Казахские рассказы

Окончив доклад, Марьям спросила, не хочет ли кто- нибудь задать ей вопрос. Желающих, однако, не оказа­ лось. Только старик Ермек спросил: — А как же будет теперь, после конференции? До­ мой повезем своих старух или нужно их здесь оставить? Марьям засмеялась: — Не беспокойтесь, дедушка. Можете ехать домой... Марьям была огорчена, что среди тридцати женщин не нашлось ни одной, желающей высказаться по докладу, и не было вопросов. Было видно, что старухи просто то­ мились, сидя в этой просторной комнате. Им хотелось по­ скорее вернуться домой в свои юрты, где они снова будут вить из шерсти арканы, хлопотать у закопченных каза­ нов, молиться богу, не раздумывая ни о свободе, ни о равноправии. Неловко улыбаясь, смущенная Марьям обратилась к Раушан: — Может быть, вы что-нибудь скажете? Чувство робости, оставившее Раушан, вновь сковало ее, когда она услышала эти слова. Неужели ей придется выступать здесь, перед всеми? Она не знала, что ответить, но в то же время думала обреченно: «Выхода нет, значит, такая у меня судьба. Уж раз уселась за стол, значит, надо выступать, надо что-то такое говорить. Выхода нет». Раушан, дрожа всем телом, поднялась со своего мес­ та. Губы вздрагивали, во рту пересохло... Бакен, заметив, что Раушан собирается говорить, за­ мер. И вдруг как будто издалека услышал знакомый и незнакомый, сбивчивый голос жены. — Что же я скажу?.. Что же я могу сказать? — гово­ рила Раушан.— Я могу только сказать, что все, о чем рассказывала здесь эта женщина.— она показала глаза­ ми на президиум,— все это чистая правда... Я это могу подтвердить... Не так давно в нашем ауле вот так же выдали замуж молоденькую дочь кривоногого бий-ага. Жениху было почти шестьдесят лет. Еркенжан, конечно, не хотела идти за него, она сильно плакала, но родители не пожалели ее. На глазах у всего аула насильно поса­ дили в бричку и повезли к жениху. Все знали, что у Ер­ кенжан был любимый джигит, она бы рада была выйти за него, но он — бедняк, и поэтому бий-ага не захотел от­ дать за него свою дочь. Она вышла за старика, а этот 52

старик — плохой человек, он не может быть другом жен­ щине. Все знают, что женщине нужен муж, равный ей по годам и любимый ею. Вот смотрите: здесь сидит мой муж, на вид как будто неважный, но мы нравимся друг другу, живем весело... Все присутствующие засмеялись. Марьям тоже улыб­ нулась, но попросила собрание не мешать Раушан гово­ рить: — Я еще что-то хотела сказать. И забыла уже...— смутилась на минутку Раушан, но быстро овладела со­ бой.— Да, вот что: наши женщины всю жизнь сидят до­ ма. Они не видят и не знают ничего, кроме своего аула. А я вот за одну только эту поездку сюда много узнала. Никогда до этого я не видела соседнего поселка, а вот сегодня увидела какой он. О волисполкоме я и понятия не имела раньше, а теперь смотрите: мы сидим здесь за столом... Если вот так всегда мы будем ездить, если мы все будем видеть — наши женщины скоро станут настоя­ щими людьми. Они тоже будут знать все, что знают муж­ чины. У женщин такие же мозги, как у мужчин. И не напрасно ведь еще в старое время деды говорили: «Хоро­ шая жена и плохого мужа сделает человеком!..» — Р ау­ шан поправила жаулык, пригладила волосы.— Д а, вот что я хотела сказать. Когда мы приехали сюда, вот этрт старик,— Раушан показала на Ермека,— сидел около своей брички и хвалился, что избранную на конференцию дочь оставил дома, а на ее место привез свою старуху... Ермек и его жена, как уколотые, вскочили и закрича­ ли почти в один голос: — Ой-бой, шрагм. Все же знают, что наша Даметкен- жан заболела и не может ехать! * — Ах, негодная! Где ее совесть? Такая молодая, а по­ слушайте, что она говорит. Какие нехорошие слова! И какое ей дело до других людей! — заворчали в комнате старухи. Затем опять выступала Марьям. Ей понравилась речь Раушан, и она все время приводила в пример ее слова. ...Конечно, у нас в аулах немало таких женщин, как Раушан. Если их втянуть в советскую работу, если их выучить и помочь им — из них выйдут работники не хуже любого мужчины. Раушан — это, видимо, способная, ум­ ная женщина. Надо, чтобы таких, как она, у нас стало

больше в казахских аулах. Я приветствую выступление Раушан! Марьям' захлопала в ладоши. Вместе с ней заапло­ дировали председатель волисполкома и несколько муж­ чин. Бакен, так боявшийся вначале за свою жену, теперь, услыхав, как ее приветствуют здесь, сам, казалось, вырос на целую голову. Раушан избрали делегаткой на уездную конференцию. Надо было избрать еще одну женщину, но среди присут­ ствующих не нашлось подходящей. Поэтому решили, по предложению председателя волисполкома, избрать дочь Ермека. Ермек расстроился. Он долго просил конференцию не выбирать его единственную дочь, уверял, что вместо нес сам готов поехать куда угодно, но его не стали слушать. IV Город, хотя и уездный, совсем не похож на. аул. Здесь стоят двухэтажные и даже трехэтажные дома. Узкие, прямые улицы полны народа. Люди спешат куда-то, идут и едут. Как только Раушан увидела первую городскую улицу, ей показалось, что она попала в совершенно другой мир. Делегаты ехали на двух подводах: на первой — Марьям, на второй — Бакен, Раушан и дочь Ермека Да- меткен. Раушан сидела рядом с Даметкен. Они все время удивленно и радостно смотрели на дома, на пестрые тол­ пы людей и непрерывна переговаривались. — Смотри, Даметкен, смотри вон на ту женщину!.. Ой-бой-ой, какая чудачка идет. Посмотри, как у нее под­ стрижены волосы. Неужели ей нисколько не стыдно! — А платье-то какое, смотри! Совсем коротенькое. Д а­ же коленки видно... — МаскараМ — А вон эта идет как будто босиком... — Тьфу, дьявол, пропади она совсем! Вдруг вдалеке что-то грозно зашумело, затрещало. Б а ­ кен схватил Раушан за плечо:1 1 М а с к а р а — стыд, позор! ,54

__ Смотри, смотри! Вон арба без лошади! — Бетм-ау, это какое-то колдовство,— вскрикнула Раушан. Все испуганно притихли. Посредине улицы ехали гуськом на верблюдах пять человек. Мимо них, оглушительно гудя, пронесся, про­ шумел автомобиль. Верблюды шарахнулись в сторону. А автомобиль промчался так быстро, что Раушан и Дамет- кен не успели даже разглядеть людей, сидевших за стек­ лами автомобиля. Испуганные лошади захрапели. — Здесь моя квартира, идемте ко мне,— сказала, улы­ баясь, Марьям, когда подводы остановились около трех­ этажного дома. От долгого сидения у Раушан затекли ноги, и она с трудом сделала первый шаг. Какие-то мужчина и женщина, проходя мимо Раушан и Даметкен, задержались, точно пораженные чем-то. Да и Раушан была поражена. Перед ней стояла тон­ кая, словно журавль, женщина, с горбатым носом и бе­ лыми, как соль, глазами. На бледном, точно посыпанном мукой, лице алели накрашенные губы. Раушан не выдержала и засмеялась: — Бедная! Как господь разрисовал ее лицо!.. Марьям жила в одной из крайних комнат этого боль- . шого кирпичного дома. В комнате стояли покрытая серым одеялом железная кровать, стол, три стула — вот и вся мебель. Единственным украшением комнаты были книги и фотографии. Марьям принесла ведро воды и посоветовала гостям умыться после дороги. Затем она быстро вскипятила са­ мовар и расставила на столе посуду и всякие сладости в тарелочках и блюдцах. В этот момент в комнату вошла рябая, с большими ка­ рими глазами женщина и тут же с порога начала расска­ зывать разные новости, ни на секунду не закрывая рта. Болтливость этой женщины удивила Раушан, но больше всего заинтересовали ее новые, никогда не слыханные, не­ понятные слова: «газета», «спектакль». — О, это интересно! Значит, сегодня будет спек­ такль? — спросила Марьям. — Конечно,— засмеялась рябая женщина.— А после спектакля концерт. Между прочим, в нем и я участвую. Буду читать стихи Батса «Свободная женщина». 55

Рассказывая одну за другой городские новости, рябая женщина с улыбкой спросила Марьям: — А ты слышала — он ведь приехал? — Кто? — Ну, как кто — Абиль. Уже спрашивал о тебе. Я сказала, что ты скоро вернешься... Приходи сегодня на спектакль, обязательно увидишь его. Марьям покраснела. Больше она ни о чем не спраши­ вала подругу, все время молчала. После ужина Раушан и Даметкен захотели спать, но Марьям решительно запротестовала: — Нет уж, если вы приехали в город, надо повесе­ литься, посмотреть спектакль. Бакену тоже хотелось спать. Он забормотал что-то, пытаясь уговорить Раушан никуда не ходить. А Даметкен мгновенно преодолела дремоту и заявила, что хочет по­ смотреть никогда невиденный спектакль. Это побудило и Раушан не обращать внимания на недовольство мужа. Марьям позвала и Бакена пойти с ними в театр, но тот, жалуясь на усталость с дороги, отказался. На улице, точно звезды, поблескивали фонари. По тротуарам двигались люди. С любопытством озираясь по сторонам, Раушан и Даметкен то и дело натыкались на прохожих. Проходя мимо магазина, они увидели выстав­ ленные на витринах товары. Раушан невольно останови­ лась, не в силах отвести взгляд от яркой витрины с мно­ гоцветными кусками материй. Даметкен, тоже ошеломленная, уставилась в витрину: — Вон смотри, Раушан, сатин точно такой, как на платье у келин Наушабая. — Д а, очень похож,— согласилась Раушан.— Такую хорошую материю может носить только байская келин... — А плюш какой!— восхищалась Даметкен, присло­ няясь к стеклу витрины. — Все это дорогие вещи,— вздохнула Раушан. — А тут вон, смотри, какие высокие каблуки на бо­ тинках! — И как их только носят,— удивилась Раушан,— Я бы и трех шагов не прошла на таких каблуках. А все- таки интересно... Вдруг Даметкен тревожно оглянулась кругом: — Ой, Раушан, что нам делать? Мы отстали от М а­ рьям!

— Ой-бой-ой, что ты говоришь? Мы теперь не найдем дорогу обратно. Ой-бой-ой! Они побежали разыскивать Марьям, но ее уже не­ возможно было найти. — Даметкен, а ты знаешь откуда мы пришли? — Вон с той стороны,— показала вдаль Даметкен.— Вон, кажется,'с той стороны... — Нет, что ты? Мы пришли вот отсюда,— погляде­ ла за угол Раушан. . Женщины совершенно растерялись, не зная, куда им направиться. Они снова вернулись к витрине, но разно­ цветные ткани и ботинки на высоких каблуках их больше не занимали. Прохожих на улице стало как будто мень­ ше. Во всяком случае, мимо них теперь никто не про­ ходил. Из-за угла вышел один молодой человек. Раушан с надеждой посмотрела на него. Но он, мельком взглянув, молча прошел дальше. — Даметкен, а ведь это кажется казах. Что, если мы спросим у него, как нам пройти? На счастье растерявшихся женщин, незнакомец услы­ шал эти слова и, обернувшись, спросил: — А вам куда нужно идти? Женщины обрадовались и подошли к нему. У незна­ комца были маленькие, черные усики, пухлые губы и сутулая фигура. Быстрыми глазами он внимательно огля­ дел Раушан и Даметкен. — Мы приехали сегодня из аула,— сказала Раушан, с трудом переводя дыхание.— Н ас Марьям привезла на женскую конференцию. И вот повела нас на спектакль, а мы тут загляделись на эти товары в магазине и отстали от нее. Не знаем, что нам теперь делать... Прохожий улыбнулся, вынул из кармана пачку папи­ рос, небрежно встряхнул ее и любезно протянул Раушан и Даметкен: — Закуривайте, пожалуйста... Курите, не бойтесь. Ес­ ли вам нужна Марьям, я вам ее сейчас найду.... Раушан повеселела. Чтобы не обижать молодого чело­ века, она взяла из пачки папиросу, другую дала Дамет­ кен. Та замотала головой, не хотела брать, но Раушан почти насильно втиснула, папиросу в руку девушки. Если молодой человек, к тому же твой сверстник.

