М. Каратаев-Рожденная октябрем

тай, тебінуін көпке дейін коймаған да болар еді!». По- русски: «Дуняшка... стала посреди база, раздувая ноздри, как лошадь перед препятствием» (I, 23); по- казахски: «Дуняшка... үріккен жылкыдай танауын делдитіп коранық ортасына тұра калды». По-русски: «Стоило на минуту снять узду с услужливой памяти, и перед глазами ее вставала живая, улыбающаяся Наталья» (IV, 156); по-казахски: «Алып-ұшып тур- ран ойынын тізгініи бір минут еркіне жіберсе-ак, бол- раны, көз алдына, тірі күніндегідей жымия күліп, Наталья шыға келеді». Примеров этих можно при­ вести большое множество. Они говорят о том, что своеобразие «Тихого Дона», созданное посредством таких художественно-изобразительных средств, кото­ рые оказались наиболее близкими и доступными ми­ ропониманию казахов, очень хорошо зазвучало на казахском языке. Так же верно, образно и точно переданы на казах­ ском языке сцены жизни лошадей на отводе, «безна­ дежной любви» жеребца Бахаря к рыжей кобылице, картины летнего ливня и грома, ковыльных просторов и величавого течения Дона, степных курганов в рас­ простертых крыльев коршунов — словом, все то, что в жизни донского казачества напоминает казахское, степное. Кроме того, очень неплохо в основном передан в переводе всех книг «Тихого Дона», за исключением отдельных глав второй книги, интонационный строй подлинника. Особенно волнующе звучат на казахском языке лирические интонации автора, выраженные пре­ имущественно в чудесных шолоховских лирических отступлениях. Вот одно из этих отступлений, написан­ ное Шолоховым с трагической силой: «Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы, кусай свои в кровь искусанные губы, ломай изуродо­ ванные работой руки и бейся на земле у порога пу­ стого куреня! Нет у твоего куреня хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих —отца, и помни, что никто не приласкает ни тебя, ни твоих сирот, никто не избавит тебя от непосильной работы и нищеты, никто не при- 101

жмет к груди твою голову ночью, когда упадешь ты, раздавленная усталью, и никто не скажет тебе, как когда-то говорил он: «Не горюй, Аниська! Проживем» (II, 172—173). Потрясающая сила этого поэтического обращения— в волнующей искренности интонации, в глубокой правдивости чувства, которое благодаря необыкновен­ ному дару проникновения автора в человеческую ду­ шу так удивительно поражает сердце. Точно такую же силу эмоционального воздействия испытываем мы от казахского перевода: «Актык. көйлегіннін омырауын жырт, аяулым! Азапты ауыр жұмыстан селдір тарткан шашыңды жұл, тіс батып канталаған ернінді тістеле, бейнеттен күс баскан колықды кайырып, каныраған үйіннін босаға- сында жатып жер тепкіле! Енді үйіне түлға болар бас ие жок, сенде күйеу, балаларыцда әке жок, есінде болсын, енді сені де, жетім баларыңды да еркелетер ешкім жок, әл жетпес бейнет пен кайыршылықтан сені кұткарар ешкім жоқ, шаршап-талып жыгылға- нында, түнде басынды бауырына басар ешкім жок. жэ- не бұрынғы бір кездегідей; «Камыкпа, АниськаІ Бір тіршілік етерміз!» деп көңіл жұбатар да ешкім жок. Здесь, кроме женского имени Аниська, которое'не подлежит переводу, нет ни одного признака русской речи, и трудно угадать, что это переводной текст. Го­ воря словами Гоголя, «переводчик поступил так, что его не видишь: он превратился в такое прозрачное стекло, что кажется —как бы нет стекла». Вот это образец настоящего творческого перевода. В нем со­ хранены смысл и обаяние подлинника, и облечены они не в деревянную одежду «переводческого языка», а в живой, сочный казахский народный язык. Причем мастерски переданы все те приемы и средства поэти­ ческой речи, которые придают лирическому отступле­ нию писателя особую эмоциональную окрашенность. Так, например, суровый ритм обращения, организо­ ванный посредством инверсии глаголов «рви», «кусай», «ломай», «бейся» или анафоры слов «нет», «никто», адэкватно передан на казахском языке таким же выделением глаголов «жырт», «жұл», «тістеле», «теп- 102

кіле», только не в начале предложений, а в конце, как этого требует синтаксис казахского языка, и та­ ким же повторением в начале предложений слов «жок>, «ешкім» А*эвфония песенно-речитативного об­ ращения выражена в переводе соответствующим син­ таксическим повтором и рядом ассонансов таких че­ редующихся слов, как «актык», «аяулым», «азапты», «ауыр» или «есінде», «енді», «еркелетер», «ешкім», подчеркивающих интонационные оттенки речи писа­ теля. Такое решение проблемы передачи в переводе эвфонии, т. е. музыкального созвучия речи оригинала в связи с его значением и интонационным строем, представляется нам наиболее правильным. Если подходить к разбираемому отрывку опять- таки с мерилом буквализма или дословности, то мож­ но и здесь обнаружить ряд «несоответствий». Так, например, фраза «нет у твоего куреня хозяина* пере­ ведена: «Енді уйіне тұлға болар бас не жок», где пе­ реводчик перед словом «хозяин» поставил определи­ тельное словосочетание «тулға болар» (т. е. кто бы мог быть опорой), чего нет в подлиннике. Критик-бук­ валист может забить тревогу: «Позвольте, ведь это отсебятина!» Нет, это не отсебятина, а сознательный отход от слов, который в данном случае не только не противоречит мысли подлинника, но подчеркивает ее и составляет необходимый элемент в ритмическом строе казахской фразы. Тут снова нельзя не вспомнить замечательных слов Гоголя: «Иногда,—писал великий писатель,—нужно от­ даляться от слов подлинника нарочно для того, чтобы быть к нему ближе. Есть пропасть таких фраз, выра­ жений, оборотов, которые нам, малороссиянам, ка­ жется, очень будут понятны для русских, если мы переведем их слово в слово, но которые иногда уни­ чтожают половину силы подлинника. Почти всегда сильное лаконическое место становится непонятным на русском, потому что оно не в духе русского языка; и тогда лучше десятью словами определить всю обшир­ ность его, нежели скрыть его... В переводе более всего нужно привязываться к мысли и менее всего к сло­ вам...» В этом положении заключено глубокое теоре­ 103

тическое содержание, проливающее яркий свет на узловую проблему художественного перевода. Необхо­ димо оно, как компас, и при исследовании вопроса о переводе «Тихого Дона* на казахский язык. Часто бы­ вает так, что самая простая, казалось бы, фраза пред­ ставляет большую трудность для перевода, чем фраза сложной конструкции, тем более, если простота и лаконичность выражения являются чеканной фор­ мой глубокой, четкой и отточенной мысли и выражают именно силу подлинника. Вот потеря этой силы н бы­ вает чаше всего причиной неудач и срывов перевода. Рецензент второй книги правильно отметил большое количество примеров и фактов, характеризующих не­ достатки перевода. Приведу из них только пару: 1) «Полуголая женщина, с лицом Магдалины, то­ мительно и порочно улыбаясь, смотрит на свою обна­ женную грудь» (II, 7). Как же выглядит в переводе эта сжатая, яркая своей картинностью и выразительностью фраза? «...Бет бейнесі Магдалинаныц бет беннесіндей, жартылай жалаңаш әйел, жаланаштанған емшегіне телміре, кеселдене күлімсірей карап калыпты». Полу­ чилось вялое, бесцветное предложение, в котором беспомощное повторение слов «бет бейнесі», «жала- наш* и искажение смысла «порочно» словом «кесел­ дене*, можно сказать, окончательно обескровили красочное предложение подлинника. 2) «Листницкий свесил ноги, долго растирал ро­ зовой мягкой подушечкой ладони пухлую грудь» (II, 4). Ведь самая что ни на есть простал, предель­ ной точности и ясности фраза! И что же получилось? «рауын жастықтай жұмсақ, қызғылт алаканымен кеп­ ке шейін сипап отырды». Тут «точность» как раз повре­ дила переводчику. Слово «подушечкой» он перевел дословно «жастыктай», тогда как слово «подушечкой», употреблено в подлиннике не как сравнение с поду­ шечкой, а в смысле нижней, мягкой части ладони. Дословность в данном случае привела переводчика к искажению смысла оригинала. Также искаженно пе­ реведено слово «пухлая» словом «тырсиған», что не передает этого значения, а соответствует понятию

«дутый», «набитый». Подобные плоды дословшины и буквализма можно найти во всех книгах, и особенно много их в первой и второй книгах романа-эпопеи. Вот один характерный пример из первой книги. Есть здесь такое простенькое предложение: «Григорий качнулся, теряя равновесие» (I, 11). Понятие равно­ весия, как понятие абстрактное, еще новое и не уста­ новившееся в казахском языке. В научно-силлогиче­ ском значения переводят его словом «тепе-текдік». Но в данном случае это слово никак не передает смысл бытового понятия равновесия. Поэтому перевод всей фразы в виде «Григорий тепе-тендігіи сактай алмай, шайкалып кетті» выглядит не только несураз­ но, но и курьезно. Таким образом, несмотря на серьезные успехи в направлении к творческому переводу, не свободен от налета буквализма и калькирования в целом и пере­ вод романа «Тихий Дон» Шолохова. Борьба за решительное и быстрейшее преодоление последствий вредной концепции псевдоточного перево­ да, столь же пагубной в переводческом деле, как и упрощенчество, отсебятина и халтура, является нашей неотложной задачей и непременным условием поднятия качества художественного перевода. Большой и серьезный труд требовался от перевод­ чиков, чтобы воссоздать хотя бы частицу того бога­ тырского творческого труда, который вложил Шолохов в свою эпопею, много вопросов вставало перед ними, которые требовали правильного творческого решения, и, наконец, много надо было им учиться понимать и чувствовать, чтобы суметь воспроизвести бессмертные шолоховские образы, созданные упоительно богатым шолоховским языком. Трудно сказать, кто из них в какой степени выполнил то, что требовалось от пере­ водчика такого исключительного своеобразного про­ изведения, но бесспорно одно: все они имели дело с общей проблемой усвоения образно-языковой системы Шолохова и воссоздания ее на казахском языке. Поэтому следует несколько остановиться на этом стержневом вопросе. Общепризнано, что в языке Шо­ лохова выразились богатство, сила и красота русского 103

языка и что «язык повествования, язык диалогов у Шолохова — живой, народный, правдивый, точный, идущий всегда от острого наблюдения, от глубокого, чувственного знания предмета» (А. Толстой). Как же разрешена языковая проблема в переводе «Тихого Дона»? Одним из основных источников, питающих шоло­ ховский стиль, является народная поэзия. Множество красок и оттенков шолоховской речи составляют рус­ ская народно-поэтическая лексика и фразеология. Поэтому самый верный путь передачи этих красок и оттенков на казахском языке лежал через умелое использование богатого художественного ароенала ка­ захского народного фольклора. А как много общего, сходного и родственного в фольклоре всех народов, в том числе в фольклоре русского и казахского народов: и в образе мышления, и в поэтических средствах изображения, и в пословицах и поговорках, отражаю­ щих многовековой опыт и мудрость народов! И пра­ вильно, безусловно, поступили казахские переводчики «Тихого Дона», когда они не искусственно и механи­ чески переводили пословицы и поговорки и разного рода афоризмы и идиомы, которыми изобилует «Тихий Дон», а искали их эквиваленты в живом роднике ка­ захского языка. Этот способ перевода народных вы­ ражений не только избавил переводчиков от смехо­ творных курьезов копировщиков, но и помог им, пере­ водчикам, сохранить на казахском языке яркий колорит индивидуализированной речи шолоховских героев и воссоздать через него неповторимые шоло­ ховские художественные образы. Относительно легко обстояло дело с переводом так называемых нейтральных идиом, бытующих как на русском, так и на казахском языках, которые можно переводить почти дословно, таких, как: «И волки сы­ ты, и овиы целы» (II, 20) — «Каскыр да ток, кой да аман»; «Чем богаты, тем и рады» — «Барымен базар». Гораздо труднее было с переводом национально окра­ шенных специфических идиом, которые невозможно передать переводом их слово в слово. Поэтому прихо­ дилась подыскивать на казахском языке соответствую- 106

