красноватым светом лампы, и молили бога. Беско нечно долго, не умирая, тянулась ночь, самая длинная в их жизни. На рассвете гости стали собираться в путь. Калтай и утром ходил на поиски, но понапрасну. Он сообщил о про исшествии родственникам, жившим поблизости. Ахан и Калтай запрягли лошадей и уехали. Утром, в бледном сумраке Газизу нашли мертвой меж ду двух могил. Чуть притихший ветер шевелил ее растре панные волосы и легкую одежонку. Она лежала на мерз лой земле могил отца и брата. След тяжелого горя — вечно сомкнутые брови — словно стаял от дыхания смер ти. «Я невинна, я чиста,— как бы говорило ее детское ли цо.— Как хорошо, что я пришла сюда, к месту своего спа сения». Мертвая, она стала недосягаемой. Теперь ни бог, ни люди, никто не омрачит светлой радости ее лица, она навсегда избавилась от мучений. ОХОТНИ К С ОРЛОМ Было еще темно, дул прохладный осенний ветер, ког да два охотника вышли из юрты и торопливо отвязали оседланных коней. Пожилой, с редкой проседью в бороде Бекпол проворно заткнул чембур 1 за пояс и занес было ногу в стремя, как вдруг услышал позади тревожное фыр канье коня и обернулся: с ближайшего холма стреми 1Ч е м б у р — повод. III
тельно мчался всадник, за плечами которого ритмично i покачивалось ружье. В предрассветной мгле трудно сра зу узнать едущего. Спутник Бекпола — Жанибек, высокий молодой джи гит, недоуменно спросил: — Кого это несет к нам в такую рань? Бекпол молча нахмурил брови. Видно, неожиданное появление всадника не только удивило, но и встревожи ло его. — Д а ведь это же Оспанкул, бригадир конезавода! Куда он чуть свет мчится? — изумленно крикнул Бекпол. Могучий охотничий орел, опьяненный свежим осенним воздухом после тесной и душной юрты и мирно дремав ший на руке Бекпола, вдруг встрепенулся и распростер свои огромные, синевато-стальные крылья. От шумного взмаха крыл все оперение его затрепетало, как трепещет и шуршит сухой камыш, вспугнутый порывистым ветром. Кзыл-Балак— так звали орла — всегда встряхивался с такой силой, что кони испуганно шарахались. Надобно за метить, что Бекпол, видавший на своем веку немало лов ких, необычайно проворных, с острым глазом и тонким охотничьим чутьем птиц, особенно дорожил этим орлом, и потому порой, может быть, не в меру бахвалясь, он го ворил: «Перья Кзыл-Балак ярки и шумны, как лучший атласный халат красавицы». Гнедой конь Бекпола насторожился, всхрапнул и, за кусив удила, повел своей красивой гордой головой. Жанибек в это время мирно сидел на корточках. Его беркут Кара-Кер пытался сбить правой ногой со своей головы кожаную шапочку: молодой орел еще не совсем усвоил охотничьи навыки. Беспокойный, шальной, он про являл повышенную нервозность и пытался освободиться от стесняющего его головного убора, стремясь видеть ок ружающий мир своими зоркими глазами. — Не позволяй сбивать ему шапку! — повелительно сказал Бекпол,— Даш ь ему волю — отобьется птица от рук и хорошего на охоте от нее тогда не жди! Жанибек, с восхищением глядевший на всадника, вдруг воскликнул: — Д а это же лысая бедеу!1 Ее, наверное, готовят к ок тябрьской байге! 1 Бедеу-яловая. 112
— Это не конь, а пылающий костер!— любуясь стре мительным, плавным бегом лошади, сказал Бекпол. Под всадником легко и изящно танцевала сдерживае мая поводьями тонконогая лошадь. С месяцеобразной светлой лысиной на темном лбу, с большими горячо свер кающими глазами конь был как-то женственно красив, и недаром так восхищенно заглядывались на него охот- — Ты куда это, милый? Все ли у тебя в табуне бла гополучно? — спросил наконец Бекпол, не без тревоги вглядываясь в Оспанкула. На посеревшем, измятом лице Оспанкула можно бы ло легко заметить следы изнурения и бессонницы. Отды шавшись, не слезая с коня, он начал было свой рассказ, но разгоряченная бегом лошадь не могла успокоиться, не терпеливо перебирала упругими, точеными ногами и ме шала говорить. — Ты слезь,— посоветовал ему Жанибек. И всадник, спешившись, продолжал свой рассказ. В эту ночь на холмах и ложбинах Сарымсакты, вид невшихся отсюда, бригада Оспанкула пасла один из та бунов конезавода. Долгая осенняя ночь была непогожей, черной и ветреной, тяжелые плотные тучи покрывали не бо. Глухая полночь была встревожена пронзительным ржанием, странным гулом, неясными криками и свистом. Лошади, точно окруженные волчьей стаей, бросились в разные стороны. Заметались растерянные пастухи. Но в этой ненастной ночной мгле им не удалось найти мгно венно рассыпавшегося по степи табуна. Только на рассве те, после долгих усилий, Оспанкул собрал разбежавшихся лошадей и, пересчитав, обнаружил пропажу девяти ко ней. По всем признакам табунщиков, лошади были напу ганы не зверем, а человеком и попали, как видно, в руки конокрадам. Разослав всех на поиски, Оспанкул сам по мчался в пограничную комендатуру за помощью. По пути он решил предупредить охотников, обычно блуждавших в этих безлюдных пограничных горах. Беке, ты выслеживал и ловил со своим беркутом не только четвероногих хищников. Это будет новое испы тание твоей охотничьей сноровки. Ты понимаешь, пропа ли лучшие лошади! Пропали три коня, которых я готовил к октябрьской байге! Помоги нам, Беке! Бери своего вер ного помощника, свою зоркую птицу, и обшарь сегодня8 8 Казахские рассказ 113
же весь Керге-Тас,— указал Оспанкул на мягко синею щие вершиньи высоких гор. — Видишь ли, мой друг,— после некоторого раздумья ответил Бекпол,— если лошади угнаны, то воры, надо ду мать, с той стороны... Положим, они не смогли еще доб раться до границы: днем они не пойдут. Стало быть бу дут ждать следующей ночи и на день спрячутся в горах Сарымсакты. Поэтому тебе, пожалуй, следовало бы по искать их там, у себя! Бекпол собрал в левую руку поводья и легко вскочил в седло. Тронув коня, он обернулся к Оспанкулу и, ука зывая на синеющие вдалеке скалы, бросил: — Ты скачи в комендатуру, а мы выедем на Ожар. Решение это не совсем понравилось Оспанкулу, и он истолковал его как отказ помочь в поисках. Ведь мрач ные, почти непроходимые ущелья Керге-Тас были доступ ны только одному Бекполу. Там он знал каждую чуть приметную звериную тропу, каждый камень. И потому Оспанкул решил настаивать, чтобы охотник ехал именно в эти горы. — Беке, я пришел к тебе за помощью. Неужели ли сицы тебе дороже девяти лучших коней? — не скрывая обиды и огорчения, сказал Оспанкул с несвойственным для него раздражением. — На Керге-Тас наши охотники с гончими. И если во ры там, они не уйдут,— ответил Бекпол кратко. Оспанкул отлично знал, о ком шла речь. — А ну тебя с этими зелеными юнцами! — иронически усмехаясь, оказал он.— Они и гор-то не знают... Д а и о ночной тревоге им еще не известно!.. Жанибек тоже вскочил на коня и нетерпеливо ерзал в седле, прислушиваясь к не совсем дружелюбному раз говору. По совести сказать, ему очень хотелось побывать на Ожаре. Д о сих пор ни один охотник не побывал там со своим орлом. Эти места давно прельщали Жанибека. В обольстительных и красочных снах видел он несметное множество пышных лисиц, покорно распластавшихся под стремительно падающим Кара-Кером. Ах, эти неповто римые, волнующие охотничьи сновидения! Эта древняя и всегда юная охотничья страсть! Как все это близко, до рого, знакомо Жанибеку. Он понимал, что для охоты пря мой расчет ехать именно на Ожар. «Но как же быть с пропавшими лошадьми?» — задумался Жанибек, и рассу- 114
док начал медленно подавлять в нем пыл молодого охот ника. Вот почему он решительно заявил Бекполу: — Отвечай прямо, Беке: мы едем на охоту или от правимся в погоню за конокрадами? Д авай решим это скорее и не будем задерживать Оспанкула. Помедлив с ответом, Бекпол наконец заявил Оспан- кулу: — Вот что, друг мой, поезжай-ка в комендатуру и скажи там Александру, что Бекпол не послушался тебя и уехал на Ожар... Ведь ты сам не нашел следов коно крадов? Следовательно, надо прежде разыскать эти следы,— заключил Бекпол и, тут же пришпорив своего коня, крикнул Жанибеку: — З а мной! Мы с тобой будем сегодня ловить не только лисиц! Оспанкул долго с недоумением, смешанным с оби дой, смотрел вслед удаляющимся всадникам: мелкой ровной рысцой уходили они туда, к далеким, горам, мягко и нежно окантованным голубоватой дымкой. Поведение Бекпола казалось Оспанкулу тем более странным, что о Бекполе шла слава как о знаменитом колхозном охотнике, встречи с которым старательно и з бегали нарушители границы. Он слыл по всей степной округе надежным помощником пограничного отряда. Это обстоятельство и привело Оспанкула сюда. Отягощен ный сомнениями, он направился дальше, к месту по- гранотряда, изредка оглядываясь на двух удаляю щихся в сторону Сарымсакты всадников, на плечах которых мерно покачивались неясные силуэты непод вижных птиц. Предгорье, по которому ехали охотники, было по крыто густым, низким, пепельно-серым ковылем. Н аме танный, острый глаз Бекпола сразу заметил, что, не смотря на непогожую ночь, здесь не выпало ни капли дождя, и пыль лежала на изредка попадающихся ка менных клочках земли. В воздухе висела мглистая, слегка колеблющаяся завеса предутреннего тумана. Скло ны гор с^ пожелтевшей, словно покрытой ржавчиной, растительностью и угрюмые громады скал были подер нуты синеватой мглой. Но небо было безоблачно, све жо, умыто и по-осеннему холодно. Глядя на него! ста
