Четыре сезона жизни

Международный Союз Русскоязычных Писателей Четыре сезона жизни Москва, 2021

УДК АН91 ББК ИК92 Международный Союз Русскоязычных Писателей Четыре сезона жизни – М., 2021. – 340 с. ISBN 978-5-43625-428-9 УДК АН91 ББК ИК92 Редактор - Ольга Бажина Вёрстка - Ярослав Новиков ISBN 978-5-43625-428-9 © МСРП

Оглавление 8 8 Ирина Арсентьева 18 Лидия Выше, сильней, быстрее. . . 23 23 Алина Казачук 26 Быть… Молодые ливни 31 31 Алла Кречмер 33 Товарищу детских игр 34 Юность 70х годов 35 Зрелость. Мозаика Старость. Примадонна 36 36 Анастасия Пушкарева 38 Ночные чувства 39 Мысли разбитого сердца 40 Восстановление души Маме 41 41 Вероника Богданова 42 Сочельник 43 Ромашковое лето 44 Меняются сезоны… 45 Мои сезоны 45 «На дальней станции сойду, трава – по пояс…» 46 Прочь осеннюю скуку-хандру! 47 Наугад 48 Жернова 49 Баллада об одиночестве 50 Не стареет душа 52 Жизнь устроена очень мудро Мы с возрастом становимся мудрее

Александр Кузнецов 53 Крутится, вертится… 53 Анжелика Никитская 70 Вселенная всё слышит «Мысли материальны.Наше сознание – это всё» 70 Вадим Верц 93 Городок 93 Полслова 94 Антигерой 95 Рассеянный снег 95 Старей красиво 96 Ни заснуть, ни проснуться 96 Внутри 97 С грустью на поводке 98 Форма жизни 99 Шахматная тоска 99 Микросон 100 Если моя жизнь - это книга 101 Такси 102 Виктория Палагичева 103 Мне в душе ещё 16 103 Виктория Шинкевич 105 Заброшенные 105 Владимир Барков 108 «Четыре сезона жизни» 108 Георгий Кончаков 119 Монтигомо Ястребиный Коготь 119 Елена Белоусова 131 Несчастная любовь 131 Елена Ишутина 135 Мне всегда будет 30 135 Самшит воспоминаний 136 Я другая! 137

Этот вечер… 138 Перемены 139 Чем пахнет осень? 140 Гладь 140 О, нет! 141 Как хотелось… 142 Перекати-поле 143 По жизни 144 Прошлое 144 Старость. 146 Фотографии 147 Я сохраню. 148 Другая жизнь 149 Шанс 149 Дар 150 Елена Полещикова 152 Мой возраст – первый луч заката 152 На пороге увяданья время тронуто прохладой 153 Размышляя о жизни, понимаю: «взрослею» 153 Возраст – это состояние души 153 Я наслаждаюсь каждым днем 154 Я спешу на свидание с детством 155 Последние осени теплые дни 156 Жизнь моя делится на некие этапы 156 День остывал, клонясь к закату 157 Мой возраст с состоянием души не совпадает 158 Позолотой тронуты деревья 158 Жизнь так беспечна, пока ты юный! 159 Как же это получилось? 159 Ирина Шевчук 160 Окрыленные любовью. . . 160 Подранок 163 Акулина Ивановна 179 Осень жизни 186

Предчувствие любви 187 Урюк 190 Я к прошлому руками прикасаюсь 195 Учительница первая моя 197



Ирина Арсентьева Ирина Арсентьева г. Караганда, Казахстан Лидия Моя мама. Кем она была для меня? Всем. Прошло много времени с тех пор, как ее нет рядом. Гораздо больше, чем когда она была у меня. Но сейчас я с еще большей уверенностью могу сказать, что мы всегда были ВМЕСТЕ. Как сиамские близнецы, как «нитка с иголкой», как «мы с Тамарой ходим парой», как «два брата-акробата»… Как еще можно определить это по- нятие «ВМЕСТЕ»? Я — вместо тебя, ты — вместо меня. Одно целое, неделимое. Вдобавок она была моим док- 8

Четыре сезона жизни тором. Не только моим, конечно. Но в первую очередь, все-таки, моим. Вы доверяетесь своему доктору? Не просто доверяетесь, а доверяете свою жизнь. Правда? Вот и я доверила маме свою жизнь. *** В палате родильного отделения в жаркий июльский полдень я впервые увидела ее лицо. Она была очень красивой — нежный овал щек, мягкие губы, добрые темные, словно переспелая бархатная вишня, глаза. Болезнь набросила на нее бледное шелковое покры- вало, и прядь ее каштановых волос прилипла к холод- ному лихорадочному лбу. Она была очень слаба, чтобы взять меня на руки. Пуповина, еще не перерезанная, связывала ее с другой жизнью и крепко держала. Она могла тогда незаметно уйти, но я сказала ей беззвучно: «Живи!» И она решила остаться. ...Медицинскую практику Лида проходила в инфек- ционном отделении городской больницы. Было тяжело на позднем сроке беременности рассматривать об- ложенные языки, прощупывать и прослушивать пери- стальтику кишечника, изучать анализы вновь поступив- ших больных и выслушивать их нескончаемые жалобы. Она со всем этим справилась, как всегда, на «отлично». Здесь она и заразилась желтухой. В тот же день, в том же роддоме молодая женщина умерла во время родов. У нее был такой же диагноз — роды проходили на фоне развивающейся желтухи. Лида это знала. Она знала и то, что это смертельный риск. Но я беззвучно попросила ее: «Живи!» И она решила жить. В первый день от роду я узнала отцовские руки и увидела солнце. Лиду перевезли в инфекционное от- деление, где недавно она была практиканткой, и меня 9

Ирина Арсентьева за компанию отправили туда же. Там мы ВМЕСТЕ про- вели первые недели моей жизни. Лида и ее сестра Тамара вышли замуж в один год. Обе — студентки медицинского института, красивые и легкие, они всегда привлекали внимание парней. На танцы они собирались основательно. Воротнички бе- лого шитья и носочки, такие же белоснежные, были отличительной чертой тогдашней моды. Отрезанные косы служили признаком быстрого взросления и са- мостоятельности. Локоны, накрученные на папильотки, были уложены со знанием дела. Раскрасневшиеся пух- лые щеки, блестящие черные, как угли, глаза и луче- зарная улыбка, все это отличало Лиду от сдержанной холодноватой, но такой же красивой, сестры. Арсентий был на три года старше Лиды и к этому времени уже окончил горный техникум. На свадьбе Лида была грустной. Она поняла, что совершает ошиб- ку. Арсентий ее разочаровал уже тогда. Но отказать жениху накануне свадьбы было стыдно. Воспитанная на классической литературе и верившая в истинные человеческие ценности, Лида не принимала обмана в любом его проявлении. Поэтому на свадьбе она была очень грустна. И даже простой свадебный наряд ее — плотное шелковое платье и небольшой белый букетик цветов в волосах — выглядел печальным. Через год после свадьбы у Лидии и Арсентия ро- дилась дочь, которую назвали Ириной. Иринкой звали меня мои родители. «Вырастет моя Иринка, и у меня будут такие же духи!» — так думала Лида, пробегая по длинному ко- ридору медицинского училища. Легкий шлейф тонкого аромата, оставленный кем-то из более опытных препо- давательниц, тянулся длинной змейкой. 10