предлагает тебе, что-нибудь, неудобно отказываться,— сказала она поучительно. Несколько важничавший вначале незнакомый моло­ дой человек теперь выглядел проще. Он даже не прочь был, казалось, поухаживать за Раушан. — Мне понравились ваши слова,— сказал он.— В чем же тогда и прелесть молодости, если один не будет давать, а другая не будет брать? Вы правы, дженгей! — улыбнулся он Раушан, незаметно придвигаясь к ней. Раушан сперва посторонилась было, стараясь дер­ жаться подальше от незнакомца, но, сообразив, что без него им не найти Марьям, смягчилась. Втроем они пошли посредине улицы. Незнакомец о чем-то весело болтал, смеялся и наконец внезапно взял Раушан под руку. Р а­ ушан испуганно отшатнулась. — Что вы, за.чем это, что с вами? — возмутилась она. — Ничего особенного. У нас; дженгей, по улице при­ нято ходить под руку. — А почему бы нам не идти по-казахски? — Нет, дженгей, здесь не принято так. Это будет стыдно. Люди смеяться станут и над вами и надо мной: «Вон, мол, смотрите, как мокрые курицы идут». Раушан смущенно взглянула на Даметкен, еще не зная, что ответить на эти слова. На улице, по которой они теперь шли, было тесно. Раушан не могла разглядеть лица подруги, но все-таки вглядывалась в ее лицо и думала: «Даметкен — девушка еще, она свободная». И вдруг предложила незнакомцу: — Вы лучше вот с этой девушкой идите под руку. Молодой человек промолчал. В это время они приблизились к углу освещенного двухэтажного белого дома, у дверей которого толпился народ. Одни входили в дом, другие выходили. Раушан, Даметкен. и незнакомец подошли к дверям. — Это театр. Здесь будет спектакль. Здесь’ мы и Марьям найдем,— сказал их спутник и первый скользнул в толпу. Раушан и Даметкен двинулись за ним, с большим трудом пробивая себе путь в густой толпе. В ярко освещенном зале было уже полно народа. Точ­ но в игре «Хан Кубелек» люди по два, по три вряд ходи­ ли под руку вдоль зала. Были здесь и казахи и русские.

Раушан никогда еще не видела столько людей в одном помещении, толпа поражала ее разнообразием костюмов и лиц. — Марьям куда-то ушла, сейчас, говорят, вернется. А покамест давайте посидим в буфете,— предложил не­ знакомец, взяв за руку Даметкен. «Упирается точно ленивый верблюд»,— подумал про девушку незнакомец и стал тянуть ее за собой. В большой комнате, куда они вошли, высокие, почти в рост человека, окна, у стен — зеркала до самого потол­ ка и посредине комнаты много цветов в горшках и. кад­ ках. Вдруг Раушан с удивлением увидела против себя та­ кого же вот, как и этот незнакомец, джигита, тянувшего навстречу им круглолицую, поразительно похожую на Д а ­ меткен, девушку. А позади их плетется разинувши рот, женщина-казашка в измятом жаулыке. «Тоже притащилась на спектакль»,— подумала было про эту женщину Раушан, но, сделав несколько шагов, тотчас же узнала в идущих навстречу Даметкен с незна­ комцем и себя. Это, оказывается, было отражение в зер­ кале! Раушан засмеялась. Не успели они сесть за столик, как к ним подбежал какой-то русский с длинными усами в белом фартуке. Молодой человек сказал ему несколько непонятных слов, и русский вскоре принес шесть черных бутылок и расста­ вил на столе граненые стаканчики. Даметкен и Раушан непонимающе переглядывались. Незнакомец, казалось, б5л очень рад, что рядом с ним сидят молодые женщины. Улыбаясь, он поднял бутылку — и в стаканчики полилась пенящаяся золотистая жид­ кость. — Что это такое, шрагм? — спросила почти испуган­ но Раушан. — Не беспокойтесь, дженгей, это просто... городской кумыс...— засмеялся незнакомец. Он взял свой стакан, чокнулся со стаканами Даметкен и Раушан и, не отрыва­ ясь, с удовольствием выпил все до дна. Раушан томила жажда, но когда она притронулась губами к стакану, что-то горькое, как полынь, дохнуло на нее, — Ой-бой, как противно! Нет, я не могу это пить,— Раушан отодвинула стакан. Тогда молодой человек стал горячо уговаривать жен- 59

щин хотя бы попробовать напиток. И в конце концов они выпили по два стакана. Джигит выпил больше, был уже навеселе и говорил без умолку. Теперь он выглядел добродушным. Женщины доверчиво слушали его веселую болтовню. Но вдруг он задумался, помолчал недолго и спросил: — А вы знаете, кто я такой? Не знаете? Ну тогда я вам скажу. Я инструктор уездного финотдела. Понятно? Каждый месяц я получаю сто пятьдесят рублей. Меня зо­ вут Абдиш... «Неужели он, правда, получает такие огромные день­ ги?.— удивилась Раушан.— Наверно, это какой-то боль­ шой, важный тюре». Ей было только непонятно, почему такой тюре уделяет им, простым казахским женщинам из аула, столько внимания? Абдиш между тем подливал себе пива и хмелел все сильнее. — Эта девушка,— показал он на Даметкен,— уже просватана за кого-нибудь или еще свободна? — Просватана,— кивнула Раушан. А Даметкен покраснела и чуть укрыла лицо кончи­ ком платка. — И, наверно, просватана за нелюбимого?.. Раушан не знала, кто жених Даметкен. Сама же она сконфуженно молчала. Да Абдиш сперва и не обращал­ ся прямо к ней. — Теперь, как вы, наверно, слышали,— равнопра­ вие,— сказал он.— Женщины не должны уже замыкаться, как раньше. В настоящее время они свободно могут весе­ литься и гулять с тем, кто им больше нравится. Прошло проклятое время, когда замуж шли за человека не по ду­ ше. Д а здравствует полная свобода для женщин! Абдиш придвинул свой стул к Даметкен и чуть накло­ нился к ней; затем он накрыл ее маленькую руку своей ладонью и, посмеиваясь, сделал вид, что хочет снять с пальцев густо нанизанные кольца. — Ой, больно,— прошептала девушка, и, кокетливо улыбнувшись, отдернула пальцы. — Что вы, что вы, нисколько не больно,— засмеялся Абдиш, все сильнее сжимая ее руку. И вдруг услышал позади себя голос Марьям:

— Ах, вот вы где, беглянки! Раушая, обрадованная, вскочила со стула. Абдиш ото­ двинулся от них и сел в сторонке. — Уж где только я вас не искала! — говорила Марь­ ян,_Даже на квартиру зашла. Думала, может быть, вы вернулись... — Да, смешная история,— усмехнулся АОдиш.— н а ­ верно, если б я им не встретился, они действительно бы заблудились. И он рассказал со всеми подробностями, как привел сюда Раушан и Даметкен. В зрительном зале уже гремела музыка, публика рас­ саживалась по местам. — Раушан, Даметкен, Марьям и Абдиш уселись в средних рядах. Подле Марьям Раушан сразу почувство­ вала себя увереннее. Она теперь все время улыбалась. Музыка вдруг прекратилась, погас свет, взвился за ­ навес. Перед глазами зрителей возник густой лес. Вдали виднелись горы, окутанные розовыми облаками. Ярко си­ яло озеро. На изумрудном лугу паслось стадо... Начался спектакль. Раушан с замиранием сердца гля­ дела на сцену... На третий день после приезда делегаток в том же те­ атре открылась конференция. Все места были заполнены молодыми женщинами и девушками. Изредка, однако, встречались здесь и старухи. Раушан опять избрали в президиум. Как и тогда, в волости, ее снова усадили за длинным столом рядом с те­ ми, кто руководил заседанием. Но, по сравнению с воло­ стной конференцией, здесь было много нового. Мужчин в президиуме не было совсем. Первой вышла на трибуну русская женщина. После нее выступал тоже на русском языке молодой казах с ко­ жаной сумкой в руках. Раушан было интересно узнать, что скажет этот джи­ гит; она напрягла внимание, даже подносила ладонь к уху, но ничего не могла разобрать в речи оратора; запом­ нилось ей только слово «значит», которое молодой казах повторял бесчисленное множество раз. В зал вошла женщина с кипой бумаг. Она ходила

меж рядов, вынимала из кипы сложенные листы и разда­ вала их присутствующим. Раушан тоже достался вчетверо сложенный, сплошь покрытый печатными буквами, большой лист бумаги. Она оглянулась по сторонам, желая увидеть, что станут делать другие с бумагой. Рядом сидящие женщины развернули листы и склонились над ними, шевеля губами. Вчера в женотделе к ней подошел бойкий молодой человек— сотрудник редакции газеты и записал в ма­ ленькую книжечку ее имя и фамилию. Когда он спросил ее фамилию, она смутилась и ничего пе могла сказать'. Ей помог ее муж Бакен, объяснивший, что ее фамилия — Шокпарбаева. Тогда же какой-то русский с длинными волосами уса­ лил ее на стул и долго томил, говоря, что он должен ее сфотографировать. Высокая женщина делала доклад на казахском языке. Она говорила очень просто, понятно, и слова ее так и хва­ тали за сердце. Большинство женщин в зале с заметным волнением слушало доклад. А некоторые только поглядывали на до- к ъялчицу, но были заняты своими разговорами. Раушан, сидя в президиуме, все это отлично видела. В глубине зала она разглядела красиво одетую моло­ дую женщину. Раушан поправилось ее миловидное лицо, румянец на щеках, свободно накинутая на плечи дорогая шелковая шаль. Она внимательно слушала и временами что-то записывала. Раушан неотрывно следила за ней. Когда доклад окончился и председательница спросила, нет ли у делегаток вопросов к докладчице, никто не откликнулся. Только одна эта женщина в шелковой ша­ ли поднялась с места и стала задавать вопрос за вопро­ сом. глядя в свои записи. Вечером после заседания на квартире у Марьям пили чай. Потом Марьям ушла по делам. Бакен пошел поить и кормить лошадь. Раушан и Дамстксн стало скучно в комнате, они вы-

шли на улицу и уселись на лавочке у ворот. Им хотелось поговорить обо всем, что они увидели и пережили за по­ следние три дня. — Оказывается, мы очень неинтересно жили до сих пор. Человек многое может узнать и услышать, если толь­ ко он не сидит дома, а ездит и видит, что делается на све­ те,— сказала Раушан и вздохнула. И Даметкен вздохнула, взволнованная этими просты­ ми словами. В сумерках посредине улицы шли два человека.. Про­ ходя мимо лавочки, на которой сидели, тихо беседуя, Ра- ушэн с Даметкен, они вдруг круто повернули и подошли к ним. — Э, дженгей, здравствуйте! — весело проговорил один из них. И подруги узнали голос Абдиша. Рядом с Абдишем стоял незнакомый коренастый па­ рень. — Позвольте ваш у милую ручку, — сказал Абдиш, усаживаясь рядом с Даметкен. Женщины, теперь уже не смущаясь, заговорили с Аб­ дишем, который познакомил их со своим приятелем. Когда, засыпав лошади корм, Бакен вышел за ворота, Раушан окликнула, его, и Абдиш пожал Бакену руку, рас­ сказывая, как он познакомился в тот вечер с Раушан и Даметкен, заблудившимися было в этом городе. — А не пойти ли нам всем вместе прогуляться? Скуч­ но ведь так сидеть. Может быть, и отагасы1 пойдет с на­ ми? — сказал Абдиш, ласково и уважительно глянув на Бакена. Никто не возражал. Абдиш взял Даметкен под руку и пошел впереди, на­ правляясь к центру города. Коренастый парень, шедший сперва сзади, через некоторое время поравнялся с ними и, подойдя с другой стороны, тоже взял девушку под руку. Тогда и Раушан подхватила под руку Бакена. Муж удивленно посторонился и отдернул руку. Раушан стала объяснять ему, что тут такой порядок в городе: все ходят под руку, ничего зазорного в этом нет. По пути она рас­ хваливала Абдиша: он, оказывается, не простой человек, 1 О т а г а с ы —дядя, дяденька. 63

он делает и выпускает деньги. Очень симпатичный джигит. Они подошли к двухэтажному кирпичному дому на перекрестке двух улиц. Абдиш остановился. — А не зайти ли нам, отагасы, в этот дом?— обратил­ ся он к Бакену.— Здесь можно выпить пива. Бакен был растроган. Представьте себе, такой боль­ шой человек, «умеющий делать и выпускать деньги», вдруг так почтительно предлагает ему выпить пива! Б а­ кен помнит, как давно-давно на пиру у Мукиша, когда того избирали волостным, пили пиво. Что это за прекрас­ ный напиток! С тех пор он не может равнодушно слышать о пиве... Они вошли в дом и поднялись по лестнице на второй этаж. Чуть теплящаяся электрическая лампочка тускло освещала красноватым светом сумрачную комнату, в ко­ торой все разместились за круглым столом, стоявшим в самом углу. Абдиш требовательно постучал по столу, и тотчас же перед ними появилась высокая стройная девушка в белом фартучке. — Полдюжины пива! — не глядя на официантку, стро­ гим голосом приказал Абдиш. — Опять пиво,— поморщилась Раушан.— Не. буду я его пить... Коренастый джигит подтолкнул Абдиша: — Ты возьми чего-нибудь сладенького для женщин... — Сладенького можно попробовать,— улыбнулась Раушан. — Ой-бой, дженгей, какого рода сладенькое вам по­ дать прикажете? Все, что угодно, сейчас найдем,— ска­ зал Абдиш, бросив на стол свою фуражку с блестящим козырьком. Вскоре шесть бутылок пива и две бутылки портвейна были расставлены на столе. Раушан и Даметкен пили портвейн, а мужчины — пиво. И по мере того, как опустошались бутылки, разговор за столом становился все веселее. В разговоре участвова­ ли, перебивая друг друга, и мужчины и женщины. А за ­ хмелевший больше других Бакен понес уж такую околе­ сицу, быль и небыль, что даже молчаливая, серьезная Д а­ меткен стала смеяться. Коренастый джигит сидел рядом с Раушан. Всякий 64