шие им эквиваленты и аналоги, такие, например, как «Мать ее курица» (III, 138)—«Ой, енесі байтал»; «Чума его знает» (IV, 18), «Кырғын тигірді кім біле- ді»; «Туда и дорога» (IV, 409) — «Барсын барар жері- не»; «Земля пухом» (IV, 361) — «Топырағы торка болсын»; «Царство ему небесное» (IV, 18) —«Жаны жәннетте болғыр»; «Аж черт их хмылом возьме» (111, 243)— «Кағар олардын сайтанын»; «Туды ж его в перемет» (III, 299) — «Кара баскыр антұрған»; «Наведут ухлай» (III, 303) — «Сазайларын тартты- рар»; «А какой мерой меряете, тою и воздастся» (III, 383) — «Кісіге не істесец, алдына сол келер» и т. д. По этому принципу был найден переводчиками первой книги подходящий эквивалент известному фоль­ клорному обороту: «Ловись, ловись, рыбка, большая и малая» (I, 10) — «Ала бұға, ак кайран, кармағыма кап кайран». Замечательная находка, как нельзя луч­ ше выражающая смысл традиционного фольклорного оборота! Но, увы, нашелся у нас рецензент, который вместо того, чтобы поддержать такой хороший опыт, охаял его, считая, что, дескать, в подлиннике нет наз­ ваний тех рыб, какие упоминаются в казахском пере­ воде. Вот уж образчик подлинного буквоедства. Не понял этот рецензент, что суть дела тут вовсе не в на­ званиях рыб, а в желании рыбака, чтобы ловились ры­ бы. Надо ли говорить, что подобная критика, не видя­ щая за буквой значения слова, ничего, кроме вреда, не может принести делу дальнейшего развития худо­ жественного перевода. Когда в арсенале казахского языка не находилось для той или иной идиомы или афоризма аналогичных эквивалентов, переводчики «Тихого Дона» прибегали к конструированию на казахском языке новой идиомы или поговорки, придавая им известную афористичность, как неотъемлемый признак всякого идиоматического выражения. Приведу несколько примеров: «Тоже не велик в перьях» (IV, 278) — «Сенін де аскан ак иык- тығың шамалы»; «Скоро робят — слепых родят» (II, 205) — «Асықканнын ісі шала, дуниепе келер со- кьгр бала»; «До царя далеко, до неба высоко» »07

(III, 278) — «Патшаға сөзін жетпес, кұдайға колын жетпес»; «Нынче на коне верхом, а завтра в грязи Пахом» (IV, 382)— «Бүгін ат ойнаткан Пахом, ертең батпакка баткан Пахом»; «Дураков не сеют, сами родятся» (III, 6) — «Акмактарды ешкім екпейді, езде* рі-ак өне береді»; «Жизни решаетесь» (III, 109) — «Өлімге бас байлап отырсындар»; «На каком полозу я должен ехать» (III, 129) — «Кай табанмен сырға- науым керек»; «Этому делу решку наведут» (III, 30) — «Бұл істі онына келтіреді әлі» и т. д. Выражений этих очень и очень много в романе. Можно оспаривать соответствие и удачность тех или иных выражений и оборотов, но принцип, который из­ брали переводчики «Тихого Дона» в переводе идиом, представляется нам в основном правильным. Нерешенным в переводе «Тихого Дона» остается вопрос о диалектизмах. Известно, что диалектизмы, или диалектно-локальные слова и обороты, являются одним из важных компонентов художественно-изобра­ зительных средств М. Шолохова, составляют характер­ нейшую черту его стиля и помогают автору создать необычайно яркий местный колорит языка, быта и психологии донских казаков. Надо прямо сказать, что в казахском переводе этот колорит почти что исчез. Видно, что переводчиков окончательно разоружила великая трудность перевода казачьих диалектизмов и наречий, а потому они по- настоящему и не ставили даже перед собой задачи какого-либо решения данной проблемы. Такие часто употребляемые в «Тихом Доне» слова, как «баз», «ку­ рень», «гутарить», «зараз», переведены во всех книгах обычными казахскими словами в значении «двор» (ко­ ра), «дом» (уй), «говорить» (сөйлеу), «сейчас» (ка- зір). Точно так же переведены прямо в вещественном и контекстуальном значениях многие другие диалект­ но-локальные слова, лишаясь в переводе тех дополни­ тельных оттенков и ассоциаций, которые вызываются в подлиннике употреблением этих слов. Причем сле­ дует отметить то облегчавшее положение переводчи­ ков обстоятельство, что некоторые диалектные слова, связанные с названиями реалий казачьего быта и 108

природы, почти совпадают с казахскими. Так, напри­ мер, чекмень — у казахов шекпен, чирики — шэрке, бурсак—бауырсак, каймак—каймак, куга—коға, чум- пур — шылбыр, аркан — аркан, майдан — майдан и т. д. В некоторых случаях переводчики прибегли к транслитерации, т. е. лексическим заимствованиям, снабдив заимствованные слова соответствующими снос­ ками. К ним относятся слова: «круг», «лычко», «пер­ нач», «связь», «волчок», «жалмерка», «дончак», «ата- манеп» и разные военные термины. Чтобы не было злоупотреблений транслитерацией и засорения родного языка заимствованными словами, следовало бы, по нашему мнению, такие названия реалий, как «баз» и «курень», ввиду их особого значе­ ния в стилистике Шолохова, вводить в казахский текст, не переводя и сохранив их в своем фонетическом обли­ ке. Что касается тех слов, которые переведены обще- употребляемыми казахскими словами, то можно было бы передать их посредством использования разных областных наречий казахского языка или таких сино­ нимов, которые придали бы переводимой речи диалект­ ный колорит. Так и поступили переводчики в отдель­ ных случаях, но случаи эти, к сожалению, единичные. Куда правильнее они подошли к переводу диалектных оборотов и словосочетаний, используя для этого соч­ ные народные выражения. Речи персонажей приобрели подчеркнуто диалектный характер, стали живей, ярче и красочней. Вот несколько Примеров: «Опять за рыбу деньги» (IV, 402) — «Кашкан тұзакка кайта оралу ма». «Ты что такое есть за кочка на ровном месте?» (IV, 307)—«Жердей жік шығып, екі кұлағың тік шыға қалған, немене». «Ты мне муж или пришей-пристебай» (IV, 303) — «Ерімбісіқ сен менік, болмаса салт басты, сабау қам- шылы бір жанбысык?» «Мелькнула жизня, как летний всполох» (III, 270) — «Жаз елесіндей' жарқ етіп пәни ғұмыр өтті де кетті!». «Раз-два и в божьи ворота» (III, 203) — «Ә деген- ше, жанын жаһаннамға жіберу керек». «Вот мяса пашатают» (III, 352) — «Жайратар-ак». 109

«Заворот кровям сделают» (III, 362) «Канынды те­ рн: ағызар». «Здорова-то здорова, да не семениа» (III, 329) — «Сауы сау-ау, бірак урыксыздыры бар-ау». «Жареный кочет вас еще в зад не клюнул» (III, 216) — «Иттің суык тұмсығы дүмдеріне әлі тиген жок кой». Что бы было, если бы такие лексические диалектиз­ мы стали переводиться дословно, без понимания их подлинного смысла? Получился бы только смех. По­ добную оплошность допустил в одном месте даже X. Есенжанов, один из лучших переводчиков «Тихого Дона». Типичный казачий диалектный оборот «как хо­ хол на отживе» он понял в прямом смысле и перевел так: «Жалрыз үй отырған хохол сиякты». Получилась ерунда. Точно такой же случай произошел и в моем переводе. В конце третьей книги Пантелей Прокофь­ евич, рассказав Григорию о том, что Михаил Кошевой пускает огонь в «купецкие и поповские дома», воскли- цательно спрашивает: «Это тебе голос?» А это, оказы­ вается, как я потом узнал, распространенное диалект­ ное восклицание, которое варьируется еше в таких сочетаниях: «Каков голос?» (в смысле — каково?), «Вот так голос!» (вот это да!). Я же указанную фразу перевел в прямом смысле: «Бул саган үн бе, ун емес пе?»— и получилась тоже бессмыслица. Довольно благополучно оказалось дело с перево­ дом бранных выражений, ибо в лексиконе казахского языка обнаружилось таковых, «к счастью», достаточно для того, чтобы передать все разнообразие их в ориги­ нале. Но зато очень плохо с переводом украинского говора, который переводится как обычный русский текст и потому совершенно стирается его специфика на казахском языке, что досадно, так как лишает образ его эмоциональной силы. Возьмем, к примеру, небольшой отрывок из беседы Григория с украинцем Гаранжой, произведшей сильное впечатление на Гри­ гория: * — Не тарахти! Не понимаю хохлачьего твоего языка,— перебивал его Григорий. Ось тоби! Що ж ты, москаль, не понимаешь? ПО

— Реже гутарь. — Я ж, мий ридненький, и то балакаю нэ густо. Ты кажешь—за даря, а шо ж воно таке царь? Царь— каплюга, царица —курва, панским грошам от войны прибавка, а нам на шею удавка. Чуешь? Ось! Хваб- рыкант — горилку пье, солдат — вошку бье, тяжко обоим... Хвабрыкант — с барышом, а рабочий — наги­ шом, так воно порядком и пластуеця... Служи, казак, служи! Ще один хрэст заробишь, гарный, дубовый...». Что может быть ярче и выразительней этого живо­ го естественного диалога?! Какая агитация против царя, против помещиков и капиталистов и против за­ теянной ими кровопролитной войны может конкури­ ровать с такой беспощадной правдой и народной ло­ гикой речи украинца Гаранжи?! И как же выглядит этот несколько грубоватый по форме диалог в пере­ воде? Не стоит его и цитировать. В нем потеряны не только колорит, краски и обаяние, но и вся сила чело­ веческого негодования. Лишенная всех своих прелес­ тей, речь Гаранжи выглядит тускло и риторично. Обидно здесь то, что переводчик избрал путь наимень­ шего сопротивления —он нисколько не затруднил себя решением задачи перевода диалектизмов, связанных с украинским говором, и без всяких обиняков стал их переводить вялым, худосочным языком. Между тем некоторые характерные места украинской речи надо было бы просто сохранить в своем виде, дав их пере­ вод в сноске, как это делали Толстой, Тургенев и Сал­ тыков-Щедрин в отношении французского текста. Та­ ким же образом обескровился замечательный сказ-ле­ генда о В. И. Ленине из второй книги, где казак Чи- камасов спорит с Бунчуком, наивно думая, что Ленин родом не из Симбирска, а из казаков, когда он воскли­ цает: «Чего уж там тень наводить! В Симбирской гу­ бернии таких и на кореню не бывает». Несколько слов о переводе славянизмов. Встреча­ ются они в речи деда Гришаки. Вот, например, он чи­ тает Григорию цитату из библии: «Возвестите во языцех и слышано сотворите, во­ зопимте и не скрывайте, рцыте; пленен бысть Вавилон, посрамися Вил, победися Меродах, посрамишася из- Ш

