А <ЗГ ytaaxJu /7лтамбб ГОСУДАРСТВЕ! ЗСудоЖестбенной «Литературы
Авторизованный перевод с казахского Художник 1
Промелькнули предо мною Образы израненных годов. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Р аздался высокий протяжный гудок паровоза; это был голос разлуки, он вырвал уезжающих воинов из объятий близких и как бы провел между людь ми резкую черту. П о одну сторону от нее были воины, уезжавшие навстречу боям, смерти и подвигам, по другую — их родня, оставшаяся у домашних очагов, у станков и в степи, наедине с бессонной тревогой за жизнь фронтовиков. Длинный высокий эш елон медленно двинулся с места. Провожающ ие побежали вдоль платформы, взмахивая руками, выкрикивая напутствия, пожелания, просьбы беречь оебя и не забывать родных — все, что скопилось в их сердцах за эти дни, теперь рванулось наружу. Бойцы толпились у дверей вагонов и тоже что-то кричали, махали руками. П оезд иоподволь набирал ход. Мелькнула и пропа ла с глаз желтая будка. Показались крохотные белые домики. Они тянулись по кромке глубокого оврага, взбегали на невысокие холмы. У домиков стояли женщины и дети и махали поезду руками. А потом открылся город. Невысокие \"дома, словно не б
желая себя обнаружить, прятались под зелеными бар хатными кронами деревьев. Город уходил все дальше, но, удаляясь, он стано вился ближе сердцу бойца, даж е тем из них, кто не жил в нем постоянно. Ери^ану, командиру взвода, бойцы уступили место у дверей, у самой перекладины. Его тесно сжали. Чей-то острый локоть уперся ему в бок; высокий боец Д обру- шин облокотился на его плечи. Н о Ержан стоял не ше велясь, смотрел на убегающий город, на крутые скло ны Ала-Тау, на станции, он ощущал в себе тор жественную приподнятость: ему едва минуло двадцать лет, и он отправляется в боевой поход по зову Родины. Ержан был уверен, что люди смотрят только на него, потому что он статен, молод и в глазах его светится от вага. П оэтому он старался держаться на виду, говорил мало,-не улыбался, а, проходя вдоль вагонов, чеканил шаг, показывая свою выправку. Н о сейчас это чувство самоупоенности покинуло Ер- жана. Тоска шевельнулась в нем — он покидал родные края. Сизоватая мгла п извилистых зеленых ущельях Ала- Тау начинала редеть, становилась прозрачней. Лучи вечернего солнца облили горные хребты нежным мяг ким светом. Вершины гор, теряя серебряную яркость, окрасились в розоватый цвет, будто на них проступила кровь. И эта нежность вечера, эта мягкость красок размягчили душ у Ержана и обезоружили ее. В эту минуту он был беззащитен под напором тоски. Обжи тое гнездо юности, теплое гнездо счастья уходило назад, терялось в пространствах. Д о чего все знакомо здесь. В от голубая сопка с острой вершиной — Ержан когда- то взбирался на нее. Из окна вагона она казалась ма ленькой. А вон немного правее зелеными зигзагами вклинивается в горы ущелье АкСай. — Смотрите, Бурулдай! — закричал кто-то за спи ной Еря$ана. И все стали смотреть на большой, коре настый, хмурый холм, одиноко высившийся посреди ров ной долины. Смотрели и радовались, будто увидели родного человека. — Он самый!
— Эка, каким молодцом красуется! — Вот бы его взять с собой на войну! Солдаты прощались с холмом, как с родственником. То они говорили, торопясь, перебивая друг друга, а то вдруг замолкали. И тогда слышался только стук колес, а за вагонами — молчание большого, огромного мира. Потом снова сгрудились у перекладины. — Города-то уж совсем не видать. — Да и увидим ли когда? Ержану последние слова не понравились. Он хотел сделать замечание, но промолчал. В глубине души он тоже спрашивал себя: «Вернусь ли ?» Он только повер нулся на голос. Это сказал Бондаренко, пожилой боец, балагур. В уголках его маленьких глаз всегда прята лась хитринка. Подшутить над человеком он всегда был готов. Веселая хитринка не гасла в его глазах даж е в те минуты, когда его отчитывал командир. Сейчас, слегка покраснев, Бондаренко спокойно и серьезно посмотрел на Ержана: — Понимаю, товарищ лейтенант. Сказал потому, что к слову пришлось. — В от он каков, наш дядя Ваня, не успел родню покинуть, а уже отходную затянул. Г е р о й !— громко проговорил над самым ухом Ержана сержант Добру- шин. — Хватит. О смерти у меня и в мыслях нет,— сер дито ответил Бондаренко.— Н о и т о сказать: не дрова рубить едем. Как там ни верти, а жаль родные-то мес та.— Он помолчал, а потом сказал в сторону Добруш и- на: — Конечно, я об оседлых людях толкую. А прыгун- кам-кузнечикам все равно где жить. — Тебе, дядя Ваня,— усмехнулся Добруш ин,— я вот что скажу. Ты у нас всю жизнь за юбку жены дер жался, а тут война — теперь поколесишь по свету. И на людей посмотришь и себя покажешь. Раздался дружный хохот. Н о смеялись недолго, вскоре опять наступило молчание: каждый думал о своем. В напряженные минуты жизни самые глубокие переживания человека оседаю т где-то в тайниках души, а на поверхность, как пена, всплывает всякая мелочь. Так было и сейчас: думали о тех, кого покинули, и что