рый охотник уже отлично знал, что день будет погожим, сияющим. Вот блеснули первые, ярко заигравшие на зубчатых вершинах Керге-Таса лучи восходящего солнца. Особый ободряющий холодок предгорий потянул навстречу всадникам. Невдалеке виднелись глубокие, головокружи тельные ущелья Ожара. В разреженном горном воздухе отчетливо звенели кованые копыта коней, наполняя ме лодичным стуком ущелье. И даже орел, мирно дремав ший на руке Бекпола, хотя и не видел из-под кожаного колпачка, куда увлек его охотник, но инстинктивно ощутил приближение гор. Кзыл-Балак приподнял свой тонкий, с сизоватым отливом клюв, похожий на отшли фованный кремень, и жадно вдыхал теперь прохладу вскормивших его гор, овеянных древними ветрами. Жанибеку показалось странным, что Бекпол ехал, не меняя направления. Он знал, что надо было свернуть влево, и тогда они не раз успели бы снять со своих ор лов колпачки и пустить птиц на желанную добычу. Уже далеко позади остались прославленные пики с лисьими норами у подножий, а Бекпол упрямо продолжал свой путь, не отвечая на неоднократные вопросы Жанибека. Так они ехали до тех пор, пока не поравнялись с хол мами Сарымсакты. Только тут Бекпол вдруг встрепе нулся, точно охотничья птица, почуявшая добычу, и ре шительно повернул к Кабаньему ущелью Ожара. Жани- бек послушно последовал за старым охотником. Петлю, сделанную стариком, он приписал задумчивой его рас сеянности, признаку старческой забывчивости. Свернув в горы, Бекпол перешел на рь1сь, все время возбужденно подгоняя своего коня. З а ним по пятам ехал Жанибек, пытливо озираясь вокруг. Он рассмат ривал груды камней в ущелье и с минуты на минуту ждал, когда настанет время снять колпачки с орлов и пустить их с вершины этих пиков на добычу. Всадники спустились в ущелье, и Бекпол, придержав коня, поехал шагом. «Ага, боится спугнуть лисицу!» обрадованно подумал Жанибек. Но Бекпол, выехав на поросшую мелким ковылем небольшую площадку, вдруг остановился, всмотрелся в этот ковыль и, обррнувшнсь к спутнику, вполголоса сказал: — Поди-ка сюда, дорогой! Жанибек нерешительно приблизился и недоуменно пв
посмотрел на показанный ему чуть заметный след ло шадиных копыт. _ Смотри,— почти шепотом произнес Бекпол,— сле ды жеребенка... Пристально вглядевшись, Жанибек иронически рас смеялся: — Уж не думаешь ли ты, Беке, что обнаружил про пажу? Напрасно! Здесь вчера паслись наши кони. Холодно посмотрев на смеющегося молодого джиги та, Бекпол ничего не ответил ему и молча поехал по сле дам дальше. Однако они скоро пропали в густой, плот ной горной траве. Тогда старик повернул на другую площадку, прошитую мелким редким ковылем. Отъехав сотню шагов, он снова подозвал Жанибека и снова ска зал ему: — Старого воробья на мякине не проведешь. Вот смотри! Видишь кизяк? Он совсем свежий. Кони были ночью. Ты понял меня? А наших лошадей мы отсюда угнали вчера в полдень... И потом,— продолжал он пос ле минутной паузы,— посмотри, как разбросан кизяк! Так он падает только на сильном скаку лошади, а не на вольном выпасе. Это тебе говорит старый Беке, и ты, молодой, должен верить ему. Жанибек молчал. Он был явно сражен проницатель ностью старого охотника. Посмотрев на него, Бекпол с улыбкой явного пре восходства заметил: — Я знаю. Ожар велик. Они. конечно, расставили караулы и наблюдают за нами. Но будем хитрее их. Пусть не думают бандиты, что мы их преследуем. Старый Бекпол словно обрел утраченную юность. В его когда-то светлых глазах зажегся былой молодой задор. — Мы же с тобой охотники! — с хитрой усмешкой ска зал он.— Так давай мирно продолжать охоту на лисиц. Не забывай: нужно действовать медленно, умно, осто рожно, как требует неписаный древний закон. Только таким образом мы обнаружим логово зверя. Ты понял меня, мой друг? Жанибек с готовностью указал налево: — Хорошо! Поднимись, Беке, на эту скалу, а я обы щу вот эту груду камней внизу. Чувствую, что здесь во 117
дится лисица! — И он, пришпорив коня, стал спускаться Бекпол поднялся на вершину и снял колпачок со свое го красноногого, точно обутого в сафьяновые ичиги, Кзыл-Балака и отпустил птицу. Орел встрепенулся и, охваченный все нарастающей внутренней дрожью, начал пристально смотреть вниз, где у подножья горы проезжал Жаннбек. Кзыл-Балак нетерпеливо поводил упругой шеей, тревожно шуршал своим золотым оперением. Птица чувствовала близость добычи, и ее нарастающее • беспокойство мало-помалу начало передаваться охотнику. Он тоже заметно нервничал, беспокойно перебирал су хими упругими пальцами повод, настороженно озирался BOKDVT. Жанибек же не спеша обшаривал каждый камень. Он ударял в ладони и коротким, отрывистым посвистом старался поднять лисиц. Не видевшие в этих местах охотников, не пуганные ими, лисицы после ночной охо ты не поднимались из теплых, належанных логовищ. Только приблизясь вплотную, охотник мог вспугнуть это го чуткого, умного зверя. Бекпол снял длинный ремень с ноги орла, привыч ным жестом заткнул его за пояс и, доверив предстоя щую охоту только Жанибеку и своей птице, сам не сво дил зорких, потускневших о * напряжения глаз с дале ких. грозных вершин Ожара. Ни малейших признаков жизни не видно среди этих немых скал. «Остановились они на О жаре или ушли дальше? Где приютились они — в этих далеких, недоступных теснинах или в густом лесу?» — думал Бекпол. Для него было ясно только одно, что конокрады ук рылись в надежном месте, что они отлично знают эти ущелья и скалы и что у них, видимо, есть надежный проводник, прекрасный знаток этих почти непроходимых мест. Пронзительный крик Жанибека прервал размышле ния старого охотника, и огромный орел, судорожно дрогнув, мгновенно сорвался с его руки и камнем упал вниз, но тут же могучим толчком, словно самолет, вы шедший из штопора, взмыл к сияющим в солнечном оре оле вершинам Ожара. И трудно было понять, голос ли человека поднял Кзыл-Балака, или сам он чутьем, свои-
ственным ему, тонким, проникновенным чутьем горного хищника, учуял давно ожидаемую добычу. Зачарованный необычайным взлетом, Бекпол, не от рываясь. смотрел на взмывшего в голубую высь орла Он любил эту сильную, красивую, вдохновенную птицу, сумевшую только за последние десять дней добыть для колхоза тридцать отличных лисиц. Тот, кто видел величественный полет орла, паряще го в синем небе, тот, кто хоть раз ощутил трепет пти цы, почуявшей добычу,— тот поймет волнение, охватив шее в эту минуту охотника. Бекпол еше не видел лисицы, но чувствовал, знал, что она мечется где-то меж камней, норовит спрятаться в трещинах, уйти от своего безжалостного врага. Но тот, сделав еще один вираж, ослепительно сверкнув па сати не стальным переливом распластанных крыльев, вдруг упал вниз и мгновенно исчез за грудой камней. И в эту минуту, вслед за орлом, кубарем скатился вниз Жаннбек. Бекпол осадил коня и. явно волнуясь и нервничая, стал наблюдать, как возьмет хищник зверя: сразит ли его прямым смертельным ударом или взовьет ся над ним снова? Это было решительным испытани ем, о котором так много думал требовательный охот ник. Всегда сдержанный, хладнокровный и расчетли вый, Бекпол. несмотря на огромное волнение, не терял самообладания в этот азартный миг и не упускал из ви да Кзыл-Балака. Не торопя коня. Бекпол перевалил через груду кам ней и увидел, что Жанибек уже спокойно сидел на кор точках и кормил разгоряченного орла языком убитой лисицы. Не слезая с коня, Бекпол спросил: — Ну как? Каков удар? — Переломил позвоночник!— ответил Жанибек и расправил на вытянутых руках мертвую лисицу. Молодец Кзыл-Балак! Нынче я впервые вижу т а кой полет,— восторженно отозвался Бекпол. Охотники \"долго молча любовались орлом и взятой им добычен. Но вот они встрепенулись, встревоженные глухим, порывистым свистом, и. подняв голову, увидели, как проплыла над ними какая-то хищная птица. Это был самый обыкновенный степной коршун. Не отрывая от
коршуна своего зоркого взгляда, Бекпол озадаченно спросил: — Куда направил он путь? Что-то увидел стервят ник... — Наверно, добычу Кзыл-Балака, — предположил Жанибек. — Нет, — горячо возразил Бекпол. — Он, наверно, спешит к завтраку на вершину Ожара,— И тут же, не отрывая глаз от удалявшейся к вершине птицы, Бекпол промолвил: — Постой, друг! Л вот и другой! Он тоже дер жит путь туда же. Знаешь, Жанибек, это неспроста. З а бирай лисицу в коржун1 и скорей — на коня! Послушный и проворный джигит Жанибек никогда не перечил Бекполу на охоте. Он быстрым привычным движением передал Кзыл-Балака, снял с камня своего Кара-Кера и вскочил в седло. Бекпол продолжал следить за коршунами. Он знал, что если его подозрения верны, — эти хищные птицы потянутся косяками со всех сторон. Наконец он задум чиво посмотрел на Кара-Кера. — Послушай,' Жанибек, поднимись на эту груду камней и оставайся там. Я же отправлюсь на ту скалу,— показал он рукояткой плети на красный утес, неясно выступавший из глубины ущелья. И когда я дам знак, ты выпусти Кара-Кера. Кзыл-Балак неподатлив, и не взлетит, не увидев добычу. Много труда положил я на го, чтобы сделать Кара-Кера быстролетным и послуш ным. Птенцом взял его из гнезда, он падок на приманку, на мясо и всегда дает знать о том, где находится. Он будет нам полезнее Кзыл-Балака... Бекпол тронулся в сторону утеса и, едва подняв шись на первый выступ скалы, подал условный знак. И не успел Жанибек сорвать колпачок с Кара-Кера. как орел мгновенно взмыл вверх. Прекрасно тренированная птица послушно и быстро взлетала с любого места и разыскивала незримую добычу. Жанибек заметил, что в том же направлении, куда летел Кара-Кер, шли один за другим три огромных чер ных беркута. Видно было, что орел, заслыш ав их тревожный кле кот, набрал еще большую высоту и стремительно пошел 1 К о р ж у н — походный мешок. 120
