Казахские рассказы

Довольный, он тотчас позвонил главному конструк­ тору. — Владимир Владимирович! Интересные новости! Мы получаем сто моторов. — Его нет,— сухо ответил незнакомый голос. Тайлаков огорчился, что не застал Орлова, на месте и не смог порадовать хорошими новостями. Потерев с до­ садой горбинку носа, он продолжил знакомство с пись­ мами. Среди мелких сообщений, поступающих ежедневно обильным потоком, вдруг увидел крупный яркий оттиск на плотной, хорошего качества бумаге: «Совет Министров СССР». Удивительный день сегодня! Письмо было адре­ совано министерствам и нескольким заводам. В нем отмечалось, что на многих заводах проекты не рассматри­ ваются и не используются на производстве, а лежат ино­ гда. по три года в столах заводоуправлений и мини­ стерств... Тайлаков насторожился, поспешно пробежал глазами письмо, ища свою фамилию — не нашел. «Что верно, то верно: свои проекты не используем»,— согласился Сабыр Тайлакович. А отсюда и огромная трата денег, приходит­ ся закупать чужие машины да приспосабливать их к мест­ ным условиям. Совет Министров обязывал всех директоров заводов разбирать новые проекты не позднее шести месяцев со времени их подачи. Непростительное равнодушие к проектам, бюрокра­ тическая волокита и консерватизм вскрыты главными кон­ структорами заводов. Среди них одним из первых черным по белому стояло имя Орлова. Тайлаков вдруг вспотел, ему стало трудно дышать. - — Значит, так, Владимир Владимирович! Потихоньку, полегоньку яму для меня копал! Тайлаков резко, так что затрещало кресло, отодвинул­ ся от стола. Надо смотреть правде в глаза. Консерватизм, волокита, равнодушие! И он не является счастливым ис­ ключением, на его заводе также залеживаются проекты и рационализаторские предложения. Но ведь не он, дирек­ тор Тайлаков, чинит препятствия, хоронит проекты. На­ оборот, он всегда старался их протолкнуть поскорее, утвер­ дить в техническом управлении. А оттуда — ждать-по- ждать! Пройдет не день и не два... Но разве Орлов не знает об этих долгих перипетиях. Он не новичок на за-

воде, и прекрасно понимает, что от проекта до готовой машины дистанция огромного размера! И все-таки напи­ сал в Совет Министров! Неспроста пожалозался — дураку ясно, что хотел опорочить директора. Не просто яму ко­ пал а точнее говоря, настоящую могилу рыл. Как же те­ перь работать с ним? Когда он держит для тебя камень за пазухой? Тайлаков заложил руки за спину и начал ходить по кабинету из угла в угол. Теперь понятно, почему обкарнали наполовину дирек­ торский фонд и почему заместитель министра сухо принял Тайлакова. И сам министр, с которым он говорил по те­ лефону, жалуясь на сокращение фонда', особого сожале­ ния не выразил. В голосе его не было открытой неприяз­ ни, но и приветливости, радушия не чувствовалось. И при­ чиной всего — коварная тактика главного конструктора. — Нет, с таким работником нельзя трудиться под одной крышей, жди в любую минуту неприятности. По­ стараюсь избавиться,— обобщил свои мысли Тайлаков. В это время панически звонко затрещал телефон — прямой провод из Москвы. Начальник технического управ­ ления Никитин неторопливым, обыденным, даже с ноткой скуки голосом интересовался, получено ли его письмо и ка­ ким образом решилась судьба Орлова, освобожден ли он от занимаемой должности. Тайлаков опешил. — Собственно говоря... Мм... Наступила решительная минута, надо отвечать «или— или». Мысли лихорадочно заметались. • «Сабыр Тайлаков, ты директор. Значит, ты должен быть прозорливым, деловым, хозяйственным, знать, кого принять к себе на завод, а кого — воздержаться, кого уволить не раздумывая, а за кого стоять до последнего. Без литейщика, механика, сборщика, без настоящего кон­ структора, ты, Сабыр Тайлаков,— ничто, генерал без ар­ мии. Гнев же твои подобен ветру — прошумит, пронесет­ ся и забудется». — В министерстве вопрос согласован и решен в по­ ложительном смысле,— продолжал лениво Никитин.— Я имею в виду увольнение. Если вы колеблетесь, то я под­ сказываю: вопрос решен. — В таком случае напрасно интересуетесь нашим мне­ нием,— вспыльчиво сказал Тайлаков и с размаху бросил

трубку на рычаги, чувствуя, как и сам он, в своей спра­ ведливой дерзости, начинает походить на главного кон­ структора. Самолюбие директора, руководителя и члена огромно­ го заводского коллектива было задето. «Какой-то мини­ стерский хлюст в модном костюме, с рыжими, оставлен­ ными только под ноздрями квадратными усиками, имеет наглость решать судьбу людей, которые с ним, Тайлако- вым, работают плечом к плечу, дышат одним воздухом, делят радости и горести в течение долгих и нелегких лет. А тот, сидя за тысячи километров в шикарном кабинете одним росчерком пера пытается решить их судьбу! Ведь был хорошим инженером,— подумал Тайлаков,— пошел на выдвижение, засел сиднем в кабинете и вот!» Директор опасливо, пристально оглядел свой стол, словно предполагая в нем бомбу с часовым механизмом, которая молчит до поры до времени, опустил взгляд на кресло и снова посмотрел на стол, накрытый массивным и тяжелым, как могильная плита, стеклом. «Никитиным не буду,— отметил он удовлетворенно,— я за людей держусь, а он за стол!» Сабыр Тайлакович отлично понимает, что представля­ ет собой Никитин: он хитер, гибок, пронырлив, умеет пу­ стить пыль в глаза. Он злопамятен, не забудет, как Тайлаков в разговоре бросил трубку, наговорит небылиц, накляузничает, и слетит с должности не только Орлов, но и сам Тайлаков. Чем черт не шутит! И как это сам ми­ нистр не видит такого типа у себя под боком!.. А что, если позвонить ему? Да, надо немедленно вы­ яснить все! К счастью, министр оказался у себя, и Тайлаков сразу же заговорил о конструкторе: «Нечего греха таить, он горячий, задиристый и беспокойный человек, но зато технически грамотный инженер». — Да... Беспокойный, говорите? Бес-по-кой-ный, да? Министр помолчал, словно для того, чтобы дать воз­ можность глубже продумать значение слова «беспокой­ ный». — Что ж, это неплохо, это положительная черта. Бес­ покойный— значит не инертный, не ленивый, как'вы ду- M aete? Тайлаков, все еще не распознавший мнения руковод­ ства об Орлове, осторожно ответил: 304

—, Я с вами согласен, но, к сожалению, не все так думают. Вот товарищ Никитин позвонил мне, сказал яко­ бы в министерстве решен вопрос об увольнении Орлова. — Бредни! Никитина самого бы пора направить на завод, ржавчину счистить. А то он засиделся, совсем раз­ учился понимать и дело и деловых людей. Министр рассказал о новом, только что принятом ре­ шении Центрального Комитета и Совета Министров о подъеме промышленности, о том, что особенное внимание обращается на борьбу с волокитой, на своевременное ис­ пользование новых проектов. — Чувствуете?— мягко спросил министр.— Беспокой­ ство таких, как ваш Орлов,— не ерунда, а дело государ­ ственной важности. Я понимаю вас, товарищ Тайлаков, вам нелегко с ним уживаться. Да и все мы, признаться, недолюбливаем беспокойных, в этом наш недостаток. Д а­ вайте будем помнить об этом. У вас, вероятно, нет боль­ ше вопросов? — спросил министр, и Тайлаков впопыхах, не найдя ничего подходящего, выпалил: — Да, да, пока все, спасибо! — Ах,, черт побери!— вспомнил Тайлаков с досадой кладя телефонную трубку.— Упустил случай! Самое вре­ мя поговорить о директорском фонде, хотя бы намек дать! Эх, шляпа, не использовал миролюбивое настроение ми­ нистра... Стоял радостный, солнечный день, за окном снова мельтешила искристая капель. Тайлаков в хорошем рас­ положении духа встал и заходил по кабинету, довольно бормоча под нос: • — А с Орловым не промахнулся, правильно посту­ пил, то-то и оно! Пусть я не мудрец, но все-таки кое в чем разбираюсь!

С аф уан Шай.чердепов ItР Е ДНОМ СОСЕДСТВО Турар проснулся сегодня рано утром и сразу же вспом­ нил слова своих товаршцей-одноклассников. «Завтра пой­ дем в горы, кататься на лыжах. Не опаздывай»,—преду­ преждали они. Еще накануне вечером он заикнулся было об этом матери, но та лишь строго повела на него своими большими белесыми глазами. На ее «языке» это означа­ ло: «Никуда нс пойдешь! Всю прошлую ночь кашлял, еще захвораешь!» И хотя Турар не кашлял, а по ночам слы­ шал только мамин храп, но попробуй, скажи ей об этом!— не верит, сердится. Мальчик прекрасно научился понимать свою мать с первого ее взгляда. Знал он также отлично, что когда он уставал или про­ сто ленился, и если в это время отец посылал его куда- нибудь с поручением, мать была тут как тут: «Больного ребенка посылаешь, не жалеешь, постыдился бы!» — упре­ кала она мужа. И тут же, не сходя с места, принималась его без умолку пилить. В такие часы отец брал журнал или какую-либо кни­ гу, садился где-нибудь в уголке, уставившись в страницу, и молчал или поскорее уходил из дому. В этой маленькой, но далеко не дружной семье, со­ стоявшей из трех человек, самой многозначащей и самой авторитетной была мать. Она ездила на отцовской маши­ не, делала все покупки, заказывала в ателье мод платья, решала все семейные дела. Она же ходила на родитель­ ские собрания и даже выступала там. С ним она чаще бы­ ла ласкова, чем строга, но почему-то Турар страшно боял­ ся ее больших на выкате белесых глаз. Стоит ей недоволь-

но посмотреть на него, как вся воля покидает мальчика. Он подбегает к матери, повисает на шее и начинает цело­ вать ее крупное мужское лицо. Эту ночь Турар провел без сна, усиленно соображая, как бы угодить своей мамочке, чтобы она отпустила его на прогулку. Он даже старался лишний раз не кашлянуть. Послышался заводской гудок. Часы пробили восемь часов. Наступило утро. Но долгая зимняя ночь не торо­ пится уходить. Холодный серый свет наступающего дня медленно, медленно проникает в комнату, скупо освещая находящиеся в ней предметы. На противоположной стене висит большой портрет родителей. Сфотографировались они давно, еще в молодости. Склонившись друг к другу, отец и мать чему-то улыбаются. В полумраке мальчик ед­ ва различает их лица. Поднявшись, Турар бесшумно подошел к кровати ма­ тери, постоял, но будить ее не осмелился. Остановился у зеркала и принялся тереть такие же белесые, как и у ма­ тери, глаза, откинул назад свисающий на лоб хохолок и потрогал нос, большой, с горбинкой. Это — папин... Он снова подошел к кровати. Постоял в нерешительности, подумал. Потом начал прыгать и хлопать руками, словно занимаясь физкультурой. Жалобно заскрипели половицы. Но мать лежала еще долго, забывшись в полудреме. Наконец, шум дошел до ее сознания. Она удивленно по­ смотрела на мальчика широко открытыми глазами, недо­ вольно зачмокала губами. — Мамуля, я иду в школу! — В школу? В такую рань?.. Сегодня выходной и не­ чего тебе там делать! — сердито проворчала Альпеш.— Всю ночь прокашлял! Турар стал сомневаться: «А вдруг и правда кашлял? Матери виднее!» — Лучше посиди дома. Я пригласила портниху, будем шить тебе рубашку,— проговорила Альпеш. Не смея возражать ей, Турар тихо побрел в столовую и лег на диван, но спать не хотелось. Турар встал и подошел к окну. Отсюда виден был лишь маленький клочок темно-серого мутного неба. Большие хлопья снега медленно, как крошечные парашю- тики, падали на землю... Не слышно ни звука. Даже вер­ хушки деревьев, вытянувшиеся к небу, и те не шелохнут­ ся. Ветки покрытых инеем яблонь, переплетенные меж- 307