предстоит впереди,— а говорили о пустяках, шутили и острословили. * Картбай, широкоплечий, крепкотелый боец с редки ми, торчащими усами подвел черту: — С весельем и шуткой поехали на войну, пусть так же’ весело вернемся обратно. Бойцы затянули песню. Охрипшие голоса звучали грубовато, неслитно, да п в этом ли было дело? То, что было у каждого в душе и не шло на язык, вылилось в песне. Пели, стоя в дверях вагона и глядя на бегущую под колесами землю, по которой ходили их деды и пра деды. Песня звучала широко и сердечно. Ержан при соединился к хору. Потом стали расходиться по своим местам. Развя зывали походные мешки, вынимали гостинцы, домаш нюю сдобу, которую родные и близкие положили им в дорогу. Ери^ан все еще стоял у перекладины, смотрел на го ры, от которых никак не мог убежать поезд. Подошел боец Какибай, сухощавый и рослый парень с тонким лицом. У него была способность быстро бледнеть и так же быстро краснеть. Пел он мягко и красиво, с большой задушевностью. Д о армии Какибай работал трактори стом. — Красота какая! Вон, видите? — сказал он Ержа- ну, показывая рукой на вершины Талгара. — Ага. — Я ведь работал в Талгаре, в М ТС. Пик Талгара— самый высокий. А вон тот остроконечный пик видите? Когда мы были в городе, он будто задавался перед Тал- гаром: я, деокать, самый высокий! А сейчас, глядите, только отъехали, а пик Талгара, оказывается, выше всех. И правда: из-за остроконечного пика, хвастливо вздернувшегося к небу, постепенно и тяжело вставали три массивных горба Талгара. Остроконечный пик, словно приподнимаясь на носочках, изо всех сил тянул к небу свою шею, а Талгар величаво поднимал над зем лею свой тяжелый корпус. Ержан рассмеялся. — А ведь и правда!
Какибай взволнованно провел ладонями по своей груди. Что-то мучило его. Он проговорил еле слышно: — Вот ведь как оно, товарищ командир. Увидел эти пики и вспомнилось... — Что вспомнилось? — На' войну едем, товарищ командир, ну и пере бираешь прошлое.— Голос Какибая звучал неуверенно, и дыхание у него было прерывистое. Ержан чувство- _ вал, что боец хочет в чем-то открыться ему. Н е реша- '/ Д ясь смотреть Какибаю в лицо, он слушал, опершись на перекладину. А тот рассказывал. — Д етство у меня было сиротское, порядком хлеб нул горя. Вы, надо думать, в родительской ласке росли, товарищ командир... А у меня — не то. И не голод и не холод страшны. К этом у привыкаешь. Самое страш ное — чувствовать, что ты унижен среди других детей. Обездолен. Душ а ребенка она самолюбивая. Д а что об этом говорить! В от когда я попал в детдом — почувст вовал себя человеком. Н о я был переросток, ушел из шестого класса и стал трактористом. С этого времени и пошла моя жизнь в гору: видно, неплохо работал — сразу же выдвинули. Стал ударником. Избрали членом бю ро райкома. А там поднялся я д о бригадира тракто ристов. В позапрошлом году даж е в М оскву на сель скохозяйственную выставку посылали. Без всякого ба х вальства скажу — не сыщешь в районе человека, кото рый крепче меня держал бы руль трактора. Красноре чием не отличался, но и тому научили. На каждом с о б рании место мое в президиуме. А если опоздаю — пря мым ходом к столу, на свободный стул. Как говорит ся — «кого бог возлюбил, тому во всем удача». — Что-то не пойму, на что ты жалуешься,— ска зал Ержан.— Выходит, недоволен тем, что работал хо рошо и честно и авторитет себе заработал? — Нет, так оно не выходит, товарищ командир. Не то плохо, что честно работал, а то, что думал: «Н ет во всей области другого такого орла, как тракторист Ка кибай!» И только летом раскрылись мои глаза,— Каки бай с неловкостью и натянуто рассмеялся.— Весеннюю
вспашку выполнил на два дня позднее срока. Д о этого я слышал, что некоторые бригадиры перегнали меня. Стыдно мне было, понимаете — честь задели. Да что поделаешь! Прибыл в район на предмет надлежащей взбучки и... оказался в числе передовиков. Думал я, ду мал и, наконец, решил, что тут какая-то путаница. П о шел к директору неоткровенно говорю, что на этот раз ударник я липовый. Думал, что он рассердится, а он смотрит на меня и говорит: «Один год ничего не зна чит, оставайся на том месте, к которому привык». «Что вы, говорю,— сильно нехорошо» А он: «Ты один в рай оне из тех, которыми мы козыряем. Позориться тебе не след. Если ты хочешь понять меня правильно, то это политика». Хотел я крикнуть: «Такую вашу политику знаете куда?»