вслед за ними. Это испугало Жанибека. Ему показа лось, что птица, увлеченная стаей беркутов, уйдет с ни ми. Жанибек помчалвя к Бекполу, но, поравнявшись, к своему изумлению, не заметил на лице старого охот ника ни малейших признаков тревоги. Старик спокойно смотрел вдаль, мысленно проводя в воздухе ту тропу, по которой шли и исчезали птицы, и, когда Жанибек по пытался было высказать свое беспокойство, властно протянул джигиту своего Кзыл-Балака. — Брось, друг мой! Не говори мне что не следует. На, забери мою птицу. «Он, наверно, расплачивается со мной за Кара-К о ра»,— огорченно подумал Жанибек, еще не зная, брать или не брать этот дорогой подарок. Однако Бекпол сказал: — Ты не думай, что я дарю тебе своего орла. Я не отдам тебе его. Не отдам потому, что твой орел еще вернется. Послушай,— сказал он проникновеннее и ти ше, участливо тронув за локоть своего молодого дру га,— послушай, я знаю, я чувствую, что враги здесь. Они на Ожаре, по ту сторону этих вершин. Это они подзывают на завтрак коршунов. Видимо, там уже з а кололи одного жеребенка... Только кто будет есть это го жеребенка — они или мы — вот вопрос!.. Бекпол лукаво улыбнулся и потом уже сурово и тре бовательно добавил:' — Немедленно скачи с моим орлом в комендатуру погранотряда. Мчись к Александру. К вашему приезду я постараюсь выпустить Кара-Кера, и если удастся, то выпущу прямо со стоянки врагов. Следите — это будет моим условным сигналом! Жанибеку стало все ясно. И он, не дожидаясь лиш них слов и объяснений, решительно повернул своего коня и помчался в противоположном направлении, к границе. Бекпол же не спеша стал подыматься к синеющим вдалеке вершинам, по ту сторону которых скрывался, по его расчетам, неприятель. Солнце уже поднялось над пирамидальной верши ной пика. И Бекпол определил, что люди из комендату ры прибудут, когда солнце перекочует на западный склон Ожара. До этого он должен обнаружить воров и подать условный знак. Но круты и почти неприступны склоны Ожара. Конь, 121
напрягая последние силы, идет мелким шагом: даже легкая рысь не под силу ему. Древний, дремучий лес осеняет путь. Прохладой полны эти густо проросшие еля ми уступы скал. Ни звука... Лишь изредка прострекочет поодаль сорока да донесется приглушенный окрик коп чика, неутомимо парящего в вышине. И среди этой дре мотной горной тишины осторожно пробирается одино кий путник в сером тулупе, в сурковой шапке. Он едет, напряженно вслушиваясь. Напряжено зрение, напря жен слух, напряжен каждый нерв, каждый мускул. Он едет среди безмолвных угрюмых скал, все дальше и дальше углубляясь по тропе архаров и тау-теке1... Все гда зовут, всегда манят к себе одинокого путника эти купающиеся в лучах осеннего солнца вершины гор. Они величественны и прозрачны. Кажется, они горят своим внутренним светом. Как легко дышится в эту пору! Как хочется скорей достичь цели! И чем труднее путь, тем острее желание преодолеть его... Бекпол спешил. Вот он спрыгнул с коня и поднялся на высокую ска лу. Перед ним широко распахнулся другой склон Ожара. Внизу тянулась темная ажурная полоса леса, пересе ченная кое-где глубокими впадинами, обрывами, про валами. «Но где же враги? В котором из этих ущелий скры лись они от зоркого глаза? Под защитой каменных скал или в лесу?» — задает себе эти вопросы и пока не на ходит ответа Бекпол. Он некоторое время лежал на выступе острой скалы, зачарованный красотою виднею щихся вдали колхозных полей, красотой близкой, род ной сердцу земли, которую так ревниво, так бдительно вот уже много лет помогает он охранять пограничникам от вторжения закордонных нарушителей. Долго и при стально вглядывался он в темную полосу внизу. Неши- рокбй, длинной и густой лентой тянулись леса по скло ну. Он начал свой осмотр с левого края и вдруг впере ди, в густой массе елей увидел чуть заметный дымок... «Верно ли, не показалось ли?» — подумал Бекпол, про тирая глаза. Слабый дымок, сливаясь с окружающей синевой, медленно поднимался, рассеивался и исчезал, еле успев Т а у-т е к е— горные козлы.
подняться над лесом. «Так и есть! - говорил сам себе охотник.— Зачем им храбриться и разводить костер на от крытом месте? Опытные воры! И огонь развели под густыми ветвями елей, думали: дым рассеется, пока пройдет сквозь чащу. Видно, не торопятся, на целый день расположились... В камнях каждый звук отдавал ся бы эхом. Лошадей много, зарж ет какая-нибудь и скажет: «Я тут», а в лесу звуки тихи и немы...» Бекпол снова сел на коня и направился прямо к стой бищу укрывшихся врагов. И вот он наконец наткнулся на них. Присутствие людей выдали кони, которые после долгой скачки теперь остывали, связанные попарно — по-калмыцки. Бекпол заметил, что на саврасом и рыжем конях — нездешние седла. Это были седла, обычно употребляемые наезд никами из рода Кызайцев и рода Суан — из родов ки тайских казахов,— и Бекпол сразу же понял, что воры пришли с той стороны. Внимательно оглядев лошадей, он заметил, что кони были измучены длительным и трудным путем. «Однако, где же люди? Может быть, они спят?» В то же мгновение послышался грозный окрик: — Стой! Бекпол встревоженно оглянулся и увидел в чаще человека с бескровным смуглым лицом — вернее, ско рей почувствовал, чем увидел. Человек, высунувшийся из густой заросли деревьев, направил на него в упор темное дуло ружья и с каким-то презрительным спо койствием, не повышая голоса, приказал: — Слезай с коня! — Слезу, дорогой,— невозмутимо ответил Бекпол.— Но тебе следовало бы сначала спросить: враг я или нет? Ведь я же один! Чудак! Я просто охотник. Ищу свою потерянную птицу. Эти слова, произнесенные Бекполом с неподдельным спокойствием и теплой дружеской иронией, видимо, по действовали на бандита. Он быстро спрыгнул с дере ва, почти подбежал к Бекполу и вырвал у него из рук чембур. Потом, не говоря ни слова, он стал позади Бекпола и жестом указал ему, чтобы тот двинулся к стойбищу воров. Пришлось подчиниться. Только теперь стало замет но, что в глубине чащи сидели еще три человека. Они 123
словно выросли из земли. Эти люди были вооружены ружьями. Неподалеку от одного из них — седобородого бандита — сидел на пне Кара-Кер. Птица сосредоточен но и с увлечением клевала жилистый кусок свежего мяса. Вдруг Бекпол, Мельком взглянув на бородатого во ра, от неожиданности сделал шаг назад и замер. Тот также отшатнулся и изумленно раскрыл глаза. — Как! Бекпол! Как! Это ты? — удивленным и враж дебным голосом воскликнул бородатый. Бекпол, мгновенно овладев собою, стараясь казать ся обрадованным, закричал в свою очередь: — Сатбек! Дорогой мой! Сатбек, ты жив! Я не верю своим глазам!.. Двое других бандитов приблизились к охотнику и, не доуменно переглянувшись, выжидающе молчали. Сат бек нерешительно, глухим голосом, спросил: — Ты свой? Или... ты враг? В ту же минуту остальные бандиты начали быстро обыскивать Бекпола. Было неприятно ощущать их то ропливые и грубые прикосновения; однако старик не протестовал и продолжал стоять спокойно, не сводя с Сатбека притворно-радостного взгляда. Он так искусно играл, что было похоже, будто и на самом деле он пере живает эту радость встречи всем своим существом. -— Конечно, свой! Я по-прежнему предан тебе, Сат бек,— тоном, исключающим всякое подозрение в неис кренности, ответил Бекпол. — Это правда? — Я никогда не лгу. Обыскав Бекпола и не найдя ничего подозрительно го, бандиты отступили. Бекпол между тем внимательно изучал знакомое лицо и нашел, что Сатбек, как и пять лет тому назад, был подвижным, изворотливым, хищным и быстрым. Это был тот же наглый и хитрый пройдоха, известный всей округе. Родовитый бай и аткаминер, он ловко из бежал конфискации, выдав свою дочь замуж за одного из крупных областных работников, под защитой кото рого он сумел вовремя скрыться от заслуженной кары. Только несколько лет спустя прошли по степи смутные слухи, будто он осел где-то в Сибири. Другие говорили, что он поступил на службу где-то под Ташкентом. Третьи 124
давно уже похоронили его. Было верно только одно, что человек этот появлялся и ночевал то здесь, то там, искусно маскировался, петлял и путал свои следы, как загнанный зверь. Бекпол в прежние годы батрачил у него. Жалкий конь да не менее жалкая убогая юрта — вот и все имущество было тогда у Бекпола. Ровесник Сатбека, он со своей семьей всю жизнь провел в работе на этого аткаминера и, кроме унизительных оскорблений, ниче го у него не заработал. И теперь, встретив его в этом горном глухом углу, Бекпол понял опасность, которая ему грозила. Вот почему, собрав свои нервы в комок и подавляя в: себе прилив злобы и ненависти к этому че ловеку, искусно и тонко вел он игру, изображая прежне го покорного и преданного слугу. Не спускал с Бекпола глаз и Сатбек, не зная — ве рить или не верить ему. — Ну, иди сюда,— уже более мирным тоном сказал он, приблизившись к костру, и стал расспрашивать: — Сколько вас, охотников? Кто твои товарищи? Где они сейчас? — Товарищей у меня нет. Я один. Если бы был то варищ, он помог бы мне поднять лисицу, и орла не при шлось бы отпускать далеко,— с наигранным спокойстви ем ответил Бекпол. Видимо не вполне доверяя этим объяснениям, по- прежнему настороженный, Сатбек, кивнув в сторону Кара-Кера, иронически заметил: — Разве это орел! Это нищий, собирающий случай ные подачки! Разве может быть такой орел у тебя? Маленькие проницательные глазки Сатбека забегали по лицу Бекпола. Но этот испытующий взгляд не смутил старого охотника. Бекпол усмехнулся и с прежним, не покидающим его спокойствием ответил: — Зорок ты, Сатбек! Это верно. Дело в том, что птица эта принадлежит одному молодому неопытному охотнику. Он испортил ее... Сатбек молчал, искоса поглядывая, точно готовился к новому прыжку. Подошли остальные трое бандитов и тоже стали расспрашивать Бекпола, норовя выудить у него нужные им сведения. Их интересовало, нет ли погони? Ищут ли пропавших лошадей? Кого он видел в горах со вчерашнего вечера? Но что мог видеть одинокий охотник? Никого он не