ду -собой, образовали фантастические узоры. Скучные де­ ревья такого же темно-серого цвета, как небо. Стрельча­ тые звездочки снежных пушинок прилипают к стеклу и тут же, рассыпаясь, скатываются вниз, оставляя мокрый след. Все на дворе бело. Только темнеет небольшой круг под кустиками черной смородины. Верхушки столбов ре­ шетчатой изгороди стоят также в белых снежных колпач­ ках. Вдруг тоскливо защемило сердце. Турару представи­ лись товарищи, скользящие на лыжах по чудесному снеж­ ному полю. Мальчик сел на подоконник и настежь распахнул фор­ точку. В лицо подул свежий влажный ветерок. Турар ус­ лышал щум горной речки, протекающей мимо дома за уз­ кой дорожкой. Он высунул голову наружу. На лицо стали медленно падать снежные пушинки. Они мягкие, ласко­ вые, но от их прикосновения по коже пробегает мороз. Турар чихнул и вспомнил, что мать запрещала ему даже близко подходить к окну, чтобы не простудиться. Он слез с подоконника и поглядел на часы: еще нет и девяти. Браться с утра за книгу не хотелось. Чем же заняться? Турар оделся потеплее и вышел во двор. Снял рука­ вицы и хотел было сбить с головок столбов изгороди бе­ лые шапочки, но вдруг ему показалось, что мать следит за ним из окна. Оглянувшись, он вышел из ворот и на­ правился к речке. Узенькая тропка в белоснежном снег) пела к большому камню. Он лежал поперек течения реки Пробившаяся из-под тонкой корки вода, сердито шлепа­ лась о камень и, широко разбросив белую, как серебро, пену, убегала в.сторону. Мальчику стало скучно. «Н е сбегать ли домой за конь­ ками? А наказ матери: «Не катайся на коньках на ули­ це! Задавит машина!» Не зная, чем больше заняться, Турар уныло побрел домой. Вдруг послышался громкий сигнал, и мимо промча­ лась машина, доверху нагруженная домашними вещами. Она остановилась неподалеку от только что отстроенно­ го дома. Из кабины выскочил мальчик одних лет с Тура- ром. Он отряхнулся. Потом, посмотрев на стоявшего в ку­ зове человека с закрученными кверху усами, крикнул: — Папа, вы с мамой выгружайте, а я буду носить! «К ак он один понесет гардероб? — подумал Турар,— И вообще, мама говорила, что детям вредно поднимать 308

тяжести». Но ни усатый человек, ни женщина в шали, стоявшая рядом с ним, не засмеялись и не стали отго­ варивать мальчика, а принялись выгружать с машины легкие вещи. Приезжий мальчик подхватывал их и отно­ сил в дом. Наконец, он взял большой радиоприемник. «Вот, вот уронит и разобьет»... Но мальчик не уронил. Свободно шагая, он вошел в дом. Турар не вытерпел и подошел поближе. Женщина ласково улыбнулась ему и сказала: — Ты соседский сын? Очень хорошо. Чем стоять без дела, помоги-ка нашему Камбаржану! Турар подбежал к мальчику, пытаясь поднять неболь­ шой яшик. — Ты его не поднимешь, отойди лучше,— сказал серь­ езно Камбар. Турар выпрямился и тут только заметил, что Камбар ниже его чуть не на голову. — В этом ящике инструменты моего папы,— пояснил Камбар. Считая себя старшим, Турар заносчиво спросил: — Сколько тебе лет? — Двенадцать! — А мне целых тринадцать! — Я учусь уже в пятом классе! — сказал Камбар. Турар шмыгнул носом и промолчал. Камбар понял его. — Ты, наверно, в четвертом, д а ? — засмеялся он. — Если хочешь знать — я учусь на круглые пятер­ ки! — запальчиво крикнул Турар. Лицо Камбара порозовело, он снова принял насмеш­ ливый вид. — Вот как? А я учусь совсем плохо! — и кинул пре­ зрительно: — Хвастун! — У вас нет пианино, а у нас есть! Уже совсем занос­ чиво проговорил Турар, не зная, чем бы еще досадить Камбару. — Нам пианино не нужно,— ответил тот.— У нас нет лишних денег. Может быть, твой отец большой начальник и у вас их много. А мой папа работает на заводе. Турар не собирался хвалиться высоким положением отца и его большой зарплатой, но, желая удивить против­ ника, сам не заметил, как вырвались эти слова. Больше он не придумал ничего хорошего и снова потерпел пора­ жение.

В это время выбежала из дома мать Камбара. Посмот­ рев на мальчиков, она весело крикнула: — Стоите целый час и не придумаете, как справиться с одним ящиком?! Слова се будто кнутом подстегнули самолюбие Тура- ра. Быстро нагнувшись, он'ухватился за край ящика и хотел было приподнять его, но ящик даже не сдвинулся. «Неужели не подниму?» — испугался Турар и даже вспо­ тел. — Я же говорил тебе, что не поднимешь! — Камбар плечом отстранил Турара и, ловко схватив ящик, поста­ вил его на бок. Турар бестолково суетился возле, ста­ раясь помочь. Но тот, подняв на плечи, быстро напра­ вился к дому. Турара взяла злость: на себя или на Камбара — он сам не знал. Ему захотелось ударить, чем- нибудь оскорбить Камбара. За что? Не за то ли, что сам он показал свою слабость и бессилие, или это говорит в нем его заносчивость? Или плохой характер? Камбар вернулся быстро и, тяжело дыша, остановил­ ся возле него. — Я же говорил тебе, что тяжело! А вот это подни­ мешь? — И он вытащил из кузова длинные железные брусья с шарами на концах. Такие брусья Турар видел в школьном спортивном з а ­ ле. Старшие ребята по очереди упражнялись, поднимая их. Турар забыл, как они назывались. «Только бы не спро­ си л!»— с тревЬгой подумал он о Камбаре. — Если ты сильный, подними одну из этих гантелей, посмотрим сколько раз выжмешь! — настаивал Камбар. «Это гантели»,— обрадованно подумал Турар. Он наг клонился и, смело взяв гантели, принялся выжимать. Но это была лишь искорка неистраченной энергии, а не на­ стоящая сила мускулов. Скоро он устал. — То-то! — сказал Камбар,— а теперь считай! — Один... два... восемь... пятнадцать... двадцать... — Турар даже устал считать, а Камбар, все такой же свежий и бодрый, продолжал ритмично поднимать и опускать ган­ тели. Турар вспомнил, как однажды мать говорила даль­ ней родственнице, иногда приходившей к ним помогать по дому, когда та, взяв одно ведро, хотела идти за водой: «|Бери два ведра! Нести два ведра легче, чем одЬо», и решил, что Камбар хитрит. 310

1 Поднимать сразу две гантели, конечно, легче! КрИКНуЛ ОН. , — Коли легче, попробуй поднять! — ответил Кдмоар, подавая ему гантели. Турар струсил, не надеясь на свои силы, он нереши­ тель—ноЯотнвеетуимле: ю упражняться с гантелями. Хочешь, луч­ ше поборемся! — Давай! Став друг против друга, словно два драчливых пету­ ха, они, покружившись по снегу, схватились. Турар бо­ ролся, надеясь- взять, если не силой, то ловкостью и хит­ ростью. Улучив момент, он два раза попытался подста­ вить противнику «ножку». Но тот сразу разгадал маневр. Он схватил Турара за затылок и стал гнуть к земле. Тот, напрягая все силы, откинулся назад. В это время Камбар отпустил его, и Турар, не удержавшись, упал на спину, ударившись головой о колесо. Родители Камбара, занятые переноской вещей, не об­ ращали внимания на возню мальчиков. Увидев лежаще­ го на снегу Турара, они опешили. — Что ты с ним сделал, негодный мальчишка? — за ­ кричала женщира.. Словно принимая всю вину на себя, Камбар стоял, опустив глаза. — Помоги ему встать!.. Сейчас же извинись и помири­ тесь! Ну? Камбар подошел к Турару, схватил его обеими рука­ ми и, подняв, поставил на ноги. «Я его отучу так со мной обращаться!» — ехидно по­ думал Турар и, схватившись за голову, застонал В эту минуту раздался визгливый голос матери Тура­ ра, Альпеш, которая давно уже следила из окна за их возней. Турар осторожно приоткрыл один глаз и посмот­ рел. Мать бежала к нему, распустив волосы, размахивая руками. Голос ее становился громче. — Не успели появиться и уже разбойничают! Они убили моего ребенка! Ой-бой, горе мне! Что делать? Мой ненаглядный, единственный! Приезжие, муж и жена, растерявшись от этого дикого крика, стали наперебой извиняться и успокаивать Аль­ пеш. Но та продолжала кричать визгливым пронзитель­ ным голосом: 311

— Не нужно мне ваших извинений. Я спрашиваю, кто дал вам право избивать чужого ребенка?.. Изверги! — Она схватила сына за голову. — Ой-бой!.. Разбили голо­ ву! Я вижу кровь! Услышав про кровь, испугался и сам Турар. Он осто­ рожно провел рукой по голове и посмотрел: ничего не было. «Но матери виднее, может быть, и есть». Альпеш продолжала бушевать. Турар ликовал: «Моя мама еще покажет всем. Она еще прижмет вас!» Схватив за руку сына, мать потащила его домой. После этого смешного и печального случая прошло не­ мало дней. Происшествие стало постепенно забываться. Обида давно исчезла, но все же Турар чуждался Камбара. При встречах на дворе он не здоровался, отворачивался и обычно уходил, крепко помня наказ матери: «Это испор­ ченный мальчик, хулиган. Дружить и играть с ним нельзя». А Камбар давно уже все забыл. Он даже раза два окликал его. После того, как он перешел в школу, где учился Турар, друзей у него не было, и Камбар старался сблизиться со своим соседом. Пока из этих попыток ниче­ го не выходило. Как-то утром, накормив Турара завтраком, мать поло­ жила ему в сумку плитку шоколада, два бутерброда и, как всегда, одев потеплее и взяв с него слово не снимать в дороге варежки, не кушать снег, не пить холодной воды — отправила в школу. Не прошло и нескольких минут, как дверь снова открылась и вбежал Турар. — М ама, беда!.. Идем со мной! — задыхаясь, прогово­ рил он и, схватив мать за руку, потащил на улицу. Аль­ пеш, после теплой комнаты, сразу же охватила дрожь. Ту­ рар тянул ее к речке. Под ногами скрипел снег, было мо­ розно.' Они остановились на берегу. Внизу над прорубью клубился пар. У самой проруби на корточках сидел Кам­ бар и умывался. Умывшись, он стал растирать большим мохнатым полотенцем грудь, руки, спину. Альпеш даже взвизгнула от испуга. А Турар смотрел на Камбара с ин­ тересом. Не вытерпев, наконец, он окликнул его: — Не кричи! — оборвала, мать.— Это сумасшедший! Разве нормальный человек умывается зимой в речке? Сейчас же отправляйся в школу! 312

Вечером Турар тормошил мать: — Что теперь будет с Камбаром? Он умрет? — Конечно, умрет! — отвечала та.— Как же не умрет, когда купается зимой в речке. Сумасшедший!.. Едва дождавшись утра, Турар выбежал во двор, по­ смотрел на соседний дом, где жил Камбар. Там было ти­ хо. С крутой крыши медленно скользил подтаявший снег и с шумом шлепался вниз. Тропинки в саду занесло сне­ гом. Низко склонившись, стояли яблони. По телу маль­ чика пробежала холодная дрожь. Ему показалось, что Камбара уже нет в живых. В это время в доме откры­ лась входная дверь. В лучах зимнего солнца сверкнула, еще не потускневшая от времени, покрытая лаком дверь, и вышел Камбар. Как и вчера, он держал в руках мохна­ тое полотенце. Мальчик потянулся, сделал два-три краси­ вых движения и побежал к реке. Турар побрел в комнату. Во время завтрака он посмотрел на отца испуганным взглядом, сказал: — Папа, а ведь наша мама — обманщица! Лицо Альпеш вытянулось и покраснело, толстые губы отвисли. — Мама вчера сказала, что Камбар умрет от воспа­ ления легких. Ничего с ним не сделалось. Вон опять побе­ жал на прорубь купаться... В тот день Альпеш, нарядившись, пошла к новым со­ седям. Круглолицая, черноглазая соседка Гульжамиля встретила ее приветливо. — Проходите! Сейчас приготовлю чай. Никак не собе­ ремся устроить новоселье... Сколько работы! — быстро го­ ворила она, прибирая комнату. Мать Камбара, Гульжами­ ля, работала телефонисткой на заводском коммутаторе и только что пришла со смены. Альпеш выслушала ее довольно развязно. — Послушайте, ваш сын не душевно больной? Он в своем уме? Гульжамиля побледнела. — Он зимой умывается в речке. Разве нормальный человек делает это? Лицо Гульжамили расцвело. Она весело и звонко рас­ смеялась. — Что вы! Он совершенно нормальный, здоровый