... Но... И Какибай безнадежно махнул рукой. — Ну, а что дальше? — нетерпеливо спросил Ер- жан. — Смолчал. Вот что дальше. Смолчал и остался на прежнем передовом месте. Н о прежнего духа во мне те перь не было. Нет, товарищ командир, теперь я стал замечать все, что творилось вокруг меня. Как говорит ся, слепой за что ухватился за то и держится. Вот так и слепые мои руководители держались за меня до той по ры, пока я не сдал и другие меня обошли,— медленно, д а уверенно. Вот так я и прозрел. Некоторое время Какибай щелкал пальцами по доске. — С тех пор запала мне в сердце тайная думка, под тачивала она меня и лишала сна. Только сейчас я впер вые заговорил об этом. Д аж е своей Марияш не расска зывал... Уже сгустились сумерки. В разных углах вагона бой цы стали зажигать свечи. Ерн^ан и Какибай, подстав ляя грудь вечернему ветру, смотрели в степь, посте пенно погружавшуюся в темноту, на пучки огней, вид невшиеся вдалеке, на неясные силуэты гор. Какибай, испытывая неловкость оттого, что Ержан молчит, про тянул: «Д а-а»,— и пошел на свое место. «П очему он мучается»?— подумал Ержан. Ведь ничего нечестного не сделал. Заставили. « И даже Ма- 10
рияш не рассказал...» Ержан хорошо помнил Марияш. Она два раза приходила к Какибаю на свидание. Смуг лая, круглолицая, миловидная и очень застенчивая. Когда солдаты стали беззлобно подтрунивать над ней, покраснела и отвернулась. А сегодня, на станции, Ер жан видел Марияш в объятьях Какибая. Уткнувшись лицом в грудь мужа, она плакала навзрыд и не могла унять слез. Растерявшийся Какибай конфузился, дрожащ им го лосом утешал жену: «Перестань, Марияш. Д а пере стань, будет же. Постыдись людей». И старался засло нить ее от взгляда посторонних. «Д аж е М арияш не рас сказал!..» Поезд остановился на разъезде. Добруш ин, про шмыгнув под рукой Ер»{ана, спрыгнул на землю. — Куда идешь? Ведь неизвестно, сколько времени простоит п оезд!— закричал Ержан. Добрушин, не слушая, прокричал: «Сейчас вер нусь!» — и бросился бежать. Ержан вскипел и крикнул еще1 раз, но Добрушин был уж е далеко и не мог его слышать. В бледном свете редких станционных фона рей мелькнула его бегущая фигура и скрылась. Ержан от злости прикусил губу. Когда поезд тронулся, показался запыхавшийся Добрушин, он едва успел вскочить в вагон. Ержан, не помня себя о т гнева, набросился на него: — Почему уходишь без разрешения? Кто тебе поз волил? Отвечай! Добрушин стоял, вытянувшись в струнку. Н о по все му видно, гнев Ержана не особенно его встревожил — что-то другое заботило его. — Товарищ лейтенант,— наконец проговорил он с таким выражением, будто хотел сказать. «Д а не о том ты речь ведеш ь!»— Шожебаева нигде нет. Искал по всем вагонам — не нашел. — Что такое? Слова Добрушина оглушили Ержана. Как это могло случиться: послё посадки он забыл проверить людей! Ходил вдоль вагона, щеголяя выправкой, и забыл про верить... Шутка! А командир отделения куда глядел? Коман- 11
дир отделения отвечает за своих бойцов. Вся беда в Добрушине. Если бы можно было на него положиться... Задохнувшись, Ержан некоторое время глядел на Добрушина. П отом с новой яростью набросился на него: о— А ты что делал? Чем был занят, что за десятью бойцами не мог уследить? Почему д о сих пор не докла дывал? — Д а я давно заметил. Только думаю, что он, м о жет, в другой вагон попал. Поэтому д о времени и не беспокоил вас, товарищ лейтенант. Добрушин словно не замечал гнева своего началь ника. Держался почтительно и по форме, но глаза его смотрели куда-то мимо Ержана, и он не столько слу шал лейтенанта, сколько был занят собственными со о б ражениями. Парень себе на уме, верткий и какой-то не верный. Ержан его недолюбливал. Конечно, как командир он требовал безоговорочного подчинения, и Добрушин выполнял его приказы. Н о было между ни ми что-то неискреннее и неуважительное, чего Ержан не мог сломить. Ержан был уверен, что Добрушин и в грош его не ставит. Обычное: «Есть, товарищ лейте нант!» в устах Добрушина звучало, как «Ладно уж тебе, не разоряйся попусту!» Сейчас он всем видом своим говорил: «Кричи, кри чи, а что толку? Криком дела не поправишь. Отвечать- то придется тебе». — Я отдам тебя под суд! — пригрозил Ержан. — Что ж. товарищ лейтенант, есть у вас такие воз можности. Отдавайте. Ержан почувствовал, что . хватил через край. Он молча повернулся и отошел в сторону. Опять Добрушин одержал верх. Н о что сейчас об этом думать! Придется отвечать за Ш ожебаева — вот о чем нужно думать. Ер- жану было скверно, так скверно, словно он хлебнул отравы. Что предпринять? Ш ожебаев был\" человек пожилой, лет под сорок, и, кажется, малограмотный. Д о армии работал чабаном. Военная премудрость давалась ему с великим трудом. Чорт его знает, почему он отстал от эшелона. На вид степенный, скромный, но, как говорится, в тихом омуте 12