Четыре сезона жизни Маленькая годовалая Иринка, удобно подкатившись под материнский бок, тихо посапывала во сне и не до- гадывалась, что молодая женщина, мечтавшая о духах, вскоре произнесет слова, которые ее дочь запомнит на всю оставшуюся жизнь. «Ира, никогда не жди, пока вы- растут дети. Живи здесь и сейчас. Носи красивое белье, надевай красивые платья, украшения, читай хорошие книги, ешь из дорогой посуды». Именно так и сказала мне моя мама. Три года отработки в Кзыл-Ординском медучилище, куда Лиду распределили после окончания мединститу- та, пролетели быстро. Она была самым молодым пре- подавателем. В этом чужом южном городе, где летом от палящего зноя можно было укрыться только под кро- ной деревьев да вблизи многочисленных полноводных каналов, ее подругой стала Лилия Михайловна. Она была ее коллегой, преподавателем со стажем, лет на десять старше и опытнее. Она много пережила к тому времени. Развод с мужем, а позже эта ужасная по сво- ей трагичности история, которая произошла с ее несо- вершеннолетним сыном. Как-то подростки собрались после школы пойти по- смотреть на настоящее ружье, хранившееся дома у од- ного из друзей. Мальчишки, конечно, были в восторге. Крутили ружье и так, и эдак, рассматривая его со всех сторон. «Хозяин» оружия как-то неожиданно наставил ружье на сына Лилии Михайловны и нажал курок. Ру- жье, не стрелявшее много лет, вдруг выстрелило, как это часто случается. Дым рассеялся, мальчишка от стра- ха выронил оружие из рук, попятился и осел, зажму- рившись. Его друг, истекая кровью, сделал последний вдох и затих. Так друг нечаянно убил друга. 11

Ирина Арсентьева Эту боль утраты Лилия Михайловна носила в сердце до конца своих дней. Она стала мудрым другом для Лиды, отчасти заменив ей мать. Своей матери Лида никогда не рассказала бы того, что доверила старшей подруге. А рассказать было о чем. Лида в этот период пережила много разочарований. Расценивала разного рода загулы Арсентия именно как предательства. Любая другая на ее месте сто раз простила бы, сочтя такое поведение мужчины за норму. Готовая к предательству со стороны мужчин по опыту своей матери, она его ожидала, и она его получала. Ни- когда не прощала и жила с этим грузом в сердце. Пы- таясь ответить на вопросы, которые ей регулярно за- давала сама жизнь, пристрастилась к чтению, и именно оно вскоре стало ей необходимо как само дыхание. Это была самая настоящая зависимость от книгочтения. Лида стала хорошим терапевтом и прекрасным ди- агностом. Она по-настоящему любила своих больных, свято верила в чудодейственные силы и способности медицины, беспрекословно исполняла клятву Гиппо- крата, которому однажды присягнула. Она пальцами чувствовала болезнь, и, приложившись ухом к телу па- циента, могла определить невидимые для глаза очаги развивающихся недугов. Она применяла новаторские сочетания способов лечения и добивалась поразитель- ных результатов. Для всех своих больных, а они в основном были много старше ее самой, она стала Лидией Алексеев- ной, а позже просто Алексеевной. И в этом было все их уважение к доктору. Молодой шахтерский город с символическим на- званием Шахтинск принял молодого доктора и ее се- мью с распростертыми объятиями. Так сильно он нуж- 12

Четыре сезона жизни дался в молодых специалистах. Сам был молод: пяти лет от присвоения статуса города. Он постепенно засе- лял себя такой же молодежью, приехавшей из разных уголков для строительства объектов, необходимых для населения. Основными жителями города стали шахте- ры, строители, учителя и врачи. Они приезжали одно- временно десятками, иногда казалось, шли настоящим потоком. Едва-едва администрация города успевала обеспечивать их квартирами, местами в детских садах, в новых, открывающихся одна за другой, школах. Шахтинск рос на глазах и вскоре превратился в кра- сивый, удобный во всех отношениях для жизни город. Вместе с ним выросли и мы, дети приехавших молодых специалистов, а сами они в скором времени стали про- фессионалами, мастерами своего дела. Лидия устроилась на работу в городскую поликли- нику участковым врачом. Арсентий проработал четыре месяца в шахте, и этого срока ему вполне хватило, что- бы понять, что шахта и он — это две взаимоисключа- ющие вещи, антагонисты, если можно так сказать. Он не часто рассказывал о своих шахтных впечатлениях, но одну фразу повторял довольно часто: «Ни за какие деньги в мире я бы не согласился даже переодевать- ся в „робу“, а спускаться в шахту тем более». Действи- тельно, трудно было представить его шахтером. Он был чистюлей, какого свет не видывал. И настоящим фран- том. Всегда предельно педантично относился к своему внешнему виду и к порядку в доме. Идеальная чистота в их двухкомнатной квартире была, в первую очередь, его заслугой. Можно было подолгу любоваться движе- ниями его ног, когда он натирал специальной мастикой новенький, еще пахнущий свежеспиленным деревом, паркет. Это было сродни фигурному катанию. Одевал- 13

Ирина Арсентьева ся всегда по последней моде. И у него шикарно по- лучалось носить брюки-дудочки, туфли-лодочки, шляпу на бочок. Причем туфли он носил круглый год, даже в лютый мороз. Он умел одним движением руки так уложить свой волнистый чуб, что прическа держалась целый день. Рано утром он всегда был чисто выбрит. От него пахло одеколоном, которого он никогда не жалел и щедро наливал его себе на ладони, а потом хлопал ими по щекам. Аромат свежезаваренного чая разно- сился по комнатам. Лида на работу уходила рано. И поэтому Ира всегда завтракала с отцом. Он любил бу- блики с маслом и конфеты «Премьера». Это было очень вкусно, поверьте мне. Арсентий стал учителем физкультуры в новой, толь- ко что построенной школе. Школа была сдана в акку- рат к началу учебного года. Красивая, современная, просторная, выложенная из светлого кирпича, она при- няла своих первых учеников. А на боковой стене с по- мощью мозаики строители запечатлели годы начала строительства и сдачи в эксплуатацию. Арсентий в тот же год поступил на заочное отде- ление Алма-Атинского института физкультуры и спор- та. Лида помогала ему выполнять к сроку контрольные работы по общим предметам. Вспоминается, как она медленно выводила буквы, усмиряя свой торопливый неразборчивый почерк, стараясь приблизить его к кал- лиграфическому мужа. Однажды на летнюю сессию они поехали втроем. Лида с Иринкой отдыхали в доме отдыха, Арсентий сда- вал экзамены. В тот год случился советско-китайский вооруженный конфликт. На границе с Казахстаном уча- стились массовые нарушения. Помнится напряжение и чувство беспокойства, которое витало даже в воздухе. 14