мальчик! Это ему привычно. Мы с пеленок приучали его к холоду. Завернув потеплее, целый день держали на све­ жем воздухе. Он н спал у нас на морозе с открытым ли­ цом. Вот и привык к холоду... Альпеш твердила свое: — Позволить ребенку купаться в ледяной воде? Разве это хорошее воспитание? — Ну, что же тут удивительного? Ведь я объяснила вам: он привык с детства и не простудится... Гульжамиля говорила по-прежнему мягко и убеди­ тельно, старалась не рассердить соседку. — Мальчишке-то всего двенадцать лет, и вы позволяе­ те ему чуть ли не купаться зимой в проруби!.. Или вы сами, или кто-нибудь из вас в семье ненормальный... Гульжамиля, считая бесполезным спор, не стала воз­ ражать и только засмеялась. Альпеш с шумом встала и, громко стукнув дверью, ушла. А Гульжамиля удивленно подумала: «Какое ей де­ ло до моего сына? Что ее беспокоит?» Теперь Турар относился к Камбару с завистью и вос­ хищением. Он видел его даже однажды во сне. А присни­ лось ему вот что. Безлюдная степь, буран. Турар заблу­ дился и не знает, что делать. Он кричит, но голоса не слышно. В это время откуда-то появляется Камбар. Дер­ жится он прямо, шагает решительно и быстро. Казалось, даже буран уступает ему дорогу. Турар пошел вслед за ним. Камбар привел его на берег какой-то серебряной реки. Он видел Камбара еще на корабле, среди бушующих воли бескрайнего моря и среди рычащих львов, тигров и еще каких-то страшных зверей. В очередном номере школьной стенной газеты была помещена, заметка о том, что Камбар завоевал первенст­ во в соревнованиях по лыжам. В конце ее говорилось, что, несмотря на то, что Камбар в школу пришел поздно, он отличник учебы, служит примером для своих одноклас­ сников. Турар вспомнил, как недавно хвастался, и совершенно неосновательно, перед Камбаром своими пятерками. С этого дня они подружились. Как-то, выйдя из школы, он увидел у подъезда отца. Как всегда, тот приехал на машине. Турар подождал Кам-

предложил ему поехать .вместе. Поблагодарив, Камбар отказался. — Ходить пешком куда полезнее, чем ездить на маши- з! — сказал он, и они.пошли вместе. По дороге товарищи разговорились. Камбар долго, с увлечением рассказывал о своей мечте построить заме­ чательный пароход и путешествовать на нем по дальним морям. Турар молча слушал. Какими мелкими казались мальчику его собственные мечты: каждый раз приезжать в школу на машине и возвращаться обратно на машине, чтобы все ребята, особенно одноклассники, завидовали... Теперь Турару все нравилось в друге: и его походка, как он широко размахивает руками, и его заразитель­ ный смех, и даже небольшой шрам под глазом. Он стал подражать ему: так же звонко смеяться, приподняв один уголок рта, так же размахивать руками. ... В один из субботних вечеров к родителям Турара пришло много гостей. Они засиделись долго, пили коньяк, говорили без умолку, громко смеялись. Утомленный суе­ той в доме, Турар забрался в маленькую комнатку рядом с кухней и заснул. Скоро он проснулся. Из гостиной слы­ шались возгласы: «вист», «пасс»... Кто-то сердито сказал: «Нужно играть честно!» Послышался веселый голос мате­ ри: «Осушите ваши бокалы! Закусывайте!..» Со двора раз­ дался петушиный крик: «Наверно, скоро рассвет. Как им не надоест столько времени сидеть и болтать!» — подумал Турар и, укрывшись с головой, снова заснул. Когда он опять проснулся, было уже светло. Из спальни слышался громкий храп матери. В комнате стоял неприятный запах перегара. Сморщив нос, Турар вышел на улицу. Сегодня выход­ ной день. Камбар уже бежал к реке. Сам не зная отку­ да набравшись смелости, Турар побежал за ним. Снег на берегу уже растаял, образовались прогалины. Ступеньки для спуска на лед тоже очистились от снега, В прозрач­ ной воде виднелось песчаное дно. Камбар наклонился над водой, зачерпнул ведро и легко поставил его на береЛ Турар же не посмел спуститься вниз. — Если ты такой храбрый — вылей на себя все вед­ р о !— крикнул он Камбару. — Спустись сюда и вылей на меня! — спокойно отве­ тил Камбар. Турар осторожно спустился по ступенькам

на лед и поднял ведро. Камбар, наклонившись, подставил ему голову и плечи. Турар опрокинул ведро. — Ах, хорошо! Давай, полей еще! — Неужели хорошо? Не холодно? — Турар, поставив ведро, поднялся на берег и посмвтрел в сторону дома. Там было все спокойно, очевидно, родители еще спали. Он весело крикнул: — Камбар! С сегодняшнего дня я тоже начну умы­ ваться в реке! Камбар недоверчиво посмотрел на товарища.: — Правда? — Конечно! Давай лей! — Ответил Турар, подставляя руки. — Не заболеешь? —я...— А почему ты не болеешь? — Брось много говорить! Полей мне! Когда на его горячие руки упала первая струя ледяной воды, она обожгла Турара каленым железом, его охвати­ ла дрожь, застучали, как в лихорадке, зубы. Турар вы­ прямился, Камбар протянул ему полотенце. — Теперь хорошенько оботрись, сразу согреешься. Ведь, правда, хорошо? От дрожи мальчик ничего не ответил. Лицо его искри­ вилось так, словно он собрался плакать. — Оботрись поскорее! — повторил товарищ. Турар взял полотенце и хотел было вытираться, но ру­ ки не слушались. Тогда Камбар взял полотенце и быстрыми движени­ ями стал растирать его руки, шею, лицо. С помощью Кам- бара Турар кое-как доплелся домой. Альпеш, увидев дрожащего сына, закричала не сво­ им голосом и, уложив его на диван, поставила термометр. — Этот сумасшедший выкупал тебя в речке? Сейчас же сознайся! — Не он, а я сам хотел,— ответил Турар. Лицо Альпеш исказилось от гнева. Она побежала к телефону. Через полчаса, оглушив улицу пронзительной сиреной, примчалась «скорая помощь». Так нелепо и смешно кончилась первая попытка мальчика включиться в общий нормальный ритм жизни. А мать его, охваченная злобой и гневом, побежала ку­ да-то жаловаться на «вредное соседство».

Ж енен Ж у.на капов НОВОСЕЛЬЕ В далекой глуши на маленьком разъезде из семи­ восьми домиков тихо и мирно протекала размеренная, небогатая большими событиями жизнь. Дежурный по станции Темирхан, в твердой красной фуражке и черном кителе с блестящими пуговицами, каж­ дый день появлялся у путей. Покручивая тонкие усики, преисполненный важности, он не спеша прохаживался в ожидании прибытия поезда, встречал и провожал прохо­ дящие составы. Когда проходил пассажирский поезд — а это случалось один раз в сутки — то встречать его выхо­ дили все жители разъезда, от мала до велика. Прибытие пассажирского нарушало монотонную жизнь маленького разъезда. Пятиминутная стоянка поезда становилась ве­ селым праздником для местных жителей. Они разгляды­ вали проезжающих, заговаривали с ними, охотно отве­ чали на все вопросы. Молодежь успевала перекинуться шутками. Иногда, правда очень редко, встречались знако­ мые к общей радости всего разъезда. Впечатлений было так много, что женщины не успевали наговориться до при­ хода очередного следующего поезда. Надо сказать, что остановка пассажирского была не единственной радостью жителей глухого местечка. Два раза в месяц, в тупике на третьем пути останавливался киновагон. Каждый раз он привозил новые фильмы, книж­ ные новинки, газеты, журналы, иногда лектора, изредка целый коллектив художественной самодеятельности. При­ ходила вагон-лавка с продуктами и разными промтовара­ ми. Аккуратно появлялась вагон-касса, которая привози­ 317

ла зарплату обходчику дороги Досаю, водовозу — дедуш­ ке Жакыпу и другим служащим. У старого Ж акыпа и обходчика Досая, тоже далеко не молодого человека, есть, помимо общих, и свои, сугубо личные радости. После работы они встречаются неподале­ ку от домиков, на холме, с вершины которого хорошо ви­ дны и разъезд, и полотно дороги, и все поезда. Старики садятся прямо на сухую землю, скрестив ноги, и начина­ ют неторопливый, задушевный разговор. Каждый день они говорят о своих детях, и им никогда не надоедает эта тема. Темирбек, сын Досая, вместе с Ж аныл— до­ черью Жакыпа — учатся в техникуме на станции Актас. — До приезда детей остается десять дней,— говорит Досай. — Не десять,— возражает ему Жакып,— а только де­ вять. — Правильно,— соглашается Досай,— если не счи­ тать сегодняшнего дня, остается только девять. Они, конечно, любят своих детей, скучают по ним, не­ терпеливо ждут их возвращения. Их нетерпение подогре­ вается еще и тем, что друзьям хочется как можно скорее провести в жизнь свой тайный стариковский сговор. У обоих — одно заветное желание: поженить Темирбека и Жаныл. Ничего в этом нет удивительного и неосуществи­ мого. И годами и образованием их дети равная пара, да к тому же оба они имеют достойных родителей... Досай, поправив на голове мерлушковую шапку с желтым бархатным верхом, слегка запрокидывает голову и долго, задумчиво глядит в сторону Актаса. Сейчас он не думает о Тсмирбекс: в достоинствах сына Досай никогда не сомневался. Он вспоминает девушку Жаныл, живую и проворную, гибкую, как лоза, нежную, скромную, бело­ лицую, с черными, сверкающими, как бриллиант, глаза­ ми. «Хорошая невестка в доме не хуже родного сына»,— заключает Досай свои думы и ласково смотрит на Ж а­ кыпа (старики втихомолку уже давно называют друг друга сватами, давно породнились), в приливе добрых чувств, поглаживает одним пальцем свои усы и далеко, сквозь зубы, с удовольствием сплевывает. В то время как два старика так и этак кроили и шили судьбу нареченных, в жизни глухого разъезда произошли неожиданные события. На берегу речки Чилик, по сосед­ ству с разъездом вдруг появились два жилых вагончика, 318

зазвенели молодые голоса, по вечерам загремели песни. Вскоре раскинулись палатки в два ряда, застучали топо­ ры, и новый совхоз стал расти не по дням, а по часам, как в сказке. Не прошло и месяца, как свежеструганным тесом засветлели окна, и двери в новых домах. Поначалу Досай и Жакып оставались равнодушными к появлению расторопных соседей: пожалуйста, земли много, селитесь на здоровье, нас это не касается. По до­ броте своей старики не думали об опасностях, которые таило в себе появление нового соседа. Прежде всего, старый Жакып лишился работы. А ведь он, слава богу, проработал одиннадцать лет водовозом. И вот теперь совхоз пробурил артезианскую скважину, уло­ жил водопроводные трубы и одну из них довел до разъ­ езда. Раньше Жакып два раза в день привозил воду на своей рыжей кобыле. Каждому двору доставалось по че­ тыре, иногда по пять, а при хорошем настроении Жакыпа и по шесть ведер воды. А теперь женщины брали сколько угодно — подходи к трубе и таскай хоть двадцать ведер. До появления скважины водовоз пользовался большим уважением, особенно среди хозяек. Все почтительно назы­ вали его «Жаке, Жаке!», приглашали в гости. Теперь, как показалось Жакыпу, его авторитет стал заметно падать и падать с каждым днем. Из штатного расписания скоро вычеркнули должность водовоза. И теперь вагон-касса не привозила зарплату старому Жакыпу. А вскоре и вагон-лавка прекратила свои наезды. В но­ вом доме совхоза, под зеленой крышей, с большими окна­ ми, глядящими прямо на разъезд, открылся магазин. Там было полно и продуктов и промтоваров. Женщины разъ­ езда зачастили туда и в два дня протоптали такую замет­ ную тропинку, словно ходили по ней лет сто, не меньше. Вечерами перед магазином стали собираться не только по­ купатели, но и все свободные люди, поговорить о новостях, просто повидаться, познакомиться. Но магазин не остался последней новостью для разъ- Вскоре в совхозе открылся клуб, в котором чуть не каждый день менялись кинофильмы, гремела танце­ вальная музыка, пестрели афиши, приглашающие на кон­ церты и лекции. И даже такое важное событие как при­ ход пассажирского поезда, вскоре перестало интересовать жителей маленького разъезда. 319

Старики раконец-то дождались своих детей, приехав­ ших из Актаса, но радость встречи была недолгой — с первых дней Темирбек и Жаныл повадились в совхоз и быстро подружились с комсомольцами. Жаныл стала возвращаться домой'не одна, всякий раз ее провожала целая ватага девчат. В доме Жаныл только и говорили о каких-то Варе, Лене, Гале, Анюте. Девчата стали ча­ стенько собираться у Жаныл, перекрестили ее, назвали Женей, пели звонкие оглушительные песни, хохотали, плясали так, что дрожали стекла в окнах — в общем, всячески старались перевернуть вверх ногами дом ста­ рого водовоза. Асылтас, матери Жаныл, нравилось ве­ селье в доме, она радовалась за дочь, но Жакыпу моло­ дежный ералаш пришелся не по душе. Однако он не ругался, не запрещал Жаныл ходить к девчатам, сдержан­ но молчал. «Ладно, еще молода, можно и повеселиться немно­ го,— думал он.— Скоро выдам замуж за Темирбека. Обзаведется семьей, родит ребенка — и все сразу обра­ зуется». По вечерам Жаныл отпрашивалась у матери: — М ама, я пойду с девчатами немного потанцую? Мать отпускала ее, но постепенно Жаныл перестала спрашивать ее разрешения, стала уходить без спроса и домой приходила, ой-бой, совсем поздно, когда уже отец не мог бодрствовать в ожидании загулявшей дочки и крепко засыпал. Однажды Жакып пошел в магазин, чтобы купить се­ бе новые галоши. И купил их, глубокие, настоящие гало­ ши, с широкими языками сверху. В хорошем настроении он пошел домой, как вдруг на танцплощадке увидел свою дочь. Боже мой, она танцевала не с девушкой, как всегда уверяла Жакыпа его жена,— она вытанцовывала с каким-то рослым, кудрявым детиной!.. Старик внима­ тельно обвел глазами присутствующих и, что вы думали! Увидел в сторонке Темирбека, своего будущего зятя. Он стоял по уши занятый болтовней с этой самой рыжеволо­ сой Анютой из совхоза. Жакып тихонько подошел к ним и поманил Темирбека пальцем. — Темир, разве ты не умеешь танцевать? — Так почему ты стоишь? Почему ты болтаешь язы­ ком, а не ногами? — И Жакып кивнул в сторону танцую- 320

