зади, а при отступлении — несешься впереди. Сейчас гюложение иное. И впереди и позади — неприятель Придется тебе держаться в середине. Смотри не транжирь боеприпасов. Будь бережлив. М урат отдал приказ отходить по ротам. Батальон взял направление на северо-запад. Миновали окоп, оставленный два дня назад. Н ебо затянуло тучами, ни одна звездочка не проглянет. Около трехсот человек двигались бесшумно и безмолвно. Ш естьсот ушей чут ко вслушивались в малейший ш орох. Ночь своими мягкими темными крыльями укрыла батальон о т вра жеских глаз.- Только бы д о рассвета не натолкнуться на немцев и форсированным маршем выбраться из окружения. Н о чем дальше, тем медленнее продвигался баталь он. Высылаемые вперед разведчики натыкались на блуж дающие немецкие группы, задерживались. Лес ные тропинки то выводили к* ш оссе, по которому сплошным потоком катились колонны противника, то, петляя, увлекали далеко в сторону. С четырьмя под водами и тремя маленькими пушками идти по бездо рож ью М урат не мог. За ночь батальон одолел не бо лее десяти километров. Наступило тусклое, хмурое утро. Яснели просветы м ежду деревьями, и вскоре у ж е можно было разли чить молоденькие сосны и кусты в тени больших д е ревьев. Батальон подошел к опушке. Впереди открылась ш ирокая равнина. В отдалении маячили реденькие рощицы. Деревни, вероятно, спря тались за лесом, в низинах, отсю да их не видно. Ту гой утренний воздух пощипывал щеки и руки. К ру гом — ни малейшего признака жизни. Видимо, пере довые колонны неприятеля ушли далеко вперед, а задние заночевали в деревнях. М урат не решился при дневном свете пересечь открытую равнину километров в десять длиной. За одну ночь догнать отступающую дивизию не удалось. Теперь продвижение батальона замедлится. Линия фронта будет отдаляться все больше. Неприя тельский напор не ослабевает. Пройдет не меньше че тырех-пяти дней, прежде чем остановят врага на но 250
вом рубеже. Впереди непредвиденные ловушки, не ожиданные опаоности. Триста человек без колебаний верят М урату, надеются на него, а на кого опереться Мурату? Помощи ждать неоткуда, а пробиваться надо... Потребуется не только мужество. П отребуется быстрота и выдержка, трезвая рассудительность и молниенооная решимость. Мурат вернулся к бойцам, укрывшимся в лесу. Роты расположились в том ж е порядке, в каком шли в колонне. К ое-где разговаривали приглушенными го лосами. Н о большинство людей сидело молча. Солда ты только переглядывались, когда мимо проходил комбат. М урат понимал их взгляды. Н о чем он их может ободрить? Он вдруг почувствовал, что эти люди, безмолвно доверившиеся ему, стали ему еще родней и ближе. «Судьбы людей на корабле едины». Мысль эта взволновала Мурата, он сломал веточ ку молоденькой сосны и начал счищать с нее кору. Другого выхода нет: надо сказать им горькую прав ду. Всю , д о конца. Зачем скрывать, какой смысл? Они сами это чувствуют. И он начал своим ровным голосом: — Товарищи, вы хорош о знаете, что мы в окруже нии. Положение трудное. Ничего определенного, а тем более радостного сообщ ить вам не могу. М ы не сумеем выбраться из окружения за один-два дня. Впереди нас ждут серьезные испытания, с честью выйти .из них могут лишь смелые из смелых. Будьте готовы к этим испытаниям.— В руках М урата согну лась и хрустнула ветка.— Ни один человек не должен отбиться. «Один в поле не воин»,— говорит русская пословица.— Одинокого противник сломает легче и скорее, чем этот в от прутик.— М урат отбросил вет ку,— А все мы вместе — лес густой. Нелегко срубить весь лес. Наша сила в единстве. Есть поговорка: «Судьбы людей на корабле едины». Наши сердца, на ши души — едины. Сейчас над нашим кораблем навис ла опасность. Когда кораблю угрожает шторм, место ли трусливому моряку на корабле? Н ет, не место, и трусливых мбряков н е найдется среди нас. Нет среди 251
нас такого презренного человека. В эту серьезную минуту предупреждаю вас — б уд у строг. И от всех командиров потребую строгости. Забудьте о колеба нии, о нерешительности. Или умрем, или вырвемся из окружения! И ного пути нет. Если найдется подлец, готовый просить у неприятеля пощады, он будет не медленно расстрелян! Паникеров ждет то же самое... VI — Знаешь ли ты, что такое сосновый бор? Душа, напоенная его густым целебным воздухом, парит на крыльях, она покойна и свежа — вот что такое сосно вый б о р !— торжественно сказал Земцов ИСартбаю и вздохнул всей грудью.— Д о чего ж е хорошо! Березо вый лес, признаться, я не особенно люблю. 1Конечно, в летнюю пору он хорош — напоминает принарядив шуюся молодуху. Н о это показная красота. Бе-зу- слов-но! А что касается сосны, то, браток, это совер шенно другая стихия! Сосновый лес, конечно, не весе лый на вид, зато сколько величавости и тишины! В человека он вливает новые силы. Д а разве ты пой мешь, степняк?! — Зачем не понять? Дерево, как говорится, краса земли,— охотно согласился с ним 1Картбай. Земцов сидит на корточках, собрав в комок свое некрупное сильное тело. (Казалось бы, мечтает чело век. Выпуклые надбровные дуги придают его лицу колючее выражение. Глаза его весело светятся. Рукой он смахнул синеватый иней с сосновой ветки и мечта тельно посмотрел в глубь леса. К артбай сидел рядом с ним на расстеленной плащ- палатке, подвернув под себя ноги калачиком и поку ривая. Бондаренко лежал, упираясь локтем в землю. Здесь же, на плащ-палатке, примостились Борибай и (Кожек. В лесу расположились по кругу другие бойцы ба тальона, разбитые из предосторожности на группки. Земцов неторопливо рассказывал: — Родился я, конечно, и вы рос в Сибири, а в 252
Казахстан попал позднее. Если уж говорить о лесах, т о лучше сибирских лесов ничего не сыщешь. Бывало, выйдем на охоту вместе с отцом — чащ оба, глухомань, три дня иди, из лесу не выберешься. — Вот бы половину того леса д а в нашу степь,— мечтательно промолвил Борибай. — П осле войны перевезешь! — засмеялся Бонда ренко. Земцов оказал: — Зачем перевозить? Посадить надо деревья в степи. — С посадкой уж как-нибудь повремени. Лучше подскажи, как выбраться из окружения. — Разве ты комбата не слушал? Иль слушал в пол-уха? — усмехнулся Земцов.— Будем действовать согласно его приказу. Бондаренко обиделся: — Поучи еще меня, как выполнять приказы. Мно го ты мечтаешь, а чтобы толковое что надумать — этого не можешь. В критический момент каждый обя зан искать, как выйти из положения. Один ум хоро шо, а два — лучше. Правильно я говорю, Кожек? Неподалеку от своего взвода улегся Ержан, наде ясь заснуть. Подремал немного и очнулся — его до костей пробрала ночная сырость. Он лежал, прислу шиваясь к разговорам солдат. Обычно говорливого, вспыльчивого Земцова легко, одним метким словом, осаживал Бондаренко — будто сваливал неожидан ной подножкой разгоряченного бегуна. Н а этот раз Бондаренко говорил миролюбиво, без жалящих слов. — Ты что, командира учить собираешься? — на скакивал Земцов. Ержан поднял голову и сказал Земцову: — А что в этом зазорного? Или ты думаешь, что командиры — кудесники и провидцы? Тебя и таких, как я, дядя Ваня многому может научить. Он человек бывалый, много повидал на веку.— В голосе Ержана прорвалось раздражение.— Ч ванства нам с тобой хва тает, а больших дел чего-то не видно. Уверовали мы с тобой, что превзошли все науки.— Ержан покосил ся на Земцова.— Н о это ж чепуха, дружок? Если 263
разобраться, о жизни у нас представление самое скудное. Едва ходить научились, а у ж думаем, что всех обогнали. Нет, друг, на деле это совсем не так. Солдаты, слушая командира, притихли. Ержан вдруг почувствовал неловкость — подумают еще, что подслушивал. Он умолк. — Дядя Ваня и Картбай-ага испытали и сла дость и горечь жизни. У них есть чему поучиться. — Ну, вы тоже не особенно-то прибедняйтесь, то варищ лейтенант,— засмеялся Бондаренко. — Ладно, отдыхайте, ребята,— сказал Ержан, поднялся с плащ-палатки и пошел в глубь леса. — Что он на меня набросился,— обиженно прого ворил Земцов.— К ак будто я ещ е ни в чем не прови нился. — Ты, голубь мой, дурак,— добродуш но сказал Бондаренко. • — Ч то-то наш командир не в духе,— заметил Земцов. — Душ а у него горит,— отозвался Бондаренко.— В от и накинулся на тебя. В разговор вмешался Борибай. — Э то ты, Картбай, говорил, что ли, что он схва тился с Молдабаевым? М ожет, о т этого и хмурый? — М ожет, и так, а может, и другая причина,— от кликнулся Бондаренко. Кожек давно догадался, что с Ержаном творится неладное, и в душе жалел его. Сейчас К ож ек не вы терпел, спросил: — Апырмай, кто его обидел, чтоб том у не видеть д обр ого пути! Совсем ведь безобидный мальчик... — Н е мальчик, а боевой командир,— поправил его Картбай.— Воли у него хватит, обида переболит. Ничего с ним не случится. Ну, а если слюнтяй — пусть сам пеняет на себя. В о вчерашнем бою Ержан получил легкое ране ние, пуля содрала кож у на шее. Его беспокоила про питанная кровью, натиравшая рану повязка. Нужно было пойти в санвзвод, перебинтовать... Н о едва он вспомнил о санвзводе, о Раушан, в его душ е снова поднялась горечь, забывшаяся в бою. 254
Ревность, жалость к себе, чувство невозвратимой утраты снова стали мучить его. А так не хотелось поверить в то, что случилось! Он размышлял: «Ведь я и сам вспыльчив. М ож ет, в помрачении не разобрался, неверно понял. Ревность — плохой советчик». Н о он снова и снова вспоминал, как Раушан защищала Уали, и мысли его поворачи вались вспять. «Н ет, ты побежден,— говорил он,— ты должен это признать. Это произошло, и ничего уж не поделаешь». И тут же подбадривал себя: «П одумаеш ь, какая катастрофа! Только и свету, что в одном окошке? Найдутся девушки и получше ее! П усть!» Увы, эти самоутешения не помогли. Словно конь, привязанный арканом к колу, его мысль кружилась вокруг Раушан. «Т ож е нашел подходящее время влюбляться,— внушал он себе.— Довольно, забудь». Все это так. А сияющие глаза Раушан в ту памятную лунную ночь? А ласка в голосе, когда она говорила: «Е рж ан!» А ее омех, неповторимый, неизъяснимо пре красный? С чем сравнить этот смех? Сравнить ли его с ослепительно свежим сияющим снегом, только что легшим на землю? Или лучше сравнить его с чистым звоном колокольчика? П орою ему казалось, что вся его мука — эт о душ ный сон. Стоит проснуться, и в душ у хлынет ликую- лцая радость. Н о это не было сном. Почему же так вышло? Почему? Почему его на каждом ш агу подсте регают и бью т неудачи? Черный смерч ворвался в его жизнь и сокрушает все, что ему дорого. Он отчетливо слышит голос Уали: « в другой раз будь осмотритель нее, мальчик»,— и его ехидный смех. Какой стыд! Д аже щеки вспыхнули. «Н ет, не пойду в санвзвод»,— сказал себе Ержан и повернул назад. Он повернулся так неловко, что шеей задел за ветку. И з-под марли просочилась кровь. «Этого еще не хватало,— огорчил ся Ержан.— Ладно, пойду попрошу Коростылева перевязать». В десяти шагах от телеги санвзвода незнакомый санитар пас лошадь, держа ее за уздечку Коростылев 255