раз, подавая ей стакан или подливая вина, он как бы не­ чаянно касался ее руки или наклонялся к липу. Когда был выпит последний стакан вина, джигит незаметно под столом пожал руку Раушан. И она, разгоряченная вином, весело посмотрев на него и засмеявшись, тоже пожала ему руку. — Отагасы, как вы думаете, не выпить ли нам белень­ кой? — спросил коренастый джигит Бакена. — Воля ваша, шрагм, как вам угодно,— засмеялся Бакен.— А я всегда готов поддержать хорошую ком­ панию... Бакен уже был пьян, но он все-таки выпил подряд три рюмки водки, и его совсем развезло. Он захотел выйти на улицу, с трудом поднялся со стула, но не смог удер­ жаться на ногах, пошатнулся и тут же свалился у стены. Все это, видимо, показалось ему смешным, и он расхохо­ тался на всю комнату. Раушан, однако, не обращала внимания на мужа, на жалкое его состояние. Она чувствовала себя сперва пре­ красно. Затем ею вдруг сразу овладела слабость, затош­ нило, закружилась голова, стеснилось дыхание... Словом, Раушан впала в хмельное забытье. Очнувшись и открыв глаза, она увидела поразившее ее зрелище: Абдиш целовал Даметкен. — Ой, бесстыдник, что ты делаешь? — закричала Рау­ шан.— Ты целуешь чужую девушку... Ведь она не твоя невеста! Раушан хотела подняться, но кто-то удержал ее за плечи. Она оглянулась и увидела около себя коренастого джигита. — Оставьте их, дженгей. Пусть они веселятся, как умеют. И мы будем веселиться! — сказал он, протянув к ней руки и пытаясь поцеловать ее. Жаркое дыхание джигита коснулось лица Раушан. Гнев охватил все ее существо женщины и мгновенно воз­ вратил утраченные было силы. Она так энергично оттол­ кнула коренастого, что он, покачнувшись, упал на стол. Бутылки и стаканы со звоном и грохотом полетели В комнату вскоре вошел милиционер-казах. Это что такое? Что вы делаете?— строго спросил он, разглядывая осколки стекол вокруг стола. Тяжело поднявшись, пьяно пошатываясь, джигит с

искаженным злобой лицом снова кинулся к Раушан, но его остановил милиционер. Раушан окончательно пришла в себя. Она схватила милиционера за рукав, по ее щекам катились слезы. — Защити нас, спаси, карагм1... от этих негодяев. Прошу тебя,— плача, закричала она,— Мы не знали, что так поступают здесь... Было позднее утро, когда Раушан проснулась в ком­ нате Марьям. Точно испугавшись чего-то, она быстро под­ няла голову и удивленно огляделась вокруг, не в силах собраться с мыслями. Она протерла глаза и еще раз осмотрелась по сторонам. Рядом с собой она увидела мужа. Согнувшись, он лежал на кровати в сапогах, в верхней одежде. В той ж е комнате тихо спала Даметкен, с распущен­ ными волосами и тоже в верхней одежде, хотя под нею был тюфяк, под головой подушка. По левую сторону комнаты стояла кровать Марьям. На стене над кроватью рядом с портретом Марьям была приколота фотокарточка, на которой изображен изящно одетый мужчина с коротко подстриженными усами. Муж­ чина нежно глядел на Марьям. Раушан заметила эти два фотоснимка на стене еще в первый день своего приезда. Но тогда они не оставили особенного следа в ее сознании. А сейчас она не могла оторвать от них глаз. И чем больше она смотрела на них, тем сильнее прояснялись ее мысли и отчетливее вспоми­ нались события прошлой ночи. Вдруг Раушан снова овладел гнев. Она вскочила с тюфяка, подбежала к висевшей на стене фотографии и уже протянула к ней трясущиеся руки, но тут взгляд ее упал на другой фотоснимок, на котором весело улыбалась Марьям. Раушан остановилась, опомнилась, хотя секунду назад была готова в клочки изорвать фотокарточку не­ знакомого мужчины. «Нет совести у городских, дума­ ла она секунду назад.— И этот на снимке, наверно, такой же, как Абдиш, такой же бесстыдник. Он тоже хочет обольстить молодую Марьям... Но нет, Марьям оболь- К а р а г м — милый, дорогой. 66

стать нельзя,— тут же подумала Раушан.— Марьям не­ обыкновенная женщина, никто не посмеет посмеяться над ней. Да и мужчина этот, может быть, близкий родствен­ ник ее, может быть, брат. Что скажет Марьям, если узна­ ет, что разорвали его портрет...» Опустив голову, Раушан вернулась к своей постели. Тело ее казалось тяжелым, болела голова, в висках сту­ чало.. Руки и ноги дрожали, как после долгой болезни. Она улеглась рядом с мужем и снова погрузилась в вос­ поминания: одна за другой проходили перед ее глазами картины прошлого. ...Раушан была еще совсем молодой, когда однажды к ней смеясь прибежали женщины и потребовали от нее суюнши, то есть подарок за радостную весть. Оказывает­ ся, к Раушан приехал жених. Она, конечно, обрадовалась, как обрадовалась бы всякая девушка, которую приехали сватать. Так уж водится. Женихом оказался Бакен. Он тогда же сказал ей, что любит ее и пообещал, что никогда не будет обижать. И вот прошло после того пять лет. Муж в самом деле не изменял своему слову. Никогда ни в чем не отказы­ вал ей. Д а и теперь, вот в эти дни, какой бы другой мужчина повез свою молодую жену на собрание или на конфе­ ренцию? Правда, сперва не все было гладко. В первую неделю, когда все узнали, что Раушан избрана на волостную кон­ ференцию, в ауле поднялся страшный шум, сплетни и слу­ хи. Кто только ни нашептывал Бакену, что, гляди, мол, коммунисты собъют твою жену с пути, разведут вас, погубят! Бакен как будто поддался сплетням, испугался, стал отговаривать Раушан от поездки: — Жена моя дорогая,— говорил он печально,— з а ­ чем нам все это, не лучше ли сидеть дома? Но Раушан решительно заявила, что поедет на кон­ ференцию обязательно, и муж не стал ей противоречить. Он готов был на все, готов был перенести любые насмеш­ ки, только была бы счастлива его женушка Раушан. И за что он так ее любит? Что нашел он в ней такое осо­ бенное? До сих пор Раушан никогда не бывала в городе. И вот, наконец, она приехала в город. Ей теперь и в год 67

не пересказать соседкам в ауле обо всем, что увидела, чего насмотрелась в городе... Однако прошлая ночь как бы стерла все хорошее, что понравилось ей здесь. И во всем виноват этот проклятый Абиш. «Пусть он образованный джигит, тюре, пусть он выпускает деньги. Все равно он — мерзавец. И, наверно, все образованные мужчины такие»,— думала теперь Раушан. Заправив распустившиеся волосы за уши, она обер­ нулась к Бакену и долго смотрела на лицо спящего мужа, ласково улыбаясь. Потом она крепко прижалась к нему и горячо поцеловала его в обе щеки. тп Раушан и Даметкен пришли на конференцию, когда был объявлен перерыв. Делегатки и гости толпились в ко­ ридоре. — Ага, явились! — поймала Марьям Раушан за ло- От неожиданности та вздрогнула и рванулась в сто­ рону, но, узнав Марьям, остановилась и густо покрас­ нела. Марьям заметила ее смущение, но не показала виду и сразу же заговорила о делах. Она рассказывала о том, как сегодня один пожилой казах хотел было увезти свою жену обратно в аул, не дождавшись окончания конферен­ ции; как делегатка Мусралиева выступила с речью и очень хорошо обрисовала тяжелое положение женщин в ауле. — Д а, впрочем, Раушан,— сказала Марьям,— не со­ гласишься ли ты выступить сегодня, как тогда на волост­ ной конференции? Про твое выступление в волости я тог­ да же рассказала Абилю. Он был очень доволен и гово­ рил, что среди казахских женщин немало таких, как ты, только надо их правильно воспитать и научить работать... Кстати, ты, кажется, еще не знаешь Абиля? Он где-то ходит здесь, пойдем, я тебя познакомлю. И, взяв Раушан за руку, Марьям повела ее в глубину коридора. У закрытых дверей Раушан вдруг остановилась, — Марьям! Марьям обернулась.

— Ты хочешь что-то сказать, Раушан? — Да. — Ну, говори! Раушан замялась и опустила глаза. — Что же ты молчишь? Не стесняйся, говори, ты не должна ничего таить от меня. Мы же с тобой подруги,— сказала Марьям, положив руки на плечи Раушан. «А удобно ли это говорить, что я хочу сказать? — з а ­ думалась Раушан.— Не обидится ли Марьям, если я дур­ но скажу о городских мужчинах? Да и правильно ли, что все образованные городские мужчины — нехорошие люди. Много ли их видела я? Кого считать хорошим? Уж не Рыс- пая ли за то, что он живет в ауле, имеет двух жен и со­ держит их, как рабынь?» Смутные мысли теснились в голове Раушан, и она не могла разобраться в них, не могла набраться смелости и заговорить обо всем, что томило ее сейчас, в эту минуту, когда она стояла рядом с Марьям у закрытых дверей. — Стыдно мне. Не могу я это сказать,— вдруг призна­ лась Раушан. Лицо ее покраснело, лоб нахмурился. Вид­ но было, что ее тревожат какие-то тяжелые мысли. Марьям ласково улыбнулась: — Чего же стыдно? Говори... — Хорошо,— решилась Раушан.— Я не хочу идти к этому джигиту... Я не хочу знакомиться с ним... — Почему? — Потому... Потому, что я боюсь образованных муж­ чин. У них стыда нет. У них совести... нет... Вот теперь и Марьям задумалась, опустив голову. — Ты, пожалуй, имеешь основания так думать,— на­ конец заговорила она, посмотрев на Раушан.— Возможно, что все образованные мужчины сейчас представляются тебе такими. Но ты слишком торопишься их осуждать. Среди них есть и хорошие товарищи, и искренние друзья, и честные люди... Тебя, наверно, поразил вчерашний слу­ чай. Я до сих пор не вспоминала о нем, потому что боя­ лась обидеть тебя. А если сказать правду, я больше тебя переволновалась из-за всего этого. Ведь мы ехали с тобой сюда совсем не за тем, чтобы тебя обидел какой-то про­ ходимец, вроде Абдиша. Мне хотелось показать тебе очаг культуры — город, чтобы ты увидела хорошее, интерес­ ное, чтобы ты могла развиваться дальше, расти. Если ты расскажешь женщинам в ауле обо всем хорошем,, что уви- 69

дела и узнала, за тобой последуют другие, и тогда наша работа будет двигаться вперед... По Абдишу судить обо всех образованных мужчинах нельзя. Такие люди, как он,— это самое худшее, что есть среди людей. Да он и не такой образованный. Это просто обыкновенный прохвост. Лозунг о равноправии, о свободе женщины для таких про­ ходимцев, как Абдиш, только игрушка. Это—враги равно­ правия женщины. И это легко можно понять, почему они так ведут себя. Они потомки баев, богачей, которые сотни лет угнетали всех бедных и слабых и на их поте наживали богатство. Им кажется диким, что бывшая рабыня-бед- нячка завоевывает себе равноправие. Таких, как Абдиш, у нас, к сожалению, еще немало. Они еще работают в советских учреждениях, кормятся советским хлебом, но в то же время вредят в нашей общественной новой жизни... Когда весь наш народ просветится, когда и наши женщи­ ны будут активно работать наравне с мужчинами, когда мы .все вместе возьмемся за новое дело социалистического строительства,— такие люди, как этот Абдиш, будут или выброшены из нашей среды, или поймут, что надо изме­ нять свое поведение... Марьям говорила долго и горячо. Раушан неотрывно смотрела на нее, и с каждым словом Марьям все больше прояснялось лицо этой женщины из аула. — Я еще вчера, Раушан, была сердита на тебя, но теперь это прошло,— сказала .Марьям.— Только никогда не забывай этого случая. А сейчас пойдем к Абилю. Марьям улыбнулась и потянула Раушан за руку. В огромной комнате у стола стоял молодой человек не­ большого роста, блондин с узковатыми глазами. Увидев входящих в комнату женщин, он пошел к ним навстречу. Марьям познакомила его с Раушан. — Ты, кажется, о ней мне рассказывала? — обратился Абиль к Марьям.— Из какого вы аула? — Из Сабын-Куля. — Из Сабын-Куля? — переспросил Абиль.— Так ведь это же тот аул, куда я еду на перевыборы. Интересно, ин­ тересно.— Он постучал пальцами по столу,— А что ты скажешь, Марьям, если мы проведем товарищ... ^товарищ Шокпарбасву председателем аулсовета? Пожалуй, это бу­ дет неплохо, если мы поможем ей... — Очень будет хорошо! — обрадовалась Марьям.— Я уверена, она справится... 70