щей дочери, но Темирбек, видно, не понял его намеков и снова отошел к своей рыжеволосой^ Как-то незаметно, вместе’ с Леной, Варей и Галей в доме Жакыпа стали появляться совхозные парни Петя, Саша и Боря. Они тоже называли Жаныл ласково и сов­ сем не по-казахски: Женечкой. Это коробило Жакыпа, приход незванных гостей будто шипами колол его сердце. Но он терпеливо молчал, сдерживался. Мало- помалу дело стало принимать еще худший оборот. Вме­ сте с тремя парнями в дом стал захаживать и четвер­ тый, тот самый кудрявый, смуглый здоровяк, с которым Жаныл танцевала в день покупки новых глубоких га­ лош. Звали его Володей. Жакып сразу придирчиво начал следить за ним и заметил совсем тревожный признак: ря­ дом с Леной, Варей, Галей были Петя, Саша и Боря, а Володя так и крутился возле его дочки. Однажды, подходя вечером к дому, Жакып через ок­ но увидел всю компанию за столом, на котором дымился ярко вычищенный медный самовар. У самовара стоя­ ла улыбающаяся Асылтас и угощала чаем всех восьме­ рых. Терпение Жакыпа истощилось. Споткнувшись о по­ рог и чуть не лопнув от гнева, он собирался разразить­ ся громовым проклятием, накричать на всех и выгнать их на улицу. Но когда он вошел в комнату, все, кроме Жаныл, моментально поднялись на ноги и вежливо приветствовали хозяина. Жакып даже опешил от такого приема, гнев его сразу остыл, но все-таки он сказал доч­ ке ехидным голосом: — Вы что-то все парочками, как гусак с гусыней, водой вас не разольешь с парнями,— Больше он ничего не сказал молодежи, но когда они разошлись, старик набросился на жену: — Нашла кого угощать! Зачем тратишь чай и баур- саки? Кто они такие? Может быть, они твою дочь прихо­ дили сватать, а ты их угощаешь! Не волнуйся! Они пришли не свататься, а просто как к хорошему хозяину, в гостеприимный дом. Это дру­ зья нашей дочери. Жанылжан подружилась с ними и те­ перь не хочет уезжать в Актас, остается работать в сов­ хозе. Что тут поделаешь? Пусть работает на здоровье. И пусть гуляет. Ты говоришь, парочками, как гусь с гу­ сыней? Разве это плохо? Ты думаешь, будет лучше, если 321

твоя дочь станет ходить одна, как страус? — энергично стала напирать Асылтас. — Ладно, ладно! — отрезал Жакып, не желая спо­ рить с женой — Успокойся, шумишь, как горный ручей! Ему понравилось решение дочери не уезжать из род­ ного дома. «Это очень хорошо,— думал он,— Жаныл всегда будет на наших глазах. Темирбек, надо полагать, тоже остается здесь. Неплохо, если молодая семья будет работать в совхозе». От этих мыслей мрачное настрое­ ние Жакыпа исчезло, как исчезает туча от свежего ветра. Но поведение дочери беспокоило старика все больше и больше. Веские причины появились для беспокойства. Слишком зачастил в их дом кудрявый Володя. При' встречах с бывшим водовозом он так'низко раскланивал­ ся, так чрезмерно старался показать свою почтитель­ ность, что невольно вызывал недобрые подозрения. «И чего он обхаживает меня, как необъезженного жеребенка? Приходит в дом чуть не каждый вечер. Он мне не племянник, я ему не дядя, в чем же дело? — раз­ думывал Жакып, поглядывая на парня с холодком. Однажды они разговорились, и кудрявый парень окончательно не понравился Жакыпу. Когда Володя на­ чал расхваливать свой совхоз, старик в сердцах пере­ бил его: — Из-за твоего совхоза я лишился работы! Парень оторопел. — Как так? Искоса поглядывая на собеседника, Жакып расска­ зал, почему он остался без места, на котором прорабо­ тал одиннадцать лет. Володя горячо возмутился такой несправедливостью. — Я завтра же поговорю с нашим директором. Он найдет вам подходящую работу,— пообещал он. «Ишь, какой щедрый на обещанья,— подумал ста­ рик. — Наверняка — прохвост». — Не стоит за меня беспокоиться,— буркнул он на прощание. Наступил канун Первого мая. Жакып как-то возвра­ щался домой после очередной беседы с Досаем. На поро­ ге дома его встретила радостно-возбужденная Асылтас. Заподозрив неладное, он шагнул в комнату и увидел на столе букет цветов рядом с каким-то свертком. 322

— Что это? — Подарок. — Что это еще за подарок? — В честь Первого мая. — Гм! От кого? — От Володи. Жакып чуть не задохнулся от ярости. Несколько мгно­ вений он стоял, будто окаменев, не в силах выговорить ни слова. «Он всех обворожил, этот хитрый шайтан!» — решил старик. Первым делом ему хотелось схватить букет вме­ сте со свертком, не медля побежать в совхоз, найти этого кудрявого злоумышленника и бросить ему в лицо его подарок. Но бежать в совхоз было далековато, да и не приста­ ло старику бегать к парню, у которого еще молоко на гу­ бах не обсохло. Поэтому Жакып решил сорвать зло на жене. — Ты чему радуешься? Тому, что какой-то никому не известный Володя оказал внимание нашей дочери? А кто он такой? Сын? Брат? Родич? Отвечай, какое он име­ ет отношение к нашему дому? Но Асылтас не испугалась. т— При чем тут сын или брат? Дорого внимание,— ответила она с улыбкой. — Внимание, внимание!— проворчал Жакып, вспоми­ ная последний разговор с Досаем. Они встретились по обыкновению на вершине холма, поговорили о погоде, и потом Досай, будто невзначай, равнодушным тоном спросил: — Жаке, кто этот юркий кудрявый джигит, который почти живет в вашем доме? А Жакып и сам толком не знал, что это за джигит. Слышал краем уха, что приехал он из-под Москвы, ос­ тавил дома старушку-мать и маленькую сестренку. Сам работает механиком. Но разве можно родителям верить всему, что им говорят? А может быть, у него там не старушка-мать и сестренка, а законная жена и ребенок? Старик Жакып пустым словам не верит. Такой предста­ вительный , здоровый парень и до сих пор не женился! Не здешний, никто его не знает, вот и прикидывается холостяком... На руке Володи Жакып давно заметил глубокий

шрам. Попробуй, догадайся откуда он появился: или в пьяной драке на улице, или на войне парень отличился. Кто тут разберет, где правда? Ему захотелось немедленно устроить шумиху, выска­ зать все откровенно этому парию, выгнать из дому всю компанию подобру-поздорову, пока плохих.дел нс успели натворить, и запретить дочке ходить в совхоз. Но он сдер­ жался, решив подождать, что же случится дальше. К удивлению Жакыпа, Володя сдержал свое слово. Бывшего.водовоза вызвал к себе директор совхоза и пред­ ложил очень подходящую работу: взять под опеку кило­ метровую узкоколейку, проложенную от совхоза да разъ­ езда. Старик охотно согласился, тем более, что зарплата оказалась выше той, которая причиталась водовозу. Домой он возвращался в хорошем настроении, с чув­ ством теплоты и благодарности к пареньку. Но, войдя в комнату, он почувствовал, как вся его доброта мгновенно улетучилась, подобно дыму. За столом, на почетном мес­ те, сидел Володя, а вокруг него хлопотали его жена и дочь. Все трое замолчали при его появлении. Володя вскочил на ноги и почтительно поклонился. Жакыпу пока­ залось, что тот слишком уж скоро освоился в его доме, больше на хозяина похож, чем на гостя. Он холодно отве­ тил на приветствие и молча прошел на свое место. На­ хмурив брови, долго глядел в окно и вдруг набросился на Асылтас. Опять не догадалась кобылу привязать! Хочешь, чтобы всю скирду раздергала!— заорал он. Конечно, не были виновны ни Асылтас, ни рыжая во­ довозная кобыла. Гнев его, как туча в ветреный день, все равно должен был где-нибудь разразиться грозовым дож­ дем. В этот вечер Жакып твердо решил закруглять дела со свадьбой Темирбека и Жаныл и тем самым положить конец Володиным хождениям. На другое утро он направился к свату Досаю дого­ вориться окончательно о дне свадьбы. Дойдя до ворот своего старого приятеля, он остановился как вкопанный. На лавочке, прижавшись друг к другу, сидели двое: Темирбек и рыжеволосая Анюта. У Жакыпа от. удив­ ления отвисла челюсть, и он долго стоял с раскрытым ртом. В воротах показался Досай с шаблоном в руках, он

собрался идти в обход, на работу. Жакып, забыв поздо­ роваться, сразу сказал ядовитым тоном: — Досеке, поздравляю тебя с птичкой! — С какой птичкой, Жаке? — Неведомо откуда прилетевшей птичкой с рыжими крыльями! ., Досай не видел Темирбека и Анюту — они сбежали при его появлении,— поэтому он не сразу понял, что под­ разумевал его приятель, говоря о «птичке с рыжими крыльями». . Так медленно и незаметно, одно за другим появлялись препятствия для осуществления тайного стариковского сговора. Они всерьез забеспокоились, стали чаще соби­ раться и держать совет на вершине холма, но и молодежь тоже не дремала. — Володя хочет поговорить с тобой,— сказала однаж­ ды Асылтас мужу. — О чем? — Он хочет свататься за Жанылжан. Старик так и сел на месте, словно обухом по голове хватили. Больше у него не было сил терпеть. Не медля ни минуты, он пошел в совхоз искать Володю, чтобы объясниться с ним и навсегда удалить от своей дочери. Он нашел его в мастерской. Без рубашки, голый по пояс, Володя тесал топором желтый широкий брус. Тело его блестело от пота. Жакып остановился и некоторое время наблюдал за ним. Он любил проворных работни­ ков, умельцев. Наконец, Володя заметил вошедшего, сму­ тился, начал поспешно одевать рубаху. «Все-таки совест­ ливый»,— подумал Жакып, и гнев его начал таять как весенний снег. — Подойди сюда,— сказал он сурово,— и объясни, о чем ты там болтаешь с женщинами. Володя, красный как кумач, понял о чем говорит ста­ рик, но прямо заявить ему о своем намерении жениться на Жаныл у него не хватило смелости. — Под Москвой, говоришь, проживают твои ро­ дители? — Да. Я говорил вам, что отец мой умер, а мать и сестренка живут в Мытищах. В заводоком доме. — Мать работает на заводе? — Нет, не работает. На заводе я работал. 325

— А ты не помнишь свою улицу, номер дома и номер квартиры? Володя хорошо помнил и назвал улицу и номер, поду­ мав при этом: «Наверно, письмо решил написать и выру­ гать меня». Уходя из мастерской, старик строго предупредил: — Стоит ли тебе ходить в наш дом и кружить голову слабоумным женщинам. И Володя перестал заводить в дом Жакыпа. Но беда в том, что ^события продолжали развиваться вопреки же­ ланиям старого Жакыпа. — Жанылжан просила меня поговорить с тобой, отец,— сказала однажды Асылтас. — О чем? — Она любит Володю. Просит, чтобы ты разрешил ей выйти за него замуж. Старик тяжело вздохнул, втайне он давно предвидел такой разговор и, откровенно говоря, боялся его. — Ладно, пусть немного подождет. Я дам свой ответ через месяц. — Не слишком ли долго, отец? — Ничего, пусть потерпит. Мне надо посоветоваться. С кем же он будет советоваться? Есть родственники в Актасе, есть и в дальнем колхозе... Но Жакып не поехал ни в Актас, ни в колхоз. Воспользовавшись бесплатным билетом железнодорожника, он укатил прямо в Москву. На прощанье он еще раз предупредил Асылтас: — Пусть дочь подождет моего возвращения? п В Москве он пробыл недолго, узнал как добраться до Мытищи, сел на электричку и поехал туда. Ему указали дом, где живет мать Владимира Званцева, и Жакып в0‘ шел во двор. Марфа Яковлевна кормила гусей. Она уди­ вилась, увидев железнодорожника, коренастого, пожилого казаха с густыми седыми усами. — Вы мать Владимира Званцева? — Д а,— ответила она.— А вы откуда? — Я из Казахстана. От вашего сына. Мать обрадовалась, словно увидела близкого, родного человека, пригласила приезжего в комнату, помогла раз­ деться, повесила его пальто на вешалку, всячески стара- 326