Четыре сезона жизни Отпуск тогда пришлось прервать по причине этой сло- жившейся ситуации и близости города к границе. В тот самый год Иринка окончила первый класс. В мае она гордо держала в руках колокольчик, сидя на плече выпускника. Последний звонок возвестил об окончании учебного года. Дома им всегда было хорошо и уютно ВМЕСТЕ. Лида организовала для Иринки игровую комнатку, приспо- собив для этого большую кладовку. Акварельными красками расписала стену, срисовав с новогодней от- крытки Снегурочку со снегирями на ладони и темно-из- умрудные ели в снегу. А снежинки, которые исполняли воздушный танец, они нарисовали вместе — крупные и поменьше. Арсентий изготовил из тонких реек полочки для детских книг, которых было так много, что они были размещены в четыре стопки соответственно размерам. Полки окрасили в нежно-голубой цвет и там же, рядом с книгами, на свободных местах, разместили мелкие игрушки. Куклы сидели отдельно. Большая резиновая германская кукла с изумительными светло-золотыми кудряшками приехала вместе с небогатым скарбом из Кзыл-Орды. У куклы были небесного цвета глаза, белое в синюю полоску платье и белые бусики вокруг шеи. Иринка гордилась своей «куклой с золотыми волоса- ми» и не выпускала ее из рук. Это отец привез ей та- кой подарок из командировки. Еще был большой пупс, тоже немецкого производства. Его, вместе с красной ванночкой, для него предназначенной, вручила дочери Лида как раз, когда они были на отдыхе в Алма-Ате. Иринка тогда сильно расстроилась, потому что в пер- вый же день потеряла башмачок от голубого костюм- чика этого пупса во время обеда в столовой дома от- дыха. Она в тот день всем показывала свой подарок и 15

Ирина Арсентьева не заметила, как башмачок соскользнул с ноги куклы. Еще в тот день на обед давали неповторимого вкуса суп-харчо. Позже был куплен мебельный набор, который тоже установили в детской комнате. Это был квадратный столик и стульчик, светлого дерева, покрытый лаком. На спинке стула была картинка маслом, представляющая собой кошачью семейку. Папа — кот в зеленых штанах, мама – кошка в сиреневом платье и дочка — кошечка в розовом костюмчике. Они крепко держали друг друга за руки и, казалось, весело шагая по дороге, пели весе- лую песенку. На этом стульчике сидел и Иринкин млад- ший брат, представляя себя мотоциклистом, а потом и ее дети. За этим столиком она проводила вечерние за- нятия и игры. За этим столом учился читать по буквам, а затем по слогам ее закадычный друг Сашка, сосед- ский мальчишка годом младше. Он был старшим сыном соседки Нины, молодой женщины, у которой вскоре ро- дились братья-двойняшки — Сережка и Валерка. Нина с трудом справлялась с малышами, и Сашка все вечера проводил с Иринкой. Они хорошо дружили до тех са- мых пор, пока она не пошла в школу. По выходным Лида с дочкой занимались различны- ми творческими делами, на которые она была большая выдумщица. То платье, вдруг ставшее малым, переши- вает, комбинирует, подбирая по цвету, то вяжет крюч- ком панамку или шляпку от солнца, то бисером выши- вает маленькую сумочку. На праздники украшали торт, вырезая из мармеладных конфеток буковки. Летом выходили в степь и устраивали пикники. Расстилали покрывала, загорали, играли в бадминтон, катались на велосипеде. Осенью гуляли в парке. Зимой гоняли на 16

Четыре сезона жизни лыжах или санках, съезжали с высокой сопки или с го- рок, полученных благодаря снегозаграждениям. Как раз в тот год, когда Иринка стала первокласс- ницей, Лиде исполнилось тридцать лет. На свой день рождения она получила в подарок новенький фотоап- парат «Зоркий», о котором давно мечтала. С тех пор он стал неотъемлемой частью их совместных дел и раз- влечений. Каждую субботу в кухне шли приготовления. Тем- ная штора закрывала все окно, на столе размещалась специальная аппаратура — фонарь, ванночки с раство- рами, которые они готовили заранее. Заранее в особом черном бачке проявлялась пленка. Крутить по часовой стрелке доверялось и Иринке. Потом, закрывшись и по- грузившись в тишину, они занимались настоящим вол- шебством. Выбирали лучшие кадры и, прикоснувшись друг к другу головами, шепотом считали до пяти. Раз, два, три, четыре, пять… И опять… Утром фотографии глянцевались. Щелк, и они соскакивали, гладенькие и теплые. Потом они раскладывались в толстые книги. Их и сейчас иногда можно найти в старых, пожелтевших от времени томиках классиков нашей литературы. Лида пахла лекарствами. Духи, о которых она так мечтала, у нее были. Разные. С ароматом сирени и лан- дыша. И еще одни, какие-то особенные, в большом си- нем флаконе причудливой формы. «Пани Валевска» назывались. И все-таки она пахла лекарствами. Так пахли все, кто работал в терапевтическом отделении городской больницы, где впоследствии и работала доктор Лидия Алексеевна. Ее легкую быструю походку еще издали узнавали больные, готовые к врачебному обходу. Халат ее всегда был белоснежным и хрустел от крахмала. Иногда на ночное дежурство приходилось 17

Ирина Арсентьева брать и Иринку, которая с раннего детства знала этот запах и ловко пользовалась медицинской терминоло- гией, устраивая игры с куклами, а позже и с подруж- ками. Она открывала тетрадь, брала один из рецеп- турных бланков, подаренных ей старшей медицинской сестрой, и писала, громко проговаривая слова: «Диа- гноз — плохое!!!» В тридцать три года Лида родила сына. С этого мо- мента они прекратили свои путешествия к Черному морю, на котором успели побывать целых три раза. И даже к своей сестре Тамаре Лида перестала ездить, тогда, как ранее такие поездки были регулярными. Они были очень близки, эти две сестры, и одновременно очень разными. В жизни Лидии с рождением второго ребенка произошел переломный момент, о котором она не подозревала и не была готова. Теперь и в их доме надолго поселился запах лекарств… …«Ира!!! Ира!!!» — тихо, почти беззвучно крикнула Лида, собрав последние свои силы. Но я не успела ее услышать, и тогда она решила уйти… Она ушла одна… И лишь прошептала в тишину: «Живи!» Выше, сильней, быстрее... В тридцать седьмом Арсентий был еще слишком мал, чтобы что-то помнить. Но он почему-то помнил. Тогда отец вернулся с завода позднее обычного, был радостным и слегка возбужденным. Арсентий это по- нял по отцовскому голосу, доносившемуся из-за стены с прибитым на нее бархатным ковриком, на котором среди лесных зарослей удобно разместилась семейка 18