видел, кроме своего орла. И ничего он не знал, этот скромный старик. — Хорошо,— решительно вмешался в беседу Сат- бек. — Хорошо, я согласен. Но если ты свой человек, то пойдешь ли с нами? — спросил он в упор, приблизив шись к Бекполу. После секундной паузы Бекпол нашелся и твердо от ветил: — Не гляди на меня так сурово, Сатбек. Если я с первого слова скажу «да», вряд ли ты поверишь мне. Перед тобой прежний, преданный тебе Бекпол. Ты го воришь со мной, мой прежний Сатбек. Разве этого не достаточно? Ничего не ответив, Сатбек взглянул на товарищей и подал им знак. Все четверо мгновенно поднялись и ото шли в сторону. По приглушенному говору Бекпол по нял, что они совещаются. Он знал, что проницательные степные гл аза Сатбека следят за ним и сейчас, и потому внешне сохранял то же спокойствие. Минуту спустя голоса людей, говоривших полушепотом, стали громче. Один из них — черный, точно обуглившийся — яростно спорил с Сатбеком. Вдруг трое бандитов неожиданно набросились на Бекпол а. Не д ав ему опомниться, они насели на него, перед глазами тускло блеснул нож с яркой желтой ру кояткой. Но Сатбек ловко схватил одного из бандитов за руку. — Джигиты! Ради меня отпустите его!.. Это мой род ственник. Дайте мне поговорить с ним. — О чем говорить? Не о чем говорить! — кричали все, не отпуская Бекпола. — Тогда допросите сами его, и если он вам солжет, убейте! — заявил Сатбек. «Ага, вот на что он пошел!» — сообразил Бекпол. — Пусть твой старик поклянется быть с нами. Ина че ему конец. На острие сабли нет дружбы! — злобно кося взглядом, крикнул черный бандит, надавливая коленом на грудь старого охотника. Но это ничуть не испугало Бекпола. Гнев и ненависть нарастали в нем с каждой секундой. В старческой памяти, как в калейдоскопе, замелькали безотрадные кар тины былых дней. И чувство ненависти к Сатбеку подави ло в нем страх. Больше того, чувство протеста и ненависти
было сильнее в нем даже чем инстинкт самосохранения. Вот почему, крепко стиснув свои пожелтевшие от времени, но еще крепкие старческие зубы, упрямо молчал Бекпол. ’ И это злобное безмолвие старика взбесило бандитов. — Д а ты что, онемел, что ли?-Ты видишь, я засту пился за тебя, просил...— начал было Сатбек. Но Бекпол не дал договорить ему и крикнул: — Так убери их прочь! Он рванулся изо всех сил. Сатбек отстранил от него своих людей, и когда Бекпол поднялся, обратился к не му с такой речью: — Хорошо, я поручусь за тебя. Присоединись к нам и помоги ночью перегнать этих коней за границу. Не бе спокойся, когда мы придем туда, я позабочусь о твоей судьбе. Мы станем прежними Бекполом и Сатбеком. Ты согласен? Бекпол незаметно глянул на солнце и с радостью увидел, что оно уже приблизилось к противоположной стороне Ожара. — Слушай, Сатбек, и слушайте меня вы, джигиты! Хорошо. Я согласен,— непринужденно и почти весело сказЗл он.— Довольно разговоров! Давайте-ка лучше ва рить мясо, подкрепим себя пищей — и скорее в путь. Надо спешить! Пошли нам бог удачу! Эти слова оказали на окружающих людей явно бла готворное действие. Они засуетились. Весело запылал костер. Густым горьковатым запахом потянуло от кос тра, от варящегося мяса. Сатбек и Бекпол сидели около огня и уже совсем мирно беседовали, как беседуют толь ко старые друзья после давней разлуки. — Я ухожу с вами,— сказал Бекпол,— а вот с пти цей мне надо проститься. Ее надо выпустить на волю. Увлеченные хлопотливой возней вокруг варящегося мяса воры рассмеялись. Бекпол заглянул в глаза орла, ласково провел рукой по его груди и трогательно ска зал: — Останься же памятью о нас с Сатбеком на нашей родине! Я не сниму колец с твоих ног... Прощай! Улетай, мой вольный друг! — С привычной ловкостью он под бросил Кара-Кера, и птица, сорвавшись с руки, мгно венно начала набирать высоту, чертя плавные круги над вершинами елей и зарослей. Не отрываясь, долго 127
следил за полетом Бекпол, словно и в самом деле про щ ался с любимой птицей. Затем Бекпол подсел поближе к костру. Черный ко тел стоял на потухающих углях. Старый охотник под бросил на угли давно уже приготовленную им горсть полугнилых листьев и сухой травы. Над елями гуще заклубился синий дымок. Скоро мясо было готово. Проголодавшиеся люди ожесточенно и быстро расправлялись с ним. Вдруг один из них заметил нечто неладное: оседлан ные кони тревожно навострили уши и подняли головы. — Что это? — тревожно спросил Сатбек, инстинк тивно хватаясь за ружье. Мгновенно повскакали со своих мест и схватились за ружья и остальные. Все рассыпались, прячась за ство лами деревьев* за выступами скал. Сатбек бросился к дереву, где были привязаны кони, Бекпол последовал за ним. Прозвучал первый выстрел, за ним последовал вто рой, более глухой по всем признакам — ответный вы стрел. И в эту минуту Бекпол увидел, как, взмахнув ру ками. упал навзничь черный бандит, сраженный пулей. — Руки вверх! — раздалась повелительная, грсЛпсая команда по-русски и по-казахски.— Сдавайтесь! — Бросай оружие! — раздавались дружные окрики. Сатбек судорожно задрожал, щелкнул затвором и повернулся к ликующему Бекполу: — Умрешь и ты с нами!.. Бекпол крикнул ему в ответ: — Бросай оружие! Сатбек направил было ствол своего ружья на Бек- пола, но тот быстро ударил его ногой в живот. Сатбек тяжело грохнулся на землю. В это мгновение погранич ник Александр, давнишний друг Бекпола, подоспел па помощь старому охотнику. Александр, обнаружив врагов, не переставал думать о судьбе Бекпола, опасаясь за его жизнь, боясь, что в решительную минуту банда прикончит старика. Вот по чему он с такой осторожностью приближался и вот по чему, когда заметил Бекпола, так стремительно и про ворно бросился к нему на помощь. В этой схватке был наповал убит один из бандитов. Все остальные взяты живыми. 128
И Оспанкул, и Жанибек, и красноармейцы-погранич ники радостно бросились к найденным лошадям. Трогательно обнявшись с Александром, Бекпол под вел его к Сатбеку и, показав на него рукой, сказал: — Посмотри,' Александр, это Сатбек! Он родился в один год со мной, и до прихода советов, до моих седин, он сидел барсуком на моей шее. Ты часто слышал от меня об этом человеке... — Ну, Бекпол, поздравляю тебя еще раз,— горячо пожимая руку старого охотника, сказал Александр.— Поздравляю тебя с девятнадцатой задержкой врага! Да, да, с девятнадцатой! — подчеркнул он, еще крепче сжимая худую руку Бекпола и тепло, сердечно вгляды ваясь в его обвеянное горными ветрами, мужественное и умное лицо. 9 Ка
Ильяс Джансугуров СМЕРТЬ РАБЫ НИ Многие в ауле не знали имени Алии. Ее звали просто рабыней жирного Сандыбая, у которого она работала Уже не молодая, с темным морщинистым, как кора старого засыхающего дуба, лицом, она никогда не смея лась. Может быть, большая радость И смогла бы осве тить ее усталые глаза, но такой радости у Алки не было С женщинами она разговаривала мало и редко. Муж ее Крыкпай, тоже был молчаливым человеком. Сильный угрюмый, сосредоточенный, он иногда за целый день не произносил ни одного слова. Да и когда им было раз говаривать, если работали они па Сандыбая от восхо да до заката солнца? Они пасли скот, доили кобылиц рубили хворост и готовили пищу на многочисленную семью своего господина. Д аж е ночью Длка и Крыкпай не знали отдыха, охраняли скот. И за это Сандыбай д а вал им остатки со своего стола и старую негодную одеж ду. Летом Алка и Крыкпай спали под открытым небом, а зимой ютились в загоне для молодняка. Однажды, в осеннюю распутицу, Крыкпай возил дро ва к юртам Сандыбая. Тяжело нагруженный воз завяз в грязи и, вытягивая его, Крыкпай надорвался. Всего несколько часов промучился он и умер, оставив жене двух сирот: трехлетнюю М аржан и грудного Касена. Прибавилось у Алки горя, прибавилось и работы. Жадный Сандыбай не хотел брать другого батрака, и ей пришлось выполнять и обязанности мужа. Теперь она не только следила за очагом, готовила пищу, пасла и доила коров и кобылиц. Нужно было стричь овец, чис- 130
тйть просо, валять кошмы. А длинными осенними вече рами, когда по небу ползли темные тучи и стены, дро ж а, пропускали через себя холодные струи ветра, Алка шила попоны и шарики1 для пастухов. М аржан и Ка- сен, заботливо укутанные в разноцветные лохмотья, спали у очага, и огонь красными пятнами прыгал по их худеньким личикам. Иногда приходили ребятишки из соседних юрт. Они плотным кольцом окружали Алку и, заглядывая в ее усталые глаза, просили рассказать ск аз ку. Й она рассказывала... Она рассказы вала о подви гах народных батыров, о смелых бедняках, добивавших ся своего счастья. Ребятишки слушали, затаи в дыхание, и вздрагивали то от знобящего ветра, то от восторга, навеваемого чудесными сказками Алки... Вскоре на кыстау перекочевал весь аул Сандыбая. Три жены Сандыбая поселились здесь в чистых и теп лых мазанках. Алке разрешили перенести из загона свою Камышовую подстилку и черные от копоти подушки в покосившуюся лачугу, где обычно вялили мясо. Когда поздно вечером она возвращ алась сюда, ее неприхотли вые, как зверята, дети уже спали. Алка разводила огонь, чинила одежду и с грустью поглядывала на М аржан и Касена. У них тоже уже были свои горести и печали... Чаще всего жаловалась Маржан. Тоненьким, робким голоском рассказывала она, как больно бьют ее в бай ской семье. Алка знала, что и сегодня младшая жена Сандыбая исхлестала Маржан по лицу за то, что она плохо помыла посуду и убежала играть. Упрямый Касен больше молчал. Только раз, понурив лохматую голову, он рассказал, как избили его байские сыновья и отобрали все его асьиш2. Всякий раз Алка шепотом успокаивала детей: «Лучше не попадайтесь им на глаза. Ведите себя тихо... Не деритесь с ними... А будут обижать, уйдите и все...» Сердце ее разрывалось от боли, и она крепче при жимала к себе Касена и Маржан. «Когда же кончится такая жизнь?» — шептала Алка по ночам. Она не ду мала о себе. Только бы детям ее досталась лучшая Шли годы, вырастали холмики на свежих могилах стариков, рождались крикливые младенцы. Маржан 1 Ш а р ы к — кожаные сапоги. Асы к и — бараньи косточки, которыми играют казахские дети
