Память (книга первая)

451Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»она будто падает… Один из давних гостей Москвы, знаменитый французскийкомпозитор Гектор Берлиоз, чутко слышавший музыку камня,писал о церкви Вознесения: «Ничто меня так не поразило вжизни, как памятник древнерусского зодчества в селеКоломенском. Многое я видел, многим любовался, многоепоражало меня, но время, древнее время России, котороеоставило свой памятник в этом селе, было для меня чудом изчудес… Во мне все дрогнуло. Это была таинственная тишина,гармония красоты законченных форм… Я видел стремлениеввысь и долго стоял ошеломленный». Спустя сто лет, в нашевремя, пал на колени пред этим архитектурным уникумомпрославленный бразильский архитектор Оскар Нимейер,создатель ультрасовременной Бразилиа… И еще было некогда вКоломенском «осьмое чудо света» – деревянный дворец царяАлексея Михайловича почти что в триста комнат и в три тысячиокон… – Коломенским памятникам я отдал десять довольнопродуктивных лет, начиная с 1927 года… – Ну, вы и до этого, кажется, не бездельничали… – В принципе никогда не признавал воскресений, домовотдыха и отпусков. Работа для него была лучшим отдыхом, и если за отпускноевремя удавалось, скажем, обмерить или подновить какой-нибудь ценный памятник, он считал, что неостановимостьвремени побеждена. На Севере, кстати, он побывал еще раз,уже один, выявив множество интересных памятниковнародного зодчества по Пинеге и Вые – в Малопинежье,Вершине, Суре, Чаколе, Вонге, Кевроле, Чухченеме, Поче идругих селах, обмерив наиболее выдающиеся. – Собирал у селян лестницы и веревки, нанимал какого-нибудь молодого ухватистого парня, лазил с ним иногда посовершенно ветхим шатрам и «бочкам», по сгнившим карнизам.Чтоб зафиксировать все параметры памятника, нужны тысячизамеров…

452Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» Сотни папок с обмерами хранятся у него – в низкихкоридорах и комнатах бывших больничных келийНоводевичьего монастыря. До того как стать директоромархитектурно- исторического музея- заповедника вКоломенском, он отреставрировал Голицынские палаты идворец Троекурова в Охотном ряду – выдающиесяпроизведения старой московской гражданской архитектуры,Казанский собор на Красной площади, обследовал Андрониковмонастырь, обнаружив белокаменную кладку XV века. Ибеспрерывные поездки в дальние и ближние концы России – сфотоаппаратом, миллиметровкой рулеткой и чертежнымипринадлежностями в багаже: Новгород, Соловецкий монастырь,Александровская слобода, Карелия, Александров- Куштскиймонастырь на Кубенском озере, Смоленск, боровскийПафнутьев монастырь, Бронницы, Дмитров, Гороховец… – Предлагали кафедру, но я тогда считал, что лучше спастиодин памятник, чем прочесть сто лекций или написать десятькниг. И сейчас, когда я, можно сказать, прожил свою жизнь, также считаю! Где он брал время для научной и организационной работы?В те же двадцатые годы П. Д. Барановский составилисторические и художественные характеристики пятидесятикрупнейших монастырей в связи с национализацией ихстроений и владений, собрал обширные «материалы к словарюрусских зодчих и строителей до XVIII века», создал в Болдинемузей деревянной скульптуры, подготовил специальныедоклады и инструкции о применении деревянных связей врусском зодчестве и новых методах укрепления ихразрушенных конструкций, о разработанной им методикенаучного восстановления памятников путем наращиванияостатков кирпича и, главное, организовал Коломенский музей-заповедник, став его первым директором… – Понимаете, церковь Вознесения и храм в Дьякове, – онвглядывается в картину Владимира Маковского, висящую настене, словно припоминая давние подробности, – эти двежемчужины русского зодчества нуждались в тщательном

453Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»изучении, в научной реставрации, потому что пожары,позднейшие перестройки и неоднократный неумелый ремонтисказили многие детали. Надо было вернуть импервоначальный вид. Сотрудники музея под руководством директора годаминепрерывно вели эту работу, а попутно разыскивали по всейстране экспонаты для коломенских музеев – везли колокола,иконы, старинную мебель, посуду, напольные плиты, замкн,башенные часовые механизмы, художественный литейный икузнечный металл, крестьянские орудия труда, резьбу по дереву,изразцы. Продолжались исследовательские командировки в разныеконцы страны, организовывались тематические .выставки,писались научные доклады. Так, в 1931 году П. Д. Барановскийоткрыл в Коломенском большую выставку «Техника иискусство строительного дела в Московском государстве», накоторой были представлены камень и кирпич, дерево и железо,слюда и стекло, резное дело в архитектуре, строительныйчертеж и рисунок, а позже – тематическую экспозицию«Русская строительная керамика XVI- XX вв.». В Комитете поохране памятников истории и культуры при Президиуме ВЦИКсделал доклад «О катастрофическом разрушении ценнейшихпамятников народного деревянного зодчества и необходимостиэкстренных правительственных мер по их сохранению»… – В домике Петра Великого бывали? – спрашивает ПетрДмитриевич. – Как же. – Никому я его не мог доверить! Сам ездил в Архангельск,сам метил бревна при разборке, сопровождал сюда и ни на шагне отходил, пока его собирали. Сам и обставлял интерьер. Не доверил он никому и деревянную медоварню из селаПреображенского, и проездную башню Николо- Корельскогомонастыря, которую сопровождал до Москвы на тормознойплощадке товарного вагона. Всего же перевез в Коломенскоешесть памятников деревянного, зодчества. – Крепко строили, хотя и без гвоздей. Монументально!.. А

454Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»башню Братского острога перевезли уже после меня, совсем,можно считать, недавно… Хорошо, что догадались, незатопили. Коломенское – моя давняя любовь и свежая боль… И он переходит к тому, к чему переходит в конце почтилюбого разговора. Голос теряет мягкость и теплоту, обычныепри воспоминаниях о былом, приобретает жесткость,металлические оттенки появляются, досада и гнев рвутсянеудержимо. Однажды мы с ним – приехали в инспекцию ГлавАПУ поповоду другого замечательного московского архитектурногоансамбля – Крутицкого подворья. – Вы слишком резки, Петр Дмитриевич, – попробовалиостановить его. – Предпочитаю говорить правду. В свое время он был одним из защитников сохраненияхрама Василия Блаженного, Голландец Стрейс писал, что этамосковская церковь «прекраснее всех прочих… я не видывалничего ей подобного, ни равного». Француз Дарленкур: «Какизобразить это здание, самое непостижимое и чудное, какоетолько может произвести воображение человека!» НемецБлазиус: «Все путешественники прямо или не прямо, но в одинголос заявляют, что церковь производит впечатлениеизумительное, поражающее европейскую мысль». Блазиуспытался разгадать это с первого взгляда хаотичное сооружение,понять, «сколько сторон у здания, где его лицо- фасад,, скольковсех башен стоит в этой группе». Побывав внутри здания, онзапутался в тесноте, мраке, неправильности и беспорядочностипомещений. Путешественник, однако, по наитию предположил,что этот диковинный храм имеет для русской архитектурыпочти такое же значение, как знаменитый Кёльнский собор длягерманской… А вот большая часть образованнейших нашихсоотечественников нескольких поколений усматривали образцыархитектурного совершенства лишь в классицизме, готике,барокко, рококо и попросту не замечали величия, разнообразия,красоты и самобытности национального русского зодчества,

455Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»считая его варварским. Н. В. Гоголь в знаменитой своей статье«Об архитектуре нынешнего времени» (1831 г.) превыше всегоставит средневековую западноевропейскую готику – «явлениетакое, какого еще никогда не производил вкус и воображениечеловека», говорит о классической греческой, римской,византийской, египетской, индийской, арабской, китайской,фламандской, итальянской архитектуре, но ни слова о русской,будто ее не существовало, а Н. М. Карамзин в «Историигосударства Российского» комплиментарно отнес ВасилияБлаженного к готической архитектуре! Храм Покрова на московской Красной площади былпродолжением, ступенькой развития многовековой зодческой истроительной культуры наших предков, еще в XI- XII вв.вознесших над родной землей такие каменные шедевры, какчерниговский Спас, киевский, новгородский и полоцкийСофийские соборы, Дмитровский во Владимире, Васильевскаяцерковь в Овруче, Свирская (Михаила Архангела) в Смоленске,Михайловская в Киеве, Георгиевский собор Юрьева монастыряв Новгороде, Боголюбов- ский дворец, храм Покрова на Нерли,Спас- Нере- дица, Параскева Пятница, – н все это лишь малаяначальная часть величественного целого… Вернемся, однако, к тому, на чем приостановились мы инемецкий путешественник Блазиус, который, размышляя охаотичности, стихийности каменных нагромождений ВасилияБлаженного и продолжая осматривать храм, вдруг сделал длясебя нежданное открытие. «Только взобравшись наверх, начинаешь мало- помалупонимать, что все части храма расположены симметрично, чточетыре большие башни стоят вокруг среднего, главного зданияправильно, соответственно сторонам света, на восток и запад,,на север и юг; что в их промежутках расположены меньшиебашни; что четыре пирамидальные башенки на западнойстороне точно так же размещены симметрично и покрываюткрылечные входы». Изучив здание в подробностях, Блазиусубедился, что оно представляет собою весьма сложную, ноупорядоченную стройную и целесобразную по замыслу и

456Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»исполнению систему храмов. Итог: «Вместо запутанногонестройного лабиринта это ультранациональное архитектурноепроизведение являет полный смысла образцовый порядок иправильност ь». Сверху я никогда Василия Блаженного не видел, но вотпередо мной план храма, завораживающий глаз соразмерностьюи гармонией, сложностью и компактностью. История сохраниласвидетельство, что Иван Грозный в честь взятия Казани –колючего осколка Золотой Орды – повелел построить храм овосьми престолах. Мастера же каменных дел заложили девятьпрестолов «не якожъ поведено имъ, но яко по Бозе разумдаровася имъ в размерении основания» (разрядка моя. – В. Ч.),то есть по соображениям архитектурным – размерам,пропорциям, сочетаниям частей, «обворожительности» целого,соответствиям «образцы и многими переводы», «подобиям».Главный, шатровый храм во имя Покрова окружали восемьприделов в память «о Казанском взятии и Астраханском».Каждый придел имел свое имя, и я перечислю их:Живоначальной Троицы, Вход в Иерусалим, НиколаяЧудотворца Великорецкого, Киприана и Устинии, ВарлаамаХутынского, Александра Свирского, Григория епископаВеликия Армении, Александра, Иоанна и Павла – новыхпатриархов Цареградских. Нет двух похожих приделов, есть вкаждом из них своя каменная особинка самородная, а весь этотдивный храм видится как сказочный, сотворенный рукамичеловеческими град, и когда я в очередной раз обхожу еговокруг, то воспринимаю прежде всего как творение народное,светское, праздничное и даже символичное, вспоминая, что послучайному совпадению первых, начальных русских городовбыло тоже девять – Киев, Новгород, Смоленск, Полоцк, Ростов,Муром, Белоозеро, Изборск и Ладога… А еще весь егоослепительный наружный декор, внутренниеросписи, гениально выбранное место, срок постройки! СоборПарижской богоматери строился около ста лет, Миланскийсобор строился 419 лет, Кёльнский – 632 года, а этот, пусть ипомене прочих, был возведен и отделан всего за пять лет, но

457Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»вместе с ними по праву стоит в первом ряду шедевров мировойархитектуры. 32 Нет, не стану я углубляться в большую и сложную темусохранения и реставрации московских памятников старины.Это увело бы далеко в сторону, не говоря уже о том, что естьмного людей, знающих о сем предмете больше и лучше меня.Вместе со всеми москвичами я радуюсь, когда вижувосстанавливаемые на наших глазах архитектурные ценностистолицы, досадую об ошибках, допущенных в прошлом и уже, ксожалению, неисправимых, скрепя сердце пытаюсь смириться снеизбежными потерями. Вот старые москвичи очень жалеютзелень, что некогда украшала Садовое кольцо. Эту благодать,окружавшую большой центр города, я не успел увидеть, но какэти сады, наверное, были хороши в цвету и осенью, как онибыли хороши всегда! Только сожаления бессмысленны –деревья Садового кольца, конечно же, были обречены, потомучто даже расширенный и разглаженный главный этот проездМосквы, сделался сегодня уже тесным для движения, шумными душным… И уж непременно старые москвичи, в том числе и самыеубежденные атеисты, при разговоре, близком нашему, с больювспомнят о храме Христа Спасителя, снесенном без особых,правду сказать, оснований в тридцатые годы. Конечно же,проектируемый тогда Дворец Советов можно было заложить вдругом и даже лучшем месте, а грандиозное сооружение впамять победы над Наполеоном, возведенное на средства,собранные в народе по подписке, все же надо было бысохранить для потомков, приспособив его, если на то пошло,под планетарий, всесоюзный атеистический либо историческиймузей или просто оставить как памятник архитектуры икультуры, что сделано с ленинградским Исаакиевским собором. Истины ради следует добавить, что современники отнюдь

458Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»не были в восторге от архитектуры храма Христа Спасителя.Николай I, как известно, не отличался особым художественнымвкусом и утвердил проект академика А. К. Тона, которомунедостало таланта выполнить главное условие – воплотить вэтом сооружении древнерусский архитектурный стиль. Неудачаобъяснялась нетворческим соединением византийских ирусских элементов, влиянием .казенных вкусов николаевскоговремени, внешним подражанием основам национальногозодческого искусства, потерей органичного, внутреннего чутьязаконов его. В дореволюционном путеводителе по Москвеписалось: «Холодом веет от высоких, преднамеренно гладкихстен. Бедность замысла не скрашивается барельефами,опоясывающими здание…» И все- таки как жаль этого памятника! Тем более что наместе его ничего не построено, если не считать открытогобассейна. Ведь в этом. капитальнейшем и дорогостоящемсооружения материализовался труд народа, проявились талантымногих скульпторов и художников. Размеры его быливпечатляющими – под главный купол свободно мог поместитьсяИван Великий, а число посетителей, одновременнозаполнявших его, достигало десяти тысяч человек. Расписывалихрам Васнецов, Верещагин, братья Маковские, Семирадский идругие замечательные русские художники. В нем былипрекрасные малахитовые колоннады, великолепныеиконостасы, гигантские барельефы итальянского мрамораукрашали стенные ниши. Жаль, что ни говори! Не помешал быон сейчас Москве, в которой, как в любом старом и большомлюдском поселении, всегда строились, строятся и будутстроиться здания различной, в том числе и не слишком высокойархитектурной кондиции. Люди склонны идеализировать далекое прошлое, смело иобобщенно пенять на недавнее, смиренно помалкивать онастоящем и возлагать надежды на будущее, а подлинная,реальная жизнь – это и прошлое, и настоящее, и будущее в ихнеразрывной связи, в бесконечной борьбе идей и мнений,вкусов и решений, в постоянном совершенствовании

459Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»общественных законов, уклада жизни и быта людей, обликаземли, городов и сел. Не совсем правы любители старины,считающие, что вот, мол, была некогда лепота в России –ценные исторические и архитектурные памятники повсеместноохранялись, подновлялись, сберегались, а цари- де, как главныедержатели власти и распорядители казны, особо опекали нашинациональные исторические и культурные ценности. Чтобычуток отрезвить таких идеализаторов, приведу лишь несколькопримеров из множества сходных. Кто бывал в Смоленске, тот не мог не поразитьсястаринным его оборонительным сооружениям, возведеннымзнаменитым русским зодчим Федором Конем. Чуть ли не сороккрасивых башен над неприступной и прочнейшей стенойподнял великий фортификатор на переломе XVI- XVII веков вСмоленске. Смоленская оборона! А перед этим Ф. Коньпостроил грандиозные стены и башенные сооружения Белогогорода в Москве. Двадцать восемь башен на десяти верстахпротяжения имела огромная каменная стена, что тянулась вдольтеперешнего Бульварного кольца от Яузских ворот – черезПокровские, Мясницкие, Сретенские, Петровские, Тверские,Никитские, Арбатские, Пречистенские – до последних ворот уМосквы- реки, от которых к нашим дням не сохранилось даженазвания. Императрица Елизавета Петровна приказаларазрушить и разобрать по камушку, по кирпичику весь Белыйгород. К тому времени сооружение потеряло своеоборонительное значение и обветшало, но если б осталась отнего хоть одна башня с кусочком стены и воротами, как быдорожила сегодняшняя Москва этой исторической иархитектурной достопримечательностью! А разве не жальдворца Алексея Михайловича в Коломенском, также снесенногопо распоряжению императрицы в середине XVIII века! В 1775 году великий русский зодчий Василий Баженовначал по утвержденному Екатериной II проекту строить вПодмосковье неповторимый в веках, совершенно оригинальныйдворцовый комплекс. Среди множества архитектурныхпамятников той эпохи Царицынские сооружения должны были

460Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»стать чем- то особо значительным. Замысел основывался наглубоком творческом освоении лучших традиций старойнациональной и мировой классической архитектуры, былсвоеобразным и самостоятельным сочетанием двух этихзодческих начал. Дворцы, павильоны, башни, мосты, ворота,возведенные на вершинах и склонах покатых холмов из белогокамня и красного кирпича, представляли собой замечательныйархитектурный ансамбль, окруженный искусственнымипарками и органично вписывавшийся в среднерусскую природу. И вот через десять лет после начала строительствапресыщенная и капризная императрица, посетившая Царицыно,приказала отменить работы. Почти законченный комплекс,восхищавший современников своим изысканным великолепием,усилиями реставраторов начал возрождаться только в нашидни… Эта же государыня, считавшая себя образованнойпросветительницей и гордившаяся своей перепиской сзнаменитыми европейскими философами и писателями,надумала было снести чуть ли не весь Кремль, включаязначительную часть его стены, чтоб построить на этомсвященном холме сооружения в духе новомодныхархитектурных веяний. К счастью, ни один из проектовгенеральной реконструкции Кремля не был осуществлен –императрица почила в бозе. И еще числится за ней одно особоепреступление, о котором мы еще вспомним, потому что оно вкакой- то степени скрыло от нас некую великую тайну,связанную со средневековой историей и культурой нашегонарода, о чем речь впереди… Разрушительные деяния в отношении русскихархитектурных святынь свершали не только августейшие дамы.В 1817 году Александр I распорядился снести древнийкремлевский собор Николы Гостунского. Предписывалосьсделать дело в одну ночь, дабы не возмущать народ, особопочитавший этот храм, воздвигнутый в 1506 году на месте ещеболее старой деревянной церкви. Никола Гостунский был нетолько реликвией народной, чудесным образом уцелевшей при

461Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»последнем татарском набеге на Москву, польской интервенции,французском нашествии, но и династической – в соборе этомприсягали, вступая на престол, Петр III и Екатерина II. Царь немог также не знать того немаловажного для истории русскойкультуры обстоятельства, что первую на Руси книгу напечаталсвященник этого собора Иван Федоров. Варварское деяние ивправду свершилось за одну ночь – утром на месте НиколыГостунского была уже выровненная и замощенная площадка.Это чистойводы преступлеие содеялось единственно потому,что в Москву прибывал король Фридрих- Вильгельм Прусский,для парадной встречи которого в Кремле Александру Iвздумалось расчистить Ивановскую площадь! Как тут невскрикнуть «во всю ивановскую»?! Еще примеры? Пожалуйста. Николай I, утвердивший, какмы знаем, проект храма Христа Спасителя и выбравший местодля его строительства, безжалостно снес с этого места древнийАлексеевский монастырь с прекрасным шатровым храмом XVIIвека. О нем теперешние москвичи уже не могут помнить ижалеют храм Христа Спасителя, как жалели старые москвичивремен его почти полувекового строительства о более ценномархитектурном памятнике, уничтоженном неограниченноймонаршей волей Николая Романова. А трагическая судьба самой первой московской церкви?Напомню, что она издревле стояла на Кремлевском холме,носила имя Рождества Иоанна Предтечи и еще в 1461 году былапереложена в камне. Баженов, Казаков, Тюрин, все безисключения архитекторы, составлявшие в свое время проектыреконструкции Кремля, предусматривали непременноесохранение этого бесценного памятника начальногомосковского зодчества. И вот в 1847 году тот же Николай I,несмотря на хлопоты историка Погодина и других деятелейрусской культуры, повелел снести церковь Рождества ИоаннаПредтечи, а место заровнять. Причина? Царь изволил высказатьмнение, что она мешает разглядывать тоновский БольшойКремлевский дворец из Замоскворечья… Если дни и ночи тянутся долго, то годы летят незаметно. У

462Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Барановского стало пропадать зрение, и даже плохо помогаютсильнейшие линзы. А столько еще надо привести в порядок!Итог семидесятилетних неустанных трудов хранится в папкахвдоль стен на стеллажах, наверное, им нет аналогов в мировойнауке и практике реставрационных работ. До войны, во времяосновной работы в Коломенском, и после возвращения изСибири, архитектор успел обследовать или обмерить, составитьпроекты реставрации или начать восстановление множестваархитектурных памятников старины. В Подмосковье это –Новоиерусалимский монастырь на Истре, в Загорске – Троице-Сергиева лавра, памятники в Переславле- Залесском,Серпуховский кремль, во Владимире –Золотые ворота, вСуздале – Архиерейский дом, в Смоленске – Вознесенскиймонастырь, в Верхневолжье – Селижаровский монастырь ихрам Ширкова погоста, в Крыму – Генуэзская крепость и башняФиеско постройки 1409 года… Не могу обойтись без перечислительных строк – чтобы донекоторой степени представить объем и глубинуисследовательских и реставрационных работ ПетраДмитриевича, другого способа нет. Поэтому продолжаю. В теже довоенные годы Петр Дмитриевич Барановский еще развсласть поработал на севере – в Беломорско- Онежскойэкспедиции, а также в Белоруссии, в Грузии, Азербайджане,самостоятельно, один, обследовал остатки христианскиххрамов кавказской Албании. 33 Война! На оккупированной территории фашистыпреднамеренно уничтожали памятники нашей культуры –дворцы, парки, храмы, старинные палаты, рассматривая этиварварские деяния как стратегически важные. Апофеозом этоговандализма XX века должно было стать затопление Москвы… Чернигов. Столица средневековой Северской земли,впервые упомянутая в договоре Олега с греками в 907 году.

463Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»После войны я почти каждый год бывал в Чернигове, дажепожил там немного, работая в депо и местной газете. Видел, какгород поднимался из руин, расширялся и хорошел. Доходилчеред и до памятников времен процветания Северской земли.Величественный Спасо- Преображенский собор, заложенныйеще Мстиславом, сыном Владимира Крестителя, возвышалсянад Валом, как бы символизируя благоденствие обширного,богатого и культурного княжества. В этом самом древнемсохранившемся каменном здании Руси, возведенном подвлиянием византийской архитектурной школы, уже чувствуетсясамостоятельная и властная рука русского зодчего, придавшегомонументальность и строгость внешнему облику собора и егоинтерьеру. На черниговском Валу сегодня уже нет каменныхразвалов, что я увидел летом 1946 года. Все восстановлено,отреставрировано, позлащено… А поодаль, на древнем Торгу,стоит совершенно исключительное каменное здание, р коемследует поговорить особо… В годы Великой Отечественной войны Петр ДмитриевичБарановский руководил работами по сохранению историко-художественных ценностей в Ивановской и Владимирскойобластях, был старшим инспектором Комиссии охраныпамятников Комитета по делам искусств при СНК СССР иэкспертом Чрезвычайной государственной комиссии по учетуущерба, нанесенного вражеским нашествием памятникамкультуры. С тревожными предчувствиями ехал он в Чернигов в1943 году, вскоре после его освобождения. Самое тяжкоевпечатление оставил Пятницкий храм – у него обрушилиськупол, большая часть сводов и пилонов, на три четверти южнаяи западная стены. Внутри высилась семиметровая грудакирпичных обломков, мусора и щебня разных эпох – памятникнеоднократно перестраивался и надстраивался. Во временапольского владычества в нем, уже тогда прикрытомкирпичными наслоениями, был католический костел, позже онстал центром Пятницкого женского монастыря, обросбашенками, маковками, зубчатыми фронтонами в стиле такназываемого украинского барокко, и это в какой- то мере

464Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»защитило от разрушения его древнее ядро, хотя и оно получилозначительные повреждения – были растесаны старые окна ипробиты новые, срублена фасадная обработка, стеныоштукатурены. Храм горел в 1750 году, ремонтировался, послеликвидации в 1786 году монастыря стал приходской церковью,снова горел в 1862 году и снова ремонтировался. В концепрошлого века ученые обнаружили под наслоениями древнююкладку… 21 августа 1941 года храм в последний раз выгорел отнемецких зажигательных бомб, 26 сентября 1943 года былокончательно разрушен бомбежкой, а уже через два месяца, вдекабре, на его ужасающих руинах появился человек изМосквы – небольшого росточка, с крепкими ухватистымируками и бесстрашным сердцем. Он лез с рулеткой на самыйверх, к оставшимся кирпичам, копался в руинах даже в темоменты, когда над городом начинался воздушный бой. Егозвали в укрытие, а он отмахивался от зазывных голосов и гудасамолетов, как от назойливых комаров. Главное, тяжелых плоских плинф попадалось в хламе всебольше! Скользкие обледенелые руины вздымались в высоту довосемнадцати метров. Петр Дмитриевич один, без помощников,тщательно обмерил сохранившиеся фрагменты здания,зафиксировал все размеры, формы, едва обозначенные деталиархитектурных переходов. Это было очень трудно и рискованно.Стояла зимняя стужа, дул пронизывающий ветер. Северо-восточный более или менее сохранившийся пилон мог в любуюсекунду рухнуть, так как опирался лишь на слабую,испещренную трещинами восьмую часть прежней опоры.Однако Петр Дмитриевич не мог не закончить работы, потомучто опытным глазом обнаружил нечто необыкновенное – этотпамятник, первоначальный вид которого был до неузнаваемостиискажен перестройками, представлял собою архитектурноечудо, особо ценное звено в тысячелетней цепи русскогокаменного зодчества! Параскеву Пятницу надо было любой ценой спасать, нообстоятельства сложились так, что в Чернигов он смог попасть

465Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»только через год. Снова рискованные подъемы по лестницам иверевкам, по скользким закреплениям руин, снова скрюченныеот холода руки, которые можно было совать в .огонь костра, аони все равно ничего не чуяли. Сердце грели толькоудивительные находки. Освободив пилон от лишней нагрузки –было снято более пятидесяти тонн кирпичных наслоений, – онобнаружил остатки средневековых трехъярусных сводов, а приразборке внутренних руин – драгоценнейший фрагмент главы.Аварийный пилон удалось закрепить, однако эта первичнаяконсервация не была закончена, потому что приходилось согромными усилиями добывать в городе каждый деревянныйбрусок, скобу, стальной хомут или кусок толя. А в победном маеследующего года произошла беда – упала верхняя частьсохранившейся южной стены, висевшая наподобие консоли,обрушила пилон. Петр Дмитриевич срочно выехал на место,решив не возвращаться, пока не сделает все возможное дляполной консервации памятника. Ожидая помощи, долгоразбирал руины один, ворочая крупные фрагменты, собираяплинфу за плинфой. Около ста этих плоских и тяжелыхкирпичей оказались с разнообразными клеймами – такого невстречалось ни в одном памятнике русского зодчества. Наконецподоспели киевские реставраторы, хорошо помогли, но силнемедленно приступить к восстановлению Параскевы Пятницыне хватило. Надежно укрытые деревянными и толевымикровлями, руины простояли за глухой каменной стеной ещенемало лет. Они оказались в самом центре возрождающегосягорода, и Петру Дмитриевичу пришлось трижды, привлекаяавторитетнейших специалистов из Москвы и Киева, доказывать,что свезти на свалку «этот хлам» – преступление. Работы в те годы было невпроворот. Составлялисьэкспертизы по учету ущерба, нанесенного фашистскимизахватчиками памятникам культуры Киева, Смоленска, Полоцкаи других городов, проводились исследования, составлялисьпроекты реставрации киевского Софийского и черниговскогоБорисоглебского соборов, Новоиерусалимского монастыря, гдерухнул в войну великолепный шатер Растрелли- Бланка,

466Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»полоцкого собора Евфросиниевского монастыря XII века; двеновые кавказские экспедиции, снова Лекит и Кум, и, наконец,Андроников монастырь в Москве, реставрация, проект созданиямузея, установление даты смерти и места захоронения АндреяРублева. Реставрация Параскевы Пятницы – научный и трудовойподвиг Петра Дмитриевича Барановского. В этом памятнике всенеобычно – и смелое отступление от византийской крестово-купольной системы, и нетрадиционные основные пропорции, ипоразительная динамичность, выразительность силуэта, итрехступенчатые арки- закомары на переходе к барабану,получившие дальнейшее развитие в классическом русскомзодчестве, и великолепное раскрытие внутреннегопространства, и единство всех архитектурных форм, создающееего необыкновенную устремленность ввысь. Ровесник «Слова ополку Игореве», скульптурный этот памятник как бы запечатлелв камне идеалы поэмы – единение Руси, красоту ивозвышенность представлений о жизни, силу и величие народа-творца. По некоторым своим архитектурным достоинствам иособенностям он, как писал в свое время П. Д. Барановский,должен занять «высшее место в системе развития формрусского зодчества наиболее раннего периода – XI- XIII вв.». Иеще одно, чрезвычайно важное: «Памятник неопровержимодоказывает, что уже в домонгольскую эпоху русскаяархитектура не только ушла от признанных византийскихканонов и стала на путь самостоятельного развития, но к концуXII в. уже дала произведения вполне сложившегося исамостоятельного стиля». Немало лет ушло на восстановление памятника, и вот 7марта 1972 года – я это запомнил точно, потому что был деньмоего рождения, – Параскева Пятница и Борисоглебский собороткрыли двери для посетителей. Всякий раз, приезжая вЧернигов, я иду прежде всего к ней, Параскеве. Памятникомможно любоваться часами, н все равно не насытишься. Нужноидти медленно вокруг, не спуская с него глаз. Да он и самдержит ваш взгляд, словно испуская вз себя сильнейшее

467Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»магнитное поле.Притягательная эта сила – в возвышенномзамысле неведомого зодчего, в его душевном порыве,материализованном гармонично, красиво и благородно.Постепенно начинаешь видеть частности – вкраплеиня древнейплинфы в свежую кладку, пучковые пилястры на фасадах,подчеркивающие вертикаль, той же цели служат и узкие оконцаи нетрадиционные апсиды, расчлененные тонкимиполуколоннами, но главное все же – сбежистые арки- закомарыв три яруса, плавно сужающие этот причудливыйпирамидальный каменный столп на переходе к высокому исветлому барабану и его купольной сфере. Параскева Пятницане оштукатурена, не покрашена, и в этой анатомическойдоступности к строгой и одновременно изысканной кирпичнойкладке заключается особая прелесть ее узнавания – можнопроследить глазом весь процесс возрождения памятника. отфундамента до барабана. В ясный солнечный день собор горит,как огромный костер, вызывая смутные грезы, н временамитебя охватывает ощущение, что это творение природы, а не рукчеловеческих. Вспоминаются поневоле восторженные слова,сказанные летописцем по поводу другой церкви тех далекихвремен: «Высотою же н величеством н прочим вдивьудобрена… вся добра возлюбленная моя н порока несть в тебе».Единственного не хватает памятнику – мемориальной доски.Надо бы на ней написать, что этот замечательный памятникрусского зодчества конца XII – начала XIII века был разрушенфашистами и возрожден из руин по проекту и под руководствомвыдающегося архитектора- реставратора П. Д. Барановского… Внутри Параскевы Пятницы не очень просторно, однаковзгляд манит этот прекрасный красный зев – высокое, светлое,ярое пространство под куполом и сложные переходы каменныхпрофилей – арки- закомары, оказывается, не декоративныйэлемент, а конструктивный; их внешние формы имеют то жетрехступенчатое продолженье внутри, над стенами. ПараскевуПятницу посещают ежегодно тысячи экскурсантов, для которыхпамятник становится незабываемым эстетическимоткровением.

468Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» С работником Черниговского историко- архитектурногозаповедника Андреем Антоновичем Карнабедом поднимаемсяна хоры, осматриваем экспозицию, посвященную «Слову ополку Игореве», говорим о Барановском, Параскеве и «Слове».Я сказал, что великий старик этой работой своей заставил меняпо- новому понять архитектуру, воспринять ее как говорящуюдушу древнего зодчего. – У него многие многому научились, – отзываетсяКарнабед. – И я в их числе… Его методы реставрации, каквспоминал Грабарь, в свое время заинтересовали англичан. Онумеет связать архитектуру с историей, идеологией,материаловедением, строительной техникой, искусствами тойили иной эпохи, умеет ввести в реставрационное дело смелуюновизну ради укрепления связей времен». Орбели, Щусев, Грабарь, Жолтовский, братья Веснины,Сергей Коненков, Павел Корин, Леонид Леонов, все, кто знал П.Д. Барановского, испытывали глубокое уважение к его знаниям,опыту, подвижническому труду. Академик И. Э. Грабарь писал в1947 году:. «…Архитектор- археолог, обладающий долгимопытом, изучивший кладку разных эпох и наделенныйархитектурной интуицией, всегда найдет на месте нового окна,пробитого и растесанного в недавнее время, точные следыдревнего окна, скрытые под штукатуркой, и сумеетматематически точно его восстановить. Таким архитектором-эрудитом является у нас П. Д. Барановский… Им разработана ився реставрационная методика, ее теория н практика,вытекающие из открытых им законов древнерусскогозодчества… Советская реставрация, высоко оцениваемая ныневсем миром, чрезвычайно обогатила советскую и мировуюнауку, расширив исследовательские горизонты и давчеловечеству сотни новооткрытых памятников культурынеувядающего значения». 14 февраля 1982 года Петру Дмитриевичу Барановскомуисполнилось 90 лет. Его ученики и сотрудники долго и тщательно готовились кэтому дню, артисты Большого театра согласились дать

469Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»бесплатный концерт, художники и скульпторы принесли своитворческие подарки. Чествование состоялось под открытымнебом, на белом снегу, меж бывшими больничными палатамибывшего Новодевичьего монастыря, где живет архитектор, ибелым Смоленским собором. Он вышел на крыльцо, белый, какэтот собор, как этот снег, сказал несколько простых и весомыхслов. Через десять дней в Знаменском соборе состояласьнебольшая научная конференция, посвященная юбиляру.Собрались те, кто его знал, работал с ним, кто ездил с ним вэкспедиции, помогал ему, дружил и конфликтовал с ним, и япрослушиваю магнитную ленту с их выступлениями.Конфликты нередко возникали оттого, что Петр Дмитриевичвсегда был прям и определенен в оценках людей, судил нх поделам, свято относился к своему долгу, и было трудновыдерживать его напор, связанный с необходимостьюнеотложных мер по защите очередного памятника. Еще труднеебыло памятники спасать, однако он в течение семидесяти летвыступал, спасая их, везде, где мог, убеждал, переубеждал,разубеждал, иногда рисковал в словах и поступках, совсем нежалея себя ради дела. Говорил ученикам: «Слова – это вода,сотрясение воздуха. Нужно дело, дело и еще раз дело». Одно слово или фраза, взгляд или поступок, манерадержаться и даже одежда могут многое сказать о человеке, ивыступавшие на конференции рассказывали о личностиБарановского, поведали о некоторых характерных случаях,свидетелями которых были. Смолоду его помнят серьезным,деятельным, неулыбчивым, строговатым. Он не умел болтагь опустом. Людей словами не обижал, винил обстоятельства.Лекций не читал, учил делом. У него были прекрасныеотношения со своими многолетними коллегами Д. П. Суховым,Н. Н. Померанцевым, замечательными каменщиками братьямиНовиковыми. Избегал рекламы, даже прятался от репортеров,будучи уверенным, что они что- нибудь да напутают. Одевалсяскромно, просто, однако галстук был обязателен. Презиралопасности, связанные с высотой. Говорил, что наверху суеты

470Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»меньше и ветер комара отгоняет. Однажды, чтоб «не терятьвремени» – не спускаться вниз и не взбираться на соседнююбашню, – перекинул доску- сороковку над страшеннойпустотой и перешел, как по половице. В одной из северныхэкспедиций под ним рухнуло гнилое перекрытие, он летелметров десять и сильно расшибся. Накидали в лодку сена,сплавили к ближайшему селу, где он отлеживался неделю, апотом, вместо того чтоб ехать в Москву долечиваться, настоялна продолжении экспедиции. Разгадывая памятник, опирался насвои знания археологии, истории, материаловедения,строительного дела, истории религий, архитектуры всех времёни народов, изографии, иконописи, литературы, летописей, умелмысленно поставить себя на место человека той эпохи, войти всредневековое инобытие. Коломенское. Знал в округе каждый камень и овражек.Проделал огромную собирательскую работу, эти фонды до сегодня полностью не разобраны. Под его руководством созданмакет деревянного дворца царя Алексея Михайловича, идея еговосстановления живет. Музей под открытым небом неосуществлен полностью… Новый Иерусалим своим спасениемобязан его огромной архитектурной интуиции. Предположил,что версия «вся ротонда заново сделана Растрелли – Бланком»неверна, и позже это доказал. Иной молодой реставратор, чтобынайти старую архитектурную форму, все обдерет, а он укажетнесколько точек для бурения и переносит на ватман древнююкладку, будто видит ее сквозь камень… Зарядье. Решительновыступил за сохранение этого памятника. Английское подворьесидело, как ядро в скорлупе, обезображенное пристройками.Доказал, что внутри XVI век… Болдино. Две недели фашистыбурили стены и закладывали взрывчатку, все подняли в воздух.Часами сидел в райкоме, райисполкоме, обкоме, Всероссийскомобществе – доказывал ценность памятника. И Дорогобуж,Смоленск, Москва сдались. Многотонные фрагменты взял наособый учет – нашел каждому свое место в проекте, нынеосуществляемом. Крутицкое подворье. Глубокая исследовательская

471Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»проработка. Борьба за перенос красной линии Волгоградскогопроспекта, сохранение окружающей исторической среды,освобождение памятника от арендаторов. Учил молодых братьна себя личную ответственность за судьбу Крутиц. Крутицыстали академией реставрационного дела… Следует работать непо регламентам и инструкциям, а по «клятве Барановского»! Перебираю также письма- отклики на свой очерк «Зодчий»,напечатанный 12 февраля 1982 года в еженедельнике«Литературная Россия». Калужский архитектор А. С. Днепровский: «Человек этотпоистине чудо великое. Я ведь немного „6арановец“ – работал унего главным архитектором мастерской в Крутицах в начале 70-х годов. Объем его трудов, знаний и масштабность личностидостойны удивления. Дополню несколько слов о его „птичьемсердце“. Иногда можно было подумать, что он даже кокетничаетсвоим бесстрашием, если б мы не знали его органичнойестественности в словах и поведении. Он любил, поднявшисьна большую высоту по лесам, сесть на эти леса, опустить ноги вбездну, слегка болтать ими и, скупо жестикулируя, начатьрассказ о памятнике. Коллеги, дрожа, цепляются за стены, а онвсегда говорил неторопливо, медленно, обстоятельно, начав сАдама и Евы… Вы немало перечислили его дел, но всегда все сказанное онем будет неполно. В 1926 году он, как эмиссар от Главнауки,приехал в Калугу вместе со своим ровесником и сподвижникомНиколаем Николаевичем Померанцевым. Они обследовалиЛаврентьев монастырь (XV в.), Лютиков (XVI в.), Николо-Добрый (XVII в.) и несколько других памятников этого ряда.Петр Дмитриевич успел даже отреставрировать окно в церкви-колокольне Лютикова монастыря, взорванного, как и всеостальные, в 30- е годы. В Московский областной историческиймузей (Истра) Петр Дмитриевич увез тогда прекрасные резныеврата XV в. из б. Шаровкина монастыря, что был подПеремышлем, и тем самым спас их для нашей культуры… Иеще я вспоминаю, как мы в Крутицах праздновали его 80- летиепод ростовские звоны, записанные Н. Н. Померанцевым».

472Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» Черниговский архитектор А. А. Карнабед: «Стоит и сияет вЧернигове Параскева Пятница – чудо архитектуры и чудореставрации! А ведь добиться в те времена, когда городподнимался из руин, не только сохранения остатков памятника,но и изготовления на местном заводе десятков тысяч кирпичей,имитирующих древнюю плинфу, было настоящим подвигом.Слава о Параскеве Пятнице растет. Люди приезжают иприлетают в наш город только для того, чтобы посмотреть нанее. Кстати, Петр Дмитриевич вложил свой редчайший талант ивеликий труд в восстановление всех черниговских памятников.А создание нашего музея- заповедника по его проекту? Музейсейчас проводит огромную культурную работу. Черниговоказался на магистральном туристическом большаке, и тысячииностранцев знакомятся с древним русским зодчеством, вкотором отразилось величие духа нашего народа». Ленинградка В. Ларионова, письмо которой былоопубликовано в «Литературной России» 26 марта 1982 года:«Какая удивительная жизнь! Это – созидатель, которому прижизни надо воздвигнуть памятник, хотя его работы – тожепамятники его неистощимой энергии. Его судьба – примерслужения Отечеству не на словах, а на деле. Такому человекухочется низко поклониться». П. Д. Барановский, правда, не считает свою жизнь каким- топодвигом. Он никогда не афишировал своих заслуг, не умелтарабанить о своем попусту, не ждал никаких похвальныхграмот, материальных поощрений или нагрудных знаков. Онпросто беззаветно любил культуру прошлого, понимал еезначение для будущего и поэтому работал и работал. Человекэтот воистину живет в своих подвижнических трудах, в памятисовременников, ему еще не раз поклонятся благодарныепотомки. И этого предостаточно, особенно если вспомнитьнравственные принципы средневековых русских зодчих,живописцев и литераторов, которые считали свои творениябескорыстной данью высшему, надчеловеческому, то естьнетленному искусству, и посему старательно скрывалиавторство…

473Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» Среди великих анонимов нашего далекого прошлого особое,исключительное положение и место занимает, бесспорно, автор«Слова о полку Игореве», загадка коего занимает меня сюности, и пришла пора поискать и нам, дорогой читатель,ключики к этой тайне веков. Следующий отрезок нашегопутешествия в прошлое будет самым продолжительным итрудным, потому что задача очень сложна. Ее безуспешнопытались решить несколько поколений исследователей, инельзя обойтись без ссылок на них, без опоры на старые, новыеи новейшие специальные работы, без предположений и гипотез,без анализа некоторых важных мест поэмы, без привлеченияисторического, литературоведческого, мифологического,географического, диалектологического, природоведческого,искусствоведческого материала, представляющего собойсегодня целую науку, которую можно бы назвать «Слово»-ведением. 34 Вы не забыли, дорогой читатель, моих воспоминаний о том,как в послевоенном разрушенном Чернигове я впервые прочел«Слово о полку Игореве»? Поэма заворожила меня раз инавсегда, завлекла своими бездонными глубинами, а моязаветная коллекция началась с довоенного выпуска «Слова» подредакцией академика А. С. Орлова. Эта книжка так и стоитпервой на полке. Вот уже скоро сорок лет, как к нейприсосеживаются старые и новые издания великой русскойпоэмы, книги и статьи, газетные и журнальные вырезки, письмаученых и любителей. Покупаю новинки и антиквариат, какойвстречу, вымениваю дубли, с благодарностью принимаюподарки от авторов, выпрашиваю иногда чуть ли не на коленяхи не дошел еще разве только до воровства и сквалыжногозажиливания. Расскажу о некоторых книжках из этого моегодовольно все же скромного собрания. Люблю дореволюционное издание «Слова» из серии

474Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»«Всеобщая библиотека». В этой малоформатной тоненькойброшюрке восемьдесят две странички, вместившиепредисловие, статью об истории открытия и первой публикациипоэмы, подлинный ее текст, прозаический перевод, поэтическоепереложение В. А. Жуковского, отрывки из переводов Л. А.Мея, А. Н. Майкова и других, обзор критической литературы о«Слове», научное описание похода князя Игоря историком С.М. Соловьевым и краткое изложение поэмы, принадлежащееперу Н. М. Карамзина. Удивительно емкое, предельно простое,дешевое и… драгоценнейшее издание! Дело в том, что онобыло общедоступным, шло в народ, потому что стоило всего 10копеек. Для определения реальной.стоимости гривенника вкнижной торговле тех лет снимаю с полки компактный иплотный справочный томик 1906 года издания – «ФлораЕвропейской России»: 4 рубля 50 коп. В сорок пять раз дороже! Интересны своим подробным разбором «Примечания на„Слово о полку Игореве“ московского издания 1846 года.Вначале я предположил, что под инициалами „Н. Г.“ скрыл своеимя ну, конечно же, не Николай Васильевич Гоголь,выпустивший в том году „Выбранные места из переписки сдрузьями“, а другой воспитанник того же Нежинского лицея, итоже Николай Васильевич, только Гербель, в прошломизвестный русский издатель иностранной классики (Байрон,Гёте, Гофман, Шекспир, Шиллер), множества славянских изападноевропейских поэтических антологий, поэт ипереводчик, большой любитель „Слова“ и автор егостихотворного перевода. Однако позже я узнал, что это был Н.Головин… Как- то позвонил мне бывший кедроградец ВиталийПарфенов, собравший приличную библиотеку книг о лесах, исрывающимся голосом сказал, что в витрине одногобукинистического магазина лежит первое издание «Слова ополку Игореве». – Не может этого быть, – спокойно сказал я, зная, что встране выявлено шестьдесят семь экземпляров первого издания«Слова» и все они взяты на учет. Правда, вскоре после этого

475Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»звонка мне посчастливилось познакомиться в домашнейбиблиотеке поэта, художника и скульптора Виктора Гончароваеще с одним, шестьдесят восьмым, Содержащим на полях чьи-то интересные старинные пометы. Причем этот экземплярпотом тоже был подробно описан в научной статье. Вспоминаюи разговор с известным критиком, который сказал не как- то,что один его знакомый имеет первое издание «Слова», неучтенное наукой, и готов обменять его на новую дубленку. Меняпередернуло от омерзения… – Слушай! – кричал в трубку кедроградский друг. –Кажется, подлинник! Правда, обложки нет. Формат старинный.Серая, чуть пожелтевшая бумага титула. Название с ятями иерами я списал. Прочесть? «Ироическая песнь о походе наполовцов удельнаго князя Новагорода- Северскаго ИгоряСвятославича, писанная старинным русским языком в исходеXII столетия с переложением на употребляемое ныне наречие».Выходные данные: Москва, в Сенатской типографии, 1800 годиздания… Конечно, побратим ошибся – букинисты все- таки знают,что можно и что нельзя выставлять для продажи частнымпокупателям. Но книжку ту я купил и дорожу ею не меньше,чем если бы это было первое издание великой поэмы. Почему?Представьте себе – Москва, 1920 год. Еще идет гражданскаявойна и не все интервенты выбиты с территории Советскогогосударства, голод, холод, повсеместная, разруха,беспризорщина, нехватка самого необходимого. И вот издателиМ. и С. Сабашниковы, чьи великие заслуги в делеотечественного просвещения общеизвестны, выпускаютфаксимильное издание «Слова о полку Игореве». Вскромнейшем оформлении, всего с несколькими, как в первомиздании, клишированными заставками. Даже и тогда, когда нехватало бумаги даже для плакатов и кремлевских учреждений,была, оказывается, нужна эта древняя песнь! Нужда сия былане только угадана русскими интеллигентами, оставшимисяверными своему Отечеству, но и подвигла их на дело. Извыходных данных: «Печать и клише исполнены в

476Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Картографическом Отделе Корпуса Военных Топографов»,«Издание зарегистрировано и цена утверждена Отделом печатиМ. С. Р. и К. Д.», то есть Отделом печати Московского СоветаРабочих и Крестьянских Депутатов. Красноречивая печатьИстории! Рядом с этим изданием, ставшим большой редкостью,другая редкость на такой же дешевой пожелтевшей бумаге. Это«Перевод „Слова о полку Игореве“ по рукописи XVIII века»Доклад – Л. К. Ильинского 1917 года, изданный как достойныйответ москвичам в том же 1920 году Петроградской военнойтипографией. Рукопись этого перевода, сделанногонеизвестным автором до первого печатного издания, быланайдена.в домашнем архиве князей Белосельских-Белозерскихч а книжка интересна сличением текста находки сЕкатерининской копией, переводом Малиновского и рукописьюПубличной библиотеки. Раскрываю детгизовское издание 1937 года, безоформления, совсем ветхое, наверное, уже списанное изшкольной библиотеки. В книгу вложено письмо юныхкниголюбов кочкуровской средней школы из Мордовии,видимо, прослышавших о моем интересе. Трогательныйдетский почезк: «Вы даже представить себе не сможете, какуюбы мы испытали радость, если б помогли Вам своим подарком втом, над чем Вы работаете». Спасибо, друзья! Ценю вашподарок выше, чем иные роскошные издания. Воображаю,сколько ребят коснулось своими ручонками уголков этихстраничек… К сожалению, нет у меня первого военного издания «Слова»с пометой «бесплатно», которое выдавалось политрукам,командирам и бойцам перед уходом на фронт вместе с оружием,зато есть «Слово о полку Игореве» в переводе В. И.Стеллецкого, напечатанное в сборнике «Героическая поэзияДревней Руси», составленном в блокадном Ленинграде, иогромного формата «Slovo о pluku Igorovй» – красивоепражское издание 1946 года со скорбным ликом Ярославны насуперобложке и красной строкой на титуле: «Vмnovбno Rudй

477Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Armбdм- Osvoboditelce», то есть «Посвящается Красной Армии-Освободительнице». Памятная эта книга была издана тиражомвсего 400 .экземпляров. Среди московских и ленинградскихизданий исполненный киевскими полиграфистами комплект1977 года из двух книжечек; рисованный текст подлинника ипоэтические переводы Н. Рыленкова на русский, М. Рыльского– на украинский, Я. Купалы – на белорусский. Стоят на полке инекоторые заграничные выпуски «Слова» румынское,болгарское, несколько немецких, в том числе курьезноемюнхенское 1972 года с украинизированным текстом,воспроизведенным машинописным шрифтом, и обозначением«автора» летописного Беловолода Просовича, принесшего вЧернигов весть о поражении Игоря; есть и английский переводв издании нашего «Прогресса», но жаль, нет ни одногояпонского издания. Будучи однажды в Японии, я тщетно искалхотя бы одно из многочисленных этих изданий – всераскуплено! А очень интересно хотя бы посмотреть, какяпонские полиграфисты, слава о которых идет по белу свету,справились с делом. Что же касается оформления наших изданий «Слова», то заполтора с лишним века одним из самых лучших, бесспорно,является книга Ростовского издательства (1971 г.), гдеподлинный текст литературного памятника воспроизведенчудным рисованным шрифтом, а иллюстрациями можно нетолько восхищаться, но и размышлять над ними. Однакоистинный полиграфический шедевр, который счел за честьпринять в основную экспозицию нью- йоркский МетрополитенМузеум, крупнейшее художественное собрание США, – это«Слово о полку Игореве», выпущенное издательством–«Современник» в 1975 году. Не только повторено знаменитоеакадемическое издание 1934 года, которое по совету великогокниголюба А. М. Горького проиллюстрировал художник-палешанин Иван Иванович Голиков, но и выпущено прекрасноеприложение к нему – лучшие переводы поэмы. В моей словиане – множество русских переводов, начиная спервого и кончая самыми последними, однако любым

478Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»переводам предпочитаю подлинник, в котором проступает непоэтическая индивидуальность, скажем, Аполлона Майкова илиНиколая Заболоцкого, а изначальная первородная творческаясила и мастерство гениального Автора. Немало литературоведов, историков, лингвистов, знатоковнашей старины, литераторов, любителей отечественнойистории и словесности, вчитываясь в «Слово о полку Игореве»,изучая его эпоху и сопоставляя различные точки зрения,пытались открыть тайну авторства великой поэмы. Попытки этибыли безуспешными, все предположения опровергались, инекоторые ученые пришли к выводу, что имя автора «Слова»мы никогда не узнаем. Это печальное умозаключение, однако,не может остановить новых попыток хотя бы потому, чтокаждая из них основана на поиске дотошном, и даже каждоеопровержение возбуждает интерес к бесценному памятникумировой культуры, способствуя – пусть даже в микронныхединицах измерения! – раскрытию его изумительныххудожественных особенностей и бездонной глубинысодержания, приближает к истине. Решаюсь в своем поиске коснуться самой сокровеннойтайны «Слова», сразу оговорив, что мои догадки ипредположения не претендуют на бесспорность. Чтобы неперегружать текст подробными ссылками на печатныеисточники, я, цитируя, во многих случаях называю толькоавтора и придерживаюсь строгой источниковедческойатрибутации лишь в особо важных местах. Сознательновыбираю основные доказательства, не увлекаясь нюансами,коим несть числа. Используя в этой системе доказательстввысказывания исследователей, преимущественно, конечно,единомышленников, старался по мере сил воздерживаться отполемики. Выдержки из «Слова» и других старорусскихисточников даю – в зависимости от целей изложения – то впереводах, то в подлиннике, однако по техническим причинамточно воспроизвести средневековые тексты не всегда возможно.Разрядка в цитатах везде принадлежит мне, кроме особооговоренных случаев.

479Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Попрошу читателя, особенно любителей «Слова» изнатоков- специалистов, повнимательней прочестьпоследующие главы да постараться найти в моей аргументациислабые, наиболее уязвимые места. С благодарностью приму кактолковые критические замечания, так и возможные новые болееили менее веские аргументы в пользу предлагаемой гипотезы.Верно, нет на памяти человечества другого литературногопроизведения такого небольшого объема, которому было быпосвящено столько дискуссий, книг, статей, специальныхнаучных работ – их уже около 3 000, и кое- что в нем сталопонятно, однако нераскрытые загадки и тайны его словномножатся! Полное семантическое богатство «Слова», например,будучи взято на учет современными электронными машинами,даст, наверное, ни с чем не сравнимое количество битовинформации, заключенной в неполном издательском листетипографских знаков, но многое останется за семью печатями –для новых поколений исследователей и совершеннейшихсчетных машин.К сожалению, мы лишены возможности рассматривать«Слово» в достаточно представительном литературномокружении. Пожары и небрежение, пришлые разорителирусской земли, политические антагонисты и религиозныеревнители внутри страны сняли за века значительную частьмощного слоя средневековой нашей письменной культуры.Современные исследователи не в силах представить себе вовсех подробностях сложнейшую политическую,идеологическую, дипломатическую, династическую,экономическую ситуацию конца XII века на Руси и всопредельных землях – ведь разнотолки вызывают дажесравнительно недавние исторические события, особенно принезнании их подробностей. Никогда и никто не поставит себяна место автора тех времен с его мировоззрением,миропониманием и мировидением – слишком велики временнаядистанция и наслоения минувших веков, а мы, принадлежасовременности, несем в себе главным образом ее знания,представления и мораль. Автор «Слова», кроме того, был

480Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»наделен чрезвычайными творческими способностями, и до егоиндивидуального духовного мира, сформировавшегося в техусловиях, нам никогда не подняться – мы можем лишьприблизительно судить об этом человеке, основываясь преждевсего на тексте поэмы. «Слово» не имеет жанровых, стилистических,художественных аналогов в мировой письменной культуре,сотворено по оригинальнейшим и неповторимым законамлитературного творчества; сопоставить это произведение не счем. И попытки его сравнения с «Песнью о Роланде», «Песньюо Нибелунгах» или, скажем, «Словом о погибели Рускыя земля»выглядят несколько искусственно. Но если мы никогда не откроем имени автора «Слова», тоникогда не поймем до конца ни того времени, ни его культуры,ни самой поэмы, ни многих тайн русской истории, нинекоторых аспектов человековедения, как называл МаксимГорький литературу. Решаюсь выступить с аргументациейодной, несколько, правда, неожиданной гипотезы об авторе«Слова». Не отстаивая, повторяю, конечный выводкатегорически, попробую, опираясь на внимательныхпредшественников, на свои доказательства и догадки,поочередно и последовательно ответить на вопросы: где, кто,когда и при каких обстоятельствах мог создать этотсредневековый литературный шедевр. Где? П. В. Владимиров, В. А. Келтуяла, А. И. Лященко, А.И. Рогов, Н. К. Гудзий, Б. А. Рыбаков, В. Ю. Франчук и другиесчитают автора «Слова» киевлянином; А. С. Петрушевич, Н. Н.Зарубин, А. К. Ютов, А. С. Орлов и Л. В. Черепнин –галичанином; С. А. Адрианов и А. В. Соловьев – киевляниномчерниговского происхождения. Д. С. Лихачев пишет, что он могбыть как черниговцем, так и киевлянином, а Е. В. Барсов, И. А.Новиков, А. И. Никифоров, М. Д. Приселков, В. И. Стеллецкий,С. П. Обнорский, М. Н. Тихомиров, В. Г. Федоров и другие,основываясь главным образом на очевидных пристрастияхавтора к «Ольгову гнезду», доказывали, что это был черниговец,и никто иной.

481Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» Для начала мы должны хотя бы кратко рассмотреть, чтособою представляло в конце XII в. Чернигово- Северскоекняжество и его столица с точки зрения географии, экономики икультуры. Географическое положение Черниговского,вассального Новгород- Северского княжества и подвластных имземель вятичей было особым. Из этого района Руси,северовосточные границы которого подходили к окрестностямМосквы, вели удобные речные пути – летом по воде и волокам,зимой по льду на Средний и Нижний Днепр, Дон, СеверскийДонец, Оку и Волгу. Во владении чернигово- северских князейнаходились днепровско- деснянский и окско- волжскийводоразделы, верховья Дона; долгое время им принадлежалаобширная Муромо- Рязанская земля, практически все Поочье.Через свой важный торговый город Любеч на Днепре северянебыли связаны со Смоленской, Полоцкой и Новгородскойземлями, с Прибалтикой, а через Тмутараканское княжество насеверокавказском побережье Черного моря, основанное иприсоединенное к Черниговскому Мстиславом Храбрым вначале XI века, – с Кавказом, Крымом, Византией,Средиземноморьем. Развитая по меркам тех времен экономика позволяласеверянам иметь в Новгороде- Северском, Путивле, Курске,Рыльске, Трубчевске, Козельске, Вщиже и других удельныхцентрах воинские дружины, а в столице даже постоянныхнаемников, содержать бояр, челядь, купечество,священнослужителей и т. д. Главный показатель развития иблагоденствия того или иного края, как известно, – наличиегородских поселений, их количество и плотность. Так вот, ниВладимиро- Суздальское или Рязанское княжества, нирасположенные ближе других к густонаселенной ЦентральнойЕвропе Галицкое или Волынское не имели столько городов,сколько их было в XII веке на Чернигово- Северской земле.Чтобы читатель наглядно представил себе многочисленностьгородского населения Черниговской земли на 1185 год, то естько времени похода князя Игоря на половцев, назову ее города полетописным упоминаниям: Любеч, Чернигов, Листвен, Сновск,

482Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Курск, Новгород- Северский, Стародуб, Блове (Обловь), Вырь,Моривейск, Ормина, Гомий, Вщиж, Болдыж, Корачев, Севьско,Козельск, Путивль, Дедославль, Дебрянск, Лобыньск,Ростиславль, Колтеск, Кром, Домагощ, Мценск, Уненеж,Всеволож, Вьяхань, Бахмач, Беловежа, Воробейна, Блестовит,Гуричев, Березый, Ольгов, Глухов, Рыльск, Хоробор, Радощ,Воротинеск, Синин Мост, Ропеск, Оргощ, Зартый, Росуса,Чичерск, Свирельск, Лопасна, Трубецк (Большая СоветскаяЭнциклопедия, 2- е изд., т. 47, стр. 162). Пятьдесят городов! Истояли еще Речица на Днепре, Сосница на Десне, неприступныйостровной Городец- на- Жиздре, ремесленный вятичскийСеренск, Мосальск неподалеку, Глебль и Попаш на границе сПереяславской землей, портовое поселение Тмутаракань наЧерном море, захваченное половцами, а на самом краю поляполовецкого Донец, куда держал путь князь Игорь, бежавшийиз плена летом 1185 года… По данным той же энциклопедии,летописи зафиксировали на Руси конца XII в. 206 городов. М.Н. Тихомиров прибавлял к ним еще восемнадцать, так чтогустота городских пунктов Чернигово- Северской землипредставляется исключительной. Причем за пределами внимания средневековых нашихисториков оказалось, очевидно, какое- то число Чернигово-северских городов, в которых, как всюду на этой обширной ибогатой земле, жили воины, охотники, купцы, кожемяки,шорники, бортники, горшечники, портные, салотопы, столяры,плотники, ремесленники, делающие телеги, сани, лодки,кирпичи, веревки, гвозди, кольчуги, топоры, орала и мечи…Жили в северских городах, в первую очередь в столице иудельных центрах, народные певцы и скоморохи, книгочеи ипереписчики книг, гусляры, иконописцы и зодчие. Особый период в культурной жизни Чернигово- Северскойземли – девятнадцатилетнее, с 1054 года, княжение умного,деятельного и образованного Святослава Ярославича, которыйокружал себя квижниками, имел обширную библиотеку. Е. В.Барсов .писал, что Святослав «т ш а т е л ь но наполнялкнигами свои клети» и являлся перед своими боярами, «а к и

483Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»новый П т о л о м е й». С именем Святослава связывают замечательные памятникистарой русской книжной культуры – всемирно известные«Изборники» 1073 и 1076 гг. Первый – «Собор от многихотец… вкратце сложен на память и на готов ответ»представляет собой своего рода богословскую переводнуюэнциклопедию, содержащую также статьи по философии,логике, грамматике, притчи и загадки. В этом сборникесохранился прекрасный рисунок, изображающий все семействокнязя с тщательно выписанными мельчайшими деталямикняжеских одеяний в красках. Второй «Изборник» составлен изсочинений общеморального содержания: это «словесадушеполезна» статьи о «четьи книг», «о женах злых и добрых»и «како человеку быти», «наказания», «вопросы и ответы». В«Изборнике» кратко и выразительно сказано о пользе чтения:«Добро есть, братие, почитанье книжьное». На сборникепомета: «Кончашася книгы сия рукою грешнаго Иоанна.Избрано из мног книг Княжьих… в лето 7584 при Святославекнязи Русьскы земля». В первом же «Изборнике» особого нашего вниманиязаслуживает статья Георгия Хоровоска «Об образах». Имелись ввиду не иконописные образы, а то, что мы и сегодня называем«образами» в литературоведении и критике. Своеобычныйлитературный учебник нашего средневековья знакомилчитателя с природой художественности, спецификой искусстваслова, системой тропов. «Творческих образов суть двадцатьсемь»… Первый из них – «инословие», то есть аллегорическоеиносказание, и мы поражаемся, как умело пользовался автор«Слова» этим художественным приемом. Затем следовал«перевод», то есть метафора, а по красочной метафоричности,образности текста «Слово» – вне всяких сравнений. Средихудожественных тропов не на последнем месте числилось и«лихоречье» – «речь лишенную истины возвышения ради» , имы позже вспомним именно «лихоречье», чтоб несколькоприблизиться к отгадке авторства бессмертной поэмы.«Изборники» Святослава через девятьсот лет дошли до наших

484Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»дней, автор же «Слова», бесспорно, мог изучать эти книги черезсто лет после их выхода в свет… «Таким образом, Чернигов – город промышленный ибогатый – в ХП веке был вместе с тем центром тогдашнейобразованности» (Е. В. Барсов. «Слово о полку Игореве» какхудожественный памятник Киевской дружинной Руси. М..,1887, т. 1, стр. 276). Чернигов – единственный наш город, вкотором доныне сохранилось пять домонгольских памятниковрусского зодчества, два монастырских архитектурных ансамбля,подземный храм н система пещер в Болдиных горах.Архитектура – наиболее очевидное, зримое и предметноевыражение творческого гения народа, «людное дело», какназвал его один средневековый автор. Безымянныечерниговские зодчие, живописцы, скульпторы, резчики,литейщики, каменщики, каменосечцы, кузнецы, лепщикисоздавали каменную летопись времен давно прошедших.«Пусть же она, хоть отрывками, является среди наших городовв таком виде, в каком она была при отжившем уже народе,чтобы при взгляде на нее осенила нас мысль о минувшей егожизни и погрузила бы нас в его быт, в его привычки и степеньпонимания, и вызвала бы у нас благодарность за егосуществование, бывшее ступенью нашего собственноговозвышения». Эти слова Гоголя можно с полным правомотнести и к литературе, среди великих памятников которой,возвышая нас, благодарных, возвышается наше «Слово о полкуИгореве», явившееся миру на Чернигово- Северской земле и вотуже более полутора столетий манящее исследователей разныхстран своими тайнами. Прежде чем перейти к некоторым из этих тайн, раскрытиекоторых, возможно, приблизит нас к тайне авторства «Слова»,мы должны поискать в поэме конкретные признаки,подтверждающие ее рождение на Чернигово- Северской земле,культура которой стала благодатной почвой для этого«благоуханного цветка поэзии», – шедевры не возникают напустом месте! Серебряная чекань на турьих рогах, найденных вчерниговской Черной Могиле, отразила в необыкновенной

485Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»концентрации и с редкой художественной силой языческиепредставления; на резных белокаменных капителяхчерниговского Борисоглебского собора сохранилисьскульптурные отзвуки дохристианских верований, в частности,изображения пардусов (гепардов) как атрибутики властиместных князей, в Чернигове был найден в петровские временаогромный серебряный идол. «Художественная школа Черниговаобладала ярко выраженным своеобразием, проявившимся вшироком использовании славянских, во многом языческихмотивов, призванных в иносказательной форме передаватьважнейшие политические понятия своего времени. Все этосближает „Слово о полку Игореве“ с искусством Чернигова ипозволяет говорить с достаточным основанием об общей почве,формировавшей мировоззрение и художественные идеалыпевца Игорева похода и творцов черниговской художественнойкультуры. Особенно сближает их подчеркнутое внимание кнародным фольклорным средствам художественнойвыразительности, отсутствие церковно- христианскойсимволики» (Е. В. Воробьева. Художественная культурадревнего Чернигова и автор «Слова о полку Игореве». В кн.Актуальные проблемы «Слова о полку Игореве», Сумы, 1983,стр. 35). Е. В. Барсов: «Нельзя не заметить, что „Слово о полкуИгореве“ глубокими корнями связано с историей Черниговскогокняжества». И это воистину так! История княжества, мимокоторой не могла пройти тогдашняя литература, сталапредметом внимания двух его великих поэтов – Бояна и автора«Слова». Обобщив обширный исторический материал,академик М. Н. Тихомиров писал: «Произведение Бояна,насколько о нем позволяет судить „Слово о полку Игореве“,несомненно, было произведением черниговского автора. В этомнас убеждает подбор исторических известий, которые… былисвязаны с Черниговом и черниговскими князьями. Этачерниговская ориентация Бояна ясно сквозит в его сочувствии кОлегу Святославичу – храброму и молодому князю и к егобрату красавцу Роману. „Ольгово хороброе гнездо“ стоит в поле

486Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»внимания автора „Слова о полку Игореве“. Оба произведения,отделенные одно от другого целым столетием, рассказывают„трудные повести“ о храбрости и неудачах черниговскихкнязей, их изгнании и счастливом возвращении на отцовскийпрестол» (М. Н. Тихомиров. Боян и Троянова земля. В кн.«Слово о полку Игореве», М. –Л,, 1950, стр. 180). «Слово» прочно прикрепляется к этому княжеству такжетопонимическими признаками – в поэме названы Новгород-Северский, Курск, четырежды Чернигов, четырежды Путивль, вразных лексических вариантах свидетельствуя не только охорошем знании автором именно этого района Русской земли,но и о любви к нему, как к своей, быть может, родине. Галич же,скажем, не упомянут ни разу, и, учитывая, что каждоекняжество феодальной Руси тех лет преследовало прежде всегосвои сепаратные интересы, только северянин мог с такойнастойчивостью напоминать о Тмутаракани, завоеваннойполовцами, снова овладеть которой возмечтал князь Игорь. М. Н. Тихомиров: «Только реки Киевского и Черниговскогокняжеств – Донец, Днепр, Стугна, Сула – изображены в „Слове“с наибольшей картинностью». Ученый обращал особоевнимание на слова автора о незначительной Стугне, что «худуструю имея, пожръши чужи ручьи и стругы, рострена к усту»уже достигает «пределов реалистического изображения». Эти и многие иные обстоятельства, о коих речь впереди,исключают из числа предполагавшихся авторов галичанина,киевлянина или половчанина. Они едва ли могли знать,например, черниговские отряды ковуев по их тюркскимродоплеменным названиям – могутов, татранов, шельбиров,топчаков, ревугов и ольберов. Названия эти, как известно,зафиксированы лишь в «Слове», ни один другой письменныйисточник средневековой Руси их не знает. Итак, с Чернигово- Северской землей неразрывно связаныполитические пристрастия автора, избирательность егоисторической памяти, топонимические и этнографическиеподробности поэмы, вся литературная канва «Слова». О многомговорит одно лишь то, что тематическую и сюжетную основу

487Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»произведения составляет поход новгород- северского,путивльского, курско- трубчевского и рыльского удельныхкнязей, а не, допустим, объединенный победоносный походпротив половцев великого князя киевского СвятославаВсеволодовича, состоявшийся незадолго до похода Игорева. И все- таки язык поэмы – это великое чудо старорусскойсловесности – главный свидетель ее происхождения! Впоследние годы .обнаруживаются новые и новые, все болеевеские, практически неопровержимые лексическиедоказательства, что автор его был чернигово- северянином.Одно из доказательств – обилие в поэме тюркизмов. На этутему написано множество специальных работ исследователей:русских – Н. А. Баскакова, В. А. Гордлевского, Ф. Е. Корша, С.Е. Махова, П. М. Мелиоранского, польского – А.Зайончковского, немецкого – К. Г. Менгеса, американского – О.Прицака. В своей книге «Восточные элементы в „Слове о полкуИгореве“ (Л., 1979 г.) К. Г. Менгес, скажем, кроме „могутов“,„татранов“, „шельбиров“, „топчаков“, „ревугов“ и „ольберов“числит в поэме еще пятьдесят слов восточного происхождения;русский язык всегда вбирал в себя словесные богатства из.любого источника, а Чернигово- Северское княжество былошире других открыто в сторону степи. Кстати, часть лексикивосточного происхождения – неопровержимое доказательствоподлинности „Слова“. Половецкий язык к новому времениисчез вместе с носителем этого языка, и мы можем судить о немтолько по лексическим остаткам, сохранившимся в тюркских идругих языках, по обнаруженному, как писал Б. А. Рыбаков, вбиблиотеке Франческо Петрарки краткому половецко-персидско- латинскому словарю… Убедительным аргументом, точно локализующим поэму,служат местные, диалектные русские слова исловоупотребления. Игумен Даниил, чья чернигово- северскаяпринадлежность бесспорна, пишет в своем «Хождении»: «Естьже церковь та Въскресение образом кругла», «И есть на местетом был монастырь женский…», «И т у есть место близ пещеры

488Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»т о я»… Множеством указательных местоимений отмечен весьтекст «Слова о полку Игореве»! «Начати же ся тъй песни побылинам сего времени…»; «…Который дотекаше, та предипеснь пояше…», «Пети было песнь Игореви того внуку…». Словоупотребления этого ряда, безусловно, встречались и вдругих районах средневековой Руси – язык был одним изсвязующих факторов народной жизни, но устойчивость этойдиалектной особенности на Черниговщине поразительна. Вовремя своих поездок по Украине я не раз отмечал, что именночерниговцы до сего дня в изобилии пересыпают свою живуюречь указательными местоимениями в том ключе, в каком ониупотребляются автором «Слова». Совсем не напрягая памяти,словно слышу: «Уж я того кабана кормила, кормила тымячменем», «А те аистиные гнезда на той Болдиной горе давнопустые»… Б. А. Рыбаков в своем скрупулезном анализе летописныхисточников времен князя Игоря и «Слова» обнаружил в составелетописи Святослава Всеволодовича ту же черниговскуюсловесную печать. Среди признаков этого летописания он,выделяя местоимения курсивом, числит и такой: «Местамипроглядывает черниговская диалектная черта: „беззаконных техагарян“, „богостудными теми агаряны и др.“ (Б. А. Рыбаков.Русские летописцы и автор „Слова о полку Игореве“, М., 1972,стр. 132). Добавлю, что эта стилистическая особенностьсовершенно не характерна для киевлянина Нестора, владимиро-суздальца Даниила Заточника или тверяка Афанасия Никитина,а у рязанца Софония подражание „Слову“ проявилось, вчастности, даже в столь мелкой лексической детали. А. В.Соловьев обратил внимание еще на одну диалектную черту в„Слове“ и летописях. «…Характерно, что отчества на –славличь особенно крепко держатся именно в ветви чернигово-северско- муромских князей. И именно наш князь Игорь названтак (в Ипатьевской летописи. – В. Ч.) три раза, а что особенноважно, в последней торжественной записи 1198 г. сказано: «Иседе на столе (в Чернигове) благоверный князь ИгорьСвятъславличь». Эта же форма проявляется в «Слове» не как

489Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»курьез, а как правило. Итак, сравнение с Ипатьевскойлетописью показывает, что певец «Слова» пользовался теминесколько архаическими формами, которые он слышал вчернигово- северской области (А. В. Соловьев. Русичи ирусовичи. В кн. «Слово о полку Игореве» XII века. М. –Л.,1962, стр. 296). Еще одно доказательство чернигово- северскогопроисхождения «Слова о полку Игореве» – недавние труды двухнаших современников, ученых- филологов, сделавших своиинтереснейшие наблюдения и находки, связанные с лексикойпоэмы. С. И. Котков изучал язык официальных документов,различного рода деловых бумаг XVI- XVIII вв., написанных натерритории бывшего Новгород- Северского удельногокняжества и хранящихся ныне в Центральном государственномархиве древних актов. «Слово о полку Игореве»: «…Река Стугна, худу струю имея,пожръши чужи ручьи и стругы»… Ученый доказал, что«стругы» вовсе не ладьи, как до этого полагали, амножественное число от существительного «струг». В грамотеконца XVI в. перечислялись монастырские владения вПутивльском уезде: «струга Пружинка, течет из озера Хотыша вреку Семь». Из путивльской грамоты 1629 года: «СтругаМеженская да струшка Золотарева да струшка Уломля даисток Киселева болоний» . «Слово»: «я р у г ы имъ знаеми», волки «грозу въсрожать пояругам». В XVJ- XVIII вв. «яругом», «еругой» называли вНовгород- Северской земле и прилегающих курских районаховраги. Путивльская писцовая книга 1625- 1626 гг.: «две еругиИзъбная да Валы». «Слово»: «Дремлет в поле Ольгово хороброе гнездо», «нехуда гнезда шестокрилци». Ученый нашел в старых грамотахсловоупотребление «гнездо» в значении «род», «семья» инекоторые другие лексические соответствия (С. И. Котков.Слово о полку Игореве. Заметки к тексту. М., 1958). Другой исследователь, В. А. Козырев, обратился, как он

490Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»пишет, «к поискам в живой народной речи, Словарныхсоответствий в лексике „Слова“, которая не сохранилась всовременном русском литературном языке». В 1967- 1972 гг. имбыли предприняты специальные диалектологическиеэкспедиции в Брянскую область. Известно, что в XII векеБрянск (Дебрянск) входил в состав Чернигово- Северскогокняжества. Из словесных жемчужин, найденных в брянскихнародных говорах, особую ценность представляют те, чтовстречаются только в «Слове» и не зафиксированы ни в одномдругом письменном источнике. «Не б о л о г о м ъ» в «Слове»имеет соответствие в сегодняшней народной речи – «бологом»,добром; вереженъ «Слова» – «вереженый», поврежденный; з ар а н i e – «зарание», раннее утро; карна – «кбрна», мука,скорбь; раскропити – «раскропить», расплескать; т р о с к о т ат и – «троскотать», стрекотать… И так далее. Вот одна из самых интересных находок. «Чаици» в поэмеостаются либо без перевода, либо заменяются современным«чайки». Между тем слово «чаица» совершенно не встречаетсяв других памятниках русской письменности, нет его также ни водном из славянских языков. Ранее считалось, что под «чаицей»подразумевается Larus ridibundus, речная чайка. Но вот В. А.Козырев, записывая местный говорок, установил, что чаица«Слова» это пугливая птица Vanellus capella, другими словами,чибис, пигалица. «Ее осторожность, приводящая в негодованиевсех охотников, делает ей честь, – писал о ней знаменитый А.Э. Брем, – она прекрасно знает, какому человеку можнодоверять и кого следует избегать». Именно чаицы, то естьчибисы, «стрежаше» князя Игоря с берегов Донца во времяпобега – по их поведению можно было узнать оприближавшейся опасности… Удивительно все же, до чеготочен автор «Слова» в каждой детали! В. А. Козырев специально изучал лексические отзвуки«Слова» только в брянских народных говорах, пользуясь вдругих случаях уже накопленным диалектологическимматериалом, и я выделяю разрядкой главный итог работы:«обнаружены соответствия к 151 лексеме памятника; из них

491Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»большую часть составляют параллели к тем лексемам (их 86),которые, кроме „Слова“, более нигде не отмечены или редкоупотребительны в иных памятниках…» (В. А. Козырев.Словарный состав «Слова о полку Игореве» и лексикасовременных русских народных говоров. В кн. «Слово о полкуИгореве» и памятники древнерусской литературы, Л., 1976, стр.93). Известно, что основной словарный запас человекнакапливает в детстве и отрочестве. Активное использование в«Слове» живой народной речи, сохранившейся доныне всеверных районах бывшей Черниговской земли, постоянноеупотребление архаичных окончаний на славличь иуказательных местоимений в качестве постпозитивныхартиклей как местных, диалектных черт неоспоримосвидетельствует о том, что автором поэмы был чернигово-северянин. Добавлю, что многие ученые, не анализируя подробнолексику в «Слове о полку Игореве» и опираясь в основном надругие данные, приходили к такому же выводу! Приведумнения о месте рождения поэмы исследователей разныхвремен, начиная с известнейших русских историков. Н. М.Карамзин: «Песнь сочинена в княжестве Новгород- Северском».С. М. Соловьев: «Нам нет нужды даже предполагать, чтосочинитель „Слова“ был житель страны Северской». Н. К.Бестужев- Рюмин: «Слово» могло возникнуть в Новгород-Северском». Педагог, критик и языковед К. Д. Ушинский:«Слово» написано скорее всего северянином и в Северии». Нашсовременник, женевский знаток «Слова» А. В. Соловьев:«Певец „Слова“, вернее всего, черниговец или из Новгорода-Северска, представитель черниговско- тмутараканской школывещего Бояна». Советский исследователь А. А. Назаревский:«Автор „Слова“, несомненно, принадлежит к… черннговско-тмутараканской школе». Академии С. П. Обнорский: «Слово ополку Игореве» было сложено на юге, всего вероятнее, вСеверской земле, в княжение самого Игоря»… Работы В. А. Козырева и С. И. Коткова не только прочнее

492Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»прикрепили поэму и ее автора к Чернигово- Северской земле,помогли расшифровать некоторые загадки «Слова», раскрыликое- какие его семантические тайны, но и явились одним изсамых веских аргументов, доказывающих подлинностьпамятника. Совершенно исключено, чтобы фальсификаторXVIII века, будь он хоть семи пядей во лбу, узнал, активноосвоил и с виртуозным мастерством использовал столь мощныйпласт народной диалектной лексики; это филологическоесокровище, добытое современными исследовательскимиметодами в многолетних специализированных экспедициях,сравнительно недавно введено в научный оборот. 35 «Скептики» появились вскоре после выхода «Слова» в свет,и до наших дней нет- нет да проникают в печать ихсомнительные изыски. А. С. Пушкин писал, что подлинность«Слова» доказывается «духом древности, под которыйневозможно подделаться. Кто из наших писателей в XVIII векемог иметь на то довольно таланта?..» Замечательно, что еще доПушкина свеаборгский узник- декабрист ВильгельмКюхельбекер в дневниковой записи от 24 ноября 1834 года,которая стала известной только через полвека, такпрокомментировал статью одного из первых «скептиков»,«барона Брамбеуса», то есть О. И. Сенковского, напечатанную в«Библиотеке для чтения»: «Трудно поверить, чтоб у нас наРуси, лет сорок тому назад, кто- нибудь был в состояниисделать подлог: для этого нужны были бы знания и понятиятакие, каких у нас в то время никто не имел; да и по дарованиямэтот обманщик превосходил бы чуть ли не всех тогдашнихрусских поэтов, вкупе взятых» («Русская старина», 1884, т. 41,№,1- 3, стр. 340- 341). Поразительное согласие мыслей двухлицейских друзей! Приведу также высказывание Виссариона Белинского: «…Точно ли „Слово“ принадлежит XII или XVIII веку и

493Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»поддельное ли оно, на это сама поэма лучше всего отвечает,если только об ней судить на основании самой ее, а не поразличным внешним соображениям» («Отечественныезаписки», 1841, том XIX, отд. 1, стр. 5- 6). Пользуясь методами подлинно научными, десятки ученых запрошедшие времена опровергали все измышления «скептиков»,исходивших, как стало совершенно ясно сегодня, не изинтересов науки, а из предвзятой позиции, которая, по сути,сводилась к одному тезису – Русь XII века по своему- деварварскому состоянию не могла дать такого феноменакультуры, как «Слово». Но если исходить из этой логики, тоРусь не могла дать в том же XII веке и величественную«Повесть временных лет» Нестора, и «Поучение чадом»Владимира Мономаха, и блистательное «Слово» ДаниилаЗаточника, интереснейшее и своеобразнейшее произведение, вкотором немало своих глубоких тайн, не могла явить светуиных свидетельств творческого гения народа – имею в видуювелирное и оружейное искусство, летописание и покаостающееся для нас во многом не раскрытым великоеизъявление талантов, мастерства и культуры наших предков –средневековую русскую архитектуру… Кажется, «скептики»следуют логике небезызвестного чеховского героя: всего этогоне. могло быть, потому что этого не могло быть никогда… Было! И великое «Слово о полку Игореве» было, и оноживет, продолжает служить людям, гуманистической задачеискусства, оставаясь главным своим защитником. «Уже свышеполутора столетий „Слово“ уверенно отбивает очередныенаскоки скептицизма, демонстрируя свое явное превосходствоперед критиками» (А. Г. Кузьмин). Впрочем, «наскокискептицизма» были в какой- то мере даже полезными – ониоживляли научный и общественный интерес к «Слову»,побуждали ученых зорче смотреть в глубь времен, порождалиисследования, сделанные с научным тщанием, академическойобъективностью и обстоятельностью. С такими работамивыступали в прошлом веке М. А. Максимович, Е. В, Барсов, П.П. Вяземский, А. Н. Майков, многие другие, а в наше время Н.

494Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»К. Гудзий, М. Н. Тихомиров, В. П. Адрианова- Перетц, Б. А.Рыбаков, Д. С. Лихачев, С. П. Обнорский, Л. А. Дмитриев, В. А.Гордлевский, Р. О. Якобсон, В. Л. Виноградова, А. Г. Кузьмин,Ф. Я. Прийма и также многие другие. Выступят, безусловно, сновыми аргументами в пользу подлинности памятника ипредставители нового поколения ученых, ежели объявятсяснова такого рода «скептики», которые попытаются«субъективистски безответственным методом исследования»(Ф. Я. Прийма) принизить средневековую культуру нашегонарода.Вспоминаю прочитанное о «Слове» почти за сорок лет,воображаю гору неизвестного, и даже оторопь берет. Кажется,все, что можно сказать о поэме, вроде бы сказано, однако почтив любой свежей и серьезной публикации есть новое и полезное,хотя вторичные «открытия», повторы и некотораязаконсервированность, традиционность подходов к давней теместали неизбежными и даже будто бы обязательными.Многие исследователи пишут, что единственныйдостоверный источник знаний о поэме и ее авторе – само«Слово», однако почти все они ныне привлекают новый иновый исторический, летописный, сравнительныйлитературный, мифологический, палеографический,фольклорный, диалектологический, этнографический,астрономический, географический, и т. п. материал,приближающий нас к истине или… удаляющий от нее.Безусловно, основную информацию об авторе содержит егопоэма, но это творение, несушее на себе печать ярчайшейиндивидуальности, настолько сложно и глубоко по содержаниюи етоль искусно скрывает автора, что давало и дает повод длясамых различных толкований о его личности. В качествепредполагаемого автора называли некоего «гречина» (Н.Аксаков), галицкого «премудрого книжника» Тимофея (Н.Головин), «народного певца» (Д. Лихачев), «ТимофеяРагуйловича» (писатель И. Новиков), «Словутьного певцаМитусу» (писатель A. Югов), «тысяцкого Рагуила Добрынича»(генерал B. Федоров), какого- то неведомого придворного

495Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»певца, приближенного великой княгини киевской МарииВасильковны (А. Соловьев), «певца Игоря» (А. Петрушевич),«милостника» великого князя Святослава Всеволодовичалетописного Кочкаря, (американец C. Тарасов), неизвестного«странствующего книжного певца» (И. Малышевский),Беловолода Просовича (анонимный мюнхенский переводчик«Слова»), черниговского воеводу Ольстина Олексича (М.Сокол), киевского боярина Петра Бориславича (Б. Рыбаков),безымянного внука Бояна (М. Щепкина), применительно кзначительной части текста – самого Бояна (А. Никитин),наставника, советника Игоря (П. Охрименко), безвестногополовецкого сказителя (О. Сулейменов), Иоиля Быковского (А.Зимин), Софония- рязанца (В. Суетенко), «придворногомузыканта» (Л. Кулаковский); называли также таинственногоХодыну, Бантыша- Каменского, Мусина- Пушкина, Карамзина,даже священника, присланного к плененному Игорю, дажеЯрославну и даже… Агафью Ростиславну, невестку Игоря,вдову его брата Олега, сестру Рюрика киевского и Давыдасмоленского. Других предположений не знаю, кроме ещеодного, о коем речь впереди. Несомненно, наиболее основательную попытку установитьавторство «Слова» предпринял академик Б. А. Рыбаков.Проанализировав в своей двухтомной работе колоссальныйлетописный материал, он высказал догадку, что этим автороммог быть Петр Бориславич, киевский боярин и –предположительно – летописец великого князя киевскогоИзяслава Мстиславича и его сына Мстислава Изяславича.Правда, Б. А. Рыбаков же высказывал и другое мнение: «Автор„Слова“ принадлежал к дружинному рыцарскому слою. Тонкоезнание дорогого европейского и восточного доспеха говорит, онем как о воине высшего разряда». В своем многоценном труде академик тщательно разобрал иотверг все гипотезы, кроме одной – в пользу ПетраБориславича, однако и этот свой вывод также подвергсомнению: «Был ли этот летописец автором „Слова о полкуИгореве“ или только современным ему двойником, во всем

496Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»подобным ему, решить нельзя. Да и сам облик этого летописца,составленный из разнородных источников, может вызватьмного сомнений и возражений. Не свободен от сомнений иавтор книги, рассчитывающий на товарищескую критику иуказание наименее надежных звеньев в цепи его построений»(Б. А. Рыбаков. Русские летописцы… стр. 6). В интервью.корреспонденту «Правды», напечатанному 31декабря 1981 года, Б. А. Рыбаков сказал, что «Слово о полкуИгореве написал „великий неизвестный автор“. Должендобавить, что гипотеза Б. А. Рыбакова об авторе „Слова“существенно не умаляет значение его двухтомного труда – внем систематизирован и обобщен огромный летописныйматериал по истории средневековой Руси, досконально, спозиций историка, проанализировано „Слово о полку Игореве“,и к этому труду всегда будут обращаться специалисты илюбители. Однако нельзя ли, исходя из содержания поэмы, для началаопределить хотя бы социальное положение, род занятий,профессию автора? Сделать это нелегко в отношениихудожественного произведения, отдаленного от нас дистанциейв восемь веков. Например, немало ученых, анализируя текст«Слова» Даниила Заточника («Моления» во второй редакции),ломало головы, чтобы выяснить сословную принадлежностьавтора. Для Ф. Буслаева, В. Келтуялы, И. Будовница оннесомненный «дворянин», Н. Гудзий считал его «боярскимхолопом», П. Миндалев – применительно к автору «Слова» –«дружинником и дворянином», а применительно к автору«Моления» «рабом князя, домочадцем», Е. Модестов увидел внем «члена младшей княжеской дружины», для Д. Лихачева он«княжеский милостник», для М. Рабиновича «сын рабыни», дляМ. Тихомирова «ремесленник- серебряник». Тот же разнобой и в отношении предполагаемогообщественного положения автора «Слова о полку Игореве» – он«дружинник», «придворный певец», «летописец», «грамотныйпоэт», «старший дружинник», «милостник», то есть

497Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»приближенный князя, фаворит, «член музыкальногопридворного коллектива», «воевода», «дружинный сказитель»,«половецкий гений», «книжник», «боярин», «думец- советник»,«поп», «посол- дипломат», «видный боярин», представитель«крестьянства как передового класса», а однажды былавысказана точка зрения, что «Слово» «…складене черезнезваного нам ратая- мужика, людину дуже свiтлу»… Попробуем на основании информации, что несет в себетекст «Слова», хотя бы приблизительно очертить круги знаний,понятий, интересов и пристрастий автора. Если свести в список рассыпанные по тексту «Слова» именакнязей и княгинь, откроется удивительная по пестроте,сложности и гармоничности картина. «Старый Владимир»,«Старый Ярослав», «храбрый Мстислав» чернигово-тмутараканский, «давний великий Всеволод», его жена «матиРостиславля», «вещий» Всеслав, Святополк, «красный РоманСвятославич», изгой. Борис Святославлич, «храбрый ОлегСвятославич», Владимир Мономах, его брат «уноша,Ростислав», Святослав Всеволодович киевский, Ярослав«Осмомысл» галицкий, Ярослав Всеволодович черниговский,Всеволод Большое Гнездо, рязанские «удалые сыны Глебовы»,Владимир Глебович переяславский, его сестра «краснаяГлебовна», «Ярославна», жена Игоря, сам Игорь, его брат яр-тур Всеволод, молодые князья – участники похода, и так далее,вплоть до современника автора Мстислава, которому историкиникак не могут найти точного места в княжеских родословных,до, вероятно, волынских Мстиславичей, нехудого гнездашестокрыльцев, и полоцких князей Брячислава, Изяслава иВсеволода Васильковичей, родных братьев МарииВасильковны, супруги великого князя киевского Святослава.Поразительно, что автор «Слова» осведомлен лучше тогдашнихисториков – летописи, например, совершенно не упоминают опоследних двух князьях. Это ли, кстати, не лишнеедоказательство подлинности поэмы? Подсчитано, что напрямую автор «Слова» назвал тридцать

498Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»князей, собирательно семь или восемь, намеками еще троих;всего же сорок князей и четыре княгини, а если подсчитать исуммировать повторительные упоминания (Игорь назван,например, тридцать три раза), то получим следующий результат– в крохотной по объему поэме внимание читателя обращаетсяна представителей восьми поколений княжеского сословияоколо ста раз! И ни одной генеалогической ошибки, ни одногоневпопад упомянутого имени почти за двести лет истории Руси!Эти знания, коими свободно оперирует автор, нельзя былоприобрести на стороне. Употребление десятков имен князейвсякий раз к месту, с тончайшими смысловыми оттенками приописании их деяний, с лапидарными высказываниями по долгойистории междоусобиц, множеством частных и даже интимныхподробностей, было доступно лишь автору, знавшему родовыекняжеские предания и тайны и, скорее всего, принадлежавшемук этому высшему сословию Руси… Многие исследователи памятника обращали такжевнимание на исключительные природоведческие познанияавтора. Письменная литература европейского средневековья,кстати, почти не замечала мира .природы, и ФранческоПетрарка, поднявшийся однажды на высокую гору, чтобыполюбоваться видом окрестностей, стал одним из первых,описавших своих чувства- впечатления. Но почти за два века доэтого события миру явилось великое русское творение, авторкоторого словно .обнаженными нервами коснулся динамичного,красочного и звучащего земного круга; этот образец слиянностисобытий поэтического произведения, чувств его героев сприродой остается ослепительной вершиной. Мир земли и неба– солнце, месяц, ветры, реки, деревья, травы, птицы, животные– это и живая симфония, гармонично, если можно так сказать,со- действующая с автором и героями поэмы, и конкретныйвещный фон давней исторической драмы. Часть этого фона – мир животных : – квалифицированнеедругих,изучил и рассмотрел в своих статьях зоолог Н. В.Шарлемань, внимательный и вдумчивый ученый-

499Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»естествоиспытатель, бесконечно любивший «Слово». Онподсчитал, что животные, в основном «дикие, среди которыхпреобладают охотничьи звери и птицы, упоминаются в поэмесвыше 80 раз» (И. В. Шарлемань. Из реального комментария к«Слову о полку Игореве», ТОДРЛ, т. V, М. –Л., 1948, стр. 111).Ученый разобрал практически все случаи упоминания зверей иптиц в «Слове», дал к ним свои подробные комментарии,просветлив некоторые темные места поэмы и доказав, что вэтом своеобразном источнике по краеведению присутствуюттончайшие авторские наблюдения над миром природы,«полностью отвечающие действительности, то есть условиямместа и времени года». Охота на пушного и снедного зверя, на лесную иводоплавающую пернатую дичь, так называемые «ловы» былиодним из важнейших промыслов в средневековой Руси иглавной княжеской «забавой» – вспомним страницы«Поучения» Владимира Мономаха, посвященные «ловам». Длякнязей это была и благородная традиционная потеха, и случайлично проявить силу и мужество, развить бойцовские навыки, аиногда под видом «лова» и прихватить землю соседнего удела.Автор «Слова» был, бесспорно, замечательным охотником –огромный объем природоведческих знаний, который заложен впоэме, мог принадлежать только человеку, долгие годывнимательно наблюдавшему природу в непосредственномактивном общении с нею. Интересно, что и природоведческие данные «Слова» вкакой- то мере прикрепляют памятник к Чернигово- Северскойземле. О диалектной северской «чаице» мы уже говорили. А вотеще одно интересное место «Слова»: «На реце на Каяле тьмасвет покрыла: по Русской земле прострошася половцы, акы п ар д у ж е гнездо». Пардус, как пишет Н. В. Шарлемань, – этолегко приручаемый для охотничьих целей быстроногий ловчийзверь, «азиатский гепард, или чита». Добавим, что слово«пардус» встречается и в «Хождении» черниговца игуменаДаниила при описании Иордан- реки: «Зверь многъ ту и свиниидикие бещисла много, и пардуси мнози, ту суть львове же».

500Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Интересно, что во.всем русском летописании пардусы, какконкретное, а не сравнительное понятие, упоминаются дважды,и в обоих случаях эти упоминания связаны сдорогими.охотничьими подарками Святослава Ольговича, отцаИгоря. В 1159 году он, по сообщению Ипатьевской летописи,подарил пардуса Юрию Долгорукому, послав к нему вначале.Олега, старшего брата Игоря, который «еха наперед к Гюрговии дае пардус». Более богатого подарка удостоился великийкнязь киевский Ростислав Мстиславич: «Святослав же дариРостиславу пардуса и два коня борза у ковану седлу». Вероятно,черниго- во- северские князья, располагая обширнейшими илучшими на Руси степными, лесостепными и леснымиохотничьими угодьями, держали пардусных дрессировщиков,получая детенышей этого зверя через половцев из необъятныхвосточных степей – пардусы водились в Оренбуржье, например,до середины XIX века. Н. В. Шарлемань: «Еще в XVIII в. былина Черниговщине специализированные цехи охотников:бобровники, гоголятники, соколятники. Раньше были еще ипардусники». «Зооморфологический орнамент» (В. Ф. Ржига) памятника,его основной фон, свидетельствуя об авторе – черниговце исеверянине, как о большом знатоке живой природы этогорегиона Руси, не выдает ли в нем человека высокого, скореевсего княжеского происхождения, для которого «ловы» былидолгие годы постоянным и, можно сказать, обязательнымзанятием? Чтобы так знать природу, надо было долгие годыобщаться с ней, видеть ее в цветовых оттенках, слышать звуки итишину, обладать даром выражения в словах своих знаний оприроде, ощущений и чувствований. Человек, глаза котороговечно заливает трудовой пот, монах, отгородившийся от живогомира молитвами, постами и стенами, или дружинник сомногими служебными, семейными я хозяйственнымиобязанностями – все они едва ли могли иметь достаточновремени и возможностей, чтоб природа в такой степени сталаих мировосприятием; скорее это был человек высшегосословия, наделенный редким талантом, располагавший