Четыре сезона жизни пятнистых оленей. Маленький олененок, по-видимому, только что рожденный, стоял на еще слабых ножках, прижавшись к матери. Обычно Арсентий гладил пуши- стого олененка маленькой ладошкой, перебирая паль- чиками ворсинки коврика, и сон медленно накрывал его своим теплым мягким одеялом. Но в ту ночь Арсентий долго не мог уснуть. Он гла- дил по очереди всех членов оленьего семейства, но сон так и не приходил к нему. Поэтому он слышал, как отец долго разговаривал с матерью. Сквозь шепот до него доносились непонятные фразы — «повышение в долж- ности», «начальник смены — это очень ответственно», «зарплата увеличится на двадцать рублей». Он тщетно пытался хотя бы как-то разобраться в том, о чем гово- рят родители, и уснул, так ничего и не поняв. А наутро дом наполнился громкими голосами, сме- хом старших братьев и сестер, запахом каши и души- стого свежего хлеба, принесенного матерью из булоч- ной, которая находилась в соседнем доме. Вся семья начала торопливо собираться, и детям велели надеть самую красивую одежду. Арсентия облачили в матрос- ский костюмчик с сине-белым полосатым воротником, а на голову нахлобучили беретик в тон. Все приготов- ления назывались одним трудным словом «воскресе- нье», и Арсентий, как ни старался, не смог его выго- ворить. «Воскресенье» — это значит, что будет парк с высокими деревьями и дорожками, по которым можно бежать быстро-быстро, карусели, мчащиеся под весе- лую музыку по кругу, воздушные шарики и мороженое. Вкусное… В это воскресенье отец купил Арсентию большой кожаный мяч. Он даже немного хрустел в руках. И еще от него по-особенному пахло. «Выше, сильней, бы- 19

Ирина Арсентьева стрее», — весело крикнул отец и подбросил мяч вы- соко-высоко. До самого неба… Таким Арсентий запомнил отца — высоким, сильным и счастливым… Несколько пунктов 58 статьи вычеркнули из памя- ти все, что было до этой семейной трагедии. Арсентий лишился не только отца, но и детства. Стал неразговор- чивым и ершистым. О своем отце никогда не рассказы- вал, будто его и не существовало вовсе. Десятилетним подростком Арсентия определили в спортивный интернат. Это случилось как раз после во- йны. Вероятно, это был единственный способ выжить и получить образование. Однажды, проделывая при- вычный путь от дома, который разрешалось посещать по воскресеньям, до интерната, Арсентию пришлось пробираться через глубокие сугробы. Он по пояс уто- пал в мягком белом снегу, засыпавшим все знакомые тропинки между высокими соснами за одну ночь. Он уже порядком устал и остановился на минутку, чтобы перевести дыхание. Холодный адреналин страха про- бежал вдруг по его спине. Серые, неподвижные от зло- сти, глаза волка смотрели прямо в его, расширенные от неожиданности, зрачки. Упав лицом в сугроб, он ни о чем не думал тогда. Просто упал и долго лежал в снегу неподвижно. «Выше, сильней, быстрее», — стучало его сердце голосом отца, отзываясь в висках. Именно это тогда и спасло ему жизнь. «Выше, сильней, быстрее»… «Выше, сильней, быстрее», — скользят лезвия конь- ков, высекая ледовую пыль. «Выше, сильней, бы- стрее», — шепчет лыжня вслед уходящему спортсме- ну, дыша в спину клубами морозного воздуха. «Выше, сильней, быстрее», — мелькают спицы велосипеда, на- кручивая на колеса расплавленный солнцем асфальт. 20

Четыре сезона жизни «Выше, сильней, быстрее», — колышется невесомая вода в бассейне, накрывая пловцов. «Выше, сильней, быстрее», — ячеистая корзина принимает мячи, отско- чившие от щита, оранжевые, словно солнца. Это идут экзамены в Институте физкультуры и спорта. «Выше, сильней, быстрее», не замечая травмы суста- ва, которая даст о себе знать много позже. А пока, пре- возмогая боль «выше, сильней, быстрее»… Арсентий знал Лиду давно, они жили по соседству, но близко знакомы не были. Лида была студенткой меди- цинского института и все свое время посвящала учебе. А тут устроили тренировочные сборы и соревнования по выполнению нормативов ГТО среди студенческих команд. Этапы разные придумали, в том числе оказать первую медицинскую помощь раненому. «Раненым» сразу решил стать Арсентий, выполнив все отведен- ные ему задания. Лежа на носилках и имитируя слож- ный перелом костей черепа, он наблюдал за быстрыми круговыми движениями бинта в ловких пальцах Лиды. «Выше, сильней, быстрее…», — бухает юношеское серд- це и заходится в нахлынувшей радости от искусствен- ного дыхания «рот в рот» через кусочек бинта, как по- ложено по инструктажу… Дочка сидит на шее Арсентия, свесив вниз тонкие длинные ножки. Они совершают восхождение в горы Абхазии. Сверху видно все — и макушки деревьев, и солнце, и до облаков можно достать рукой. «Выше, сильней, быстрее», — шаг за шагом к заветной цели… Кожаный мяч перелетает через туго натянутую сет- ку туда-сюда, туда-сюда. Идет тренировка волейболи- сток-старшеклассниц в школьном спортзале. Девчонки в полосатых майках, словно шахматные фигуры, за- няли свои позиции на поле. Свисток. Подача. «Выше, 21

Ирина Арсентьева сильней, быстрее!» Высоко взлетает мяч, и сердца дев- чонок начинают биться с тренерским в унисон. Арсен- тий — мастер спорта, мастер своего дела. Ох, и гоняет он своих учеников! Без поблажек! Несмотря ни на чьи уговоры, «будь готов к труду и обороне!» И вот они уже на пьедестале с блестящими медальками на гладких атласных ленточках, и блестящими от слез и счастья глазами готовы и к труду, и к обороне, и к новым по- бедам… «Выше… сильней… быстрее…», — медленно хрома- ет сухонький седой старичок, проделывая ежедневный километровый путь на дачный участок, изредка оста- навливается, и взгляд его устремляется ввысь под са- мые облака, куда давным-давно полетел его первый мяч, брошенный отцом. «Выше, сильней, быстрее», — Арсентий улыбается серыми глазами и слабой рукой протягивает своему внуку самое дорогое, что у него есть, — кожаный мяч… Моему отцу, заслуженному учителю Каз ССР, мастеру спорта, заслуженному тренеру, посвящаю… 22