черти водятся. Пойди, разберись, что у него на душе. — Как нам грузиться, гляжу,— Балкия потянула его за собой,— сказал Картбай из глубины вагона.— Никак они не могли расстаться, голуби. Замешкался он с ней, вот и отстал. В самом деле! Теперь Ержан вспомнил: незадолго до отправления Кожек, переваливаясь с ноги на ногу, подошел к жене Какибая, плачущей на плече мужа, и стал утешать ее своим умильным голосом : «Н е плачь, сноха, утешься. Чем слезы лить, думай лучше о том дне, когда он вернется здоровый и невредимый». И в это время из толпы выбежала крупная, намного выше Кожека, широколицая смуглая женщина и бросилась к нему с воплем: «В от ты где, батюш ка мой!». «Э то ты, Балкияш! Ойпырмай! Наконец-то добралась»,— так и встрепенулся Кожек, погладил жену по плечу и схватил ее за руки. Он топтался на месте, не зная, что делать дальше, лицо его сияло от счастья. И вдруг слезы хлы нули из его глаз. Жена сказала строгим голосом: «Ай-бай-ау, где же это виданно? Сначала поздоровайся!» Рядом с ней стоял какой-то человек с редкой острой бородой, в широком тымаке. Ержан отвернулся и ото шел. Видно, в это именно время расстроенная супруга и потащила мужа за собой. Обстоятельства прояснились, но от этого не стало легче. Черная ночь. Голоса в вагоне замолкли. Только Ержану не спится. Великолепие степной ночи потускне ло для него. Вдали густым созвездием сверкают огни. Там живут незнакомые ему люди. Они ж ивут в теплых домах и не знают, что он, Ержан, едет на войну, и у него свои заботы. и Двухосный вагон. Посредине стол, сооруженный из ящиков и досок. Чья-то заботливая рука покрыла его плащ-палаткой и поверх расстелила синюю твердую бу магу. Посмотреть с о стороны — настоящий стол фабрич ной поделки. Вдоль стен в один ряд вытянулись нары, 13
над ними висят шинели с узкими талиями, фуражки, полевые кожаные сумки, у стен — рации. На столе го рят три свечи. В вагоне просторно. Едут командиры. За столом трое. С едой давно покончено, об этом свидетельствуют пустые тарелки и опорожненная бутылка с длинным горлышком. На самом краю ящика, словно он присел на минутку, неловко сидит мускулистый, широкоплечий капитан М урат Арыстанов, командир батальона. Смот рит исподлобья. Э то значит, что он собирается возра жать собеседникам. Рядом с ним — майор Купцианов, начальник штаба полка. Он приятен на вид, даж е красив, черты лица тонкие, а каштановые волосы нежны и легки, как у женщины. В том, как он бросил руку на стол, как, от дыхая, свободно опустил плечи и откинулся на спинку стула, в том, как улыбается одними уголками губ, еле заметно и насмешливо, и как, приподняв подбородок, глядит на человека сверху вниз,— в о всем этом чув ствуется хорошо усвоенные манеры. Когда слышишь его мягкий бархатный голос и видишь, как легко он движется и непринужденно, элегантно носит суровую военную форму, то невольно кажешься себе неловким неуклюжим. О т Купцианова пахнет одеколоном — тоже очень тонко. У края стола напротив Мурата сидит старший лей тенант. У этого маленькие глазки, блестящие, как бу синки, и продолговатое пепельно-серое лицо. Он уже начинает полнеть. Это шестой помощник Купцианова, говоря военным языком, ПНШ -6, Уали М олдабаев. Н а чальник штаба перед отправкой полка не слишком о б ременял себя. Как старший командир, он вовремя и педантично отдал приказания, наблюдал за исполне нием их со стороны, не вмешиваясь в мелочные заботы. Во время посадки он держался вместе с руководителя ми местной власти, прибывшими на проводы частей. Родных и знакомых Купцианова на вокзале не было. М ожет быть поэтому, он оставался равнодушным к слезам людей, провожающих своих близких. Они даже раздражали его, нарушая торжественность минуты. Деловито, слегка нахмурившись, Купцианов обходил 14
эшелон, изредка останавливаясь у вагонов. Знаками подзывая к себе командиров, он отдавал им приказания или делал замечания, если обнаруживал непорядок. Как и все, он чувствовал, что жизнь его подошла к но вому рубежу. Но он сознавал также, что его личная от ветственность выше, нежели у подчиненных ему людей. П оэтому на людях он держался так, как т о г о требовала его высокая ответственность, и старался, чтобы все ви дели это. Уали М олдабаева Купцианов держал при себе. Уали был преподавателем в высшей школе и обладал обш ир ными знаниями, а Купцианову нравились образован ные, культурные люди. С д ругой стороны, характеры их были сходны. П оэтому Купцианов держ ал себя с Уали на равной ноге, лишь в крайнем случае переходя на официальный тон. Почти всегда они были неразлучны. Вместе с ж еною Уали на вокзал приехали его т ов а рищи. П о том у, как они ш умно окружили его и жали руки, можно было понять, что Уали завоевал не только их уважение, но и любовь. То и дело слышалось: «З до ровым тебе доехать, веселым вернуться!», «Береги нашу воинскую честь!», «Н у, да не тебе это говорить!», «Д ру зей не забывай, пиши почащ е!» Но когда поезд