лась оказать внимание гостю. Она прогнала белую пу­ шистую кошку с мягкого кресла и усадила гостя. — Володя говорил, что у него сестра есть, начал Жакып свой допрос. — Да. Она в университете учится и домой приезжает только по воскресеньям. ____ ‘ Марфа Яковлевна поставила самовар и захлопотала возле стола. «Она совсем похожа на мою Асылтас, гостеприимная и приветливая»,— удовлетворенно подумал Жакып. — Казахи очень любят чай, правда?—спросила Мар­ фа Яковлевна. — Да, а откуда вы знаете? — Во время войны жила в Казахстане. Тут Жакып решил получить ответ еще на один из тре­ вожащих его вопросов. — А где был Владимир? — На фронте. Воевал. Был ранен в руку, но, слава богу, цел остался. Жакып дипломатично тонко и напористо продолжал вести расспрос. — Разве у вас нет невестки? — Пока еще нет. Холостяком поехал на целину. Не знаю, как там. — Да-а... Там, конечно, он может найти себе пару,— неловко ответил Жакып. Кто его знает, почему он почув­ ствовал неловкость. К вечеру он собирался ехать обратно, но Марфа Яков­ левна его не пустила. — Переночуйте у нас. Если Володе дадут квартиру на целине, то мы к нему переедем. Земляками будем с вами. А вечером в квартиру ввалилась целая толпа завод­ ской молодежи. Все они были друзьями Володи, узнали, что приехал работник с целины, и пришли поговорить о новостях. Один из юношей оказался секретарем комсо­ мольской организации. Звали его Семеном, он больше всех задавал вопросы: где находится совхоз, да как до него добираться. — А местность там какая? — спросил молодой сле­ сарь. — Самая замечательная! Лучшей в мире нет. — А как насчет квартиры? — Совхоз строит много домов, скоро все получат. 327

Г‘ — А девчата там есть? — спросил Семен с улыбкой. Хватает,—авторитетно ответил Жакып.—Есть Аню­ та, Варя, Лена, всех не перечтешь. Все красавицы, как на подбор. — А как Володя живет? — Он часто бывает у меня в гостях. На мой взгляд, он здоров. Хороший, покладистый парень, обходительный; — Он был лучшим среди нас,—сказал Семен,— поэто­ му мы его и послали на целину. — А вас много? — Больше трехсот. — И Володя лучше всех трехсот? — Д а, самый лучший. Жакып, гордясь своими познаниями, начал все больше и больше нахваливать совхоз, который он считал своим родным и от имени которого выступал, как уполномочен­ ный для вербовки на целину. И ему удалось заразить мо­ лодых слушателей желанием поработать на целине. Услышав, как отзывался Жакып о ее сыне, Марфа Яковлевна повеселела. «Он везде уживается, мой сын, вез­ де его уважают. Вот уже и на новом месте обзавелся доб­ рыми друзьями»,— думала она, в душе гордясь им. Марфа Яковлевна не поскупилась на угощение — заре­ зала жирного гуся. Жакып с удовольствием ел вкусную гусятину и про себя думал: «Если она ко мне приедет — зарежу барана!» Он уехал на другой день, так и не сказав ничего о при­ чине своего приезда. Прощаясь, оставил свой адрес: «Разъезд 17. Жакып Танабаев». — Вы там свой человек, не оставляйте Володю без внимания,— попросила она на прощание. — Хорошо, хорошо. А вы приезжайте к нам. Дайте телеграмму, я сам встречать буду. — Если Володе дадут квартиру — приеду. — Постепенно дадут, конечно. Но зачем вам ждать квартиру. Приезжайте скорей, моей гостьей будете! ш Жакыпа встречали все жители маленького разъезда во главе с дежурным Темирханом в красной фуражке. Здесь были Асылтас, Жаныл, старик Досай и Темирбек с рыже­ волосой Анютой. На краю перрона, чуть в сторонке, стоял молчаливый Володя. 4 328

Жакып здоровался со всеми шумно, широким жестом подавая руку — как-никак в Москве человек побывал. Дочь смотрела на него выжидательно и тревожно. Жакып понял ее состояние, но ничего не сказал. Он поманил к себе пальцем Володю и протянул ему руку. — Здравствуй, Владимир. Я Привез тебе привет от матери, Марфы Яковлевны! — Как! — удивился Володя.— Разве вы у нас были? — А ты что думал! Конечно, был, гостил. Скоро сама мать должна приехать. — Хорошо. Жаль, что еще квартиры нет, подождала бы до новоселья. — Она приедет не к тебе, а ко мне. Белое лицо Жаныл разрумянилось, она не выдержала и звонко, радостно рассмеялась. Засмеялись и другие встречающие. Пришлось улыбнуться и самому Жакыпу. Асылтас крепко обняла дочку и поцеловала ее, потом так же обняла Володю, Темирбека, Анюту и тоже воех крепко расцеловала. — Будьте счастливы, мои дети! Пусть будет радост­ ным ваше новоселье!

Саурбек Бакбергенов ЛЕГЕН Д А О ХРОМОЙ САЙГЕ Точно застывшие волны мутных весенних вод тянутся гребни текучих песков Нарына. Серые барханы, краснова­ тые песчаные равнины уходят в туманную пепельную си­ неву горизонта. Очертания далеких холмов не четки, рас­ плывчаты, и, кажется, из них возникают причудливые ми­ ражи ранней осени. По гребням барханов, как затерявшаяся в желтых вол­ нах лодка без паруса, то исчезая, то вновь появляясь, дви­ жется темная точка. Это едут два всадника. Впереди на рослом гнедом коне смуглый пожилой мужчина с длинной окладистой бородой. Конь, выгнув шею, грыз удила и дви­ гал маленькими острыми ушами. Всадник щурил зоркие черные глаза, то и дело заслоняясь от солнца, приклады­ вал ладонь ко лбу и вглядывался в зыбкую даль с надеж­ дой увидеть аул, где можно отдохнуть и напоить лошадей. Его спутник, утомленный долгой ездой по безлюдной пус­ тыне, ехал молча, лениво погоняя коня. И вдруг всадники заметили отдыхающее на гребне холма стадо сайгаков.1 Едущий сзади худощавый молодой джигит, словно оч­ нувшись от сна, резко натянул поводья и выхватил из-под колена кремневое ружье. Но испуганные животные, мгно­ венно вскочив, уже достигли склона другого холма. Боро­ датый мужчина, глядя вслед уносившемуся стаду, резко поднял руку и оказал своему спутнику: — Оставь, Кокиш, уже бесполезно стрелять. 1 С айга — степная антилопа. 330

Но тот, не целясь, прямо с руки выстрелил вслед убе­ гающим животным. Короткий гром метнулся в тишину степи, заглушив слова бородатого джигита. В воздухе вихрилась пыль, взметенная крошечными копытцами испуганных сайгаков. Впереди стада стрелой летел светло-игреневый вожак с желтыми цвета песчаной пустыни полосками на спине. За ним следовало стадо тем­ но-рыжих коз. Животные неслись как ветер, направляясь в долину. — Жаль, не попал, оказывается! — с досадой сказал молодой джигит и прикусил нижнюю губу. Он нервно ударил плетью заупрямившуюся лошадь. Каурая кобыли­ ца-трехлетка фыркнула,' пригнула голову и затем, шумно втянув в легкие воздух, рванулась вперед. Далеко выбра­ сывая передние ноги и вытянувшись в струнку, она лете­ ла вслед за убегающим стадом. Гнедой натянул поводья и помчался вслед за ней стремительным галопом. Когда сайгаки поднимались на отдаленный холм, охотники заметили, что одна из коз начала отставать от стада. «Ранена»,—понял молодой джигит. Он снова уда­ рил плеткой лошадь. С рассвета не отдыхавшие скакуны грызли удила, натягивали поводья и мчались вслед за стадом. Всадники в развевающихся на ветру халатах походили на парящих низко над землей орлов. Сайгаки, взметая легкую летучую пыль, скакали с бархана на бархан, направляясь в сторону солончако­ вой равнины. Раненая сайга все больше отставала от стада, но про­ должала бежать, не теряя его из вида. Из голени ее со­ чилась кровь. На сухом песке оставались маленькие красные пятнышки, похожие на редкие дождевые капли. Сайга не имела крыльев, не могла, подобно птице, взле­ теть в воздух, но и на трех ногах она летела, как ветер, и даже резвые скакуны не могли нагнать ее. Разгоряченные кони постепенно ускоряли бег, и рас­ стояние между охотниками и раненой сайгой стало по­ немногу сокращаться. Ватага ребят, игравших на окраине небольшого аула, завидев скачущих всадников, взбежала на холмик. Дети смотрели то на измученную раненую сайгу, то на пре­ следовавших ее охотников. Затем гурьбой побежали вслед. Убежав далеко от аула, они долго следили за всадниками, пока те не скрылись из вида. Особенно вни-

мательно наблюдала за погоней худенькая девочка лет тринадцати. Она стояла впереди остальных ребят и, не отрываясь, смотрела на удалявшееся облако пыли. Раненая сайга, из последних сил бегущая за стадом, скачущие охотники, возмутившие покой и безмолвие ши­ рокой песчаной долины,— все это мелькнуло, как искра. Конечно, дети не раздумывали над увиденным. Они бро­ сали вверх шапки, платки, размахивали руками и отчаян­ но кричали вслед охотникам. Смуглый бородатый джи­ гит, скакавший позади, услышал крики и несколько раз оглянулся на бегущих ребят. Они смогли лишь смутно разглядеть его темно-серое от пыли лицо и _большие глаза. — Кокишь, ты только ранил ее. Нужно убить скорее, чтобы не мучилась! — громко крикнул он и вырвался вперед. «Убить скорее, чтобы не мучилась!» — донеслось до ребят. Все они, особенно стоявшая впереди девочка, с тревогой и даже страхом смотрели на бородатого охот­ ника, пригнувшегося в седле. Что-то суровое, непреклон­ ное было в его облике. Девочка почуяла в этой бешеной скачке преследователей грозную, злую, неумолимую силу, тень смерти, нагонявших беззащитную козу, которой не на что было надеяться, кроме своих быстрых ног. И эТа картина преследования глубоко взволновала девочку, запечатлелась в нежном неискушенном детском сердце. Из-за ближайших холмов в небо взмыл степной бер­ кут и тяжело полетел вслед за раненой жертвой. Он привлек внимание детей, мгновенно забывших об охотни­ ке, промелькнувшем подобно призраку. Орел не устре­ мился с высоты на добычу, он делал редкие взмахи кры..: ями, а иногда, широко распластав их, плавно скользил в воздухе. Уже дави и не было видно ни стада сайгаков, ни охот­ ников, однако но полету беркута можно было опреде­ лить, где они находятся. Но вот орел, подобрав крылья, стремительно ринулся вниз, видимо нацеливаясь на раненую сайгу, но тотчас взмыл, испугавшись людей. Сайга продолжала бежать, гонимая страхом близкой смерти. Дети смотрели на сизый горизонт, пока не устали глаза и вдали не начали возникать бесформенные мира­ жи. Иногда им казалось, что сайга, скакавшая на трех 332

ножках, скрылась за дымной завесой горизонта и ушла от преследования охотников, что упрямый скакун не дог­ нал ее. Орел постепенно превращался в темную точку. Он парил на фоне миража и был единственным пятныш­ ком на чистом, ослепительно ярком небе. — Смотрите, смотрите, вон он! — показывал один из ребят на едва заметную точку, скользнувшую над туман­ ным горизонтом. — Беркут теперь не поймает сайгу! — Это, наверное, старый беркут. Он может ловить только мышей. А если бы он был сильным и ловким, давно бы настиг сайгу,— сказал смуглый мальчик.— Мой отец говорил, что старые беркуты охотятся только на мышей. Дети долго рассказывали друг другу всё, что знали о беркутах, о зверях по рассказам взрослых охотников, спорили, забыв о раненой сайге. Только девочка, стояв­ шая в стороне, продолжала смотреть на далекий пепель­ ный горизонт и, казалось, не слышала споривших. Нако­ нец она обернулась и сказала: — А мой отец говорил, что настоящий беркут-охот­ ник никогда не стареет и живет сто лет и больше. Этот беркут, наверное, боится людей. До вечера не прекращались разговоры об охотниках, о раненой сайге и беркуте. Когда огненно-красное солнце скрылось за гребнями песчаных холмов Нарына, к юрте бедняка Кенже, стояв­ шей на краю аула, подъехали два всадника. Спешив­ шись, они положили убитую сайгу у порога, и бородатый охотник, обращаясь к хозяину юрты, сказал: — Кенже, я решил, что лучше отведать в твоем доме простую похлебку, чем мясо теленка у кого-нибудь дру­ гого. Нынче весной я видел тебя на ярмарке в Теке1, ког­ да ты участвовал в состязаниях по борьбе, и приехал, чтобы познакомиться с тобой. Хозяин юрты, услышав эти приветливые слова, под­ нялся навстречу гостю. Это был широкоплечий, среднего роста человек с могучей грудью и бронзового цвета ли­ цом. Гость протянул руку с длинными пальцами и поч­ тительно поздоровался с Кенже — этим прославленным борцом, одержавшим на состязаниях в Теке немало по- :— город Уральск.

