Память (книга первая)

551Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»г. длилась около 9 часов… В некоторых работах последнего времени старательноподбираются упреки, адресованные Игорю не только какбездарному полководцу, но и как зачинщику междоусобиц, еголичность подается в качестве типичного удельного князька-неудачника, забияки, мелкого политиканишки, призывавшего наРусь половцев. Это искаженное представление! Да, действительно, за Игорем числится участие в двухмеждоусобных военных эпизодах 1180 года, и верно, что вместес ним сражалось половецкое войско. Но подробно эти эпизодыникто не разбирал, исследователи забывают даже уточнить, чтоИгорь в том году играл в Ольговичах третьестепеннуюполитическую роль и находился в двойной вассальнойзависимости от своих сюзеренов. Утверждение, например, Л. Н.Гумилева, что «в 1180 г. Игорь находился в тесном союзе споловцами», основано на упростительном подходе к сложнойполитической ситуации того временн. В поход на полоцкий Друцк, скажем, пошли во главе всехОльговичей стоявшие над Игорем Святослав Всеволодович,лишившийся великого киевского стола, и его брат ЯрославВсеволодович черниговский. Поход этот вообще нельзярассматривать как нападение Ольговичей на полоцкиевладения, потому что под одним стягом с ними выступилитамошние князья – Всеслав Василькович полоцкий, БрячиславВасилькович витебский, Всеслав Микулич логожский, ВасилькоБрячиславич изяславский, Андрей Володшич со своимплемянником Изяславом, «литва» и «либь». Целью демаршавовсе не был захват городов или земель соседнего княжества –это была помощь соседям, защита от притязаний мономаховичаДавыда Ростиславича смоленского на полоцкие города и земли.Политический смысл этого похода, за который почему- то нынеукоряют Игоря, как зачинщика междоусобиц, проявился в егорезультатах. Давыд смоленский вошел было со своими войсками в Друцки «от Давыдова полку переезживаху (реку Друть) стрельцы икопейницы и бияхуся с ними крепко», но когда подоспел с

552Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»новгородским войском Святослав и «перегатиши Дрею, хотяхуити на Давыда», тот убрался восвояси. Город не подвергсяштурму и разграблению, а отделался только сожжением егоострога, очевидно, когда там стояли войска захватчика,демонстрацией соединенных сил Ольговичей и потомковВсеслава полоцкого был вновь присоединен к отней землеодного из главных исторических персонажей «Слова». Так чтоИгорь участвовал в этом походе с чистой совестью, отстаиваясправедливое, правое дело тех времен и включившись ввековечную борьбу Ольговичей с захватническимиустремлениями Мономаховичей. Далее. Летний бросок на Киев, битва под городом, разгромполовецкого войска, в результате чего Игорь бежал в однойлодке с Кончаком, – все это никак не характеризует Игоря как«друга» половцев, плохого полководца или инициатора «котор»(распрей). Половцы были призваны не им, а Святославом,степняки сами «смятошася от страха» перед превосходящимисилами Рюрика Ростиславича. Вся эта междоусобная каша была вызвана тем, чтоМономаховичи отняли у Святослава Всеволодовича великийкиевский стол, на котором он сидел по династическому ивозрастному старшинству с 1176 года. .Политический результатсражения под Киевом оказался, однако, следующим: РюрикРостиславич «размыслив с мужи своими угадав бе бо Святославстарей леты» и «урядився с ним съступися ему старейшиньстваи Киева, а собе взя всю Русскую землю». Итак, старшиеОльговичи затеяли эту междоусобицу и призвали половцев наМономаховичей вынужденно, отстаивая принципы феодальногоправа и свою фамильную честь. По тем же причинам «мечомкрамолу ковал» их знаменитый предок Олег Святославич, ноего внук Игорь ни разу за свою жизнь не обращался за военнойпомощью к половцам. Он исповедовал принципы, провозглашенные в поэме.Поучаствовав как вассал в довольно мелких усобицах 1180- го(походы на Друцк и Киев), Игорь Святославич двадцать двагода, до конца своих дней, воздерживался от

553Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»братоубийственных распрей, лишь один раз, в 1196 году,вынужденный вместе со всем «Ольговым гнездом»,предъявившим свои законные права на великий стол,изготовиться к отпору военной коалиции князей Киева,Смоленска, Владимира и Рязани. История числит единственное междоусобное сражение,предпринятое Игорем, – в 1184 г. он «взях на щит город Глебову Переяславля». Это зафиксировано в летописной повести опоходе Игоря, включено в покаянную «его» речь, исовременные историки вовсю кают Игоря именно за сейпоступок, хотя надо бы каять владельца этого города –Владимира Глебовича переяславского, который незадолго передтем «иде на Северьские городы и взя в них много добыток».Игорь, подчиняясь средневековому рыцарскому кодексу, не могне ответить на «обиду», чтобы не потерять уважения к себе состороны вассалов, бояр, воевод, дружины, да и врагам он обязанбыл показагь силу и спасти свою «честь»… Полнее, ярче и правдивее, чем участника усобиц, Игоряхарактеризует то, что он, располагая множеством городов,обширными плодородными землями, сильной дружиной иприличным вассалитетом (Путивль, Курск, Рыльск, Трубецк),восемнадцать лет своего новгород- северского княженияподавал пример. соблюдения династической «лествицы», не.сделал ни одной попытки выступить против такого никчемногои вероломного князя- сюзерена, как Ярослав, до самой егосмерти не попытался овладеть Черниговом. И за четырехлетнеевеликое черниговское княжение Игорь Святославич ни разу непринял участия в феодальных войнах, хотя существовалавозможность и даже в некотором смысле необходимость хотябы одной такой войны. Итак, будучи поэтом, человеком, настроенным, очевидно,несколько романтически, Игорь и в политике, и в литературевыступал за неуклонное соблюдение династического права постаршинству княжеской «лествицы». Образцом для него былаединая и могучая Русь времен Владимира Святославича, хотяИгорь ясно понимал, что его великого предка, «того старого

554Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Владимира нельзе бе пригвоздити къ горамъ киевскымъ»,хорошо знал жестокую реальность истории, в том числе«первых времен усобицы», и считал, что только единениекнязей может спасти Русскую землю от грядущей внешнейопасности. Не намереваюсь отводить все упреки, адресованныев «Слово»ведении Игорю, не собираюсь его идеализировать –он был сыном своего века, но есть достаточные основания дляего защиты от чрезмерных осуждений и предвзятых оценок.Повнимательней присмотримся к облику Игоря, отразившемусяв летописях. Характерно звучат слова Игоря из Ипатьевской летописи за1180 год, когда назрела очередная усобица Ольговичей сМономаховичами: «Брате, добра была тишина, лепей былоуладиться»… У В. Н. Татищева речь Игоря, обратившегося супреками к Святославу Всеволодовичу, изложена подробно иотлично характеризует молодого новгород- северского князя,самостоятельно, независимо и здраво мыслящего и ужевысказывающего свое политическое кредо, которое я выделяюразрядкой, чтобы любознательный читатель сам мог убедиться,что оно совершенно идентично основной идее «Слова»:«Весьма бы лучше тебе в покое жить и перво примириться соВсеволодом и сына освободить и согласяся, обще всем Рускуюземлю от половец оборонять…» (История российская, т. III, стр.123). В конце марта 1185 года, когда Ярослав черниговскийизменнически надумал снестись с Кончаком, напавшим на Русь,Игорь сказал ему: «Не дай боже отрицатися нам на поганыяездити, они бо всем нам общии вороги…» (Там же, т, IV, стр.302). И начал готовиться к своему походу – собирать иэкипировать дружину, оповещать .вассальных князей.Утвердившееся мнение, будто поход Игоря был чисто«сепаратным» и «легкомысленный» князь пошел в степь очертяголову, не предупредив остальных русских князей, неневерно.Игорь сделал главное – предупредил своего сюзерена, иначе неполучил бы войско черниговских ковуев. Хотя вполневозможно, повторюсь, что именно Ярослав направил его в этотпоход, преследуя свои сепаратные интересы и спекульнув на

555Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»доверчивости Игоря. Он, вероятно, смог легко убедить вассала втом, что поход будет легкой военной прогулкой до самой, бытьможет, Тмутаракани. Ведь всего полтора месяца назад десятоккнязей во главе с «грозным великим» Святославом нанеслиполовцам сокрушительное поражение. Ярослав мог сыграть ина честолюбии Игоря – разведку и первый бой принял на себя втом большом победном походе Владимир Глебовичпереяславский со своей дружиной и двумя тысячами берендеев,а полевая распря между Игорем и Владимиром из- за места вавангарде объединенного похода 1183 г. была на памяти всех.Последним же убедительным аргументом Ярослава мог бытьследующий: из степи с большим половецким полоном ибогатыми трофеями возвращался киевский воевода РоманНездилович… Объективно же поход Игоря вовсе не «раскрыл ворота состороны поля», а стал героико- жертвенной акцией, быть может,предупредившей мощный мстительный удар Кончака и Гзы поКиеву и Чернигову. Половецкие ханы, собрав со всей степиогромное войско, ,заманили Игоря в ловушку и малой кровьюполучили главное – богатую добычу. За что же при такихобстоятельствах обвинять Игоря? За стремление к легкойпобеде? А кто и когда о ней не мечтал? За честолюбие,доверчивость и простодушие? .Игорь Святославич был, очевидно, порядочным внравственном смысле и политически смелым человеком.Шестеро князей отказали в приюте изгою Владимиругалицкому, опасаясь гнева его отца, Ярослава «Осмомысла»;Игорь же гостеприимно принял шурина в своей новгород-северской вотчине и через три года «примирил его с отцом» (Б.А. Рыбаков). Игорь Святославич был также хорошимсемьянином, любил супругу, чей образ так опоэтизирован в«Слове»… Право, довольно трудно понять, за что некоторыеавторы клянут сегодня этого, по- видимому, воистинунезаурядного человека, несущего в своем обликеиндивидуальные черты своеобычной личности тех времен. Исследователи, кстати, вчитываясь в «Слово», отмечают

556Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»психологическую и политическую эволюцию главного героя, ине все соглашаются с Д. С. Лихачевым, который дает Игорютакую компромиссную характеристику: «Сам по себе ИгорьСвятославич не плох и не хорош: скорее даже хорош, чем плох,но его деяния плохи, и это потому, что над ним господствуютпредрассудки и заблуждения эпохи». Нельзя рассматривать«характер Игоря как статический, раз навсегда заданный», –пишет. Г. Ф. Карпунин. Да, идейно- художественная зрелость,литературное совершенство «Слова» проявляются и в том, чтообраз Игоря дан в развитии, динамике, «в движении от одногодуховного идеала к другому, более высокому и благородному».И далее: «Поражение на Каяле стало в поэме переломным дляИгоря. На Каяле было нанесено поражение не столько Игорю-полководцу, сколько Игорю- человеку, то есть „предрассудкам нзаблуждениям“, которые господствовали над князем –типичным сыном эпохи. Игорь не погибает физически, онтерпит моральный крах: вместе с падением Игоревых стяговрушится и его духовный идеал личной „чести“ и личной„славы“. Из этой, моральной, смерти князь возрождается черезлюбовь к родине. Нет прежнего Игоря, заботившегося о своейчести больше, чем о чести родины, есть новый Игорь, высшимидеалом которого является Русская земля». Гипотеза об авторстве Игоря открывает новые глубиныпоэмы, в том числе и для изучения такой малоизученной сферыдуховной жизни человека, как психология творчества. Н. В.Шарлемань спрашивал в своем докладе 1952 года: «Можно липсихологически обосновать авторство Игоря? Можно лидоказать, что это есть его произведение?» Ответ довольнопространен, и я вынужден привести его в больших отрывках порукописи, чтобы сделать достоянием любознательного читателямысли давно ушедшего от нас интересного исследователя,имевшего немалые заслуги в раскрытии тайн «Слова»… «Об одаренности Игоря в нашем распоряжении имеютсятолько косвенные доказательства, Игорь был, несомненно,просвещенным человеком. Он тщательно собирал сведения длясвоего личного родового летописца. По свидетельству Д. С.

557Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Лихачева, летописец Игоря „самый обширный из всех личных,семейных и родовых летописей XII- XV вв. Это быллетописный свод с широким политическим горизонтом. В 1200г. он был включен в Киевскую летопись. Созданный Игоремобщерусский летописец пропагандировал мысль онеобходимости примирения враждующих князей и активизацииборьбы с врагами стран ы“.Известный дореволюционный ученый, авторфундаментального, объемом более двух .тысяч страниц, «Опытарусской историографии» профессор В. С. Иконников считал,что «подобный рассказ о большом походе Святославлича в 1185г. записан в Чернигове». Отметим также, что летописнаяповесть о походе Игоря – самое обширное и подробноеописание обстоятельств этого, строго говоря, эпизодическогопохода, описание, как бы заслонившее подробностями всеостальные походы русских князей против половцев за полторавека. Главное же для нашей темы в летописании Игоря то, чтоосновная идея, высказанная им в официальной историографии,абсолютно идентична гражданскому пафосу «Слова», авторомкоторого он был.Н. В. Шарлемань: «На развитие ума Игоря указывает…отсутствие у него суеверия, реалистическое по тому временитолкование даже столь „дурного знамения“, как солнечноезатмение в начале похода. Большим показателем высокойдушевной силы Игоря может служить его решительноеосознание ошибок прошлого и перемена поведения. Эта чертаИгоря хорошо прослеживается в летописи. Игорь„обнародовал“ (выражение Д. С. Лихачева) в летописи отчет нетолько о своем поражении, но и о прежних своих делах.Помимо описания хода событий, в летописи были внесеныпокаянные речи князя. Они изложены так, что не возникаетсомнения, что это подлинные слова самого князя. Первая из нихв оценке Д. С. Лихачева „поражает пространным перечнемкняжеских преступлений и необычайной смелостью“. Д. М.Приселков оценил эту речь Игоря как „изумляющий нас исейчас своей искренностью счет княжеских преступлений, а

558Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»при описании бегства Игоря из половецкого плена летописьприводит такие житейские и психологические детали, которыемогли быть известны только самому князю и записанынепосредственно с его слов“. Большинство исследователей, однако, считают, что речьИгоря, исполненная религиозного экстаза, вписана в повесть опоходе летописцем- монахом, который не мог знать вподробностях, что именно говорил Игорь в полдень 12 мая 1185года за сотни верст от Киева или Чернигова. И эта длинная речьедва ли была произнесена среди кровавого ристалища князем,сидящим «въ седле кощиевомъ», – уж больно неподходящаяобстановка для говорения речей. И, наконец, летописноепокаяние противоречит всему духу «Слова» и миросозерцаниюавтора, которое известный современный исследователь считаетскорее «первобытно- пантеистическим, а отчасти и наивно-материалистическим» (Ф. Я. Прийма. «Слово о полку Игореве»в русском историко- литературном процессе первой трети XIXв. Л., 1980, стр. 5). Христианская мораль, отражая догмы религии рабов,действительно требовала от человека самоуничижительныхуверений в верности богу, смиренных раскаяний в грехах, и врусской литературе XII в. мы найдем немало таких, правда,несколько отдающих фальшью, психологических излияний.Приведу только два примера. Игумен Даниил: «Вот я,недостойный игумен Даниил из Русской земли, худший из всехмонахов, отягченный грехами многими, неспособный ни ккакому делу доброму…», «Простите меня, грешного, и непопрекните за скудоумие и грубость…», «Я же неподобающеходил путем тем святым, во всякой лености, слабости, пьянствуи всякие неподобающие дела творя». Владимир Мономах: «…Не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю бога ипрославляю милость его, ибо меня, грешного и ничтожного,столько лет хранил от тех смертных опасностей… О я,многострадальный и печальный! Много борешься, душа, ссердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потомупомышляю, как бы не предстать перед страшным судьею, не

559Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»покаявшись и не примирившись между собою». Ничего подобного не отыскать в «Слове»! Там вера не вабстрактного бога, не в навязанную исчужа смиренническуюмораль, а в главную земную реальность – в человека, природу,заветы предков. Не упование на господа, но ясное осознаниенасущной необходимости объединения под стягом великогокиевского князя для общерусской защиты родины. В поэме нетникаких покаяний, есть диалектическое соединениеисторической памяти, живой яви и надежд в умах и делахгероев! «Итак, есть все основания считать Игоря высокоодареннымчеловеком, – приходит к выводу Н. В. Шарлемань ипродолжает:– Заметной чертой характера Игоря былочестолюбие: эту черту он унаследовал от своего деда ОлегаСвятославича. Летописи отметили честолюбивые стремленияэтого князя, родоначальника Ольговичей, и его борьбу сВладимиром Мономахом и мономаховичами. Летописиотмечали постоянные неудачи Ольговичей на военномпоприще. Игорь, пытаясь достигнуть успеха в военном деле,тоже потерпел поражение. Он решил выдвинуться в делах„идеологических“. В поле зрения .Игоря были близкие примерылитературной деятельности мономаховичей. ВладимирМономах оставил после себя несколько талантливыхлитературных произведений. Его сын Мстислав, согласноисследованиям Д. С. Лихачева, был, по- видимому, авторомсвоего летописца. Были, возможно, и еще князья- литераторы,оставшиеся нам неизвестными. Литература в то время вкняжеской среде пользовалась большим вниманием.„Книжным“ князем был Ярослав галицкий „Осмомысл“, сынВсеволода Большое Гнездо Константин окружил себя ученымилюдьми, занимался переводами с греческого и т. д.» Добавлю: просвещенными людьми были, как мы знаем,Ярослав Мудрый, его дочь Анна Французская, сыновья егоСвятослав, Всеволод и Давыд, Святослав Давидович, он жНикола Святоша черниговский, Михалко Юрьевичвладимирский. Б. А. Рыбаков: «При дворе Андрея

560Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Боголюбского развивалась и литературная деятельность;Андрей сам был писателем». В. Н. Татищев о сыне ВсеволодаБольшое Гнездо Константине Мудром: «великий был охотник кчнтанию книг и научен был многим наукам… многие деладревних князей собрал и сам писал, також и другие с нимтрудились». Н. В. Шарлемань: «Еще в плену Игорь осознал тяжелоеположение, создавшееся в результате разгрома его войска. Народину он возвратился „небезупречным героем“… Поражениенельзя было замалчивать, Игорь был вынужден „обнародовать“в своей летописи отчет о происшедшем. В „официальную“летопись были внесены в духе христианского смирения ипокаянные речи князя. Эти признания произвели насовременников, надо полагать, гнетущее впечатление. Дляослабления впечатления необходимо было обнародоватьпроизведение, которое хотя бы отчасти оправдало поступкиИгоря. Перечнем неблагоприятных стихийных явлений(затмение, повлиявшее на дух войска, метеорологическиеявления зной и жажда и др.), а главное – героизмом главныхвиновников происшествия, их пламенной любовью к родине; крусским сынам, и чистосердечным признанием своих поступковможно было смягчить позор. Таким произведением,параллельным летописи, и явилась „неофициальная“ „труднаяповесть“ – „Слово о полку Игореве“… Целью произведения была, очевидно, не толькосамореабилитация Игоря – человек честолюбивый, умный италантливый, он претендовал в конце XII– начале XIII века насвою особую роль в политической жизни Руси: «как телу безголовы, так Русской земли без Игоря». В самом деле, Игорь Святославич тех лет, будучи ужесамым старшим «во Ольговичах» и продолжая ихколлективнуюполитику, ясно сформулированную в 1196 году, мог занятьвеликий киевский стол. Больше того – после смерти Ярослава.черниговского в 1198 году Игорь должен был законно статьвеликим князем киевским, потому что оказался старше и всехМономаховичей. Рюрик Ростиславич, будучи правнуком

561Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Мономаха, стоял на династической «лествице» ступенькойниже, а праправнуки Мономаха Роман Мстиславич галицкий ипосаженный им на великий стол вскоре после смерти Игорямалозначительный князь Ингварь Ярославич волынский, дажедвумя ступеньками. Что же касается самого сильногоМономаховича, стоявшего будто бы вровень, – ВсеволодаБольшое Гнездо, то и здесь Игорь обладал преимущественнымродовым правом – был старше владимиро- суздальского князяпо возрасту и представителем старшей линии Ярославичей.Множество раз автор подчеркивает в тексте поэмы отчествоИгоря «Святославлич», возможно, не столько для того, чтобынапомнить об отце, рядовой политической фигуре XII в.,сколько о великом княжении своего прадеда СвятославаЯрославича как об историко- политическом и династическомпрецеденте. И вот Игорь Святославич, не желая ослаблять Русскуюземлю большой междоусобной войной, четыре года сидит начерниговском столе. Сидит тихо, если не считать егонеобыкновенного подвижения – «Слова», в котором он такчасто вспоминает своих любимых героев – Всеслава полоцкогои деда Олега Святославича. И именно потому, что они, тожеобладая сто лет назад преимущественными династическимиправами и будучи насильственно спущенными Мономахом иего отцом по «лестнице» вниз, пытались с помощью военнойсилы восстановить справедливость… Нет, Игорь не. был«малозначительным» человеком! К концу жизни он сталмудрым государственным мужем, движимым патриотическимипобуждениями, прозорливо и трагически осознающимнеизбежность для родины тяжких грядущих испытаний ипредлагавший единственный выход из трудной историческойситуации. Интересно, что принцип феодального «старейшинства»вскоре после неожиданной кончины Игоря (причины которойнеизвестны, как неизвестны причины ранней смерти егостаршего брата. Олега и младшего Всеволода) провозгласилРоман Мстиславич галицко- волынский, будто только что

562Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»прочитавший «Слово». Этот сильный и решительный князь,стоявший, за соблюдение «лествицы» еще в 1194 г., постриг вмонахи своего тестя Рюрика Ростиславича, его жену и дочь, тоесть собственную супругу, а двух сыновей князя, незаконнозанимавшего великий стол, отправил в Галич. Собрав затем в Киеве князей, Роман «нача гадати со князи идружиною о устрое Руские земли… реки има тако: „Се, б р а т ие, весте, оже Киев есть старейший стол в Рустей земли идостоит в нем княжити старейшему и емысленнейшему во всейбратии, абы могл управити добре и землю Рускую всюдуобороняти и содержати поряд во братии, да не переобидит одиндругаго и не наскакует на чужу волость. Ото ж встает рать межибратии, ведут поганых и губят землю Рускую и пачи котору вобратии воздвижут…“ В большой этой речи, которую я цитируюпо В. Н. Татищеву, излагался далее порядок утверждения навеликий киевский стол „старейшего и годнейшего“, говорилосьо его правах, справедливом распределении земельных владениймеж братнею, не раз подчеркивался принцип подчиненияместных „неумных“ и „молодших“ князей „старейшему“, „абырусская сила не малилась“. „А егда кто от братии воздвижеткотору и наскочит на чужу волость, он да посудит с местнымикнязи и омирит. А егда на кого придут ратнии половцы, илиугры, или ляхи, или ин народ, и сам той князь оборонитися неможет, ино князь великий, снесшися со братиею, местными.князи, и послют помощь от всея Руския земли, елико требе“. Это была развернутая позитивная программа, политическойальтернативы которой в те времена не существовало. Однаковлиятельный Всеволод Большое Гнездо, «бояся самстарейшинство иному дати… отрече Романови, глаголя: „Се,брате и сыну, испокон тако не бысть. И яз не могу преступати,но хосчу тако быти, яко бысть при отцех и дедах наших“.Другими словами, политическая раздробица Руси,междоусобицы и „которы“ оправдывались, как быузаконивались силой исторических прецедентов!.. „Роман же,слышав се, оскорбился вельми, иде к Галичу“. А ВсеволодБольшое Гнездо, тут же сместив Ингваря Ярославича,

563Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»потребовал от Романа освобождения сыновей Рюрика,Ростислава и Владимира, праправнуков Мономаха. „И посадиВсеволод зятя своего Ростислава на великом княжениикиевском“. Таким образом, киевский стол остался за„Володимерим племенем“, и мы не знаем, какой оборотприняли бы события на Руси, если б своевременно и по правуего занял Игорь Святославич внук Ольгов… Несомненно, что между «Словом» Игоря Святославича и«Поучением чадом» Владимира Мономаха, написанном на столет ранее и до его киевского вокняжения, есть деликатная итонкая связь. «Читатель „Поучения“ – это любой представительгосподствующего класса феодального общества, настроенный кподдержанию не самим имдостигнутого наличного жизненногоуровня, а унаследованного от предков. Это читатель того жегеографического диапазона и политического кругозора, что ичитатель, к которому обращалось „Слово о полку Игореве“ (Б.А. Романов. Люди и нравы… стр. 140). В борьбе конца XI – начала XII века за киевский столВладимир Мономах использовал литературное средствополитической агитации. Б. А. Рыбаков: «Поучение Мономахабыло обращено не к его родным детям. Они в это время ужевыдавали своих дочерей замуж и в отцовских поучениях едва линуждались. Оно было рассчитано на довольно широкую,феодальную аудиторию». А выше: «Мономах „…без всякойскромности расхваливает себя и как бы указывает киевским„смысленным“: вот я – тот самый князь, который нужен вам. Явсегда воевал с „погаными“. Я не давал воли „уным“, своимотрокам, не позволял им «пакости деяти“, я хорошо отношусь ккупцам, я сторонник правого суда, я сумею успокоитьобиженных, я честно соблюдаю присягу, я хорошо сам ведусвое хозяйство, не полагаясь на тиунов и отроков, я совещаюсьсо своими боярами, я покровительствую церкви…» Политическое и мировоззренческое кредо Игоря,выраженное в «Слове», требовало от читателей глубокихисторических и философских раздумий о судьбах Русской

564Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»земли, сложностях текущей жизни и человеческих трагедияхпрошлого и настоящего, не замалчивало слабостей героя и невыпячивало его действительных или мнимых достоинств.Поэма предназначалась для «братии», то есть князей,избранных представителей высшего слоя тогдашнего общества,способных оценить ее набатное звучание, мощь ума и богатствоталанта автора, его истинный патриотизм и благородствоустремлений. Это был своего рода поиск и призыв союзников,готовых поддержать автора в главном его убеждении –необходимости соблюдения принципов феодального«старейшинства» и немедленного единения вокруг Киева,чтобы прекратить разорительные усобицы и организоватьсплоченную защиту от внешних врагов. На собственном горьком примере Игорь преподносилпоучительный исторический урок и напрямую предлагал себяна роль главы Русской земли. Первым обратил внимание на этупрагматическую цель «Слова» еще в прошлом веке автор двухзамечательных работ о поэме П. П. Вяземский, написавший, чтоавтор «ничего не имел другого в виду, как представитькандидата для защиты единства родного племени». Н. С.Демкова, возвращая нас к событиям 1185- 1196 гг. и подробноанализируя тогдашнюю политическую ситуацию, считает, чтоавтору «Слова» «известны обвинения Ольговичей вбезрассудстве и военном неумении, он знаком с требованиемВсеволода, Рюрика и Давыда, обращенным к его князьям, –навсегда отказаться от притязаний на киевский престол, и онхочет оправдать черниговских князей за поражение 1185г., д о ка з а т ь их военное и моральное право быть руководителями вкняжеских союзах, ибо они выступали как мужественныепредставители Руси против „поганых“, они уже „доспели набрань“… Идеальным центром княжеских союзов для авторанесомненно являются черниговские его.князья, способные и кзащите Руси, и к руководству ею». Н. В. Шарлемань в своем докладе 1952 года останавливалсяна психологических мотивах, вызвавших к жизни великуюпоэму и рассматривал истоки ее разнообразной лексики.

565Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»«Долгое раздумье в плену и в дороге, тяжелые душевныепереживания, впечатления от ярких образов весенней природы,вылившиеся не в форме христианского покаяния и смирения, ав пантеистических образах природы, языческих богов, и далигениальное произведение. Кто же, кроме Игоря, на долюкоторого пришлись все эти переживания, мог подать их в такойстрастной форме, кто знал, о чем думал Игорь перед побегом,во время побега, кто знал мысли Игоря о жене, золовке,зяте?»… Действительно, духовный портрет Ярославны, в частности,воссозданный в «Слове» яркими и смелыми мазками, могпринадлежать только человеку, долго и близко знавшему ее,«выдумать» и набросать бессмертными красками стольинтимный образ, обнаруживавший пантеистическоемировосприятие супруги Игоря, какому- то другому лицу в тевремена было невозможно! Кстати, еще Аполлон Майковинтуитивно н тонко почувствовал в плаче Ярославныприсутствие Игоря: «Обстановка этого плача будет: степь, утро,закуковала кукушка, напомнившая особенно живо Игорю егоЯрославну, как видел он ее в последний раз на стене вПутивле… Там она стоит и обращает вопли свои в пустыннуюстепь – к ветру, к реке, к солнцу, горюя и тоскуя любящимсердцем, чуя постоянно беду над милым… Как хорош выходиттут Игорь- то!» Н. В. Шарлемань: «Признав Игоря автором, легко объяснитьосведомленность „Слова“ в княжеских делах. Как зятьЯрослава галицкого, Игорь, конечно, был хорошо знаком сположением дворца Ярослава, знал мощь его войска, слышал всвоей семье о замыслах венгерского короля. Из говора своейжены Ефросинии Ярославны и ее брата Владимира, жившего втечение некоторого времени у него, Игорь усвоил и внес в своелитературное произведение некоторые западно- русские слова,галлицизмы и полонизмы»… Между прочим, и новгородские элементы, усматриваемые в«Слове», легко объяснить тем, что мать Игоря, однавоспитывавшая с тринадцатилетнего возраста сына, была

566Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»новгородкой, на которой, согласно записи в ПервойНовгородской летописи за 1136 год, «оженися СвятославОльговиць в Новегороде и венцяся своими попы у СвятогоНиколы…». Восточные же тюркские слова пришли в памятникчерез давнее соседство северян со степью, общение с ковуями впоходе и с половцами в плену. Однако особенно закономерен впоэме, повторимся, мощный слой северской народной лексики;это словесное богатств нельзя было столь активно освоитьиздалека и со стороны. Целых тридцать четыре года, почти всюсвою сознательную жизнь – с 1164 по 1198- й – автор провел вПутивле, Новгород- Северском и их сельских окрестностях. Иродился он в этих местах, и здесь же прошло его младенчествои раннее детство годы, когда маленький человек открываетудивленные глаза на мир, делает на земле первые шаги, слышити произносит первые слова, начинает чувствовать и думать… «Форма же изложения в „Слове“ от третьего лица былавыгодна Игорю, чтобы скрыть себя и обнародовать „Слово“ каканонимное произведение», – писал Н. В. Шарлемань. Да,немало произведений средневековой русской культурыанонимны – авторы, считая эти творения выше личностибренного человека, не находили уместным связывать их сосвоими именами, а у Игоря, как мы знаем, были на то особоважные и деликатные причины. Напомню к месту интересноезамечание Б. А. Рыбакова: «Ученые давно уже научилисьпреодолевать эту средневековую анонимность: если летописец,говоря о ком- либо в третьем лице, сообщает о нем слишкоммного подробностей, то очень вероятно, что в этом случаелетописец говорит о себе, называя себя „он“… Летописная повесть о походе Игоря уникальна по объему, атакже по количеству достовернейших подробностей, непротиворечащих «Слову», где поистине «слишком многоподробностей»! Повествование от третьего лица помогло,автору не только дать всему и всем личную оценку, но ивзглянуть на себя и других как бы со стороны, учесть и«молву», и, так сказать, официальные точки зрения, раскрытьисторизм событий. А в чисто литературном плане этот прием

567Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»позволил свободнее выбирать грамматические, лексические,стилистические, аллитерационные, ритмические варианты впроцессе чудовищной по трудоемкости творческой работы надтекстом поэмы. Изложение от первого лица, как, скажем, в«Поучении» Мономаха, было невозможно в «Слове». Чтобы вэтом убедиться, представьте себе в поэме такую, например,неудобоваримую фразу: «Я сплю, я бжу, я мыслию полямерю…» А множество мест вообще нельзя представитьнаписанными от первого лица! Взгляните с этой точки зренияна вводную фразу «Слова», и вам станет ясно, что она отлита вединственно возможную грамматико- стилистическую форму.Главный герой поэмы везде назван по имени, отчеству, имени-отчеству, в заголовке еще и по «фамилии», а в тексте несколькораз также посредством указательных местоимений и личных втретьем лице. В одном только – ключевом, кульминационномместе у Игоря неудержимо вырвалось: «Что мне шумит, что мнезвенит…» Напомним, впрочем, что полный заголовок поэмы,возможно, раскрывал. для средневековых читателей имя творцаее. А Н. В. Шарлемань высказал еще одну интересную догадку:«В „Слове“, по- видимому, можно найти глухое упоминание оподлинном авторе в обращении к Бояну: „пети было песньИгореви того внуку“. Как известно, первые комментаторы передсловом „внуку“ вставили в скобках „Олга“. По- видимому, этапоправка текста излишня. Смысл первоначальной редакциитаков, что Боян призывается петь песнь Игорю – своему внуку,т. е. потомку, последователю. Такие обороты речи и ныневстречаются в украинском языке. Если Игорь последовательпевца Бояна, то он и сам певец…» Учтем также мнение еще одного внимательногоисследователя: «Слова „того внуку“ настолько ничем несвязаны по смыслу, а по своему месту .настолько удалены отимени Олега Святославича,, что их, конечно, нельзя относить кэтому князю». И верно – ключевая фраза о таинственном«внуке» приводится задолго до первого упоминания об ОлегеСвятославиче, а очень приметное место, включающее эту

568Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»строку, сцементировано общей мыслью, композиционнозаключает пролог- зачин поэмы и начинается с обращения кпредшественнику- песнотворцу: «О Бояне, соловию стараговремени!» И далее: «И синтаксически и логически (так как делоидет о пении, а не о чем- либо другом) слова „того внуку“должно относить к имени древнего певца Бояна» (М. В.Щепкина. О личности певца «Слова о полку Игореве». ТОДРЛ,т. XVI. М. –., I960, стр. 74). Таким образом, фразу: «Пети былопеснь Игореви, того виуку», а также полный заголовок ноэмыможно рассматривать как довольно веские доказательстваавторства Игоря. «В заключение приходится признать, – заканчивал Н. В.Шарлемань свой доклад 1952 года, – что вряд ли предлагаемаягипотеза будет скоро принята…» Не знаю, скоро или не скоро эта гипотеза будет принята, нодля меня, скажем, она уже сделала свое доброе дело – заставилапо- новому вчитаться в «Слово» и комментарии к нему,новнимательней отнестись к людям н событиям далекогонашего средневековья, вникнуть в некоторые подробноститогдашней политической, военной, культурной жизни,пристальней взглянуть на главного героя бесценноголитературного памятника. Личность первейшего русскогописателя, если им был Игорь Святославич Ольгов, возбуждаетинтерес, привлекает своей сложностью, противоречивымиоценками, нераскрытыми тайнами его жизни и смерти. 37 Четыре года пробыл Игорь на черниговском «огнем златомстоле», и об этом периоде его жизни абсолютно ничего неизвестно. Это настораживает и будит воображение. Чем онзанимался долгих четыре года? Быть может, дорабатывал«Слово», все более усложнял, зашифровывал его текст, искалновые и новые словесно- смысловые родники? Какова быласудьба протографа? Возможно, рукопись хранилась в

569Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»библиотеке какого- либо черниговского собора или монастыря,обветшала, была скопирована в XVI веке, дожила там до XVIII,попала в руки местному любителю литературы священникуИоилю Быковскому, который привез ее из Чернигова вПетербург, затем в Ярославль, хранил у себя до глубокойстарости, передал наконец в руки Мусина- Пушкина, первогоиздателя памятника… Такая история подлинника – лишь зыбкоепредположение, и мы обратимся к фактам, связанным сличностью Игоря и привлекшим меня своей загадочнойнеобъясненностью. Почему Игорь, этот – по сегодняшней пустопорожней молве– «князь- забияка», долгие годы владевший богатым игустонаселенным княжеством, на самом деле никогда не затевал«котор»? Может, князь- патриот, мучительно осознававший, чтосо времен первых усобиц принципы «старейшинства»,разделения земель и власти постоянно нарушались,десятилетиями подавал братии, князьям русским личныйпример соблюдения этих принципов, изложив в конце жизнисвое политическое и нравственное кредо в «Слове»? Почему вэти годы он не сделал ни одной попытки силой занять великийкиевский стол, принадлежавший ему по наследномуфеодальному праву? Чтобы не «ковать крамолу» мечом, неослаблять Русскую землю, не множить число «гори-славличей»? Несомненно, что Игорь как реальная историческая личностьраскрыт исследователями не до конца. Обладавший, судя по«Слову», высокой духовной и интеллектуальной культурой, онпрошел суровую жизненную школу, познал душевныепотрясения, людей, обрел военный опыт, государственноемышление, изучил историю и извлек из нее уроки, выработал кконцу жизни твердые мировоззренческие, политические инравственные принципы. Историки во многом доверяют В. Н.Татищеву, располагавшему неизвестными нам средневековымирукописными манускриптами. И мы не знаем, из какойсгоревшей летописи взял он изумительную по краткости иопределенности характеристику Игоря: «Сей муж своего ради

570Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»постоянства любим был у всех, он был муж твердый». Но все же почему Игорь Святославич не был провозглашенв 1198 году великим киевским князем? Может быть, Киев,окончательно утративший свое значение столицы Русскойземли, потерял притягательную силу для Игоря, убедившегося вневозможности реального осуществления принципа«старейшинства»? А не играл ли здесь решающую роль врагИгоря Всеволод Большое Гнездо или набравшее чрезмерноеполитическое влияние киевские боярство и духовенство?Исторические источники ничего не проясняют, на основании ихскупых текстов можно только строить предположения. Великая распря 1194- 1196 гг. из- за Киева не утихла вдруг.В 1197 г. Рюрик Ростиславич, ставленник Всеволода БольшоеГнездо, на этот раз получивший великое княжение, в сущности,за взятку в виде пяти городов Русской земли, обратился ксвоему патрону: «Брате и свату, являю ти, зять мой Роман от насотступи и целова крест ко Ольговичам. И ты, брате, посли кним грамоты крестныя и поверзи има, а сам сяди на конь».Острая политическая ситуация вскоре разрешилась не в пользуОльговичей даже без военного вмешательства ВсеволодаБольшое Гнездо – в Галиче был «уморен отравою или опися»брат Ярославны Владимир, и Роман волынский захватываетгалицкий стол, который по наследственному правупринадлежал сыновьям Игоря. Ярослав черниговский,лишившись поддержки Романа, не в силах был бороться заКиев, а после его смерти в следующем году единственнымзаконным претендентом на великий стол оказался ИгорьСвятославич, стоявший на династической «лестнице»ступенькой выше Рюрика. Летописи не зафиксировалиполитических перипетий того года, зато донесли до наспоразительный по своему тону н направленности панегирикРюрику Ростиславичу. Приведу эту своего рода летописнуюрекламу в переложении В. Н. Татищева: «…Вси бо начинанияего бяху от страха божия и любомудрия (филозофии), полагашабо себе во основание воздержание (чистоту) по Иосифу ицеломудрие, по Моисею добродетель, Давыдову кротость,

571Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Владимирово правоверие и протчия добродетели прнкладая всоблюдение заповедей божиих, многу милостину дая». За тридцать пять лет Рюрик вступал на великое княжениекиевское семь раз, не считая переходного 1198 года, но ни дотого, ни после не удостаивался столь комплиментарной оценкисвоей личности. Политика во все времена зависела отгосподствующей идеологии, и не исключено, что это необычноеславословие, навязчивое подчеркивание христианскихдобродетелей Рюрика появились на страницах летописи в пикузаконному претенденту на великий стол – Игорю, которому,если он действительно являлся автором «Слова» с его.языческим антуражем, никак нельзя было адресовать подобныхвосхвалений. Причем за похвалой Рюрику как- то не совсемкстати следует почему- то еще более пространная похвалахристианским добродетелям его невестки Анны, дочериВсеволода Большое Гнездо, главного врага Игоря и всехОльговичей… Выскажу еще одно предположение, основанное на краткихлетописных сообщениях того загадочного 1198 года. Имею ввиду известие о единственном походе Всеволода БольшоеГнездо на половцев, совершенном им при жизни Игоря. Почемуэтот сильный князь, никогда также не принимавший участия вколлективных выступлениях против кочевников, предпринялэтот поход именно весной 1198 года? Почему этот неожиданныйи несколько даже странный демарш оказался стольдлительным? Почему не состоялось ни одного сражения споловцами? Не исключаю, что Всеволод Большое Гнездо сел«на конь» по прошлогоднему или новому призыву Рюрика сразупосле смерти Ярослава черниговского. Владимиро- суздальскийкнязь, возможно, вообще не ставил себе целью повоеватьполовцев – за воинской славой он никогда не гонялся, ни причем были также мотивы обогащения или мести, так как на егобогатое княжество степняки не нападали, а на общерусскиеинтересы ему было наплевать. Скорее всего, большое войскоВсеволода продемонстрировало силу иа границах земель Игоря,чтобы на великом столе прочней утвердился Рюрик. И, видно,

572Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»совсем не случайно носле этого безрезультатного и бесславного«половецкого» похода «бысть радость велика в Володимере»… В том же 1198 году «князи рязанстии умыслиша отделити отепископи черниговския». Почему отделение рязанской епархии,входившей около ста лет в черниговскую, совпало свокняжением Игоря? За этим важным событием в историирусской церкви предположительно можно увидеть и чистополитические причины, но совсем не исключено, что рязанскиецерковники, знакомые со «Словом», узрели в главном герое иавторе необычного сочинения еретика, ставшего великимкнязем черниговским и посягнувшего на религиозные святаясвятых. Б. А. Рыбаков заметил однажды, что в русском летописаниивторой половины XII в. названы по имени и деду, однако безотчеств, всего четыре живых, юных и малоизвестных, еще непрославившихся ничем князя. Полное же упоминание поимени, отчеству и «фамилии», то есть по имени деда, входило вторжественную формулу некрологов. Например, «престависяблаговерный князь Смоленьский Давыд, сын Ростиславль, внукже великого князя Мстислава…». «Нигде ни один летописец, –пишет Б. А. Рыбаков, – не величал живого князя сверх отчестваеще и именем деда». И единственное исключение – уникальнаязапись в Киевском своде 1198 года о живом и хорошо известномкиязе: «В то же время Святославличь Игорь внук Олегов поехаиз Новагорода…» Возможно, что это не только свидетельствоизвестности заголовка «Слова», но и нечто другое… ПочемуИгорь упомянут так, как по летописной традиции упоминалитолько мертвых? Что этим хотели сказать составлявшие сводмонахи, священнослужители или их цензоры? Далее. Князей, как правило, хоронили в соборах, церквах имонастырях. В конце XII в. упокоились в различных храмахмногие известные князья, в том числе и персонажи «Слова».Святослав Всеволодович (умер в 1194 г.) был «положен в Киевев отни монастыри», «буй- тур» Всеволод Святославич (1196) вчерниговской церкви Богородицы, Давид Ростиславич (1197) –смоленской церкви Бориса и Глеба, Ярослав Всеволодович

573Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»(1198)– черниговском Спасо- Преображенском соборе. Летописи тех лет отмечали места захороненийвторостепенных князей, не оставивших никакого следа вистории. В 1190 году, скажем, «преставися князь СвятополкИгоревич, шурин Рюриков, апреля 19 и положен во церквизлатоверхой святого Михаила, юже созда прадед егоСвятополк». Об этом князе история решительно ничего незнает. Зимой 1195 года «преставися князь Изяслав Ярославичменший месяца февраля, и положиша его в Феодоримонастыри», однако неизвестно, где и когда он княжил. «Тоя жезимы месяца марта преставися благоверный князь ГлебЮрьевич туровский (по другим источникам не то „добрянский“не то „дубровицкий“. – В. Ч.)… И привезоша его в Киев.Сретоша тело его митрополит с игумены и князь великийРюрик. Положиша его во церкви святого Михаилазлатоверхого». Существуют разнотолки о том, чей это былпотомок и где его на самом деле похоронили… Наши средневековые историки постоянно фиксировалитакже места упокоения видных священнослужителей, многихкнягинь и даже малолетних князей. Так, в 1199 году умер вшестилетнем возрасте Ростислав Ярославич, внук киевскогокнязя Владимира Мстиславича, живший в Новгороде при отце,и летописец отметил, что положили его «в монастыри святогоГеоргия». В 1201 г. умерла мать этого князя- младенца, супругаЯрослава Владимировича «имянем Елена» и положена бысть вцеркви святыя Богородицы в монастыре». Сообщение 1202 г.:«Toe же зимы преставися великая княгиня Ярославля, невесткавеликого князя Всеволода, Ефросиниа Борисовна в Переяславлии положена бысть в церкви Бориса и Глеба подле отца иматери». И вот перед нами загадочный факт – один из самыхизвестных князей того времени Игорь Святославич, внукОльгов, умерший великим князем черниговским, не былпохоронен в Спасо- Преображенском соборе, где находилсяглавный некрополь, усыпальница чернигово- северских князей

574Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»XI- XII- XIII вв. Да и вообще не существует никаких известий оего захоронении в храме. Конечно, нет летописных сведений оместе погребения и некоторых других князей того времени. Ноесли допустить, что Игорь был автором «Слова», восставшим всвоем сочинении против христианских канонов и кощунственновозродившим общественную память о языческих верованиях,то не могли ли церковники, знавшие о его авторстве,запретить .родственникам упокоить тело «богоотступника» подсвятыми сводами? Приведу для контраста подробное татищевскоепереложение летописных сведений о болезни, смерти ипохоронах одной современницы Игоря, отнюдь не выдающейся,не оставившей никакого следа в политической или культурнойжизни средневековой Руси. «6713 (1205)… Великая княгиняМария Всеволода Юрьевича, лежа в немощи 7 лет и видевкончину свою, пострижеся в монастыри, его же сама устрои. Ипребысть в нем 18 дний, преставися марта 19 дня, преждеотхода своего созывая чада своя и много их поучая, како жити вмире и любви, люди судити во правду, зане много читабожественных книг. Егда же иде в монастырь, везоша ю насанех. По ней иде князь великий и чада ея, сынове и дщерь, имножество народа, вси плакахуся. Проводивше же ю вмонастырь, возвратишася и не видеша ю до смерти, зане не хотеникого же видети, кроме единыя дщери Всеславы (ВышеславыРостиславли), иж приеха пред тем, при ней же и скончася. Посмерти же положиша ю во гробе каменне и погребоша воцеркви святой Богородицы. Константину же, сыну большему,прииде весть, яко мать его скончася, горько плакася, зане емумать не яви, яко име намерение пострищися, и то учини вдругий день по ея отходе». Если бы мы имели такие же достоверные подробности опоследних днях, кончине и похоронах Игоря Святославича, намнаверняка открылись бы многие сокровенные тайны и еговремени, и его личности!.. Глубокой печалью веет отсдержанных слов: «6710 (1202). Преставися князь черниговскийИгорь, сын Святославль. Той же зимы явися затмение в луне

575Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»декабря 29». Фантастически случайное совпадение редкого космическогоявления со смертью Игоря вызывает ассоциативные мысли отом, что он, литературный гений космического, почтинеправдоподобного дарования, закончил свою земную юдольнепонятым и осужденным современниками, открыв своейжизнью и смертью череду трагических судеб в русскойлитературе новых времен… И, быть может, сыновья Игоря, безусловно, осведомленные,об авторстве отца, разворошившего.упреками «Слова»княжеский муравейник Русской земли и одновременнопризывавшего к единению, разделяли отцовские идеалы ипомыслы, знали о попрании его законных прав на Киев? Естьпоразительный исторический факт, который ни летописцы, нипозднейшие историки никак не объясняют. Может, за ним стоитнераскрытая тайна личности Игоря? Или он как- то связан спричиной довольно ранней смерти князя, который уже четыре споловиной года должен был занимать великокняжеский стол? «6710 (1202). Преставися князь северский ИгорьСвятославич декемвриа 29- го дня». (В. Н. Татищев. «ИсторияРоссийская», т. 1N, стр. 168). Странно, что Игорь назван княземсеверским, но мы не будем гадать о причине такогопоименования, обратим внимание на точную дату смерти – 29декабря 1202 года. По языческому и христианскому обрядучеловека обычно хоронили на третий день. И вот сразу послепохорон Игоря Святославича будто прорвалась плотина –Ольговичи, среди которых уже, очевидно, большой вес имелиИгоревичи, соединившись с войсками Рюрика Ростиславича,напали на Киев, учинив неслыханное разоренье древнейстолицы Руси. «И створися велико зло в Рустей земли, якого жезла не было от крещенья над Кыевом. Напасти были и взятья –не якоже ныне зло се стася: не токмо едино Подолье взяша ипожгоша, ино гору взяша .и митрополью святую Софиюразграбиша и Десятиньную святую богородицю разграбиша имонастыри вси и иконы одраша…» Произошло это 2 января 1203 года, то есть на следующий

576Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»день после похорон Игоря, и можно предположить некую связьмежду двумя столь близкими событиями. Простившиеся стелом отца Игоревичи должны были тут же сесть в седла искакать, меняя коней, долгую ночь по заснеженной дороге, чтобна следующий же день подступить к Киеву. Позже три сынаИгоря – Роман, Святослав и Ростислав, призванные галичанамина княжеские столы как внуки Ярослава «Осмомысла», будутповешены местным боярством – такой массовой и жестокойказни князей на Руси не было «от крещенья над Кыевом» и небудет никогда позже… Есть и другие загадки, связанные с жизнью и смертьюИгоря Святославича. Почему летописцы посвятили егомладшему брату Всеволоду, князю удельному, развернутый, счувством написанный некролог, а о смерти Игоря Святославича,умершего после четырехлетнего черниговского стольногокняжения, сообщили столь скупо, в одну строчку? И почему вовраждебной Игорю Лаврентьевской летописи, которую,очевидно, цензуровал сам Всеволод Большое Гнездо, покойныйдаже не удостоился отчества? Приведу это сверхкраткоелетописное сообщение и – опять для контраста – последующуюфразу: «В лето 6710. Преставися князь Черниговьскый Игорь.Того же лета преставися княгыни Михалкова Февронья, месяцаавгуста в 5 день, на память святого мученика Евсегния, иположена бысть в церкви святыя Богородица, в Суждали»(ПСРЛ, т. 1, 1846, стр. 175). …Однако самое таинственное открылось мне в знаменитомрукописном средневековом источнике – Любечском синодике.Не раз я вчитывался в этот исключительный по своейисторической ценности документ, где записаны дляпоминовений при церковных службах черниговские удельные ивладетельные, стольные, называемые «великими», князья. Отсутствие в Любечском синодике Владимира Мономаха,его отца Всеволода Ярославича, а также Бориса Вячеславича,сына смоленского князя Вячеслава Ярославича, сидевших начерниговском столе в последней четверти XI в., объясняется

577Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»просто – составители синодика справедливо считали законнымивладетелями Чернигова только потомков СвятославаЯрославича, четвертого сына Ярослава Мудрого. Но почему вэтом драгоценнейшем историческом документе не назван поимени князь Игорь? Загадка! Читаю список в том месте, гдедолжен значиться Игорь Святославич. Синодик упоминает«Великого князя Ярослава черниговского, в иноцех Василия, икнягиню его Ирину». Как известно, Ярослав Всеволодовичкняжил в Чернигове с 1177 по 1198 год. Назван по именам иотчеству великий князь Всеволод- Даниил Святослав(ич)черниговский (Чермный) и княгиня его Анастасия. Этот князьвпервые занял черниговский стол в 1204 году. Как мы знаем, с 1198 по 1202 год великим черниговскимкнязем был Игорь Святославич, однако Любечский синодикмежду Ярославом Всеволодовичем и его племянникомВсеволодом Святославичем помещает некоего «Великого князяФеодосия Черниговского…». Но в Чернигове никогда не сиделкнязь Феодосий, и вообще на Руси среди сотен удельных ивеликих князей не было князя, носившего такое имя! ЕслиИгорь Святославич не назван в синодике, то это чрезвычайнопоказательно, только я предполагаю, что под псевдонимом«Феодосий» – это имя самого досточтимого святого русскойцеркви – записан в поминальник Игорь! Допускаю, что он,будучи автором полуязыческого «Слова», «покаялся» передсмертью в своих «грехах», принял схиму и в синодике значитсяего монашеское имя. И еще очень важное. В Любечском синодике естьпродолжение поминальной записи о загадочном великом князечерниговском Феодосии – в ту же строку местные священникизаписали «и княгиню его Евфросинью». Не Ярославна ли это«Слова», мать всех детей Игоря? Под именем Евфросиньи Ярославны супруга Игоряпроходит во всем современном «Слово»- ведении. Ее впервыеназвала Екатерина II в своих «Записках касательно российскойистории», но источник этого сведения нам неизвестен, как иисточник первоиздателей «Слова», также назвавших жену

578Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Игоря Евфросинией. Не исключено, что Екатерина II, навернякане знакомая с Любечским синодиком, который был обнаружен вкрохотной провинциальной церкви сто лет спустя после ее«Записок», знала какой- то не сохранившийся летописныйманускрипт. Загадка имени Ярославны остается, и пока единственныйдостоверный источник – Любечский синодик, где она,Евфросинья, названа «княгиней», то есть супругой князяФеодосия, под которым, вероятно, следует подразумеватьИгоря. Кстати, только в этом синодике названы по именамсовременницы Евфросиньи Ярославны – Мария, жена великогокнязя киевского Святослава Всеволодовича, н жена ЯрославаВсеволодовича черниговского Ирина… И Любечский синодик молчаливо хранит главную для менятайну! Если Евфросинья – это Ярославна «Слова», а «Великийкнязь Феодосий Черниговский», то почему тогда Ярослав-Прокопий Всеволодович- Кириллович, очевидно, такжепринявший перед смертью схиму, значится в поминальнике ипо своему светскому имени, и по монашескому (Василий), а дляпоминовения его преемника на княжеском столе Игоряоставлено только монашеское имя? По какой такой важнойпричине средневековые черниговские священники, записавполными именами множество князей, среди которых немаловторостепенных, таких, что даже не зафиксированы влетописях, не решились назвать ни светского, ни христианскогоимени великого князя черниговского Игоря- ГеоргияСвятославича- Николаевича? Исключено, чтоб они не зналиэтих имен, но не исключено, что они знали, кто был автором«Слова», отвергнувшим христианскую смиренническую моральи возродившим рудименты языческих верований… Наконец, еще одна глубокая тайна того времени, котораяприоткрылась мне много лет назад. Она связана именно сгодами черниговского княжения Игоря. Приведу для началаслова замечательного знатока русской старины, историка,археолога, великого библиофила и собирателя рукописей ИванаЕгоровича Забелина, книжный дар которого составил основу

579Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»московской Исторической библиотеки: «Все, что сохранилосьот прежней жизни человечества… могло сохраниться под видомпамятников… Каждый памятник есть… свидетель, очевидецвеликого, в бесконечном разнообразии единого дела,именуемого творчеством… Только подробным описанием ирасследованием… почтенных остатков старины мы достигнемвозможности выяснить себе нашу историю» (И. Е. Забелин.История и древности Москвы. М., 1867, стр. 29). Это высказывание можно отнести и к великому памятникуистории, культуры и духовной жизни наших предков – ИгоревуСлову, и ко всем иным свидетелям стародавних времен –былинам, летописям, иконам, берестяным грамотам,средневековым законоположениям и официальным документам,монетам, гербам, печатям, предметам ремесел и прикладногоискусства, архитектурным сооружениям. Огромен объем информации, заложенный в любомпамятнике архитектуры! Он, снабженный «подробнымописанием и расследованием», свидетельствует о материалах,ремеслах, инструментах, мастерстве и строительных приемахпредков, степени разведанности и освоения ими природныхбогатств, развития техники, технологии, транспорта. Каждаястраница каменной летописи несет на себе печать своеговремени, хранит историческую память о давних событиях,людях, их верованиях, достатках, духовной и творческой жизни,об их межобластнических и международных культурных связях.В памятнике запечатлены их понятия о красоте, чувстве меры,симметрии, пропорции, гармонии, об использовании имиэстетики строительного материала, пейзажа, цвета, света,рельефа. Как ценнейший продукт культуры, памятникиархитектуры воспитывают эстетически, сообщаютэмоциональные заряды положительного знака, будят мысль,вовлекают, человека в процесс познания, напоминают о вечныхценностях, участвуют в формировании психического складанарода и, приобщая к деяниям предков, утверждают жизнь впоколениях, укрепляют веру в будущее. Памятники становятсянациональными святынями, государственными символами; они

580Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»несут высокие общественные понятия, соединяя людей исодействуя гуманистическому развитию человечества.Возведенные или восстановленные в мирные времена, онинапоминают о счастье созидания и творчества, о пагубности иаморальности войн, побуждают стремления к миру. Черниговская Параскева Пятница! Стоит мне закрыть глаза,как она выпукло, рельефно является в воображениипричудливым пирамидальным столпом, будто бы легкимисвоими красными стенами, изящными пучковыми пилястрами,небольшими апсидами, узкими оконцами, серебряными арками-закомарами, орнаментальными мережками, светлым барабаном– «вся добра возлюбленная моя, и порока несть в тебе»!Трагическое и счастливое переплелось в ее судьбе.Воздвигнутая восемь веков назад, она служила главныммонастырским храмом, католическим костелом, приходскойцерковью и за столетия совершенно изменила свой облик из- занадстроек и пристроек, как бы затаилась под ними, однакосвежий кирпич со штукатуркой защитил древнюю плинфу отразрушения солнцем, дождями, ветрами и морозами. Взрывфашистской бомбы обрушил надстройки, обнажил фрагментысредневековой кладки, в которых только такой знаток, как ПетрДмитриевич Барановский, мог столь зорко увидетьпервородное, совершенно необыкновенное. Памятник видится как монументальная и в то же времяизящная и легкая скульптура, как некий символ чего- товозвышенного, смелого, гордого, светлого, величественного,динамичного, жизнеутверждающего. П. Д. Барановский предположил, что возвел храм ПетрМилонег по заказу Рюрика Ростиславича. Однако доказать этоневозможно. Мы твердо знаем, например, что герой «Слова»,великий князь киевский Святослав Всеволодович, построил вЧернигове великолепную Благовещенскую церковь, о чемсообщает летопись: «В лето 6694 (1186) месяца мартаСвятослав Всеволодович святи церковь святого Благовещенияюже бе сам созда». И это объяснимо – он провел детство июность в Чернигове, княжил в нем и очень любил этот город, с

581Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»чувством обратившись однажды к своему сюзерену: «Отче!Пусти мя Чернигову наперед тамо ми жизнь вся!» Но почемувеликий киевский князь- мономахович Рюрик Ростиславичдолжен был построить в вотчине Ольговичей Пятницкуюцерковь? Она датируется концом XII – началом XIII века, новедь в 1196 году именно Рюрик стал инициатором большоймеждоусобной войны, создав мощную киевско- смоленско-владимирскую коалицию, направленную против северскихкнязей, а со следующего года ему стало не до черниговскиххрамов – своих строительных дел привалило хоть отбавляй. Конечно, великая каменная летопись Руси создаваласьталантами зодчих и мастерством каменщиков, то есть – впрямом значении – народом, но почти каждая постройкасвязывалась, с именем князя. Очевидно, князья в основном засвой счет и под своим контролем вели все дело, начиная свыбора зодчего, обсуждения проекта, наблюдения застроительством и кончая освящением. Сохранились летописныесвидетельства, что Мстислав построил церковь Богородицы вТмутаракани и заложил черниговский Спас, ВладимирМономах «сам созда» церковь Богородицы в Смоленске, егосын Мстислав – одноименную церковь в Новгороде, ДавыдСвятославич – Борисоглебский собор в Чернигове; многохрамов строили Ярослав Мудрый, Андрей Боголюбский, другиевеликие и невеликие князья… Считаю, что черниговскуюПараскеву Пятницу «сам созда» Игорь сын Святославль внук Ольгов. Любознательный Читатель. Но нужны какие- тодоказательства, аргументы, основания! – Они есть, хотя и косвенные. И если какой- то изаргументов слаб, то все они вкупе могут дать специалистамтолчок для размышлений и дальнейших исследований… 1. Возведение храма было не только деянием«богоугодным», но также и делом чести, политики,престижным свидетельством богатства,, силы, достоинства иблагоденствия того или иного княжества. Чернигово- Северскаяи Владимиро- Суздальская земли словно соревновались .во

582Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»второй половине XII в. – постройки на Клязьме как бывызывали ответные на Десне. Почти одновременно с Успенскимсобором во Владимире (1161 г.) возносится в Чернигове такжеУспенский собор с княжескими клеймами на плинфах,бесстолпная Ильинская церковь и каменный княжеский дворецна Валу. Владимирцы строят великолепный Боголюбовскийдворец, в 1164 г. освящают церковь Спаса во Владимире, а в1165 г. – знаменитый храм Покрова- на- Нерли, до сего днячарующий нас своею светлой статью. Не остаются в долгусеверяне, но на строительство черниговских Михайловскойцеркви (1174 г.) и Благовещенской (1186 г.), вписавшей «новуюстраницу в историю русской архитектуры» (Б. А. Рыбаков),Всеволод Большое Гнездо отвечает Рождественским собором(1192 г.) и знаменитым Дмитриевским (1197 г..). Через три годаон затевает еще одну постройку: «6708 (1200). То же летомесяца иуля 15 дня заложи князь великий Всеволод, сынГеоргиев, церковь каменну во имя святей богородицы Успения вмонастыри княгинине». Как показали недавние замечательные археологическиеоткрытия, в конце XII – начале XIII века с огромным размахомвелось каменное строительство в Смоленске. В раскрытиивыдающихся по своей архитектуре форм церкви архангелаМихаила (Свирской) первая роль также принадлежит П. Д.Барановскому, который после войны спас ее драгоценныекаменные остатки одновременно с остатками черниговскойПараскевы Пятницы. Однако сказать только о Свирской –значит почти ничего не сказать о смоленском зодчестве техвремен. Замечательно, что «золотой век» смоленского зодчества,насчитывающий каких- то сорок лет, явил на земле этогодревнего русского города несколько десятков каменных храмов,в том числе не сохранившиеся Троицкий и Спасский соборы,собор монастыря на Протоке, Воскресенскую церковь, а такжецеркви на нынешней Большой Краснофлотской улице, наМалой Рычаевке, Окопном кладбище и много других, откоторых не сохранилось даже названий, только фундаменты.

583Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»«…В особо интенсивный период строительства – последнеедесятилетие XII – первая треть XIII в. – безусловнопревосходил по размаху строительства все остальныеархитектурно- строительные центры Древней Руси» (Н. Н.Воронин, П. А. Раппопорт. Зодчество Смоленска XII- XIII вв.,Л., 1979, стр. 402). А Рюрик Ростиславич сразу после окончания междоусобнойвойны с Ольговичами развертывает широкое каменноестроительство в Киевской земле. П. Д. Барановский: «В 1197 г.им построена в Белгороде церковь Апостолов, о которой свеличайшей похвалой отзывается легописец, как о здании,необычайном своей высотой, и украшенностью… К 1198 г.относится построение им в Киеве на Новом Дворе церквиВасилия… В 1199 г. Рюриком возведена подпорная стенка вКиевском Выдубицком монастыре, сооружение которойвызвало… восторженный отзыв летописца,..» Концом XII в.датирует П. Д. Барановский и прекрасную Васильевскуюцерковь в Овруче, построенную Рюриком, а вот летописноесообщение о начале строительства еще одного храма в Киеве:«6706 (1198). Того же году князь великий Рюрик, во святомкрещении Василий имянованный, иулия 14 дня нача строити вмонастыри церковь каменну Святых мученик у Днепра наВыдубичи». Это был год вокняжения Игоря в Чернигове. Мог ли такойчеловек, как Игорь Святославич, возглавивший одно из самыхбогатых и культурных княжеств Руси, четыре года сидеть на«отнем златом столе» сложа руки? Вполне было быестественно, если б он, «гориславлич» конца XII в.,ущемленный в своих правах на киевский великий стол,традиционно ответил на строительство новых храмов воВладимире, Смоленске и Киеве, возведя в Чернигове ПараскевуПятницу, эту несравненную жемчужину средневековой русскойархитектуры. Это было бы делом его чести, и то, что Игорь, какавтор «Слова», по нашей гипотезе полубезверец, не только непротиворечит предположению, но даже подкрепляет его.Архитектура, в том числе и культовая, будучи самым «людным»

584Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»из всех искусств, может своеобразно выражать светские идеисвоего времени, является красноречивым свидетелемисторических событий, а облик того или иного памятника какбы запечатлевает творческую личность создателя. 2. Летописного сообщения о строительстве или освященииПараскевы Пятницы нет, но если бы храм построил РюрикРостиславич, цензуровавший в эти годы Киевский летописныйсвод, то он не преминул бы зафиксировать в нем еще одно своебогоугодное деяние. Отсутствие в летописях известий очерниговском архитектурном шедевре можно связать с теми жеобстоятельствами, которые обусловили полное замалчиваниесредневековыми подцензурными историками каких- либособытий четырехлетнего черниговского княжения Игоря,скупые сообщения о его смерти, отсутствие летописногонекролога и сведений о месте захоронения автора «Слова». 3. Неоспоримым свидетельством того, что ПараскеваПятница строилась попечением князя, служат метки- клейма наее плинфах. Из письма научного руководителя коллективаЧерниговского историко- архитектурного заповедника А. А.Карнабеда: «Основным источником данных о метках- клеймахна плинфах Пятницкой церкви являются данные П. Д.Барановского, Н. В. Холостенко и мои исследования… ПлинфыПараскевы Пятницы помечены в виде княжеских знаков вбольшом количестве вариантов с плавной дугой и основой ввиде угла, какого- то жезла с трезубом на конце, в виде двузубас отрогом внизу и трезуба с расщеплением средней черты, знакив виде трезуба с разветвлением всех трех концов и т. д.».Напомню, что трезубец на средневековых русских плинфах,монетах, печатях и гербах наукой ныне рассматривается каксимволическое изображение сокола – древнейшегоанималистического тотема Рюриковичей, а «соколиной»символикой и художественной образностью, как мы знаем,пронизано все «Слово о полку Игореве». 4. Метки- клейма Параскевы Пятницы во всем их объеме –возможно, своего рода многозначный символический шифрзаказчика, выразившего и в поэме, и в параллельном

585Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»архитектурном творении свои идеалы. А. А. Карнабед:«Характерны для плинф Пятницкой церкви орнаментально-изобразительные клейма… Среди них: а) разнообразныестрелы; б) змейки в виде присущего народнойорнаменталистике „бегунка“; в) луки со стрелами; г) „плетенка“в виде сетчатого орнамента, который просматривается нафасадах памятника. Есть также оригинальные метки в видебукв и близких им по характеру знаков – буква кириллическогоалфавита „И“, буквы глаголического письма – „веди“ и др., атакже сложные знаки из прямых и наклонных черт. Всеговыявлено около 30 различных вариантов меток- клеймуказанных трех основных групп». Не были ли эти клеймазнаком также и народного характера постройки? Выскажу идостаточно фантастическое предположение: не образовывалили клейма- буквы и знаки «сочной резьбы», как пишет мне А.А. Карнабед, на первозданных стенах осмысленную надпись –от автора «Слова», если это он «сам созда» памятник, можнобыло ожидать чрезвычайного! По количеству и разнообразиюклейм, несущих чрезвычайно объемную, но в сущности еще нерасшифрованную информацию, Параскева Пятница, этотсравнительно небольшой черниговский памятник, не имеетаналогов в русской архитектуре, так же как краткое «Слово» неимеет аналогов в русской литературе по количеству иразнообразию информации, не говоря уже о других егонепреходящих ценностях. Добавлю, что церковь Василия вОвруче, – несомненно, построенная Рюриком киевским, о чеместь летописное сообщение, – ровесница Параскевы Пятницыи настолько близка ей по архитектурным элементам, что П. Д.Барановский, возрождая черниговский шедевр, взял изовручского памятника некоторые зодческие подобия. Ноудивительное дело – у Васильевской церкви «клейм и знаков накирпичах нет»! (П. А. Раппопорт. Русская архитектура X- XIIIвв. Л., 1982, стр. 30.) 5. Параскева Пятница возведена поодаль от черниговскихмонастырей и соборов, на городском Торгу. Возможно, что этобыла, своего рода благодарность князя местному купечеству,

586Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»которое помогло ему материально в 1185 г. Вспомним, что в томже году Игорь едет к храму «Пирогощей», стоявшей накиевском Торгу… 6. Пятницкая церковь разительно отличается от всехчерниговских памятников своей пирамидальной статью,множеством других зодческих особенностей, и прежде всегоявными признаками светской архитектуры. Это обстоятельствотоже наталкивает на мысль о параллели со «Словом» каксветским произведением искусства. Храм отличается также отвсех остальных на Руси тем, что в нем впервые столь смелоотвергнуты архитектурные каноны византийской школы и снаибольшей полнотой выражен национальный зодческий стиль.Точно так же, как «Слово о полку Игореве» яркое исамостоятельное проявление национального духа всредневековой русской литературе. 7. Необыкновенный этот храм был воздвигнут во имяПараскевы, культ которой нерасторжимо сливался с древнимиязыческими поверьями. В своем замечательном труде«Поэтические воззрения славян на природу» А. Н. Афанасьевписал: «Подобно тому, как атрибуты Перуна переданы былиИлье- пророку, а поклонение Волосу перенесено на св. Власия,– древняя богиня весеннего плодородия сменилась св.Параскевою»… Б. А. Рыбаков пишет, что корни культаполухристианской- полуязыческой Параскевы Пятницы уходятв глубь веков, к доисторическим верованиям наших предков вединственную богиню праславянского пантеона Макошь с еерусалками – покровительницу источников, колодцев,священной земной влаги; однако культ Пятницы, развившийся вXII- XIII вв., был шире: она стала также божеством домашнегосчастья и плодородия, покровительницей полей и скота,женского рукоделия и торговли. Языческий культ Пятницы был самым устойчивым инаиболее распространенным из всех дохристианских верованийнашего народа –: о н з афиксирован учеными даже в серединеXIX века. Легко вообразить, насколько распространен был внароде этот культ в конце XII века, когда был возведен

587Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»черниговский храм Параскевы Пятницы, и совсем неисключено, что его постройка князем Игорем быласвоеобразным отзвуком полуязыческого духа «Слова». Нелишним будет добавить: Параскева Пятница была, по народнымверованиям, также и богиней правосудия, а именно всправедливом суде современников и потомков нуждался Игорь. 8. Возможно, Игорь возвел Пятницкий храм и в память освоем счастливом избавлении от половецкого плена.Ипатьевская летопись: «Се же избавление створи господь впяток…» 9. Как и московский храм Василия Блаженного,черниговская Параскева Пятница – скорее своеобычнаяскульптура, возвышенный символ, материализованная в камнеидея, чем помещение для богослужений. «Слово о полкуИгореве» во множестве подробностей и в целом имелосимволическое звучание и значение, так что неповторимаяоригинальность Параскевы и «Слова», их композиционные ииные особенности могут быть соотнесены, связаны с однойтворческой личностью. Закономерно, что художественный вкуси слишком нерядовая индивидуальность князя Игоря моглисущественно повлиять на замысел зодчего. 10. Храм Параскевы Пятницы имел подобия в Северскойземле. В 1953 году были раскопаны остатки храма Спасо-Преображенского монастыря в Новгород- Северском, которыеизучаются до сего дня. «Мы склоняемся к той мысли, что,вероятнее всего, собор связан с Игорем, на это указывает егоблизость к Пятницкой церкви в Чернигове… Судя по плану,храм, вероятно, имел ярко выраженную п и р а м и дальнуюкомпозицию масс» (Г. Н. Логвин. Чернигов, Новгород-Северский, Глухов, Путивль. М., 1980, стр. 163- 165). Новгород-Северский храм простоял до конца XVIII века. Проезжавшаячерез город из Киева Екатерина II приказала разобрать его, и в1791 –1796 гг. на этом месте по проекту Д. Кваренги былвозведен новый Спасо- Преображенский собор; то было, можносказать, преступление, разорвавшее драгоценную связьвремен…

588Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» Тот же Г. Н. Логвин пишет, что во время археологическихисследований Путивльского детинца «были раскопаны остаткикаменного храма, которые позволяют сделать вывод, что он былочень интересным и необычным сооружением» спирамидальным силуэтом. «Здесь, как в Пятницкой церкви вЧернигове и Новгород- Северском храме, стены были украшенысложными пучковыми пилястрами». Ученые датируютпутивльский храм, как и Параскеву Пятницу, концом XII –началом XIII века. Погиб он, очевидно, во время нашествиястепняков в 1239 году. Кстати, о Новгород- Северском иПутивльском храмах, ровесниках Параскевы Пятницы, тоже нетникаких упоминаний в летописях. Можно предположить, чтоименно Игорь Святославич создал эти три необычных храма вглавных своих городах – в память о событиях, запечатленных вего бессмертной поэме.Итак, совпадают время, место, историческиеобстоятельства, совпадают, наконец, некоторыеискусствоведческие данные, позволяющие говорить о том, чтокнязь Игорь, быть может, завершавший на черниговскомкняжении главное подвижение своей жизни – редактуру,доводку и первую чистовую пропись «Слова», строилоригинальнейшие и совершеннейшие каменные сооружения.Одно из них – Пятницкая церковь в Чернигове, возрожденная кновой жизни, стоит ныне, как живая. И каждый можетполюбоваться ею да подумать над многовековой тайной нашейистории и культуры.Н. В. Гоголь: «Архитектура – тоже летопись мира: онаговорит тогда, когда уже молчат и песни и предания…»Современная исследовательница Е. В. Воробьева, на работукоторой мы уже ссылались, справедливо пишет, что«монументальное изобразительное искусство, и в первуюочередь архитектура, всегда играли огромную роль вформировании художественных воззрений своей эпохи. Храмы,олицетворявшие часто образ родного города, силу князя и егоидейные устремления, были у всех на виду и ежедневно

589Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»воздействовали на сознание жителей города. Поэтому нельзя неучитывать идейно- художественного влияния комплексаархитектурных сооружений черниговского кремля,находившегося постоянно перед глазами современников„Слова“. И далее: „Слово о полку Игореве“, благодаряспецифике художественного языка, многогранно и конкретноотражает героико- патриотические идеи: сплочение русскихземель, призыв к прекращению братоубийственных войн,воспевание княжеского могущества как единственной силы,способной прекратить раздоры и защитить свой народ. Близкие,но более обобщенные идеи прочитываются в величественных,монолитных формах Борисоглебского храма, как быпротивопоставленного мелкой, разобщенной застройке.Необычная цельность и слитность архитектурных форм,подчиненных центральной главе, опирающейся на мощноеоснование, легко вызывала ассоциации о единстве,сплоченности вокруг главы княжества – князя. Устойчивыестены, усиленные стройными полуколоннами, украшенныенеобычайными резными капителями, материально выражалимогущество и возможности князя и его рода. Каменная плотьневольно ассоциировалась с величием и мощью родаСвятославичей, вещественно демонстрировала знатностьродового гнезда, права „Даждьбожиих внуков“ на княжение вотчих землях». Эти слова исключительно точно могли быхарактеризовать и наиболее выдающееся зодческое творениеЧернигова – Параскеву Пятницу, современницу «Слова». И если Игорь Святославич внук Ольгов «юже сам созда»(пригласив, возможно, из киевской земли великогосредневекового зодчего Петра Милонега), то потокинформации, заложенный в этом замечательном памятнике,растекаясь «по мыслену древу», снова и снова настойчивовозвращает нас к «Слову» и его творцу. Вот авторитетные мнения трех специалистов –искусствоведов, археологов, историков архитектуры, знатоковрусской старины. Г. Н. Логвин: «Пятницкая церковь – явлениезакономерное в истории древнерусского зодчества. В ней, как и

590Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»в „Слове о полку Игореве“, воплощены самые возвышенныенародные идеалы единства древнерусских земель, народныепредставления о прекрасном, гордое сознание силы и величиянарода». Н. Н. Воронин: «Слово» родилось и жило вместе срусским искусством, – оно не было одиноко в своемхудожественном совершенстве и идейном величии, нолитература и зодчество создавали в эпоху мощного расцветакультуры древней Руси «конгениальные» произведения». П. Д.Барановский: «Собор Пятницкого монастыря в своихопределенно выраженных национальных формах – покаединичное явление в архитектуре Древней Руси… подобнотому, как его знаменитый современник в области поэзии,рожденный, по признанию ученых, в той же Северской земле –„Слово о полку Игореве“, являясь тоже уникальным,представляет собой одно из самых лучезарных созданийдревнерусского искусства, свидетельствующих о высотекультуры и творческих достижениях народа». В Пятницком соборе кaк нельзя к месту размещена сегодняэкспозиция, посвященная «Слову о полку Игореве». И вЯрославле, там, где была обнаружена драгоценная рукопись,недавно открыт небольшой музейчик, хотя пришла пора создатьнастоящий музей «Слова» в Москве, который практически ужебыл создан однажды, незадолго до войны. Идею воссозданиятакого музея единодушно поддержали в Москве, Ленинграде,Киеве и Чернигове участники научных конференций 1975 года,посвященных 175- летию первого издания поэмы. 1 января 1976 г. «Литературная газета» напечатала письмогруппы участников юбилейных конференций. Ученые, вчастности, писали: «Слово о полку Игореве» не тольковеличайшее произведение словесного творчества. ДревнейРуси, но и неотъемлемая часть культуры и литературы новоговремени. Поэтическая сила «Слова», его патриотический игуманистический пафос обеспечили долгую жизнь этомудревнему памятнику, снискали любовь к нему сегодняшнегомногомиллионного читателя. Музей, посвященный «Слову ополку Итореве», мог бы стать не только музеем, повествующим

591Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»об истории памятника, но и музеем книжной культуры ДревнейРуси в целом». Ученые напоминали также, что в 1985 году «исполняется800 лет со времени события, воспетого в „Слове, о полкуИгореве“, что создание музея, „без сомнения, явится событиемогромного патриотического и общекультурного звучания“, ипредлагали: „Москва, Крутицкий терем – таким мог бы статьадрес нового музея“. Письмо подписали академики И. Белодед (Киев), Д. Лихачев(Ленинград), Б. Рыбаков (Москва), доктора филологическихнаук Л. Дмитриев, В. Колесов, Ф. Прийма (Ленинград), Ю.Пширков (Минск), А. Робинсон (Москва), члены СП СССР,кандидаты филологических наук В. Стеллецкий и С,Шервинский (Москва), кандидат филологических наук Ф.Шолом (Киев). К сожалению, на это письмо не было ни ответа,как говорится, ни привета. А он, ответ- привет, срочно нужен –совсем немного времени осталось до юбилея. 22 ноября 1983года Генеральная конференция ЮНЕСКО приняла следующеерешение: «1. Генеральная конференция призывает учреждения,организации, деятелей культуры, литературы отметить эту дату,знаменательную годовщину в истории мировой культуры; 2.Генеральная конференция предлагает Генеральному директоруЮНЕСКО осуществить ряд конкретных мероприятий поучастию ЮНЕСКО в праздновании 800- летия создания этоговыдающегося памятника мировой литературы». Следовало бы в юбилейном году не только открыть музей,но и создать научный центр по дальнейшему изучению поэмы.Ф. Я. Прийма: «…Тот, кто взял бы на себя труд подвести итогинаучного изучения „Слова о полку Игореве“, пришел бы квыводу, что вся сумма посвященных ему исследований – этолишь начало той большой работы, вернее, того цикла работ,которое еще надлежит осуществить советским ученым».Необходимо выпустить полный библиографический справочниклитературы о «.Слове», сводный обзор реального комментария,энциклопедию памятника, продолжить исследование тайнавторства, предыстории мусин- пушкинского списка,

592Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»смысловых глубин, художественных достоинств,композиционных, ритмических, аллитерационных,синтаксических и иных особенностей, связей с фольклором,народной лексикой, летописанием, историей феодальной Руси.Пора также предпринять массовое, подлинно народное изданиепоэмы, чтоб ее имела если не каждая семья, то по крайней мерекаждая школьная и клубная библиотека, а также библиотекакаждой воинской .части, корабля, завода, санатория,пионерлагеря, детдома, совхоза,, погранзаставы.«Слово о полку Игореве» – удивительное явлениетворческого духа. Если поискать приблизительные параллели вдругих родах искусства, то это и симфония, пересказатькоторую нельзя – любые слова прозвучат слабыми отголоскамипо сравнению с мощной словесной музыкой поэмы; ипрекрасная старинная картина, выполненная смелымибессмертными мазками; это и величественный собор, от коегоневозможно оторвать взгляд, а все секреты его кладки, тайнычарующей красоты и гармонии никогда не будут до концаоткрыты; это и грандиозный спектакль, где автор, художник-оформитель, осветитель, капельмейстер, режиссер и заглавныйактер лицо, загадочной тенью промелькнувшее восемьсот летназад в русской истории и литературе.Впрочем, «Слово» не нуждается в каких бы то ни былоискусствоведческих либо литературоведческих сравнениях –рядом с ним поставить нечего; оно сотворено по особымзаконам художественного творчества, открытым и блестящереализованным только однажды; неповторимы егоинтонационные переливы и глубокий историзм, ритмическийстрой и предельная, часто двойная- тройная, смысловаянагрузка на слова, клокочущая внутренняя энергия иполифоничная звукопись, символика и патриотизм,первозданная изобразительная сила и экспрессия.«Игорево Слово» – национальная гордость русских,украинцев и белорусов, бесценное сокровище культуры всехславянских народов, высокое гуманистическое достижение,принадлежащее многоликому человечеству. Кроме острейших и

593Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»важнейших общественных и политических идей своего ибудущих времен, стародавняя русская поэма несет в себе такуюконцентрацию непреходящих художественных ценностей, докакой не поднялось ни одно произведение средневековойзападноевропейской литературы того времени, – это былоследствием и результатом высокой культуры домонгольскойРуси. М. В. Ломоносов, не подозревавший о существовании«Слова о полку Игореве», «Поучения чадом», «Слова» ДаниилаЗаточника, «Слова о погибели Рускыя земли», «Сказания оМамаевом побоище», многих других замечательныхпроизведений старорусской литературы, заметил однажды:«Немало имеем свидетельств, что в России толь великой тьмыневежества не было, какую представляют многие внешниеписатели». Однако многие «внешние» писатели по достоинствусмогли оценить «Слово» – этот драгоценный памятник мировойкультуры. Вскоре после русского издания «Слова» появились егопервые, а позже и повторные переводы на другие языки –чешский, польский, немецкий, французский, болгарский,венгерский… Братья Гримм, два талантливейших немца, обожествлявшиедревнюю мифологическую культуру своего народа,познакомились со «Словом» около 1816 года в немецкомпереводе. Вильгельм Гримм сравнил наш шедевр с«целительным и освежающим альпийским потоком,вырывающимся из недр земли, с неведомым ботанику иновооткрытым растением, чьи формы просты н поражаютзаконченностью и совершенством… чья внешность производитнеобычайное впечатление и заставляет удивлятьсянеистощимой творческой силе природы». Вацлав Ганка, «Словенский Филолог», как его назвал всвоих лекциях М. А. Максимович, издал в Праге «Слово» в1821 году со своим прозаическим переводом и пояснением, вкотором писал по- русски: «Язык подлинника сей Песнивеликолепен и крепок, делает переход из Славянского в старый

594Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Русский…» Великий польский поэт Адам Мицкевич говорил в лекциях,прочитанных в 1841 –1842 гг. в парижском Collиge de France:«Читая поэму, каждый славянин испытывает ее очарование.Многие из выражений и образов „Слова о полку Игореве“постоянно встречаются у позднейших поэтов русских,польских, чешских, причем нередко эти писатели не изучалиспециально, даже не знали „Слова“. Причиной этому –славянская основа произведения. Пока не изменится натураславянина, эту поэму будут всегда считать национальнымпроизведением, она сохранит даже характер современности». А.Мицкевич считал, что «славянская поэзия всегда естественная,земная», чем отличается от надуманной изысканностигреческих и резких, жестких контуров скандинавских поэм. Француз А. Рембо в книге «Русская эпика» (1876 г.):«Слово» для русских гораздо больше, чем для нас «Песнь оРоланде», так как оно единственное в своем роде. Оно то, чембыли для греков цоэмы Гомера…» Англичанин Л. Магнус (1915 г.): «Поэма абсолютноконкретна, точность ее объясняетря близкой связью ссовременными летописями в стиле, грамматике и содержании…Стиль произведения энергичен и полон силы; точность исжатость, соединенные с поэтическим представлением иизобилием поэтических образов, взятых из мира природы, –определительные черты стиля „Слова“. Чешский славист Ян Махал (1922 г.): «Старорусскаялитература может гордиться художественным памятникомвысокой литературной ценности». Итальянский профессор Ло Гатто (1928 г .): «Слово ополку Игорсве» – драгоценный памятник для изучения жизнирусского народа этой эпохи со всех сторон: с точки зрениявнешней истории (обычаи, костюмы, война и т. д.) или егоумственного развития .(религиозные представления, мораль и т.д.), но оно, прежде всего, является художественнымпроизведением». Американец Дж. Сэртон в книге «Введение в историю

595Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»науки» (1931 г.): «Слово о полку Игореве»… представляетсобой лучшее из известных классических произведений раннейрусской литературы». А. Брюкнер, польский историк русской литературы (1937 г.):«Слово» остается единственным действительно поэтическимпамятником всего славянского средневековья, онодействительно спасает честь славянского мира…» «Слово» постепенно проникает в интеллектуальную жизньзарубежного читателя, становясь своего рода мериломхудожественных, духовных ценностей. Современный писатель,член Французской академии Анри Труайя в своем романс«Семья Эглетьер» (выпущенном и на русском языке в 1969году) пишет, что один из лекторов в Институте восточныхязыков после своих коллег, которые «чуть не усыпилислушателей, пережевывая общие места анализа „Песни оРоланде“ и „Песни о Хнльдебранте“, дал блестящий анализ„Слова о полку Игореве“, по яркости повествования иобразности метафор приравняв эту эпопею XII века к такимшедеврам мировой литературы, как „Илиада“ и „Одиссея“… «Слово» пришло в Азию. В Монголии «Слово» читают ипочитают наравне с «Сокровенным сказанием», замечательнымпамятником монгольской литературы середины XIII в.Президент Национальной академии наук Индии, профессор Р.Чаттерджи выпускает монографию «Слово о полку Игореве». ВЯпонии за послевоенные годы вышло шесть переводов поэмы сподробными комментариями. В школах, колледжах и университетах разных стран иконтинентов изучают великую русскую поэму, приобщаясь к еесложнейшему миру, обнаруживая в ней неповторимыеподробности жизни средневековой Руси, завлекательные тайныи неизведанные художественные совершенства. Да будет так и ныне и присно и во веки веков! 1968- 1983

596Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)» ГЛАВНАЯ КНИГА ВЛАДИМИРА ЧИВИЛИХИНА У каждой книги своя судьба, своя, порой причудливая,биография. В «Роман- газете» два с небольшим года назад ужевыходила книга Владимира Чивилихина с тем же названием –«Память». Она была выпу щена в связи с 600- летиемКуликовской битвы как имеющая непосредственное отношениек этому историческому событию. Тогда мало кто знал, чтоона была лишь частью, причем завершающей, большого эпического полотна. Сейчас читатель встретился с первой книгой«Памяти». Горько сознавать, что она стала последней для ееавтора – прозаика, публициста, страстного проповедникаразумного, береж ного, сыновнего отношения к родной земле, кее недрам, к святая святых ее – многовековой истории икультуре. Владимир Алексеевич Чивилихин не увидит «Памяти»,изданной так, как им было задумано, в полном объеме. Врасцвете творческих сил оборвалась его жизнь. Не все своизамыслы успел он завершить, но можно с полным правомутверждать, что главную свою книгу он создал и судьба ееначалась блистательно. За эту книгу писатель был удостоенГосударственной премии СССР за 1982 год. Тысячивзволнованных откликов пришли автору с разных концов нашейогромной страны, особенно после публикации в «Роман-газете». На редкость единодушно отозвалась и критика.«Память» сразу стала заметным явлением литературной и –шире – культурной жизни страны. О ней спорили и спорятувлеченно и страстно в самых широких кругах нашегообщества. И будут продолжать спор с выходом вот этойпервой книги. Не только потому, что в ней выдвигаются новыегипотезы (например, об авторстве гениального памятникарусской культуры – «Слова о полку Игореве», со временисоздания которого исполняется в этом году 800 лет), нопрежде всего потому, что мы, люди зрелогосоциалистического общества, наследники великой культуры,

597Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»при всем нашем несметном духовном богатстве не имеемправа отдавать забвению ни одного светлого имени из тех,кто в тяжелейших условиях боролся за торжество идеаловсоциальной справедливости. В самом деле, сколько новых имен открыл ВладимирЧивилихин своему любознательному читателю!.. ДекабристНиколай Мозгалевский, проведший свою игру с царскимипалачами и следователями так умно и тонко, что не выдал ниодного из товарищей, никому не добавил страданий, и без тогобезмерно тяжких. Человек, через всю свою жизнь пронесшийсвет дружбы и братства, не сломленный, сумевший взраститьмногочисленных потомков, судьбы которых яркими,неповторимыми ниточками вплелись в судьбу Отечества…Павел Дунцов- Выгодовский, стихийный философ- декабрист,родом из крестьян, литературные труды которого былипреданы огню, поскольку даже в казенном пересказежандармских чиновников мысли автора обжигали, звали наборьбу против угнетателей народа, за честь и достоинствочеловека… Владимир Соколовский, поэт, которого отнесли ктретьестепенным, забытым, но в творчестве которого – мывидим это теперь, вслед за Чивилихиным и благодаря ему, –есть подлинные прозрения и настоящее гражданскоемужество. «В тяжелую последекабристскую пору ВладимирСоколовский был единственным русским литератором,сумевшим опубликовать острое социальное произведение, злуюсатиру на царя и самодержавный строй России… –» О декабристах из «Памяти» Чивилихина можно узнатьмного нового. Причем документальный под ход автора вовсе непомешал ему внести в свое повествование проникновеннуюлирическую ноту, вызвать щемящее чувство сострадания к«несчастным» и вместе с тем глубокого уважения к ихжизненному подвигу и подвигу тех, кто не устрашился гневавластей и связал свою судьбу с героями и мучениками декабря1825 года.. Может, только узким специалистам было известноранее столько имен простых русских женщин, сибирячек, доконца разделивших горести, страдания, но и высокую радость

598Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»духовного общения с этими лучшими из сынов России в тосмутное время. Чивилихин открыл их имена миллионам читателей. «Память» заставляет снова и снова пристальновсматриваться в удивительно богатую славными примерамиисторию нашей Родины. И даже известные лица словно быозаряются новым светом, рассматриеаемые именно внеразрывной цепи времен, включенные в живой процесснепрерывного развития науки и культуры России. Так, отДунцова- Выгодовского протягиваются незримые нити кисполинской фигуре Михаила Лунина, мыслителя-тираноборца, и видно, как во многом созвучны былиустремления этих двух столь разных по своему положению вобществе участников декабристского движения, скольсопоставимы их методы борьбы в условиях «политическойсмерти», на которую они были обречены. Из рассказов оразнообразной кипучей деятельности Василия Каразина, азатем – Николая Морозова, более двух десятилетий бывшегоузником камеры- одиночки в одной из страшных царскихкрепостей, о прозрениях никому неведомогодвадцатичетырехлетнего прапорщика Александра Федорова иего однофамильца, военного инженера Е. С. Федорова, обисследованиях русского инженера Фридриха Цандера,расчетах ученого- самоучки из сибирской глубинки ЮрияКондратюка, наконец, гениальных разработках КонстантинаЭдуардовича Циолковского – вытекает гордость автора засвою Родину, потому, что всех этих людей дала миру Россия, ане какая- либо другая страна, более развитая в социальном иэкономическом отношениях. И не может оставить равнодушным читателя гимнавтора талантливости нашего народа… Назы вая широкоизвестные имена русских ученых- естествоиспытателей,автор знакомит нас с еще одним, пока еще недостаточнооцененным по достоинству великим ученым – АлександромЛеонидовичам Чижевским, основателем новой науки –гелиобиологии. Наверное, большой риск – включать в

599Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»художественное, пусть и документальное повествованиесписок научных работ с «неудобоваримыми» названиями. Нотем сильнее читательское потрясение, когда выясняется, чтовсе это – неизданные труды ученого с мировым именем. Иснова обжигает сердце болью мысль: как же расточительныбываем мы при всем своем богатстве, как беспамятны, как«ленивы и нелюбопытны»… Причудливы, непредсказуемы повороты повествования вэтом новом, непривычном для читателя жанре – романе- эссе.Владимир Чивилихин уводит нас то в историю парковогостроительства, то в дебри архитектуры, где поневолеприходится осваиваться с незнакомыми терминами, иначетрудно представить вживе красоту, с таким восторгомвоспеваемую автором, то в мрачные казематы, гденеслыханным испытаниям подвергались воля и все духовные ифизические силы человека и где тем не менее рождались яркиевспышки разума… А то вдруг начинает развертываться переднами история сложных отношений гения русской литературыГоголя и бывшей фрейлины императрицы АлександрыСмирновой- Россет, красавицы и умницы, воспетойПушкиным, Вяземским, Жуковским… То вдруг побываем мывместе с автором в древнем Чернигове, городе, где сохранилсяархитектурный шедевр мирового значения – церковь Параскевы Пятницы. Именно с этим памятником связан дляВладимира Чивилихина ответ на загадку, кто же мог создатьодно из величайших творений русской литературы – «Слово ополку Иго реве»… И не сразу, но все же приходит в голову простая мысль: аведь в этом пестром, с виду бессюжетном, с множествомходов, закоулков и боковых тропинок повествовании есть своизакономерности, своя движущая пружина. Ведь это же нашсовременник, человек, родившийся уже при Советской власти,вместе со всей страной хлебнувший лиха в годы ВеликойОтечественной войны и сразу после нее, человек, поднявшийсяк высотам культуры, человек с задатками исследователя идарованием писателя, с гражданским темпераментом и

600Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»мужеством бойца, жадно всматривается в недавнее и давнеепрошлое своей страны, стремится понять и передать другимсвое понимание волнующих его проблем, напомнить,наследниками какого богатства мы являемся и какнесравненным своим наследием распоряжаемся… Ведь это жеотсюда и столь богатое интонационное разнообразие: тоспокойный лиризм воспоминаний, то скорбь раздумий, то гнев,сарказм, ирония, то нескрываемое восхищение деяниямивеликих мужей России… Читать «Память», наверное, трудно – она все времяподвигает не просто к сопереживанию, но к совместномуактивному труду, она требует немалой подготовки, но и самав свою очередь в значительной мере расширяет эрудицию икругозор читателя. Постоянно ловишь себя на мысли: а этохорошо бы записать, а об этом надо бы прочесть кое- чтоеще, поскольку автор щедро отсылает к источникам, находитслова благодарности и признательности для каждого, чьисочинения помогли ему лучше уяснить тот или иной моментистины. Читать «Память» трудно, но каково же былонаписать ее! Поражает громадный объем фактического,документального материала, глубоко и творчески освоенногоавтором. Вникать в глубины содержания «Памяти» не просто,но писал- то Владимир Чивилихин для своего современника,гражданина страны, где всеобщая грамотность сталазаконом, а тяга к знаниям, которая и без того в России былаиздавна заложена в недрах народа, приобрела подлинномассовый размах. Именно поэтому у «Памяти» будет всебольше и больше верных читателей, а у ее автора –последователей, ведь как щедро делится он задумками,темами, адресами, как увлеченно зовет пытливых, «смолодыми глазами», прочесть, расшифровать до конца многиеиз тех редкостных папок с документами, в которые удалось«заглянуть» ему самому, как надеется, что начатый им поискбудет продолжен и расширен… Выступая на Юбилейном Пленуме правления Союзаписателей СССР, К. У. Черненко сказал: «Важ ным