ваяния его, сокрушишася кумиры их». Поскольку важ­ но тут не то, какой смысл вложен в эту цитату (его читатель может и не понять), а обращение Гришаки к библии, характерно подчеркивающее его образ, его мировоззрение, то необходимо было эту цитату как- то выделить из общего текста и сделать ее также не­ понятной, испещрив религиозными архаизмами. Под­ ходящими для этой цели оказались арабские слова, искаженные когда-то казахскими муллами. Использо­ вание их создало желаемый адэкватный перевод, ко­ торый выглядит, следующим образом: «Жарандарға иғлан етініздер, баршаға мағлұм болсын, акикат халді жасырмай әшкере етініздер, әлем көтеріцдср: Вавилон асыр тұткын болды, Вил ғаліп болды, Меродах мағлұм болды, оның пұттарын росуа, һалак етті». Разумеется, такой прием представляет для перевод­ чика двойную трудность, если он не знает ни церков­ но-славянского, ни арабского языков. Но зато труд переводчика, как труд исследователя, в данном случае окупает себя сторицей достигаемым при этом резуль­ татом. Говоря о практике перевода на казахский язык большой многоплановой художественной эпопеи, гово­ ря о проблемах, возникших в связи с переводом целого ряда языковых особенностей, характеризующих это огромное своеобразное художественное полотно, нельзя не остановиться еще на двух вопросах, которые яв­ ляются у нас камнями преткновения или как бы айс­ бергами в практике художественного перевода. Эго вопросы о передаче в переводе структурных форм язы­ ка подлинника и психологических рисунков. Выше говорилось, какой вред нанесли и наносят делу художественного перевода тенденции к упрощен­ честву и буквализму, включая сюда и безграмотную халтуру. Нет теперь, после второго Съезда советских писателей СССР, открытых поборников указанных лож­ ных концепций. Но в практике перевода редактирова­ ния и рецензирования сохранились некоторые их тра­ диции. основанные прежде всего на требовании соб­ людения в переводе синтаксического строя языка под- 112

линника. Не говоря об анекдотических случаях, когда требовалось, чтобы количество слов в переводе не пре­ вышало количества слов в фразе подлинника, доста­ точно сослаться на распространенные до последнего времени условия, по которым в переводе должны были сохраниться тот же вид предложения, те же знаки препинания, что и в подлиннике. Считалось,'что толь­ ко таким путем можно передать стиль и своеобразие писателя. Совсем недавно один внутренний рецензент первой книги «Тихого Дона» возмущался в своей ре­ цензии по поводу того, что два самостоятельных, рядом расположенных простых предложения, внутренне свя­ занных между собой по смыслу, объединены в перево­ де в одно сложноподчиненное предложение, тогда как это было не произвольным действием переводчиков, а необходимым актом, вызванным интонационным ходом казахского синтаксиса. К чему же приводят такие укоренившиеся в пере­ водческой практике традиции, требующие сохранения в переводе грамматических форм подлинника? Они ведут или к громоздким сложным предложениям на полстраницы, плохо, неуклюже связанным, а потому трудным для понимания и чтения, или к таким про­ стым предложениям, которые, благодаря механическо­ му перенесению в сферу казахского языка, вышли вялыми, лишенными лаконической выразительности и компактности, ослабляя или разрывая тем самым ин­ тонационную нить повествования. Все мы за то, чтобы перевод был как можно ближе к подлиннику, чтобы он передавал как можно больше и лучше особенности автора. Более того, мы заин­ тересованы еше и в том, чтобы хороший перевод спо­ собствовал развитию нашего литературного языка, обогащению не только его лексикона, но и синтаксиче­ ских конструкций. Только таким путем можно добить­ ся хорошего перевода, который, как мы все согласны, должен быть творческим, художественным по той еше причине, что указанная лингвистическая манипуляция предполагает перевод слов и фраз, а не мыслей и об­ разов, она исключает возможность воссоздания духа контекста, воспроизведения его художественио-эмоци- 113

ональных качеств. Надо признать, что именно этим путем были созданы у нас такие переводы, которые имеют свой особый переводческий стиль и язык, но лишены художественного обаяния и не оказывают воздействия на читателя. Перевод «Тихого Дона», следует сказать, тоже не совсем освободился от традиции буквализма, от ко­ пирования синтаксического строя оригинала, хотя в целом и является, бесспорно, шагом вперед к творче­ скому переводу. Вот к чему, например, привело переводчика четвер­ той части второй книги «Тихого Дона» безотчетное стремление скопировать структуру русского сложного предложения: «Жадында өткен күндер каж'ап, тосансыткап баға жетпес кымбат, әрі сондай жат пішіи елестеп тұрды. Жүрегі кенет тулап, ол осы бір пішінді сонғьі рет көр- гендегідей, жағында шыбырткынын канжалағаи ізі бар, жанына баткандыктан кескіні бұзылып кеткеп күйінде есіне тусірмек болып еді, бірак жады оған ырык бермеді,— мойынын әнтек бір жағына салып, масайрай күлімсіреген баска бір пішін, кояр да кой- май, есіне түсе берді» (II, 14). В оригинале это так: «Память вылепила неясные, стертые временем бес­ конечно дорогие и чуждые линии лица. С внезапно за­ бившимся сердцем он попытался восстановить его та­ ким, каким видел в последний раз,— искаженным от боли, с багровым следом кнута на щеке, но память упрямо подсовывала другое лиио, чуть склоненное на­ бок, победно улыбающееся» (II, 39). Получилось не сочное, насыщенное образами шо­ лоховское сложное предложение, а суррогатное пред­ ложение «переводческого языка», которое не поймешь и никак не прожуешь. И беда не в том, что мы при­ бегаем к сложным формам предложения, а в том, что делаем мы это опять-таки не творчески и не сообраз- носпецифике системы казахского языка, а формально, механически и вопреки законам родного языка, кото­ рый, как всякий язык, «имеет свои обороты, свои ус- 114

ловленные риторические фигуры, свои усвоенные вы­ ражения».1 Можно и нужно всемерно развивать и совершенст­ вовать сложные синтаксические формы казахского языка, используя в переводе лучшие достижения мас­ теров казахской художественной прозы и передавая всю образную систему, весь комплекс художественно- изобразительных средств автора средствами казахско­ го языка. Примеров именно такого подхода к вопросу можно найти много в наиболее удавшихся переводах отдель­ ных книг, частей и глав «Тихого Дона». Ограничусь только одним примером: «Сол кезден бастап Аксинья жолығып калғанда Мелеховтардын ешкайсысымен амандаспай, жантур- шігерлік токаппарлыкден мүрнын шүйіріп, жаидары- нан өте шығатын болды, бірак Мишатканы көргенде жалтақтап жан-жағына карайтын да, егерде төңіректе сшкім көрінбесе, жугіріп келіп баланы хөкірегіне к.ы- сатын, оның кункакты мандайын, Мелеховтарға тарт- кан тұнжырынкы кара көзіи сүйгіштеп, еш байланы- сы жоқ: «Туған Григорьевичем! Суйіктім! Мен сені кандай сағындым! Акмак Аксинья апан... Ақмак бол- ганда кандай!» — деген сөздерді сыбырлайтын». Размером данное предложение почти в два раза больше, чем вышеприведенное. Но в силу того, что мысль автора, облеченная в сложную стройную фразу русского языка, выражена здесь соответственно такой же стройной фразой, только построенной по-казах­ ски, она вполне понятна и доходчива для слуха казах­ ского читателя. Поэтомудело, оказывается, не только и не столько в ограниченных иногда возможностях син­ таксического строя казахского языка, который, конеч­ но, следует неустанно расширять, сколько в ограничен­ ном знании переводчиками этих возможностей родного языка и неумелом, нетворческом использовании их для передачи богатства мыслей и образов русского подлин­ ника. 1 А. С. Пушкин. Полное собрание сочинений в одном томе. М., Гослитиздат, стр. 1270. 115

Относительно передачи психологических рисунков Шолохова, как и передачи пейзажа, повествования и диалогов, можно смело утверждать, что переводчики «Тихого Дона» также достигли заметных успехов. А это имеет немаловажное значение для решения проб­ лемы, являющейся одним из краеугольных камней в деле художественного перевода. Дело в том, что пере­ дача психологических портретов, характеристик и ремарок — это, можно сказать, самая трудная задача перевода, при решении которой больше всего и обнару­ живаются недостатки казахских переводов, в том чис­ ле и перевода такого, например, произведения, как «Анна Каренина». Объясняется это тон простой при­ чиной, что у нас очень молодая проза и нет у нее та­ кого богатого наследия развитой психологической про­ зы, какие имеет, например, русская литература, пред­ ставленная классическими произведениями Гоголя, Гончарова, Тургенева, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького. А художественно-психологический принцип в творчестве Шолохова как раз развивался на этой бо­ гатой благодатной почве. Поэтому вполне естественно, что казахский литературный язык не обладает еше достаточным запасом слов для выражения разнообраз­ нейших психологических штрихов и оттенков, и, кро­ ме того, не установлена еше конкретная функция и роль многих слов, имеющихся в арсенале казахского народного языка. Вот почему для переводчика четвер­ той части второй книги в фразе: «Слитная толпа мол­ чала, люди жарко и тяжко дышали, по лицам зыбью текла растерянность» — непреодолимым барьером по­ казалась пеоедача именно психологической характе­ ристики, выраженной в предложении «по лицам зыбью текла растерянность». Это вполне понятно. Но не по­ нятно, почему переводчик пропустил его в своем пе­ реводе, пасуя перед трудностью. Это уже по меньшей мере недобросовестно. Не так поступали остальные пе­ реводчики. Они старались находить выход в таких трудных ситуациях и, безусловно, достигли определен­ ных успехов, хотя немало у них и срывов в этом, пла­ не. Приведу один короткий психологический рисунок

из первой книги, представляющий почти неприступную крепость для перевода. «Тепло и приятно ей было, когда черные Гришкины глаза ласкали ее, тяжело и исступленно» (I, 36). Каж­ дому, кто эстетически воспитан на русском литератур­ ном языке, фраза эта. покажется очень простой и обыкновенной. Но попробуйте перевести ее на другой язык, менее развитый литературно. Попробуйте препод­ нести ее даже русскому человеку, недостаточно литера­ турно развитому. Вот тогда только обнаружится труд­ ность ее как для перевода, так и для восприятия литературно невооруженного читателя. Непривычно, например, казахскому восприятию понятие «глаза ла­ скали» (не глаза, а сам человек ласкает), тем более непривычно оно с таким углубленным психологическим антропоморфизмом, как «глаза ласкали ее тяжело и исступленно». Дословный перевод в этом случае был бы самым пагубным. Но переводчики решили этот вопрос творчески, не переводя (в формальном смысле этого слова) фразу, а свободно воссоздавая психоло­ гический рисунок. И получилось: «Гришанын ауыр емініп, телміре караған суйкімді қаракат кездері Ак- синьяға жылы да жағымды тиетін». Произошла в дан­ ном переводе, во-первых, реконструкция фразы — из сложноподчиненного предложения, состояшего из двух предложений, вышло простое предложение; произошла, во-вторых, своеобразная грамматическая перегруппи­ ровка слов —сказуемое и обстоятельства образа дей­ ствия второго предложения, выраженные словами «ласкали тяжело, исступленно», стали в переводе оп­ ределяющими словами по отношению к подлежащему казахского предложения «көздер» (глаза). В этой опе­ рации фраза отдалилась от подлинника грамматически, но зато приблизилась к нему по смыслу и значению. Этот пример лишний раз доказывает, что буквалист­ ский, лингвистический и прочие формалистические приемы перевода неприемлемы, особенно в передаче психологических моментов. Однако не всегда удается такая смелая операция. Часто приходится прибегать к описательности в пере­ даче таких словосочетаний, как «кислое выражение ли­ 117.