бед. Тогда его лопатки ни разу не коснулись земли, и он получил первый приз — одногорбого верблюда. — Жаным ау1,— сказал хозяин, пожимая крепкую, словно выкованную из железа руку гостя.— Кому это я так понравился? Может быть, ты борец и ищешь встречи ' со мною на ковре? В таком случае у меня правило: при­ шедшему бороться со мной отдавать приз без схватки. — Нет, я не борец,— ответил гость.— Но очень люб­ лю сильных людей. Приехал познакомиться с тобой... Не осуди... Они разговорились. Вокруг них толпились жители аула — они пришли посмотреть на приехавших. Женщины и ребятишки заглядывали в щели юрты. Бородатый гость, не обращая внимания на общее любопытство, держался свободно, как свой человек, приветливо улыбаясь, разго­ варивал с хозяином. Было видно, что Кенже рад гостю. Завязалась непринужденная дружеская беседа. Каза­ лось, после долгой разлуки встретились старые друзья. —- Мое искусство — песни и кюи,— сказал приез­ жий.— Ты, конечно, слышал обо мне, хотя мы никогда не встречались. Часто бывает так, что люди сначала слы­ ш ат друг о друге, потом знакомятся и, наконец, стано­ вятся друзьями, делятся сокровенными тайнами своих душ.— Гость поднялся, посмотрел на покрытый копотью потолок юрты.— Если говорить о тайнах, то их у меня много. Эти тайны — песни и кюи, что рождаются в наро­ де. Я же собираю и пою их. Широкая степь полна песен. Там все поет: и ветер, проносящийся над песками Нары- на, и голубые озера, и упрямые волны Яика2*... Гость оглядел окружающих его людей и продолжал: — Но я уже становлюсь стариком. Уходят годы. И не собрать мне всего песенного богатства народа, не до- несть его молодежи и любителям музыки.— Он задумался и стал медленно расчесывать длинными гибкими пальца­ ми густую окладистую бороду, серебрившуюся сединой.— Теперь я ищу талантливую молодежь, которая завершила бы начатое мною дело. Молодость, чудесная молодость, как хороша ты! Это цветение весенних трав, это утреннее солнце, которому еще предстоит подняться в зенит, прежде чем оно будет клониться к закату. Оранжевая вечерняя заря тоже бывает прекрасна. Только солнце на закате све- > Ж а н ы м ау —дорогой мой. 2 Я и к — река Урал. 334

тит недолго. А сумерки — это старость. На смену же ми­ нувшему дню идет грядущий. Солнце уходит, чтобы утром выплыть в румянце зари и устремиться ввысь, заливая землю победным светом. Но и старость имеет свои радости. Это бывает тогда, когда жизнь прожита недаром, когда труд остался среди людей и породил последователей и продолжателей. И не для всех старость является страшным злом, не для всех. Разве не правду я говорю, курбым1? — спросил он, взгля­ нув на Кенже и его дочь, худенькую бледную девочку, сидевшую рядом с отцом.— Я жду, чтобы кто-нибудь из молодежи повторил мою невозвратную молодость. Кенже, выслушав гостя, встал. — Человек без надежды — ничто,— сказал он — На­ дежда и мечта — крылья в юности и посох в .старости. Твоя мечта исполнится, потому что ты — человек с ум­ ной головой и большим сердцем. — Верно говорите, Кенже,— поддержали его собрав­ шиеся в юрте гости,— Дети — наша надежда. Они будут жить после нас и продолжат наше дело. Беседа затянулась до позднего вечера. Уже густая тьма окутала песчаные холмы и маленький аул. Над рас­ каленными песками лениво текла ночная прохлада. Воз­ ле юрты Кенже в земляном очаге горел огонь, от боль­ шого котла струился пар. Отдохнув после долгой дороги и погони за раненой сайгой, гость достал из коржуна2 домбру, неторопливо начал ее настраивать. Люди, собравшиеся в юрте, в ожи­ дании предстоящего веселья теснее окружили бородато­ го гостя и уселись поудобнее. Он им нравился все боль­ ше и больше. Вот его пальцы легко коснулись струн и замерли. Гость на минуту задумался о чем-то. По его лицу, выра­ зительному и энергичному, можно было заметить, что он волновался; глаза его искрились и блестели. Настроив домбру, гость посмотрел куда-то вдаль, по­ верх голов присутствующих, сквозь потемневшую кошму юрты. И вдруг зазвенели, полились звуки. Первые аккор­ ды звучали, как удары сердца музыканта, как начало песни, исходившей из глубин его души. В ливне звуков К у р б ы м — сверстник. Ко р ж у в — ковровая переметная сумка с двумя отделениями. 335

угадывались гулкие выстрелы, стремительный легкий бег сайги, нарастающий топот скакунов. Эти звуки слились с песней степного ветра; они ширились, росли и, наконец, превратились в прекрасную мелодию. Девочка, сидевшая у колен отца, раньше других по­ чувствовала в звуках домбры галоп разгоряченного ска­ куна и неровный бег раненой сайги. Перед ее глазами вновь возникла картина погони. Снова повторилось то, что она видела с холма за аулом. Но сейчас человек, гнавшийся за сайгой, сидел в юрте ее отца и играл на домбре. Звуки оборвались. Гость, положив ладонь на струны, оглядел окружавших его слушателей, будто спрашивая взглядом, понравилась ли им исполненная мелодия. Гла­ за его остановились на девочке, которая сидела непод­ вижно, чуть приоткрыв рот, словно продолжала слушать чудесные звуки. Видно было, что она зачарована мело­ дией. Домбрист спросил; — Кенже, это твоя дочь? — Моя. — А как зовут ее? — Дина. — Дина! Прекрасное имя. А какие у нее глазки! Прямо огоньки. Она, наверно, очень любит музыку? — Больше всего она любит песни,— подтвердил Кенже. — Это хорошо. Наши степи полны песен и кюев. Иногда кажется, что звучит сама степь, что поют просто­ ры. Без крылатой песни, без прекрасной мелодии степь была бы скучной, безмолвной.— Он помолчал и обратил­ ся к девочке:— Очень хорошо, что тебя влечет музыка, милая Дина. Дина, после того как гость назвал ее по имени и теп­ ло поговорил с ней, осмелела, перестала смущаться. Она помнила, как настойчиво он гнался за раненой сайгой, как сурово было его серое от пыли лицо. И не верилось ей, что это он сейчас исполнял на домбре взволновавшие се сердце мелодии, говорил ласковые мудрые слова. Ре­ бенок не мог считать жестоким человека, чьи гибкие пальцы рождали такие прекрасные звуки. — Зачем вы убили сайгу? —■ спросила Дина. Гость улыбнулся в ответ и задумался. — Ты была среди ребят, которые кричали вслед мне.

когда я гнался за раненой сайгой? Да, видно я очень настойчиво преследовал раненое животное... Так уж вышло. Я всегда стараюсь сразу убить зверя, одним вы­ стрелом, чтобы не мучить его. Кокиш неплохой стрелок. Но сегодня он что:то поторопился, выстрелил, не прице­ лившись, видимо, не рассчитывал, что попадет. Живот­ ные были уже далеко. И случайно ранил одну сайгу. Мне стало жаль ее, и поэтому я поскакал вслед, чтобы при­ кончить... Тяжело видеть страдания раненого зверя. Ведь сайга, отставшая от стада, страдала подобно человеку. Поэтому я и спешил настичь ее. Неудивительно, что это показалось тебе жестоким. Лицо гостя потемнело, стало суровее, глаза смотрели строго, потом в них появилось выражение грусти. — Милая Дина,— сказал он, помолчав,— когда ты подрастешь, то сама увидишь, что в мире много жесто­ костей и зла. Меня жестоким сделала наша жизнь. Я ведь и сам похож на одинокую гонимую сайгу, но стрем­ люсь не отстать от стада, не отбиваться от народа.— Слова эти были пронизаны горечью, печалью, звучали, как тайна, открытая другу в час прощанья. В эту ночь гость исполнял многие кюи, пел прекрас­ ные песни. В памяти Дины навсегда осталась одна из них — это песня о раненой сайге. На следующий день утром Кенже провожал гостей. — Курмангазы,—сказал он бородатому домбристу,— мы теперь друзья. Ты знаешь дорогу к нам. Приез­ жай. Двое верховых выехали из аула. Когда они поднялись на вершину холма, Кенже, стоявший у входа в юрту, сказал Дине: — Запомни, Динажан, нашим гостем был певец Кур­ мангазы. Дина, не отводя глаз, смотрела вслед двум всадни­ кам, пока они не скрылись среди алых от утреннего солн­ ца холмов. — Курмангазы,— тихо повторила она. И ей показа­ лось, что прохладный утренний ветер запел над нею услышанную вчера песню. Вскоре о Курмангазы и раненной им сайге в народе возникла легенда. «В летнюю ночь,— рассказывалось в 22 Kuuc 337

ней,— Курмангазы остался в песках Нарына один с под­ стреленной им сайгой. О ее страданиях, о ее тоске пс чавшемуся стаду он сложил песню». Кюй «Аксак киик»», прозвучавший в юрте Кенже, I распространился по всем аулам Нарына. Люди рассказы- ' вали друг другу о Курмангазы и раненой сайге. Одни г ворили то, что слышали; другие дополняли услышанное своими догадками. Так, постепенно возникла легенда. Однажды к Кенже приехал гость, молодой домбрист. Он исполнил кюй Курмангазы и рассказал легенду: «В сайгу стрелял не Кокиш, а сам Курмангазы. Он не убил, а только ранил ее. И пустился в погоню. Долго ска­ кал он по степи, видел кровь сайги на песке, и тоской и жалостью наполнилось его сердце. Из последних сил бе­ жала подстреленная сайга, долго не мог ее нагнать темно­ рыжий скакун. Только на исходе дня измученную, обес­ силевшую, истекающую кровью сайгу нагнал конь Кур­ мангазы. Певец слез\" с коня и наклонился над раненой сай- j гой. Она была в пыли, из перебитой ноги текла на песок I кровь. При виде истерзанного животного он в ужасе отшат­ нулся, на глазах его выступили слезы. Дрогнуло сердце отважного охотника. Тяжелы были слезы человека, кото­ рый никогда до сих пор не плакал и всякую боль хоро­ нил в душе. Впервые из глаз его потекли слезы, они ска­ тывались по бороде на раскаленный песок, на золотистую шерсть умирающей сайги...» При этих словах Кенже тяжело вздохнул и посмотрел на сидевшую рядом дочь. Е е глаза были так же полны слез. Кенже, никогда не придававший значения не только детским слезам, но и слезам женщин, и на этот раз ос­ тался равнодушным к слезам Дины. Но мать, взглянув в глаза дочери, встревожилась. Однако, по обычаям тех времен, женщинам нельзя было прерывать речь мужчины. Хотя рассказчик был еще молод, мать промолчала. «Они поведали друг другу свои печали»,— продолжал рассказывать молодой акын. — Ну, это неправда,— возразил один из слушате­ лей.— По-твоему, сайга заговорила человеческим языком?

