Память (книга первая)

501Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»досугом и получивший лучшее по тем временам образование идуховное развитие, то есть умственное, нравственное иэстетическое воспитание, что было доступно прежде всегокняжеским детям. О ратном оружии и ратном деле в «Слове» написано немало.Превосходное знание оружия было, конечно, обязательным длявоеводы и рядового дружинника тех времен, но этими знаниямив такой же, если не в большей степени должен был обладать икнязь- полководец, непосредственный участник междоусобныхи внешних войн. Княжичей сажали на коня в младенческомвозрасте, а в отрочестве они уже становились свидетелямибесконечных войн и принимали участие в походах, набираясьбоевого опыта, осваивая ратное мастерство и обретая мужество,готовясь к тому часу, когда они сами с мечом и под личнойхоругвью поскачут – непременно впереди войска! – на врага.Князь Игорь, скажем, воочию увидел первую большую войнуеще в восьмилетнем возрасте. А восемнадцатилетний Игорь уже участвовал в ополчениирусских князей, собравшихся в 1169 году под хоругвь АндреяБоголюбского против Мстислава Изяславича киевского. В 1171году он ходил с северскими дружинами на половцев и одержалпобеду над Кобяком и Кончаком. Сообщение о следующемвоенном походе Игоря я впервые прочел в Полтаве на огромномсером камне, привезенном сюда, на крутой берег Ворсклы:«Новгород- Северский князь Игорь Святославич… поехапротиву половцемъ и перееха Върсколъ у Лтавы к Переяславлии бе рать мала». На основании этой записи 1174 года, взятой изИпатьевской летописи, полтавчане отсчитывают юбилеи своегогорода… И скорее всего не летописец, боярин, музыкант или певецввел в «Слово» огромный материал, связанный с ратным делом,достовернейшие подробности о вооружении русских иполовецких воинов, военно- исторические реминисценции одавно минувших княжеских страстях, разрешавшихся мечом. Содержание «Слова» связано с анималистическими и

502Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»пантеистическими верованиями древних славян,одухотворявших природу. Б. А. Рыбаков: «Большинствописателей и летописцев того времени принадлежали кдуховенству, что явно обнаруживалось в языке, стиле, подборецитат, в любви к сентенциям, даже в обозначении дат и,разумеется, в провиденциализме при оценке причин событий.Даже писатели, не связанные с церковью, как Владимир.Мономах или Даниил Заточник, щедро уснащали своипроизведения христианскими сентенциями и цитатами. Автор„Слова о полку Игореве“, подобно античным поэтам, наполняетсвою поэму языческими божествами. Боян у него – „Велесоввнуче“, злое начало олицетворено Дивом и Девой- Обидой;ветры – внуки Стрибога, русские люди – внуки Даждьбога;Карна и Жля – славянские валькирии. Великим Хорсом названосолнце. Полуязыческими силами представлены и Ветер-Ветрило, и Днепр- Словутич, и тресветлое солнце. Отязыческих богов почти незаметен переход к природе вообще, ковсему живому, что оказывается вещим, знающим судьбу людейи пытающимся предостеречь их…»Есть научные сведения о сохранении или возрождениидохристианских верований в конце XII века среди княжескихсемейств. На территории именно Чернигово- Северской землиархеологи раскопали недавно литейные формы XIII века (!) сизображением языческих русалий. А в биографии самого князяИгоря был один примечательный эпизод, связанный с церковью,который мог потрясти душу впечатлительного подростка навсю, как говорится, оставшуюся жизнь. В субботу 14 февраля1164 года скончался в Чернигове Святослав Ольгович. Б. А.Рыбаков: «Игорю было всего тринадцать лет, когда умер егоотец. Летописец подробно описывает сложную политическуюобстановку, возникшую после смерти великого князяЧерниговского…» Его прямой наследник Олег Святославич,старший брат Игоря, получил в Курске известие о тяжелойболезни отца и срочно поскакал к «отнему столу», потому чтона этот стол претендовал его двоюродный брат СвятославВсеволодович новгород- северский, о чем курские бояре

503Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»предупредили Олега, сказав, что тот может «замыслить лихое».«Княгиня- вдова, мать Игоря, сговорившись с епископомАнтонием.и боярской думой, утаила смерть мужа, и три дняпосле смерти Святослава никто еще об этом не был извещен.Княгиня, заботясь о передаче престола своему старшему сыну,даже привела к присяге епископа и бояр, что никто из них непошлет гонца в Новгород- Северский к СвятославуВсеволодичу. Тысяцкий Георгий заметил, что им не оченьудобно приводить к присяге епяскопа, „зане же святитель есть“.Сам же епископ клялся богом и божьей матерью, „яко непослати ми к Всеволодичю никим же образом, ни изветаположити“. Обращаясь к боярам, епископ заботился о том,чтобы никто из них не уподобился Иуде. Однако Иудойоказался он сам, „бяше бо родом гречин“ (Б. А. Рыбаков,„Слово о полку Игореве“ и его современники, М., 1971, стр.128- 129). Черниговский первосвященник- «святитель» тут же тайнопосылает к Святославу Всеволодовичу гонца с предательскойграмоткой, текст которой сохранила летопись: «Старый тиумерл, а по Олга ти послали. А дружина ти по городам далече.А княгиня седить в изуменье с детьми, а товара множество унее. А поеди вборзе – Олег ти еще не въехал, а по своей воливъзмеши ряд с ним». «Святой отец», не раз излагавший,очевидно, княжеским детям с амвона и в душеспасительныхбеседах христианскую мораль, упомянул даже о богатстваховдовевшей княгини, намекая на то, что ими можно легкозавладеть! Святослав Всеволодович, будущий персонаж«Слова», воспользовался, конечно, ситуацией: изгнал изЧернигова и уже прибывшего туда Олега, и его малолетнихбратьев, и несчастную вдову… Воображаю,'как едут они всанях сквозь февральскую метель. Вдова- княгиня в черномодеянии плачет, проклиная и святителя и, быть может, веру этуневерную, принесенную на Русь его. землякамии припрапрапрадеде ее детей, с тоской вспоминает .родной НовгородВеликий, что не чета Новгород- Северскому, куда ведет этаметельная зимняя дорога по Десне, а княжич- отрок Игорь, уже

504Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»понимавший все, потрясен и растерян – смерть отца, горематери, подлый обман Антония, наглость Святослава, потерясемьей золотого отня стола; что стоят клятвы и присяга«святителя», его проповеди, нравоучительные беседы, этисвященные книги и храмы, чьи плавные завершенья ужескрылись в снежной сумятице?.. Писали, что автор «Слова» был двоеверцем. Однако в этомслучае его христианские верования проявились бы заметнее. Впоэме нет ни одной цитаты из священных книг, нет обращенийк господу богу, нет оценок князей с позиций религиозной.морали; и вообще традиционный христианский антураж, вотличие от «Поучения» Мономаха, «Хождения» игуменаДаниила, «Слова» Даниила Заточника, «Слова о князьях»,совершенно отсутствует в «Слове о полку Игореве».Несомненно, что перед походом .воинство Игоря,по.христианским канонам тех и более поздних временотслужило в Новгород- Северском молебен и молилось передбитвой, но об этом в. поэме ни слова потому, возможно, чтоавтор не верил в пользу молитв. Считается доказанным, повторюсь, что на Руси в XII и дажеXIII веке сохранялись (или возрождались?) языческиеверования и ритуальные церемонии. И если древниепогребальные обряды блюлись только в лесных глубинках, товсе остальное было распространено довольно широко и встолицах. «Браслеты с изображением русалий находят в составебоярских и княжеских кладов XII- XIII вв. Наличие среди нихподчеркнуто языческих сцен показывает, что боярыни икнягини эпохи „Слова о полку Игореве“, очевидно, принималиучастие в народных ритуальных танцах плодородия подобнотому, как Иван Грозный в молодости пахал весеннюю пашню вКоломне» (Б. А. Рыбаков. Язычество древних славян, М., 1981,стр. 436). Почти за аксиому принято, что автор «Слова» былформально, официально христианином, в душе оставаясьубежденным и суеверным язычником. Нет, на основании текстапоэмы этого утверждать нельзя! Автор смело переносит к

505Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»началу похода солнечное затмение, которое на самом делепроизошло через девять дней, 1 мая 1185 года, не верит внебесное предзнаменование и точно, реалистично отметив, чтотьмою все русское войско прикрыто, говорит князьям идружине: «Лучше убитым быть, чем плененным». Он даже недопускает мысли о том, чтобы повернуть назад! <С вами,русичи, хочу либо голову свою сложить, а либо шлемом испитьДону». Да, имена языческих богов упоминаются в поэме, но богиэти пассивны, и автор ни разу не обращается к ним, не уповаетна их могущество. Наоборот, языческие боги – не авторитет длякнязей! Всеслав самому «велнкому Хорсу путь перерыскивал».Автор полемизирует с Бояном, «внуком» самого Велеса, ни разуне вспоминает даже Перуна – это было бы поистинеудивительно в описании военного похода, если б автор былязычником или полуязычником (вспомним, что Перуну, своемуверховному божеству, раннесредневековые восточные славянеклялись на оружии). И Ярославна, чей плач считается образцомизъявления языческих верований, не упоминает ни одногоязыческого бога, а только силы природы – ветер, реку и солнце.А ветры, якобы «Стрибожьи внуки», даже враждебны войскуИгоря – «веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы».Карна кличет, Жля скачет, Див бросается («вържеся») оземь…Очень интересна мысль двух современных ученых, которыесчитают, что автору «Слова» совершенно чужды былитолкования языческих богов «как бесов или как олицетворениеприроды. Между тем широко распространены определения:Стрибог – бог ветра, Стрибожи внуци – ветры, Хорс – богсолнца, и именно на основании того контекста, в каком ониназваны в Слове. Никаких других почерпаемых из еще какого-нибудь памятника данных для этого вовсе нет…Олицетворяется ветер. Он как живой. Но никакихмифологических представлений не вызывал его образ… Нет,Стрибога на основании этого контекста отнюдь никоим образомнельзя возводить в боги ветров» (В. В. Иванов, В. Н. Топоров.Славянские языковые моделирующие семиотические системы,

506Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»М., 1965, стр. 23- 24). Языческие боги для автора «Слова» не объект верований, анетрадиционный, новаторский материал для созданияхудожествеиных образов. Предполагаю, что автор, обладаяпоэтическим и пантеистическим мировосприятием, не был низакоренелым язычником, ни правоверным христианином.Однако вера у него была – будучи патриотом, он верил в особуюценность родины, Русской земли. Исходя из реальнойвнутренней и внешней политической обстановки своеговремени, верил также, что ее спасение от погибели возможнотолько при единении русских князей. Он не мог понятьнеизбежности княжеских «котор» при том историческисложившемся на Руси общественном строе и принять какнеизбежность ослабление страны перед лицом внешнейопасности, видел причины гибели «достояния Даждьбожьихвнуков» в личных качествах князей и возлагал надежды на ихличные же качества. Не христианские или языческие боги, невера или поверья должны спасти родину, а человек своимидеяниями – вот кредо автора, и отсюда многочисленныекомплименты князьям, вплоть до гиперболических сравненийих со светом светлым, месяцем и самим солнцем. Приведу к месту сходные мнения двух исследователей.«Автор „Слова“ ушел от современной ему литературы, в томчисле и исторической, когда он отбросил характерную для нее„философию истории“, отказался от религиозной дидактики, отмотивировки событий вмешательством сверхъестественныхсил. Он ждет помощи Русской земле не от потустороннегомира, а от сильных и могущественных князей, и воинов» (В. П.Адрианова- Перетц). «Автор „Слова“ верил в силу человека, ане в силу божью. Его идеалом была Русская земля, а не царствонебесное… Автор славил любовь к родине, а не силупокаянных молитв» (Г. Ф. Карпунин). Интереснейшую мысль о социальном положения автора«Слова» высказал академик Б. А. Рыбаков: «Широкоепользование образами языческой романтики и явный отказ отобщепринятого провиденциализма не только отделяли автора от

507Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»церковников, но и противопоставляли его им. Как мы хорошознаем, противопоставление себя церкви в средние века моглодорого обойтись такому вольнодумцу. Нужно было оченьвысоко стоять на социальной лестнице, чтобы позволить себедумать и говорить так, как не позволяет церковь… Это – явноесвидетельство высокого положения нашего поэта, егосоциальной неуязвимости. Он был, очевидно, достаточномогущественным, для того чтобы писать так, как хотел» (Б. А.Рыбаков. Русские летописцы… стр. 397- 398). Полностьюсоглашаясь с этим выводом, я, однако, не уверен, что«могущественным» можно было назвать кого- либо из бояр.Киевский же боярин Петр Бориславич вообще едва ли был«достаточно могущественным», особенно после своегопредательства киевлян, предательства, подробные и важные дляистории сведения о котором были широко известны на Руси ипопали в летопись. На следующей социальной ступеньке над боярами стояликнязья. Предполагаю, что «достаточно могущественный» автор«Слова» мог быть именно князем, снедаемым заботой оединении Русской земли, разочаровавшимся в иноземных богахи господствующей идеологии. Он превосходно знал роднуюисторию и на ее примерах, а также, вероятно, на собственномопыте убедился в невозможности приостановить княжескиераспри, грозящие погибелью Русской земле. Он знал истиннуюцену ритуальным крестоцелованиям и клятвам. Он остроощущал бесчисленные кровавые трагедии – следствиякняжеских клятвопреступлений. Будучи же в силу своего оченьвысокого социального положения политиком, он обратился кзаветам предков, идеализируя их времена, и, как поэт-романтик, связал свои надежды с возвратом к прошлому. Нереалистичной целью князя Игоря и всех молодыхОльговичей, повторимся, было возвращение утерянногодочернего княжества Тмутаракань, расположенного на берегуЧерного моря; об этом мог мечтать скорее чернигово- северскийкнязь, чем служивший ему воевода, дружинник, наемник или,

508Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»тем более, представитель какого- либо иного сословия изсоседнего княжества. Одной из главных и обычных целей тогдашних войн былзахват рабов и драгоценностей. Не раз упоминаются в поэмезлато, серебро и кощей (раб), как конкретные военные трофеи илитературные метафоры, что красноречиво говорит опсихологии автора, принадлежащего к сословию, котороеполучало от войн наибольшие материальные блага. И, наверное,не случайно столь часто употребляются в поэмеопределительные и метафорические слова, связанные спонятием «золото». Тут и «злат стремень», и «злаченыешеломы», и «злат стол», и «терем златоверхий», и «златослово», и «злаченые стрелы», и «злато ожерелье», и так далее, авсего двадцать два словоупотребления только этого ряда. Литературное творчество подчиняется определеннымзаконам психологии, и образная система того или иногописателя складывается из наиболее близких ему понятий ивпечатлений. Продолжая тему о целях похода и пытаясьпоточней установить сословную принадлежность автора,обратим также внимание на одно чрезвычайно приметное словои понятие – слава. Куряне скачут, «ищути себе чти, а князюславе». Бояновы живые струны «сами князем славу рокотаху»… Слава – высшая, нематериальная и, в частности,оправдательная цель похода. Стремление князей к воинскойславе настойчиво подчеркивается по всему тексту, «славой»ретроспективно оцениваются княжеские деяния, «слава»приобретает иногда оттенок иронии или осуждения, углубляясмысл поэмы. Столь широкое и многооттеночное употреблениеэтого слова для характеристики князей и их поступков наиболееестественно и закономерно для автора- князя, доскональнознавшего свою среду, историю, политические сложности техвремен, подробности событий, оперирующего близкими ему иего сословию понятиями. Автора «Слова» прежде всеговолнуют «честь и слава родины, русского оружия, князяка кпредставителя русской земли» (Д. С. Лихачев). Для подтверждения нашей мысли сделаем одно простое

509Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»сравнение. Таинственный Даниил Заточник со своимблистательным «Словом» был, в сущности, современникомавтора «Слова о полку Игореве». Его волновала прежде всегособственная судьба, хотя обращение к князю и морализаторскиерассуждения о князьях могли вызвать словоупотребления, окоторых мы ведем речь. Так вот, Даниил Заточник, человекневысокого общественного положения, только единождыупомянул о «славе», и то по отношению к богу. А в «Слове ополку Игореве» «слава» упоминается пятнадцать раз, и вездетолько применительно к князьям! О социальном положении автора красноречиво говорит иодно из наиболее употребительных слов поэмы, властнодержащее внимание читателя в определенном круге понятий.Слово это, к которому то и дело обращается автор- князь, –«князь». Оно в поэме встречается тридцать пять раз! Всего жекнязья упоминаются более ста раз, в том числе по именам,отчествам, «фамилиям», то есть по именам дедов, посредствомобращений, местоимений, художественных сравнений,метафор, а также иносказательно, подчас в сложной форме. Из метафорических слов обратим особое внимание на одно,ключевое, – сокол. «О! далече заиде сокол, птиць бья – кморю». «Коли Игорь соколом полете…» Шестнадцатьподобных фраз, и в каждом случае этот образ применяетсятолько к князьям! Кроме того, один раз назван кречет, один –князья- шестокрыльцы, то есть «соколы», а тмутараканский«болван», которого .предостерегает Див, – это, возможно,«болъбанъ», то бишь балобан, крупная птяца из породысоколиных, хорошо поддающаяся дрессировке. Такоепредположение уже высказывалось, и я однажды писал о том,что от древнего славянского слова рарог (по- польски «балобан»– «раруг») произошло имя Рюрик, а внук Гостомысла Рюрик «збратиею» был призван на Русь из племени прибалтийскихславян, называвших себя рарогами. Сокол- балобан былдревнейшим тотемом этого племени, а русские князья, потомкиРюрика, сохранили символическое изображение сокола в своейродовой геральдике, в частности на клеймах плинф и монетах в

510Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»виде «трезубца». Обратимся к богатому зоологическомуантуражу другого высокохудожественного творения старойрусской словесности – «Слову» Даниила Заточника. В образнойсистеме этого автора, стоявшего, повторимся, на одной изнизших ступенек общественной лестницы, – обобщенные«скоты», «рыбы», «птицы небесные», «змии лютые», какой- то«велик зверь» и названия двенадцати животных – кони, львы,псы, свиньи, волк, ягненок, овца, серна, коза, рак, белка и еж,одно насекомое – пчела, нетопырь, то есть летучая мышь, ичетыре вида пернатых – утя, орел, ястреб и синица. Ни пардуса,ни тура, ни, главное, сокола! «Соколиной» образностью, – отмечала В. П. Адрианова-Перетц, – пронизана вся поэма – почти двадцать разупотребляется этот художественный троп». Почти двадцать раз!Д. С. Лихачев пишет, что «поэтика „Слова“ не допускалаупоминания художественно- случайного или художественномалозначительного». И несомненно, что «соколиная»образность поэмы неразрывно связана с личностью автора-князя, избирательностью его поэтики. Есть в поэме и еще одно особо важное слово,свидетельствующее о социальном положении автора иокончательно открывающее замочек давней тайны. Слово «брат» употребляется в поэме девять раз. В семислучаях оно, несомненно, значит «родной брат по отцу иматери» – «Игорь ждетъ мила брата Всеволода», «Одинъ б р а тъ, один светъ светлый – ты, Игорю!» И так далее. Но вот приметное, переходное по смыслу место: «Усобицакняземъ на поганыя погыбе, рекоста бо братъ брату: се моё, а томоё же…» Не согласен с теми комментаторами, которыесчитают, что здесь имеются в виду только братья по крови, а некнязья вообще (см., например: В. Л. Виноградова, Словарь-справочник «Слова о полку Игореве», 1965, вып. 1, стр. 68). Да,и князья, родные братья, конечно, могли говорить друг другуэти эгоистичные слова, но ведь в той же фразе речь идет вообщео князьях, ослаблявших Русскую землю усобицами! И вследующей: «И начяша князи про малое „се великое“ млъвити,

511Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»а сами на себе крамолу ковати». А если еще мы учтем личныйполитический опыт Игоря, у которого никогда не было усобиц сродным братом Всеволодом (так же, как, скажем, у родныхбратьев Святослава киевского и Ярослава черниговского, уДавида и Рюрика Ростиславичей), то выражение «Слова» «братбрату» безусловно следует понимать как обобщительное «князькнязю». Слова «брат, братья, братие» очень широко употреблялисьво времена русского средневековья применительно к князьям, вих сношениях друг с Другом. Из письма Владимира МономахаОлегу Святославичу, деду князя Игоря: «Посмотри, брат, наотцов наших: что они скопили, и на что им одежды?» А вотдругие фразы из «Поучения» Мономаха, в которых слова«братья» и «братия» синонимичны понятию «князья»:«Встретили меня послы от братьев моих…», «Что лучше ипрекраснее, чем жить братьям вместе», «Я не раз братии своейговорил…», «Ибо не хочу я зла, но добра хочу братьи и Русской.земле». Обильный материал для этой нашей темы дают летописи.Юрий Долгорукий приглашал в 1146 году отца ИгоряСвятослава Ольговича. «Приди ко мне, брате, в Москов».«Брате и сыну!» – так, согласно летописи, обращалсясовременник Игоря, персонаж «Слова», великий князь киевскийСвятослав к своему двоюродному дяде по матери Всеволодувладимиро- суздальскому, который в свою очередь точно так жеобращался к Роману галицко- волынскому. «Сыну» – это былаформа изъявления политического патронажа, «брате» –обращение князя к князю. Абсолютная идентичность понятий«братия» и «русские князья» сквозит в татищевскомпереложении события 1117 года: «Ярославец владимирский,сын Святополч, емлет согласие с ляхами противо братии своея,русских князь, и многие обидит волости». Б. А. Рыбаководнажды процитировал тот же источник, излагающийполитическое кредо Романа галицкого (1203 г.); киевский князьдолжен «землю Русскую отовсюду оборонять, а в братии,князьях русских, добрый порядок содержать, дабы един другого

512Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»не мог обидеть и на чужие области наезжать и разорять».Можно привести сотни летописных текстов, где слова «братие»,«братия» исходят от князей, адресованы князьям и выражают неродственные, а политические отношения. Не стану я множитьпримеры, лишь попрошу любознательно читателя отметить длясебя обращение «братие», выделенное мною разрядкой вцитатах последующего текста. Сделаем также простое текстуальное сравнениелитературных памятников XII века. «Слово о князьях», «Слово»Даниила Заточника и летописи, безусловно, писаны некнязьями – в них нет ни одного авторского обращения к«братии». «Слово о полку Игореве» написано князем – такихтам обращений множество, а в одном примечательном местеИгорь совершенно отчетливо числит отдельно «братию»(князей) и «дружину» (войско), обращаясь к ним: «Братие идружино! луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти…» Правда, приметное это обращение адресовалось в нашесредневековье и монашествующей «братии», и редко! –категориям слушателей или .читателей, но, как мы убедились, всветской литературе и летописях оно употреблялось преждевсего как обращение князя к князьям. Не могу не сослаться наавторитетное мнение академика А. С. Орлова: «Светские»примеры из русской летописи XI– XII вв., повествовавшейглавным образом о междукняжеских отношениях, дают слово«братия», «братья» преимущественно в значении то всейгруппы русских князей, то группы князей союзников и нетолько родных по крови» («Слово о полку Игореве», редакция икомментарий А. С. Орлова, М. –Л., 1938, стр. 88). .Главный вывод: если «братие» в «Слове» – это «князья», вчем едва ли допустимо сомневаться, то разве мог такобращаться к князьям дружинник, воевода, боярин, придворныйпевец, музыкант или келейный писец? Так мог обращаться кним только автор- князь! Многие исследователи издавна отмечали сословноеполитическое мировидение автора, избирательность инаправленность его взгляда. Известный историк прошлого века

513Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Д. Иловайский (1859 г.): «Везде они (князь и дружина)представляются понятиями неразрывными, и притом едва ли неолицетворяющими собой понятие о всей Русской земле. Народили, собственно, „черные люди“ остаются у него в тени, назаднем плане». Поэт А. Майков (1870 г.): «Песнь возникла не внароде, но в другой, высшей сфере общества. Это листок оттого же дерева, но с другой ветви». Советский исследователь В.Невский (1934 г.): «Прежде всего поражает „Слово“ тем, чтонарод, смерды, их жизнь, их участие абсолютно в нем неотражается… Для автора, конечно, ближе всего были интересыего класса, интересы княжеские» (разрядка автора. –. Ч.). В.Ржига (1934 г.): «Мысль о принадлежности автора к княжескойсреде является вполне мотивированной». А. Никитин (1977 г.):«…Скорее всего, это был не боярин, не дружинник, авысокообразованный князь: не поэт, в прямом смысле этогослова, но писатель, привыкший владеть пером, может быть,лучше меча, а потому первый понявший горестную судьбу,ожидающую Русскую землю». И, Державец (1979 г.): «…Разбираясь постепенно в „темных. местах“ „Слова о полкуИгореве“, я все больше и больше убеждался, чтопервоначальный текст „Слова“, до его искажения позднейшимипереписчиками, был написан ИМЕННО КНЯЗЕМ, человекомкняжеского сословия… Кто, как не князь, был одновременновоином и государственным человеком? В чьем быту, как не вкняжеском, сохранялись долее всего пережиткидохристианского быта?.. Почему мы должны отказыватькнязьям в литературном таланте и патриотизме?» Карл Маркс внимательно читал «Слово о полку Игореве» иточнейшим образом выразил его суть: «Это призыв русскихкнязей к объединению как раз перед нашествием монголов». Втаком переводе эту формулу можно понять и как «призыв,обращенный к русским князьям», и как «призыв, исходящий отрусских князей»… Итак, художественная символика и конкретика «Слова»,выраженная посредством множества характерных образов,сравнений, понятийных категорий и отдельных слов,

514Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»свидетельствует в пользу принадлежности автора к княжескомусословию. 36 Академик Д. С. Лихачев дал подробную иквалифицированную характеристику автора «Слова». Автор,«несомненно современник событий», «не только знает больше,чем летописцы, – он видит и слышит события во всей яркостижизненных впечатлений», «несомненно, был книжнообразованным человеком», «знает и живо ощущает степнуюприроду XII в.», «правильно употребляет сложную феодальнуюи военную терминологию», «разбирается в политическомположении отдельных русских княжеств», «употребляеттюркские слова в их типичной для XII в. форме». И далее:«Археологически точны все упоминания в „Слове“ „оружия“ и„указания на одежду“, „этнографически подтверждены идревнерусские поверья, отразившиеся в сне СвятославаКиевского“. Исследователь отмечает патриотическую позициюавтора, приводит примеры точности его исторических указаний. Вспомним также мнение Б. А. Рыбакова: автор был«государственным человеком» и «достаточно могущественным,для того чтобы писать так, как хотел», то есть, по нашимпредположениям, являлся князем. Однако и эта развернутая характеристика не полна! Добавим к подробной характеристике автора «Слова» оченьсущественное – он прекрасно знал не только основные событияпохода, битвы, пленения и бегства Игоря, но и мельчайшиедетали этих событий. Откуда? «Только ли на основании„молвы“ и „славы“ были известны автору „Слова“обстоятельства похода Игоря Святославича? Исследователинеоднократно отмечали близкое знакомство автора „Слова“ споходом Игоря и обстоятельствами его бегства. Автор „Слова“как бы видит и слышит события, его зарисовки удивительноконкретны… С уверенностью ответить на вопрос о причинах

515Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»точной осведомленности автора об обстоятельствах н деталяхпохода Игоря вряд ли удастся» (Д. С. Лихачев. «Слово о полкуИгореве» и культура его времени, Л., 1978, стр. 122). Когда половцы среди ночи неготовыми дорогами «побегошак Дону великому», автор слышит, как «крычатъ телегыполунощы, рцы, лебеди роспущени». Удивительное место!Полночный скрип и грохот – крик! – половецких телег, плескколес по болотинам, панический шум, шорох и хлопанье наветру полотняных палаток, приглушенный говор на чужомязыке, испуганные вскрики женщин и детей – все этосравнивается с лебединым всполохом. (Напоминаю, что лебедь– древний тотем половцев- куман; «кум» на половецком языкезначит «лебедь».) Звучащая картина сражения на Суюрлюе немогла быть придумана в темной келье или светлой светлице, этонадо было услышать! «Съ зарания въ Пятокъ Потопташа Поганыя ПълкыПоловецкыя…» Зачем неочевидцу было уточнять время дня идень недели? Да и мог ли он это сделать, сидя, скажем, в Киеве?А изумительная звукопись, передающая конский топот, говорито том, что автор, быть может, долго искал эту дивнуюаллитерацию и счастливо нашел, начав ее с малозначащего длясмысла поэмы, но важного для звукописи стиха уточнения «впяток»… А вот характерная перечислительная подробность,совсем бы необъяснимая в столь краткой и содержательнойповести, если б автор не видел сам, как после первой победывоины помчали красных девок половецких, а с ними «злато, ипаволокы, и драгыя оксамиты», затем начали «мосты моститипо болотомъ и грязивымъ местомъ» менее ценными трофеями –покрывалами, плащами да кожухами. Вслушаемся в авторскую речь… «Что ми шумить, что мизвенить давечя рано предъ зорями?» Поразительный по силевыражения чувства вопрос, заданный во время решающейбитвы человеком, который мучительно думал об исходесражения, о дальнейшей судьбе своей. Этот вопроссвидетельствует также о том, что автор был поэтом, какговорится, божьей милостью, и в его душе уже в те дни и ночи,

516Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»возможно, сами собой откладывались детали и подробности,что оживут позже, извлеченные из памяти творческой силой. На присутствие автора в поэме одним из первых обратилвнимание К. Д. Ушинский, анонимно рецензируя во второйкнижке «Современника» за 1854 г. только что вышедший изпечати стихотворный перевод «Слова» Николая Гербеля. Онписал, что автор «и сам, как видно из нескольких мест поэмы,участвовал в походе северского князя». Е. В. Барсов, анализируя в своем фундаментальномтрехтомном труде описание главного сражения, размышлял:«Из всех событий этого сражения автор воспроизвел для насодин из самых знаменательных моментов, в котором сказалосьсочувствие Игоря к своему брату, уже изнемогавшему в борьбеи даже изломавшему свое оружие. Игорь, сам раненный, рвалсяворотить бежавшие полки, чтобы оказать ему помощь. Моментэтот выражен так живо и так художественно, что как будтоавтор очертил его на самом поле сражения» (Е. В. Барсов.«Слово о полку Игореве»… Том II, стр. 30). Адам Мицкевич в своих парижских лекциях о «Слове»говорил, что в поэме «все картины нарисованы с натуры».«Рассказ о битве, как заметили многие исследователи, – писалв 1915 году англичанин Л. Магнус в– работе, изданнойОксфордским университетом, – столь резко очерчен и содержиттакие подтверждающие и убедительные подробности, что всеэто заставляет предполагать, что поэт был либо очевидцем,либо участником сражения». Академик С. П. Обнорский: «Автор „Слова“ был близкимлицом к самому князю, вместе с ним участвовал в княжескихпотехах (соколиная охота и пр.), вместе с ним был живымучастником и самого похода на половцев» (Очерки по историирусского литературного языка старшего периода, М. – Л., 1946,стр. 196). Правда, Пушкин не был под Полтавой, Толстой подБородином, значит, и автор «Слова» мог написать обо всемзаглазно, опираясь только на воображение? Нет. Ведь XIX.век –совсем другая литературная эпоха! А средневековая

517Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»нежитийная русская словесность не прибегала к вымышленнымсюжетам, и писатели еще не умели или не решались сочинятьдетали. «Автор „Слова“, воссоздавая прошлое или обращаясь кнастоящему, не домысливает его, а воспроизводит путем отборареальных деталей. Его поэтическое воображение всегда имеетреальную основу, опирается на конкретные детали. Он можетгиперболизировать ту или иную черту в своем герое, но непридумать ее» (Д. С. Лихачев. «Слово о полку Игореве»… стр,116). Подчеркнем, что речь идет о «реальных деталях» и«чертах героев», а «поэтическое воображение», опирающеесяна «конкретные детали», помогло автору воссоздать монологЯрославны, беседу бояр со Святославом Всеволодовичем идиалог Гзы с Кончаком. Он хорошо знал всех этих реальныхлюдей и живо представлял конкретные ситуации, в которых онимогли высказать такие мысли. Это был новаторский для тоговремени литературный прием, своего рода переходный мосток,через который авторы более поздних времен пришли квымышленным монологам и диалогам героев, никогда в жизнине существовавших и поставленных в ситуации, созданныетворческим воображением. Присутствие автора угадывали и в описании пленения, и вкартинах побега, начиная с динамичной, передающейбеспокойство, тревогу и надежду фразы: «Игорь спитъ, Игорьбдитъ, Игорь мыслию поля мерить отъ великаго Дону до малогоДонца». Обладавший тонкой художественной интуицией АполлонМайков, вчитываясь в «Слово», уловил явное присутствиеавтора в поэме: «Верность, реальность красок – эти стаи птиц,провожающих войско, эти клекчущие орлы, лисицы, брешущиена червленые щиты, эта чудная идиллия бегства Игоря, его речьк Донцу; эти дятлы, ползущие по ветвям и тектом путь емууказывающие; этот ветер, шатающий вежи половецкие; этотскрип телег кочевников ночью, подобный крику всполошенныхлебедей; битва, этот буй- тур Всеволод, в свалкепосвечивающий своим золотым шеломом, – вся живая

518Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»обстановка, взятая с натуры, ясно говорит, что песнь об Игорене есть риторическое упражнение на заданную тему. Вычувствуете, что автор был свидетелем и участником похода, да иплен а…» В последней по времени книге о «Слове» (Г. В. Сумаруков.Кто есть кто в «Слове о полку Игореве», М., 1983) автор-биолог, отметивший «странное» поведение некоторыхживотных в поэме, не соответствующее времени года иобстоятельствам, утверждает, что под этими животными-тотемами подразумеваваются половцы различных родов. Судяпо опубликованной схеме расположения половецких становищ,Игорь шел на битву и бежал из плена действительно черезтерритории, занятые вежами и табунами степняков, чьимиродовыми тотемами были лебеди, волки, лисицы, змеи и др.Если эта гипотеза имеет под собой какую- то реальную основу,то скорее всего участник похода, пленения и бегства вмельчайших подробностях знал попутную дислокациюполовецких родовых становищ, своеобразно, в метафорическойформе отразившуюся в поэме. Генерал В. Г. Федоров, будучи военным человеком,усматривавшим в изложении подробностей битвы несомненноеавторское присутствие, также обращал внимание на картиныбегства: «…Автор указывает на такие детали, которые могли быбыть отмечены только человеком, претерпевшим все трудностипобега. „Когда Игорь соколом полетел, тогда Овлур волкомпобежал, стряхивая собою студеную росу: оба ведь надорвалисвоих борзых коней“. Скрываясь от погони, беглецы моглидвигаться только в сумерки, ночью или на рассвете по степнойтраве, покрытой обильной росой. Только человек, бывшийвместе с беглецами, мог отметить такую подробность, какобильная роса на степной траве» (В. Г. Федоров. Кто былавтором «Слова о полку Игореве» и где расположена рекаКаяла, М., 1956, стр. 135). «Вместе с беглецами» – значит, тоже беглец. Основной предварительный вывод – автором поэмы былчернигово- северский князь, участник описанного в ней похода,

519Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»битвы и бегства из плена. То есть… Кто? С замечательным архитектором- реставратором ПетромДмитриевичем Барановским, который за семьдесят пять леттворческой жизни охватил своим вниманием и созидательной,восстановительной деятельностью сотни памятников истории икультуры от Азербайджана и Грузии до Колы, от западныхграниц Белоруссии и Украины до Волги, мы почти при каждойвстрече говорили о «Слове». У него собрана хорошая коллекцияизданий «Слова», книг и вырезок о поэме, и я еще застал время,когда архитектор, вооружившись сильнейшей линзой,увлеченно разбирал эти бумага. – Никто лучше Шарлеманя не понял природу в «Слове», –сказал он мне однажды, подняв слезящиеся, почти уже ничегоне видящие глаза. – Да, это верно, и у меня есть все его работы. – Все? – спросил Петр Дмитриевич и улыбнулся своейдетской улыбкой. – Вы уверены? Слышали о его докладе 1952года на заседании комиссии Союза писателей по «Слову»? – Нет. Я тогда был студентом. – Он не мог приехать, тяжело болел, и доклад прочел кто-то другой. Там была одна завлекательная идея. С НиколаемВасильевичем мы дружили… Он прекрасно знал Киев. Жил пососедству с Софией, умер одиноким, и доклада уже не найти… В последний раз мы были с П. Д. Барановским на комиссиипо «Слову» осенью 1975 года; заседание, посвященное 175-летию первого издания поэмы, стало последним. Четверть векаэта Постоянно действующая комиссия Союза писателей СССР,созданная по инициативе и при активном участии ИванаНовикова, Николая Заболоцкого и Николая Рыленкова,плодотворно работала, выпустила немало интересных,полезных сборников, и вот по причинам, как говорится, от неене зависящим, прекратила свое существование, превратилась впостоянно бездействующую. Как легко мы позволяемпрерывать добрые дела!.. А доклад Н. В. Шарлеманя 1952 года я все же нашел у

520Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»одного из старейших членов бывшей комиссии – ученого-филолога В. И. Стеллецкого, чей перевод «Слова» опубликованв блокадном ленинградском издании, а докторская диссертацияо ритмическом строе поэмы защищена совсем недавно. СВладимиром Ивановичем мы часами говорим о «Слове» ипрерываемся только тогда, когда кто- нибудь из нас вконецизнеможет. И вот однажды он подарил мне фотопортрет ислепой экземпляр того давнего доклада Н. В. Шарлеманя,надписав, что передаривает рукопись «энтуаиасту- неофиту».Она меня удивила и несказанно обрадовала. Дело в том, что,интересуясь с юности «Словом», я начал вести систематическиезаметки о нем с 1968 года, когда приступил к «Памяти»,закончив цикл сибирских повестей. Взялся рьяно пополнятькнижную словиану, исписал множество карточек, тетрадей иблокнотов, спустя несколько лет придя к основному выводу, вкоторый сам с трудом верил – так он отличался от всехпредыдущих. Шел я своим путем, написал к тому временибольшую часть эссе о «Слове» и был рад, что киевский ученыйзадолго до меня высказал такую же гипотезу об авторствепоэмы – всё ж не я один, был предшественник иединомышлеяник! Доклад прочли много лет назад.Юридически это значит, что он был все же опубликован.Обратимся к докладу… Автор не только современник событий, отраженных в«Слове», но и одно из действующих в нем лиц. Он личнопринимал участие в иоходе, в битвах, был в плену и бежал изплена. К такому убеждению, независимо друг от друга, пришли:один из наиболее внимательных исследователей «Слова»натуралист и филолог М. А. Максимович (Киев, 1879) и поэтАп. Майков, лучший переводчик «Слова», изучивший его подруководством акад. И. И. Срезневского. Участие автора «Слова»в событиях, по- видимому, недостаточно ощутимо длябольшинства специалистов, представителей гуманитарныхзнаний. Для натуралиста, при внимательном анализе «Слова»,эта мысль не вызывает ни малейших сомнений. В последнеевремя В. Г. Федоров, анализируя «Слово» с точки зрения

521Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»военных вопросов, об участии автора в событиях высказалсявполне определенно. «Достоверен факт, – пишет он, – чтоавтор „Слова“ был участником похода, боев, плена и бегстваИгоря. Это мы твердо знаем по анализу содержания „Слова“…Об осведомленности автора, большей, чем у летописцев, писалеще Ом. Партыцкий (Львов, 1883)… О близком знакомствеавтора „Слова“ с княжескими родами свидетельствует преждевсего само „Слово“. В. Ф. Ржига, уделивший, много вниманиявопросу об авторе, отмечал, что в „Слове“ „не только не видноотдельных персонажей дружинников, но, напротив, весьпамятник наполнен исключительно княжескими образами:одних князей упоминается здесь свыше тридцати, причеммногие из них не просто упоминаются, а показываются вметких поэтических характеристиках, свидетельствующих нетолько о внешней, но и о внутренней близости автора к даннойсреде. Видно, что автор прекрасно знает многих представителейкняжеского рода и живет их мыслями и чувствами. Егореальная осведомленность отличается широтой, точностью ипроницательностью“ (Москва, 1934)…» «Автор близко знал названных в „Слове“ лишь по отчествуЕвфросинью Ярославну и Ольгу Глебовну, – пишет далее Н. В.Шарлемань, – он знал „свычая и обычая красныя Глебовны“.Образ плачущей Ярославны на забороле Путивля запечатлелсяв его памяти (это отметил Ап. Майков). Не только галицкиедела, но и положение Святослава Киевского особоинтересовали автора. Ему известны были затаенные мыслиСвятослава Киевского, он хорошо был знаком с подступами кКиеву. Наконец, что особенно важно, он был осведомлен осостоявшемся за; пять лет до событий, описанных в „Слове“,тайном соглашении Игоря с Кончаком о предстоящем бракеВладимира и Кончаковны… Он знал географию страны отДудуток под Новгородом на севере до Тмутаракани на юге, отУгорских ворот и Галича на западе до Волги на востоке, он былзнаком с элементами орографии, ландшафтов, метеорологии,растителыюсти, особенно хорошо он знал животный! мир… Вцелом об авторе недостаточно сказать, что он был „книжно

522Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»образованным человеком“. По- видимому, и „премудрыйкнижник“ Тимофей имел такое» образование. Автор «Слова» нетолько овладел знаниями из книг, он приобрел их и инымипутями, преимущественно личным опытом в практической.жизни. Ни в одной из книг он не мог прочитать, что соколылиняют во время вскармливания птенцов или что когда надморем идет смерч, то под ним волнуется вода, а вверху водяногостолба клубятся тучи… Без сомнения, он был знатокомлитературы, в частности песнотворчества Бояна… Для решения вопроса об имени автора «Слова», по-видимому, некоторое значение имеет та часть произведения, вкоторой описано бегство Игоря из плена (…) вдвоем сОвлуром… Лишь один Игорь участвовал во всех событиях. Каксказано выше, четыре исследователя разных специальностейпришли к твердому убеждению, что автор «Слова» личноучаствовал во всей эпопее… Таким образом, необходимодопустить, что автором «Слова» был сам Игорь». Этот неожиданный вывод, сделанный еще в начале 50- х гг.Н. В. Шарлеманем, не прибегавшим к анализу лексики «Слова»,топонимическим и другим ориентирам в поэме, не выяснявшимсоциального положения автора, никем и никогда серьезно вовнимание не принимался и не опровергался. А между тем впоследнее время все чаще и чаще встречаешь средилитераторов и любителей, ничего не слышавших про этотдоклад, высказывания об авторстве Игоря, хотя я не знаю,какими путями люди приходят к этому выводу. Так, 22 сентября1978 г. еженедельник «Литературная Россия» напечаталинтересную статью поэта И. Кобзева «Автор „Слова“ – князьИгорь?», к сожалению, недостаточно аргументированную,основанную главным образом на литературной интуиции.Литература о «Слове» почти необъятна, сводного ее списка илиполного обзора нет, не вдруг одолеешь и самое доступное. Ивот сравнительно недавно из статьи академика Д. С. Лихачева,напечатанной еще в 1961 году (Вопросы атрибутациипроизведений древнерусской литературы, ТОДРЛ, т. XVII, Л.,1961, стр. 18), я узнал, что предположения об авторстве Игоря

523Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»уже высказывались к тому времени, только почему- то не былоуточнено, кто, когда и где впервые выдвинул эту гипотезу. Авторство Игоря Святославича внука Ольгова взначительной степени подтверждается его отношением кдругим князьям, современникам и несовременникам. Начатьследует, пожалуй, с Владимира Мономаха. Утверждения, чтопод «старым Владимиром» подразумевается в поэме ВладимирМономах или собирательный образ Владимира I и ВладимираII, спорны. А. В. Соловьев писал, что Владимир Мономахупоминается в «Слове» только раз, но пренебрежительно… Тотже автор заметил, что временные рамки «Слова» – «от старогоВладимира до нынешнего Игоря» – не включают ни одногоисторического события после смерти Мономаха в 1125 году. Идалее А. В. Соловьев подчеркивает: «Черниговские симпатииБояна и автора „Слова о полку Игореве“ проявляются и в ихнасмешливом отношении к Владимиру Мономаху. Грозныйоблик Олега Святославича, вступающего в золотое стремя вграде Тмутаракани, противопоставляется слабости ВладимираМономаха: „а Владимир по вся утре уши закладаше вЧернигове“. И давно бы пора ответить на вопрос, который сам собойвозникает при чтении «Слова», – почему в поэме, призывавшейк борьбе против степных кочевников, не упоминаются заслугиэтого князя, воина и полководца, в свое время, как это принятосчитать, приостановившего половецкую экспансию? Не потомули, в частности, что Владимир Мономах, одновременно наводилполовцев на Русскую землю, первым из всех князейиспользовал их в .междоусобной борьбе? Воинские доблести Мономаха бесспорны, его заслуги какгосударственного деятеля, объединителя земель и законодателяобщеизвестны. Но автор «Слова», отстаивавший феодальныеправа Олеговичей, субъективно видит в нем олицетворениевоцарившейся среди «братии», то есть русских князей,незаконности, династического узурпаторства. Мономах для него– наиболее характерная историческая фигура, чья политическаяпрактика исходила из грубого принципа, кратко, просто и точно

524Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»сформулированного в поэме: «се моё, а то моё же»… Кстати, историки отмечают, что Владимир был коварным,лицемерным и властолюбивым человеком, не брезговавшим вборьбе с «братией» любыми средствами. «Хитрый князь вел напросторах Руси сложную шахматную игру: то выводил из игрыОлега Святославича, то загонял в далекий новгородский уголстарейшего из племянников, династического соперникаВладимира – князя Святополка, то оттеснял изгоев –Ростиславичей, то вдруг рука убийцы выключала из игрыдругого соперника – Ярополка Изяславича… Это он, Владимир,выгонял Ростиславичей, он привел в Киев свою тетку, женуИзяслава, убитого за дело Всеволода, и забрал себе имуществоее сына Ярополка» (Б. А. Рыбаков. Киевская Русь и русскиекняжества XII- XIII вв., М., 1982, стр. 456). Все это, конечно, знал автор «Слова», историческаяосведомленность и избирательность воспоминаний которогопоражает исследователей. Д. С. Лихачев отмечал, что в поэменет ни одного случайного слова; можно добавить – в ней неттакже ни одного случайного умолчания. И совсем не случайно впроизведении, столь отрывочно и кратко сообщающем сведенияпо истории Руси, нет даже намека на такие важныеисторические события, как победоносные походы Мономахапротив кочевников, но зато появляется вдруг строка о юномкнязе Ростиславе, утонувшем в Стугне за сто лет до «Слова».Это было напоминанием современникам о сокрушительномразгроме половцами войска Владимира в 1093 году, гибели егомладшего брата, о горе их матери, потерявшей вслед за мужемсына и горько плачущей на темном днепровском берегу. Возможно, здесь – еще один ключик к тайне авторства. Делов том, что из тысяч подробностей русско- половецких сраженийименно этот эпнзод выбрал сам Игорь в своем диалоге сДонцом. Выслушав реку, Игорь – исторически оченьосведомленный человек, знавший династические перипетии,княжеские конфликты, мельчайшие подробности прошлогоРуси, противник Мономаха и его потомков, сокол из Ольговахороброго гнезда – произносит примечательную,

525Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»продолжающую диалог фразу: «Не тако ти, рече (Игорь), рекаСтугна…»Заключительный трагический аккорд ретроспективнойвставки: «Уныша цветы жалобою и древо с тугою къ землипреклонилось». Этот аккорд, между прочим, впервые звучит впоэме после описания битвы и поражения князя Игоря:«Ничить трава жалощами а древо с тугою къ землипреклонилось». Отметим, кстати, эту вроде бымалосущественную разницу – «ничить трава» и «унышацветы». Необыкновенная, воистину поразительная точностьавтора, какою не устаешь восхищаться! На Каяле «падоша стязиИгоревы» в начале мая, среди ранних степных трав, а князьРостислав утонул в Стугне 26 мая, когда уже распустилисьполевые цветы…Но главное – две эти фразы не могли совпасть случайно!Слишком строг был к себе, как к автору, гениальный поэт,слишком объемна и тяжела в поэме подводная часть айсберга!И горечь поражения, образно выраженная в одинаковомэмоциональном и стилистическом ключе, – не вся параллель, атолько малый отрезок ее. В частности, князь Игорь, как иРостислав, кажется, стал жертвой не зависящих от негообстоятельств, о чем мы еще поговорим.!.Датировка «Слова» вызывает множествовзаимоисключающих предположений. Одна нз самых, на мойвзгляд, обоснованных гипотез изложена в публикации Н. С.Демковой «К вопросу о времени написания „Слова о полкуИгореве“ (Вестник ЛГУ, 1973, № 14. История, язык, литература;вып. 3).Обратимся к этой работе. «Уточнение датировки „Слова“ иего связей с конкретными событиями XII в. – одна изважнейших задач изучения этого произведения. В настоящеевремя существует ряд гипотез, авторы которых связываютвозникновение памятника с теми или иными конкретнымисобытиями в политической истории Руси XII- XIII вв. А.В.Соловьев и Б. А. Рыбаков датируют „Слово“ 1185 г., М. Д.Приселков – „до апреля 1187 г.“, Д. С. Лихачев – 1187 г., И. П.

526Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Еремин –1187 г. или началом 1188 г., Д. Н. Альшиц – 1223 г. до1237 г., Л. Н. Гумилев – 1249- 1252 гг. В этих гипотезах илиучитывается не вся совокупность данных, сообщаемых„Словом“ и параллельными летописными статьями, или.игнорируется художественная природа памятника (отсутствиежанра исторической аллегории в литературе XII- XIII вв.лишает серьезных оснований гипотезы Д. Н. Альшица и Л. Н.Гумилева; спорность датировки Б. А Рыбакова вызвана , вчастности, специфическим подходом исследователя к тексту«Слова» как к подлинному историческому документу)»… Далее автор извлекает из текста поэмы «конкретныедатирующие данные»: князь Игорь, умерший в 1202 г., назван«нынешним»; в «здравице», завершающей поэму, упоминаетсяего брат Всеволод, который умер в мае 1196 г.; нет «славы»Святославу киевскому, скончавшемуся в июле 1194 г., зато естьего «сон», символически и ретроспективно связываемый спогребальным обрядом и посмертной «похвалой». Вывод:«Таким образом, есть основания предположить, что времянаписания „Слова“ – после июля 1194 г. до мая 1196 г.»(Напомню читателю: разрядка в цитатах везде моя. –В. Ч.). Не без оснований Н. С, Демкова указывает и на важнуюисторическую причину появления «Слова» именно в этотпериод. «Политическая ситуация 1194- 1196 гг. характеризуетсярезким обострением княжеских отношений: ВсеволодСуздальский и Рюрик, ставший теперь, после смерти старшегоиз Ольговичей – Святослава, киевским князем, требует отОльговичей осенью 1195 г. навсегда отказаться от прав накиевский престол: „…а Кыевъ вы не надобе“. Ольговичигорделиво заявляют Всеволоду: „Мы есмы не угре, ни ляхове,но единого деда есмы внуци; при вашем животе не ищемъ его,ажь по вас –|кому богъ дасть“. Проблема киевского наследияобсуждалась неоднократно и бурно, она стала острымполитическим вопросом: „И бывши межи има распре мнозе иречи велице, и не уладишась“. Русская земля ждет от этойссоры „кровопролития“ и „многого мятежа“, „еже и сбысться“.Начинается длительная „рать“ с Рюриком и Давыдом

527Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Ростиславичами, она захватывает весь 1195 и 1196 гг. Рюрикупомогают дикие половцы… С горечью пишет летописец о„сваде“ в русских князьях, о „диких половцах“, которые„устремилися на кровопролитье и обрадовалися бяхуть сваде вРускых князех“. Как и многие другие исследователи, Н. С. Демковасравнивает также изложение событий Игорева похода 1185 г. вкиевской Ипатьевской летописи и владимиро- суздальскойЛаврентьевской. «Внимательное сопоставление обоих текстов обнаруживаетне только две различные точки зрения на Ольговичей.Оказывается, что рассказ Киевской летописи не простоподробнее: он как будто бы последовательно отвечает на всеупреки владимиро- суздальского рассказа. Обстоятельным,информированным повествованием, ведущимся бесстрастнымтоном, киевский летописец снимает почти все обвинения скнязя Игоря, кроме одного – обвинения в неудержимомюношеском задоре». Коснусь еще одной темы, связанной с автором «Слова».Сколько ему могло быть лет во время похода? Свежесть и острота восприятия мира автором поэмыбесспорны. По зрелости же и серьезности мыслей, заложенныхв ней, по энергии и глубине письма, по смелости идей можноуверенно сказать, что это не был ни безусый юноша, нинемощный старец, для которого, скажем, такой трофейИгоревых воинов, как красные девки половецкие, – необязательно значился бы на первом месте. В тексте поэмыговорится, что «нынешний» Игорь, «иже истягну умькрепостию своею и поостри сердца своего мужествомъ,наполнився ратного духа…» Один из давних исследователейпрошлого рассматривал эти слова как свидетельство того, что«Игорь пришел в совершенный возраст, в лета мужественные». Незадолго до похода Игорю исполнилось тридцать четырегода, а это самый продуктивный возраст, время подвигов иратных, и творческих… Есть в публикации Н. С. Демковой и такой абзац,: «Весьма

528Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»любопытное истолкование в системе „антивладимирских“настроений автора приобретает упоминание в „Слове“ киевскойцеркви богородицы „Пирогощей“, куда сразу же едет Игорь,вернувшись из плена: культ именно „Пирогощей“ могподдерживаться в пику иконе Владимирской божьей матери,вывезенной Андреем Боголюбским из Киева во Владимир в1155 г. „Пирогощая“ икона была привезена в Киев из Византии„во едином корабли“ с Владимирской иконой, и могларассматриваться как святыня, равновеликая владимирской».. На «антивладимирских настроениях» автора «Слова» мыеще остановимся, а сейчас уточним обстоятельства, связанные с«Пирогощей». Мнение, что возвратившийся из плена князь«сразу же» едет в Киев помолиться перед иконой святойбогородицы «Пирогощей», широко распространено и служитдля многих главным, если не единственным свидетельствомрелигиозной приверженности Игоря. Однако мнение этоошибочно и доказательством христианских добродетелей ИгоряСвятославича не является. Приведу возражения. 1. Игорь не «сразу же» по возвращении из плена поехал покиевскому Боричеву взвозу. Из степи он вернулся в Новгород-Северский, потом, направляясь в Киев, заезжал, очевидно, впопутный Чернигов. Если б автор хотел подчеркнутьрелигиозность Игоря, то почему не написал о том, чтосчастливо возвратившийся из плена князь отслужилблагодарственный молебен в Новгород- Северском иликафедральных соборах Чернигова и Киева? 2. По обычаю техвремен, знатный приезжий посещал храм при въезде в город,чему есть множество летописных подтверждений, а Б. А.Рыбаков установил, что «Пирогощая» церковь находилась навозвратном пути Игоря к Чернигову. 3. Из текста «Слова»нельзя заключить, что Игорь едет на поклонение иконе. Этоместо поэмы, быть может, содержит простую информацию овозвращении Игоря домой. «Пирогощая» в ряду киевскиххрамов была второстепенной церковью на Торгу, априезжавшие в Киев князья обычно посещали Софию. 4.Любопытную догадку высказывает Г. В. Сумаруков – храм

529Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»«Пирогощей» был главной церковью киевского купечества, икнязь, потерявший дружину, едет на поклон к ее богатымприхожанам, чтобы выкупить у половцев братию, воевод ивойско. 5. В 1185 году иконы «Пирогощей» в этом храме,вероятно, уже не было, и едва ли вообще она там когда- либобыла. Приостановлюсь на последнем пункте. Известно, что в 987 году дочь византийского императораАнна привезла на Русь в качестве приданого Владимирукиевскому две иконы (ПСРЛ, т. 11, стлб. 736). А в Ипатьевскойлетописи под 1155 г. сообщается, что Андрей Боголюбский «безотне воле», то есть без дозволения отца своего ЮрияДолгорукого, «взя из Вышгорода икону святое богородици, южепринесоша с Пирогощею ис Царяграда в едином корабли, ивскова в ню боле 30 гривен золота, проче серебра, проче каменидорогого и великого жемчюга, украсив, постави ю в церквисвятое богородица Володимери». В 1395 г. икона Владимирскойбогородицы была перенесена в Москву, и это якобы онаостановила нашествие на Русь Тамерлана. Сейчас замечательное произведение византийской школыживописи находится по соседству, в Третьяковке. Посещаялюбой зал галереи, я непременно заглядываю в тот, гдевыставлена знаменитая свидетельница тысячелетней историимоего народа, воображаю то, что довелось увидеть ей, ипытаюсь сравнить ее с «Пирогощей», судьба которойтаинственна и, в сущности, никому не известна. Некоторыеисточники путали ее с Владимирской, историки гадали, чтозначит «Пирогощая» – «Башенная», «Неопалимая купина», илиона получила это имя от прозвища некоего средневековогокупца. Куда она делась? Никаких достоверных известий влетописях и церковной литературе об этом нет. Одна из двухнаиболее известных и почитаемых на Руси христианскихсвятынь бесследно исчезнуть не могла! Каменная киевская церковь «Пирогощи» была построеналишь в 1136 г., возможно, на месте деревянной, однако никакойее связи с иконой святой богородицы «Пирогощей» установитьне удается. И вот я спешу сообщить совершенно неожиданное –

530Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»возможно, именно «Пирогощую» я увидел осенью 1976г. вовремя последнего своего путешествия по Польше. В Гданьскомкостеле св. Николая сразу же обращаешь внимание на егоглавную святыню – подсвеченный электрическими лампочкамисветлый лик богородицы. С удивлением и недоверием прочелпояснительную надпись. Икона называется«Победительницей», ее «биография» изложена в несколькихфразах. Означена дата ее появления на Руси – 987 год,упомянута византийская невеста Анна с приданым, Владимир.Не сказано, носила ли икона первоначальное имя «Пирогощей»и в каком киевском храме находилась до 1115 года, когда былаперевезена в Галич.События «того же лета», зафиксированные в летописях:построен мост через Днепр у Вышгорода, произошло солнечноезатмение, 18 августа скончался Олег Святославич, дед князяИгоря. И еще одно летописное сообщение, свидетельствующеео том, что к тому времени Олег Святославич и его старший братДавыд, как и множество других «гориславичей», смирились сположением, при котором в Киеве окончательно, хотя инезаконно, в нарушение феодальной «лествицы», утвердилсяМономах, а вся остальная Русь, исключая лишь Полоцкую иЧернигово- Северскую земли, оказалась разделенной междумногочисленными его сыновьями. Весеннее это событие былосвязано с религиозной жизнью Руси: «Совокупившеся братия,рустии князи, Володимер, сын Всеволож, Давыд Святославич иОлег, брат его, здумавшe перенести мощи святых Бориса иГлеба из деревянныя церкви; бяху бо создали има церковькаменну на похвалу и честь богу для положения телес их».Сведений же о перенесении «Пирогощей» на Днестр, в столицунабиравшего силу Галицкого княжества, ни в одной летописинет, однако это совсем не значит, что перенесения несостоялось…Согласно той же гданьской справке, в 1230 г.«Победительница» оказалась в Львовском соборе св. Яна. В1749 г. польский король Август III обратился с просьбой к паперимскому короновать святыню, и через два года нимб увенчала

531Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»хорошо прописанная корона. В 1946 году знаменитая икона изЛьвова попала в Гданьск. «Пирогощая» это или нет? Не обросла ли более позднимилегендами совсем другая икона? Специалистам хорошо быпроверить ее древность и византийское происхождение,восстановить научную биографию с учетом и тех исследований,в которых доказывается, что «Пирогощая» получила своеначальное название по церкви, а не наоборот. Вернемся к статье Н. С. Демковой. «Черниговские симпатии автора „Слова“ часто отмечались висследованиях. Значительно меньшим вниманием пользовались„антивладимирские“ детали текста, хотя мысль о том, что авторукоряет Всеволода Большое Гнездо, уже была высказана, носвязывалась с событиями 1185 г. Действительно, контекстобращения Святослава в „золотом слове“ к .владимирскомукнязю Всеволоду Большое Гнездо вызывает сомнение в том, чтоэто похвала, гиперболизирующая мощь могучеговладимирского князя, как обычно принято рассматривать этотпассаж». В обращении к Всеволоду нет призыва «загородить полюворота», «вступить в злат стремень за обиду сего времени, заземлю русскую, за раны Игоревы, буего Святославича».Всеволод был антагонистом автора «Слова», политическимантагонистом Игоря, и если автором признать Игоря, то этоотсутствие призыва особенно закономерно и логично. Вспомнив афористичное высказывание декабриста МихаилаЛунина о том, что «похвала, доведенная до известного предела,приближается к сатире», утверждаю – все обращение кВсеволоду, от первого слова до последнего, на самом деле не«хвала», а сатира, «лихоречье», «речь, лишенная истины»,только не ради возвеличения, лести, а ради унижения адресата,изъявления презрительного и враждебного пренебрежения кнему! Обратимся к образам других князей, персонажей «Слова»,вспомним сомнительные комплименты Рюрику и ДавыдуРостиславичам, чьи «ныне сташа стязи» и «розно ся им хоботы

532Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»пашут». «Не ваши ли воины золочеными шлемами по кровиплавали, не ваша ли храбрая дружина рыкает, как туры,раненные саблями калеными на поле незнаемом?» Истории неведомы особые подвиги областного киевского князя Рюрика вборьбе с половецкой опасностью, а о Давыде смоленском Б. А.Рыбаков справедливо писал, что это «главный отрицательныйгерой „Слова о полку Игореве“, вероломно оставивший русскиеполки и ускакавший со своими смоленскими дружинами домойв момент решительного наступления всех русских сил летом1185 г. Поэт, напоминая о событиях 1177 г., когда Давыд былвиноват в прорыве половцев, хотел подчеркнуть, что изменаДавыда в 1185 г. была не случайной». Еще одна, едва ля не самая важная «лакмусовая бумажка»автора – его отношение к Ярославу черниговскому. Чтобысоставить представление об этом князе, надо внимательнопрочесть соответствующие страницы летописей, что сделал всвое время И. П. Еремин. В 1170 г. Ярослав прибыл с войском в Киев для участия вобъединенном походе против половцев. Он не мог ослушатьсявеликого князя Мстислава Изяславича – «бяху бо тогдаОльговичи в Мьстиславли воли», но когда дело дошло до битвыи все князья «вборзе» погнались за половцами, Ярослав остался«у воз» – то есть при обозе, издали наблюдая за битвой. В 1183г. он сорвал объединенный поход на половцев, отказавшисьприсоединиться к Святославу Всеволодовичу и РюрикуРостиславичу, уже выступившим против напавшего на РусьКончака, не выставив, собственно, никакой цричины отказа:«Ныне, б р а т и е, не ходите, но узревше время, еже бог даст, налето пойдем». Между прочим, в отличие от своего трусливого иосторожного сюзерена, Игорь тогда откликнулся на призывСвятослава и принял участие в походе. В следующем году, когдаКончак снова, «со мьножеством половец» выступил в поход«пленити хотя грады русские и пожещи огнем», Ярославпринял его «лесть», целью которой было разъединение князей,и вступил в переговоры с врагом, послав к нему своего «мужа»Ольстина Олексича. Святослав предупреждал Ярослава от этого

533Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»шага, однако тот не только не отозвал «мужа», но и отказалсяпринять участие в объединенном походе, ответив: «Аз есмьпосла к ним мужа своего Ольстина Олексича, а не могу на своимужь поехати». Большая победа Святослава над половцамисвершилась без Ярослава, а после поражения Игоря в мае 1185г. черниговский князь палец о палец не ударил, чтоб защититьсвои собственные земли. В 1187 году «Ярослав опять, на этот раз в особенновозмутительной форме, отказался принять участие в походе наполовцев, невзирая на то, что жертвой половецкого нашествия втом году оказалась его же собственная Черниговская волость… Началась между князьями «распря», в результате которойпоход опять был сорван по вине Ярослава, а князья ни с чемвернулись назад, каждый восвояси» (И. П. Еремин. «Слово ополку Игореве» как памятник политического красноречия. В кн.«Слово о полку Игореве», М. – Л., 1950, стр. 98- 99). Добавлю, что Ярослав черниговский не только былпрекрасно осведомлен о подготовке Игоря новгород- северскогок походу 1185 г., но и сыграл, быть может, зловещую роль в егоисходе. И не исключено, что исполнителем коварного замыслабыл тот самый «муж» Ольстин Олексич. Весной 1185 годаЯрослав мог просто не пойти в степь вместе со Святославом,как было не раз до этого, но он срочно послал ОльстинаОлексича к половцам с какой- то тайной миссией, придумавпустую и подозрительную отговорку. Мы не знаем, о чемсговорился посол с врагами, но давно бы следовало обратитьвнимание на поразительные факты, связанные с последующимисобытиями. Сформулирую их в виде вопросов. 1. Почему поход Игоря начался сразу же после какого- тосговора Ярослава с Кончаком, осуществленного черезпосредство Ольстина Олексича? 2. Почему черниговских ковуеввозглавил человек, только что прибывший из стана врага? 3.Для постановки следующего вопроса требуются некоторыепредварительные данные. В начале марта 1168 г. русские князьяпредприняли большой объединенный поход в степь. Среди егоучастников летописец перечисляет тринадцать князей,

534Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»добавляя: «и други князи». Выступление было успешным, но«на розыски и сражения ушло примерно 4- 5 дней» (Б. А.Рыбаков). В походе Святослава киевского 1185 года участвовалодесять князей, некоторые княжичи, «и Галичьская помощь иВолодимерьская и Лучьская», причем Владимир Глебовичпереяславский «ездяше наперед во сторожех и Берендеев с ним2000 и 100». Вся эта огромная сила двинулась на половцев и«искаша их 5 дней» (ПСРЛ, т. 7, стр. 98). Так почему в тепобедоносные походы русские, несмотря на предварительнуюразведку, осуществляемую в основном берендеями, хорошознавшими Степь, по пять суток искали половцев, а Игорь ихсовсем не искал, впервые послав «сторожей» только в концепохода? 4. Почему довольно протяженное, в несколько соткилометров, расстояние войско Игоря преодолелобезостановочно, форсированным маршем, а перед первойвстречей с половцами двигалось даже ночью? Игорь словно ненуждался в разведке, и не вел ли его полки Ольстин Олексичпрямо туда, куда было нужно Ярославу и половцам? 5.Случайно ли местом последнего боя Игоревых полков сталосухое безводное междуречье с редкими солеными источниками?«Вот сюда- то, в пустой район, и заманили половцы Игоря.Вежи, которые Игорь взял после короткого боя у Суюрлюя,были, вероятно, подставными. Опьяненные победой, русскиеполки двинулись дальше в этот своеобразный котел, со всехсторон окруженный болотами или сильными половецкимигруппировками… Гибель русского войска была неизбежной»(С. А. Плетнева. Половецкая земля. В кн. Древнерусскиекняжества X- XIII вв., М., 1975, стр. 291- 292). 6. Почемуполовцы, которые «в связи с началом весенних перекочевок,очевидно, разбрелись по всей степи» (Б. А. Рыбаков), если онипредварительно не знали о маршруте и стремительном броскеИгоревых полков, вдруг оказались сконцентрированными водном и именно этом месте? 7. Почему русские воины,ослабевшие физически после великого поста, смертельноуставшие от дальнего и поспешного конного марша, отнедосыпаний и скудного походного харча, жестких седел и

535Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»тяжелого оружия, оказались на поле боя тактически вбезвыходном положении? Они были отрезаны от воды и,сражаясь беспрерывно, днем и ночью, теряли обессилевшихконей, изнемогали сами и попадали в плен – половцы брали ихголыми руками, надеясь поживиться за счет выкупов и продажив рабство. 8. Почему во время финальной сечи побежалиименно черниговские ковуи во главе с тем же ОльстиномОлексичем и смяли русские полки, а раненый князь,пытавшийся заворотить беглецов, пересел «въ седло кощиево»,что было чрезвычайной редкостью в истории русско-половецких войн? 9. Почему ходивший на половцев в апреле1185 г. киевский воевода Роман Нездилович, располагая кудаменьшими силами, чем Игорь, вернулся с полной победой,пригнал большой полон и табуны трофейных коней, а Игорьпотерпел такое сокрушительное поражение? 10. Почему Игоряи Всеволода напрямую оеуждают в поэме не автор «Слова», авеликий князь Святослав и киевские. бояре? 11. ПочемуСвятослав киевский и его брат Ярослав черниговский, получивизвестие о поражении князя Игоря, не вдруг оказали помощьего беззащитным землям? Не исключено, что все это могло быть преднамеренным,запланированным предательством. Едва ли правы поэт О. О.Сулейменов, без ссылок на источники написавший, будтоОльстин Олексич геройски погиб за землю Русскую, илиученый М. Т. Сокол, пытавшийся утверждать, что ОльстинОлексич, ландскнехт половецкого происхождения, стал…автором «Слова о полку Игореве». Очень похоже, что «серымкардиналом» в военно- политической ситуации весны 1185 г.был Ярослав Всеволодович черниговский – он ревновал кдоброй славе Игоря и, опасаясь усиления первого по«лествице» претендента на черниговский стол, решил если неустранить двоюродного брата, то максимально ослабить его. Невызывает удивления сообщение Ипатьевской летописи о том,что на призыв Святослава киевского помочь Игорюмономахович Давыд смоленский «придеко Днепру… и сташа уТреполя», но чем объяснить, что и «Ярослав в Чернигове,

536Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»совокупив свои вои, стояшеть»? Коварный замысел удался –Игорь потерял дружину, репутацию, его Посемье былоразорено, выкуп, назначенный половцами за северских князей ивоевод, представляется чудовищно высоким, а судьбаплененных дружинников Игоря никому неизвестна; возможно,они были проданы на черноморских рынках… Улавливаю тонкую иронию автора в строчках о безвластииЯрослава с черниговскими былями (боярами), «с могуты, и статраны, и с шельбиры, и с топчакы, и с ревугы, и с ольберы»,которые якобы без щитов, только засапожными ножами и однимлишь «кликомъ плъкы побеждаютъ». История Руси не зналастоль громких и легких побед, и «Слово» согласноперекликается с Ипатьевской летописью, возлагающей вину запоражение Игоря именно на черниговских ковуев. Б. А. Рыбаков. «Князь Ярослав Всеволодович ничем особымне проявил себя… Он по традиции не любил выступать противполовцев, в чем его и укорил автор „Слова“: А уже не вижду власти Сильного и богатого и многовоя Брата моего Ярослава…» Выделяя разрядкой очень важное место, согласен с ученым,что Ярослава укоряет именно автор «Слова», хотя вкладываетэтот укор в уста Святослава Всеволодовича киевского. Такимобразом, отсутствие в «Слове» призыва- обращения к Ярославучерниговскому легко объяснимо, а тончайшие и дерзейшиенамеки или умолчания, касавшиеся также Мономаха, ВсеволодаБольшое Гнездо, Давида и Рюрика.Ростиславичей, мы можем сдостаточной степенью вероятности приписать князю, ихидейно- политическому противнику, – им был именно ИгорьСвятославич. Двойственное отношение автора «Слова» к великому князюкиевскому Святославу Всеволодовичу .исследователи отметилидавно. Это был, как выразился однажды Д. С. Лихачев, «один изслабейших князей, когда- либо княживших в Киеве». Но автор

537Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»поэмы называет его «грозным великим», выдвигая «…идею остаршинстве, о необходимости подчинения младших князейстарейшему, независимо от реального соотношения их сил. …Ивсе же поэт его высоко поднимает над остальными князьями,окружает ореолом главенства и старейшинства, преувеличиваетзначение его победы над Кобяком, называет грозным, каким онникогда не был, наделяет мудростью, политическойпрозорливостью и далековидностью… Он известен не только наРуси, но и далеко за ее пределами: немцы и венецианцы, грекии моравы поют ему славу как победителю половцев. И при всемтом поэт дает понять, что сила Святослава, которою он такщедро его наделяет, лежит главным образом в моральномавторитете его великокняжеского достоинства» (И. У. Будовниц.Идейное содержание «Слова о полку Игореве». Известия АНСССР, сер. история и философия, т. XIII, № 2, стр. 157– 158). Думаю все же, что чрезмерное возвеличивание Святославасодержит и некоторую толику недоброжелательной иронии –автор поэмы не мог не знать реального значения личности этогономинально великого князя, чья власть была жестко ограниченакиевским боярством и Рюриком Ростиславичем. А Игорь, еслиавтором поэмы был он, не мог не помнить «обиды» 1164 года,распри 1167- го, и совсем не случайно упреки северскимкнязьям вложены в уста именно Святослава Всеволодовича, скоторым будто бы беседуют в Киеве местные бояре.Невозможно отделаться от ощущения, что в информационномсообщении о поражении войска Игоря и в этих упреках таитсяполитическое лицемерие. Не был ли Святослав Всеволодович,многолетний политический враг Олега Святославича, втайнедоволен тем, что его младший брат Ярослав, продолжаясемейную традицию, столь «деликатно» поступил с младшимсеверским братом, Игорем Святославичем? В отличие от общепринятой точки зрения, согласно которойСвятослав своевременно не узнал о походе Игоря, считаю, чтоон был хорошо осведомлен об этом довольно масштабном длясобственно Русской земли событии. Междугородный телефон ирадио заменяли в те времена гонцы; земля, как во все времена,

538Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»полнилась слухом, от Киева был день хорошей езды доЧернигова, где о планируемом походе знали заранее, отрядив внего ковуев. Больше того – Святослав Всеволодович поехал насевер, словно лично хотел убедиться, что Игорь действительноушел в степь, и полков его «не кресити»„. Подведем некоторые итоли. Ироническое величанье Рюрикаи Давыда «господа», убийственный сарказм в отношенииВсеволода Большое Гнездо, упреки, адресованные Ярославучерниговскому, гиперболизация мощи Святослава киевского,полное забвение во всех обращениях к этим князьямтрадиционных вставных «братья» и «братия», множество иныхсмысловых нюансов этого ряда объясняется реалистичнойпозицией Игоря, придавшего «призывам» риторико-полемический характер. Время показало, что онидействительно остались гласом вопиющего в пустыне –никакого единения, общих выступлений «за обиду сеговремени» не состоялось. Как и некоторые другие, склоняюсь к мысли, что «Слово»появилось и стало известным именно к концу жизни Игоря, и втаком случае «призывы» – чистая ретроспекция, литературнаяинтерпретация недавних страстей, прошедших событий. Аотношение автора к Ярославу черниговскому и Романуволынскому позволило Б. И. Яценко значительно расширитьвременные рамки создания памятника. Действительно, слова «ауже не вижу власти сильного и богатого и многовоя брата моегоЯрослава» воспринимаются не только как отеческий упрек,осуждение. «Так мог писать только политический противникЯрослава. Но он не мог еще прославлять Игоря и не приниматьво внимание Ярослава Черниговского в 1194- 1196гг., когдаОльговичи выступали как единая политическая сила»… «Крометого, автор „Слова“ везде называет Чернигов „отним златымстолом“ Игоря н Всеволода Святославичей, игнорируястарейшинство и несомненное право на Чернигов князейВсеволодовичей. Если учесть, какой острой была борьба заЧернигов между Святославом и старшим братом Игоря Олегом(1164– 1179 гг.), то напрашивается вывод, что автор мог назвать

539Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»Чернигов „отним столом“ Игоря лишь после смерти Ярослава,когда Игорь стал владетельным господином в Чернигове. Нампредставляется, что время написания „Слова“ следуетограничивать 1198- 1202 гг. „Слово о полку Игореве“ не моглопоявиться раньше 1198 г. еще и потому, что здесь оченьпрозрачный намек на поход Всеволода суздальского на Дон в1198 г.: Всеволод может (якобы! – В. Ч.) «Донъ шеломывыльяти»… Далее: первый половецкий поход Романа, каксчитает Н. Ф. Котляр, состоялся в 1197 или 1198 гг. и автор«Слова» не мог ранее этого срока назвать половцев в числепобежденных Романом народов. И вывод: «Восторженная военная характеристика, даннаяРоману в „Слове“, может относиться только к 1195- 1198 гг.,когда волынский князь был союзником Ольговичей вфеодальных войнах за передел Русской земли. В 1199 г. князьРоман захватил Галич и стал врагом Игоря и его сыновей,внуков Осмомысла, которые тоже претендовали на Галицкоенаследство. Значит, „Слово о полку Игореве“ было написано в1198- 1199 г. – после вокняжения Игоря Святославича вЧернигове и до захвата Романом Мстиславичем Галича» (Б. И.Яденко. Солнечное затмение в «Слове о полку Игореве». В кн.«Слово о полку Игореве» и памятники древнерусскойлитературы. ТОДРЛ, XXXI, Л., 1976, стр. 121- 122). Датируя «Слово» 1185 г. на том основании, что событияпоследующего времени якобы не отражены в поэме, некоторыеисследователи не замечают, что время это все же специфическиотражено – в сложнейшей интерпретации политическихстрастей, авторских приязней, неприязней и целей, внедомолвках, иносказаниях, намеках и умолчаниях,риторических «призывах» к живым и мертвым. Это был чистолитературный прием, изобретенный автором для политических:оценок князей- современников, которые своим местничествомобрекали Русскую землю на грядущую погибель. Ихудожественному произведению такого значения не обязательнобыло следовать подробностям исторических будней; ведь автор

540Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»счел возможным пренебречь множеством сведений издвухвековой истории Руси. Он вообще не ставил себе цельювоссоздать историческую панораму. Его, как художника,историка и политика, интересовали всего три периода: 1)наступившие после «старого Владимира» времена первыхусобиц, то есть «лета Ярославовы», 2) «плъци Ольговы» – этопримерно с 1078 г. до смерти деда в 1115 г., и 3) с 1185 г. доначала XIII века. Называлась другая ограничительная дата создания поэмы –1187 год. В том году умер Ярослав «Осмомысл» галицкий и, пологике некоторых историков, автор мог обращаться с призывомтолько к живому князю. Однако «Слово», еще раз напомним, –не историческое сочинение в прямом смысле, а литературное, ия разделяю мнение Г. Ф. Карпунина, который пишет:«Согласиться с этим расчетом можно лишь при условии, чтовремя в художественном произведении и время реальное всегдаи полностью совпадают. Но если принять такое условие какнепременное требование литературного творчества, то ненадлежит ли коренным образом пересмотреть датировку такихпроизведений, как, скажем, роман А. Толстого „Петр Первый“или роман В. Шукшина „Я пришел дать вам волю“? Ведь ПетрПервый и Степан Разин называются в них тоже „в числеживых“!..» В самом деле, если следовать слишкомпрямолинейной логике, то придется признать, что такие,например, слова поэмы, как «Игорь плъкы заворочаетъ: жаль боему мила брата Всеволода», были написаны непосредственнона поле боя. «Слово» – итог авторских переживаний, глубокогоосмысления жизни, вдохновенной и кропотливой творческойработы. Автор, хорошо усвоивший уроки истории, островоспринимал настоящее и прозорливо предвидел будущее. Любое литературное произведение, в том числепосвященное давнему или недавнему прошлому, всегдаявляется ответом на потребности, отзвуком своего времени. Вконце XII – начале XIII в. на рубежах русской земли наступилаотносительная тишина, однако автор поэмы не только

541Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»предчувствовал, но и знал, что это было затишье передневиданной грозой. Через соседнюю Полоцкую землю до негоуже, конечно, доходили достоверные сведения о появлении наморском побережье вооруженных до зубов чужеземцев, орыцарях с крестами на плащах, прочно обосновавшихся наподступах к Руси в том году, когда Игорь занял черниговскийстол. Вскоре воинственные пришельцы заложили сильнуюкрепость в устье большой реки, что начиналась в русскихземлях и вдоль которой тянулись даннические владенияпотомков Всеслава полоцкого. А из бездонных азиатских глубин доходили зловещие слухио великих «хиновских» буйствах. Еще при жизни Игоря какие-то «языцы незнаемые» уничтожили далеких соседей половцев,и черная туча на далеком востоке гнала по степи тревожныеновости со скоростью верхового пожара… «Слово», конечно, не могло быть создано ранее походакнязя Игоря, то есть мая 1185 г., и позже декабря 1202- го, послесмерти князя Игоря, названного в памятнике «нынешним». Онобыло «написано, и автор, заполняющий собою всепроизведение от начала до конца» (И. П. Еремин), возможно,посвятил работе над текстом немало лет своей жизни. Один крупный поэт на вопрос о том, сколько времени онписал свое небольшое стихотворение, ответил: «сорок минут ивсю жизнь», «Слово» не могло появиться за сорок минут и дажеза сорок дней. Неимоверно трудное в работе, оно соединило вочень сжатом тексте признаки былины, сказа, плача. Это былбесценный зародыш всех жанров литературы – героическойпесни, эпической поэмы, «трудной» повести, проблемногогражданского публицистического очерка, романтическойбаллады, хвалебной оды, свободного разнопланового эссе наобщественные, темы, ораторской речи, философского этюда,либретто средневековой оратории, исторической драмы,политических заметок и, наконец, программного историческогодокумента, исполненного пророческого предвидения ивыраженного высокохудожественными средствами. В авторскомопределении жанра произведения частично отразилось

542Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»необыкновенно богатое содержание лексемы «слово» – И. И.Срезневский насчитал в старорусском языке двадцать восемьего значений! И в то же время «Слово» полно внутреннегосмыслового единства, стилистической цельности, озарено,будто бело- синей молнией, поэтической творческой вспышкойодного автора. В поэме живет душа слова. Что я под этим подразумеваю, немогу толком объяснять, но вот выхватываю взглядом первыепопавшиеся и такие будто бы совсем простые слова из плача-мольбы Ярославны, обращенные к ветру.ветриле: «Чему,господине, мое веселие по ковылию развея?» Нежноесоприкосновение слов друг с другом, плавный строй речи саллитерационной полурифмой, трогательный, милый образрусской женщины на городской стене, зримая картинапечального ковыля под ветром, развеявшего в дикой степивеликую потерю Ярославны, ее Игоря; любовь и горе,тончайший лиризм, таящийся в риторико- вопросителънойинтонации, упрек и бессильная покорность судьбе, словеснаяпечать того времени и символика истории – это, как удар всердце, и все это родное, твое! – вот что я примерно чувствуюи называю душой слова, в котором светится душа великогопоэта. Недаром Пушкин, отвергая подозрения в том, что«Слово» было написано каким- то поэтом XVIII века, сказал,что они «не имели все вместе столько поэзии, сколь находитсяоной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства». Как трудно бывает найти слово, более или менее точновыражающее мысль, оттенки чувств и настроений, а в поэмевсе усложнено многозначностью художественных тропов,предельной сжатостью формы, глубочайшей историчностьюсодержания. Аполлон Майков в свое время заметил, что впоэме, «может быть, больше исторических откровений, чем вмассе драгоценных, но однообразных летописныхповествований!». В октябрьском выпуске «ЖурналаМинистерства народного просвещения» за 1870 год Н. А.Лавровский опубликовал статью, в которой утверждал, что«Слово о полку Игореве» есть «историческая поэма в точном

543Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»смысле этого слова, и это составляет ее важнейшее историко-литературное значение». Об историзме, как характернейшейособенности «Слова», размышляли многие и в более поздниевремена. Один из крупнейших советских ученых, академик-историк восхищался тем, что автор «нас просто удивляет нетолько широтою своих исторических познаний, но и глубиноюпонимания исторических событий» (Б. Д. Греков. «КиевскаяРусь», М., 1944, стр. 347). С тонким пониманиемхудожественной специфики и необыкновенной историческойемкости «Слова» пишет об этом современный исследовательпамятника, ученый- филолог, академик: «Каждое слово в„Слове о полку Игореве“ весомо, полнозначно, имеет глубокийисторический смысл, каждое его упоминание, каждый фактприведен не в поэтической беспорядочности, а со строгимвыбором и с большой лаконичностью. Историческийкомментарий к „Слову“, раскрытие его историческихпараллелей, сопоставлений, исторического значения тех илииных выражений и мыслей автора „Слова“ открывает в „Слове“все большие и большие примеры поэтической точности иисторической содержательности» –(Д.. С. Лихачев «Слово ополку Игореве» и культура его времени Л., 1978, стр. 116). Это была воистину «трудная повесть»! Вероятно, автор«Слова» всю жизнь копил языковые сокровища, искалвыразительные художественные образы и, отдавая всего себядобровольному каторжному труду, начал непосредственнуюписьменную работу, быть может, действительно во времямеждоусобной войны 1196 г. или сразу после нее. Чеканилстрочку за строчкой, вскакивал по ночам, чтобы вписатьжемчужное слово, несущее историческую правду,многозначный смысл и глубокую символику, не нарушавшие ниритмического строя поэмы, ни ее изумительной звукописи, ниречевой музыкальности, ни слоговой гармонии. От такойработы можно было сойти с ума. И не исключено, что он,идущий совершенно неизведанным литературным путем, неуспел завершить свою великую поэму и полностью перебелитьчерновики – «темные места», за которые мы виним

544Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»переписчиков, быть может, идут от протографа, надстрочныхвписываний и заметок на полях. Каждый серьезный автор чувствует, знает, что выходит из-под его пера, и творец «Слова», будучи очень серьезнымавтором, это, конечно, тоже знал. Совершенно, повторяю,нереально, чтоб «Слово» было написано в один, как говорится,присест, и потому не могло – даже в силу своего острейшегополитического содержания и полемических выпадов – бытьпрочитано летом 1185 года на пиру у Святослава. Прошлонемало времени после похода, прежде чем появллся первыйвариант «Слова» – это можно почувствовать поретроспективному отношению автора к событиям 1185 г., полегкой дымке забвения, окутывающей их. В памятнике нет ниодной даты, нет маршрута войска Игоря, который просто «поехапо чистому полю», нет реляционных деталей главной битвы,строгой последовательности рассказа, однако сохраненныеподробности сражения на Каяле, пленения и бегства моглиостаться только в цепкой памяти их участника, строгоотбиравшего из множества впечатлений- воспоминаний самоесущественное, художественно ценное и емкое, все подчиняясверхзадаче – созданию патриотического произведениягромкого, на всю Русскую землю, звучания. «Слово», будучи произведением такого мировоззренческогосодержания, политической остроты, художественной силы,исторического значения, вероятно, писалось тайно, однако и внезавершенном виде оно, кажется, становилось известнымузкому кругу наиболее осведомленных лиц того времени, а имятворца, очевидно, быстро перестало быть тайной. Опираюсь, вчастности, на любопытное предположение Б. А. Рыбакова,который считает, что поименование «Святославличь Игорь внукОлгов» в летописном своде 1198 г. – перекличка с заголовком«Слова», идущим, как считают многие ученые, отпротографа…. У меня, между прочим, давно вызывает недоумение полноезаглавие памятника – «Слово о полку Игореве, Игоря, сынаСвятославова, внука Олегова». Зачем в нем быть этому

545Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»многослойному, частично тавтологическому уточнению именикнязя, свершившего поход? Не обозначил ли здесь первыйвеликий русский писатель свое имя, отчество и фамилию, еслипрочесть заголовок так, как я, рассчитывая на современноечитательское восприятие, напечатал его во второй книге«Памяти»: «Слово о полку Игореве» Игоря сына Святославлявнука Ольгова? И, конечно, без традиционных, ничем неоправданных запятых, идущих от первого издания, ноотброшенных еще А.; С. Пушкиным. Оставляя во всех безисключения изданиях эти запятые, не уподобляемся ли мы томуиздателю, который бы напечатал, например, такой заголовок кпушкинским кавказским очеркам: «Путешествие в Арзрум,Александра, Сергеевича, Пушкина»?.. Интересно, что первые ценители «Слова» (Херасков- ,Мусин- Пушкин, Калайдович, позже Е. Барсов и другие),упрощая полное название памятника, волей- неволейнаталкивали читателя на смутную догадку об авторстве Игоря –они называли .поэму «Игоревой песнью» или «ИгоревымСловом». К. Маркс в письме Ф. Энгельсу от 29 февраля 1856года писал: «Я заказал „Слово о полку Игореве“… Однако вподлиннике поэма названа по- другому – „Siegeslied Igors“, тоесть „Победная песнь Игоря“… И воистину это великое чудо словесного искусства,описывающее поражение Игоревых полков, воспринимаетсякак победный гимн – оно полно энергии, духовной мощи,жизнеутверждения. Француз А. Мазон, отрицавшийподлинность позмы, озаглавил, однако, свою книгу, вышедшуюв 1940 году в Париже, во время фашистской оккупации, «LeSlovo d'Igor», то есть «Игорево Слово». Американскийисследователь Р. Якобсон, не оставивший камня на камне отумозрительных построений Мазона, назвал свой основательныйнаучный труд «La Geste du prince Igor» – «Великое деяние(подвижение) князя Игоря». В 1977 г. у нас вышла научно-популярная книга Евгения Осетрова «Мир Игоревой песни». Остановимся на чрезвычайно важном. Если наука признает,что полный заголовок «Слова» идет от протографа,

546Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»изначального авторского текста, то поэма, вышедшая из- подпера Игоря сына Святославля внука Ольгова, не былаанонимной и уже в заголовке раскрывала имя автора. В качествеодного из доказательств этой истины, к которой, к сожалению,не подступал никто из исследователей, приведу несколькоподобий из литературы средневековой Руси,свидетельствующих, что автор «Слова» следовал сложившейсяв XII веке письменной традиции. Никто не сомневается, что автором «Повести временныхлет» был Нестор, и вот полное и точное название его великоготруда по Хлебниковскому списку Ипатьевской летописи:«Повести временных лет Нестера черноризца Феодосьевамонастыря Печеръскаго». Другие подлинные, в том же ключе,заголовки: «Житье и хожденье.Даниила Русьскыя землиигумена», «Слово Данила Заточеника еже написа своему князюЯрославу Володимеровичю». «Слово о плъку Игореве Игорясына Святославля внука Ольгова», написанное в конце XII –начале XIII века, точно следовало этому литературному канону,сохранившему свою силу и для авторов более поздних времен –вспомним «Хождение за три моря Афанасья Микитина». В нескольких работах последних лет, посвященных«Слову», «снесеся хула на хвалу» – князь Игорь какисторическая личность всячески осуждается. После Л. Н.Гумилева, считающего главными чертами Игоря «легкомыслие»и «незначительность», в ход пошли уже почти ругательныеслова «вероломный» и «корыстолюбивый» неудачник,«хищник», даже «человек с дьявольскими чертами» и «несокол, а презренная птица, питающаяся падалью» (О. О.Сулейменов). И, наверно, это хорошо, что не найдено захоронение Игоря– с его черепом сделали б, наверное, то же самое, что с черепомего брата Всеволода Святославича.. Во многих книгах поистории для детей и. взрослых анфас и в профиль изображенякобы Всеволод – крючковатый хищный нос, голый череп,жестокое отталкивающее лицо злодея, на котором отразилисьвсяческие пороки. Таким можно представить себе, например,

547Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»тирана, развратника и матереубийцу Нерона, но не «Яр- тура»Всеволода, чей светлый образ запечатлен в «Слове» илетописном некрологе 1196 года: «То ж лето преставися воОльговичех Всеволод Святославич, брат Игорев, маия месяца.И спряташа его в Чернигове во церкви святой Богородицы. Сейкнязь во всех Ольговичех бе удалее, рожаем и возрастом, и всеюдобродетелию, и доблестию мужественною, любовию,милостию и щедротами сияя. Сего деля плакашася по нембратия вси и людие». А в книге Б. В. Ляпунова «Из глубинывеков» (М., 1953, стр. 72) помещен снимок с другойреконструкции М. М. Герасимова лика Всеволода по тому же,естественно, черепу. Изображен он внешне совсем другимчеловеком, усатым и бородатым, с копной волос на голове иявными монголоидными чертами лица. Эти портреты крайнесомнительны .еще и потому, что объективная наука неподтверждает подлинности черепа Всеволода Святославича. М. М. Герасимов превратил Ярослава Мудрого в купчика-пройдоху, но особенно досталось от разрекламированногокогда- то скульптора- антрополога Андрею Боголюбскому.Этот .владимиро- суздальский князь был личностью, бесспорно,исключительной. Он обладал, видимо, тонким художественнымвкусом, стал заказчиком и приемщиком выдающихсяархитектурных сооружений – величественного Успенскогособора и Золотых ворот во Владимире, бесподобного храмаПокрова на Нерли и роскошного белокаменного дворца вБоголюбове, был талантливым полководцем и писателем. Пословам В. Н. Татищева, основывавшегося на летописях, этоткнязь «град же Владимир расшири и умножи всяких в немжителей, яко купцов, хитрых рукодельников и ремесленниковразных населил. В воинстве был храбр и мало кто из князейподобный ему находился, но мир паче, нежели войну, и правдупаче всякого приобретения любил. Ростом был невелик, ноширок и силен вельми, власы чёрные, кудрявые, лоб высокий,очи велики и светлы». Скульптор же вылепил что- тосовершенно противоположное – волосы лежат плотно вокругнизкого лба, глаза сужены, ноздри выворочены, лицо тупое,

548Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»хищное и жестокое, отталкивающе неприятно. По сравнению сэтим омерзительным выродком многочисленные герасимовскиенеандертальцы и кроманьонцы – венец создания. И какое,правда что, счастье – не были обнаружены останки Игоря!.. «Яр- тур» Всеволод обращается в «Слове» к старшемубрату: «Один брат, один свет светлый, Игорь!» И ни «Слово»,ни исторические свидетельства жизни Игоря не дают никакихоснований для кощунственного осуждения этого человека. И. П.Еремин: «Игорь, Всеволод, все „Ольгово хороброе гнездо“, вцелом пользуются у автора „Слова“ неизменной симпатией; всеони показаны у него как лучшие представители современногоему поколения князей, как доблестные воины, посвятившиесебя неустанной борьбе с „погаными“ в защиту родины…Игорь в изображении автора „Слова“ наделен всемивозможными качествами доблестного воина, готового на любыежертвы для блага земли русской; перед выступлением в походон воодушевляет дружину словами, полными мужества ибеззаветной храбрости; смерть он предпочитает плену и к томуже призывает дружину; вопреки действительному ходу событийавтор „Слова“ даже заставляет Игоря выступить в поход вмомент солнечного затмения…» И действительно, Игорь, согласно летописям, ходил наполовцев чаще любого другого князя Руси конца XII в. – в1171, 1174, 1183, 1185, дважды в 1191, вероятно, вместе сбратом Олегом в 1168 и, возможно, со Святославом и Рюрикомв 1193 году; когда удачно, когда и неудачно, что было обычнымдля тех времен. Вероятно, он был больше поэт, чем полководец,хотя и полководческого его таланта история не отрицает. В 1191году ему удалось организовать поход «со б р а т и е ю»,объединив под своим стягом полки «Яр- тура» Всеволода,сыновей Святослава киевского Всеволода, Владимира иМстислава, а также его внука Давыда. Ольговичи, правда,встретив превосходящие половецкие силы, благоразумноотступили, и летопись рассказывает о тонкой военной хитрости,примененной тогда Игорем. Построение же войск передрешающей битвой 1185 года, ход этого сражения, подробно

549Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»разобранный специалистами, свидетельствуют о доблести ивоинском умении князя (В. Г. Федоров. Кто был автором «Словао полку Игореве» и где расположена река Каяла. М., 1956; М. Ф.Гетманец. Тайна реки Каялы. Харьков, 1982). В «Истории российской» Татищева, с тщаниемперелагающей известные и неизвестные летописные источники,зафиксировано множество подробностей о походе Игоря,признанных наукой достоверными. Прежде чем привестиважные татнщевские слова, взятые им из неизвестного намисточника и прекрасно характеризующие Игоря, отметимнекоторые эпизоды битвы. Когда Игорь увидел, что половцы«отъ всехъ странъ рускыя плъкы оступиша», то не растерялся,не ударился в панику, а занял круговую оборону – «преградишачрълеными щиты» поля, что было единственно правильным втой ситуации. У щитов началась жестокая сеча. Лаврентьевскаялетопись повторяется: «изнемогли бо ся бяху безводьем, и конии сами, в знои и тузе, и поступиша мало к воде, по 3 дни бо непустили бяху их к воде». Никакого сомнения нет, что имеется ввиду именно битва на Каяле! Но что значит – «поступиша мало к воде»? Ипатьевскаялетопись уточняет: «хотяхуть бо бьющеся дойти рекы Донця»,что тек в пяти- шести километрах от места .сражения Игоревыхвойск, и берег его покрывал лес, в котором можно было«заложиться». В. Н. Татищев: «поидоша .к Донцеви помалу всевкупе»… «В тех трудных условиях решение Игоря пробиватьсяв ближайший лес было единственно правильным, и онохарактеризует его как опытного полководца. Однако половцыразгадали замысел русских и выставили на этом направлениимощный заслон» (Указ, работа М. Ф. Гетманца, стр. 94). Кони, что в те времена составляли с воинами нераздельныебоевые единицы, окончательно изнемогли, утомленные долгиммаршем и безводьем, и Игорь принимает третье правильноерешение – всем спешиться и все- таки пробиваться к Донцу, кспасительной воде… Представляю пеших князей идружинников, что в тяжелых, горячих от ярого степного солнцадоспехах, с воспаленными глазами, иссохшими губами, под

550Владимир Алексеевич Чивилихин: «Память (Книга первая)»стаями метких стрел, поддерживая истекающих кровьюсотоварищей, наступают, размахивая мечами, на конную гущуполовцев, преградивших путь к реке… Но, наверное, были еще в войске какие- то относительносвежие запасные, поводные кони для князей и воевод. С этимобстоятельством связано одно удивительное место у Татищева,как нельзя лучше раскрывающее облик Игоря. «И рассудя, чтона конех биться неможно, все спешась шли, надеясь к Донцудойти, ибо князи хотя могли коньми уйти, но Игорь сказал: „Яне мосу разлучиться, или со всеми обсче добро или зло мнеприключится, ибо если я уйду с воеводы, то простых воиновконечно предам в руки иноплеменником. Тогда какой ответ дамперед богом, но большую вовеки казнь, нежели смерть,прийму…“ Ответственность полководца, совесть воина,порядочность человека – вот что двигало Игорем в тот тяжкийчас его жизни. Мы не знаем, из какой погибшей в подмосковном Болдинелетописи взял эти слова Татищев – Раскольничьей, Троицкойили совершенно неизвестного нам средневекового русскогоманускрипта, – только наука давно установила, чтоперелагатель Истории Российской никогда и ничего неприбавлял от себя… А владимирский монах и его цензор Всеволод БольшоеГнездо, мстивший автору «Слова» летописными строками,порочащими Игоря и искажающими историческую правду, дажене заметили, что подчеркивают храбрость и воинскуюстойкость младших Ольговичей и их воинов! В самом деле,сражения со степняками даже объединенных русских сил всегдабыли скоротечными, быстрыми, решались, как правило, однойяростной сшибкой и длились не долее нескольких часов. А тут– беспрерывная трехсуточная битва?! И даже если она, как этотвердо установлено, продолжалась 30 часов, то и это времянадо признать исключительным, уникальным во всеймноговековой истории почти непрерывных сражений русскихсо степняками – ведь даже вошедшая в летописи мировойистории грандиозная битва на поле Куликовом 8 сентября 1380