ца», «сахарно улыбался», «упала обида», «сухой блеск», «влажный голос» и т. д., употребляемых обыч­ но для выражения психологических черт. Приходится также переводить некоторые выражения дословно, хо­ тя не совсем подходящ такой перевод для восприятия казахского читателя. Тем не менее мы должны посте­ пенно, но настойчиво и умело прибегать к этому прие­ му, ибо, если мы хотим развивать казахский литера­ турный язык и придать ему большую художественно­ изобразительную силу, то мы не можем, переводя, не учиться у русских мастеров художественного слова и ограничить рамки художественно-изобразительных средств перевода узкими пределами «принятости» тех или иных понятий и выражений в казахском языке. Можно привести следующий пример из практики моего перевода третьей книги. Здесь встретился мне такой психологический штрих: «Когда поднял покорные глаза (речь идет о Листницком.—М. К ) , увидел бегу­ щую с губ ее тень улыбки» (III, 47). Ё этом предло­ жении, если говорить о непринятости, есть два таких момента: 1) «покорные глаза», 2) «тень улыбки». Ка­ захи так не говорят. Но, несмотря на это, я в данном случае счел возможным и необходимым перевести ука­ занные выражения дословно: «Бағынышты көзін көте- ріп алғанда, оның емеурінінде жүгірген жымиыс келенкесін көріп калды». Не мне, конечно, судить, на­ сколько это вышло удачно. Но я это сделал созна­ тельно, полагая, что надо же в конце концов раздви­ гать круг нашего эстетического восприятия и приучать казахских читателей к новым, пусть непривычным вна­ чале, оборотам метафорического и метонимического порядка. Разумеется, мы ни в коем случае не должны злоупотреблять отклонениями от норм казахского язы­ ка ради внедрения в казахский язык новых образных выражений. Потому-то мы и воюем против буквалист­ ской копировки и переводческого «языкотворчества». Но вместе с тем, как мне кажется, нельзя ударяться в другую крайность, отгораживаясь от всего нового уз­ ким принципом, безапелляционно гласящим: «Казахи так не говорят». К сожалению, такой принцип начина­ ет звучать как основной лейтмотив в рецензиях на пе­

реводы в последнее время. Некоторые товарищи упус­ кают при этом из виду то обстоятельство, что казах­ ский литературный язык — язык сравнительно моло­ дой, переживающий стадию бурного развития и ста­ новления, а потому-то, что было непривычным для него несколько лет тому назад, стало теперь свойствен­ ным ему, и то, что непривычно сегодня,— может стать его собственным достоянием завтра. Перевод «Тихого Дона» на казахский язык — зна­ чительное явление в культурной жизни нашей респуб­ лики. Несмотря на нежелательную пестроту в каче­ стве и стиле переводов отдельных книг, частей и глав, несмотря на определенные недостатки проблемного и частного характера,— перевод эпопеи в целом являет­ ся бесспорно крупным успехом казахского переводче­ ского искусства. Я подчеркиваю слово «переводческое искусство» потому, что перевод «Тихого Дона» пред­ ставляет из себя одно из свидетельств того радостного явления, что у нас прочно стал укрепляться взгляд на переводческое дело, не как на легкое ремесло, а как на искусство, требующее больших знаний, груда и творчества. Вот в этом взгляде — верный залог под­ нятия у нас уровня художественного перевода. Осуществляя программные указания XX съезда КПСС, работники литературы и издательств Казах­ ской республики приложат все силы и способности к тому, чтобы это большой политической важности дело получило дальнейшее, еще более плодотворное разви­ тие в соответствии с высокими требованиями партии и народа, как неотъемлемая часть нашей родной ли­ тературы.

ОБРАЗ ЛЕНИНА П КАЗАХСКОЙ ПОЭЗИИ Трудовые люди земли веками стонали в рабстве я нищете, но никогда не теряли надежд на лучшее бу­ дущее. Этими надеждами полны народные легенды и сказки — отражение их заветных чаяний и дум. Народ верил в свои силы, в свершение своих надежд. Ведь его трудом были созданы все блага на земле. Он был творцом истории. Но продукты его труда принадле­ жали немногим. Рабство и нищета были уделом тру­ жеников. И чем больше длилось время жестокого уг­ нетения. тем сильнее хотелось народу получить свою свободу. Об этом говорят произведения, созданные са­ мим народом на протяжении столетий. Горький писал: «Очень важно отметить, что фоль­ клору совершенно чужд пессимизм, невзирая на тог факт, что творцы фольклора жили тяжело и мучитель­ но — рабский труд их был обессмыслен эксплуататора­ ми, а личная жизнь — бесправна и беззащитна. Но при всем этом коллективу как бы свойственны сознание его бессмертия и уверенность в его победе над всеми враждебными силами»1. Когда же, по представлению народа, должна была осуществиться мечта о свободе, равенстве и справед­ ливости, о любви и дружбе, объединяющей всех в еди­ ную семью? По казахским легендам, такая жизнь долж- ' М. Горький. «О литературе», Москва, 1955 г., 733 стр. 120

на была наступить, «когда жаворонки могут свивать гнезда на спинах овец». Но такое время могло наступить только в сказке. Долго жизнь протекала, без видимых изменений. И народ слагал новые легенды, стремясь приблизить к себе столь отдаленное и манящее своей несбыточно­ стью будущее. Постепенно народ стал населять свои легенды и сказки конкретными героями. Это были ска­ зания о всесильных богатырях, которые должны осво­ бодить народ от оков, победить зло, восстановить спра­ ведливость на земле. Перечитайте былины об Илье Муромце, или карель­ ский эпос «Калевалу», созданный на берегах Белого моря еще в далекой древности, или казахскую песню о богатыре Камбаре — и вы убедитесь, как народы жда­ ли появления героев-богатырей, защитников и осво­ бодителей от рабства. Образы богатырей, рожденные фантазией народа,— это образы умных, справедливых людей. У каждой нации своя история, отличающаяся от ис­ тории других народов, своя культура, свой уклад жиз­ ни, своя земля, свои традиции и обычаи. И поэтому каждая из них мечтала о герое, который охранял бы ее и уважал ее традиции, ее свободу. Если внимательно приглядеться к памятникам фольклора, то можно увидеть, что все прославленные его герои выступают лишь представителями того на­ рода, той нации, которая создала это произведение. Поэтому деятельность этих героев ограничена, они выступают лишь защитниками одного племени, одной нации или одного народа. Среди них нет героев, которые выступали бы защитниками интересов всего человечества. В истории мировой литературы прошлого, наряду с образами богатырей, встречается и образ сверхчелове­ ка, якобы посланного на землю самим богом. Но и бо­ гатыри и посланцы боков в произведениях фолькло­ ра, как правило, не задавались целью на всей земле построить счастливую жизнь. Только Великая Октябрьская социалистическая ре­ волюция, явившаяся величайшим переворотом в исто­ 121

рии человечества, осуществила мечту народов и дала миру гениального вождя, защитника интересов всех наций, всех тружеников земли. Этот вождь был простым человеком. А если гово­ рить словами поэта, то «самым человечным челове­ ком». Гениальным человеком! Все человеческие достоинства вождя соответство­ вали духу Великой социалистической революции, во­ площали в себе качества пролетариата и его авангар­ д а— Коммунистической партии. Имя гениального вождя — Владимира Ильича— стало известно всему миру вместе с вестью о победе социалистической рево­ люции в России. И сразу же с его именем стали связывать мечты и надежды не только представители одного племени, од­ ной нации, одного народа, но и всего человечества. Миллионы простых людей земли признали в Ленине своего защитника, заступника, учителя и вождя. Ник­ то и никогда не был наделен такой безграничной славой, верой и любовью трудящихся всех наций, как Ленин. Источник этого всенародного признания и любви к Ленину заключен в победе Октябрьской революции, уничтожившей все виды эксплуатации. В этой револю­ ции рабочий класс России показал себя верным и непоколебимым защитником интересов всех трудящихся и завоевал свободу большим и малым нациям, всем «инородцам» Российской империи. Прозорливая ле­ нинская национальная политика указала всем осво­ бодившимся от оков народам пути дальнейшего раз* вития, построения счастливой жизни, светлого комму­ нистического общества, заложила и укрепила дружбу народов, у которых всегда были и будут одни и те же стремления, одни и те же мечты. И поэтому казахский акын, рисуя образы Октября н Ленина, которые дали счастье и свободу его родно­ му народу, пишет: ' . Был этим солнцем Лепин наш родной, И с той поры повсюду он со мной. Я в песнях славлю тот октябрьский день. Поднявшийся свободно над страной. 122

И нет в наше время такого языка, на котором вдох­ новенно и с любовью не слагались бы песни о Ленине. И, вероятно, сейчас трудно найти какого-либо настоя­ щего поэта, который не посвящал бы ему свои стихи. Можно было бы составить бесчисленные тома книг из стихов и песен, поэм и баллад, легенд и сказаний, сложенных о Ленине! Если даже взять песни о Лени­ не, созданные только народами Азии, то их поток был бы могущественнее Желтой реки и Амура, Оби с Ир­ тышем и Сыр-Дарьи. О беззаветной любви к Ленину индийский поэт Заллатхол говорит так: И мы аа наше счастье отдал. И мы кладем венки живые от имени индийского народа... А один из выдающихся поэтов великого китайского народа Сяо Сань в своей поэме, созданной в 1933 го­ ду, писал: Широк, неогляден людской океан, В битве столкнулись классы. Но Ленин светом прорезал туман И руку поднял на весь океан. Об этом же, но по-своему, писал в двадцатых годах знаменитый иранский поэт Мирза Яхья Ваиэ Кейвани в своей поэме, посвященной Ленину: Над миром сумрачным знамена коммунизма Подняты твердой ленинской рукой, И потому все обездоленные жизнью За дело Ленина стоит стальной стеной. Ленин бесконечно дорог народам Востока, веками томившимся в цепях рабства. Он поддерживал их сво­ бодолюбивый дух. придавал большое значение на­ ционально-освободительной борьбе и предсказал ее ис­ 123

ход. Идеи Ленина вдохновляют и зовут эти народы на решительную борьбу с феодализмом и империализмом. В 1949 году великий китайский народ одержал ис­ торическую революционную победу и начал строить социализм по пути, указанному Лениным. Освободи­ лись от колониального гнета народы Индии, Бирмы, Индонезии, встали на свободный путь и другие народы Центральной и Юго-Восточной Азии. В Африке доби­ лись независимости Сирия, Ливан, Египет, Эфиопия, Ливия, Либерия, Судан. В литературе этих народов образ Ленина с каждым годом занимает все больше и больше места, сияет все ярче и ярче. В этом отношении замечательным примером служит для них опыт много­ национальной литературы Советского Союза. Советская литература, которая сейчас поднялась на вершину сорокалетия, обращалась к образу Ленина с первых дней Великого Октября. Владимир Ильич Ленин был очень простым и не­ обыкновенно скромным человеком. Поэтому он нетер­ пимо относился ко всякого рода восхвалению и вос­ певанию своей личности и старался, по мере возмож­ ности, помешать распространению этой литературы. Но разве можно остановить песни, рожденные в сердце на­ рода, искренне и горячо любящего своего вождя! Из уст в уста передавались легенды, песни и сказания о мудрости, о силе, о справедливости, о человеколюбии Ленина, друга и учителя угнетенных. К сожалению, эти прекрасные народные песни и легенды, рожденные в юртах и пролетавшие над ка­ захской степью, не были собраны и записаны в свое время. В 1924 году не стало нашего великого вождя. Эта тяжелая утрата отозвалась острой болью в народном сердце. Поэзия тех дней была наполнена беспредельным горем народа, его думами о вожде. Все акыны и поэ­ ты Казахстана в те дни стремились воспеть бессмерт­ ный образ вождя. И поэты над листами бумаги и ска­ зители с домброй в эти дни были охвачены горячим стремлением найти пламенные слова, способные выра­ зить боль сердца. Многие песни о вожде походили на 124