__ Нет, Курмангазы видел ее слезы. И глаза сайги го­ ворили ему... — О аллах! Разве глаза сайги могут говорить. — Когда верблюдица тоскует по умершему верблю­ жонку, из глаз ее слезы катятся, как бисер... Разве не так? _ Кенже сидел, чуть подавшись вперед. Он провел длин­ ными толстыми пальцами по бороде, чуть тронутой про­ седью, и сказал: — Погодите, сначала нужно послушать, что еще сочи­ нит этот молодец. — Если вы не верите, аксакал, я могу не рассказы­ вать,— обиделся молодой акын. — Нет, продолжай. Хоть и неправду ты говоришь, за ­ то складно. Мы все слушали рассказ о раненой сайге от самого Курмангазы. В этой юрте он впервые исполнял свой кюй «Аксак киик». Продолжай,— сказал Кенже. Но рассказчик, узнав, что в этой юрте был сам певец, испуганно замолчал, видимо опасаясь, что его назовут лгуном. — Не стесняйся, продолжай,— попросили старики. — Рассказывай,— подбадривала его молодежь. Кенже добавил: — Курмангазы нам всего не рассказал. — Рассказывай, дяденька. Он о сайге ничего не гово­ рил,— вмешалась в разговор Дина. Рассказчик посмотрел на девочку, потом перевел взгляд на скуластое, словно вытесанное из камня лицо Кенже и продолжал: . «Как знать, правда это или нет? Легенду сложил народ, а не я... Сайга и певец рассказали друг другу свои тайны, поделились своими печалями. Так прошла эта ночь в пес­ ках. На рассвете сайга умерла. Курмангазы тут же сло­ жил кюй. Он выразил в нем скорбь и муки умершего жи­ вотного». — И это все? — спросил кто-то. — Нет. Тогда же над мертвым животным Курмангазы дал две клятвы. Первая — никогда больше не охотиться. Он закопал свое старинное ружье на холмах Жнеккума, там, где песок был забрызган кровью сайги. Рассказыва­ ют, что многие охотники хотят убедиться в этом и ищут за­ копанное ружье.

— Как можно его найти? Ведь холмов много,— заме­ тил кто-то из слушавших. Его нетерпеливо оборвали: — Не перебивайте. А какой была вторая клятва? — Он поклялся никогда больше не есть мясо степной сайги. — Это, должно быть, правда,— тихо сказала мать Ди-' ны. — Курмангазы не разрешил варить мясо сайги. «Пос­ ле сами съедите»,— сказал он. Так в легенде появилась клятва великого певца, созда­ теля бессмертной мелодии. Широко открытыми глазами Дина смотрела на рас­ сказчика, ей казалось, что ее обливают то холодной, то го­ рячей водой. «Н у зачем я ела мясо степной сайги, тогда как Курмангазы поклялся не есть его»,—думала она и уже не слышала, что далее говорил молодой джигит. То и лело исподлобья смотрела на висевшую у порога темно­ рыжую с золотыми полосками шкуру сайги. Она казалась девочке живым существом. «Если бы сайге не отрезали голову, может быть, она и нам сказала бы то, что сказа­ ла охотнику? — решила Дина. — Ведь об этом никто не знает, кроме Курмангазы'. Если бы он приехал к нам в аул, я бы спросила, о чем ему говорила раненая сайга...» Мысли стали путаться в голове девочки, в глазах за ­ прыгали черные искры, все тело охватил тяжелый жар. — Мама, я хочу лечь,— сказала она.. Укладывая дочь в постель, мать дотронулась рукой до се горячего лба. — Детка моя! — засуетилась она. — У тебя болит го­ лова? Какая ты вся горячая. Что с тобой? — Голова у меня не болит. Я устала, мама. Уста­ ла... — тихо ответила Дина и закрыла глаза. Она повер­ нула разгоряченное лицо к широкой щели юрты. В щель лул гшохладный ветерок. «Устала, бедняжка. Так быстро заснула»,— подумала мать и отошла к очагу. Дина долго лежала неподвижно, когда она открыла глаза, в юрте было темно. Приехавший в гости джигит и отец спали на дворе, их голосов не было слышно. Вдруг послышались какие-то резкие звуки. Мать чистила котел. Дина поспешно закрыла ладонями уши и сморщилась. 340

«Как мама выносит эти звуки?»— подумала она. Девочка задрожала от невыносимого пронзительного скрежетания. Отвратительные звуки кололи ее, точно острые иглы. Спасаясь от них, она натянула на голову одеяло и за ­ крыла глаза. Несколько раз провела влажной ладонью по горячему лбу, почувствовала, как на виске торопливо пульсирует жилка. Она вспомнила, что вечером, после того как уехал Кур- мангазы, в этом котле варилось мясо убитой сайги. Вода пенилась, кипела. На поверхность то и дело выскакивала длинная кость. Мать погружала ее в кипяток, снимала пену. Дина заметалась на постели, у нее усилился жар, кровь начала неровными толчками приливать к голове, чаще забилось сердце, в глазах зарябило, в бреду она уви­ дела отца, глодавшего кость сайги. В руках у него был острый нож с черной ручкой. Отец торопливо резал мясо и ел. Уже тогда, когда он сдирал шкуру с сайги, показал­ ся Дине похожим на хищного степного беркута, рвавшего добычу. Дина видела однажды, когда ходила с матерью соби­ рать кизяки, как беркут рвал пойманную лису. Так же и отец резал мясо на куски и бросал их в котел. Девочка пыталась не думать о съеденной сайге, изба­ виться от навязчивых видений. Но призрак не уходил, а наоборот, виделся все отчетливее. И этим призраком был отец. Он глодал кость. Губы его блестели от жира, усы растрепались. Дина старалась не смотреть на его лицо. Она перевернулась на. другой бок, чтобы удостовериться, что отца нет в юрте. Сердце застучало шире, свободнее, дышать стало легче. Но призрак не исчез. Однако это был уже не отец, а Курмангазы с домброй в руках. Девочка облегченно вздохнула. «Значит, это не отец, а Курманга­ зы,— подумала Дина,— и в руках у него не кость, а домб­ ра». Курмангазы улыбался в густые черные усы. Лицо его словно излучало особенный теплый свет. Пальцы стремительно и легко бегали по струнам. Неповторимые звуки наполняли торту. Дину удивило, что этот большой широкоплечий человек при игре на домбре как-то соби­ рался в комок, казался маленьким и чем-то походил на ястреба в полете. Он то наклонял голову, то быстро вски­ дывал ее, пальцы двигались по грифу инструмента так

свободно, легко, что Дине вспомнился виденный однажды конь-иноходец, в движениях его тонких легких ног была та же воздушная легкость, живость и стремительность. Дина до Курмангазы видела многих домбристов, но никого из них це слушала: их музыка не увлекала ее. Д а­ же в ее ауле было несколько домбристов-самоучек. Но Дину не занимало то, что они играли. Другое дело Кур­ мангазы! Когда он играл, казалось, что звучит не просто домбра — в музыке угадывался особенный страстный полет чувства и мысли. В ушах девочки вдруг зашумело. Она словно потеря­ лась в потоке звуков. Вот скачут кони, нарастает беглый стук их копыт, свистит ветер, с шипением кочуют пески. В эти звуки врывается плач ребенка, Лай собаки и про­ тяжный крик верблюда. Нет, это плачет человек... Или, может быть, зовет Дину тот годовалый белый верблюжо­ нок, на маленьком горбу которого ехала она, когда пере­ кочевывал в эти места аул. «Чья это длинная шерсть? — испуганно подумала девочка и отпрянула на край по­ стели.— Ужас, кто же это? Сидит, отвернувшись, спи­ на вся покрыта шерстью. Ах, да ведь это белый верблю­ жонок валяется на дворе». Но оказалось, что возле по­ стели бредившей девочки сидела женщина с распущен­ ными волосами, ее мать. «Но почему спина у нее покры­ та шерстью? Нет, это верблюжонок». Верблюжонок превратился в темно-рыжего коня Кур­ мангазы. Скакун стоял, грациозно выгнув шею. Его грива переливалась, блестела, точно шелковая. Курмангазы сидел на коне и улыбался Дине. — Ты любишь музыку, дочка,— сказал он.— Возьми мою домбру. Возьми... Дина протянула руку и схватила за косу мать, сидев­ шую у постели. — Что с тобой, Динажан?— всполошилась она.— Ты испугалась? Видела дурной сон? — Домбра,— открыв блуждающие глаза, сказала Ди­ на.— Я думала... домбра, а это, оказывается, твоя коса. — Какая домбра? — Та домбра... Настоящая... — Откуда? Где она? — Он же сказал: возьми... Это ветер, ветер воет... Ни днем ни ночью мать не отходила от постели дочери. Лицо и губы Дины покрылись мелкими желтыми прыща­ 342

ми. По аулу распространился слух: «У дочери Кенже от мяса святой сайги1 обметало лицо и губы».. — Почему же не заболел сам Кенже?— шутили неко­ торые. — От этого болеет только один человек. Болезнь вы­ брала ребенка. — Она уже выздоравливает... Дина болела первый раз. Эти дни запомнились ей на всю жизнь. Только через месяц она стала поправляться. Но пугающие призраки еще долго маячили перед ее гла- Легенда о хромой сайге произвела на Дину такое силь­ ное впечатление, что девочке_эта сайга казалась умеющей говорить, печалиться, любить жизнь подобно человеку. Она верила, что Курмангазы и сайга разговаривали друг с другом. «Курмангазы — особенный человек, — думала она, не такой, как все, и, конечно, он знает язык живот­ ных. Недаром до сих пор все аулы говорят о нем. Он гостил недолго, но оставил столько мудрых слов и звуч­ ных песен, что забыть его нельзя. Главное, он оставил удивительную мелодию, красоту которой невозможно пе­ редать словами». Дина целыми днями лежала в постели и мечтала вновь услышать эти звуки, хотя бы один раз... Но что поделаешь? Курмангазы теперь далеко. И некому играть этот волшебный кюй. Мелодия без конца звучала в ее сознании, но девочка не умела играть, не могла эти звуки повторить на домбре. «Ах, если бы была домбра!» — часто думала она. Никто не знал о ее тайной мечте. И все-таки девочка надеялась, что когда-нибудь исполнится ее желание. Проходили дни за днями. Но раз услышанные звуки уже не давали покоя ребенку, они теснились в голове, тревожили душу и, казалось, вот-вот вырвутся из сердца, рассыплются серебристым звоном. «Если бы была домбра!— повторяла Дина.—Но что из 1 Дикие степные антилопы — сайги — считались в народе свя­ щенными. Они ловки, стремительны и грациозны в беге. Не всякому охотнику удается убить сайгу. Антилопы обладают исключительным чутьем, они не подпускают никого на ружейный выстрел. Мясо сайги отличается особенным вкусом, свежестью. В данном случае сайга считается священной потому, что о ней сложена легенда 243

того, если она будет? Все равно я не умею играть на ней. Отец ведь говорит: «Зачем конь, если не умеешь скакать на нем?» Так и здесь: зачем домбра, если... Л вдруг... а вдруг сыграю... Возьму ее в руки и сыграю. Кто знает, может быть, и сыграла бы, если бы была домбра». Наконец Дина сказала матери, что хочет иметь дом­ бру. Мать молча погладила головку дочери, она не раз слышала, как та в бреду просила принести ей домбру. На следующий день, когда жители аула ушли в поле, мать принесла Дине маленькую черную домбру соседа Куспангали. Увидев домбру, Дина покраснела и опустила ресницы, не решаясь посмотреть в глаза матери, потом дрожащими пальцами взяла домбру. Желания, как вы быстры! Кенже всегда говорил, что они быстрее самых резвых скакунов. Дина взяла домбру, но ничего не смогла сыграть. Прекрасные звуки, звенев­ шие в ушах, исчезали едва пальцы касались струн, полу­ чалось пустое бренчанье. И не домбра была виновата: этот старый плохонький инструмент в руках искусного му­ зыканта мог издавать прекрасные звуки. Проходили дни. Для Дины они теперь стали полны смысла. Каждое утро, едва встав с постели, она бралась за домбру. Подолгу бренчала, тщетно пытаясь повторить прекрасный кюй Курмангазы. И вот однажды домбра зазвучала не так, как всегда. В хаос звуков ворвалась стройная, стремительная мело­ дия. Может быть, это была случайность, может быть, ре­ зультат бесчисленных попыток, но Дина уловила в звуках бег раненой сайги. — Мама, мамочка,— воскликнула она,— послушай, вот скачет раненая сайга! — Д а, скачет, душенька. Хорошо, что это нравится те­ бе. Ты сама все чувствуешь и постепенно научишься играть. — Неужели научусь, мама? — Конечно, научишься. Услышав эти ободряющие слова, Дина с еще боль­ шим упорством пыталась научиться играть. — А Курмангазы к нам еще приедет? — спрашива­ ла она. — Вернется. В народе говорят: «Конь думает, что ушел навсегда, а он еще трижды вернется сюда». А Курмангазы даже обещал заехать к нам. Помнишь он 344

пел в последней песне: «В края родные вернусь к вам, друзья». — Обязательно приедет когда-нибудь. Вот тогда ты ему и сыграешь,— посмеивался Кенже. Обещание Курмангазы помнили все. Его ждали не только Дина и Кенже, но и жители аула. Однако вскоре начали распространяться тревожные слухи. Говорили, что власти в Теке посадили Курмангазы в тюрьму, обвинив его в том, что он будто бы сеет в наро­ де смуту. Другие нетерпеливо добавляли: — Его заковали в кандалы и сослали в Сибирь. — Нет, неправда,— возражали третьи.— Он узнал, что власти хотят его арестовать, и уехал. «Путь держу к хребтам Балжан»,— сказал он перед отъездом. — Он так просто не уедет, наверное, бежал из тюрьмы. — Может быть. Он удалой джигит. — Жаль, что его нет среди нас. — Вернется ли он?— беспокоились все. «Вернется ли?» В этих словах выразилась любовь на­ рода к своему певцу, сочувствие герою, попавшему в беду. И не одна Дина думала о нем, играя в бедной полу­ темной юрте на маленькой домбре. О нем думал весь на­ род, обеспокоенный судьбой своего великого сына. Леген­ да о раненой сайге, подобно степному ветру, летела от аула к аулу, и везде можно было услышать песню «Ак- сак киик». Это был голос самого Курмангазы. Он про­ должал звучать в родном краю.