превратилась в красивую тринадцатилетнюю девочку с живыми черными, как смородина, глазами. Жирный Сандыбай постарел и стал аксакалом. Его уже несколько раз выбирали бием, и весь аул со страхом и почтением прислушивался к каждому его слову. Сын его Шонка- бай тоже стал уважаемым человеком среди баев. Он пошел по пути отца: в жадности и жестокости мог по тягаться с волком, в хитрых уловках — с лисицей. По его решению и была отдана тринадцатилетняя Маржан в жены старому плешивому Шапашу, родичу младшей жены Сандыбая. Быстро исчез маленький калым — семь верблюдов, одна лошадь и десяток баранов ушли на угощения родственников жениха. Увез плешивый Шапаш и Маржан. Сильно тосковала Алка по дочери, хотела повидать ее, но Сандыбай скрывал, где кочует новый аул Ш алаша... Одно утешение осталось у Алки — ее крепкий, брон зовосмуглый Касен. Он уже не гонял на пастьбу ягнят, а перешел в табунщики. Весело и ловко работал Касен: доил кобылиц, объезжал молодых коней, охра нял байские косяки от волков. В свободное время он гарцевал на байском вороном жеребце, оглашая степь протяжными песнями. Девушки из аула стали засмат риваться на Касена, и Алка улыбалась, наблюдая за сы ном. Когда наступило лето и женщины начали сушить курт,*1 варить иримшек2 и готовить иркиш3, по аулу раз неслась тревожная весть: казахских джигитов забирали в армию. От своего аула Шонкабай записал табунщи ка Касена, хотя возраст его еще не подходил к набору. Но Шонкабай заставил писаря прибавить ему несколь ко лет. — Чем ты так недоволен? — зло сказал он Касену.— Через месяц вернешься... Соглашайся... Все равно за берут! О матери не думай. Пока я жив, не будет голод- ной... „ Шонкабай сам повез Касена на сборный пункт. Ис ступленно кричала Алка, ползла по земле, целуя следы от копыт жеребца, унесшего Касена в степь. Чуяло сердце, что не увидать ей больше своего сына... 1I к у р Х— сушеное кислое молоко. И р и м ш е к — сушеный творог. (32
Уехал Касен, и сразу стало видно, как постарела Алка. Не было в ее руках былой цепкости и силы, ныли кости, коричневое лицо ссохлось, сделалось маленьким и жалким; глаза потухли, даже былое выражение уста лости исчезло в них; старческие слезы ежеминутно со бирались у переносицы, и Алка быстро и привычно вы тирала их пальцами. Она все еще хлопотала у байских очагов, но ей уже не хватало сил выполнять все требо вания хозяйской семьи. Она бестолку суетилась, пута лась под ногами, боялась смотреть людям в лицо, и от каждого окрика у нее холодели и подкашивались ноги. Однажды Алка уже не смогла подняться со своей камышовой постели. Это было глубокой осенью. Около белых юрт царило веселье. Алка прислушивается к оживленным голосам и кутается в грязную кошму, ста раясь спастись от промозглой осенней сырости, которая ползет со всех щелей. У нее нет сил пошевелить закоче невшими пальцами, вытереть мокрые глаза. Слезы ле дяными дорожками застывают на щеках, холодят и стягивают кожу. А в угасающем сознании обрывками скачут горькие воспоминания: вонючий загон, пыльные овцы, худенькие тельца детей, глубокие следы от копыт жеребца, на котором ускакал Касен. «М аржан...» — тихо зовет Алка. Но никто не приходит, некому развести теплый костер, согреть ее коченеющие ноги. Утром поднялся густой сизый туман, а к вечеру за выла снежная буря. Белая пыль сочилась сквозь пото лок и засыпала кошму, под которой в сильном ознобе билось тело Алки. «Холодно...» — шепчет она и уже не может открыть смерзшихся желтых век. Жидкая куже1 налитая в обгрызанную чашку, превратилась в лед, и снег покрывает ее мягкой холодной шапкой... Полночь. Слабеет дикий степной буран, располза ются в сторону свинцовые тучи, и в темных просветах дрожат колючие звезды. Спит аул. Ни огонька, ни звука, только зайцы нудно грызут стебли курая да в лачуге стонет Алка, занесенная снегом. Губы ее синей полоской присохли к зубам. Она хочет выговорить име на детей, но язык костенеет, и из груди снова вырывает ся хриплый стон. Реже и тяжелей становится ее дыха ние. Вот с потолка срывается снежный ком. Тусклыми ' К у ж е — просяная похлебка. 133
искрами рассыпается он по ее лицу и не тает. Зайцы уже не грызут стебли курая. Аул погружается в тягучую, предрассветную тишину... РАССКАЗ СТАРИКА Поезд покинул Москву. Замелькали станции, разъ езды, полустанки. Далеко позади осталась Волга. Про ехали Самару, Кинель и, наконец, Оренбург. Я изредка выглядываю в окно вагона. Привольно раскинулась необъятная степь. Куда ни глянь, нет ни деревца, ни кустика. Ясное, без единого облачка серо ватое небо слилось в одно с такой же серой землей. И только поезд, рельсы да редкие верстовые столбы вкли ниваются в эту пустоту. Я вдыхаю степной воздух, будто пью кумыс. Июль. Майская степная трава, курчавая, как мер лушка, пожелтела и поникла. Поспели хлеба, подходит пора жатвы. Остригут скоро степь, как осенью овцу. Резко изменился облик поезда. В нем появляются новые пассажиры — смуглые мужчины в длинных чек менях с головами, обмотанными пестрыми тряпками. Около меня садится тощий старик с реденькой бо роденкой и ясным взглядом карих глаз. Видно, он мно го суетился перед посадкой и устал. — Где вы сели? — В Кош-Арале. — Куда держите путь? — В Актюбинск, там сын меня встретит.... Потом поедем с ним дальше. Поезд тронулся. Пассажиры разместились. Суматоха стихла. Мой спутник внимательно осмотрелся по сторонам, выглянул в окно, потом вытащил из-за голенища шак- ш а1, вытряс на ладонь щепотку табаку, затянулся насы- баем и только тогда спросил: — А сам куда направляешься? Я объяснил. Так началось наше дорожное знаком ство. Пытливое лицо старика, его подвижность, меткие 1 Ш а к ш а — табакерка из рога. 134
замечания— все обещало в нем интересного собесед ника. — Сократите путь!1— сказал я. Старик задумался, помолчал и только спустя неко торое время отозвался. — Путь надо коротать. Но что рассказать — правду или вымысел? Я задумался, а он продолжал: — Между правдой и вымыслом расстояние не боль ше ширины трех смежных пальцев. Я знаю и то и дру гое. Что тебя интересует больше? — Это зависит от рассказчика. Иногда в правде встречается вымысел, иногда вымысел бывает похож на правду. Пусть это определит мой слух и ваш рассказ. Загудел гудок. Поезд подходил к станции. — Ты сходи принеси кипяточку, завари чайку, а по том начнем разговор. Принесли кипяток, заварили чай. Старик, как все люди этого района, оказался большим любителем чая и никак не мог насытиться любимым напитком. Он даже вспотел, размяк, как баурсак в горячей воде. Наконец, жажда была утолена, и он промолвил: — Сегодняшняя поездка напомнила мне давнишний занятный случай. — Расскажите! — Некогда в этих местах был расположен аул Джу- магула. Аул богатый. Конские и верблюжьи табуны буд то саранча покрывали степь. Скот пасся спокойно — ни что его не пугало. Зимой сгоняли его на кстау2, а летом выгоняли на джайляу. Великим шумом наполнялась степь на заре, когда пастухи сгоняли кобылиц и жере бят3. Я был конским пастухом у Джумагула. — Кто такой Джумагул? — Это самый влиятельный человек всего рода. Всем 1 Характерное казахск начать беседу и тем самым 2 К с т а у — зимовка. 3 В середине лета жеребят выпускают пастись вместе с кобы лицами. привязав их арканом к шее матки с таким расчетом что жеребенок достает до травы, но не может дотянуться до сосков матери. На заре кобылиц сгоняют на дойку. 135
своим видом внушал он страх. Высокий, толстый; ще ки, как пустые мешки; глаза затянуты сеткой кровя нистых жилок; брови насуплены, как у беркута; бород ка реденькая; нос приплюснутый; голос зычный. Был он на^ редкость упрям и своеволен. Короче говоря — сущий волк. Я вспомнил одну проделку этого человека: Джумагула нельзя было склонить ни уговорами, ни до водами. Он твердо шел по пути дедов и отцов’ и, как бы ни менялся кругом мир, решительно восставал про тив всего нового и даже отказался от употребления гли няной и жестяной посуды, отдавая предпочтение дедов ской деревянной. Он заставлял молодежь кидать камни в беленькие чашечки на телеграфных проводах, рвать проволоку, валить столбы. Вокруг нас собралось много слушателей, все с ин тересом следили за рассказом. — Говори, говори, мы слушаем! — Не помню, в каком году строили эту самую же лезную дорогу, по которой сейчас мы едем. Это было еще в царское время. Кругом бродила смута, народ был недоволен. Железную дорогу называли шайтан-арбой, заколдованной дорогой, телегой дьявола. Стражники силой заставляли казахов ставить юрты для пришлых рабочих, давать подводы под материал. Казахи, что победнее, нанимались землекопами, возчиками. Зим няя стужа, летний зной да полуголодная жизнь были уделом этих несчастных. Окончилось строительство, про шел первый поезд, а народ наш боялся даже близко подойти к нему. Как могли мы понять такое диво? В степях у нас было великое множество скота, кото рый круглые сутки привольно гулял на джайляу. Кон ские табуны были такие, что от одного окрика ветром уносились в степь. И вот когда прошел поезд, мы по теряли покой от мечущегося из края в край скота. При виде поезда конские косяки, обезумев, срывались с места и мчались без оглядки, состязаясь в беге с поез дом. Пыль из-под их копыт смешивалась с дымом па ровоза, и будто туманом окутывала степь. Машинис там забава! Они гнали паровоз, а табуны безумели все больше. Эти неожиданные состязания пришлись по вку су и нам, пастухам; мы, сорвав с головы долбай1, гика 1 Д о л б а й —летний головной убор. 136