Раушан стала протестовать, но Абиль сказал, что все решится на выборах. Он может только предложить канди­ датуру Раушан Шокпарбаевой. А будут решать избирате­ ли. Если они найдут эту кандидатуру подходящей, Рау­ шан станет председателем аулсовета. _ Ой-бой-ой, что вы говорите,— опять покраснела Раушан,— Какой я председатель! Что скажут люди. — Ничего, ничего,— успокоил ее Абиль.— Никто не родился председателем... тш Первый снег лег тоненьким слоем, едва покрывавшим носки галош. Было слякотно. Снежные хлопья медленно укрывали серебристым пухом обшивку юрт, стога сена, ар­ бы. Во дворах топтался скот, суетились люди, занятые своим вечным делом. У ворот Бакена остановилась скрипучая арба, в кото­ рую был запряжен красивый гнедой конь. Из арбы вылез дородный мужчина. Он снял с головы лисий тымак1, стрях­ нул с него снег, вытер ладонью лицо и закрутил черные жесткие усы. Маленькие прищуренные глазки его не то смеялись, не то гневались, укрытые густыми бровями. — Салямалейкум!2 — проговорил Бакен, встречая гостя. Приезжий был из соседнего аула, звали его Демесин'. С тех пор, как Раушан стала председателем аулсовета, он все время вертелся около их юрты, стараясь ближе сой­ тись с Бакеном. Однажды он даже пригласил Бакена и Раушан к себе в гости. Многим в ауле было не по душе, что женщину избрали председателем аулсовета. По этому поводу со всех сторон раздавались недовольные голоса. Только Демесин всячески старался подчеркнуть свое хо­ рошее отношение к Раушан. — Келин ведь не напрашивалась в председатели, ни­ кого не насиловала,— говорил Демесин.— Да и почему не быть ей начальством, если ее избрали. Время такое насту­ пило. И нет ничего плохого в том, что избрали женщину. Иная женщина ничуть не глупее мужчины... Демесин уселся на корточки, прислонившись спиной к ' Т ы м а к — шапка с ушами. С а л я м а л е й к у м — приветствие. 71

воротам, заложил за губу насыбай и стал неторопливо расспрашивать Бакена о хозяйстве, о здоровье. — Я уже давно собирался навестить вас, а тут как раз дело одно случилось...— как бы невзначай обронил гость. — Какое дело?— полюбопытствовал Бакен и тоже уселся рядом с гостем. — Эх, Бакен, сейчас уж, видно,/такое время, что люди не могут жить без того, чтобы не беспокоить других. Люди теперь рады при всяком случае хоть как-нибудь уколоть соседа. Я ведь никогда, кажется, не говорил, что не хочу выдавать свою дочь за Итемгенова сына. Что ж я мог поделать, если дочь моя сама не захотела выйти за него. Каждый ребенок знает, что женщины сейчас свободны... А итемгеновцы, видишь, подали на меня заявление, будто я продал свою дочь за скот. Им, должно быть, нет дела до законов власти, они еще держатся старых казахских обычаев... И вот я хотел взять справку от келин о том, что я не брал за дочь скота, что выдал ее замуж без вся­ кого калыма. Мне хотелось бы получить такую бумажку... Демесин говорил неправду. И Бакену это было понят­ но. Вот этот красавец, гнедой мерин, на котором приехал Демесин, получен им от свата за сут-акы1. А еще он получил сорок с лишним голов скота. И нет в районе че­ ловека, который не знал бы об этом. Бакен, однако, понимает и другое: если аульный, то есть его жена Раушан, приложит к бумажке печать, то что бы там ни говорили остальные люди, простая бумаж­ ка приобретет силу закона. А печать лежит в кармане у Раушан. Надо сделать так, чтобы Раушан приложила пе­ чать, надо помочь Демесину. И Бакен готов поддержать гостя: — Ну, что же, если печать моей жены может быть по­ лезна вам, я скажу ей, чтобы она приложила печать. Ко­ му же нам еще угождать, если не такому почтенному че­ ловеку, как вы... Демесин довольно засмеялся и еще раз погладил свои черные усы. — Прошу вас, заходите в юрту,— пригласил Бакен,— я скажу жене, чтобы она сварила мясо... — Ничего, ничего, не беспокойтесь,— засмеялся ‘ Сут-акы (сут— молоко, акы— плата)— один из видов калыма. 72

гость — Келин — большое начальство, она, наверно, всег­ да занята работой по канцелярии. Некогда ей возиться с мясом... А я не последний раз приезжаю. Мы у себя уже начали колоть согум1. Твоя дженге наказывала передать тебе привет и просьбу, чтобы ты приехал скушать свою долю. Ты лучше возьми келин и приезжай к нам в гости... Бакен самодовольно улыбался. Ему очень приятно, что в глазах таких почтенных людей, как Демесин, он выгля­ дит большим человеком. Почтенные люди зовут его в гос­ ти, готовы хорошо угостить... У входа в юрту послышался звон ведер. Это Раушан вышла за водой. Увидев Демесина, она остановилась. — Как здоровье, келин, все ли благополучно? — зале­ безил перед ней Демесин. — Благодарю, все хорошо,— еле шевельнула губами Раушан и, поправляя жаулык, пристально посмотрела на Бакена.— Я схожу по воду, надо телят напоить. А ты по­ зови секретаря, кое-какие бумаги придется написать... Во время выборов в аулсовет секретарем Раушан из­ брали Жакслыка. Жакслык еще молодой человек, но дела ведет неплохо. Однако он не нравится Бакену, просто не­ приятен ему. Всякий раз, как Жакслык приходит к ним в юрту, разбирает бумаги, беседует о чем-нибудь с Раушан, муж всегда подозрительно прислушивается к их разгово­ ру и не отходит от них... Однажды Раушан должна была объехать аулы свое­ го совета, чтобы составить какие-то списки, так он ни за что не хотел отпустить ее с Жакслыком. Сам поехал вмес­ те с ними.. — Подумать только, сколько возни с этим твоим щен­ ком Жакслыком,— сердито сказал Бакен,— Неужели он сам не может явиться без вызова? Раушан, ничего не ответив мужу, молча направилась к колодцу. Но Бакен остановил ее: Эй, жена, подожди! — Что такое? В °т У него, у Демесина, есть небольшое дело к тебе. Надо помочь ему. Надо сделать все, что он хочет. — А какое у вас дело, каин-ага? — спросила, возвра­ щаясь, Раушан. и Поглаживая усы, Демесин обстоятельно изложил свое 1 С о г у м - з а п а с мяса

дело. В глазах и на губах его блуждала льстивая улыбка. И в то же время он почтительно поглядывал на Раушан. Раушан задумчиво слушала его, не снимая коромысла с плеч. Она вспомнила, как летом в нынешнем году, когда все они жили на Кос-Томаре, Демесин объявил, что вы­ дает дочь за Керея. а вслед за тем пригнал большой гурт скота... Помнится, Раушан и вместе с ней еще несколько женщин стояли у колодца и видели проходящий мимо скот Демесина. — И правду говорят, что «всемогущ бай». Смотрите, гонит Демесин целое хозяйство,— говорили тогда женщи­ ны между собой. Раушан в ту пору не была еще председателем аулсо- вета, но она видела все своими глазами... Как же она ре­ шится сейчас поставить печать на бумагу о том, что Деме­ син не брал скота? Ведь Марьям строго-настрого ей вну­ шала: «Н е поддавайся ничьему обману, не прикладывай никогда печать на поддельные,’ ложные бумаги — погу­ бишь свою голову». И Абиль, приезжавший на выборы, учил ее тому же, вызвав к себе для секретного разговора. Легкие на язык люди даже сплетничали тогда, что вот, мол, она наедине с чужим мужчиной говорила... Раушан была твердо убеждена, что Демесин в самом деле взял скот за дочь. — Скажите, каин-ага, ведь все-таки правда, что вы взяли калым за дочь? — вежливо спросила она, чтобы не сразу оборвать разговор. — А тебе что за дело до этого? — уставился на нее рассерженный Бакен.— Тебе надо только поставить пе­ чать... — Келин, видно, не поняла меня,— деланно рассмеял­ ся Демесин.— Вам, может быть, еще не все ясно... —' Нет, ясно, ясно, каин-ага,—проговорила Раушан.— Мне это дело понятно... — Ну, если ясно, зачем спрашиваешь, приложи пе­ чать и иди по воду,— снова вмешался в разговор Бакен, с неприятной резкостью. Раушан заметно побледнела, на лбу у нее собрались морщинки. Если она сейчас не приложит печать, обяза­ тельно обидится Бакен. И тогда уж он долго будет дуть­ ся, кипятиться и гневаться. У Бакена в последнее время сильно изменился харак-

rep. И произошло это после того, как Раушан избрали председателем аулсовета. Раушан, конечно, не хотелось бы обижать мужа, но нельзя же из-за него, ради его спокойствия изменять долгу. Вот, допустим, она приложит к фальшивой бумаге печать, а завтра это все раскроется. Что же тогда будет? Нет, она не может обманывать, не может идти против своей совести. И, поправив на коромысле ведра, Раушан сказала Демесину: — Простите меня, каин-ага, но я не имею права при­ ложить печать на вашу бумагу. Я не могу узаконить ложь... Бакен и Демесин вытаращили глаза, точно не понимая, что она говорит. Раушан снова направилась к колодцу, покачивая вед­ рами. Дочь Айнабая отгребала деревянной лопатой снег от входа в юрту. Проходя мим8, Раушан окликнула ее: — Эй, Еркежан, пойдем по воду! Девушка было пошла за ней, прислонив к юрте лопа­ ту, но это увидела мать и, громко бранясь, позвала ее обратно. Когда Еркежан подошла к матери, та накину­ лась на нее с бранью: — Ты, что завела дружбу с испорченной, значит, и са­ ма хочешь стать такой! Смотри, чтобы в другой раз не ви­ дела я тебя с ней! Вечером, когда наступило время зажигать лампу, к Раушан в юрту пришел секретарь Жакслык. На столе бы ла разостлана скатерть, шумно кипел'самовар. Бакен, согнувшись и упрятав голову в тулуп, лежал на постели. Раушан сидела у казана, подкладывая кизяк в огонь. Жакслык по привычке вынул из маленького сундучка папки и занялся было разбором бумаг. Бакен высунул голову из-под тулупа и посмотрел на Жакслыка с такой ненавистью, будто готов был убить его — Если тебе надо писать, приходи днем, а ночыо не беспокой нас. Собирай бумаги! — крикнул он. Не понимая в чем дело, Жакслык удивленно уставился на Бакена. Раушан поднялась, отошла от казана. Вид у нее был решительный и хмурый. Заметив, что Жакслык оробел, она СКЯЯЯ.ПЯ- 75

— Не обращай на него внимания! Пиши. У нас с то­ бой сегодня много работы... — Уходи. Я тебе сказал — уходи! — продолжал кри­ чать Бакен на Жакслыка. — А что ты мне сделаешь, если я не уйду? — вызы­ вающе спросил Жакслык.— Бить будешь? Ну-ка, попро­ буй, ударь, я сейчас же составлю протокол и самого тебя отправлю куда следует! Бакен затрясся всем телом. Еще никогда в жизни он не сердился так на жену. Взглянув на искривленное зло­ бой лицо, Раушан отступила за спину Жакслыка. Бакен, торопясь, надел сапоги и выбежал из юрты, во­ лоча за собой тулуп. ...Маленькая лампочка едва-едва горела, излучая мер­ цающий подслеповатый свет. Над ламповым стеклом длинной струйкой вилась черная копоть. В юрте был по­ лумрак. А на дворе ревел буран. Сухой снег стучал по стенам, как мелкая дробь. Л ежа на животе, Жакслык писал очередную бумагу Раушан сидела рядом с ним на корточках. Она и сама не замечала, как по щекам ее катились крупные слезы... Три дня Бакен не показывался жене, не выходил из юрты Ермека, куда пришел & тот вечер, поссорившись с женой. Неутомимая, вездесущая Кульзипа бегала из дома в дом, разнося сплетни. — Я же говорила,— жарко шептала она,— что эта самая Раушан записалась в коммунисты! Вот и вышло, что я была права. Ведь вот смотрите, выгнала свое­ вольница мужа своего, мрза-агу, из дому... А муж-то, бедняжка, только и делал, что во всем ей угождал. Я говорила: надо с самого начала твердо держать ее в руках. Не надо было возить ее в город. Вот и свозил на свою беду... Хотя все равно. Разве она посмотрела бы на него. Она все равно поехала бы в город. Ведь ей ничего не стоит пойти против воли мужа... Думаете, у этой женщины есть совесть? Одна женщина даже пристала к Кульзипе: — Шешей, ты ведь знаешь. Правду Ли говорят, что