старинную прощальную песню казаха с самым близким, родным человеком. В этих песнях рассказывалось о прекрасных делах, о светлой жизни вождя и о своем неутешном горе. В них звучал призыв к продолжению борьбы, начатой Лениным, к верности его заветам. Ле­ нин умер, но его дела и идеи будут жить в народных сердцах и приумножать их силы. Так говорилось в песнях. В 1925 году в Москве вышел сборник «Песни рас­ света», посвященный памяти вождя. На первой страни­ це сборника был помещен портрет Ленина. Сборник открывался под рубрикой «Из песен молодых казахов, акынов-бедияков». Там можно было прочитать: Он умер, ио мысли его живут. Он умер, но путь наш вперед неизменен. Но сердце не верит! Он — с нами, он —тут! В деяниях партии здравствует Ленин. Строки принадлежали акыну Исе Байзакову. Это его стихотворение «Памяти Ленина» кончалось сло­ ты зоркостью был и с орлом несравним, К вершинам ты вел нас вперед за собой. Не ведал ты страха, был нами любим, Как самый отважный и мудрый герой. В том же году, в день 21 января в газете «Енбекши казах» под портретом Ленина были опубликованы сти­ хи тогда еше молодого поэта Аскара Токмагамбетова: Смотрю на портрет знакомый твой, Всем сердцем чувствую: ты живой. Я слышу твой голос, твой смелый зов И стану со всеми в ленинский строй... Сабит Муканов, один из зачинателей казахской со­ ветской поэзии, в 1924 году с чувством глубокой скор­ би слагал стихи: С тобою в сердце крутизна дорог Не устрашит нас в жизни никогда. Но горько нам: увидеть ты не смог Плодов чудесных своего труда. 123

В этих стихах, как и в других произведениях ка­ захских советских поэтов, есть одна отличительная черта. Это — незыблемая вера казахского народа; как и всех народов Советского Союза, в дело Ленина, го­ товность выполнять его заветы и твердо идти в пре­ красное будущее. Об этом образно сказано в стихах Сакена Сейфуллина, одного из самых больших поэтов Советского Казахстана. Вера в победу дела Ленина укреплялась с каждым новым этапом нашей борьбы и побед, с каждым шагом вперед по пути коммунистического строительства. Если народные акыны Иса, Арип, Абыкай, Сатту- гул, Амре, Кайып воспевали Ленина преимущественно в традиционных прощальных песнях, то наши поэты и писатели, которых тогда можно было перечесть по пальцам!— Сакен Сейфуллин, Сабит Доиеитаев, Шол- пан Иманбаева, Ильяс Джансугуров, Сабит Муканов, Аскар Токмагамбетов, Утебай Турманжанов — созда­ вали произведения, в которых стремились глубже, с реалистических позиций рассказать о Ленине. Число поэтов и писателей, работающих над созданием обра­ за вождя, росло с каждым годом. Изменялись, улуч­ шались и оттачивались формы, значительней и инте­ ресней становилось содержание песен и стихов о Ле­ нине. Это можно проследить по сборникам стихов, по­ священных Ленину, вышедших в 1927 году («Дары акынов») и в 1928 году («Ленин»), Сборник «Ленин», где помещены не только стихи, но и рассказы о вожде, был составлен Сабитом Мукановым. Эта книга имеет огромное значение в истории развития нашей культу­ ры и литературы. Думается, не будет лишним подроб­ нее рассказать о ней. Примечательна и сама история рождения этого сборника. В одной из казахских газет появилось объявление, что будет выпущен сборник стихов и рассказов о Владимире Ильиче. Эта весть с молниеносной быстротой облетела почти все уголки Казахстана; уже через несколько дней со всех сторон в редакцию посыпались письма со стихами о Ленине. За два месяца было получено несколько сот таких посланий. 12«

После тщательного отбора в книгу вошли произве­ дения 69 авторов. Среди них были поэты и писатели- профессионалы Сабит Донентаев, Сакен Сейфуллин, Беимбет Майлин, Ильяс Джансугуров, Сабит Мука- нов. Сапаргали Бегалин, Аскар Токмагамбетов, Утебай Турманжанов, Калмакан Абдыкадыров, Жакан Сыз- дыков и народные акыны Эрип Танирбергенов, Сат- тугул Жангабилов, Ибрай Сандыбаев, Канып Айнабе- ков, Куаныш Айнабеков. Были широко представлены произведения первых казахских поэтесс Шолпан Иманбаевой, Мариам Бактембековой, а также многих неизвестных авторов. Составитель сборника Сабит Муканов в своем предисловии рассказывает о том, что в Казахстане «не осталось уголка, откуда бы не при­ шли стихи о великом вожде». к В истории литературы, пожалуй, нет такого слу­ чая вдохновенного порыва, когда такое количество людей взялось за перо, чтобы в стихах и рассказах передать свою искреннюю, горячую беспредельную любовь к своему вождю. Если мы вчитаемся а строки стихов и рассказов, помешенных в сбор­ нике, то поймем, что эти произведения написаны в те­ чение трех-четырех лет, прошедших со дня смерти Ленина. Только одно стихотворение Сакена Сейфул- лина «Ленин» написано при жизни вождя. И этим стихотворением открывается сборник. -4 Сейфуллин первый рассказал в стихах своим чи­ тателям — казахской бедноте о гениальном вожде. Тридцать пять лет назад написаны эти стихи, но они сохраняют и сейчас свою светлую образность: Ленин — солнца луч на железе оков. Он — ааря после ночи изгнания, Он — смертелен для наших врагов. Он — красная кровь Красного знамени. Он — сердце всего, что цветет вокруг, \" Старший брат для юного поколения. Вот. друг, Что я думаю о Ленине. Сабит Донентаев в небольшом лирическом стихо­ творении «Незабываемое» нарисовал картину своего детства — страшную, голодную, нищенскую жизнь си- 127

роты и в конце с большой художественной силой ска­ зал о человеке-отце, человеке-вожде, вырвавшем маль­ чика из бедности и рабства, и давшем ему счастливую жизнь: Он к счастью звал, к величью новых дел, И цвет зари на знамени алел. И заняла почетные места На всенародном сборе беднота. Акын Арип в своей песне «Вождь рабочих» расска­ зывает о жизни и работе Ильича, опираясь на биогра­ фические факты. Это тоже было новой чертой казах­ ской устной народной поэзии. Нужно сказать и еще об одной особенности сборни­ ка: многие акыны и поэты в своих произведениях «Тяжелый день», «Тяжелая весть», «На смерть Лени­ на», «Оповещение», «Слезы», «Прощай, Ленин» стре­ мятся по-своему дать ответ на один и тот же вопрос: «Қем был Ленин для трудового народа?». Другие аз- торы стремятся полнее и глубже ответить на еще бо­ лее конкретный и простой вопрос: чем близок, чем до­ рог Ленин бедным казахам? Ответы и создают разно­ сторонний и яркий образ вождя («Ленин жив», «Мой острый булатный меч», «Сокровище Ленина», «Мы — ленинцы», «Мы не угаснем, пока не угаснет солнце», «Не забудем» и другие). Этот сборник — песни сердца, знак искренней люб­ ви трудящихся казахов к Ленину, это живой, поэти­ ческий памятник вождю. «Он построен из прочных узорчатых нитей, вырванных из самых сокровенных уголков человеческих сердец»,— говорит Сабит Мука- нов в своей вступительной статье. Так создание образа Ленина в поэзии стало одной из главных задач казахских советских поэтов. Среди новой плеяды казахских писателей и поэтов не было и нет человека, не посвящавшего великому вождю свои произведения. О какой бы стороне жизни ни писали наши поэты, они неизменно, от всей души обращаются к Ленину, потому что свобода, равноправие и труд на совет­ ской земле связаны с его именем. Поэтому нельзя

петь о нашей жизни и не говорить о Ленине, петь о Ленине и не говорить о партии, петь о партии и не говорить о Великом Октябре. Примером могут слу­ жить стихи Ильяса Джансугурова, написанные им в течение первых десяти-пятнадцати лет со дня установ­ ления советской власти в Казахстане: «Ленин жив», «Мавзолей», «Три желания», «Наш аул», «Великий план». В этих произведениях с именем Ленина поэт связывает победу социалистического строительства в аулах, наши пятилетки, дружбу наших народов. Ле­ нин, большевики выступают основными героями пре­ красной поэмы «Степь», написанной И. Джансугуро- вым в 1930 году. Поэт, вдохновленный великими победами народа, новой жизнью, поет о знамени свободы, которое было дано в руки бедных самим Лениным. Его песня раз­ ливается все шире и шире, сердце поэта полно радости и торжества, он славит счастье своей земли. Даже в подстрочном переводе эти строки полны энергии и оптимизма: Быстрее шевелись, мой язык, быстрее! Сегодня песни узор создавай! Сегодня наша песня должна быть авончее! Быстрее шевелись, мой язык, быстрее! Сегодня из песен тки узор прекрасный! Казахстану сегодня десять лет, И знамя Ленина мы крепко держим в руках! Нужно также отметить, что тема о Ленине в то время была основой творчества не только И. Джансу­ гурова, но и Исы Байзакова, Сабита Муканова и дру- В стихотворении «В-еликий Октябрь» и поэме «Ве­ ликая стройка» Иса Байзаков подчеркивает, что все наши победы на пути строительства новой жизни не­ разрывно связаны с именем Ленина. Все это плоды его идеи, говорит поэт. Одна из глав поэмы целиком посвящена Ленину. Эта поэма по своему содержанию перекликается с поэмой великана казахской народной поэзии Джамбула «Бег времени», в которой он поет о великой роли Ленина в деле освобождения угнетен­ ных народов и построения новой жизни: 129

Ленин великий! Это ты — Свершенье вечной народной мечты Ты победил навсегда волостных, Баев и хитрых прислужников их Ты победил царя Встала над степью счастья варя-. Ярко лучами ее освещен Новый закон — Советский закон! Самые лучшие сравнения, самые прекрасные слова выбираются из сокровищницы народного творчества для того, чтобы создать Образ Ленина. Этой цели слу­ жили и те черты, которыми наделялись самые люби­ мые герои фольклора,— человечность, сердечность, смелость, высота помыслов. Для сравнений черпалось все прекрасное и величественное в природе: солнце, звезды, луна, цветы, сады, рассвет, утесы, моря, оке­ аны. Рожденные фантазией народа крылатые тулпары и всепобеждающие соколы также привлекались в поэ­ мы и стихи о Ленине. Это была одна из самых тради­ ционных форм устного народного творчества. Именно в такой форме акыны на протяжении веков воспевали образы своих любимых героев, и эти песни всегда были понятны народу. А писатели и поэты, рожденные Октябрем, щедро используя богатый опыт народного творчества, стре­ мились внести в него и элементы нового. Они сравни­ вали Ленина с капитаном корабля, штурманом, ма­ шинистом. В своем стихотворении «Неразрывных три желания» Ильяс Джансугуров уподобил старый мир «черной лодке», которую буря несет по волнам и, разбив о скалы, бросает в пучину, а Ленин и Октябрь спасают народ и выводят его на светлый берег: Бушуют свирепые волны. Ливень льется, молнии сверкают. Буря песню свою напевает. Рыча, как белый бура>, Разбивает все вокруг. Черная лодка, пропахшая кровью. Бьется среди волн А над волнами с яркими огнями, подняв паруся, 1 Б у р а — верблюд-самец.