ли что есть мочи, размахивали короками1, стегали коней камчой и мчались вперегонки с поездом. А верблюды, эти огромные и в то же время трусли вые животные, при встрече с поездом вели себя еще забавнее. Можно ли найти животное трусливее верблю да? Сам такой огромный, а ходит с оглядкой — боится шелеста травы, писка полевой мыши. Если верблюды неожиданно видели поезд, то сначала застывали в недоумении, а потом, сорвавшись с места, бежали ему наперерез. Широко раскидывая ноги, стремительно втя нув шею, раскачивая горбами, ну точь в точь, как не утомимый бельсенды2 коржумом во время своих тороп ливых переездов из одного аула в другой. Они мчались, окружив поезд со всех сторон, а если оказывались впереди его, то продолжали свой путь, никуда не сворачивая. Бывали случаи, когда до смерти перепуганные животные с разм аху ложились между рельсами, обезумело таращили глаза на приближаю щуюся смерть, но встать и отбежать в сторону не до гадывались. Короче говоря, железная дорога принесла много бед. Тут и там валялись задавленные лошади, верблю ды, овцы. Были случаи, когда под колеса попадали даже пастухи. Народ перепугался и откочевал подальше, ту да, где было просторнее, где не было страшной дороги. Обо всем этом говорю я, чтобы вам стал понятнее мой рассказ о проделках Джумагула. — Рассказывайте, мы слушаем. — Однажды созвал Джумагул джигитов. Среди них был и я. Взяли мы каждый по короку и рысью помча лись к тракту. Остановились все у телеграфных стол бов. Джумагул приказал нам связать три корока и уда рил ими по проводам. — Годятся,— сказал он и, поглядев на провода, до бавил:— Ассалямалейкум, великий падша! Потом постоял минуту с поникшей головой и про должал: — Эй, законный наследник белого царя! Много времени живем мы под твоим началом. Отец наш, бе лый царь, когда-то обещал нам: «Земли твои не трону, 5шадёй^О Р ° К— ДереВЯН41аЯ палка с петлей на конце для ловли ло- Б е л ь с е н д ы — активист. 137
сыновей твоих в солдаты не возьму, будешь ты волен в своих поступках и сможешь жить свободно». Обе щание свое написал он на коже и скрепил своей цар ской печатью. Где же эти слова, эти обещания? Все по сулы отца твоего понемногу забылись. Ты стал творить такое, о чем не помышляли отцы и деды: пришли сол даты с ружьями, торговцы с аршинами, белые началь ники с бляхами. Они заставляли нас ставить для них лучшие юрты, отбирали подводы, требовали для уго щения жирных баранов. Мы подчинились. Кто видел раньше урядников с медными бляхами? Кто видел прежде, чтобы один из двух собеседников был доносчиком? Кто видел гремящие телеги, на ко торых увозили наших сыновей? Кто видел темные, как могила, тюрьмы? Но мы примирились и с этим. Видели ли мы,— хотя бы во сне, не то что « а яву,— этот телеграф, у которого разговаривают заколдован ные прутья? Могли ли мы даже предположить о его существовании? Нам привелось еще увидеть даже шай тан-арбу, лодкой плывущую по черной земле. В шай тан-арбу впряжен не конь, а пламя. Она вселила в нас ужас. Весь аул дрожит от страха, слыша ее голос, по добный голосу Азраила'. У народа захолодело сердце. Мы доводим до сведения твоей милости обо всем этом и просим: если ты хочешь, чтобы подвластный тебе народ казахский жил и спал спокойно, не посылай к нам шайтан-арбу. А если найдутся недостойные люди, которые захотят снова вселить в нас ужас, снова при везти к нам эту арбу, схвати их и справедливым судом своим дай им тяжкое наказание. С покорнейшей прось бой ударил вам эту телеграмму Джумагул, сын Жума- ная. вечный молелыцик за тебя перед аллахом2. Так закончил Джумагул свою речь и приказал мне: — Возьми и ударь. Я взял связанные короки и ударил ими по прово дам. Провода загудели. — Теперь ударьте все вместе,— снова приказал Д ж у магул. 1 А з р а и л ь — архангел Гаврнил. 2 На казахском языке понятие «дать телеграмму» буквально звучит- «ударить телеграмму». Поэтому в данном случае Джумагул. ударив п-> п- .р..о..в.о..д..а..м.....н....п..р..о..и..з.н. .е..с.я....р.олеч”нь\"а,знбаычлениувюе.рен, итп «телегоам- 138
Джигиты исполнили приказание... — Пошла,— успокоенно сказал Джумагул. Так-то вот просьба наша пошла к царю, а мы вер нулись домой. Джумагул был весел. Заколол барашков и всем аулом ели мясо и суп. — Альхамдолилля!1 Шантан-арба больше не при дет,— промолвил Джумагул. — Почему? — заинтересовалась его хромая жена. — А потому, что я ударил телеграмму самому бело му царю. Наступило утро. Громкий гудок паровоза далеко р аз несся по степи, прерывая людской сон. Народ, поражен ный, высыпал из юрт. Развевая дым, скользя змеей, мчался поезд. Мрачно, исподлобья смотрел ему вслед Джумагул. И вот на следующую ночь Джумагул заставил всех жителей аула, не останавливаясь, таскать камни и скла дывать их кучами на рельсы. У нас подкашивались ноги, со лба падал градом пот, но мы продолжали свою работу, пока груды камней не достигли высоты лежа щего верблюда. Заалела заря. — Ну, теперь довольно,— сказал Джумагул.— Наша работа окончена. Он уселся на коврик, невдалеке от насыпи, и стал ждать появления поезда. Ждать пришлось недолго. Вдали показался поезд. Джумагул покинул коврик и, взойдя на рельсы, Bcta.i перед первой грудой камней. Поезд приближался, давал гудки, как будто крича: «Уйди, дай дорогу!» Свистки становились все тревожнее. Но Джумагул продолжал спокойно стоять. Поезд подходил все ближе. Уже можно было различить пассажиров, облепивших окна и двери и с вниманием глядевших на нас. Джумагул не двигался с места. Гудел паровоз, гремели вагоны, кричали люди — вся окрестность наполнилась невообразимым шумом. У нас ' А л ь х а м д о л и л л я — слава богу. 139
захолонуло сердце, зазвенело в ушах. Поезд остановил ся под самым носом аксакала. Пассажиры, поездная прислуга высыпали из вагонов и увидели груды камней, толпу народа и стоящего впереди старика. Люди недоуменно переглядывались. К Джумагулу подошел начальник в белом головном уборе, в одежде, обшитой позументом. По всей види мости, это был главный начальник. Он что-то пролепе тал по-своему. Но никто из них, конечно, его не пони мал. Джумагул, тыча палкой в лицо начальника, язви тельно предложил: — Поезжай, поезжай! Русский ничего не понял. Джумагул наседал все больше: — Поезжай! Чего остановился? Чего испугался? Раз ве камней навалено выше лежащего верблюда или вы ше павшего коня? Поезжай! Опять никто ничего не понял. А Джумагул, доволь ный, что его желание исполнилось, сорвал с головы долбай и, размахивая им, вскрикивал: — Шайтан-арба, почему ты остановилась? Ну, как? Видно, камень не верблюд? Почему ты не истолчешь его в порошок, не задавиш ь его? Ведь ты шайтан! Ведь ты м огу т! Почему ты смиряешься перед низкой кучкой камней? — Джигиты, на коней! — скомандовал Джумагул. Мы поскакали в аул. В степи одиноко стоял поезд. Он простоял целый день. С ближайших станций подошли рабочие и до вечера пе ретаскивали принесенные нами камни... Вот эту-то про делку Джумагула я и вспомнил сейчас. — Влетело старику? — Ну как же! Джумагула вызвали в город. Там он красноречиво, вдвое преувеличивая, говорил о количестве загубленного скота, убитых людях и требовал возме щения убытков. Грозил дойти до самого царя. Началь ник, видно не желая возбуждать недовольство среди народа, обласкал Джумагула, привел его к себе в дом, напоил чаем, назвал своим другом и уверил, что в даль нейшем поезд не будет давить скот. После этого разговора Джумагул успокоился. Слушатели весело расхохотались. Одни называли Джумагула степным волком, другие глупцом и дика- 140
рем. А старик-рассказчик, как назвал его упрямцем, так и остался при своем мнении. — Для меня одно место так и осталось непонят ным,— сказал я. — Какое? — удивился старик. Я пояснил: — Вы сказали — между правдой и вымыслом рас стояние не шире трех смежных пальцев. Вот этот намек я и не понял. Мой спутник молча поднял руку и приложил три пальца к виску, внимательно посмотрел на меня, опус тил руку. — Теперь понял? — Да. Старика следовало понимать так: расстояние между глазом и ухом не больше ширины трех смежных паль цев. То, что человек видит,— правда, что слышит,— вы мысел. — Мой рассказ — когда-то виденное мной — прав дивый рассказ,— пояснил старик. Этот рассказ и впрямь сократил путь. Когда впере ди показались очертания Актюбинска, наш паровоз дал продолжительный гудок. Рассказчик не мог спокойно усидеть на месте, то и дело вскакивал, подходил к двери, выглядывал в окно. Поезд остановился. Пассажиры побежали к вокза лу. Ожидающие кинулись к вагонам. Вышел на перрон и наш аксакал. С радостной улыбкой поздоровался он со смуглым джигитом. — Получил мою телеграмму? — спросил старик. — Д а, и вот ожидаю вас. Еду с этим же поездом. Сейчас тронемся. — Ну, так устраивайся скорее, а потом принеси ки пятку, попьем густого свежего чайку,— сказал старик, заранее предвкушая удовольствие. — Кто это? — спросил я старика. — Сын мой. — Хороший у тебя сын. Где работает? — Здесь, в Актюбинском депо. Он ездит на паро возе, водит поезд,— с гордостью пояснил он. Я понял, что сын рассказчика был машинистом. Мой вопрос, поедет ли сын вместе с нами, явно удивил ста- 141