храпел на телеге, плотно укрывшись шинелью. Ержан остановился, жалея будить его. — Н е будите,— послышался голос. Сердце Ержана оборвалось. Из-за телеги вышла Раушан. — Проведать пришли? — опросила она.— Или ра нены? — ее глаза испуганно остановились на окровав ленной повязке Ержана. — Д а нет... только содрало кож у. Хотел попросить Коростылева перевязать. Ержан старался не смотреть на Раушан, но это у него не получалось. Он заметил, что она очень поху дела. Бои измотали? Или так подействовало на нее, что они попали в окружение? — Коростылев просил не будить...— Раушан про молчала. Потом проговорила тихо: — Давайте перевяжу. Она стала рыться в сумке, лежавшей на телеге. «М ожет быть, она так похудела потому, что тоскует по лю бимом у? — думал Ержан — Д аже движения ее •изменились. У нее были ловкие быстрые руки, а те перь они едва двигаются. Уж не больна ли?» — Ну-ка, подойдите поближе. Ержан шел, словно п о раскаленным углям. — Садитесь, мне будет удобней. Ержан стал на колени. «В ы »...— э т о слово резало ем у уши. Раушан тож е опустилась на колени и, полу обернувшись к нему, стала разматывать повязку* Снимая марлю слой за слоем, она обняла Ержана за ш ею. Ее лицо было совсем близко о т его лица. Кожей он чувствовал ее теплое дыхание. Он любовался ею всегда и все-таки не знал д о чего красива ее шея. От утренней прохлады она слегка покраснела. П од под бородком — родинка с просяное зернышко величиной. Он опять в плену у Раушан, в безвыходном плену. «Если б разочек поцеловать... эту родинку... только бы коснуться губами»... Голова Ержана закружилась. «Ч то с о мной?» Где ж е моя выдержка? Ведь она меня не любит?.. Я дол жен отойти от женщины, питающей ко мне неприязнь. Безвольная тряпка! Размазня! Где твое самолюбие?» 256
Но сколько бы он ни стыдил себя — он оставался в ее плену. Ему хотелось поднять ее на руках, носить, как ребенка и, не отрываясь, любоваться ею. Ж е ст о кая мысль прожгла его мозг: «Она... она... была близ ка с ним, с Уали!». Ержан откачнулся. — Что, больно? — испугалась Раушан. — Нет... нет... Раушан сняла марлевую повязку и протерла кожу вокруг раны спиртом. Левой рукой она легко каса лась его шеи. О т пальцев Раушан струилось тепло, проникая в кровь Ержана. Он не радовался прикосно вениям ее рук. Они вдруг стали ему противны. Он сдерживал себя, чтоб не отбросить прочь ее руки. — Рана запущена. Почему вы не пришли вче р а ?— спросила Раушан. Ержан зло усмехнулся: — Вчера просил немцев отпустить меня в сан- взвод, да они не согласились. Раушан ясными глазами посмотрела на Ержана. Эти глаза говорили: «П очему обижаешь меня? Я так несчастна». Ержану стало стыдно за свою грубость. • Раушан продолжала перевязывать. О ба они ста рались не глядеть друг на друга, но их глаза т о и д е ло встречались. В лице Раушан .ни кровинки, губы тесно сжаты. Так близка была она Ержану, так дорога! А теперь — чужая. Эх, Раушан, Раушан! К ак он любил ее! Нет никого на свете, кто бы с такой силой мог любить ее. Уали ее не любит. Как она могла обмануться? Ержан думал, мучаясь: «Ты ведь не знаешь, что он за человек. Он эгоист, он грязный человек. А я любил тебя больше самого себя. Почему ты не смогла понять? И как ж е ты не догадалась, что для меня нет жизни без тебя? Он не честен, он нечестен. Он тебя обманул. Если он по смеет нанести тебе обиду, я убью его... Нет, нет... какое мне дело д о ваших взаимоотношений? П осту пайте, как знаете. Н о он унизит тебя. Только тогда ты меня поймешь и оценишь. Н о эт о случится позд- 17 Грози
нее. Нет... нет, у меня не каменное сердце, как у него. Я и тогда буду мучиться твоей болью». И в воображении Ержана рисовалась такая кар тина. Он — прославленный командир. Его уваж ают и солдаты, и командование. Все лю бят его за храбрость, честность и справедливость. Н о он замкнут и никого не допускает в свою душу. Для других о н — загадка. Приходит Раушан. Она очень печальна, очень груст на. Красота ее увяла, в волосах пробилась седина. Те перь она убедилась в неблагодарности и низости Уали, и скорбь высушила Раушан. «М не стыдно,— говорит она,— я не могу поднять на тебя глаз, не могу коснуться твоей руки. Я виновата, Ержан. Я не сумела понять твоего чистого сердца. Я несчастна. Н о я заслужила это. П рости меня. Только за тем и пришла, чтобы услышать одно твое слово: «Прощаю». Раушан плачет. Она падает к ногам Ержана. Ержан порывисто поднимает ее. «Раушан, сильней меня ни кто тебя не любил. И я все еще лю блю тебя». Раушан рыдает, прижимаясь щекой к лицу Ержана. «Ты з о лото, Ержан, я не достойна ступить на след твоей ноги,— говорит она сквозь рыдания,— Я не оценила тебя. Ты — бесценное сокровищ е». И Ержан произно сит в порыве великодушия и любви: «Н е плачь, Рау шан, теперь мы. навеки неразлучны». Ержан почувствовал, что глаза его повлажнели. «В от еще, какая чушь лезет в голову! — рассердился он.— Н ичего подобного не случится. Хоть разорви горло, призывая ее, Раушан никогда не вернется». Раушан казалось, что со вчерашнего дня прошел не день, а целый год. Уали... Она осознала всю тя- жесть своей неисправимой ошибки. Ее несчастье бы ло огромно. «Все, все было ложно! Когда, трусливо убегая, Уали крикнул: «Я пришел за тобой»! — это тоже была лож ь. Он прикрыл ею свою трусость». К оросты лев потребовал от него: «Останови своих бойцов», и Уали пробормотал: «Хорош о, остановлю». И это тож е бы ло неправдой. Он пустился бежать, как заяц, презренный трус! Человек, в которого она без гранично верила, бросил товарищей, любимую девуш ку и позорно бежал с поля боя. Она думала, что пе
ред нею глубокое, чистое озеро, а когда окунулась в воду, вода оказалась затхлой, мутной... Раушан сама не знала, что творится с нею со вчерашнего вечера. Все она делала механически. Что ей за дело до того, что происходит вокруг нее? Она сидела у телеги, когда появился Ержан. Увидев его, она все вспомнила. Ержан на нее обижен. Н о у нее были такие счастливые дни! Она забыла, что на све те сущ ествует печаль. Больше того, она рассердилась: почему Ержан не радуется ее радости? И вот Раушан осталась одинокой. С овсем одино кой. Никого, кто мог бы помочь ей. Нет человека, на плече которого она м огла бы выплакать свое горе. «Ержан, я несчастна,— говорили глаза Раушан,— я одинока. Ты тож е печален. Н о твоя печаль пройдет. Ведь ты мужчина. Мужчины долго не горюют. А я понесу свое раскаяние через всю жизнь. Через всю жизнь! Я никому не нужна. Д а ж е се бе самой не нужна. Ты бы ужаснулся, узнав, какое беспроглядное несчастье в моей душе. Ты пожалел бы меня. Слезы душат меня. Если бы ты захотел, если бы ты позво лил, я прижалась бы к твоей груди, как к груди брата». Н о Ержан ничего не чувствовал, словно кто-то сильной рукой вырвал его сердце. В нем не бы ло ж а лости. В нем накипело возмущение. Он не мог позво лить издеваться над собой. — Нет! — негромко выкрикнул он. Раушан вздрогнула, посмотрела на него со страхом. — Я спрашиваю... перевязала? — сказал Ержан. — Еще немного. Сейчас. «Н о ты омиришься, иного выхода тебе нет»,— шеп тал Ержану внутренний голос. «Терпи, терпи. Что тебе д о людей? Н е переклады вай своего несчастья на плечи других. Неси его одна, ты заслужила эту участь»,— говорила себе Раушан, закусывая губу и с силой разрывая конец марли на две половинки. Пробормотав благодарность, Ержан поднялся. Ш ею невозможно повернуть, так туго наложила Рау-
шан повязку. В от беда, придется заново перебинто вывать. Н о нет, он уже достаточно натерпелся, он вернется во взвод и сам ослабит повязку. . П осле трехчасового привала батальон продолжал путь. П родрогшие солдаты, несмотря на утомитель ный ночной переход, бы стро стали в строй, они легко и бод р о взяли шаг. Опасность, с которой еще не свыклись, заставляла забывать усталость. За ночь тучи затянули небо. Утренний мороз смягчился. М урат размышлял, как поскорее выбраться из окружения. Батальон потеряет много времени, если, соблюдая все предосторожности, днем будет останав ливаться в лесу, а двигаться только ночью. Пока фронт ещ е не установился, можно, двигаясь вслед за наступающими немецкими войсками, пробиться к своим. Конечно, если медлить, бояться риска, то не долго угодить в ловушку. П оэтому-то, не считаясь с возражениями некоторых командиров, М урат решил обогнуть равнину, раскинувшуюся на пути батальона. В округе много маленьких и больших деревень. Сплош ного леса нет. Зато тянутся перелески. Не под леж ит сомнению, что наступающий противник не бу д ет'оста в л ять крупных сил в небольших населенных пунктах, удаленных от большака. Если ж е Мурат на ткнется на какой-нибудь малочисленный отряд про тивника, то он без труда его опрокинет. М урат приказал дозору, высланному вперед, тща тельно и бы стро разведать местность. Сам же пошел в голове батальона. Медленно падал пушистый снег, покрывая ветви сосен. Окрестность словно помолодела. Бодрящий прозрачно-морозный воздух вливался в грудь. Солда ты, шагающие в молчании, оживились: — В от и русская зим а,-^ сказал Василий Кусков идущему рядом с ним Ержану.— Ч удо! Гляди, разве не изумительно! — глаза Василия блестели. . — Н а снегу следы видны. Трудно будет нам скрыться,— сказал Ержан.