Четыре сезона жизни Алина Казачук г.Санкт-Петербург, Россия Быть… Быть каплей. Точка — самый маленький из возмож- ных объёмов, наполненных сознанием. Крошечный круг, противоположный пустоте. Есть форма, которая появляется первой на пути от молчания к звучанию. Быть минимальной единицей. Выделение из бесконеч- ности времени отрезка, ограниченного мгновением «сейчас». Атомарное представительство божественной космической энергии души. Форма, имеющая наимень- 23

Алина Казачук шую силу, но обладающая неограниченным потенци- алом к росту. Начало путешествия. Состояние бытия между вдохом и выдохом. Представление о том, что «я есть тело» ещё утверждено в сознании и плодит привя- занность. Низкий уровень внутренней жизни, преобла- дает ложное эго, отсутствует свобода выбора, властвует карма. Микрокосм не догадывается о существовании макрокосма и страдает. Единственный способ помочь капле — вернуть её в океан, домой. Быть водой. Два как подтверждение истинности, две точки или отрезок, начало движения. Капля счастли- ва и думает, что совершенна, пока не начинает иссле- дование и не узнаёт о существовании океана. Время по-прежнему заперто, но каждая капля несёт в себе мудрость всей воды, как один миг несёт в себе вкус вечности. Сознание перетекает в осознание. Принятие других как подобных себе. Расширение за счёт пони- мания своей духовной природы. Пена иллюзий мешает увидеть волны. Нет понимания того, что всё происхо- дит на общей глади океана, приходя и уходя в общем пространстве. Видеть волны. Три точки, элемент кривая, троекрат- ное повторение, усиление. Появление вектора движе- ния, эволюция линии в кривую. Конец духовной статики и начало духовной практики. Понимание, что всё, что случается, случается из-за «я» и во благо «я». Сознание пробуждается от сна формы. Быть волной. Четыре точки, завиток, полнота дей- ствия, устойчивость, организация. Желание развития приводит к усложнению формы кривой до спирально- го завитка. Точка становится запятой. Остаётся началь- ным элементом, продолжением же своим стремится к бесконечности. Искренняя устремлённость точки со- 24

Четыре сезона жизни знания, обнаруживая ложное, разрушает его. Смирение перед волей вселенной и служение ей. Волна находит- ся на поверхности воды, но не помнит о бездонных глубинах океана. Ум продолжает бороться, волнуя оке- ан. Отождествление с иллюзией не прекращает шторм. Движение и вода не разделимы, именно движение по- могает осознать воду. Сознание постоянно находится в изменении. Мысль о том, что ты — деятель своих дей- ствий, тормозит прогресс. Пускать волны. Стремление к завершенности приво- дит к появлению ритма, тяготение к кругу. Понимание того, что все волны неизбежно возвращаются в океан и сливаются с ним. Возможность влиять на свою судь- бу. Разум позволяет волнам размыть границы личности. Сознание, достаточно расширившись, устремляет своё внимание вглубь. Не удовлетворённое волнами, оно ищет покоя и смирения. Последняя волна непривязан- ности несёт прорыв. Рывок из центра или движение по спирали, по сути, одно и то же. Быть океаном. Спираль замыкается в круг, знаменуя полную победу разума над беспокойным умом. Волны не могут без океана, а океан может без волн. Волны не беспокоят океан, потому что они временны, а он вечен. Если океан остаётся лишь пространством, то они просто приходят и уходят, не затрагивая его. Декорации сме- няются на сцене бытия, а источник остаётся неподви- жен. Обретение целостности. Состояние любящего, но непривязанного сознания. Обретение знания в сердце через откровение. Свобода от конфликта двойствен- ности. Первородный звук, пролетающий над водной гладью. Сила, сфокусированная внутри себя, всё ещё нуждается в центре, вокруг которого можно начертить круг. 25

Алина Казачук Быть пустотой. Формально круг, но в действитель- ности отсутствие любой формы. Смерть совершенного, вселенная проходит через точку, раскрывая её до раз- меров бесконечности, давая рождение космическому сознанию. Исчезновение точки в круге и реализация её как источника. Переживание второго рождения. Сжи- гание в интенсивности осознания. Потеря становится приобретением и заканчивает процесс пробуждения. Безличное состояние вне досягаемости. Нарастаю- щее ощущение счастья. Путь, не оставляющий следов. Неистощимая полнота. Тишина как молитва. Внутрен- нее становится внешним и становится первоначально белым. Молодые ливни Джеку и всем бродягам, с которыми я разминулась. Потому что я — охотник, и я — исследователь. Я — миссионер и соблазнитель. Самопризнающий и всеот- вергающий. Задумчивый игрок, наглый мудрец, редкая и пугливая птица. Вспомнив «Я есть», делаю шаг из тем- ноты. Ревущий и искрящийся, только что родившийся, выбираюсь, извиваюсь, податливый кус мяса, готовый к бесславному перформансу, невозмутим и детск. Иди на всполохи. Я стану твоим утешением. Эвам, в начале лежит тайна. Мы неразлучно дружим, ловим восторги на лодке-качеле, так ярко и тепло это тяготение. Я таскаю в кармане шишечку от туи, тереблю её, чтобы запах оставался на пальцах. Цветы на цен- тральной клумбе в парке лохматые и красные, выше 26

Четыре сезона жизни нашего роста. Куда бы я ни шёл, я чувствую, что обо мне заботится что-то большое. Вишни с дерева мож- но срывать прямо из окна, но они кислые. Божьи ко- ровки во дворе поедают тлю. Оказывается, они бывают ещё и желтыми. Мальчики ловят в картонную коробку голубей, девочки таскают туда-сюда котят. Я не хочу участвовать в этом и колю булыжником на бордюре абрикосовые косточки. Июль звенит в воздухе, оседает слоем пыли на коже, и тело дымится, когда ложишь- ся в постель, ноет под коленками. Ночью подолгу стою за белым тюлем, глядя в темноту. Родители думают, что это лунатизм, но я просто не хочу переставать взаимо- действовать с этим удивительным местом ни на секун- ду. Казалось, так будет всегда, но нарастают годичные кольца. Постоянны лишь изменения. Я стану твоим на- сыщением. А дальше, удивительно, как легко воспламеняется молодость с языческой свирепостью и буйством под какофонию городского аккомпанемента. Прочь от всех переоцененных, неподходящих людей, кочевать со сво- им племенем пропащих, ловить попутки, не помнить, что было вчера,а и радоваться непрекращающемуся ветру. Все нужное работает, все ненужное устранено. Просто и иначе. Мякоть бытия исходит соками. Хочется двигаться медленно. Мы переползаем из бара в бар. Всё, что у нас есть — это момент, всегда исключительно свежий и босоногий. Диалоги внутри походят на ко- аны. Испытав нестерпимый прилив сострадания, лезу ко всем обниматься. Дело кончается дракой. Я так дол- го смеюсь, что уже забываю над чем. Ты такой чудной бхиккху в этой жёлто-зелёной клетчатой рубашке, кру- жишься в джазе. Таким и запомнишься. Поравнявшись, мы станем крайне близки. Не соскользни. Пойду куплю 27