— А как же? Разве он не знаток машинного дела? $ — Куда путь держите? * — Разве ты не слыхал о большом пути, уходящем дальше Алма-Аты? — Слыхал. Вы говорите о Турксибе? — Д а, о нем самом. Моего сына пригласили туда машинистом, а сын вызвал меня. Вот едем работать. Говорят, там хорошо. — Конечно. На Турксибе интересно работать. Со всех сторон съезжаются люди на это замечательное строительство, которое, врезаясь в горы, переделывает степь. Оно не похоже на работу времен вашего Джу- магула. В ответ на мое напоминание о Джумагуле старик весело расхохотался. — Эх, темнота, невежество да упрямство,— пока чал он головой.— Джумагул короком заставил нас «ударить» белому дарю телеграмму. Только «атакой по ступок хватило у него ума и смелости. Ведь поезд при ближает горы к степям, выводит народ из неподвиж ности, оживляет город, а Джумагул встретил творение рук человеческих, как взбесившийся бугай, который роет копытами землю. Далеко ли смог бы уйти казахский народ, если бы последовал за таким слепцом? — усмех нулся старик. Я молча, удивленно слушал его горячую речь. Думы далеко унесли меня. Перед глазами снова промелькнули картинки недавнего рассказа. Одно за другим, как по езда на станции, возникали воспоминания. Вот широкая степь. Пестрые, покрытые зеленью хол мы, на которых пасется скот. В низинах, ближе к во де, раскинулись аулы. На каждую богатую белую юрту приходится десяток закоптелых, черных лашиков1. Вот с краю отары со своими сторожевыми собаками стоит чабан. Вот конский пастух с загрубелыми, изра ненными ногами, с потрескавшимися губами, утомлен ный дойкой кобылиц. Не мой ли это спутник? Вот^ вда ли загудел паровоз. Испугался, притаился степной на род, подобно овце, почуявшей волка. Вот — Джумагул. Он ’завалил рельсы камнем и «ударил» белому царю телеграмму. Потом, успокоившись, забыл возмущение 1 Л а ш и к — бедняцкая юрта. 142
и гнев, сидит в Оренбурге в доме русского начальника и пьет вкусный чай. И вот, наконец, бесконечный путь, соединяющий наш край с Москвой. П оезд,. до отказа груженный тракто рами и книгами, пересекает всю степь. А старик, вчера трепетавший при виде паровоза, сегодня гордо заявляет, что сын его водит поезда. Старик, едущий на эту знаменитую стройку, не в силах согнать с лица довольной улыбки. Радость его безгранична. Г лаза смеются, лицо сияет, грудь широка, как степь, плечи выше гор, сердце полно радости — ведь его сын ведет поезд. Перед ним широкий путь, новая работа, новое дело. Есть чему радоваться! Раздался звонок. Мы разместились по своим мес там. Поезд тронулся.
CaOt M y капов ЗОЛОТОЙ КРАЙ На берегу одного из озер Кокше раскинулся малень кий казахский аул. Вечером, перед закатом солнца. Ал- тынсары собрал небольшой табунок аульных лошадей и погнал его по направлению к горе Ак-Шокы. Дело в том, что у жителей этого аула был обычай па сти свой скот по очереди, а сегодня как раз очередь до шла до него. Отпущенные на волю кобылицы паслись вразброд,, выбирая вкусную траву. Стояла середина мая, и все кру гом было одето в светлый пышный наряд. В темно-зеле ный бархат роскошных сочных трав ярким пестрым узо ром вплетались первые весенние цветы. По берегам озера росли типчак и кустарник. Внезапно налетал легкий, игри вый ветерок, шелестел листвой, слегка рябил гладкую зер кальную поверхность озер и так же внезапно исчезал. На благодатной черноземной почве— а здесь, на бере гу озера, чернозем был толщиной около полуметра — травы и ковыль разрослись особенно густо. В их зарослях свободно, с головой, укрывались маленькие жеребята. У озера табунок остановился, лошади с жадностью стали пить воду. И в это время неожиданно на Алтынсары напали несметные полчища комаров. С пронзительным тонким писком они кружились, жалили, слепили и сразу же задержали движение табуна. Лошади забеспокоились, стали фыркать, дергать хвостами, бить копытами. Они могли теперь пастись только «на ходу», не останавливаясь на одном месте. От укусов этих злющих маленьких соз даний нет, казалось, спасения ни человеку, ни скотине. 144
Алтынсары, снявший удила со своей лошади, чтобы дать и ей пощипать траву, тоже не выдержал нападения комаров и был вынужден временами переходить на круп ную рысь. Наглухо обвязав лицо платком, Алтынсары оставил открытыми только одни глаза. Но для маленьких острых жал, прокалывающих даже толстую кожу лошади, легкая летняя одежда пастуха не могла быть препятствием. «Экая досада! — подумал Алтынсары,— назло кома рам надо было одеться в купе'». Правда, капризница-природа, создав, наверное, озор ства ради, беспокойных, невыносимых насекомых, тут же сама придумала и средства для защиты от них. Самым простым из этих средств была роса. Дело в том, что от сырости у комаров тяжелеют крылышки, и пока не испа рится роса они не могут летать. Но в тот момент, когда терпение Алтынсары окончательно истощилось, природа, казалось, сжалилась над ним — все поле покрылось гус той росой, и надоевшее жужжание тотчас же прекрати лось. Лошади успокоились,’ перестали фыркать и ш ара хаться. Они щипали траву и, не торопясь, передвигались с места на место. Алтынсары тоже предался блаженному отдыху, но его исжаленное тело продолжало гореть, как в огне. Близилась полночь, небо прояснилось. Полночь. Круг лая луна, словно золотая ладья, плавно скользила по темно-синему небосклону. Оглядев свой мирно пасущийся табун, Алтынсары по вернулся в сторону горы Кокше. Вытянув шею, припод нявшись на стременах, он пытался осмотреть ее всю от подошвы до самой вершины, но ему мешала соседняя го ра Акшокы, которая, как ревнивая девушка, старательно загораживала Кокше от восхищенного взора джигита. Но это совсем не помешало Алтынсары ясно представить себе гордую красавицу гору во всем ее диком, но плени тельном величии. Ведь она с самого раннего детства з а печатлелась в его памяти. Он знал, как свои пять пальцев, не только Кокше, но и все горы, составляющие звенья одной цепи, с их медо-1 1 К у п е — шуба псодкладкой овечьей или верблюжьей шерсти.
выми родниками и чистыми, 'прозрачными озерами. Те перь же Алтынсары охватило стремление узнать, что на ходится под самой Кокше. По его мнению, там лежало большое золотое озеро. Ведь на горной долине раскинулось целых восемьдесят озер! Так, может быть, и под самой горой имеется восемь десят озер, но только золотых?.. Первым натолкнуло Алтынсары на эту мысль собст венное имя «Желтое золото». Однажды на его вопрос: почему ему дали такое имя, родители ответили: — В год твоего рождения в наших местах нашли мно го золота и в память об этой удаче, об этом счастливом дне мы дали тебе такое имя. Аул Алтынсары находился у подножья горы Торы-Ай- гыр. В его окрестностях было много старых раскопанных кем-то ям, где промывали золото. Рассказы взрослых казались Алтынсары интересными сказками. В детстве он так увлекался ими, что целыми днями бродил по горам, черпал в родниках ковшом песок и искал золото. Как и следовало ожидать, в родниках золота не оказы валось, но в старых ямах он кое-что находил. 'Алтынсары не раз приносил домой крупинки золотого песка, промы тые в ямах. Удача окрыляла его, а уверенность, что под Кокше имеется золотое озеро, росла и крепла. Когда он стал юношей, страсть к золотоискательству возросла еще больше. Однажды с быстротой молнии аулы облетела молва: «Недалеко от склепа знаменитого певца Биржана, чей голос покрывал песни пролетевших лебе дей, на руднике «Биржан-булак» обнаружено золото, и что «казна» послала туда много людей промывать его. Было это в 1915 году. Грезивший золотом и «золотым озером», Алтынсары не вытерпел и ушел из аула на «Биржан-булак». Проработал он на «казенном» прииске около двух лет и не разочаровался. Он унес отсюда еще большую уве ренность в том, что под Кокше существует «золотое озе ро», только нужно суметь найти его. «Кокше скупая, ни за что не отдаст свое сокровище! Чтобы люди не видели золота, она обращает его в пыль, разбрасывает по речкам и родникам, смешивает с песком, прячет в камни... Но Кокше делает это, чтобы золото не 146