— Эка важность! Следы на снегу не Живут долго: снег же заметет. Что это ты нахмурился? Скажи, не таись. Василий искоса взглянул на Ержана. Они шли в десяти^пятнадцати шагах о т строя. Кусков решил р ас шевелить Ержана, вызвать на откровенность. — Да о чем говорить? Все сказано-пересказано. — Жизнь, она не ласковая теща. Всякое ещ е бу дет. Только отчаиваться нельзя. Твоя жизнь вся впереди. — Не очень-то я привязан к жизни. — Вот чудак,— сказал Василий с улыбкой, все так ж е искоса поглядывая на Ержана.— Будем считать, что ты пошутил. — П равду сказал,— махнул рукой Ержан. Василий помотал головой. — Ну, друг, жизнь такой трепатни не любит. Ста рикам — и тем помирать не хочется. И народу наша с тобой жизнь еще пригодится. А что с тобой станется, если каждой неудаче кланяться будешь? — Василий, протянув руку, тряхнул Ержана за плечо.— Болтаешь ты попусту. Только пустая жизнь, жизнь без всякой цели — недорога-. — А какая польза от моей' жизни? — А ты спрашивал себя об этом? — Задумывался. — Это дело хорошее. Перед всяким человеком, ко торый мыслит, а не зря небо коптит, это т вопрос обя зательно встанет. В юности человек в облаках витает. А подрастая, начинает верить, что свершит самые удивительные дела, прославится, удостоится всеобще го почета. Мальчику хочется стать большим и непре менно знаменитым человеком. И это неплохо. Из это го рождается понятие чести. Человек без чести, что снятое молоко. Но есть здесь и оборотная сторона, есть опасность, что детское самолюбие превратится в самоцель: тогда пиши пропало, ничего не выйдет из человека. Ему не поймать жар-птицы за хвост. Не завершив одного дела, он будет хвататься за другое и не оглянется на то, чего он недоделал. Известность, слава — вот что для него главное. Стало быть, он
•может удовлетвориться и ложной славой. А . иметь лож ную славу хуже, чем вором быть. Ержан сказал раздумчиво: — Люди, живущие ложной славой, мучаются тай ком. Н аверное, мучаются. И х совесть грызет. — Ч то-то не встречал таких. Они и краснеть-то не умеют. Э то все карьеристы, чванливые вельможи, гордецы, преуспевающие эгоисты. — И подхалимы? — П одхалимство — оборотная сторона медали.— Василий усмехнулся.— Н о подхалимы — людишки меньшего калибра. Методика у них другая, но цель одна. Ержан постепенно разговорился. — В от чего я никак не могу понять. Разве хватит у двурушника сил посмотреть смерти в глаза? — Война — великий испытатель,— ответил К ус ков.— М ногие люди в силу тех или иных обстоя тельств носят в се бе мелкие недостойные черты. Эти черты, как шелуха, скрывающая здоровое ядро. Вой на беспощ адно сжигает, ш елуху и обнажает ядро. Э то верно: отваж ен только честный. Человек с нечи стой душ ой способен убить врата, но на храбрость, на стойкость — он не способен. Война снимает с людей одежки, дружище, и с хороших и с дрянных. — Д а , я уверился: война требует о т человека чис тоты и честности,— убежденно сказал Ержан. — Н о этого мало, дружище. Конечно, если надо, мы готовы погибнуть. Н о сделали ли мы все, на что способны? Народ ждет от нас не только жертвы, но и победы над фашизмом. Мы далеко еще не все сдела ли, на что способны . В о т послушай. Вспомнился мне один случай из раннего детства. Был у меня дед. ры бак. Ставил сети на Иртыше. Однажды мы, ребята, решили унести дедушкин улов домой. Очень нам бы ло интересно самим вытащить из сети рыбу. Воспоминания детства смягчили К ускова, лицо его посветлело. — Случалось мне и раньше помогать дедушке. Ну, размотали мы сеть с одного конца, свернули, стали тянуть,— ничего у нас не получается. Совершенно за- 262
путались. Сеть тяжелая — не удержали, выпустили. Стали дергать с другого конца. И тож е без толку. К счастью, подоспел дедушка, а то бы дело наше про пащее. П обежал, вытащил сеть. Разложил ее на бе регу, смотрит — ни одного-то целого места. У меня душа ушла в пятки. Наш дедушка человек был кру той. Н о он и слова не обронил, только брови нахму рил. Взвалил сеть на спину и, дернув меня за ухо, подтолкнул вперед. Так я и бежал до сам ого дома впереди него. Ну, ладно, назавтра дедушка подзыва ет меня и велит чинить порванную сеть. Три дня кря ду, не выходя из дому, исполнял я дедушкино пове ленье. Работал в одиночестве, как затворник. Д едуш ка никого не подпускал ко мне. Д аж е матери не велел подходить, а мать меня жалела. Сам он время от времени наведывался ко мне, стоял, смотрел из-под нахмуренных бровей и, если видел, что я напортачил, распускал ячею и заставлял вязать сызнова. В конце концов я с этим делом справился. Дедушка придирчи во осмотрел работу и, взвалив на меня сеть, повел к реке. Пришли на берег. Дедушка велел расставить сеть. Принялся я горячо, мне казалось, что дело это легкое и заманчивое — ставить сеть. Н о дело у меня не лади лось. Зная дедушкин нрав, подмоги не просил, продол жал возиться сам. Д ед потихоньку попыхивал сам о круткой д а шевелил своими дремучими бровями. М е ня зло разобрало: видит мои мучения и пальцем не шевельнет. М ать бегает по берегу кричит: «Утонет мальчишка-то!» А дед ее прогоняет. Н о вот наконец я поставил сеть, выбрался из воды и — к дедушке. Он стоял и глядел на .меня смеющимися глазами. П отом сказал: «Хорошо, Васек, настоящим молодцом себя выказал!» И если бы ты м ог видеть, как ликовал я т о гда! Нет, даже не ликовал', а какое-то другое удиви тельное чувство владело мною. Я был горд, что умею настоящее дело делать. Я почувствовал сразу себя повзрослевшим. Д о сих пор стоит перед моими глазами смеющееся лицо дедушки. Да...— Василий чуть помол чал.— Сейчас на каждого из нас глядит не дедушка, а весь народ наш. Оправдаем мы его надежды или нет? Конечно, если мы погибнем, горько опечалится. 263
Н о будем ли мы достойны того, чтобы он гордился нами? 1Кусков верил мужеству М урата Арыстанова. К о гда порыв еще не остыл, когда люди еще не потеряли надеж ду на скорый выход из окружения, довольно бы ло бы личного мужества, личного примера, который увлек бы бойцов за командиром. Но теперь обстоятель ства изменились. Теперь наступающий враг методически будет под тачивать волю солдат. Таких трудных минут Василий еще никогда не переживал. Партийное собрание роты открылось на рассвете. В стороне от отдыхающей колонны собралось человек десять бойцов и командиров. К усков медленно окинул их взглядом. Прислонившись спиной к сосне и подобрав ноги, сидел Бондаренко. Картбай стоял, опершись о ствол ручного пулемета, и выжидательно смотрел на политрука. Ержан сел позади всех, в серой мгле труд но бы ло разглядеть его лицо. Ушанку он сдвинул на лоб, ворот шинели был распахнут, несмотря на холод. — Начнем партийное собрание. Не будет возраже ний, товарищ и? — сказал К усков охрипшим голосом и кашлянул.— На повестке дня — один вопрос: выход из окружения. Д оклада не будет. Сразу приступим к прениям. К то желает говорить? Бондаренко поднял голову. — А что говорить-то? Ставьте задачу, товарищ по литрук. Выполним. — Все-таки нужно поговорить. У кого какие думки? Опираясь на ручной пулемет, поднялся Картбай: — Как не бы ть думкам? П оложение очень тяжелое. Н о задача ясна: вывести людей в целости. М ы на то и жизни не пожалеем. Н о вот, товарищи, бывает — заве дется внутри человека змея, д о времени она спят, свер нувшись в кольца, а в тяжелое-то время, глядишь, про снется и выползет. М ы к таким людям должны быть бдительны. А бывает и так: человек правильный, наш, но в тяжелую минуту сдает. Таких, конечно, нужно под держивать. Ержан поднял руку и порывисто встал. Василий 264
кивнул ему. Ержан вышел вперед. Рукою он нервно потрогал пряжку ремня, заговорил резким голосом: — Товарищи, нечего нам приспосабливаться к раз ным там людям со змеей в душ е и без змеи. Раз о б становка исключительно тяжелая — значит, мы долж ны быть беспощадно жестокими. Если у кого там из нутри змея выползет — надо рубить голову этой змее. Да, да, надо рубить! А если кто сдаст в трудную ми нуту, т о такого жалеть нечего. Не дома сидим. Понят но? 'Коммунисту не пристало потакать слабонервным. Василий с удивлением слушал отрывистую речь Ер- жана. По существу он был прав, но говорил так, будто собирался мстить кому-то. Василий понял: Ержан злился на себя за допущенную невольно слабость. «П а рень переживает кризис,— подумал Василий,— и эта вспышка, пожалуй, лучше, чем его подавленное со сто яние». Ержан продолжал: . — Мое предложение: пусть каждый коммунист отвечает за бойцов своего отделения наравне с коман диром. А если коммунист сам проявит слабость — пусть расстанется с партбилетом. Нельзя иначе — время та кое. Люди говорили кратко и только о том, что волнова ло каждого. Сержант Тасбулатов из третьего взвода предложил создать из коммунистов заградительный отряд. Ему возразил Бондаренко: «Этим дело не попра вишь. Веру, веру надо в людях укрепить». Василий Кусков обычно не любил делать «руково дящие указания», он любил прислушиваться к людям, отыскивать в их словах все дельное и интересное. М ед ленно, как бы с заминкой, он начал свою. речь. Он вглядывался в бледные в сером рассвете лица людей. — Товарищи, о том, что положение трудное, вы сказали сами. Товарищ Бондаренко прав: в первую оче редь надо беречь и укреплять веру красноармейцев. Веру в победу. Тут одной агитацией ничего не сдела ешь. В первую очередь у нас самих должна быть непо колебимая вера, и только тогда мы сумеем повести за собой солдат. Каждый испытывается на деле. Конечно, коммунисты тож е люди. И вам нелегко. Н о себя щ а
дить не приходится. Надо выбросить слово «не могу» как ветошь. Одним порывом не трудно было бы вы рваться из окружения. Н о время упущено, обстановка изменилась, нас ждет самое страшное. Мы в железном кольце врага. Нужен не кратковременный порыв, а ж е лезная воля. И мы должны сделать наших людей же лезными. ...Сосновый лес кончился, батальон вышел к равни не. Впереди кое-где белыми свечками стояли березы. К илометрах в д вух из-под бугра выглядывали крыши деревенских домов. Н а открытой местности бойцы по чувствовали себя тревожно. Охватило чувство безза щитности. Впереди батальона на расстоянии трехсот шагов продвигался дозор. Ержан внимательно огля делся. Он не мог понять беспечности Мурата. — Как ж е так? Мы идем напрямик к деревне, не выслав разведчиков узнать, что там происходит? — Ержан вопросительно взглянул на К ускова. Василий сказал: — По-видимому, комбат все взвесил. Издали нем цы примут нас за одну из своих колонн. А если мы и напоремся на какой-нибудь отрядик, то с ходу расши бем его ко всем чертям. М урат действует правильно. В нашем поганом положении, дружище, надо дейст вовать решительно и дерзко. Надо рисковать! Справа из-за бугра вынесся мотоцикл. За ним сра зу ж е показался другой. Они мчались к деревне. П о ба тальону пробежал и затих ропот. Близкая опасность заставила бойцов подтянуться. Дош евский, считая, что бой неизбежен, стал заворачивать свой обоз к лесу. В это время по рядам прокатились слова команды: «Уско рить ш аг!». М урат, идущий впереди батальона, подал знак до зор у не оборачиваться. Вызвав к себе ротных команди ров колонны, М урат приказал — по условному знаку дозор а , не теряя ни минуты, развернуться в цепь и с хода занять деревню , «Если ж е в деревне дозор нем цев не обнаружит, не будем расстраивать колонну. С мотоциклистами и д озор управится»,— предупредил он. Пока колонна поднималась на холм, два мотоцик-
листа скрылись в деревне. Теперь она была, как на ладони: около тридцати потемневших о т дождей дере вянных домов, раскинувшихся по обе стороны дороги. В центре деревни виднелся высокий одноэтажный жел тый дом под железной крышей, видимо, школа. Низко рослые деревца виднелись на улице, издали чем-то по хожие на неприятельских солдат. Внезапно из деревни грохнул ружейный залп. Д о слуха бойцов донеслись истошные крики, приглушенные расстоянием. И нельзя было сказать уверенно — действительно ли кричали люди. Фашисты никак не ожидали тут, в своем тылу, н а падения русских. Они спохватились, когда батальон, рассыпавшись в цепь, уже достиг деревенской околи цы. Поднялась паника: офицеры безуспешно пытались собрать разбегавшихся по улицам солдат. Несколько немцев,, засев в доме, открыли стрельбу. М урат бежал впереди бойцов. Укрывшихся в дом е фашистов за бр о сали гранатами бойцы дозора. Перестрелка в деревне длилась адсколько минут. Лишь немногим вражеским офицерам и солдатам уда лось бежать на грузовике. Остальные были уничтоже ны. Из подвалов и ям высыпали на улицу женщины, старики, дети. Они думали, что вернулись советские войска, отступившие вчера ночью на восток. Женщины ловили бойцов за рукава шинелей, наперебой зазывали в хаты. Здесь и там слышались возбужденные голоса: — Я ж говорил, наша армия вернется! — Один день побыли без вас, а уж истомились! — Ну, прямо скажем, в самый нужный момент вы подоспели! — Совсем заели нас, собаки! В ответ посыпались вопросы бойцов: — К огда прошли наши войска? — Немцы давно в деревне? — Мы из окружения пробиваемся, товарищи! Гул голосов постепенно начал стихать. Радостный огонек в глазах погас, на лицах появилось жалостное, сострадательное выражение. 267
Седой старик, опустив голову, прокашлялся и про бормотал: — Да, положение хреновое. К Василию и Ержану подбежала растрепанная женщина вся в слезах. Схватив (Кускова за руку, она стала биться о его грудь головой. — Ох, родные мои, и где ж е вы досель были? С гу били, кровопийцы, убили! — Что случилось? Скажи, что случилось? — спра шивал ошеломленный К усков, придерживая женщину за плечи. — Ой, сгубили! Палачи, кровопийцы! Убили!.— причитала женщина сквозь рыдания. Василий, успокаивая, гладил ее по голове. — К ого убили? — Аленушку. И Витю расстреляли! Аленушка — сестра моя. Ох, чтоб сгорело их гнездовье вместе с Гит лером! Ч тоб подохли они, палачи, чтоб земля их не приняла поганых костей! — голосила женщина. Василий и Ержан насилу успокоили ее. Они пошли к месту расправы. Возле сарая лежала молодая жен щина. К ровь пропитала ее шерстяной свитер на груди, обагрила белый снег. На лице женщины застыло выра жение уж аса и ненависти. Губа приподнялась над сти снутыми зубами. Недалеко о т женщины лежал двух летний очень беленький ребенок. Казалось, он безмя теж но спит, поджав ноги, этот крепенький полный ма лыш. Бойцы стояли молча, сняв шапки. Толпа накап ливалась. Задние из-за плеч передний хмуро погляды вали на мертвецов. Женщина, которая привела Василия и Ержана, опу стилась на колени и, обнимая т о сестру, т о младенца, продолжала выкрикивать страшные проклятия убий цам. И з ее сбивчивого, вперемежку с рыданиями рас сказа выяснилось, что здесь произошло. Ночью в дом сестры Алены постучался боец, ране нный в ногу и отставший от своей части. Он просил по мощи. Алена спрятала его в погреб: она надеялась вы лечить раненого. Наутро в деревню вошли фашисты. Четыре солдата остановились у Алены. Неизвестно за чем, вероятно, рассчитывая раздобыть съестное,
они проникли в погреб и нашли там раненого красноар мейца. Его выволокли во двор. Позвали хозяйку. Алена вышла из дома с ребенком на руках. К огда на ее глазах стали избивать раненого, Алена кинулась защищать его. Ее ударили прикладом в грудь. Алена опрокинулась на спину, ребенок выпал из ее рук. И в этот момент один из гитлеровцев, вскинув вин товку, двумя выстрелами покончил и с матерью и с ребенком. Страшная весть облетела всю деревню. Толпа рос ла. При виде убитой женщины и ее младенца гнетущее молчание охватило людей. Василий медленно обвел взглядом сельчан и бойцов батальона. К ак черная ту ча, стояла толпа. П охож е было, что люди лишились способности двигаться, говорить, чувствовать. Вот стоит Бондаренко с бескровным лицом и запав шими небритыми щеками, в глазах его и ненависть и скорбь. В от Земцов — щетинки его белесых бровей ту го сошлись на переносице, полные слез глаза устави лись в одну точку, губы прикушены. В каменной непод вижности застыл Картбай: прокуренные короткие усы его не шевелятся, а в глазах — черная туча. Вслед за К усковы м бойцы сняли шапки. Только К о- жек ничего не замечал вокруг, кроме убитых. Убитое дитя — этого он не мог вынести! Голова его пошла кру гом. Н е отрываясь, он глядел на малыша с судорожно согнутыми беленькими пальчиками. К ож ек вспомнил своего Еркина.; Сердце солдата колотилось тяжко и порывисто, будто не чуж ого, распростертого на снегу ребенка видел он, а своего Еркина. Н екоторое время К ож ек находился в тупом забытьи. И вдруг из груди его вырвался отчаянно-безысходный вздох: «А х !» Он похолодел о т ужаса, увидев на снегу, под мышкой у младенца, запекшуюся красным кусочком кровь — кровь его сердечка. Опустившись на колени в снег, Кожек заплакал и дотронулся губами д о холодного лобика младенца. П о том он поднял мокрое от слез лицо и поглядел на людей. — Давайте, земляки, схороним его, бросим в м о гилу по горстке земли,— хрипло сказал Кожек.