Алина Казачук на последние нам ещё бутылку — запить всю неспра- ведливость мира. В чьей-то квартире в разгар пирушки отключаюсь в ванной. Мне снится Авалокитешвара, в каждой руке по сигарете: затягивается и растворяется в ослепительном сиянии. Разрушение и созидание сме- няются и смешиваются. Я стану твоим преодолением. Узнаю, как это сладко спать не одному. Сколько их было, имена стёрлись. Могу выбрать любую, сегодня — эту. Делаю всё обострённо. Пишу гимны о том, как меня обволакивает лунный свет от твоего чарующего лица. Голос звучит камертоном. Нутряное чувство расплёски- вается наружу, как животное возбуждение. Тибетский художник был бы доволен нашим яб-юмом. Хочу прямо здесь, на полу, так сильно, что подташнивает. Я таю под тобой, ты пьёшь меня со стоном. Ничего стыдного, пусть страсть неистово сошьёт нас изнанкой наверх, запе- чатлеет друг в друге. Это излучение накормит голод- ных духов. В комнате пахнет сексом, открой форточку. В конце ты получишь всё, чтобы не хотеть больше. Я стану твоим исступлением. Спроси, зачем столько лелеял это предощущение? Ведь происходящее не набросок, оно кроится наживую. И почти вслепую. Осторожно опускаю веки, и пусто- та проявляет парящий силуэт. Тянусь к нему — он улы- бается и разлетается лепестками лотоса. Спрашиваю его — он молчит и рассыпается в песок. Хочу запомнить его — он меняется и развеивается дымом. Не заметил в созерцании, как сжал кулак, следовательно, нельзя ничего не положить в руку. Споткнулся о совсем ма- ленький камень. Впервые искренне пожелал человеку зла. Невозмутимо говорю не то, что думаю. Попробуй быть добрым, когда тебе так плохо. Готов в подобном 28

Четыре сезона жизни состоянии кончиться? Есть облегчение в том, что всё проходит. Это происходило само, от попойки до попой- ки, но почему-то я чувствую ответственность. Обещаю вернуть долги, а после — не ищи меня там, где меня нет. Сотвори заново: забывшим, рыхлым и трепещущим. Без памяти, я буду пересекать на товарняках непомерные пространства, дивиться рассказам дальнобойщиков, медитировать голым под соснами. Так легко, ведь всё имущество уместилось в рюкзаке. Благослови и прого- ни в бессилии. Пожалуй, выпью. А потом выпью ещё. Я стану твоим противоречием. Нестерпимо долго стоим у входа в метро, обтекае- мые толпами людей. Ты вцепилась в мою куртку, словно можно удержать эхо, что в ней. Промозглый, пронизы- вающий вечер, один из многих, он запомнится навсег- да отсутствием спасения, но будущностью освобожде- ния. Мечутся водомерки мыслей о судьбах, которые мы с тобой не прожили вместе. Совпадение, когда ты мо- жешь быть с тем, с кем хочешь. Учишь, что быть — зна- чит делиться, но одновременно требуешь меня цели- ком. Извини, но мы встретились, чтобы попрощаться, и я подберу слова, которые будут как касания. А после — уходи мертвенно-белая нянчить свою привязанность. Ещё очень нескоро ты меня поймешь и исполнишься благодарностью. А пока… Я стану твоим обморожением. Череда событий, игра явлений без названий; барах- таюсь, как могу, ссутулившись от частого письма. Мы больше не грешим, но по-прежнему умираем. Мы гна- лись за облаками, думали, что выбирали, думали, что побеждали. Не хватает порядка в голове, но не отка- жусь от алкоголя. Он-то как раз всё проясняет и по- могает справиться с неумолимым многократным воз- 29

Алина Казачук вращением. Всюду преследует какой-то затхлый запах. Если бы действительно был выбор, если бы сейчас нам предложили выбор, я бы отказался и был равнодуш- ным наблюдателем. Так бы и сидел вечно, как тут на скамейке, вливая в себя виски. Иллюзии кончились, старый раздолбанный оттяжник застрял посередине. Я — дрейфующая вне плоскости точка сознания, капля в океане Дхармы. Бито? Я стану твоим беспокойством. Обширно. Безупречно. Изумительно. Господь раз- мазан по всему тонким слоем, мне нравится его со- скребать. Не думаю, что оно вообще постижимо. Это — замысел безумца, и, потерявшись в нём, мы навсегда уходим. Став твоим масштабным бредом, который го- раздо безграничней реальности, проникнув незамет- но, подобно вирусу, как костоправ, он пройдётся по напряжённому позвоночнику, застрянет в солнечном сплетении, пробудившийся мир схлопнется вовнутрь. Добро пожаловать в дом без стен. Не стоит спорить, чья это будет награда, мы — одно. Не беснуйся, сделай что-нибудь яро, пока я растворяюсь. Я стану твоим от- мщением. Выбери меня. И мы пойдём дальше, нырнём глубже, узнаем больше. Потому что я — охотник, и я — исследо- ватель… 30

Четыре сезона жизни Алла Кречмер Нетания, Израиль Товарищу детских игр Нас двое − два велосипеда, Румянец утра, звонкий смех. Мы с нетерпеньем ждали лета − Пору забавы и утех. Каникулярная свобода − Загадками манил нас лес; Плескалась радость в чистых водах Под светлой синевой небес. 31

Алла Кречмер С друзьями − игры и прогулки, Костёр на берегу реки. В тенистых тихих переулках Промчались летние деньки. С приходом осени − прощанье И переполненный вокзал; Звонков и писем обещанье, Что ты неосторожно дал. Ты первою любовью не был, Товарищ игр и озорства. Одно над нами было небо, А вот велосипедов два. Порой меня сомненье гложет − А цел ли твой велосипед? Проходишь рядом ты, быть может, Неузнанный в текучке лет. Но сожаленья неуместны О тех умчавшихся годах, Лишь память о далёком детстве К нам иногда приходит в снах. 32

Четыре сезона жизни Юность 70х годов В джинсах, словно в униформе, С рюкзачком простым под мышкой, У туфлей шнурок оборван, Волосы не знают стрижки − Мы бродили по столицам, Появляясь, исчезая Из толпы, где нас не видно, Время на тоску теряя. Мы искали в беге строчек Истину средь пошлых правил. Разве счастье напророчит Время, что не нами правит? Пусть казалась нам банальной Жизнь спокойная, простая, А налёт провинциальный У витрин блестящих таял. И куда же мы стремились? В земляничные поляны, А в итоге приземлились В суете пустой и пьяной. 33