Мчится Красный корабль, Қапитаном-знаменосцем на нем —Ленин. Он вывел бедный люд па берег (Подстрочный перевод). Шли годы. Новые славные дела .свершались в Ка­ захстане, цвела и обновлялась степь. Были созданы Союз Косчи и Красные юрты,'произведен передел зем­ ли, конфисковано байское имущество, раскрыли свои недра Карсакпай, Риддер и Эмба. Степные просторы пересекла Туркестано-Сибирская железная дорога, пробуждались даже самые глухие уголки Казахстана, укреплялся дух казахского народа. И поэты справед­ ливо писали, что вое это плоды Октября, продолжение дел. начатых Лениным. Но создание правдивого образа великого вождя не кончается на этом. Ленин всегда с народом его бессмертные идеи будут звать к новым побе­ дам. Как писал Маяковский, «Ленин и теперь живее всех живых...» Поэты и писатели всего прогрессивно­ го человечества будут вдохновенно работать над воп­ лощением его образа в своих творениях, они будут находить в нем все новые и новые штрихи. Портретов Ленина не видно, Похожих не было и—нет! Века уж дорисуют, видно, Недорисованный портрет! Эти известные строки поэта Н. Полетаева верны в том смысле, что художники будут стремиться внести свою лепту в образ Ленина, открывать в нем новые и новые черты. Ежегодно в дни рождения и смерти В. И. Ленина почти все поэты пишут стихи, посвя­ щенные ему. И каждый поэт стремится рассказать о нем лучше, чем другие. Каждый стремится по-ново­ му, по-своему рассказать о вожде. Русские поэты В. Маяковский, А. Твардовский, М. Исаковский, армянский поэт Егише Чаренц, азер­ байджанский поэт Расул Рза, аварский поэт Расул Гамзатов, таджикский поэт Абилкасым Лахути и мно- Ш

гие другие поэты посвятили Ленину поэмы и создали эпический образ вождя. А в казахской поэзии первое эпическое произведе­ ние, посвященное Ленину, принадлежит перу Сакена Сейфуллина. В 1933 году была опубликована первая часть его поэмы «Альбатрос». В ней поэт сравнивает советский народ, строящий социализм, с быстроход­ ным кораблем, поездом,, крылатым тулпаром. Он го-_ ворит о значении завоеваний первой пятилетки, вос­ певает социалистическое соревнование. Поэт понима­ ет эти успехи партии и народа, как торжество ленинизма. Девять лет — без Ленина. Но Ленин — с нами. Жить его учению — Крепко держит пламенное знамя Ш таб его, Бойцы его — Девять лет — без Ленина, Но снова Говорим — он с нами, Ленин жив. Коммунизма прочную основу Разве наш народ не заложил. Труд! Еще раз — труд! В селах, городах, на большаках Мы берем. И держим план великий В жадных измозоленных руках. Он рассказывает о том, как мы с Лениным победи­ ли в Октябре, как под знаменем Ленина выполнили план первой пятилетки, как под руководством ленин­ ской партии наш народ идет от победы к победе. Вме­ сте с тем поэт напоминает, что мы еще находимся в окружении врагов, призывает к бдительности: Путь Ленина — Ты по нему иди! Нс дай в обиду ленинскую землю. Будь начеку, Враги не дремлют. 132

На все четыре стороны — гляди. Будь альбатросом. Современник мой, И над угрозой Зорким сердцем взмой. До Сейфуллина в больших произведениях воспе­ вал Ленина еще и Пса Байзаков. В поэме «Великая стройка», написанной в 1931 году, Иса Байзаков дал своеобразный обзор жизни казахского народа за время советской власти и стремился показать, как идеи Ле­ нина осуществляются в нашей республике. Но хотя Иса Байзаков показывает образ вождя в широком эпи­ ческом плане, он не может отойти от слишком общих характеристик, не может дать глубокого обобщения. Широкий и всесторонний образ Ильича, присущий письменной литературе, мы находим в поэме Дихана Абилева «Сердце Алтая». В этом произведении с ин­ тересным и хорошо развитым сюжетом читатель близ­ ко встречается с Лениным в двух эпизодах: когда Ильич принимает делегацию рабочих Риддера и когда весть о смерти вождя доходит до Риддера. Поэт стре­ мится шире и правдивей показать любовь Ленина к простым людям и любовь рабочих к Ильичу. В этих местах поэмы мы наблюдаем богатство формы и содер­ жаний, обилие новых приемов и свежих деталей: Ленин прост, в движеньях быстр, широкогруд, Очи зоркие весь мир в себя вберут. Взгляд, исполненный раздумья и вниманья. Ясный лоб вождя высок, и чист, в крут. Такие штрихи ленинского портрета прежде не встре­ чались в стихах казахских поэтов. Здесь налицо уме­ ние живописать и на основе конкретных деталей и на стремлении осмыслить образ вождя в кратких и ем­ ких строчках. В этом смысле прекрасным примером может служить творчество русских поэтов, создавав­ ших и продолжающих создавать теперь исторически правдивый и верный в деталях портрет вождя. В твор­ честве поэта Таира Жарокова, который больше других переводил В. Маяковского, чувствуется своеобразное усвоение опыта большого русского поэта.

Если В. Маяковский в поэме «Владимир Ильич Ле­ нин» пишет: Рассияют головою венчик, Я тревожусь. не закрыли чтоб мудры!), человечий, ленинский огромный лоб,— то Таир Жароков в своем стихотворении «Песня о Ленине» сочетает приемы своего учителя с уме­ нием говорить по-своему. В удачной балладе поэта Кайнекея Джармагам- бетова чувствуется прямое влияние рассказа А. Коно­ нова «Елка в Сокольниках», в стихотворении М. Раше- ва «Делегат съезда»— стихов А. Жарова «Третий съезд РКСМ». Веяние творчества русских поэтов чувствуется и в стихах С. Мауленова «Ленин на бро­ невике», «В кабинете Ленина», «Октябрь», «Твоя сла­ ва», X. Ергалиева «Говорит Ленин», Ж. Сапна «Под солнцем», А. Тажибаева «Жестяншик», Г. Орманова «Колыбельная песня», М. Алимбаева «Компартия — мой зодчий — мой Ленин». Но это не значит, что ка­ захские поэты, подражая русским своим товарищам, повторяют уже пройденный ими путь. Совсем нет. Ка­ захские поэты чутко прислушиваются ко всему новому и по-своему его переосмысливают и развивают, сохра­ няя национальную особенность, свои краски поэзии. Разве стихи Гали Орманова, Касыма Аманжолова, Сырбая Мауленова или какого-либо другого поэта можно назвать подражательными? Нет, зто вполне оригинальные произведения, что чувствуется и в на­ циональном колорите, и в образном строе, и в некото­ рых других оттенках поэтического почерка. Поэтому даже в самых коротких отрывках мы можем увидеть образы, присущие казахской поэзии. Вот, например, строки из стихотворения Гали Ор­ манова: 134

...Он народы в грядущее светлое вел По широкой дороге борьбы и труда.. или Касыма Аманжолова: Я спокоен, я уверен, Я живу моей страной, Потому что в сердце Ленин, Путь его передо мной. или строки Сырбая Мауленова: Нет, кабинет не позабуду — Там Ленин бодрствует всегда. Казалось, только что оттуда Он вышел и войдет туда. Нельзя показать всю глубину Ленина только од­ ним его портретом. Образ Владимира Ильича, вечно живой образ, связан с теми победами, которые одер­ живаются благодаря ленинизму. Поэтому о какой бы стороне жизни ни пели поэ­ ты, они не могут умолчать о всепобеждающих идеях Ленина. Например, поэт Касым Аманжолов показывает тор­ жество идеи Ленина, воспевая бескорыстную дружбу русского и казахского народов. Стала казахская мудрая степь С лесом задумчивым русским дружна. Стала расти, как в чудесной мечте. Непобедимая наша страна. Здесь речь идет не о степи и о лесах, а о дружбе двух народов. Эта дружба — плоды ленинской нацио­ нальной политики. Так пейзаж помогает осмыслить художественный образ. Правда жизни помогает глуб­ же раскрыть образ вождя. Так, например, описывает­ ся подвиг солдата, защищавшего в годы Великой Оте­ чественной войны Москву, когда враги были недалеко от столицы: Москва — сердце Отчизны моей .. Там Кремль... Мавзолей, Где Ленин лежит... Нет, враг не прикоснется к нему 135

Своей холодной рукой... Вражеский сапог не ступит Через священный порог Мавзолея... (Подстрочный перевод). Разве поэт не создает здесь образ не только сол­ дата, но и Ленина?! Разве не стоит перед тобой облик бессмертного Ленина, когда ты читаешь замечательное послание акына Джамбула к трудящимся и защитникам Ле­ нинграда «Ленинградцы; дети мои!»: Это в ваших стройных домах Проблеск ленинских слов-лучей Заиграл впервые впотьмах! Это ваш, и больше ничей Первый натиск его речей И руки его первый взмах! Разве строки, где говорится «Проблеск ленинских слов-лучей», не озаряют светом эту волнующую песню-призыв и не придают ей силу? Точно так же в большом сюжетном стихотворении «Сердце ребен­ ка» поэт Гали Орманов рассказывает о мальчике, ко­ торый во время войны, лишившись крова, родных и близких, попал к немцам. Ребенок потерял все, но, рискуя жизнью, он возле самого сердца хранил ма­ ленький портрет Ленина. А совсем недавно, когда Казахстан впервые в истории сдал государству мил­ лиард пудов зерна, много старых и молодых поэтов откликнулись на это большое событие стихами, в ко­ торых присутствовал Ленин. Образ Ленина вдохновляет советского человека на повседневные трудовые подвиги, где бы он ни рабо­ тал. Поэтому наши поэты и акыны снова и снова воз­ вращаются в своих песнях к Ильичу, который рож­ дает вдохновение, зовет на подвиги. Сейчас, когда казахская советская поэзия подня-. лась на вершину сорокалетия и мы оглядываемся на этапы пройденного пути и вспоминаем произведения, посвященные человеку, чья вол», ум и знания научи­ ли нас жить и строить новое, коммунистическое обще­

ство, приходят на г?мять два волнующих стихотворе­ ния—это «В кабинете Ленина» Сырбая Мауленова и «Говорит Ленин» Хамита Ергалиева. Отличительная черта и х— лиричность, задушевность, простота и жи­ вая конкретность. В этих стихах —реалистические де­ тали, ясность и искренность чувств. Когда читаешь стихотворение Сырбая Мауленова, кажется, что ты сам вошел в кабинет вождя и вместе с поэтом находишься там; кажется, что вождь только что вышел из этой комнаты и ты еще находишься во власти впечатле­ ний, родившихся при встрече с Ильичей. На столе лежат письма, недописанные листки, ручка, на стене висит подаренная солдатами шинель, но вот снова во­ шел Ленин. Он, засунув руки в карманы, взволнован­ но шагает по комнате, иногда, внезапно остановив­ шись, смотрит на недописанный лист, подносит руки ко лбу, думая о чем-то очень важном. Вот Ильич приглашает к себе ходоков... Да, Ленин ни на минуту не переставал думать о нуждах народа, любил народ— рабочих, крестьян, солдат — и ради них работал, не зная отдыха. И твоя любовь к Ильичу вспыхивает с новой силой. Ты толь­ ко что видел его живого. Он именно такой, каким его хотело видеть твое сердце. Такие же чувства охваты­ вают тебя, когда ты читаешь и стихи Хамита Ерга­ лиева «Говорит Ленин». Ты как бы видишь вождя, стоящего на броневике и произносящего речь. На мой взгляд, эти два стихотворения можно от­ нести к числу самых лучших произведений поэзии социалистического-реализма, к образцам, гражданской лирики в Казахстане. Казахские советские поэты, бесспорно, внесли свою долю в создание в поэзии образа Ленина. В этом можно убедиться, читая сборник казахской поэзии, посвященный сорокалетию Великого Октября. Но все же нельзя утверждать, что в нашей поэзии уже исчерпаны возможности, что мы уже создали во всей полноте облик любимого нами человека, основа­ теля социалистического государства. Наша литература в этом смысле отстает от литератур многих братских литератур. До сих пор не только акыны и даже неко­

торые поэты и писатели не могут обойтись без старых форм, избежать таких примитивных сравнений, как «мое солнце», «луна», «звезда». Есть такие поэты и писатели, которые ходят только у подножья той вер­ шины, на которую был поднят образ Ленина Джам­ булом. В казахской литературе нет еще больших по­ лотен — романов, повестей, поэм,— где образ Ленина был бы показан в широком плане. Еще совсем мало у нас стихов и баллад, в которых были бы отражены живые человеческие черты великого вождя. Но созда-. ние таких произведений — нелегкое дело. Образ Лени­ на, который служит источником вдохновения для всех художников, поэтов и писателей, требует самого вдум­ чивого подхода к теме, самого строгого отношения к себе. Нужны бесконечные поиски и дерзания, глубо­ кое знание жизни, необходимы зрелость таланта и мысли, чтобы писать о человеке, самом дорогом для всех тружеников на земле.