тронулся, Уали почувствовал тоскли вую зависть к тем, кто оставался здесь, на обжитых безопасных местах, в то время как он уезжал навстречу опасностям и неизвестности. Третий собеседник Купцианова и Уали М олдабае ва — командир батальона Мурат. За вчерашний день он не присел ни разу. Военная служба — это собранность и подвижность. И, тем не менее, подъем боевой части по сложности своей напо минает откочевку аула. Подгонка снаряжения, переоб- мундирование, наконец — погрузка в вагоны. Мурат, отдавая приказы своим командирам, лично проверял исполнение их. Когда батальон в строю направлялся к станции Алма-Ата I, ему удалось забеж ать домой и обнять жену и сына. С тех пор он не знал ни одной с в о бодной минуты, и только когда эш елон тронулся, когда густая толпа на платформе замахала руками, он вдруг раскаялся в том, что не разрешил жене и сыну приехать 15
на вокзал. Э то была ненужная строгость, д аж е ж есто кость по отнош ению к ним и к се бе сам ому. Н о жалеть было поздно. М урат чувствовал, что сам себя ограбил. Он отдавал полный отчет в том, что страна пережи вает грозные дни. Армия отступает. В военных свод ках упоминались города, занятые врагом. Э то были крупные города, далеко отстоявшие друг от друга. М урат обводил эти города черным карандашом на кар те европейской части СССР, которую носил в планшет ке. Кружки, умножаясь, тянулись длинной цепочкой. За короткое время враг вторгся в глубь страны. Мощь его удара нельзя бы ло не видеть. М урату ещё не доводи л ось воевать, если не считать дв у х — трех инцидентов на границе во время его пограничной службы. Тактику он знал неплохо но, конечно, не м ог себе представить, что такое на деле современная война. О том, что это будет беспощ адная война, война на истребление, он знал. Враг подбирается к самому сердцу страны. И надо быть готовым к подвигу. Сознавая это , М урат был стр ог и требователен как к себе, так и к другим. Все последнее время он жил как в лихорадке. «П о чему нас так долго держат в тылу»? — думал он. Но вот пришёл день наступления. И М урат вдруг почув ствовал, что не смог, не сумел подготовить своих солдат так, как этого требует война. Если на военной служ бе он был всегда тверд, то при разлуке с близкими сердце его дрогнуло. Здесь, в этом городе, он оставлял половину самого себя. Здесь прошла его юность. Чтобы не раскиснуть, нужно немедленно откинуть все эти мысли и чувства. И он решительно отошел от двери, не стал больше смотреть в сторону удаляющего ся города. Его ординарец, шепелявый с выпуклыми гла зами джигит Маштай, чисто прибрал в вагоне, пригото вил обед. — Товарищ капитан,— с казал он,— садитесь ку шать. С сам ого утра ничего не ели. К еде М урата не тянуло. Вмешался Купцианов. — Капитан, солдат верно говорит. Давайте ужи нать,— сказал он. 1G
Уали поставил на стол бутылку водки. — Идите сюда! Поднимем чарку за наш отъезд! Командиры, скрывая за показной веселостью тоску по родным, обрадовались предлогу и шумно рас селись за столом. Н о на первой же остановке командиры отправились на обход эш елона. За столом остались трое. О т недав него веселья не осталось и следа. Потянулся неторопли вый разговор, к которому так располагает дальняя д о рога. Купцианов пытливо поглядел на М урата. В сущ нос ти, он мало знал его, два-три месяца проработали вмес те. Вначале Мурат был командиром батареи и в это время сталкивался с Купциановым не часто. Н о теперь- он перешел из артиллерии в пехоту и был назначен ко мандиром батальона. Встречались непосредственно по службе, но близко не сошлись. Купцианов видел — М урат командир деятельный Батальон в его руках стал более собранным. Н о Мурат, пожалуй, грубоват. Слишком у ж прямой характер. Р а за два Купцианов имел с ним стычку. Ч то еще он знает о М урате? Его лю бит командир дивизии Парфенов. Это важно. Дальняя дорога, безусловно, познакомит их бли же. В от тогда Купцианов и оценит в полной мере, на что способен любимец генерала. Сейчас Купцианов присматривался к Мурату. Он и не замечал раньше, что этот казах по-своему, пожалуй, красив. Только вот скулы немного широковаты, а л об — высокий, открытый, выразительное лицо будто выточено из слоновой кости, прямой нос, с горбинкой, с тонкими ноздрями. Весь подтянутый, энергичный, подвижной— настоящий восточный красавец. Но, что называется, дурно воспитан: в разговоре го рячится, а заденешь за живое — размахивает руками. Куда это годится? В глазах иногда вспыхивает горячий блеск, и смотрит так, будто нож вонзает. Совсем уже дурная привычка. Офицер находчивый, красноречивый, но способен нагрубить, резко оборвать. Недостаточно серьезен. И все-таки есть в нём что-то незаурядное. Продумав все эти свои наблюдения, Купцианов пришел к такому выводу: «Камешек ценный, но не отгранен.