Алла Кречмер Зрелость. Мозаика Как мозаику, жизнь соберём по кусочкам- Меньше чёрных и серых, а больше цветных. В наших жизнях ещё не поставлены точки, Голос первой любви в суете не затих. Я хочу быть счастливой в реальности нашей, Пережить все невзгоды без жалоб и слёз. И однажды ты всё, что не сказано, скажешь, Отвечая на заданный в прошлом вопрос. Пусть в объятьях иллюзий слились наши судьбы, Словно тени и явь в анфиладе зеркал. И наветов слова нам сердца не остудят, Потому что я верю в счастливый финал. Сменит тихую радость восторг узнаванья, Наступающий день нас поманит зарёй. После наших ошибок, разлук и молчанья Мы вернёмся к себе − мы вернёмся домой. 34

Четыре сезона жизни Старость. Примадонна Дом, в котором живёшь ты, похож на плавучий остров, Обтекают прохожих потоки со всех сторон. Между прошлым и будущим тонкий проложен мостик, Отмечает сезоны меняющий облик клён. Загляни в глубину океанов времён бездонных. Что там видно в прошедшем? Блеск славы в твоей судьбе. Как ты пела тогда, несравненная примадонна, Но сменилась эпоха, что помнила о тебе. Постарела и стала теперь никому не нужной, И другая в спектаклях поёт то, что пела ты. Днём сидишь в старом кресле и кашлем своим натужным Подзываешь кого-то из комнатной пустоты. Принести ли воды и поставить опять пластинку? Голос ангельский твой сохраняет для нас винил. Долго слушаешь ты, и бежит по щеке слезинка, И приходит тоска − ей противиться нету сил. Ты − единственный слушатель, горечь не иссякает. Что в грядущем, не знаешь, но держит былого плен. Безвозвратных потерь сколько в каждой судьбе бывает, Да и то, что нам дорого, вдруг обратится в тлен. 35

Анастасия Пушкарева Анастасия Пушкарева г. Междуреченск, Кемеровская область, Россия Ночные чувства Какая-то странная ночь, Не знаю куда себя деть: Эмоции рвут пополам, Пытаясь хоть как-то раздеть! 36

Четыре сезона жизни Пишу я стихи поздней ночью, Уже не горят фонари, А в сердце пылают по клочьям эмоции тех былых дней. Горит огонек тех эмоции, Пылает так ярко в ночи, Огонь нетушимый вновь бьётся в конвульсиях, Я вновь утону в пелене новых дней. А дни все летят со скоростью света, Со счета сбиваюсь, теряюсь во тьме. Где свет тот, что нужен тебе для рассвета? В конечной туннеля? В полночной тиши? Ты ищешь свой свет в окружающих, в мире. Но забываешь про внутренний свет. Тот свет, что согреет тебя в злую зиму, Тот свет, что всегда помогает тебе! Ты тушишь его с каждым разом сильнее, А он все горит, согревая твой мир, Пылает так ярко, как дротики в тире, Но ты забываешь, что мы не в игре! 37

Анастасия Пушкарева Мысли разбитого сердца Говорить о любви не каждый способен! Чтоб понять её нужно так много сил. Верность, честь, ощущение боли − Что же это такое? У любого спроси − Не ответит. Все слишком запутано, Слишком все по-серьезному, чисто! Говоришь ты «люблю», а на деле такое Отвечать за слова, ты, увы, не привык! Не умеешь любить, так не говори это! Открывать свое сердце, увы, не привык! Все, увы, но а где же вся правда, Что готов ты продать за минутный экстаз? Где все чувства, где все твои обещания? Раскидал их, теперь их один собирай! Говоря о любви, не забудьте о честности! Честность сердцу, партнёру, любви. Ведь сберечь это сложно, но как Результат − ваша долгая, сладкая жизнь! Берегите слова однозначно для верности, Для любви и для чувств, что сияют в ночи И любите друг друга всем сердцем, Умышленно признавайтесь в любви Тем, кто её заслужил! 38

Четыре сезона жизни Восстановление души Казалось мир разрушен, все не то: в душе все серо, пусто и закрыто, Нет ярких красок, только, если кровь, Но и она сгнивает постепенно. Эмоции не вытащить, ну только если крик Как просьба о пощаде и любовной драме. Все это смело может погубить, А я была сама не против, кстати, и вдруг, пришла любовь! Она же, как котенок, А я − аллергик будто, вся чешусь. Но аллергия, ведь, проходит безвозвратно, И наступает новый, светлый путь, Тот путь, что раньше освещал так ярко Всю мою жизнь, которой и я держусь! И вновь царит порядок в моем мире, Все чисто, даже выросли цветы: Прекрасный куст сирени, знак победы, Лучистой, чистой, искренней любви 39

Анастасия Пушкарева Маме Мам, привет, ты не прочтешь эти строки, Ведь тебе все равно на мои стихи, Тебе все равно, что внутри происходит. Главное − выше планку держи. Ты говоришь, что любить совсем не за что! Я, что, недостойна твоей любви? Но я же ребёнок, твоя кровинушка, Так не бросай мое сердце в пыль! Хочу я кричать, но ты не услышишь, Ведь пререкаться совсем нельзя. «И что тут за психи? пошла и умылась, лучше бы тряпку в руки взяла» Тебе все равно на мои увлечения, Я так хочу плакать, но ты не поймешь! Мам, ну прояви ко мне капельку нежности Я, что, от тебя так много прошу? И, если ты даже заметишь слезы, Ничего не изменишь, все попросту, все! Крик сердца, но его ты, увы, не услышишь И не прочитаешь ты этот стих! Последняя просьба − прояви нежность, Ну, или хотя бы любовь прояви. . 40

Четыре сезона жизни Вероника Богданова ЯНАО, г. Лабытнанги, Россия Сочельник Сочельник. Вечер небо затянул Созвездий серебристой паутиной, И этот мир заснеженный уснул, Небесной зачарованный картиной. Я так же, как и все, итожу дни, И в глубине души немного страшно, Ведь принцип «что имеем, не храним» Порой лежит клеймом на дне вчерашнем. 41

Вероника Богданова О, Боже, как легко теряем мы То, что беречь положено всем сердцем, И остаёмся посреди зимы Одни, и шанса нет нам отогреться У очага, где без вопросов – ждут, Где без условий – просто принимают, И где часы несуетность минут В твою судьбу без счёта отсыпают… Тот, кто толкает нас на путь потерь, Опять потрёт нечеловечьи руки… Шагну я, за собой захлопнув дверь, В мертвящее безмолвие разлуки. Вверху – небес сиреневая гладь… Неважно, много впереди иль мало? – Настало время камни собирать, А я не помню, где их разбросала… Ромашковое лето Я убегу в ромашковое лето, Как в детстве давнем, по траве – босой, И будет ясным день по всем приметам, Предсказанный рассветною росой, И я смогу беспечно рассмеяться За много зим впервые, будто мне Совсем недавно минуло семнадцать, И будущее видится вполне 42