СОСТОЯНИЕ КАЗАХСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ И ЗАДАЧИ ЕЕ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ' До самого последнего времени некоторые товари­ щи, возглавлявшие писательскую организацию, желая подчеркнуть наши достижения, в своих докладах и статьях утверждали, что до Великой Октябрьской со­ циалистической революции литература у нас отсут­ ствовала. Мнение это явно ошибочное. Все мы сейчас убеж­ дены в том, что неправильно сводить на нет, огульно охаивать и разносить в пух и прах все, что было соз­ дано в прошлом. Бесспорно, исследование и изучение истории ка­ захской литературы и правильное освоение литератур­ ного наследия является нашей серьезной задачей. Конечно, дореволюционная литература не была у нас такой широкой и многожанровой, какой она стала те­ перь, но она была. Об этом свидетельствуют богатей­ шие памятники фольклора, любовно создававшиеся казахским народом в течение многих веков, замеча­ тельные творения Абая, революционные, исторические и лирические стихи, песни и произведения многих больших и малых поэтов. Вдумчивое изучение, правильная оценка всего этого 1 Доклад, прочитанный автором на первом пленуме прав­ ления Союза советских писателей Казахстана 18 мая 1937 го­ да. Помещается в сокращенном виде. 139

наследия необходимы сейчас не только для освоения прошлого, но и для ясного понимания путей развития нашей литературы, ее специфики и современного со­ стояния. В. И. Ленин не раз указывал, что социалистическая культура не упала нам с небес, точно так же не упала с неба и казахская советская литература. Она вырос­ ла из литературы прошлого, сохранив и продолжив лучшие ее традиции. Вот почему раскрытие и выяснение хода развития литературного процесса, показ тесной связи демокра­ тической литературы прошлого с современной является актуальной задачей литературоведов. К сожалению, в этом отношении у нас серьезный прорыв. Этим в свое время умело воспользовались враги, в частности для того, чтобы очернить народное творчество и препод­ нести его в извращенном виде. Я не собираюсь сейчас останавливаться на зада­ чах критики в области освещения состояния казахской литературы и использования литературного наследия. Нас интересует другое— идейные истоки казахской литературной критики, проиесс ее становления, на­ правления ее развития. Нельзя отделываться пустыми словами о том, что, дескать, «до революции у нас не было критики, а послереволюционная критика была крайне слабой». Конечно, это правда, что подлинной профессиональной литературной критики у нас до революции не было, а ее современный уровень еше весьма .невысок. Все это верно. Но вместе с тем подобная обшая формули­ ровка ничего не дает ни уму, ни сердцу. Что проку от того, что мы много твердим об отсутствии критики, о том, что она слаба? От этого она не станет лучше. Любопытно отметить, когда стало известно, что на данном пленуме будет обсуждаться вопрос о состоянии критики, у некоторых наших критиков воло­ сы встали дыбом: «О чем же будет говориться в таком докладе? Разве мало указывалось на недостатки и за­ дачи критики? Ведь все уже давно известно!»— разда­ вались недоумевающие голоса. Чем объясняются такие разговоры? Во-первых, 140

они являются следствием того, что критики — люби­ тели общих фраз — уже сами почувствовали к ним отвращение. Во-вторых, есть и такие, квази-критики, потерявшие всякую ориентировку, которые, доволь­ ствуясь своим детским лепетом, скороспелыми выска­ зываниями наобум, ни о чем другом слышать не хотят. Давно настала пора от общих фраз о слабости и недостатках критики перейти к делу. А это значит — правильно осмыслить и претворить в жизнь задачи, поставленные перед нами великой Коммунистической партией, задачи, вытекающие из условий и требований нашего времени. Для этого прежде всего следует проанализировать с марксистско-ленинских позиций сегодняшнее состоя­ ние казахской литературной критики, выявить укоре­ нившиеся в ней недуги, порочные явления и недостатки и строго осудить их. Необходимо правильно 'оце­ нить прошлое и общими усилиями разоблачить и из­ жить вредные концепции и болезненные явления, свя­ занные с буржуазным национализмом, беспринципной групповщиной, невежеством и политической беспеч­ ностью, послужившими основой всех ошибок и недо­ статков и в литературе и в критике. Такая борьба, на наш взгляд, является главным условием выполнения важнейших задач, поставленных перед нами партией. Разумеется, невозможно в рамках одного доклада полностью охватить все эти вопросы. Думается, одна­ ко, что пробелы в этом отношении будут восполнены участниками пленума в процессе обсуждения доклада. ПЕРИОД ЗАРОЖДЕНИЯ КРИТИКИ Когда мы говорим, что наша литература молода, то само собой подразумеваем, что литературная кри­ тика еще моложе. Поэтому правильно будет, если мы начнем с рассмотрения того, как зародилась у нас ли­ тературная критика и каковы были ее первые шаги. Стремление критики занять свое определенное мес­ ■141

то в казахской советской литературе относится к пос­ леоктябрьскому периоду. Отсутствие у нас профессиональной литературной критики, в том смысле, как мы понимаем ее сейчас, до Октября вполне закономерно. Ведь даже произведения Абая, основоположника казахской письменной литературы, классика казахской поэзии, не смогли быть напечатаны при его жизни, за исключением одного лишь стихотворения. Где уж тут быть критике, если казахские книги почти не печатались, если не было ни издательств, ни широкой литературной среды. И все же надо отме­ тить, что сам Абай отлично сознавал необходимость критики, то есть необходимость правильной опенки литературы. Хотя Абай «одиноко томился дома», не находя, кто бы мог «слушать и понять его слова», он с уверен!' стью смотрел в будущее своих стихов, тщательно от­ шлифовывал их, чтобы «потомству остались мудрые слова», когда поэт «умрет в слезах», и чтобы «этими словами пользовались те, кто постигнет их мудрость». Абай не раз высказывал интереснейшие мысли, ка­ сающиеся вопросов теории и законов стихосложения. Говоря о стихосложении, характеризуя достоинства новой казахской поэзии, он критиковал творения реак­ ционных акынов прошлого. Абай высмеивает неве­ жественных и алчных «придворных певцов», «ради наживы изливающих медоточивые слова, торгуя сове­ стью». В одном из стихотворений он писал: ' Шортамбай, Бухар-жирау и Дулат... Сколько в их твореньях пятен и заплат! О, когда б нашелся хоть один знаток — Вмиг изъяны б эти обнаружил взгляд! Под пятнами и заплатами Абай подразумевал идей­ ное содержание и художественную форму произведе­ ний этих реакционных акынов. Он противопоставлял им свое творчество, отмечая, что его стихи ставят целью просвещение народа, тогда как реакционные акыны отстаивали и воспевали мракобесие и невеже­ ство.

Абай горько сетовал на то, что нет среды, которая могла бы видеть недостатки стихов, понимать иену художественного слова, воспринимать критику. Однако он твердо верил, что в будущем веб это придет. Итак, во времена Абая в казахской литературе существовало лишь понимание необходимости критики, но реальных условий для ее развития не было. Предприняли ли затем националистически настроен­ ные литераторы что-либо для удовлетворения этой на­ сущной потребности литературы— для развертывания критической мысли? Нет, не предприняли. Ничего существенного, за исключением отдельных жиденьких статеечек, вы не найдете в газете «Казах», выходившей в Оренбурге на протяжении нескольких лет. Если в этой газете паче чаяния и заходила речь о произведениях Абая или о народном творчестве, ав­ торы статей всячески пытались затушевать их глубоко народный характер. Не желая знакомить с этими про­ изведениями широкие народные массы, авторы огра­ ничивались общими фразами о том, что стихи, дескать, хорошо срифмованы. Если присмотреться внимательнее к этим статьям, станет ясно, что под видом восхваления Абая нацио­ налисты принижали и охаивали его, пытаясь приспо­ собить великие творения поэта к своим узким, мешан- ски-ограниченным понятиям. Славу Абая они стреми­ лись использовать для того, чтобы превозносить самих себя. Короче говоря, у казахских националистов не бы­ ло, да и не могло быть мысли — приблизить литерату­ ру к народу, к его интересам. Они не смогли поднять казахскую литературу выше того уровня, до которого ее довел Абай. Естественно, что при таких условиях до Октября у нас не было и критики. Этот небольшой исторический экскурс необходим не только для понимания той позиции, какую занима­ ли националисты в отношении критики до революции, но и для того, чтобы выявить их роль, как главного тормоза развития критики, после революции. Ибо го­ воря о становлении критики, оформившейся в годы советской власти, необходимо рассмотреть реальные 143

условия, в которых она возникла, и вскрыть действи­ тельные причины, мешавшие ее росту и успешному развитию. Именно поэтому мы и считаем нужным остановить­ ся на отношении националистов к критике. Ведь от них-то и пошло огульное отрицание советской литера­ турной критики как таковой. Это не только неправильное, но и глубоко вредное утверждение. Разве не яапяется одним из крупнейших достижений казахской советской литературы создание литературной критики? И разве мы не в праве гордить­ ся тем, что, преодолевая многочисленные препятствия на своем пути, она способствовала идейно-художест­ венному росту молодой советской литературы? На вредоносных действиях казахских буржуазных националистов в области литературной критики мы ос­ танавливаемся только потому, что искоренение и лик­ видация всех и всяческих проявлений национализма является одной из важнейших политических задач. Вскрыть корни национализма в литературе нужно и для того, чтобы яснее увидеть природу ошибок, допу­ щенных отдельными советскими критиками, и чтобы впредь избежать подобных ошибок. Всем известно, что казахские буржуазные нацио­ налисты, совместно с белогвардейцами с оружием в ру­ ках боровшиеся в годы гражданской войны против советской власти, после ее окончательного утверждения изменили свою тактику. Они перешли к методу подры­ ва изнутри, причем особенно активизировали свою де­ ятельность на литературном поприше. Это вполне по­ нятно, поскольку среди них было немало поэтов, пи­ сателей, фольклористов и литературоведов. Они, при царизме не придававшие никакого значения литератур­ ной критике, даже не считавшие ее необходимой, ре­ шили, что для борьбы против советской власти крити­ ка является удобным оружием. Поэтому Хошке, Дос- мухамедов, Екеу, Мустанбаев и другие сразу же стали «критиками». Не раз уже говорилось, что основная цель национа­ листов в литературе — это удушение молодой казах­ ской советской революционной литературы. Восхваляя