у Раушан что-то такое есть с этим мальчишкой-секре- тарем? — Ох, все правда, все правда, келин...— закивала головой Кульзипа — Она испорченный человек, можно верить всему, что про нее говорят... Бакен не приходил домой, и Раушан с каждым днем становилось все тоскливее. Кусок не шел ей в горло, неохота было готовить для себя пищу. Боясь злых язы­ ков, она и близко к дому не подпускала своего секретаря. Сна она лишилась, зарю встречала с открытыми глаза­ ми. Забудется на мгновение и ей кажется, что на нее наступает Бакен — бледный, весь трясется, кулаки сж а­ ты... Раушан вскакивает, смотрит во тьму... Одна ночь проходит, другая, третья... Измученная, поднялась утром Раушан с постели, по­ чистила скотный двор, задала корм и вышла за ворота. Легла зима. Снег уже начал промерзать, становиться плотнее. По твердой дороге катили на санях. День впер­ вые сухой, морозный, и те, у кого одежда плохо грела, пробегали по улице, дрожа и пряча лицо от ветра. Две женщины шли навстречу, несли воду. Порав­ нявшись с Раушан, одна из них шепнула, толкнув вто­ рую плечом: — Кавалера своего высматривает!.. Раушан как будто бичом стегнули. Побелев, как полотно, она остановилась: — Что это ты сказала, шешей? А ну-ка, повтори еще раз... — И не вздумай, смотри, связываться с этой бессты­ жей, ну ее! Очень надо! — буркнула одна из женщин и поспешила прочь, а другая засеменила за ней следом, даже не оглянувшись. У Раушан колени задрожали, такой ее охватил гнев. Горше, ненавистнее смерти были ей эти ядовитые сплет­ ницы. Ведь не только эти двое — все женщины аула настроены одинаково. Они избегают ее, не идут к ней, как бывало, со своими излияниями, а если и встретятся случайно, то делают вид, что не замечают, отворачива­ ются, перешептываются между собой. И будто мало ей было всего этого, так теперь еще Ьакен устроил скандал на весь аул, поселился у чужих. У всех теперь одна забота, одно развлечение — сплетни- 77

чать про Раушан. Она понимала, что прежде всего нужно помириться с Бакеном, тогда, быть может, хоть немного станет легче. Нужно, чтобы он вернулся. Решившись, Раушан направилась к Ермеку позвать мужа домой. На дороге стоял Хаирбай и еще трое или четверо мужчин, они горячо о чем-то беседовали, но, уви­ дев ее, замолчали, а Хаирбай произнес довольно громко, поглядывая на нее: — Да будь это не Бакен, а другой, разве он допустил бы, чтоб она тут шаталась у всех на глазах? Он бы этой негоднице как следует исполосовал спину... Краснощекий парень — он стоял лицом к Раушан — вмешался, защищая Бакена: — А что ему, бедняге, делать? Как ее тронуть? Чуть что — угрожает составить протокол и отправить его на край света. Всякий бы тут испугался... Когда Раушан поравнялась с мужчинами, красноще­ кий парень толкнул Хаирбая локтем. — Что — слышит? Ну и пусть слышит... Боюсь я ее, что ли? Что хочу, то и говорю... Стиснув зубы, Раушан молча прошла мимо них и вошла к Ермеку. Там она застала одного только Баке­ на — он лежал на постели, уткнувшись лицом в подост­ ланную шубу. Слабые лучи солнца едва -проникали сквозь малень­ кие окошки, покрытые толстым слоем инея, и в комнате был полумрак. Когда Раушан увидела мужа, лежавшего в неудоб­ ной позе, в углу, на чужой постели, у нее болезненно за ­ мерло сердце, заныла грудь и сами собой из глаз поли­ лись слезы жалости. Она тихонько подсела рядом и поз- — Ай1, вставай, пойдем домой. Голос ее задрожал. Она наклонилаа прильнула к колючей щеке мужа. Капельки горячих :лез упали на его лицо. — Милый... Вернись... Ты ведь обещал, что никогда не обидишь меня? А теперь? Ты вот не приходишь, а я тоскую... Лучше мне умереть. Не смею глаз поднять... Вставай же, пойдем домой... | д й — казашки не называли мужей по имени. «Ай» — принятое у казахов обращение жены к мужу. 78

Раушан прижималась к мужу, горячо целовала его, умоляя вернуться. Отчаяние ее дошло до того, что она клялась больше ему ни в чем не перечить. Бакен даже не шевельнулся. Он лежал, сжавшись в комок, стиснув зубы, смотрел куда-то мимо нее сверкающими, как уголья, глазами. — Вернись... Он не проронил ни слова. Открылась дверь, и, внося с собой холод, с улицы влетела Кульзипа. Она даже не стряхнула со своих ста­ рых со вздернутыми кверху носами галош снег — так то­ ропилась. Раушан поднялась и села. Кульзипа, присло­ нившись к печке, насмешливо глядела на Раушан. — Что, не можешь оставить в покое беднягу хоть здесь. Или так уж соскучилась по нем? — бросила стару­ ха язвительно. Раушан даже в дрожь кинуло. Нерона сдержалась: — Не вмешивайся, не твое дело. Я пришла к мужу... — К мужу? Ха! Д а, у тебя мужей много,— рассмея­ лась Кульзипа. Раушан потеряла терпение: — Откуси себе язык,— выпалила она.— Ну что тебе надо? Зачем ты стараешься чернить меня? Зачем ты зря болтаешь?.. Да за такую клевету наказывают... — Мне откусить язык? Мне? Да ты, ты бы сама...— Кульзипа захлебывалась от негодования.—Ты кто мне— мать или отец, ты что расселась в моем доме да еще шу­ мишь, пугаешь? Ах ты бессовестная, ах ты бесстыжая... Если бы не должность, если бы не боязнь уронить свой авторитет, Раушан, кажется, вцепилась бы в воло­ сы этой негодной. Но она переборола себя и решительно сказала мужу: — Встань, не валяйся здесь, как собака, у которой нет хозяина. Дом не мой, а твой. Если сердишься, то вы­ гони меня, а сам живи...— Она потянула его за рукав. Бакен медленно приподнялся и сел. — Пойдем, говорю... Никуда я не пойду, что ты пристала... Я не выйду отсюда, пока ты не пойдешь со мной... — dn, отстанешь ли ты? Смотри, Раушан... Что, бить будешь?.. Бей! Ты мой муж, я стерплю я не буду противиться. Хоть убей, но иди домой... Отстань... подзадоренный насмешливыми взгля- 79

дами Кульзипы, Бакен толкнул Раушан с такой силой, что она упала на спину. Она с трудом поднялась, слыш? как хихикает Кульзипа. Ей показалось, что в груди у нее загорелся огонь. Раушан снова кинулась к мужу, но Бакен, распалив­ шись, ударил ее ногой, и она опять повалилась на пол. Жаулык слетел с головы. Падая, она стукнулась о косяк двери, у нее зашумело в ушах, но гнев ее был так силен, что она почти не ощутила ушиба. Поднявшись, поправив растрепавшиеся волосы, она вся дрожа, в последний раз взглянула на мужа: — Идешь? Бакен, бледный, молчал. Раушан шагнула за порог. Она и не заметила, как очутилась на улице. Руки, плечо, грудь, висок — все боле­ ло и ныло. Хаирбай с приятелями, беседуя, все еще стояли на том же самом «есте. Раушан, выпрямившись, гордо подняв голову, направилась прямо к ним. Мужчины удив­ ленно, с презрительной насмешливостью посмотрели на нее. — Ну как, Раушан, нравится тебе быть аульным? Иметь секретаря? Печать? — обратился к ней краснощё­ кий парень, лукаво улыбаясь. Раушан бровью не повела, как будто не расслышала, и обратилась прямо к Хаирбаю. — Каин-ага, весь аул дЗвно сдал налог, даже такой бедняк, как Бака-ата, и тот внес все полностью... Как не стыдно вам, имея столько скота, не вносить налог своевре­ менно... — Вы напрасно беспокоитесь обо мне, келин.— Хаир­ бай даже в лице изменился.— Если мне станет стыдно, то уж краснеть буду я, а не вы... — Почему? И мне придется краснеть, ведь могут по­ думать, что я выгораживаю богатых,— спокойно, с досто­ инством сказала Раушан.— Не ошиблись ли вы, каин-ага, когда давали сведения о своем скоте. Ведь у вас сто пять­ десят голов рогатого скота, а по списку только пятьдесят. Сто голов вы укрыли от государства. Так оставьте же ва­ ши уловки и разговоры о том, кто будет краснеть. Если собираетесь платить налог, так сегодня же, а не то сооб­ щу в волисполком, пусть пришлют человека описать ваш скот. Хаирбаю, видимо, все больше становилось не по себе. 80

Как будто это не он полчаса назад высмеивал Раушан; те­ перь он готов был плясать перед ней: — Ой, келин, оказывается, очень сердитая! Кто это так разгневал ее? Если неразумный Бакен, то придется сказать этому глупцу, пусть возвращается домой. Нельзя заставлять ждать такую келин... Мужчины перемигнулись. Им понравилось, как Рау­ шан приструнила богача. И еще больше озадачил их ее ответ: — Нет, каин-ага, не надо посредничать между нами. Захотим помириться, помиримся сами, без вас. Не теряйте на это времени. Лучше кончайте свою беседу и торопитесь внести налог. Не внесете — пеняйте на себя...— и пошла к своему дому, стараясь идти как можно ровнее, чтобы ни­ кто не понял, сколько боли причиняет ей каждый шаг. — Бай-бай, какая строгая...— зашумели мужчины, по­ качивая голавами,— Она, пожалуй, строже волостного управителя Бейсембая. Дать ей волю, так она заставит обе ноги всунуть в один сапог. Пристанет, так уж не отсту­ пится... А Раушан, придя домой, села, обессиленная, у печки и задумалась. Дом, такой дорогой ее сердцу, такой теплый, уютный, сейчас будто наполнился холодом, превратился в то, чем был на самом деле,— в сумрачную низенькую землянку. Растрескавшаяся корявая печь, черный сундук с поломанным замком, старая, вся в заплатах кошма на земляном полу, выщербленная чашка на подставке — все кажется ей чужим и неприглядным. Угрюмо озирается она вокруг. То, что вчера еще казалось милым и своим, се­ годня опостылело ей, стало ненавистным. Ну, в чем она провинилась перед мужем? Разве не делила с ним вместе и холод, и голод, и немногие радости, разве не работала с ним наравне?.. Сейчас она председатель аулсовета... Многим кажется диким, несуразным, что женщина стала председателем, но не по своей воле села она на это место— ее избрали на собрании. Все это знают. Когда Марьям в первый раз сказала, что Раушан хотят выдвинуть в председатели, Бакен мог сразу сказать, что, мол, не разрешаю избирать мою жену председателем. Нет, стоял тут же... сиял, улыбался. Казалось, что он очень доволен. Чего же он теперь хочет, чего требует от меня?.. Сердится, что я не согласилась на просьбу Демесина? Почему же не скажет прямо? Что я сделала плохого, ка-



Солнце уже садилось, когда в аул прискакал довольно еще молодой человек, назвавший себя рассыльным волисполкома. Он привез целую связку бумаг. Удобно расположившись в доме Раушан на почетном месте, под­ боченившись и покручивая ус другой рукой, он принялся ее расхваливать. — Ваше имя, келин, не сходит с уст нашего предсе­ дателя. Он говорит, что редко встретишь такого работни­ ка, как Раушан, она может выполнить все, что только захочет. Я хотел нарочно подзадорить его: «Верно сама темноглазая келин понравилась, потому так хвалите ее работу», а он ответил мне: «Нет, Валий...— это меня зо­ вут Валий — не часто встречаются такие женщины, как Раушан. Поверь, не всякий мужчина в состоянии делать то, что делает эта Раушан...» Бедняжка Раушан краснела и смущалась. Но, к сча­ стью, ей не приходилось поддерживать беседу. Рассыльный болтал, как сорока, с одной истории пе­ рескакивал на другую. Он рассказал, как под ним уста­ ла лошадь и как в соседнем ауле не хотели ее сменить. «Опомнись,— сказал я человеку, который отказывался мне дать коня.— С кем ты разговариваешь? Я — власть, я представитель из волости. Скажу вот волостному — и велит все перевернуть у тебя, поднять на ветер весь твой очаг». Вот как я ему пригрозил. Хорошо, конечно, если во­ лостной об этом не узнает... Бедняга испугался, побежал скорее за лошадью. Я поехал на свежем коне дальше и приехал в аул Сейгельдия. Оказывается, Ермек выдает замуж дочь, и я попал на той1... Раушан встрепенулась. — Замуж? Какую дочь? — отрывисто спросила она. — Старшую, ту самую, что вместе с вами была на съезде. Жених, я бы сказал, какой-то невзрачный — ему, я думаю, лет уже за пятьдесят, борода куцая, на висках изрядная седина. Но, видимо, не скупой. Дал мне черво­ нец по тому случаю, что я как раз попал на той. Я взял деньги и поехал дальше... Почему бы мне и не взять... Раушан слушала, его не очень внимательно. Новость встревожила ее. Когда они возвращались из города, Да- меткен поделилась с ней своим горем: fi* 83