Группа бойцов, взяв лопаты, пошла за околицу де- ревни копать могилы. |Кожек все не мог уопокоиться. С возмущением и горечью он спрашивал: В чем его вина? В чем? Невинное дитя даже зверь пожалеет. — Разве они трогали только виноватых? И кто же виноват перед ними? — спросил ИСартбай, и огонек не нависти вспыхнул в его зрачках — Или ты думал, что они будут бить так, чтобы не было больно? ••■'К вечеру батальон двинулся в дальний путь. За деревней на возвышенности его настигли десять гру зовы х машин с солдатами. Немцы выскочили из машин и, рассыпавшись цепью, пошли в наступление, на х о ду стреляя из автоматов. М урат привел батальон в боевой порядок, разгруп пировал и дал приказ начать отход. Он не хотел стал киваться с врагом: целью его было вывести колонну под покровом наступающей темноты, войдя в лес. ко торый-чернел впереди. Взвод Ержана залег, завязав перестрелку с вражескими автоматчиками. — Ты сдерживай их и отступай в лес. Там соеди нимся,— сказал ком бат Ержану. Первая растерянность прошла. Взвод Ержана драл ся хорош о. Экономя патроны, бойцы стреляли с точ ным прицелом, когда фашисты перебегали с места на м есто или поднимали головы. Ержан послал Борибая связным на правый фланг взвода, а сам побежал на левый фланг, покрикивая: «Спокойней! Стрелять точ нее! Беречь патроны!» За спиной взвода, прикрытые огнем, спешили к ле су бойцы батальона. Спустя полчаса залегшие немецкие автоматчики получили подкрепление. В сумерках был слышен гул подошедших машин, .отрывистые команды. С околицы деревни ударили пушки. Неокопавшимся бойцам гро зил большой урон. Н еожиданно донесся слух: немцы обходят с левого фланга. Ержан приказал 1К.артбаю, леж ащ ему рядом с пуле метом: 270
— Сейчас будем отходить. Ты задержи их. Только не упускай нас из виду. — И я с ним, товарищ лейтенант,— попросил под ползший с другой стороны Кожек. — Согласен,— сказал Ержан.— О тходите вместе, стреляйте поочередно. Отступая, взвод наткнулся на фашистов, успевших зайти с тыла. Ч тоб не попасть в кольцо, Ержан прика зал: — Идти вправо, не медлить! Неприятель все сильнее теснил взвод, отрезая ему путь к лесу, в котором скрылся батальон. VIII Стемнело. Вспышки автоматного огня обозначали пунктиром линию неприятеля. Зарница, возникшая у околицы деревни, протянулась к востоку и дугой легла на левый фланг. Помня приказ Ержана беречь патро ны, бойцы стреляли дружными залпами лишь -тогда, когда немцы поднимались в атаку. Три раза откаты вался враг. Н о с прежним упорством немцы продол жали преследовать взвод. А в это время Картбай и Кожек вели бой с первой группой вражеских солдат. Увидев темную стену сол дат, К ожек взглянул на Картбая. В темноте блеснули его глаза. — Держи себя в руках, Картбай. Нам, пожалуй, лучше не спешить,— с о злобой процедил К ож ек сквозь зубы.— П усть они подойдут поближе, собаки! Будем бить наповал, пусть они больше никогда не встанут, да сгорят могилы их отцов! — В темноте подпускать их близко — дело опасное. Осторожней! — крикнул Картбай. — Молчи! Я знаю. Они у меня свое получат, пусть только приблизятся,— ответил распаленный Кожек. Картбай в темноте не мог определить точно рассто яние, отделяющее его о т наступающего врага. Ин- . стинкт подсказал ему, что наступило время стрелять. П о своему обыкновению он прицелился в неясный си луэт правофлангового солдата, с трудом ловя его на 271
мушку. И он нажал гашетку ручного пулемета. Пуле метный ствол, изрыгая слепящий огонь, затрясся, как живой, медленно разворачиваясь справа налево.' Кож ек лежал рядом, стреляя из автомата. Немцы залегли. Со стороны леса доносился треск удалявшейся автоматно-ружейной стрельбы: это отхо дящий взвод Ержана отбивался от группы фашистов, зашедших с тыла. Прокалывая ночной воздух, как зо лоты е шмели, над К ожеком и Картбаем повизгивали трассирую щ ие пули. Кожек, забы в о б о всем на свете, продолжал неистово стрелять. Картбай, оставив свой пулемет, подполз к Кожеку, рванул за плечо, прокричал, перекрикивая грохот пальбы: — Ты с ума сошел, прекрати! Прекрати! Патронов мало! К ож ек не отрывался о т автомата, словно руки его примерзли к оружию. — О бож ди , К артбай! Н е мешай! — произнес он, весь др ож а, отталкивая плечом товарища. Картбай по нял, <то Кожек не уйдет отсюда по своей воле. — Сейчас же идем! Встать! — в бешенстве заорал Картбай.— Забыл приказ командира?! К ож ек оторвался о т приклада автомата и молча вскочил на ноги. Он побеж ал к лесу. Отдаленная пе рестрелка доносилась откуда-то слева. Картбай поняд, что дорога м ежду ними и взводом отрезана. Основные силы фашистов, видимо, продолжали следовать по пя там их взвода, за К ож еком и К артбаем охотилась лишь небольшая группа. Н е успели они отойти на двадцать-тридцать шагов, как немцы открыли по ним огонь. К артбай и К ожек бросились наземь, снова завязалась перестрелка. П о ложение осложнилось. Картбай видел, что им далеко не уйти: немцы наседали. «Задумавш ий нырнуть не отвернется о т воды»,— г о ворят казахи. К ак бы перепугался человек, идущий в глухой степи, если бы издали в него выстрелил кто-ни будь! Человек же, живущий непрерывно под градом пуль, способен на время забыть, что эти пули могут убить. Чем сложнее складывалась обстановка, тем все 272
меньше К артбай ощ ущ ал непосредственную опасность, да и некогда было думать' о ней: он был занят одной мыслью— любым способом оторваться от врага, обм а нуть его каким-нибудь ловким маневром. Его осенила дерзкая мысль. Приказав К ож еку не отставать от него ни на шаг, отстреливаясь, он стал отходить к левой стороне деревни. В какое-то мгнове ние, когда фашисты отпрянули, он крикнул: «Д ерж ись со мной!» н гаркнул за крайнюю избу. Спрятавшись за баней, К артбай отдышался. Теперь он заметил, что. фашистов, преследующих их, стало меньше, очевидно, многие продвинулись вперед. Замолчавший пулемет сбил неприятеля с толку: теперь им пришлось, как го ворится, шарить на пустом месте. Тем временем Картбай и К ож ек достигли деревен ской околицы и укрылись за стеной ближней избы. — Гляди-ка, подходят, что делать? — шепотом спросил Кожек, держ а автомат наготове. Группа немецких автоматчиков, потеряв в ночи след советских солдат, возвращалась в деревню. Осторожно выглянув из-за угла бани, Картбай увидел в несколь ких шагах от себя двух солдат, разгружавших подводы возле крыльца. В темноте было трудно различить, что на подводах: ящики или мешки. Четверо фашистов, только что вернувшихся в деревню, шли по направле нию к дому, за которым прятались К артбай и К ожек. Когда немецкие солдаты зашли в избу, К артбай повер нулся к Кожеку. — Н е отставай от меня! Ни звука! Пошли! — про- - шептал он ему на ухо. К ожек согласно кивнул головой. Они обогнули дом, в котором только что скрылись фашисты. На улице бы ло пустынно. И вдруг с противоположной стороны ули цы кто-то окликнул их по-немецки. Н о К артбай и Ко жек продолжали спокойно шагать своим путем, словно ничего не слышали. С трудом они овладели собой, чтобы не оглянуться. Окрик не повторился, должно быть, немец вначале признал в К артбае и Кожеке своих приятелей, а потом решил, что ошибся, и пошел прочь. 18 Гроз» 273
Ержану не удалось оторваться от наседавшего про тивника. Н е помогла и темнота наступившей ночи. Немцы окончательно сбили взвод с прямого пути к ба тальону. Превосходящие силы врага наседали, не давая передышки. Ержан установил такой порядок: когда отступает одно отделение — другое залегает и отстреливается, прикрывая огнем отходящих бойцов. Затем отделения Менялись местами. Н о были минуты, когда порядок нарушался: под напором врага пятился весь взвод. Зеленин и Ержан в такие минуты с трудом сдерживали солдат. Ержан рас стрелял у ж е один диск автомата. Пули свистели сов сем низко. Одна из них взбила фонтанчик снега у его ног. «Так и убить могут»,— подумал Ержан. Но вот ч то удивительно: он не испугался этой мысли. То спереди, то по бокам пули взрывали снег, а Ержан спс <ойно отклонялся о т них — так, словно бы в него бросали снежками. Смерть потеряла над ним свою грозную, устраш аю щ ую власть. Д а, Ержан больше не боялся смерти. Позднее, задумываясь над этим своим неестественным состоянием, он удивлялся: от чего это так бы вает — чем большей опасности подвер гается человек, тем меньше он испытывает страха? Н а чистом снегу вразброс чернели бугорками фи гуры вражеских солдат. Эти темные пятна время от времени вспыхивали золотистыми огоньками выстре лов. Немцы перебегали поочередно с места на место. И в от они опять поднялись в р о ст и бросились вперед. Ержан крикнул, что бы ло сил: — Огонь! Плотно прижимая приклад автомата к плечу и старательно прицеливаясь, Ержан сеял смерть. Важ но было нащупать плотный ряд во вражеской цепи и стрелять короткими очередями, посылая по пять- шесть пуль. Эта атака противника оказалась последней..Н аша .передняя цепь уопела достигнуть леса. Через неоколь- ко минут Ержан с о своим взводом нырнул в чащу. 274
Немцы боялись леса больше, чем болотных топей. Не решаясь подойти даже к. опушке, фашисты повернули назад. Теперь Ержану было ясно, что взвод совершенно оторвался от батальона, трудно было даж е опреде лить, в каком направлении он находится. Э то была горькая истина. Горстке бойцов предстояло собственными силами выходить из окружения. Ержан собрал солдат. Не оказалось двух бой ц о в — К артбая и 1Кожека. П о его приказу (Картбай и |Кожек ввязались в перестрелку, отвлекая на себя вни мание. Где они? Что с ними? Убиты? Ранены? Попали в руки врага? Никто не знал, что случилось с ними. Бойцы говорят, что слышали стрельбу с о стороны д е ревни, а. что произошло дальше — неизвестно. Пересчитывая своих солдат, Ержан обратил вни мание на бойца, державшегося позади всех, и в фигу ре его и в том, jK3K он стоял, было что-то особенно знакомое, что отличало его среди других. Ерж<ш по дошел ближе и остолбенел: Раушан! Сникшая о т усталости, она молча глядела себе под ноги. Ошеломленный неожиданной встречей, ЯЕржан встревожился. — Ты каким образом здесь? Вот не ждал! Смотри, .трудно тебе будет с нами! В его.голосе Раушан уловила не только заботли вость, но и скрытую досаду: он боялся, что она отя готит их. , — М не все равно. Везде нелегко,— ответила она коротко, с огорчением.— Вы не думайте. Я пригожусь на что-нибудь. Обузой не буду. Ержан понял, что его слова сильно задели девуш ку, но он промолчал. Все его мысли сейчас заняты судьбой взвода. Ответственность за людей неизмери- ■м о возросла: необходимо прийти, к твердому решению и немедленно приступить к его осуществлению. Он дал бойцам отдых на десять-пятнадцать минут. Снова повалил прекратившийся было к вечеру снег, поднялся ветер, завьюжило. Деревня, только что 275
покинутая ими, совершенно пропала из глаз. Исчезли лес, дорога, слились зарницы земли и неба, в воздухе висела сплошная белесая, пелена. Покрепчавший к ночи м ороз пробирал д о костей. Лицо кололи сухие снежные иглы. Взвод, выйдя из леса, двинулся к западу. Ни зги не видно в темноте и вьюге. Ержан определял на правление по компасу. Солдаты, уставшие от боев и переходов, шли тяжело и бездумно: кажется, они за были, что находятся в кольце врага и неосторожный шаг может их погубить. Глазные яблоки Ержана стало ломить — так при стально вглядывался он в мутную летучую пелену. В монотонном завывающем стоне метелицы он ста рался уловить иные звуки и всем телом своим чувст вовал жгучее дыхание опасности. Горько удивлялся Ержан былой своей беззаботно сти : да, он был беспечен, даж е когда батальон попал в о. ^ 'кение Д теперь его будто вынули из теплых пелefrcte и голого поставили на резком ветру. Внезапно где-то оправа зафыркала автомашина. Ержан понял, чтр слишком сильно отклонился влево. « Б о я т < « я начянаю, что ли ?» — уколола мысль. Его с е р д » ’ не дрогнуло под ураганным огнем, когда смерть ежесекундно была готова вонзить в него свое ж -.о. Откуда ж е теперь эта подозрительность, насто роженность, эта пугливость? Он разозлился на себя,* стряхнув неприятное ощущение,— п о телу будто му рашки бегали,— собрал все свое м уж ество. Невиди мая в «метели машина покряхтела, потом загудела ровно, и шум мотора стал удаляться. Впереди пока зались д ом а какой-то деревни. А оправа, в двух кило м етр ах — лес, в от бы туда... В змахом руки подав знак идущим позади со л д а там, Ержан пошел быстрее. Проходя мимо деревни, они услышали треск мото цикла. Вначале он долго стрелял, кашлял, а потом надрывно затарахтел и понесся, как предположил Ер жан, по д ороге на восток. И Ержан и бойцы не надеялись, что батальон д о жидается их в лесу. В округе много лесов больших и 276