писателей — носителей байской идеологии,— таких, как А. Байтурсунов, М. Дулатов или М. Жумабаев, объ­ являя их апостолами казахской литературы, буржуаз­ но-националистические критики пытались заставить замолчать молодых советских писателей. Полезная роль казапповской литературной кри­ тики как раз в том и состояла, что она в свое время нанесла ощутимые удары по этим националистиче­ ским бредням. Напоминая об этом, я хочу, однако, остановиться на другой стороне вопроса, а именно: напомнить, что в казапповской критике отмечалось, что высказыва­ ния Екеу, Хошке и других совпадают с высказывани­ ями меньшевиков и троцкистов, в частности, утверж­ дения, что литература не имеет никакого отношения к политике или что пролетарской литературы быть не может. Однако, не понимая истинных причин совпадения подобных высказываний, некоторые критики, сами того не замечая, попались в западню националистов. Про­ изошло это потому, что они не сумели вскрыть идей­ ные корни, установить причинную связь явлений, обращая внимание лишь на внешнюю сторону выска­ зываний и выводов националистических критиков от­ носительно творчества отдельных писателей или от­ дельных литературных явлений. Они выступали про­ тив частностей, не сумев разглядеть целого. Так, например, Габбас Тогжанов, с одной стороны, выступает против Аймаутова, говоря, что он поэт, проповедующий байскую идеологию, а с другой сторо­ ны, сам простирает ему объятия, призывая к чтению его произведений. Возражая против мнений нацио­ налистов относительно приемлемости всего наследия прошлого, без разбора, Г. Тогжанов' вместе с тем утверждает, что произведения М. Жумабаева, М. Ду- латова, А. Байтурсунова являются «наследием для новой общественности, и казахский народ должен познакомиться с ними, знать их творения, а что можно использовать — надо использовать». Добровольно взяв на себя миссию некоего муэдзи­ на, Г. Тогжанов с националистического минарета 145

взывает к народу, объявляя Аймаутова «попутчиком», сочувствующим нам писателем. Как же мог Габбас Тогжанов впасть в такое проти­ воречие? Объясняется это тем, что, хотя Тогжанов по многим вопросам литературной практики полемизиро­ вал с националистами, не раз вступал с ними в споры и вел против них борьбу, сам он по некоторым теоре­ тическим взглядам на литературу разделял их пози­ ции. В этом секрет того, почему Г. Тогжанов в ко­ нечном счете, защищает то, на что сам нападал ранее. Я хочу напомнить, что, выступая против пролетар­ ской литературы, против политики Коммунистической партии в вопросах литературы, меньшевнствующне троцкисты и буржуазные националисты опирались на одну и ту же философию интуитивизма. Суть этой «философии» заключается в следующем: искусство не отражает внешнюю действительность, бытие, а рисует мир внутренних переживаний; только чувства, ощущения, душевные переживания, независи­ мые от сознания и мысли человека, могут двигать искусство. Отсюда вывод, что задачей искусства яв­ ляется не познание реальной действительности, не ху­ дожественное отражение жизненной правды, а рас­ крытие многообразия душевного и эмоционального мира людей. Поэтому, говорят интуитивисты, искусство отли­ чается от идеологии и не имеет никакого отношения к политике, а, следовательно, литература не может ни проповедовать, ни разделять, ни воспевать идеологию пролетариата, нй какую-либо другую идеологию. Вот куда ведет эта, с позволения сказать, философия. В своей книге «Вопросы литературы и искусства» Г. Тогжанов йе солидаризируется с буржуазными националистами, отвергающими пролетарскую литера- туру. Напротив, он утверждает, что пролетарская ли­ тература существует. И все же это не мешает ему писать о том, что, «создавая художественные произве­ дения, поэт, главным образом, пишет сердцем, чувства­ ми. Он не размышляет, не проверяет, не выбирает, не раздумывает над написанным», мв

Какая же разница между подобным «откровением» и философией интуитивизма? Разве не то же самое писал о Магжане Жумабаеве тот самый Аймаутов, против которого рьяно выступал Тогжанов? Безуслов­ но, под такой «философией» с радостью подпишет­ ся любой враг пролетарской литературы. Я не буду напоминать вам о ленинской теории отражения. Вы ее знаете. Скажу лишь, что, поскольку искусство является одной из форм идеологии, посколь­ ку оно — художественное отражение действительности, постольку оно служит интересам класса и является орудием классовой борьбы. Об этом, видимо, и забыл Г. Тогжанов, утверждая, что литература есть выражение чувств, переживаний, движений сердца писателя, в чем не участвуют его мысли и сознание. Призывая в то же время стать писателей пролетарскими, он тем самым противоречит самому себе. Такая «теоретическая база» Г. Тогжанова хорошо объясняет, почему он, например, пытается утверждать, что хотя Аймаутов по своему сознанию в прошлом был противником революции, но, написав «Ак-блек» или «Вина Кунекея», стал сочувствующим нам писателем и, напротив, хотя, мол, у Сакена Сейфуллина, Сабита Муканова, Ильяса Джансугурова и Беимбета Майлина сознание пролетарское, чувства у них иные, и потому они-де не могут быть пролетарскими писателями. «Многие наши поэты и писатели-коммунисты,— пишет Г. Тогжанов,— и особенно не выходцы из рабо­ чего класса, не прошедшие горнила рабочей жизни, хотя и идут в своих статьях, продиктованных разумом и сознанием, по пролетарскому пути, в своих художе­ ственных произведениях и стихах, созданных вдохно­ вением, сердцем и чувством, не могут писать по-проле­ тарски. Логика и сознание идут у них вразрез с подсознательным процессом» (стр. 129.) Вот где зарыта собака! По поводу ошибок Тогжанова у нас велось немало разговоров. Особенно много было сказано в связи с его ошибками в отношении оценки А. Байтурсунова и М. Жумабаева, и его утверждения, что у казахов 147

нет еше пролетарских писателей. В этих ошибках каялся и сам Тогжанов. Мы не хотим снова повторять и пережевывать то, что было сказано по этому поводу. Наша цель в дру­ гом—вскрыть корни этих ошибок, породившие их при­ чины, их философскую подоплеку. И это нужно сделать потому, что теоретические корни ошибок Г. Тогжанова ни сам он, ни кто-либо другой до сих пор не анализи­ ровал. Вот почему приходится касаться истории вопроса. Напомним, что во времена КазАППа наша критика отдала немало сил ожесточенной борьбе с национа­ листами, помогала быстрому росту и идейной закалке нашей молодой революционной казахской литературы. Критика вносила свою лепту в дело укрепления про­ летарской идеологии, в дело выращивания кадров пролетарских писателей. Стремясь претворить в жизнь политику Коммуни­ стической партии в области литературы, наша крити­ ка высоко подняла знамя новой пролетарской литера­ туры, вступила в бой с квази-критиками буржуазно- националистического направления. Но наряду с этим во времена КазАППа, в особен­ ности в последние годы ее существования, критика имела много недочетов и недостатков. Именно на этом я и хочу остановиться подробнее. ОШИБКИ И НЕДОСТАТКИ КРИТИКИ В КазАППе Известно, что развитие казахской советской литера­ туры тесно связано с историей классовой борьбы в Казахстане. Поэтому путь, пройденный нашей лите­ ратурой, отнюдь не является гладкой проторенной дорогой. Встречалось на этом пути и немало тяжелых троп, высоких перевалов, трудных этапов, скользких, терни­ стых переходов. Гордостью нашей казахской советской литературы является то, что, несмотря на свою молодость, она, не страшась трудностей, без уныния и хныканья, 148

преодолевая все препятствия, смело, неуклонно и на­ стойчиво движется вперед. Наши недостатки связаны именно с этими труд­ ностями роста, и так их и следует рассматривать. Условно говоря, всю историю казахской советской литературы можно разделить на три периода. Первый — это период отмежевания только что зародившейся советской литературы от байско-национа­ листической. Иными словами, это период становления ее, начиная с Октябрьской революции до 1928—29 годов. В этот период' ведущие казахские писатели вроде Сабита Донентаева, Султанмахмута Торайгырова, М. Сералина освободились от груза прошлого, а моло­ дые кадры только начали появляться. Затем в 1926 го­ ду они не только сплотились в самостоятельную ор­ ганизацию — КазАПП, но в своих произведениях ' защищали интересы трудящихся, воспевали мудрость великой Коммунистической партии, активно поддержи­ вали важнейшие политические и социально-экономи­ ческие мероприятия советской власти. В изображении как прошлого, так и настоящего у революционных писателей стали определяться идей­ ные позиции. Такие мероприятия советской власти, как передел пахотных и сенокосных угодий, конфискация имущества крупных баев-полуфеодалов, советизация аулов, революционные писатели с радостью приветство­ вали, в то время как националисты враждебно отно­ сились к этим событиям. Под новым, революционным углом зрения молодые советские писатели стали описывать события прошло­ го, старый быт казахов. Даже в вопросе эмансипации женщин революционные писатели заняли свою пози­ цию, отличную от той, какую занимали националисты, немало кичившиеся тем, что они много писали об этом. Напомню, что в этот период появились такие из­ вестные произведения казахской советской литературы, как «Трудный путь и тяжелый переход», «Советстан», «Красные соколы» и «Землекопы» Сакена Сейфуллина; «Броды Октября», «Вчерашний и сегодняшний батрак» и «Сулушаш» Сабита Муканова; «В пучине» Габита 149

Мусрепова, «Конфискация» Ильяса Джаисугурова- рассказы Беимбета Майлина и множество песен сти­ хов, очерков и рассказов. Все это свидетельствует о появлении на литератур­ ной арене новых сил, вытеснивших ранее господство­ вавших в литературе писателей-националистов, про­ водников байской идеологии. Новая казахская совет­ ская литература, расправила крылья, стала силой, способной нанести мощные удары по буржуазному национализму как идейно, так и организационно. По­ этому мы и называем первым периодом—время-окон­ чательного размежевания молодой революционной ли­ тературы от националистической. Перечисленные выше произведения не только в идейном, но и в художественном, творческом отноше­ нии подняли казахскую литературу на небывалую еще высоту. Но была ли у нас в этот период литературная критика, которая поняла бы и правильно оценила все эти новые явления в казахской литературе? Нет, такой критики у нас не было. Если названные выше произ­ ведения явились фундаментом новой советской казах­ ской литературы, то критики, которая дала бы глу­ бокий анализ этих произведений и наметила бы дальнейшие шаги для повышения уровня литературно­ го мастерства, не было. А ведь во всех этих произведениях, при их несом­ ненных крупнейших достоинствах, было и немало недочетов, вызванных, главным образом, низким идейным уровнем, отсутствием творческого опыта пи­ сателей, недостаточно высоким уровнем их культуры и неизжитыми кое-кем пережитками прошлого в со­ циально-политических взглядах. Однако критика того времени не смогла четко формулировать ни досто­ инств, ни недостатков этих произведений. Забегая несколько вперед, надо признать, что даже теперь « 1937 году, у нае нет еще аапояшей ту»»* критики, нет серьезной оценки таки \" Р » ™ ™ 6; кяк «Трудный путь и тяжелый переход» С. Сеяфулли „а .С ,” т аш , £м ука*о,а. «В п ути » Г. Мусрао.а, рассказов Б. Майлина, поэзии И. Джаисугурова н т.д.