— Несчастнее меня нет на всем белом свете: отец выдает меня зам уж за старика да еще во вторые жены... Девушка горько плакала, жалуясь на свою судьбу. И вот теперь, горемычную, отдают за старика. Она не хо­ чет этого, ропщет, но согласия ее никто не спрашивает. Неужели же нельзя ей ничем помочь? Неужели нет си­ лы сильнее Ермека? Неужели мужчины — отцы и мужья — не образумятся, не начнут уважать закон о рав­ ноправии?.. Уже собравшись уезжать, рассыльный вспомнил: — Д а, завтра вам нужно приехать в волисполком. — Зачем? Зачем это? — О, будут заседать, просят приехать председателей всех аулсоветов. И вас, келин... Раушан обрадовалась. Проводив гостя, она спрятала бумаги, которые он привез, в сундучок, взяла коромысло и ведра и поспешила за водой. Солнце, как гигантская птица в красном оперении, уже спускалось в свое гнездо. Морозно. Н ад аулом поднимаются в небеса дымки, хо­ зяйки топят печи. Молодые парни, подростки гонят скот на водопой. Все торопятся закончить дела, пока не насту­ пила тьма — одни выносят и выбрасывают прямо на снег золу, другие торопятся припасти кизяк для топки. Навстречу Раушан медленно и важно идет Хаирбай. Рукава его теплой одежды болтаются, как длинные хвос­ ты. Поравнявшись, он искоса взглядывает на нее и оста­ навливается, налегая грудью на свою палку. — Кто это приезжал к тебе, келин шрагм? — заиски­ вающе спрашивает он. — Рассыльный из волисполкома. — А что ему здесь надо, этому рассыльному? Раушан начинает злиться: — Ему? Он привез приказ собрать весь налог, а на неплательщиков составить список и доставить его в вол- исполком. Завтра как раз хочу везти список.— И Раушан пошла к реке. — Келин, келин!.. Остановись! — Он подался за ней, сделал шага два и замер, покусывая губы: — Ой, аттеген-ай, и наделала же ты дел! — пробор­ мотал Хаирбай. Раушан уже подходила к тому месту, где рубили про­ рубь. Неподалеку стоял Бакен. Заметив жену, он резко повернулся и пошел.

— Эй, эй! — окликнула его Раушан. Но он не отклик­ нулся. Зато люди, прорубавшие прорубь, так и застыли, с интересом поглядывая на супругов. Раушан умолкла и порывисто сбросила с плеча коромысло. Ведра с грохо­ том покатились по льду. Спросите у Бакена — он и сам не знал, когда, как, от­ куда появилась и разгорелась в нем эта злоба. Выбрали ли Раушан делегаткой в волисполком, поехала ли она в го­ род, согласилась ли быть председателем аулсовета — все это делалось с его ведома. По правде говоря, Раушан ни­ чего не предпринимала, не посоветовавшись с Бакеном. И он хорошо знал, что жена не упряма, не своевольна, не заносчива. Знать-то знал, но... В тот злополучный день, когда были выборы в аулсо- вет, приятели говорили Бакену: — Если жена твоя — тюре — начальник, то это значит, что все в твоей воле, что захочешь, то и заставишь ее де­ лать... Жена... Но другие уже тогда опасались: — Постойте, не так-то это просто. Если эта женщина освоится с печатью, привыкнет быть начальником да вой­ дет во вкус — тогда она и близко не подпустит Бакена к делам... Не поглядит, что он муж... Добродушный Бакен не очень-то беспокоился, слушая мужские толки, но женские пересуды задевали его за жи­ вое. Чего только ни плела Кульзипа. Одним она шептала: — Говорят, она ни в чем не противилась одному на­ чальнику в городе, поэтому назначили ее... Другим намекала: — Она, видно, не скучает в этих своих поездках... Кульзипа — опытная сплетница. Слово — не птица, улетит— не поймаешь, что сказано, то уж пошло гулять по степи. Гуляет, гуляет и докатится до ушей Бакена., Бакен-то хорошо знал, что Раушан ни в чем перед ним не виновата, а все же, когда о его жене пошли толки, он пожалел, что согласился на то, что она станет председа­ телем. Потом он привык, примирился, перестал прислуши­ ваться. Все чаще заходили к нему почтенные люди аула и просили «образумить Раушан», «повлиять на Раушан», «попросить Раушан». Ему понравилось, что он стал играть

такую видную роль в жизни селения. Он перестал ходить, опустив голову, повеселел, оживился. И если в первые не­ дели только пытался советовать Раушан, то теперь просто начал всем распоряжаться, не желая слушать никаких возражений. — Сделай все, о чем он просит. Раушан волнуется, сердится: — Будь у меня две головы, а не одна, и те ты снял бы с моих плеч... Байгус-ау1, не миновать мне суда из-за грязных делишек этих просителей... Но Бакен отрубал резко: — Женский ум короток, ну, что ты можешь пони­ мать? Видела, как он мне кланялся? Видела, как меня слу­ ш ал? Ну вот, то, что я сказал, делай без разговоров... Пожалуй, такая резкая перемена в характере Бакена произошла не сама по себе, неспроста. Вскоре после того, как выбрали нового председателя аулсовета, у Хаирбая собрались все главари аула Тасыбая и, лакомясь мясом молодого барашка, обсуждали последние события в ауле. К удивлению и радости Бакена, его тоже пригласили на это сборище. Когда он явился, польщенный и робкий, ак­ сакал Ажибек обратился к нему, усевшись перед ним на корточках: — Бакен, шрагм, послушай меня... Покойный отец твой был бедняком, но, благодаря родичам и одноаульцам, все же не умер с голоду и во время кочевок не отставал от других... А что же получилось теперь? Вое изменилось: те, что были наверху, опускаются вниз, а те, что были на самом низу, становятся главарями. Таковы новые порядки. Пусть, мы не против, но разве мы не часть населения, так почему все дела решать без нас... Разве это справедли­ во?..— Старик вздохнул. — Верно, аксакал говорит правду... — Ну до чего же хорошо он говорит...— такие голоса раздавались в толпе, набившейся в жилище Хаирбая. Повздыхав и помолчав, прожевав мягкий кусочек неж­ ного мяса, Ажибек продолжал: — Э, Бакен, шрагм! Есть старинные пословицы: «Ж е­ на смотрит на мужа, муж — себе под ноги», «Народ, ве­ домый женщиной, пребудет во мраке». Вот так думали наши предки! Эти изречения не устарели и сегодня. Но вот Б а й г у с - а у — несчастный.

явился какой-то безбородый в кургузом пиджачке — и куда только девался наш покой, наши вековые устои? Он сказал, что председателем аулсовета надо избрать бедня­ ка. Ладно, кто же спорит против этого? Ведь если нужен ему был бедняк, то разве ты, например, не бедняк? Поче­ му он не назвал твоего имени, обошел тебя и назвал имя твоей жены? Не насмешка ли это над нашим народным укладом? Я сказал тогда: «Потерпите, не горячитесь, по­ толкуйте с Бакеном. Не нужно поднимать шума. Келин — наша, она не пойдет против мужа... Управлять народом — дело нелегкое, не женское, без советов мужа ей не обой­ тись, она будет все делать только с его согласия. Если Бакен пообещает нам держаться твердо и келин только по названию будет председателем, не надо покамест волно­ ваться и смещать ее». И вот все эти почтенные люди, со­ бравшись здесь, хотят получить от тебя ответ: будешь ты мямлить в сторонке и носить старую юбку своей келин или поведешь себя как настоящий муж, как джигит и будешь управлять своей женой... Что ты на это скажешь, уважае­ мый Бакен? — Ажибек торжествующе оглянулся, как бы говоря: «Что, здорово я его обошел?» Присутствующие снова зашумели: — Ну и старик!.. Вот это да! — Слушайте, слушайте, что говорят мудрецы, люди, управлявшие народом раньше... Бакен редко бывал на подобных собраниях. Ему и во сне не снилось, что судьба аула попадет в его руки. Поэ­ тому, когда он уяснил, к чему клонит Ажибек, то пот про­ шиб его, как в бане, и он то и дело вытирал лицо. Бакена торопили, дергали со всех сторон: — Ну, не заставляй нас долго ждать, неужели ты так-таки ничего и не надумаешь? И он, чтобы только что-нибудь сказать, пролепетал: Разных там ваших дел я не знаю. Но дома я хо­ зяин. Я — муж... — Э-э, да. он, оказывается, настоящий джигит... — Смотрите, он же молодец! Мужчина! — Ну-ну, не тяни, каждое твое слово с пуд весом... Мрза Демесин, покручивая роскошные усы и шныряя лисьими глазами то в одну, то в другую сторону, сказал: — Мы знаем, что ты хозяин своей жене... Но если так, оудь хозяином над нею всюду. Будь хозяином ее должно­ сти и ее печати. Оставь свою робость, Бакен, будь смелее. 87

Без тебя пусть не прикладывает печать ни к одной бумаге. Обещай это нашим аксакалам, и они благословят тебя... Бакен, сбитый с толку, польщенный, растерянный, одуревший, пообещал «держать жену в кулаке», и старик Ажибек благословил его. И вот с этой минуты Бакен пе­ реродился, стал строг с женой. Он начал привыкать к мыс­ ли, что он — вершитель судеб всего населения аула. То, что Раушан не согласилась помочь Демесину и не поставила по его приказанию печать, взорвало Бакена. Он готов был просто-напросто взять печать из ее рук и сам пристукнуть бумажку. Но за последнее время Раушан стала что-то сердиться и на все его разглагольствования отвечает одно: — Не вмешивайся в мои дела. Я сама знаю, как и что надо... — Д а ты кто такая? — возмущается Бакен. — Я это я. Председатель аулсовета Восьмого аула,— ответила ему Раушан. — Так ты разве не жена моя? — Жена. Ну так что? Могу ли я позволить тебе управлять делами только потому, что я твоя жена? Рабо­ та поручена мне, а не тебе... Ох, как разбушевался Бакен. Р а з так, он сразу же уй­ дет из дому, где над ним смеются. Уйдет и не вернется.. Но спокойная, ласковая Раушан рассеяла его гнев, успо­ коила, сказала, что всегда прислушивается к его мнению, если оно разумное... Но вот второй раз вышло совсем не так, как при первой ссоре. Уходя из дому, Бакен думал, что Раушан снова по­ бежит за ним, повиснет на шее, будет целовать, плакать, даст обещание впредь пополнять все его приказания. Раушан этого не сделала. Разгневанный, ничего не соображая от ярости, Бакен побежал к Ермеку. Разве он забыл, что это за человек Ермек! Только и знает, что, сидя подле кипящего казана, причмокивая, дергаясь всем телом, смакует сплетни. И жена ему подстать: стоит Кульзипе заглянуть на мину­ точку к кому-нибудь в дом — и там долго не умолкнет гомон раздора. Вот к кому пошел за утешением Бакен! Вот где он нашел пристанище! Пожив в их доме, он дошел до такой ярости, что готов был на любое безумство. В ту минуту, когда пришла Раушан, Бакен как раз ле­ жал в припадке такого безудержного гнева. Он незадолго

до этого дал твердый зарок Кульзипе, что «никогда не вернется больше к этой проклятой, не назовет ее своей же­ ной не поглядит ей в лицо». Потому-то он и не отозвался на мольбы Раушан. Но когда избитая им жена направи­ лась к двери и он увидел ее лицо, искаженное мукой и отчаянием, со слезами на глазах, он вдруг растаял, обмяк и уже готов был соскочить с постели и закричать ей вслед: «Жена, жена, вернись! Дорогая!» И он бы сделал это, если бы не пристальный, насмешливый взгляд Куль- зипы, стоявшей у печки. Он бы побежал за Раушан... А тут он только передернул плечами и снова лег, укрывшись с головой. Из-за кого же он поссорился с ней? Из-за Демесина. А кто такой Демесин? Бай, аткаминер, бывший бий, носив­ ший на груди значок, выданный царем. Разве раньше ког­ да-нибудь Демесин считал Бакена ровней? Д а что об этом говорить,— давно ли Бакен ушел из-под власти палки Д е­ месина? Чего только не перенес он, Бакен, за те десять лет, пока был у него малаем! Если Бакен снимет свою мерлушковую шапку — видны станут на его голове следы старых побоев... А если так... Если так, то почему он взял­ ся горячо хлопотать за Демесина! Ох, дурак, дурак... Ох, глупец... Бакен все больше злился на себя. Как же он мог так жестоко обидеть Раушан? Д а еще на глазах у этой дрян­ ной Кульзипы. «Калкам1, голубка моя, не сердись. Как мне успокоить тебя?» — шептал он, надевая шубу и шапку. Но лишь только, он собрался отправиться домой, как явилась Кульзипа с целым ворохом вестей. — Ну, свершилось,— многозначительно заявила она, поджав тонкие губы,— говорят, председатель волиспол- кома прислал за келин: «Мол, пусть, приедет, давно уже я не говорил с ней наедине. С глазу на глаз...» Говорят... «Кажется, не будет конца этим сплетням, слушать ее не могу...— думает Бакен, а все же распаляется.— Не мо­ жет быть, чтобы жена не позвала меня с собой. Как она уедет, ничего не сказавши мне? Конечно же, она еще при- дет... йот тогда и помиримся».— И Бакен решил не идти домой, а дождаться прихода Раушан. Он не отрывал глаз от двери. 1 К а л к а м — дорогая, ненаглядная голубка.