малых, и вьюжной непроглядной ночью трудно оты с кать следы даже сотен людей. И все-таки, _входя в заснеженный сосново-березовый лес, каждый думал: «■Кто знает, может, здесь наши». Это была хрупкая надежда. После получасовой ходьбы Земцов, идущий впереди, подражая воробьи ному чириканью, подал сигнал остановиться. Взвод рассыпал строй, бойцы присели отдохнуть прямо на снег. К Ержану подошел Борибай. — Недалеко отсю да поляна. Ее пересекает дорога. Там валяется убитый немецкий мотоциклист. — Где Земцов? — спросил Ержан. — Они ушли в глубь леса осмотреть местность. Ержан с Борибаем и Зелениным пошли посмотреть мотоциклиста. У обочины узкой лесной дороги, скрю чившись, лежал на снегу немецкий солдат. Мотоцикл валялся поодаль. Зеленин наклонился, всмотрелся в лицо убитого, пощупал его руки: — Еще не застыл. Видно, недавно подстрелили. Зеленин снял автомат и планшет с шеи убитого. Пройдя с полкилометра по лесной дороге натолкну лись еще на одного мертвого мотоциклиста. Э то не- опроста. Каждый высказывал свое предположение. — Видать, наши его прикончили,— заключил Б о рибай.— Нашего батальона люди. — Почему же они не сняли планшетки и ору жия? — возразил Ержан. — М ожет, партизаны? — А что, партизаны не нуждаются в оружии? Так и не поняв, чьих рук эт о дело, Ержан с бойца ми вернулся к взводу. Блуждали д о утра по окрест ным лесам и перелескам, перебираясь через овраги, обходя деревни. Следов батальона нигде не было вид но. Солдаты д о предела вымотались и изголодались. Ержан знал, что боеприпасов осталось мало. Теперь их надо особенно беречь. Чтобы дать людям отдохнуть, обдумать и принять новое решение, Ержан на рассвете сделал привал в густом лесу. Погода еще не прояснилась, снегу за ночь навалило много. 277
Расстелив сосновые ветки вокруг нежаркого кост ра, солдаты тут же мертвецки уснули. Ержан отпра вил Зеленина в разведку, а сам прикорнул с часок. П роснулся он скоро, неизвестно чем встревоженный. Л омило все тело, трудно бы ло пошевельнуться, так бы и лежал неподвижно у огня, пригревшего бок. В последние дни Ержан относился к себе все суровее и беспощаднее. И сейчас, чувствуя, что физическая лень и немощь разлились п о всему телу, он заставил себя немедленно вскочить. Под ложечкой сосало: «Лад но,— сказал он себе,— потерпишь, не умрешь. Солда ты тоже не ели». Размяв затекшие ноги, он отправился проверять стоявших в дозоре бойцов, потом вернулся к костру. Бондаренко, поддерживая огонь, следил за тем, чтобы не загорелась одежда спящих товарищей. Ержан ве лел ему лечь, а сам решил посидеть у костра. Не ус пел Бондаренко вытянуться, как тут ж е захрапел. Ержан подбросил веток в слабеющий костер, но сы ры е ветки не загорались, дымились. Ержан д о тех пор помахивал полой шинели, пока не раздул огонь и не наглотался едкого дыма. Багрово-ж елтое пламя с треском рвалось вверх, метало искры и горячим своим дыханием опаляло ли цо Ержана. Глаза его задержались на спящей Рау- шан. Она леж ала у огня на боку, подложив под голо ву санитарную сумку. На ее обожженном морозом бронзовом лице играли отсветы пламени. Ержан не вольно загляделся на девушку. Скулы ее обозначи лись резче, щеки чуть опали, похудели. То ли от уста лости, то ли от потрясений под глазницами легла хмурая тень. И эта тень придавала ее лицу печальное, страдальческое выражение. Ушанка скатилась с голо вы на снег: Раушан так и спала с непокрытой голо вой. «Е щ е застудит голову!» Ержан поднял ушанку, стряхнул с нее снег и, подержав над огнем, надел теплую шапку на голову Раушан. Не смея отойти от девушки, он долгое время смотрел ей в лицо и вдруг почувствовал, что какай-то неодолимая сила подтал кивает его к Раушан. Тогда он бы стро встал и пошел прочь.
В Ержане, незаметно для него сам ого, соверш и лась перемена. В него вселился какой-то неумолимый, придирчивый судья, который зорко следил за каждым его движением, мыслью, поступком и направлял его по новому тяжелому и прямому пути. Если Ержан на чинал сдавать, судья укреплял его дух, если начинал своевольнинать — забирал. в свои руки. Сейчас, возле Раушан, душа его начинала оттаивать, и этот новый повелитель и судья поднял Ержана на ноги и заста вил отойти от девушки. Помрачневший Ержан в раздумье ходил между деревьями. Скопившиеся за долгое время мысли сей час, на отдыхе, нахлынули на него. Он говорил себе: «Отвечай по совести, не юли. Что ты сделал, что ты совершил? Чем помог своим солдатам? Облегчил ли ты, как командир, их участь?» Да... Ержан воевал неплохо. К ак будто, неплохой из него командир вышел. Неплохой — это верно, но только — неплохой. Д а, далеко не отличный. Опять хочешь обманом утешать себя? «Ты — слабый коман дир,— с беспощадностью сказал себе Ержан. Если взвод воюет хорошо, то это не твоя заслуга, а бойцов. А ты чем себя проявил? Допустим, в о вчерашнем бою не струсил. Н о разве это заслуга для командира? Н о разве ты настоящий командир? Ты кричал, повторяя приказ свыше, доводя его д о солдат. Солдатам, па лившим и без твоего приказа, ты сумасшедшим голо сом орал: «Огонь!» Даже Борибай смог бы справиться на твоем месте! Пожалуй, он даж е лучше, спокойней, безупречней выполнил бы все эт о !» Ержан встречал разных командиров. Он слышал о командирах взводов, которые, держась д о последнего человека, истребляли вражеские батальоны, подбива ли танки, слышал о командирах, находивших выход из самых невероятных по трудности положений, про бивавшихся через железное кольцо неприятеля, ко мандиров, чья неукротимая храбрость стала леген дарной. Все эти люди — суровые, грозные, сильные духом. За таких несгибаемых командиров солдаты го товы отдать душу и, не задумываясь, кинуться в 279
огонь и в воду. Эти командиры не только своим поло жением, но мужеством, стойкостью, военным искусст вом сумели завоевать лю бовь и преданность подчи- ненных. Такому командиру солдат повинуется с охо той. Если силен командир, т о и солдат уверен в своих силах. А что Ержан? М ож но ли назвать его душой, сердцем, отцом взвода? Нет, он — муха, сидящая на роге быка. Вспомнив, как совсем недавно он мечтал в самое короткое время дослужиться до. командира дивизии,. Ержан едко усмехнулся. Он говорил себе: «'Как ты ни: скрываешь это, а тебе, дружище, хочется быть впере ди всех. Н о чем же ты выделяешься среди других? Нет, почувствуй, признай свою полную заурядность, дружище. Здесь не прикроешься напускной скром ностью. Признайся! Печатая шаги на чистом снегу, Ержан продолжал ходить взад вперед. Дойдя д о большой сосны в двадцати шагах от костра и, скользнув по ней взгля дом, он поворачивал обратно. Его сапоги проделали твердую дорож ку.' Наконец Ержан остановился у костра и подкинул хворосту в огонь. Опять его взгляд наткнулся на спящую Раушан. Тень, гнездившаяся под ее бровями, исчезла, лицо раскраснелось и по теплело. На губах — улыбка, словно зыбь. Вероятно, снится приятный сон... Ержан снова, как в ту лунную ночь, ощутил тепло ту этих губ, когда он в первый и последний раз поцеловал их. Как он был беспечен — упустил, не оценил всю глубину своих самых счастливых в жизни минут! Если б счастье вернулось... Непримиримый внутренний голос снова уличал его: «Р а зв е ты забыл, где находишься, какой долг лежит на тебе? Ты снова погряз в своих ничтожных мелких переживаниях и вовсе не заботишься о жизни вверен ных тебе людей. Вон посмотри. Почмокивая губами, безмятежно спит Бондаренко. Его жизнь в твоих ру ках. Или ты не знаешь, что дома его ждут жена, де тишки? Ж ена писала ему письма через день, иногда неповоротливая почта доставляла на передовую сразу по три-четыре письма. Бондаренко подшучивал: «Моя
жена сроду не брала в руки ничего, кроме лопаты и кочерги, а теперь, гляди, заделалась мировым писа рем, строчит и строчит...» Или разве ты не знаешь, что жена Какибая, не осуш ив любовной чаши, уже оторвана о т молодого мужа, не спит ночей и в трево ге ждет его возвращения? А сегодня пропали Кожек и Картбай... К ож ек в от тож е писал домой письма че рез день, тоскуя по сынишке. Сделав надрез на кончи ке химического карандаша, Кожек привязал его ве ревочкой к нагрудному карману, чтобы карандаш всегда был под рукой, и дорожил им не меньше, чем своим автоматом, который получил недавно. П ом усо лив чернильный карандаш в губах и окрашивая им усы, К ож ек непослушными заскорузлыми пальцами торопливо выродил д о смешного большие буквы. А сынишка Картбая! Тот первый год как хоДит в ш ко лу, но уж е овладел азбукой и выводит на бумаге: «П апа, победи и приезжай. Мы п о тебе скучаем». Что ты ответишь теперь этом у мальчику, чье сердечко бьется всякий раз, когда приходит счастливая весточ ка о т отца? Самое ценное, сам ое дорогое — жизнь тридцати человек — доверена тебе. Двадцать шесть бойцов, четыре младших командира. Убито четверо. Чувствуешь ли ты весь трагический смысл этих бе с страстных сухих цифр? А тех, кто остался жив,— с у меешь ли благополучно вывести из окружения? Ж изнь этих людей — неоценимый и неповторимый дар». На этом мысли Ержана словно споткнулись. Слишком тяжелая ноша легла на его плечи. П отом он продолжал размышлять: «М урат Арыстанов, конечно, вынесет все. И Кусков сумел бы. Конечно, сберечь от смерти всех бойцов взвода не в его, Ержана, силах, он и сам может напороться на смерть. Но за каждого неосмотрительно потерянного солдата — спрос с него. А если неизбежно умереть — никто из них не дрогнет. Разве К ож ек и Картбай не пали смертью храбры х?» Если бы -начальство месяца два назад предложило Ержану командование ротой он, не задумываясь, с о гласился бы с радостью, если бы начальство поручило ему командовать батальоном, он тож е не поколебал 281
ся бы. А теперь... даж е взвод ему не по плечу. Плечи- то, оказывается, не слишком крепки и гнутся под не посильным грузом. Н о теперь отказываться поздно, груза не сбросишь, не переложишь на другого, его надо донести д о места. Видения детства прошли перед глазами Ержана. В первый год, как они переехали в Алма-Ату (Ержан тогда учился в ш коле), четверо мальчиков собрались в горы. Эти сорванцы наловчились в лазании по ска лам, умели цепляться за малейший выступ склона и, извиваясь, как ящерицы, бы стро ползли вверх к ост рым .вершинам. А Ержан постоял в нерешительности, но из самолюбия полез тоже. Его взяла злость: труд ность подъема подхлестывала его, и он долго взби рался, не ,давая себе передышки, не обращ ая внима ния на то, что острые края камней врезались ему в грудь, царапали колени, сдирали кож у с ладоней. В какое-то мгновенье, немного отдышавшись, он взглянул вверх, но, не увидев вершины, посмотрел вниз... и у него зарябило в глазах, закружилась голо ва. В первый раз в жизни он испугался. Тело его на чало слабеть, и Ержан плотнее прижался к скале. Казалось, он висит на волосинке над бездной. О бо рвется волосинка, и... Н о спуститься вниз еще страш нее. Теперь Ержан совсем не чувствовал боли от остры х камней, не замечал, что ноги его окровавлены. Он смотрел вниз, объятый страхом, который внушала ему угрюм о нависшая скала. Затуманенными глазами, в каком-то забытьи, не т о во сне, не то наяву, он упрямо продолжал карабкаться. Он стремился только к одному — как м ожно скорее вырваться из камени сты х объятий горы, душивших его, и мучительно со бирал остатки сил. Они ещ е не иссякли: так эт о бывает в критическую минуту: кажется — у ж е конец, но следует последнее усилие, и человек делает его, как скупец, который вы нимает из кармана заветную монету. • Вспомнив это далекое происшествие, Ержан обод рился: «Н ет, надо карабкаться, надо зубами вцепить ся, ногтями, но не ослаблять упорства — пусть даже изойдем кровью».