Четыре сезона жизни Безоблачным, как небо в день погожий, И столь же полным солнца до краёв… Как жаль, что мы назад вернуть не сможем Ни юность, ни беспечность, ни любовь… Но, лишь коснёшься головой подушки, – И в сон приходят, ясный день суля, Ромашки – словно яркие веснушки На добрых лицах солнечных полян… Меняются сезоны… Меняются сезоны, и зима Вслед осени взмахнёт крылом устало, И до весны пуховым покрывалом Укроет суетливые дома, Где только что хвалили урожай, Качали мёд и квасили капусту… Теперь же на полях светло и пусто, И грустно от наплыва птичьих стай, Что выстроили к югу паруса, На небо нанесённые пунктиром… Печально осень попрощалась с миром И спряталась в далёкие леса, Где всё ещё отчаянно горят Рябиновые пламенные руны, И где ветра серебряные струны Настраивают на морозный лад. 43

Вероника Богданова Мои сезоны Ещё горит листвы осенней золото На выбеленной начисто земле. Я знаю: в сердце, надвое расколотом, Едва ли станет в этот день теплей. О, боже, как же мне встречать не хочется С разбитым сердцем эти холода! Но сковывает зимним одиночеством Речную гладь застывшая вода. Кровь – не вода. Ещё не скоро выболит Сердечных ран осенняя хандра. Зима бинтами снова землю выбелит, И излечиться подойдёт пора, Вновь солнечным теплом душа наполнится, Ручьём весенним жажду утолив… И в жизни счастье новое исполнится, Наивное, как простенький мотив. Приму, как данность, эти превращения: Крадёт сюжеты у природы жизнь, - И попрошу у осени прощения, Что, в зиму уходя, шепнёт: «Держись!» 44

Четыре сезона жизни «На дальней станции сойду, трава – по пояс…» (из песни) Снова дальняя станция. Снова – по пояс трава, Исполинские сосны запутались в облаке кронами… После лета останутся сосны, как прежде, зелёными, И останется нежной над ними небес синева. Сохранится ли в памяти летняя свежесть цветов? Стали воспоминания наши давно чёрно-белыми. Видно,что-то не так мы,простившись на станции,сделали, Коль по пояс трава нас манит из несбывшихся снов, Где признаний несказанных снова волнуют слова, - Их так хочется выкрикнуть в небо, подпёртое соснами… …Только, утром проснувшись, поймём: спохватились так поздно мы, И на станции дальней в ту осень пожухла трава… Прочь осеннюю скуку-хандру! Прочь осеннюю скуку-хандру! Незаметно срастаешься с нею… Говорят, смерть красна на миру, Ну, а жизнь – несказанно краснее 45

Вероника Богданова И вчера, и эпоху назад, И сегодня, −- а значит, и завтра! Осень золотом красит закат, Чтоб зимою смениться внезапно. Белый снег, словно клоунский грим, Станет новою маской природы… Вместе с осенью все мы хандрим В ожидании нового года… Наугад Жить наугад, касаясь кончиками пальцев Того, что неизбежно обратится в прах. Построить дом, в котором привечать скитальцев, Порой от этого испытывая страх. Кто забредёт на огонёк? – Бог весть, однако, Блаженный старец – или тать лихой в ночи, И чья рука к тебе протянется из мрака, Чтоб из-под коврика легко достать ключи… Но, исповедуя доверия науку, Навстречу руку ты протянешь, а потом Сожмёшь отчаянно чужую эту руку И впустишь счастье заблудившееся в дом. 46

Четыре сезона жизни Жернова Жизнь – не стихи, не перепишешь набело, Пытаясь подобрать точней слова. Брожу в ночи по дому, как сомнамбула, Прокручивая мыслей жернова. Они – о прошлом, в пыль давно размолотом, - Засыпан ею памяти чердак… А раньше были мы безбожно молоды И, если что-то делали не так, - Шли дальше, и крутилась жизни мельница, И некому нам было подсказать, Что всё на самом деле перемелется, И стихнет боль, и высохнут глаза, И вёсны вновь последуют за зимами… Что время? Так легко его терять! …Но вдруг, как пуля, – мысль неотразимая О том, что жизнь не обернётся вспять, И что черновики давно проверены И тоже стали пылью за спиной… За прошлым смело закрывали двери мы. И кто-то так же дверь закрыл за мной… 47

Вероника Богданова Баллада об одиночестве Мы все блуждаем в прошлом в поисках хорошего, Ну, а оно, как видно, где-то впереди. Любовь и дружбу мы ценили слишком дёшево, Да только где они теперь – поди, найди. И было волчье в нас сильнее человечьего, И, загоняя самого себя в капкан, Мы одиночеству вверялись опрометчиво, И лучшим другом становился нам стакан. И испытанья даровала жизнь, и почести, Учила каждого из нас она с азов. А мы упорно избирали одиночество, Бросали всё и на его спешили зов. Как в водке горькой, годы лучшие в нём топятся, Переливая мрак ночей в пустые дни, Ну, а оно всё стелет перед нами пропасти, И все – смертельные, в какую ни шагни. Но, замерев у края и дыша раскатами Далеких, буйных, мимо нас прошедших гроз, Мы к небу ринемся глазами виноватыми, Полуослепшими от непривычных слез. 48

Четыре сезона жизни Не стареет душа Каким бы ни был этот белый свет С проблемами его неразрешимыми, Но лишь в одном у нас сомнений нет: Пускай нас старость наградит морщинами, Но не стареет никогда душа – Ребёнок вечный, дерзкая проказница. Идет старик, согнувшись, чуть дыша, - Ну, а душа из глаз лучистых дразнится, Нам, молодым, показывая нрав И заставляя улыбаться искренне… Зачем спешить, свой возраст обогнав? Ведь в мире есть одна простая истина: Не торопись, – получишь все сполна, Все принимай, что жизнь тебе отмерила. Отсуетилась бойкая весна, И зимним снегом из окна повеяло? – Не паникуй, что быстро все прошло, Смотри вперёд, ведь позади – лишь прошлое, В которое тропинки замело. А что нас ждёт? – Поверь, что ждёт – хорошее! 49

Вероника Богданова *** Жизнь устроена очень мудро: В десять лет – это только утро, Неба краешек – ярко-розов, В сердце – вера в Деда Мороза. В двадцать лет, задевая крыши, Поднимается солнце выше. В чувствах – свежесть, юна, как прежде, И сияют глаза надеждой. В тридцать – солнце стоит в зените! И в причёске седые нити Появляются чуть почаще, Но краса твоя – только слаще! В сорок лет – день ещё в разгаре, И по-прежнему солнце жарит! Восхищаясь тобой, мужчины Видят прелесть даже в морщинах. …В пятьдесят солнце чуть устало, Но не сдвинулось с пьедестала! Ты в повадках теперь – царица, А в душе – по-прежнему тридцать! В шестьдесят наступает вечер, Мир внимает тебе, доверчив. Солнце – вниз, но в закатном свете Образ твой, как икона, светел. Прибавляем ещё десяток, 50