Наступил вечер, зажгли лампу. Приходят и уходят всякие бездельники и гуляки... А Раушан все нет и нет... На другой день рано поутру Бакен залез на крышу дома. Ермека, то ли высматривал кого-то, то ли караулил. И вот он увидел, как в санках, запряженных гнедым ме­ рином, выехала из ворот Раушан. Голова ее обмотана пуховой шалыо. За кучера сидит Жакслык. У Бакена по­ холодело сердце. — Эх, аттеген-ай! — невольно вырвалось у него. Никто не услышал его зова. Медленно, с растерзанным сердцем, побрел он домой. хи Волисполком не так уж далеко: сегодня Раушан при­ едет туда, завтра вернется обратно. Не это заботило Баке­ на. Но когда он пришел домой, все показалось ему чужим и незнакомым. Словно жители готовились к кочевке: все пожитки собраны, перевязаны. Что же это? Почему Рау­ шан уехала, словно и нет у нее мужа? Или?.. Или?.. У Бакена ноги приросли к полу. Весь день он ни с кем не заговаривал, ни к кому не подходил. Все, пожалуй, только и ждут случаи, чтобы подшутить над человеком, чья жена без спроса укатила в город. Кто бы ни улыбнулся, ему кажется, что смеются над ним. «Подождите, вот я вас,— свирепеет Бакен.— Вот пусть она только приедет, пусть...» Весь день смотрел он на дорогу, не отрывая глаз. Только покажется вдали конь или пешеход, он весь так и задрожит — ждет. Нако­ нец, уже ближе к сумеркам, издали показался гнедой конь. И вдруг сразу Бакен похолодел — в санях сидел один только Жакслык. — Эй, парень, а где жена? — Уехала в Оренбург... учиться... У Бакена помутилось в глазах. Он налетел на Жак- сльгка. Тот что-то говорит, испуганно объясняет, но Бакену нет дела до этого, никакого дела: мрак застилает ему гла­ за — пропадай теперь все на свете... Уехала! Предвидя недоброе, Жакслык хотел отступить, отойти, но Бакен, как бешеный бык, устремился на него, замелькали его огром­ ные тяжелые костлявые кулаки. Кто-то удерживает его руки, кто-то ухватился за поясницу и тащит назад. Целая

толпа сгрудилась вокруг Бакена и Жакслыка. Все шумят, толкаются... ...Бакен очнулся еще до зари. Он пошарил привычной рукой с левой стороны: никого рядом нет, один! Только тут он отчетливо понял, что вчера произошло. «Оренбург», «учеба», эти короткие слова всплыли в памяти Бакена. Но ему достаточно этих двух слов, дальше все понятно. Оди­ ночество, тоска... Бакен заплакал, как маленький. Первой, понятно, пришла его навестить Кульзипа. Точно мулла над больным, она села у изголовья и стала твердить: — Не скорби о ней, ты еще не старик — ты видный мужчина, такое сокровище, как Раушан, эта несчастная, эта безумная, ты себе найдешь... Ты должен благодарить судьбу за то, что она сама ушла, давно пора было тебе разделаться с нею... Приходят старухи, молодые женщины, дети, все тол­ пятся в доме Бакена. Все сочувствуют ему, жалеют его — это удивляет Бакена. Никогда до сих пор он не встречал в ауле сочувствия. Даже «главари» аула пришли — Ажибек, Демесин, Хаирбай. Все они внушают ему: «К ак испортились лю­ ди! Как испортилась молодежь...» Явились они неспроста. Если Раушан уехала учиться, надо подумать, кто будет на ее месте. Заместителем Рау­ шан числился до сих пор батрак Саду. Всю жизнь, лето и зиму батрачил он раньше у русских кулаков. Абиль под­ держал его кандидатуру на выборах и не один раз сове­ товал Раушан: — Он твой заместитель, помни это... Не делай все од­ на, как старые аульные, работай вместе с заместителем, учи его... Раушан и рада была бы делать так, как советовал Абиль, но препятствовал Бакен: «Не подпущу близко к до­ му этого крещеного». Саду оставался как-то в стороне. Те­ перь по закону дела аулсовета должны перейти к нему. Старики этого не хотят, «С какой это стати отдать пе­ чать в руки Саду? Нет, надо подумать еще, посоветовать­ ся»,— рассуждали между собой главари. Потому-то и со­ шлись все белые и черные бороды в доме Бакена. Надо ведь посочувствовать бедному, да и о делах нельзя забы­ вать. Бакен — член совета, почему бы не провести его председателем? 91

И бороды говорят: — Твой дом посетило счастье. Мы не хотим его отни­ мать у тебя только потому, что недовольны твоей стропти­ вой женой. Мы решили эту должность закрепить з а тобой, хотим избрать тебя председателем и благословить на доб­ рую работу. Бакен не обрадовался и не огорчился. Ему было все безразлично. Пусть так, он не возражает — и старик Ажи- бек вознес над ним сложенные ладони. Жакслыка они не считали надежным и вместо него секретарем аулсовета выбрали муллу Искендира. Составили протокол от имени всех граждан Восьмого аула, протокол этот повезли на утверждение в волисполком самые настойчивые атками- неры — Демесин и Жусуп. И вот Бакен стал председателем аулсовета. Кучка грамотеев, аткаминеров не бросила его без совета и по­ мощи. Все бумаги и списки, составленные при Раушан, подверглись пересмотру. Вышло, что списки составлялись неправильно, у многих записано скота больше, чем есть на самом деле. Мулла Искендир, облизывая кончик ка­ рандаша, принялся за работу. От имени нового председа­ теля послали бумагу в волисполком. Послали — и послали. О большинстве бумаг Бакен ничего не знает. Он не умеет расписаться. З а неграмот­ ного председателя бумаги подписывает мулла Искендир, верша все дела. Печать лежит в мешочке, а мешочек хра­ нится у того же Искендира... И так продолжается три месяца. По словам Демесина, тишь д а гладь царит в ауле — «Н а раранах воробьи выво­ дят птенцов». Но для Бакена все это кончается плохо. Его привлекают к суду за десятки незаконных деяний, «за укрытие», «за содействие» и тому подобное. Когда в ауле узнают, что он приговорен к трем годам тюрьмы, многие удивляются: — Подумать только: за три месяца работы в аулсове- те заработать три года тюрьмы — вот это да... XIII В редакцию губернской газеты вошел черный мужчина с худощавым лицом, густо обросшим бородой. Он постоял немного, озираясь по сторонам, и наконец нерешительно шагнул к молодому человеку, сидевшему ближе к входу.

— Это и есть редакция? — спросил он. — Она самая. — У меня есть небольшая заметка, как бы мне ее по­ дать? — Пожалуйста, садитесь и пишите... Вот бумага... Посетитель смущенно почесал затылок: — Пишу-то я очень медленно, не умею быстро писать,—он оглянулся и тихонько доверительно шепнул: Писать-то я в тюрьме выучился... Сотрудник редакции с любопытством поднял глаза: — Хорошо, рассказывайте, я сам буду писать... — Ну, если так... И посетитель вытер со лба крупные капли пота. — Так вот,— пусть все знают. Я ни в чем не виноват. Эти жулики — Хаирбай, Демесин, Жусуп — воспользовав­ шись моей темнотой, тем, что я не знал, где правая, где левая сторона, швырнули меня в огонь. И не было чело­ века, который наставил бы меня на правильный путь...— он пояснил тихо, придержав своей ладонью руку сотрудни­ ка редакции, чтобы тот пока не писал.— Была у меня же­ на, Раушан ее звали, и из-за этих самых злодеев она ушла от меня,— он опять повысил голос,— ничего не пропускай­ те, пишите все по порядку, а я раскрою все их подлые проделки, пусть об этом узнает вся степь... Женщина, сидевшая за столом редактора, склонив­ шись над бумагами, прислушалась, насторожилась и под­ няла голову: — Эй, отагасы, почтенный, оглянитесь-ка!..— попро­ сила она.— Как вас зовут? Кто вы? — Имя мое Бакен, шрагм. Я сын Алибая. Отец мой всю жизнь был чабаном у баев... Как сильно изменился Бакец! Ведь его нелегко было заставить говорить, увальня. «Догадайся-ка, что у меня на душе!» — таков был прежний Бакен. А этот — он уже кое-что повидал, испытал, он уже з а словом в карман не лезет, научился отличать хорошее от плохого и, похоже, осознал свои прошлые ошибки... Д а, это совершенно дру­ гой человек! Женщина, улыбаясь, спросила: Узнаете меня, Бакен? Я ’ведь Марьям, разве забы­ ли? — и она протянула ему руку. Бакен даже соскочил с места, так растерялся. Он ки- 93

нулся к женщине, хотел пожать ее руку и вдруг сразу по­ мрачнел: — Марьям, ты... хочешь поздороваться со мной?.. Со мной... Не сердишься? Не проклинаешь меня? Дорогая Марьям, может быть, и Раушан простит? Жива ли она? Ох как сильно я обидел свою Раушан... Как мне совестно, Марьям, как стыдно... Он заплакал. Марьям принялась успокаивать его, усадила на стул и затем спросила: — Знаете ли вы, где Раушан? — Нет,— Бакен покачал головой.— Не знаю... Слы­ шал, что она поехала учиться... еще слышал, что вышла замуж... за русского... что ж, я не виню ее, я сам виноват во всем... — О, вы, значит, не все знаете... Раушан как раз се­ годня приезжает в наш город... — Как? Что ты сказала? Марьям, свет мой, не сер­ дись, помоги мне увидеть ее в последний раз... Поезд пришел на станцию вечером, когда уже за ­ жглись огни. На перроне толпилось много встречающих, среди них Бакен и Марьям. И вот после долгого ожида­ ния в окне вагона мелькнуло знакомое лицо. Раушан ли это? Или только похожа на нее эта красивая женщина, одетая по городской моде, с нарядным чемоданом в руках. — Она! Она! — крикнул Бакен и заметался по плат­ форме, готовый убежать куда глаза глядят. Но Марьям уже обнимала и целовала Раушан, потом сказала: — Поздоровайся же и с этим человеком. Ты его, ка­ жется, знаешь... Раушан оглянулась и увидела Бакена. Лицо ее дрог­ нуло, побледнело, сразу же став серьезным, даже чуть грустным. Она только и могла выговорить: — Здравствуй, Бакен! Тот же только твердид, ловя ее руку: — Дорогая... Раушан... Прости... Раушан не отвечала. Марьям повела их к себе домой, напоила чаем. Жен- 94

шины разговаривали, а Бакен молчал. Он не мог оторвать глаз от Раушан. Она ли?.. Три года назад это была простая, малогра­ мотная женщина из аула, его жена. Теперь... Но между той Раушан и нынешней расстояние как от земли до неба: она училась, она много знает, она, она — большой чело- Марьям говорит задумчиво: — Да, теперь ты овладела теорией Маркса—Ленина... Ты настоящая коммунистка теперь... Раушан усмехается: — Вместе с тобой, милая Марьям, будем строить в аулах новую жизнь. Потому ли, что она не забыла старой обиды, по другой ли какой причине, но Раушан не заговаривает с Бакеном, ни о чем не спрашивает его, только изредка взглядывает. На сердце у Бакена тяжело. На ночь Марьям уводит Раушан в другую комнату. Бакен остается один, сидит в глубокой задумчивости и, когда открывается дверь и входит Раушан, не может по­ нять — снится ли это ему? Бакен растерянно вскочил, но Раушан тут же усадила его, положив ему на плечо руку. — Как ты похудел,— просто сказала она, обняв Б а ­ кена и, наклонившись, прижалась щекой к его щеке.— Теперь-то ты знаешь, кто твой враг и кто друг? — тихонь­ ко промолвила Раушан, перебирая его волосы, где уже пробивались седые нити. — Знаю... Пусть поздно, ай, как поздно, но я познал настоящую правду,— отвечает Бакен. Он так много хотел бы сказать жене: что был виноват, что он искупит свою вину перед ней и перед советской властью, что он всю жизнь отдаст борьбе с врагами. Но хоть сердце его переполнено, он не находит слов и только гладит и пожимает милые пальцы Раушан...