Главный врач госпиталя на другой ж е день выпи сал Кулянду и Даурена. Н о произошла какая-то пу таница: в воинском направлении значилось, что такие- то бойцы командируются после излечения в такую-то действующую армию. Даурен задержал Кулянду, когда она, получив бу магу и поблагодарив, выходила из комнаты. Бормоча се бе под нос, он дважды прочел бумагу и вернул ее врачу. — Товарищ майор, ваша бумага нам не подходит. — Почему не подходит? Главный врач с сердитым недоумением наклонил голову, его бородка уперлась в грудь, глаза поверх очков уставились на кряжистого бойца. Даурен, вы пятив мясистый подбородок, и глазом не повел. Они глядели друг на друга, словно бодливые козел и ва лух, готовые к бою. — Давайте направление прямо в нашу дивизию. — Нет, эту вашу просьбу я не смогу удовлетво рить. Явитесь в распоряжение армии и там хлопочите, чтоб вас направили в дивизию. — Штаб армии зачислит нас в первую попавшую ся группу резерва и пошлет п о своем у усмотрению. Н е больно-то мы большие командиры, чтобы счита лись с нашим желанием. Очень просим вас, товарищ майор, направьте нас в нашу часть. Врача тронул умоляющий тон этого парня. Но, изобразив на лице сожаление, он беспомощно развел руками: — Ничего не смогу сделать. — Товарищ майор, помогите нам, ведь вы можете это сделать,— вмешалась Кулянда. Главному врачу по-прежнему нравилась эта де вушка с о вздернутым носом, и он не см ог отказать ей. Н о разыскать дивизию 1Кулянде и Даурену было нелегко. В первый же день на попутной машине, ко торая везла на фронт боеприпасы, они почти добра лись д о штаба корпуса, но в его составе их дивизии не было. Даурен расспрашивал и старших и младших
командиров — всех подряд. Они отвечали в таком роде: «В озм ож но, на правом фланге армии». И боль шего он не добился. Каждый высказывал свои догад ки, и никто точно не мог назвать город или село, где стоит их дивизия. В конце-концов, махнув на все рукой, Даурен и Кулянда решили искать дивизию сами. С попутным транспортом дело оказалось сложнее, чем в первый раз. Части отступали на восток. Кулянда и Даурен продолжали путь т о на машине, то на подводе, то шли пешком, расспрашивая встречных о своей части, словно аульные казахи, которые, не зная адреса, разыскивают в большом городе своих знакомых. От ступал весь фронт, вытягиваясь •неровной линией. Спешно погружались и отходили в армейские тылы и интендантские снабженческие склады и приштабные подразделения. Вскоре показались первые боевые час ти. Н а вопрос, где фронт, где передовая, ответы сле довали самые противоречивые: «Н емцы на хвосте, ве чером или ночью здесь будут», «Наши части остано вили немцев, есть слух, что скоро мы перейдем в контрнаступление»; другие только хмурились и молча проходили мимо. Кулянда с вещевым мешком за плечами покорно брела за Дауреном. П од ногами хрустел, подбитый морозом, затвердевший снег. К огда лесная дорога вы водила на поляны, лицо обжигал студеный ветер. Усталая Кулянда зябко поеживалась. П еред Куляндой впервые предстали картины мас сового отступления: угрюмые, молчаливые солдаты, крикливые ездовые, поднимающие шум у подвод, за стрявших на узкой дороге, машины штабных коман диров, с разгону наткнувшиеся на затор. Командиры проворно выпрыгивают из своих машин, бойко носясь из конца в конец затора, стараются навести порядок в обозах, покрикивают на людей, командуют и, если не удается бы стро рассосать «пробку», снова вскаки ваю т в машины. Машины устремляются по бездо р ож ью , в объ езд скопившегося обоза... Кулянда глядела на все это с горечью. Но особен но было невыносимо чувство собственной ее никчем 284
ности. В этой сутолоке отступления даж е каждый подводчик, честивший соседей на чем свет стоит, знал свое место, свою часть, свои обязанности. А Кулянда чувствовала себя птицей, отбившейся от стаи. Иной раз кто-нибудь с мгновенным любопытством огляды вал Кулянду и Даурена с головы д о ног, что это, дес кать, за люди, откуда взялись? — и проходили мимо, полные своих забот. Теперь единственной опорой Кулянды был Даурен. Время от времени он расспрашивал встречных о пути- дороге и, получив ответ, не задерживаясь, шел даль ше. С 1Куляндой он почти не разговаривал. Кулянда спросила его: — М ы не заблудились? — Н е бойся. Ей хотелось говорить, отвлечься о т тревожных мыслей, но попытки расшевелить Даурена ни к чему не привели. Сомнения овладели Куляндой. — Да разве можно разыскать дивизию в такой толчее, Даурен?.. — Найдем,— убежденно ответил Даурен. Он непоколебимо верил в удачу, и это на минуту утешило, успокоило Кулянду. У Даурена был такой- вид, будто ему все нипочем. Что бы ни случилось, она должна безропотно следовать за ним. К вечеру они вошли в большое село. Кое-где в сгустившейся темноте мелькали глазки ручных фона рей. Сквозь неплотно занавешенные окна д омов про бивался слабый желтоватый свет. В се было в движ е нии: грохотали повозки, ревели машины, раскатывал ся по улице гул человеческих голосов. Нетрудно было догадаться, что в селе остановилась тыловая часть с многочисленными обозами. Даурен и Кулянда о б о шли дом за домом, все они были полны людей. П осле долгих поисков ночлега Даурен в конце концов на брел на сарай, набитый сеном. «Ч его ж е лучш е?» — сказал он, и заботливо разворошив и умяв сено для Кулянды, вышел на улицу. О т сена исходил приятный запах. Кулянда сидела в сарае в одиночестве. Улич ный шум немного стал затихать. Все тело ломило’ от усталости. Она согрелась на своем мягком душистом
лож е и сразу заснула. Неизвестно сколько времени Кулянда проспала. Проснулась в полной темноте. На ш ею и лицо колко сыпались пушинки снега. Э то было неприятно, и она подняла голову. Рядом возился Дау- рен. В нос ударил ароматный-запах борща, и у Кулян- ды сразу засосало под ложечкой. — Этак всю жизнь проспишь. Подымайся-ка,— сказал Даурен. Кулянда бы стро села, смахнула с ли ца сенные паутинки. Усталость ее не прошла. Она чувствовала себя вялой. — Н у, пообедаем, чем бог послал,— проговорил Даурен. Кулянда весь день не брала в рот ни кро шечки, борщ показался ей необыкновенно вкусным. Она ела торопливо, набивая рот черным хлебом. Ощ ущение голода прошло. Глаза ее привыкли к тем ноте, она заметила, что Даурен плохо ест. — П очем у не ешь? Борщ очень хороший. Ешь. — Ты на меня не гляди, о себе думай,— сказал Даурен, положил, ложку и стал разворачивать ме шок.— В от заодно отведай копченого сала. Он положил перед Куляндой кусок сала. — Ты такой щедрый повар — на удивленье! Ни когда таких не встречала. Я думала, что все повара народ прижимистый. Даурен старался делать вид, что сыт, тем не ме нее, он выхлебал остатки борщ а, и по тому, как усер д но скреб дно котелка, Кулянда поняла, что голод донимал его сильно. Как он ни пытался скрыть что- нибудь от Кулянды, она всегда безошибочно угадыва ла его притворство. В дороге, стараясь это делать не заметно, он пытался облегчить ей все тяготы. К огда они насытились, Даурен провозгласил: — Теперь попьем чайку, у меня полный котелок чаю. Кулянде уж е не хотелось спать. Изнуренное тело просило покоя, хотелось леж ать бездумно, неподвиж но и не думать о том, что за стеной сарая пронзи тельный холод, грозная война. Кулянда подняла во ротник шинели. Даурен, громко дыш а, лежал рядом. Казалось, он заснул. Теплое чувство к Даурену
охватило девушку. Она осторож но погладила его лицо. Даурен чуть шевельнулся и вдруг схватил ее за руку. Кулянда вздрогнула, потянула руку назад, но не смогла ее высвободить. В то ж е мгновение мускули сты е руки Даурена стиснули ее. Разгоряченное лицо его прижалось к ее щеке. Она расслышала невнятное бормотание: — Кулянда, душа моя, Куляндаш... Кулянда пыталась вырваться, но железное кольцо его рук не разжалось, и она, обессилев, вдруг заплака ла, уткнувшись лицом в грудь Даурена. Озадаченный, он выпустил ее. Он повторял расте рянно: — Перестань, Кулянда, ты не обижайся... — и неловкой рукой гладил ее волосы. Потом, окончательно смутившись, поднялся и раз меренно стал шагать по темному сараю. Кулянда успокоилась и заснула. Наутро, открыв глаза, она увидела, что Даурен разгребает навален ное на нее сено. Это он прикрыл ее, когда посвежело. Заметив, что Кулянда проснулась, Даурен отвел гла за и повернулся к ней спиной. — Вставай, Кулянда, надо идти. Она поднялась на ноги, стряхнула с себя сено, на- . дела шйнель. Даурен копошился, завязывая мешок. — Н о куда же мы теперь пойдем? — спросила Кулянда.— Так и будем таскаться без толку? — Н е будем. Пойдем в свою дивизию. — Д а разве ты ее нашел? Теперь Даурен решился взглянуть ей в лицо. Стоит и ухмыляется. — Радуйся. Нашел. Сейчас повстречал солдата из нашей дивизии. Раньше я видел его раза два. Узнал и подкатился к нему. Так и так. Ш таб, оказы вается, стоит в деревне, пятнадцать километров отсю да. Ну, понятно, подробно разузнал дорогу. — Вот это счастье! — воскликнула обрадованная Кулянда. Она перекинула мешок за плечо, но Даурен отнял
его, связал вм есте с о своим и пристроил на плече. На протесты Кулянды он решительно заявил, что нужно как м ожно скорее добраться д о дивизии, иначе они опять ее упустят. Они отправились. Своей ковыляющей походкой Д а- урен шел впереди. Временами Кулянда догоняла его и заглядывала в лицо, но он отворачивался. Она снова шла позади. П о ссутулившейся спине его Кулянда ви дела, что Даурен готов провалиться сквозь землю: его мучило вчерашнее происшествие. Интересно: такой взрослый, самолюбивый верзила и краснеет, как маль чишка! Женским чутьем Кулянда угадывала, что тво рится в душ е Даурена. Напористый, мужественный джигит сознавал свою вину, готов был сделать все для ■нее. Она могла теперь командовать им, как приручен ным слоном, и повести, куда захочет. Приятно было сознавать, что джигит ей подчиняется. Это случилось с нею впервые и приятно щекотало самолюбие. Она снова догнала Даурена и с любопытством взглянула ему в лицо. Даурен по-прежнему отворачи вался, хмурил брови. Спустя какое-то время, он решил подать голос: — Кулянда, ты не обижайся на меня... Н е сердись... М не впору оквозь землю провалиться, да все не нахожу щели. Он действительно мучился и, жалея его, Кулянда давно простила ему его необузданный порыв, прости ла, но н е могла подобрать нужных слов. — Лишь бы ты о б о м не н е подумал, что я непуте вая какая-нибудь,— проговорила она с трудом. — Что ты! — почти выкрикнул Даурен.— Э то я последний негодяй.— Он осекся.— Ты... ты нравишься мне, по-настоящ ему нравишься. Сердце Кулянды забилось, она не могла произнести ни слова и, омешаешись, потупилась. Минуту спустя она слабо сж ал а пальцы Даурена. И в это мгновение Даурену показалось, что все его счастье, все его буду щ ее заключено в этих теплых хрупких девичьих паль цах.