Раимкул Ауталипов ДРУЖБА В самом центре жалаулинских степей раскинулся мой родной аул Тохта, а в километре от него находится село Новая Тохта. Между ними лежит небольшой овражек, почему-то названный Каракудуком1. По дну его спокойно течет безымянная степная речка. Мои аульчане и соседи- переселенцы поят в ней скот, а в летнее время женщины, разложив на берегах большие костры из таволожника, ки­ пятят воду и с утра до позднего вечера стирают белье. Берега речки — излюбленное место гулянья молодежи, особенно русской. Каждый вечер под воскресенье парни и девушки, принарядившись, собираются сюда. Спустившись на дно оврага, они водят среди высоких пахучих трав хо­ роводы. Играет гармонь. Звонкими, чистыми голосами де­ вушки поют задушевные русские, украинские песни. Про­ хладный степной ветерок подхватывает их и на легких крыльях несет далеко, далеко. Парни, стремясь переще­ голять друг друга в бойкости и ухарстве, пляшут с выкри­ ками и свистом, с хлестким хлопаньем ладоней по начи­ щенным сапогам. Долго, до поздней ночи не умолкают песни и смех. А когда заалеет восток и блеснут первые лучи солнца, парни и девушки гурьбою под гармонь мед­ ленно возвращаются в село. Жители Новой Тохты переселились в наши места с Украины из малоземельных губерний России еще задол­ го до Октябрьской революции. Большинство из них имело по одной-две лошади, засевали по две-три десятины. К а р а к у д у к — черный колодец.

Самым богатым на селе считался Васька Саврасый. У него была скаковая лошадь саврасой масти, неизменно по­ беждавшая на скачках во всей округе. Очевидно, по ее масти и пристала к хозяину-кулаку кличка. Мой отец Ауте летом косил сено для богатых аульчан, а с началом жатвы уходил в Новую Тохту и весь август и сентябрь молотил хлеб у Васьки Саврасого. За эти два месяца дома он ни разу не появлялся и спал на хозяйском току, потому что вставать надо было рано, а ложиться за ­ темно. Возвращался отец домой, когда полевые работы уже заканчивались, ободранный и усталый. В этом году Васька Саврасый собрал богатый урожай. Довольный работой отца, он обещал ему дать столько хлеба, чтобы можно было прокормить семью. И осенью отец вернулся от Саврасого веселый. Он перебирал длин­ ными мозолистыми пальцами жиденькую бороденку и ти­ хо, под нос, напевал единственную песню, которую знал,— «Кара торгай». В хорошем настроении он всегда пел ее— такая уж у него была привычка. Через два дня отец выпросил у старшего брата ло­ шадь, телегу и, взяв меня с собой, поехал к Саврасому за хлебом. Полевые работы закончились, поля, огороды и бахчи опустели. Село отдыхало в блаженной сытости. От обильного урожая, который уже лежал в закромах, наст­ роение у всех было приподнятое, праздничное. Повсюду— на улицах, у завалинок белела шелуха от семечек, валя­ лись корки арбузов и дынь. — Сперва заедем к тамыру-дружку, а то обидится,— сказал отец и повернул лошадь на западную окраину села. Там, за околицей, махал огромными крыльями ветряк, принадлежавший Саврасому. Когда мы поравнялись с мельницей, из нее вышел знакомый мне Иван Тищенко, припудренный с головы до ног мучной пылью. Это был статный, широкоплечий человек лет сорока с большими умными, проницательными глазами. Он подошел к нам, поздоровался и, положив широкую ладонь на мою голову, сказал: — Домой не торопитесь, заночуете у меня. Сегодня у нас .спектакль посмотрите. Знаешь, кто на сцене играть будет? — спросил он меня,— Твой друг! Самоваров Яш­ к а — работник Саврасого. Отцу захотелось посмотреть на игру Яшки, и отказы­ ваться от приглашения он не стал.

Одинокий холостяк, весельчак и гармонист, Яша Само­ варов бывал у нас вместе с Тищенко. Он учил меня разго­ варивать по-русски, его забавляло, как я смешно ковер­ кал слова, которые заучивал. Вечером на спектакль собралось много народу, боль­ шинство — молодежь. Каждый принес с собой стул или табуретку. Самая большая комната начальной школы бы­ ла заполнена до отказа. Тищенко пришел на спектакль со всей семьей. Мне и отцу досталось место в задних рядах, поближе к выходу. О содержании пьесы я не могу сейчас ничего сказать: ведь с тех пор прошло немало лет, да она была тогда и не­ понятна мне. Запомнился лишь один эпизод: на сцене из досок, крепко обнявшись, целовались Яш а Самоваров и дочь Васьки Саврасого — писаная красавица Дуня. В это время в зрительный зал ворвался с поднятым то­ пором Саврасый и бросился на сцену к Яше и Дуне. В зале поднялся переполох. Завизжали перепуганные девчата, в страхе закричали дети. Из задних рядов по­ слышались свист и улюлюканье. Упали с грохотом табу­ ретки, затрещали окамейки. Все смешалось. Поднялся не­ вообразимый шум и крик. С налившимися кровью глазами, не переставая громко браниться, Васька пробирался к сцене, расталкивая толпу. Тищенко и отец крепко схватили Саврасого за руки, от­ няли у него топор и вытолкали з а дверь. Все как будто окончилось хорошо, присутствующие от­ делались легким испугом, но отец мой пострадал. На сле­ дующий день Саврасый, обозленный на него за то, что он помешал ему расправиться с Яшкой Самоваровым, отказался дать пшеницу за работу и выгнал нас со дво­ ра. И плохо бы пришлось нам в эту зиму, если бы не по­ мощь Ивана Тищенко и Яши Самоварова. Они отсыпа­ ли из своих закромов воз пшеницы и привезли к нам до­ мой. Тищенко, помогая отцу запрягать коня, сказал: — Смотри, от поклонов кулакам уже ломаются наши хребты. Не довольно ли с них? Слава богу, пришла пора нам выпрямиться. Давай перестанем кланяться! Мы по­ можем тебе прокормиться, зимой семья голодать не будет, а весной заводи свою пашню. Мы с Яшкой тебе вспашем ее и семёками поможем.

Следующей осенью мой отец впервые в жизни собрал со своей пашни целых сорок пять пудов зерна. В нашем ауле было шестьдесят дворов. Разбросанные в хаотическом беспорядке, без намека на какие-либо ули­ цы или переулки, землянки кажутся особенно ^низкими и мрачными в зимние ночи; а ветер, проносящийся со сви­ стом по лабиринтам междворий, особенно пронзительным и злым. Уже в ранние сумерки люди спешат загнать скотину во дворы и сами прячутся по землянкам. Над аулом воца­ ряется тишина. Из-за наметенных горой сугробов не вид­ но тусклого света керосиновых ламп. Темнота! На улице уже не встретишь ни одной живой души. Не огорожены заборами в ауле лишь два здания — старая мечеть с высоким минаретом и недавно открытая школа. Мечеть напоминает сгорбленную, дряхлую ста­ рушку, ожидающую со дня на. день смерть; школу мож­ но сравнить с молодой, девушкой, у которой еще вся жизнь впереди. Каждый день утром и вечером хромой старенький му­ эдзин, забравшись на минарет, слабым голосом призы­ вает правоверных поклониться богу. Мечеть почти никто не посещает. Большинство тянется в школу, люди полю­ били ее. В те годы она была основным очагом культуры в ауле. Вечерами в окнах ее светится огонек, на этот един­ ственный приветливый свет тянутся люди. Однажды, под вечер, отец вышел во двор, окинул взглядом привычную картину, взял метлу из красного лозняка и принялся усердно работать, хотя вокруг было чисто подметено. Порой он останавливался, смотрел в сторону Новой Тохты и прислушивался. Он ждал гостей. Обещал приехать Тищенко, но почему-то задерживался, и отец волновался. Оба они были связаны хорошей креп­ кой дружбой. Мы, дети, узнав, что сегодня вся семья отцовского друга будет у нас в гостях, целый день ходили взволнован­ ные, возбужденные, даже к еде не притронулись, с нетер­ пением ожидая дорогих нашему сердцу людей. Готовясь к приезду желанных гостей, отец даже зарезал одну овечку, хотя у нас их было всего только две. Но вот, заокрипев, раскрылась дверь; в комнату ворва-

Лись клубы морозного воздуха. Все бросились навстречу долгожданному гостю. — Эй, что случилось с этими парнишками? Вы свали­ те меня с ног! — раздался простуженный голос. Мы узна­ ли нашего аульчанина и сверстника о тц а — дядю Кур- манбая и, разочарованные, надув губы, вернулись на свои места. Курманбай понял наше настроение и тоже обиделся. — A-а! Оказывается, вы ждете своего тамыра! Ну, ва­ ша дружба ненадолго,— прохрипел он, сбивая рукой с длинных усов и бровей нависший иней. Впрочем, он всегда таким задиристым тоном начинал разговор с моим, обычно молчаливым отцом, вызывая его на беседу — Не то каркаешь!— недружелюбно отозвался отец, явно не одобряя дядиного тона. — Знаю я вас. И ты и Тищенко дружите из-за взаим­ ных услуг и выгод,— говорил Курманбай, хитро прищурив и без того узкие глаза и еще больше раздражаясь.— Ну, это мы еще посмотрим. Он снял верхнюю одежду и с видом человека, пригото­ вившегося к долгому спору, уселся, небрежно откинувшись к столу. Позванивая колокольчиком, мимо дома промчались лошади, послышался скрип снега под полозьями. Мы вы­ бежали во двор. Курманбай вышел тоже. Приехал не сам Тищенко, а его старший сын Игнат, или, как мы его называли,— Гнат. Крутясь возле тяже­ ло дышавшей пары темно-гнедых лошадей и поглаживая их вспотевшие бока, он скороговоркой сыпал: — Яшка женится на дочке Саврасого. Вы же знаете эту красавицу! По-чудному получается — свадьбу играют в нашем доме. Отец послал за вами. Собирайтесь скорее. Гнат отказался войти в землянку и стал ждать на ули­ це. К нему пристал с разговором раздраженный Курман- бай. — Наверное, твой отец начал сходить с ума... чем приглашать Аутеке на свадьбу, лучше бы прислал ему ме­ шок картошки. В голосе дяди слышалийь и зависть и насмешка. Мы не заставили Гната долго ждать. Быстро одевшись, уселись в легкую кошевку, и лошади помчались в Новую Тохту.

Вокруг дома Тищенко собралось народу, как на яр* марке! У крыльца бушевал пьяный Васька Саврасый. — Нет, над кем он издевается, а? Босяк Яшка увел мою дочь? Лезет ко мне в зятья. Как он смеет?! Да я... Пропустите меня!— Васька пытался ворваться в дом, от­ куда доносились звуки гармони, песни и топот танцую­ щих, девичий визг и хохот; за освещенным окном то и де­ ло мелькали тени. „ В темноте на крыльце послышался густой бас Ивана Тищенко: — Ты, Василий Никитич, не бесись, не шуми! Слы­ шишь, не супротив закона дело делается. Теперь свобода. Девку не имеешь права удерживать — за кого хочет, за того и пойдет. Свобода! Не против закона, говорю! — Законщик! А! Вот я вас всех!..— Васька пытался ворваться в дом, но его схватили пять-шесть парней и от­ тащили в сторону. — Русские, хохлы, киргизы — все против меня! Нет моего родительского благословения Дуньке! Всех прокли­ наю. Всех вас — голодранцы, босяки... Не обращая внимания на ругань, парни вели Ваську к деревянному, под железной крышей дому. Увидев нас, Тищенко побежал навстречу. — Яшка! — кричал он в окно.— Тамыр приехал. На­ ливай штрафную. Схватив нас, ребятишек, обеими руками, он вытащил из кошевки. Возбужденные быстрой ездой с колокольчика­ ми, обрадованные приветливой встречей, мы прыгали на снегу. — Антон, скорее заходи!— весело распоряжался выбе­ жавший в одной рубахе на крыльцо Самоваров. Русские называли моего отца Антоном. — Сейчас, сейчас,— отозвался отец, вытаскивая из саней своего последнего белоголового барана. Он выволок его и положил на землю. — Это вот... подарок к свадьбе. III На следующий день после возвращения со свадьбы, кто-то из проезжих передал нам привет от родни, жившей далеко на берегах Слети. Казахи, кочевавшие вдоль реки, до организации колхозов не занимались земледелием, 3SI