М у хтар Ауэзов СУДЬБА БЕЗЗА Щ И ТН Ы Х Среди унылой степи, южнее города С. высится одино­ кий и лысый Аркалык. Всю зиму, не переставая, метет и метет по его склонам непроглядная вьюга, наносит рых­ лые сугробы, и Аркалык становится белым и круглым, как куриное яйцо. Аулы, на свое горе приютившиеся у его подножия, от обилия снега и сильных ветров терпели бедствия, а час­ тые джуты губили скот. И если в других местах людям жилось терпимо, то в здешних аулах царила страшная беднота. Сетуя на бога и борясь с вечной нуждой, жители все-таки оставались у Аркалыка из уважения к стойбищу далеких предков. Д а и не было поблизости подходящих мест для зимовок, куда могли бы они перекочевать. Единственным утешением являлась щедрость аркалык- ской земли. Засевая плодородные клочки, люди собирали хороший урожай и запасались питанием на всю зиму. Расположенный на большой дороге в бескрайней сте­ пи, унылый и ветреный Аркалык все же-радовал усталых караванщиков: здесь можно было поесть, переночевать, накормить коней и верблюдов. В народе говорят, что не всегда свирепствовали ветры в этом бесприютном крае. Есть на Аркалыке перевал, на­ званный Кушикпайским. По преданию, давным-давно жил здесь батыр Кушикпай, славный предок жителей пяти аулов рода Уак. На одном из холмов у самой дороги вы­ сится большой, из камня сложенный курган — могила Кушикпая. Кто часто проезжал через перевал, названный именем

батыра, тот знает, кем был Кушикпай и какую жизнь он прожил. Об этом рассказывали дряхлые, доживавшие свой век старики — живая летопись прошлого. Из людей помоложе тоже находились любители поговорить, подчас приврать, чтобы доставить еще большее удовольствие усталым путникам. Караванщики, прогоняющие свою жалкую отару из снежной степи домой, прежде чем< насла­ диться легендой о Кушикпае, должны были угодить хозяи­ ну хорошим нравом, не просить у него корма для лошадей и верблюдов и тем самым не причинять ущерба хозяйству. Кроме того, в доме хозяина, помимо приезжих, должен был находиться гость, который пришелся бы ему по душе. Если условия оказывались подходящими, аксакал со­ глашался рассказывать. Напившись чаю, изредка бросая взгляд на играющий под таганом огонь, вдыхая запах варящегося в котле мяса, в предвкушении близкой еды, аксакал начинал повествование. Утомленные путники мирно слушали, отогреваясь в тепле и впадая в полу­ дремоту. Нарисовав слушателям картину далекой старины, рас­ сказчик оживлялся и приступал к главному — преданию о Кушикпае. Батыр Кушикпай умер рано — двадцати одного года отроду. С юных лет он ходил со старшими воинами в трудные походы и, несмотря на свою молодость, отли­ чался находчивостью, неутомимой энергией и хра­ бростью; из многих схваток выходил победителем и скоро вполне заслуженно прослыл батыром. Он мечтал стать военачальником и с годами стал им, усмирив враждующих сородичей и подчинив недругов своей вла­ сти. Но судьба жестоко обошлась с батыром: в рассвете сил, в зените славы он заболел черной оспой. Страш­ ная болезнь приковала его к постели. И недруг, ковар­ ный и завистливый батыр из рода Уак, решил оскорбить прославленного, тяжко больного Кушикпая. Он при­ мчался к нему в аул и среди бела дня угнал его коня, по кличке Кзыл-Бесты, стоявшего на привязи у юрты. Узнав от сородичей эту обидную весть, оскорбленный Кушикпай собрал все силы и поднялся. Превозмогая боль, он накинул чекпен' на голое, покрытое язвами тело и помчался догонять врага. Сверкая пикой, пылая гневом,7* Ч е к п е н — вид мужской верхней одежды. 7 Ка

грозный, как и прежде, батыр ворвался в аул врага, когда оскорбитель, довольный собой, еще не успев пережить во­ сторг удачи, громко бахвалился тем, что сумел нанести обиду прославленному и грозному сопернику. Разгневан­ ный Кушикпай смело бросил вызов врагу и его многочис­ ленной дружине. Без промедления он вызвал их биться насмерть. Но старейшины аула решили не допускать междо­ усобного кровопролития внутри рода Уак. Они отгово­ рили Кушикпая от схватки с обидчиком, успокоили его, вернули коня и за вину своего сородича подарили ба­ тыру халат- Н а обратном пути у холма, где ныне стоит могила, он почувствовал слабость и, опираясь на пику, слез с коня. Тут батыр и простился с жизнью, успев лечь головой в сто­ рону кэбла по мусульманскому обычаю. С тех пор на Аркалыке нет покоя ни днем, ни ночью, ни зимой, ни летом. Здесь бушуют бураны, свистят пронзи­ тельно ветры, свирепствует джут; и все потому, что бес­ славно и преждевременно погиб батыр Кушикпай, не осу­ ществив многих своих желаний, полный сил, в буре душев­ ного гнева. Так заканчивали старики свой рассказ и несколько мгновений молчали, переполненные чувством гордости и удовлетворения: ведь они тоже потомки знаменитого ба­ тыра. И в эти минуты им казалось, что тяжкое бремя жиз­ ни меньше давило плечи. Однажды вечером, в конце января, когда заходящее солнце одело в пурпур западный край неба, по дороге к Аркалыку через Кушикпайский перевал мчалась пара ло­ шадей, запряженных в желтые, легко груженые сани. В санях сидели двое джигитов в богатых одеждах. Один из них, выполнявший обязанности кучера, хлестал вожжами по сытым бокам темно-серых породистых лошадей, то и дело переводя их на рысь. Плывущие на закат тонкие облачка светились, как рас­ каленное пожаром железо. В неоглядной степи притаилась предвечерняя тишина, и только на перевале Кушикпая метель белыми крыльями вздымала свежий пушистый снег. Багряный и четкий лик солнца еше висел над

горизонтом, освещая горы и степь, и казалось, что ветер в лучах заката кружит вихра красного снега. Один из путников, в пышном лисьем тумаке, одет по­ верх теплой одежды в серый чапан с черным бархатным воротником. Из-за голенища новых сапог видны войлоч­ ные байпаки. С первого взгляда видно, что это мырза. Ему лет тридцать, он коренаст, невысок и курнос, с клино­ образной бородкой и смуглым лицом. В хмурых бровях и холодном взгляде косо посаженных острых глаз таятся признаки особой суровости. По тонкой нагловатой улыб­ ке, которая изредка кривит его лицо, можно понять, что он — человек страсти, легко увлекающийся жен­ щинами. Это мырза Ахан, н-ский волостной управи- Он возвращался из города, где сдавал в казну налоги, собранные с населения. Сопровождал его постоянный спутник и давний приятель Калтай, большой шутник и ве­ сельчак, дерзкий на язык и весьма полезный Ахану в его ночных похождениях. З а весь день пути Ахан не проронил ни слова и казался погруженным в глубокое раздумье. Но как ни старался он принять серьезный и сосредоточенный вид, было понятно, где витают мысли мырзы — в его воображении стоял об­ раз молодой красавицы. Он с ней перекидывался шутли­ выми и двусмысленными фразами, обнимал ее и целовал. Калтай, вечно зависимый от Ахана и хорошо знавший его характер, боялся отвлечь мырзу от сладострастных мечтаний, чтобы не рассердить и не разгневать его. Поэто­ му, когда молчал Ахан, молчал и он. К вечеру, возле Кушикпайского перевала, путники на­ чали мерзнуть. Калтай, не выпуская вожжей из рук, утер лицо от снега и, повернувшись к Ахану, весело сказал: — Видно, этот Кушикпай считает именно нас винов­ никами своей смерти, метет и метет! Ахан на мгновение оживился, но затем снова застыл в раздумье. Перед глазами джигитов, у самого подножья узкой черной лентой показался одинокий двор. Усталые и про­ мерзшие,^ путники разочарованно переглянулись: их ждал неуютный, безрадостный ночлег в холодном доме бедняка. В ста шагах от двора они увидели две свежезасыпан- ные могилы — взрослого и ребенка. Проезжая мимо мо­ гил, путники подняли озябшие руки и шепотом прочита- 7* 99

ли молитву. Буран, сорвавшийся с вершин Кушикпая. кружил над могильным холмом, безжалостно сметая и перемешивая колючий песок с сухим снегом. Пройдет немного времени — и скроются могилы, исчезнет послед­ ний признак двух человеческих жизней; их заметет мел­ кий снег, покорный и безжалостный очевидец... Приземистый убогий двор с обветшалой крышей и раз­ валившимися углами мало чем отличался от могилы. З а ­ несенный со всех сторон, он и сам был похож на неровный сугроб с прорытой узкой дорожкой для въезда в ворота. Во дворе провалился навес, и в большую дыру беспре­ станно валил и валил снег, словно торопясь заполнить двор до краев. В тесной загородке, возле плоского обдерганного скирда сена сиротливо приткнулись тощий теленок крас­ ной масти и годовалый барашек. Увидев такой мрачный, унылый двор, каждый невольно проникся бы состраданием к несчастному бедняку-хозя- ину. Знакомые нам джигиты подъехали к захудалому дво­ ру, когда солнце уже село и люди сидели в доме. Ахан слез с саней, отряхнулся и, глянув на эту печальную кар­ тину, недовольно заметил: — Зачем подъехал сюда, Калтай? В этом доме и сесть негде. Неужели ты не знаешь более приличного места? Тот, распрягая лошадей, ответил: — Потерпи, потом узнаешь, зачем я привез тебя имен­ но сюда. После обнадеживающего намека Ахан нетерпеливо за ­ спешил в дом. В темном дворе, держась за стенку, они ощупью нашли дверь и ввалились в сенцы. Судя по за ­ стекленной дыре в стене, вместо окна, и по кирпичному та­ гану, под которым горел слабый огонь, сенцы служили жильем когда-то. Кривые потолочные жерди почернели от дыма. В углу на привязи вздрагивал новорожденный яг­ ненок рядом с телкой, накрытой куском войлока. Через узкую, почерневшую от времени дверь путники шагнули в другую комнату. Здесь топилась большая кривобокая печь. На деревянной кровати с поблекшей краской лежали ак­ куратно сложенные одеяла и подушки. У противоположной стены на низкой четырехногой подставке стояли два сунду­ ка, застланные серой кошмой. В комнате больше ничего не было. Потемневшие корявые стены давно не белились, печь с обвалившимся карнизом почернела от дыма. Через ок­ 100

но обращенное к югу и заклеенное в двух местах бумагой, проникал морозный воздух и покрывал кривую раму беле­ сым инеем. Лампа, висевшая под самым потолком, туск­ лым красноватым светом едва разгоняла темноту жилья. Возле печки, съежившись, сидели обитатели убогого жилища — три женские фигуры: дряхлая старушка лет восьмидесяти, женщина лет сорока и тринадцатилетняя де­ вочка. Лицо старухи с высоким лбом и огромным висячим носом имело какой-то особенный, мужской вид. Под редкими бровями поблескивали усталые, но цепкие, пристальные глаза. Глубокие, словно деревянные, мор­ щины, избороздившие ее лицо, говорили о безрадостной жизни, полной нужды и тревог. Она осталась главой семьи. Лицо снохи не выделялось ничем, только при внимательном взгляде странной казалась мертвенная неподвижность ее черных глаз, упорно глядящих в одну точку. Несчастная была слепа на оба глаза. Девочка, тоненькая и нежная, с бледным веснушчатым личиком, была единственной радостью и утешением для матери и бабушки. Газиза с первого взгляда очаровала пришельцев. В ее робких больших глазах и упрямо сомкну­ тых густых бровях застыла глухая печаль недавнего, еще не пережитого горя. Что з а беда властвует в этом доме? Страшная буря судьбы пронеслась над их беззащит­ ными головами и оставила тяжкий след — две свежие мо­ гилы возле дома. В них похоронены опора осиротелых, их надежда и радость — отец Газизы и единственный брат, маленький Мукаш. Когда они заболели тифом, Газиза молилась днем и ночью, вместе с бабушкой и матерью, призывая дух предков и прося спасения, но их молитва не дошла до бога. Сердце девочки сжималось от боли, из глаз ее струи­ лись слезы, когда она вспоминала, как соседи опускали в черную могилу отца и брата и как потом они остались од­ ни, плачущие, беспомощные женщины. Она видела одиночество отца при жизни, нищету и шаткость его хозяйства, бессердечное отношение род­ ственников к нему, но ничего не могла изменить к луч­ шему. Всей силой нежной души Г азиза могла только со­ чувствовать, и в меру своих детских силенок старалась помочь по хозяйству. А сейчас все бремя работы с от­ цовских плеч легло на ее хрупкие плечи. 101