X Картбай не решился сразу выбираться из деревни, занятой немцами. «Человек не умирает дважды,— п о думал он,— а один раз умереть всегда успеешь». На окрик немца Картбай и К ожек не отозвались. Н е оглядываясь и не озираясь, Картбай увлекал за с о бой Кожека, но его зоркие глаза напряженно впива лись в снежную мглу. У самой околицы деревни стояла одинокая изба. В окне был виден тусклый свет, возле дома ни души. Внезапно впереди на д ороге послышался немецкий говор? Укрыться в доме? Невозможно. Перед глазами сразу возникли мертвые тела недавно похороненных тут женщины и ребенка. Дело ясное: раз в д ом е свет — значит, там немцы. Д олго раздумывать не приходилось. Повинуясь слепому инстинкту, Картбай и К ожек круто свернули с дороги и спрятались за стеной дома. За д о мом был сарай. Картбай дернул Кожека за рукав, и они мгновенно скрылись в сарае. Ноги наткнулись на что-то твердое, и Картбай по летел наземь. Эх, попались! Тут ж е он почувствовал, что лежит на чем-то мягком. Сено. Страх отлетел. В темноте Картбай ничего не видел. Он услышал рядом натужное сопенье Кожека. Картбай протянул руки, нащупал товарища. К ож ек т о же лежал ничком. Видимо, он тож е упал. Когда глаза освоились с темнотой, из полумрака выступили стены сарая, ближние углы. Боясь снова налететь на что-нибудь и поднять шум, Картбай вытя нул руки и ощупью, как слепой, осторож но двинулся к правому углу. Здесь были сложены дрова, приготов ленные для топки. Иззябшие немцы каждую минуту могут прийти за ними. Что тогда делать? Картбай перешел к левому углу. Сено бьшо свалено не впритык к стене — оставалось пустое пространство с полметра шириной. И вот снова послышалась немецкая речь. Затем с силой открылась и захлопнулась дверь дома, после че го голоса стихли. Картбай повернулся к двери сарая, уткнулся спи- 19 Гро 289
нон в наваленное сено. Так он простоял немного, наве дя дуло тяж елого ручного пулемета на дверь, прислу шался. П отом, ступая с кошачьей осторож ностью, на цыпочках подошел к Кожеку. Схватив его за руку, он потащил его к месту, которое выбрал для укрытия.' Послышался нарастающий гул моторов: две ма шины проехали мимо дома, одна завернула во двор. Шофер остановил машину, развернул ее фарами к ули це, а кузовом к сараю. Д в ое немцев спрыгнули на зем лю и, переговариваясь, пошли к дому. Шофер начал вытаскивать из кузова какие-то тяжелые предметы. После этого он просунул голову в дверь сарая и посве тил карманным фонариком. Обернувшись, он позвал товарищей. Выгруженные вещи солдаты перетащили в сарай. Видимо, эт о были ящики с патронами. Карт- бай, заслонив Кожека, стоял в своем укрытии, не опуская онемевшего пальца с о спускового крючка пулемета. Немцы вышли из сарая. П о удалявшимся голосам м ожно бы ло понять, что они вошли в дом. Теперь око л о машины как будто не осталось никого. «Очевидно, ш офер собирается скоро ехать, не погасил фары»,— соображал Картбай. Е го озарила дерзкая мысль. Он потянул Кожека за руку: — Быстрее забирайся на машину! К ож ек не понял. — Ч то? Ч то говоришь? — спросил он. — Забирайся в кузов, а если кто появится из до ма, открывай огонь. Я погоню машину! Держи! Он су нул К ож еку в руки свой пулемет. Они быстро выбежали из сарая. Кожек забрался в кузов, а Картбай вскочил в кабину. Знакомый запах бензина ударил ему в лицо, ладони привычно легли на руль. .На какую -то секунду это напомнило ему его не давнее прошлое, колхоз, работу на тракторе в поле... К артбай мигом завел мотор, машина дрогнула и ср а зу рванула с места. К огда машина промчалась мимо дома, немец-шо фер выокочил на крыльцо и истошно закричал. Он не лепо потоптался на крыльце, потом распахнул дверь и
позвал на помощь. Выбежавшие солдаты рассыпались по двору, пронзительно крича: — Хальт! Хальт! Картбай уж е успел вывести машину за околицу де ревни. Кожек, сидя в кузове, готов был в л ю бую ми нуту стрелять и держал ручной пулемет на прицеле. Вскоре машина выбралась на горку за деревней и понеслась на восток, поднимая за собой седую мете лицу. Когда последняя рота укрылась в лесу, М урат за держал батальон, ожидая, когда подойдет прикрывший отступление взвод Ержана. Поднялся ветер, началась метель. М урат, сколько ни вглядывался в белесую пелену, не мог ничего вы- омотреть. Лишь в стороне деревни, оставшейся далеко позади, помаргивал едва заметный огонек. Время от времени издалека доносилась приглушенная стрельба. Немного спустя и она затихла. В вершинах деревьев бушевал ветер. Слетающие с них хлопья снега таяли на лице. Враг не преследовал батальон. Однако взвод Ер жана не давал о себе знать. Мурат послал Дулата в разведку: «Н е слишком увлекайся. Подойди поближе к деревне, а когда что- нибудь разузнаешь, живо возвращайся. У нас нет воз можности долго ждать». Дулат с тремя товарищами дошел д о самой околи цы деревни, но никаких вестей не принес. М урат под нял усталых бойцов и повел их по лесной д ороге на восток. Наметанным уж е глазом вглядывался в темно ту. Его ни на минуту не оставляла мысль о б отставшем взводе. Неужели все погибли? Если нет,— хватит ли у Ержана выдержки, чтобы собственными силами вы рваться из окружения? Не допустил ли он непоправи мой ошибки? М урат не находил себе покоя. Ержан всегда казался комбату не слишком реши тельным. 19* 291
Н адо было послать командира поопытней. Д осад ный промах, но теперь дела не поправишь. Какая участь ожидает батальон? Так и будут немцы при каж дой встрече отрывать от него по кусочку? Или он по ляж ет в сраж енье— весь, д о единого человека? Н е доходя д о появившейся впереди опушки леса, М урат остановил батальон и выслал вперед дозорных. Теперь он хорош о знал, что сулит им встреча с против ником. Обходя солдат, присевших у края дороги, ком бат услышал голос Кускова — политрук с кем-то раз говаривал. Мурат подошел поближе. — Пришли Кулбаев и Ш ож ебаев из взвода Кай сарова,— оборачиваясь к Мурату, сказал Кусков. Д ва солдата вытянувшись стояли перед комбатам. Один из них — рослый, широкий в плечах, держал руч ной пулемет, опустив его прикладом вниз, другой был маленький, неказистый с автоматом на короткой шее. М урат напряженно всматривался в их лица. Тот, что покрупнее, плечистый — М урат не м ог вспомнить его имени — глядит округленными глазами. Капитану не понравился этот взгляд. — Н у, а где взвод? — спросил он. — Точно не знаем. Н ас оставили в заслоне, а нем цы отрезали нас от взвода. — Каким образом ? Расскажи подробно, как было дело,— нетерпеливо приказал Мурат. Картбай доложил об о всем, что произошло с ними. — Д вух мотоциклистов, пустившихся за взводом в погоню, подстрелил Кожек. В двух километрах от сюда кончилось горючее. Мы бросили машину. Ви дим — следы. Кто еще может ходить по лесу? Навер няка, думаем, что наш батальон. Пустились по этой дороге. В от и догнали,— улыбаясь, закончил Kapt- бай.— А взвод, я полагаю, немцы оттеснили в сторо ну. Следя за выражением лиц бойцов, М урат не знал, верить или нет. — Сказки изволите рассказывать. Наверно, броси ли товарищей, а сами пустились наутек,— проговорил он жестко. — Товарищ капитан, да что ж е это вы?.. Люди, 292
можно сказать, вырвались из лап смерти... Ведь вот стоим мы с тобой рядом, батюшка мой... товарищ капитан,— ошеломленно пробормотал Кожек. А Картбай будто окаменел. Он молчал, только маленькие глазки его поблескивали в темноте. Его независимый вид разозлил Мурата. — Что молчишь? Говори п р а в ду !— закричал он. — Жангабыл говорил: «Том у, кто тебе не верит, не рассказывай правды»,— тихо ответил Картбай. Жангабыл? Это имя М урат когда-то слышал. Жангабыл! Мурат раздумывал, недоумевая. — Кожек говорит правду. Я тебя не обманы- • вал,— проговорил Картбай еще тише. Н о в голосе его на этот раз послышалось волнение. Перед лицом Мурата встало лицо молодого в те далекие годы Картбая и то, как он подставил свою трудь под дуло байского ружья, заслонив собой Мурата. — Ты... ты, Картбай? — изумленно выкрикнул Мурат сорвавшимся голосом. XI Три человека, вытягивая шеи, как гончие, прислу шивались и, осторож но ступая, выбрались на опушку леса. Впереди, по ту сторону извилистого оврага, ле жала небольшая деревенька. Тот, что шел впереди, поджарый, крепко сбитый, ж естом руки остановил своих спутников. Прижимаясь к дереву, человек долго обшаривал глазами рябой, морщинистый снег впереди, белые окоченелые кусты и разбросанные за оврагом низенькие избушки, казавшиеся осиротелыми и пе чальными. Человек весь напрягся, будто ждал, что из-за каждого куста, ветки вот-вот выокочит враг. — Деревенька-то будто вымерла,— тихо прогово рил тот, что шел последним. Он держал винтовку наготове. Передний ответил не сразу. Его взгляд задержался на кузове машины, видневшейся за углом маленькой бани. В ту же минуту из-за дома появилось несколько
немцев. Человек с минуту пристально вглядывался в них, потом резко повернулся и кошачьей походкой подошел к своим спутникам. — Все хохлы — народ неосторожный, и ты, Ивац, о т «и х не ушел далеко,— сказал поджарый, подходя к Бондаренко (это он шел последним). Бондаренко, не оборачиваясь к Добрушину, всматривался в ту сторону, где только что прошли немцы. — Теперь бачу,— сказал он. — Д ош ло?! Ц е дало треба разжувати,— насмеш ливо проговорил Добрушин. Бондаренко, не желая замечать насмешки, спокой но произнес: — Да-а, подумать надо. — М ожет, немцы ржаного хлеба дадут взаймы? Что, если пойти да попросить? — усмехнулся Д об- рушин. — Ш утки сейчас не к месту,— необидчиво, но строго отозвался Бондаренко.— Люди уж е третьи сутки маковой росинки во рту не держали. Тут и без немецкой пули ноги протянешь. — Поэтому-то и говорю, иного выхода у нас нет,— проговорил Добруш ин, меняясь в лице. — Э то какой ж е выход? Поклониться, немцам в ножки? Это хочешь сказать, а? С удивлением и злобой Бондаренко смерил Д об- рушина взглядом, будто человек, стоявший перед ним, вдруг каким-то волш ебством, принял другое обличие. — Н е болтай лишнего, мужик,— примирительно сказал Добруш ин.— Ну-ка, выйдем на опушку, еще раз взглянем на деревню. Они вышли на край леса, где залег в снегу их тре тий товарищ, Борибай. Н аблюдая, лежали молча. Через некоторое время из деревеньки вышел одинокий пешеход. Он медлен но катился, как черный мяч, по тропинке в сторону леса. . Трое бойцов, затаив дыхание, уставились на ату черную точку. 294.