К ругозор узок, отсюда все недостатки: стремления ограничены интеллектуальные потребности 'невелики». Почти пятнадцатилетняя военная служба Купциано- ва протекала в крупных городах, в штабах, всегда на виду у большого начальства, поэтому к строевым ко мандирам Купцианов относился не то что свысока, а равнодушно, мало ценил их. Вырос он в интеллигент ной семье, державшейся старых -Традиций: родители считали главным достоинством человека знание прили чий и учтивых манер. Купцианов считал, что строевые командиры, нахо дясь все время среди солдат, сами постепенно грубеют. 1 Известно, что военная жизнь сурова. Но, как считал Купцианов, правильное воспитание выработало в нём стойкость, которая позволила ему оставаться самим со бой в любой обстановке. Он охранял свою воспитан- ' ность, как чибис охраняет гнездо. Безусловно, влиянием среды на человека очень велико, и Купцианов разделял а это марксистское положение, так как оно вполне соот- . ветствовало его собственным убеждениям. Из этого, он делал вывод: чтобы среда не засосала, ' надо найти человека, близкого по воспитанию и житей ским навыкам, близкого по духовным запросам. Таким человеком в полку был Уали. Мурат Арыстанов не та кой, этот человек был напористый по характеру. Э то и заставляло Купцианова присматриваться к нему. — Итак, мы выступаем на фронт,— сказал он осто рожно и, приподняв подбородок, поглядел на Мурата.— Спустя несколько дней нам предстоит принять боевое крещение. Однако наша подготовка, если вы заметили, недостаточна. — Д а, недостаточна,— согласился Мурат. Купциа нов не сомневался, что Мурат говорит искренно. — Как я понимаю, наша задача — во что бы т о ни стало приостановить врага. Именно об этом третьего июля говорил в своем выступлении товарищ Сталин. Что касается нас, т о мы должны, подобно пробке, зат кнуть пробоину на каком-нибудь решающем участке фронта. Используя нас в качестве пробки, командова ние подготовит настоящую боевую армию. is __ ' I:
— А мы разве не армия? — спросил М урат, резко вскинув головой. — Ну, кто же это говорит! Конечно, мы — армия. Но, если изволите знать, армия армии рознь. Купцианов спокойно глядел М урату в глаза. — Я вас не совсем понимаю. — Что же тут непонятного! — вмешался Уали.— Вениамин Петрович говорит о недостатках нашей подготовки. — Немного терпения, Уали Молдабекович,— сказал Купцианов и наклонился к сторону Мурата, словно со-, брался поведать ему что-то сокровенное.— Говоря прав ду... Мы здесь люди, свои,— он осмотрелся по сторо нам.— Если говорить правду, наша дивизия еще не яв ляется достаточно крепким боевым соединением, и нам с вами это ясно. Наш долг с вами — задержать врага, пока не будут подготовлены боеспособные воинские части. Конечно, в глаза вам этого никто не скажет. — Нет, я не понимаю вашего утверждения,— спо койно ответил М урат.— Наша дивизия недостаточно подготовлена. Это верно. Мне ли этого не знать! Вон сколько времени я гонял своих бойцов, а не добился того, что нужно. Знаю. Но знаю также и то, что в боях мы наверстаем упущенное, война закалит дивизию. В этом я не сомневаюсь. Купцианов недоверчиво взглянул на М урата: не по казывает ли комбат острых коготков? — Мы люди военные,— проговорил Купцианов, по ворачиваясь к Уали, который тут же кивнул головой, соглашаясь с ним. — Значит, не боимся ни пули, ни правды. Зачем нам тешить себя иллюзиями? Нужно смотреть правде в гла за, как бы она ни была жестока. В настоящее время па ша дивизия— лишь суррогат войска. — Конечно, лучше горькая правда, чем сладкая ложь,— присоединился к нему Уали. Мурат, пытаясь д о конца понять Купцианова, словно взвешивал его на ладони: на взгляд Купцианов казался отлитым из свинца, а на ладони весил легко, словно оловянный. — Простите меня за откровенность,— сказал Мурат