доставалось лентяям. Старателям же гора отдаст, и, что бы не охладить их страсть к поискам, она иногда выбра сывает на поверхность перед ними целые куски драго ценного металла». ...Так думал Алтынсары, зная, что на прииске, где он работал, кое-кто действительно находил довольно крупные самородки. ! Правда, от этих находок никто из старателей не раз богател. Золото отбирала все та же «казна». Алтынсары заметил, что старатели, напав на золотую жилу, часто скрывали свою находку от хозяина прииска и отдавали ее только за большую награду. Проработав два года, юноша сблизился с одним старателем, так же, как он, влюбленным в мечту о золоте. К этому времени Алтынсары стал опытным золотоискателем, хорошо умею щим распознавать и добывать желтый металл. Природа своенравная и капризная: камни с золотой жилой она создает в виде пласта, ровного, как доска, один край которой располагается близко к поверхности, а дру гой старательно прячется в глубине... Толщина такого пласта — от половины до целого аршина. Ширина — от одной до трех саженей, а длина иногда достигала шести километров. Но такие пласты не были для Алтынсары «золотым озером», которым он грезил, они казались ему лишь обо-, лочкой, скрывающей само озеро. Однажды Алтынсары посчастливилось обнаружить золотоносный пласт. Это было осенью 1917 года. Он на мекнул об этом хозяину, но обещанная награда оказалась столь незначительной, что Алтынсары решил скрыть свою находку до лучших времен. Не желая продавать большой труд за маленькие деньги, он скоро распростился с приис ком и вернулся домой. С тех пор прошло десять лет, но Алтынсары ни на ми нуту не забывал о своей ценной находке, о своем пласте. Вот и сейчас, оберегая табун, он думал: «Ведь и советской власти нужно золото. Почему же она не посылает людей в Кокшетау, не ищет золото? Ес ли бы приехал сюда человек из Советов, я бы показал ему жилу!.. А не лучше ли пойти самому, сказать, чтобы здесь заложили прииски? Ведь это — наша власть!..» Слово «наш а» Алтынсары произнес уже вслух, уве ренно, с какой-то особенной гордостью. 147
«Разве до прихода этой власти мог я мечтать о счаст ливой, привольной жизни? — продолжал он рассуждать сам с собой.— Разве стали бы зажиточными мои сороди- чи-аульчане? Сейчас у нас у всех вдоволь скота, и мы все сыты, одеты, обуты... А ведь раньше не только золото, скрытое глубоко под землей, даже вода, травы, степь при надлежали богачам. Бедняк, имевший одну лошадь или одну корову, не мог их прокормить. А теперь земля стала нашей, надо проникнуть в ее недра, овладеть скрытыми там богатствами!» До самого рассвета Алтынсары провел в беспокойных думах. II По берегу одного из светлых озер, скрытых высоким сосновым бором, как шелковым занавесом, отороченным бобровым мехом, ехали два человека. Это были Алтын сары и его сверстник Шаупкал. Тарантас весело и бойко катился по старой проезжей дороге. По одной стороне ее зиял обрыв настолько глубо кий, что берег озера, сверкавшего на его дне, еле разли чался. По другой стороне дороги поднималась отвесная скала, сложенная из плоских, похожих на огромные кни ги, пластов. Дорога поднималась вверх. Один ее конец, извиваясь, как змея, спускался в озеро, другой узкой, серой лентой вился через невысокие горы. Когда дорога пошла на подъем, Алтынсары остано вил лошадь. Выезжая из аула, он сказал своему спутни ку, что в этом ущелье есть гнездо беркута и что они смо гут добыть этих птенцов. Но, по правде сказать, Алтынса ры предпринял это путешествие совсем с другой целью: у подножья этой горы находился найденный им когда-то пласт. Огпрягая лошадь, Алтынсары, обращаясь к това рищу, словно между прочим проговорил: — Ходят слухи, что в этой горе много золота. Не попробовать ли нам поискать его? — А беркут? — Птенец никуда не уйдет от нас. — Брось! — отмахнулся Шаупкал.— Зачем тебе д а лось золото? Попробуй-ка поработай в такую жару! Одно мучение. Без того все горло пересохло... Где у нас кумыс? Утолив жажду, Алтынсары повторил еще раз предло-
жеиие и сделал вторичную попытку уговорить своего спут ника: — Серьезно, давай поищем! Если ничего не найдем — не велика беда! — Бесполезное занятие! Алтынсары хотел рассказать Шаупкалу о пласте, но передумал: «Сперва посмотрю сам заметки». Оставив ленивого Шаупкала возле телеги, он пошел отыскивать одному ему известные приметы и не на шел их. Шаупкал, лежавший в тени под телегой, посмеивался: — Сколько пудов золота нашел? — Не смейся! — отозвался в сердцах Алтынсары. — Я и не смеюсь, только спрашиваю. Ведь твое имя Алтын. Вот и подумал, что ты насчет золота фартовый! А раз мое имя не связано с золотом, то я и не лезу в ста ратели.... — Нашел бы — полез! — Не полезу, ей-богу, не полезу! — смеялся Шауп кал.— Если не веришь, принеси мешок золота и посмот ри — позарюсь ли на него! Обычно в таких словесных стычках Алтынсары всегда брал верх, но сейчас он почувствовал себя посрамленным. — Если дело пошло на спор — не вернусь без золо та,— отозвался он, захватил из тарантаса лопату и ушел не оглядываясь. — В добрый час! — насмешливо крикнул Шаупкал. Он приплелся к Алтынсары, когда тот уже вырыл глубо кую, в пояс, яму. Скучающему Шаупкалу захотелось немного раз мяться. — Давай лопату! Поковыряю немного ради сердеч ного дружка! Уставший Алтынсары, охотно отдав лопату, вылез из ямы и присел на корточки на самом краю. Шаупкал на чал копать. Он быстро углубил яму еще на аршин. Б а луясь, время от времени, он кидал в Алтынсары комья песка и глины и подшучивал. Вдруг Шаупкал остановил ся, украдкой оглянулся на друга и что-то поднял. — Что такое? — спросил, насторожившись, Алтынса ры, заметив осторожное движение Шаупкала. — Ничего. А ты что подумал? — Вот именно «подумал». Что это?
— lero привязался!.. Просто комок глины! Алтынсары, нахмурившись, пристально смотрел па товарища. Тот невольно побледнел. — Как тебе не стыдно? — с болью сказал Алтын сары, склонившись над ямой.— Нашел и скрываешь. А ну, вылазь! — Чего мне вылезать,— заупрямился было Шаупкал, воткнув лопату в землю.— Вот назло тебе буду копать! — Смотри, не обижайся потом! — сердито проговорил Алтынсары, собираясь спуститься в яму. — Не веришь — сам вылезу! — крикнул Шаупкал, стараясь незаметно выбросить что-то из-за пазухи. — На, обыскивай,— сказал он, вылезая из ямы на верх с видом невинно оскорбленного человека,— с каких пор ты стал мне не верить? Алтынсары подошел к краю и только хотел спустить ся вниз, как Шаупкал сзади повалил его и спрыгнул в яму. Пока Алтынсары вставал, он поднял кусок глины и снова спрятал его за пазуху. — Теперь покажи!— спокойно приказал Алтынсары. — Чего? — Золото, которое ты нашел!.. — Чего мелешь, какое золото? Я просто хотел тебя подразнить. Побледневшее, изменившееся лицо и неуверенный го лос Шаупкала еще больше усилили подозрения Алтынса ры. Будто шутя, он попытался запустить руку за пазуху друга, но тот ловко увернулся и схватил его. Алтынсары, сначала принимавший все как шутку, увидев ожесточение, с каким сопротивлялся Шаупкал, крепко прижал его к земле. — Последний раз спрашиваю: отдашь или нет? — Чего тебе отдать? — задыхаясь, хрипел Шауп кал.— У меня ничего нет. Алтынсары нахмурился, лицо его еще больше посуро вело. Он поднял с земли Шаупкала и понес его к высоко му берегу озера. — Ты знаешь мой характер, если не раскроешь кулак — брошу в озеро! В сильных рука Алтынсары Шаупкал чувствовал се бя беспомощным. Он посмотрел на друга и понял: бросит. Еще недавно, когда в степи дрались красные и белые, два белогвардейца, зачем-то появившиеся в их ауле, за 150
ночевали у Алтынсары. Ночью Алтынсары связал солдат и утопил в озере... Случай этот был известен Шаупкалу. Поэтому, когда Алтынсары крикнул: «Выбирай одно из двух!» — Шаупкал испугался и, разж ав кулак, выбросил кусок глины. — Теперь отпусти,— тихо попросил он. Лицо Алтынсары потеплело. Он осторожно опустил Шаупкала на землю и, подняв комок, стал его разгляды вать. Это оказался самородок величиной с кулак, облеп ленный глиной и песком. Алтынсары взвесил его на ладо ни. Он оказался очень тяжелым. — Ты хотел утаить от меня? — сказал он, засмеяв шись.— Не жалей. Я его беру не для себя. — Для кого же? — нехотя спросил Шаупкал. — Сдам государству! Не понимая, о чем, собственно, говорит его товарищ, Шаупкал молча направился к тарантасу. Алтынсары по шел за лошадью. Пока он ходил, в голове Шаупкала зародилась злая мысль: убить Алтынсары и завладеть самородком. На глаза попалась железная лопата: «Внезапно ударю по за тылку сзади — и все. Ведь не каменный же он...» Шаупкал взял лопату и, когда Алтынсары вернулся, подошел к нему сзади, со спины. Тот, ничего не подо зревая, что-то весело напевал. Улучив удобный момент, Шаупкал уже занес было руку для удара, но в послед нюю минуту в нем что-то дрогнуло, и он, пожалев друга, бессильно опустил лопату. Ill Возвращались они уже по другой, зимней, дороге. Еще дома Шаупкал сказал Алтынсары: — На обратном пути завернем к пахарям, проведаем их. Помня просьбу товарища, Алтынсары повернул ло шадь к пашне, расположенной невдалеке от аула. Проехали уже зимовье, вдали показались коши1 паха рей, а друзья по-прежнему ехали молча, всю дорогу они не обмолвились ни словом. Ты чего это хмуришься? Чего дуешься? — нарушил 1 К ош — временное жилище. 151
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243
- 244
- 245
- 246
- 247
- 248
- 249
- 250
- 251
- 252
- 253
- 254
- 255
- 256
- 257
- 258
- 259
- 260
- 261
- 262
- 263
- 264
- 265
- 266
- 267
- 268
- 269
- 270
- 271
- 272
- 273
- 274
- 275
- 276
- 277
- 278
- 279
- 280
- 281
- 282
- 283
- 284
- 285
- 286
- 287
- 288
- 289
- 290
- 291
- 292
- 293
- 294
- 295
- 296
- 297
- 298
- 299
- 300
- 301
- 302
- 303
- 304
- 305
- 306
- 307
- 308
- 309
- 310
- 311
- 312
- 313
- 314
- 315
- 316
- 317
- 318
- 319
- 320
- 321
- 322
- 323
- 324
- 325
- 326
- 327
- 328
- 329
- 330
- 331
- 332
- 333
- 334
- 335
- 336
- 337
- 338
- 339
- 340
- 341
- 342
- 343
- 344
- 345
- 346
- 347
- 348
- 349
- 350
- 351
- 352
- 353
- 354
- 355
- 356
- 357
- 358
- 359
- 360
- 361
- 362
- 363
- 364
- 365
- 366
- 367
- 368
- 369
- 370
- 371
- 372
- 373
- 374
- 375
- 376
- 377
- 378
- 379
- 380
- 381
- 382
- 383
- 384
- 385
- 386
- 387
- 388
- 389
- 390
- 391
- 392
- 393
- 394
- 395
- 396
- 397
- 398
- 399
- 400