Карлик какой-то,— сказал Борибай. — Тропинка ведет сюда, в лес. К то б он там ни был, встретим,— Бондаренко ждал, что прикажет старший сержант Добрушин. Тот молча кивнул го ловой. Углубившись в чащу, они залегли у тропы. П ро шло минут десять тревожного ожидания. Наконец п о казался пешеход. — Да это ж е мальчик! — воскликнул Борибай. Сержант, лежавший немного поодаль, процедил сквозь зубы. — Замолчи! Мальчуган шел медленно. Уже м ожно было раз личить стеганую черную фуфайку, слишком большие валенки с подшитыми подошвами и разодранными го- леюищами. С явно напускной беспечностью паренек задирал кверху свое раскрасневшееся круглое лицо и поглядывал на верхушки деревьев. Н о в его напря женном лице была тревога. — Погоди, пацан! — крикнул Добрушин. Мальчик вздрогнул, круто обернулся. Видно было, как он прерывисто дышит. — Не пугайся, сынок, мы ж е свои,— поднимаясь на ноги, сказал мягким голосом Бондаренко. Бойцы вышли из-за прикрытия веток, и мальчик с о смешанным чувством удивления и радости, растя нув рот в улыбке, завороженно уставился на красно армейцев. Его румяное лицо \"сияло. Н е сводя глаз с бойцов, он сделал к «и м два шага и остановился у сугроба, на краю дороги. — К уда идешь? Н е отвечая на вопрос Добрушина, мальчик энер гично махнул рукой назад. — Дядя! В нашей деревне немцы. Мальчик в простоте душевной был уверен, что красноармейцы, не медля ни минуты, бросятся в де ревню и выгонят оттуда немцев. С таким чистым вос торгом он смотрел на них, что они почувствовали себя неловко. — Подойди поближе, мальчонка, потолкуем,— по звал Бондаренко. 295
Радость в лице парнишки погасла, он посмотрел на Ьондаренко задумчиво и как-то выжидательно. Выгонять из деревни немцев нам Сейчас нельзя. Мы другое задание выполняем. Понимаешь? Мальчик, мигая ресницами, кивнул головой. — Как тебя звать? — Санька. — Ишь ты. У меня сынок тож е Санька. Сдается мне, ты смож еш ь нам помочь. Хлопчик ты головастый. — А ты, пацан, не тяни, выкладывай, что знаешь. Н е к кум е в гости пришел,— нетерпеливо сказал До- брушин. М альчуган испуганно вскинул на него свои ясные глаза: по тону Добрушина он понял, что этот чело век — командир. П отом мальчик перевел глаза на Борибая, стоявшего поодаль. — Ты его не подгоняй,— проговорил Бондаренко. Д обр од уш ие Бондаренко, его мягкий голос ободрили мальчика. — Мы, как видишь, в тылу у врага,— продолжал Д обруш ин. — Продовольствия у нас нету, кончилось. Есть т у т поблизости деревня, где немцев нет? — Не знаю. В Ефремове т ож е немцы... В Калашни кове — немецкие танки,— раздумывая, ответил Сань ка. — Вам, небось, хлеба надо? — Разумеется, так. — Тогда сбе га ю в деревню, принесу. — И притащишь немцев на хвосте? — Нет... Нет... Я немцам не скаж у,— губы маль чугана обиженно искривились. — Т о -т о не скаж ешь, а они сами смекнут,— осто рожно проговорил Бондаренко. — Будешь носиться взад вперед, они и смекнут. Ты сейчас куда идешь? — В Кирюхино. — Родные у тебя там? — Тетка Настя живет. И дед Михей. — В от и ступай в т у деревню, а на обратном пути хлеба занесешь ну и другого чего, если найдется. Нас тут много, пусть и д ед Михей возьмет на себя труд, по может. Санька оживился:
— Ой, правда! Дед-то Михей, он сам собирался к нам в деревню. Вы здесь ждать будете? Бондаренко выжидательно посмотрел на Д обру- шина. — Пусть будет так,— ответил Добрушин. Подойдя к Саньке поближе, он дал ему наставление: — Н е взду май ребячиться, следи за каждым своим шагом, огля дывайся по сторонам. Осторожно действуй, понял? — Понял, товарищ командир! — ответил Санька, глядя на Добрушина с великим уважением. На вид Саньке было лет одиннадцать-двенадцать, но он словно повзрослел сейчас на глазах у бойцов, как-то подобрался, посерьезнел. Он бы стро пошел по тропинке дальше: на ходу обернулся и крикнул: — Я скоро, дяденьки! Третьи сутки взвод Ержана шел на восток. Двига лись очень медленно, преимущественно по ночам, а с рассветом прятались в лесах. Вчера с утра им пришлось долго отсиживаться в небольшом редком лесочке: впереди скопились большие силы немцев. Солдаты, под прикрытием еловых ветвей, не шелох нувшись лежали до самого вечера, изредка они встава ли на корточки, переворачивались с бо к у на бок, раз минались, стараясь согреться. Короткий день тянулся бесконечно долго. Напряженное ожидание, сознание близкой опаснос ти повергло солдат в оцепенение. Они лежали будто в дурмане. Ночью взвод двинулся дальше. Ержан стой ко пере носил все тяготы переходов, упорно и твердо ведя впе ред своих изможденных, голодных солдат. Сегодня он остановил взвод в глухой чащ обе. Когда измученные солдаты повалились на снег, Ержан понял, что нужно принимать смелое решение. Д о сегодняшнего дня он боялся рисковать и избегал деревень. Теперь ему стало ясно, что одной осторож ностью не обойдеш ь ся. Так можно уморить людей. Ержан отобрал трех 297
солдат — Добрушина, Бондаренко и Борибая — и при казал им любой ценой добыть продовольствие. . Д обруш ин обладал достаточно изворотливым умом, чтобы позаботиться о себе. С тех пор, как попали в ок ружение, Ержан изменился и это Добрушин видел. Простодушие, отзывчивость исчезли в нем, и все труд нее с ним было ладить. К тому ж е комвзвода начал поглядывать на Добрушина недоверчиво. Ох, этот по дозрительный взгляд! Максим Добрушин безошибоч но читал в глазах Ержана. Этот взгляд говорил: «Да, теперь я вижу, что ты- продувная бестия!» Ержан никогда бы не послал его одного с таким важным поручением. И это Добруш ин тоже понимал. — У нашего командиришки зубки прорезаются. Не зам ечаеш ь?— сказал Добрушин своему дружку Бон даренко. Они втроем лежали сейчас под деревьями, вдали от дороги. Пока вернется мальчик, пройдет немало вре мени, и нужно его как-нибудь скоротать! — У него и раньше были зубы,— ответил Бонда ренко. — Только раньше он их прятал. — Н у да, прятал! П росто он раньше не пробовал прокусить твою толстую шкуру, а теперь не помилу ет,— сказал Добрушин, вдруг теряясь под присталь ным взглядом Бондаренко. — Я, конечно, не слабый орешек. Н о меня никто не собирается грызть. — А меня он просто боится. П отому и не доверя ет,— проговорил Добруш ин после недолгого молчания. — Политически не доверяет. Вот в чем дело. Эти слова Бондаренко сказал совсем не в обиду М аксиму, без всякого умысла. Н о Добрушин сразу на хмурил брови и замкнулся. Молчание не удержалось долго. Добруш ин поддел товарища с язвительной иро нией: — А вы тож е хороши, политически благонадежные! Тебя из другого отделения пришпилили ко мне, чтобы следить за мной. А того, прежнего своего телохраните ля, я сразу раскусил. — Затем, словно скрыв что-то недоброе, Добруш ин усмехнулся. — Ну, посмотрим еще!
При этих словах Борибай почувствовал, как озноб пробежал по его спине и все, что он таил в душ е,— обиду, печальные раздумья, горе — все он выразил не столько своими коверканными русскими словами, сколь ко выражением лица и голосом, дрожаш им о т .возму щения: — Говорят, на корабле души едины... Костлявая звенит над нами своей косой, но мы не сдаемся, по тому что дышим и деремся, как один человек. Что ты мелешь! Какие недобрые слова говориш ь? Ай, плохо! Бондаренко промолчал. Борибай прав. С того вре мени, как начались бои, и особенно в последние дни, когда батальон попал в окружение, он почувствовал перемену в Добрушине. М аксим потерял вкус к шутке, не балагурит, не дурачится. На него вдруг накатывает ярость, то он задумывается и глядит на всех невидящи ми глазами. В его взгляде появилось что-то нелюдимое, непонятное. Бондаренко объяснял себе это тем, что Добрушина ошеломила война, ее опасности и тяготы,— не всякий их выдержит: глядишь и свихнется. Н о чем больше он присматривался к Добрушину, тем яснее становилось ему — эти перемены неспроста. «Выходит, нехороший Максим человек, с какой-то теменью в душе». Едва ои пришел к такому выводу, как Добрушин, которого он считал своим близким приятелем, вдруг стал для него чужим. «Н у мы еще посмотрим,— поду мал Бондаренко,— продать нас тебе не придется!» А Добруш ин и в самом деле стоял на перепутье. Война опалила его сердце и порвала внешнюю оболоч ку его беспечности, за которой он в мирное время пря тался о т житейских невзгод. Он уж е не мог смотреть на окружающий его мир с безразличием эгоиста. Впер вые в жизни он серьезно задумался над своей судьбой. Именно теперь в нем ожила недобрая мысль, д о той поры лежавшая под спудом. На его глазах отступала дивизия, дробясь на части, а ведь она прибыла на фронт, как цельная, крепкая, надежная сила. Одним ударом враг отрезал батальон от полка, а потом, кром сая батальон, оторвал от него маленький беспомощный
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243
- 244
- 245
- 246
- 247
- 248
- 249
- 250
- 251
- 252
- 253
- 254
- 255
- 256
- 257
- 258
- 259
- 260
- 261
- 262
- 263
- 264
- 265
- 266
- 267
- 268
- 269
- 270
- 271
- 272
- 273
- 274
- 275
- 276
- 277
- 278
- 279
- 280
- 281
- 282
- 283
- 284
- 285
- 286
- 287
- 288
- 289
- 290
- 291
- 292
- 293
- 294
- 295
- 296
- 297
- 298
- 299
- 300
- 301
- 302
- 303
- 304
- 305
- 306
- 307
- 308
- 309
- 310
- 311
- 312
- 313
- 314
- 315
- 316
- 317
- 318
- 319
- 320
- 321
- 322
- 323
- 324
- 325
- 326
- 327
- 328
- 329
- 330
- 331
- 332
- 333
- 334
- 335
- 336
- 337
- 338
- 339
- 340
- 341
- 342
- 343
- 344
- 345
- 346
- 347
- 348
- 349
- 350
- 351
- 352
- 353
- 354
- 355
- 356
- 357
- 358
- 359
- 360
- 361
- 362
- 363
- 364
- 365
- 366
- 367
- 368
- 369
- 370
- 371
- 372
- 373
- 374
- 375
- 376
- 377
- 378
- 379
- 380
- 381
- 382
- 383
- 384
- 385
- 386
- 387
- 388
- 389
- 390
- 391
- 392
- 393
- 394
- 395
- 396
- 397
- 398
- 399
- 400
- 401
- 402
- 403
- 404