с присущей ему резкостью.— Я тоже выскажу горькую правду. М ож ет ли солдат, заранее знающий, что его оружие даст осечку, уверенно идти в бой? М ожет ли командир, заранее убежденный в неспособности своих солдат, спокойно обрекать их на гибель? С такими, простите, воззрениями нельзя ехать на фронт. М урат говорил зло, каждое слово вколачивая, как гвоздь. Этакий ерш! Купцианов почувствовал себя уяз вленным. Н о он сознавал, что зашел, слишком далеко. Стремясь свести разговор к шутке, он рассмеялся: — Ну. вот вы заговорили, как обвинитель. А х я, бедненький!.. А все ж е нужно сознаться — вы оптимист. — Я не могу присоединить себя к числу крикунов и бахвалов. Н о что я оптимист, это верно. Верю в свой батальон, хотя и недавно им командую. Атмосфера накалялась, и Уали почувствовал себя неловко. Конечно, д о ссоры еще далеко, но в этой раз молвке глубокий смысл и довольно неприятный. Имен но так начинают затягиваться узлы в отношениях ко мандиров. И они оба — Купцианов и М урат — были’ дороги ему. Купцианов — начальник, д руг и доброжелатель, и не скрывает этого. Что касается Мурата, человек он тоже не чужой. Была своя прелесть в их старой дружбе. П о добно Уали, М урат был одним из казахов, получивших хорошее образование. Э то связывало их. О т чистого сердца Уали решил вмешаться. — М урат, Вениамин Петрович, обратился он, пово рачиваясь то к одному, то к другому.— Какой смысл обострять разговор? У нас есть праведный судья— вре мя. Оно покажет, кто прав. Н е будем спорить. Мы расстались с красавицей Алма-Атой. Давайте же вы пьем алма-атинского вина! — Кажется, подъезжаем к станции. Я пройду по эшелону,— М урат поднялся с места. П оезд остановился. Мурат не успел выйти: в вагон поднялся Ержан. Уали спросил приветливо: — Ну, как дела, Ержан? Ержан грустно кашлянул и обратился к Мурату: — Разрешите доложить, товарищ капитан?
П о лицу Ержана М урат угадал, что случилось что- то недоброе. — Докладывайте. — Боец Ш ож ебаев отстал о т эшелона. — Когда? — При отправлении. Купцианов и Уали недоуменно переглянулись. — Этого еще не хватало! — Хорошенькая новость! М урат некоторое время молчал. Э то был удар не ожиданный и поэтому ошеломил его. Он и в мыслях не мог допустить, что случится такая неприятность. Х о лодным взглядом он окинул Ержана. Этакая образи на! А ведь казался ловким, расторопным. А на деле — рохля. Ишь, стоит... смотреть жалко. Таким не людьми командовать, а хотя бы как-нибудь оберегать себя. Грозный окрик не подействовал бы на Ержана так угнетающе, как эт о ледяное молчание М урата. . Он пробормотал, едва шевеля губами: — Я виноват. Н е уследил. — И без того знаю, что виноват,— сказал М урат.— Н о как это случилось? Нечаянно отстал? Или... сбежал? — По-моему, нечаянно отстал. — Н о ты не уверен? — спросил Мурат в упор. — Трудно сказать. М урат еще раз оглядел Ержана с головы д о ног и безнадежно махнул рукой. — Пройдём в твой вагон. При появлении Мурата бойцы вскочили с нар и вы тянулись в струнку. Н о лишь немногие смотрели коман диру в лицо. М урат вышел на середину вагона и, зало жив руки за спину, оглядел людей. На всех лицах ле жало выражение виноватости. — Садитесь,— приказал М урат и оглянулся, разыс кивая глазами табурет. Один из бойцов придвинул к нему ящик. М урат сел поудобнее, закурил. Вое в молчании следили за ним. — Давайте разберемся в этом позорном происше ствии,—сказал Мурат,— !Кто из вас может что-нибудь оказать? Что вы думаете о Ш ожебаеве? М ожет, у него 21
был тайный умысел? — Этот вопрос как бы заморозил людей. Наступило долгое тягостное молчание. Наконец, поднялся Картбай. М урат с удовольствием оглядел его невысокую, крепко сбитую, ширококостую фигуру, румяное лицо со следами оспы и с редкими ры жеватыми усами. — Насколько я знаю; злого умысла у него не бы ло,— сказал Картбай. «Э тот зря не скажет,— подумал Мурат.— Джигит серьезный». И не стал больше спрашивать. Поднялся сержант Добрушин, краем глаз покосился на Ержана. затем на Мурата и поднёс руку к виску. — Товарищ капитан, Ш ож ебаев — боец моего от деления. Разрешите, я сойду и завтрашним эшелоном самолично доставлю его. Э то темный человек, отсталый. Запутался где-нибудь между рельсами. Добрушин худощав, долговяз, слегка горбится. В движениях не столько солдатской собранности, сколько природной живости. Лицо без морщин, но оно какое-то истертое, изношенное, повадки у него кошачьи. П о ви ду трудно определить его возраст — в иной день дашь лет тридцать, а в иной и все сорок. И ничто не запоминается в нём: ни голос, ни фигура, ни черты лица. Он как-то стирается, выскальзывает из памяти. И только взгляд у Добрушина особенный — настороженный, ласковый, будто гладит тебя Д обр у шин своим взглядом. «Н у, ты, надо думать, великие виды повидал на своем веку»,— усмехнулся Мурат. Е му не захотелось посылать Добрушина. Он сказал: — Ты потерял бойца, с тебя довольно. Постарайся сберечь остальных. Д ругого пошлем. - Поразмыслив, М урат остановился на помощнике ко мандира взвода, старшем сержанте Зеленине. Знал он его мало, но все-таки знал. Э тот молодой человек, хруп кий с виду, с маленьким лицом, с о светлыми волосами, казался ему расторопным. Л ю бое поручение он выпол нял добросовестно и основательно. М урат вернулся в свой вагон. Там еще не спали. Чувствовалось — настроение упало. На столе мерцала единственная свеча. Купцианов сидел на краю своих
нар. М урат коротко ответил на его вопрос об отстав шем солдате, снял фуражку и, подставляя л об ветру, стал у двери. Огни станции, светившие, как яркие звез ды, погасли в ночи. Эшелон двигался в черной темно те. М урат задумался. Случай с Ш ожебаевым — сквер ный случай. Он засел в душе, как заноза. Н о не эт о главное. Главное в том, что вся прошлая, еще вчера волновавшая его жизнь осталась за перевалом. Впе реди новый перевал. Он еще не знает, что, его ждет, знает только, что начинается новый исполинский пе реход. И вот на перевале о т одной жизни к другой он видит прожитое, как торопливо прочитанную книгу. Мурату недавно исполнилось тридцать два года. Когда он оглядывался на свою прошедшую жизнь, им неизменно овладевали два противоречивых чувства. К а жется, только вчера, босоногий, носился по аулу, играл в альчики, потом учился в интернате. И вот не успел оглянуться — уже взрослый человек, офицер, командир батальона. И недавно это было и будто очень давно. Открытая степь за аулом, где они играли в альчики, ма ленький каменистый косогор, прозванный «Тастум сы к» (каменное ры ло), который вплотную подошел к реке Жандыз и на который они не раз взбирались; низкие землянки, рассыпавшиеся по берегам реки — все это, как живое, стоит перед глазами. ...Кобыла, в летний знойный день стоящая по колено в воде; из-за густой камышовой заросли видны только уши и хвост, которым она обмахивается. Д о сих пор М урат слышит крик играющих в воде детей. Прибрежная трава у Жандыза летом высыхает, образуя сплошное поле корочек. Они, как иголки, вонзаются в потрескавшиеся, словно ножом изрезанные ступни и пальцы ног. Ведь это бы ло только вчера? Нет, не вчера — далеко, далеко в прошлом лежит его детство. За многими перевалами. М урат рано распрощался с ним. Была хмурая осень, когда он о т о шел от ребячьих игр. Отец возил сено, скошенное на равнине за Тастумсыком, и брал сына с собой. Зимой, когда окреп лед, на озере Ж андыз рубили камыш. Ко нечно, Мурат сам не мог рубить, он собирал срублен ное отцом. П о ту сторону Жандыза, сливаясь вдалеке 23
с возвышенностью, распростерлась широкая равнина Итолген, и над этой равниной нависла тяжелая, сине свинцовая туча. Угрюмая эта туча, открытая равнина, на которой ме ла поземка, тревожили душу ребенка. Казалось весь мир дрожит, иззябнув на стуже. А тут еще и отец приговаривает, поглядывая на небо: «П ло хие приметы, нехорошая будет зима». И качает головой. В тот год отец рано загнал овец в хлев. Не только овцы, но и лошади с трудом добывали себе подножный корм. М урат с уж асом глядел на окровавленную ногу своего любимца гнедого с белой звездочкой жеребца- трехлетка. Плача, мальчик спрашивал: «К то, кто изре зал ногу моего Кунани?» В этот ж е год он узнал, что такое джут, раньше это страшное слово он слышал только от старших. В его детское сознание дж ут вошел картиной безысходного бедствия: в казане кипит жидкая, без всякой приправы похлебка, трехлеток с белой отметиной лежит на земле, истощенный, с выпирающимися под кожей ребрами, бедность глядит изо всех углов. Выходя из дому, М у рат видел обледенелую землю; как живое существо, из нуренное голодом, она не в силах сбросить с себя покрывшую ее корку льда. В этот страшный год не вид но и кругленьких рябчиков, которые обычно стаями сле таю тся на гумно. Скотные дворы заброшены, а быва ло, в прошлые годы несло от них запахом сена и на воза. Вместо теплого, дымящегося навоза кое-где ва ляются застывшие катышки. С наступлением лета отец М урата, отделившись от родни, переехал в город. Пожитки погрузили на ото щавшего за зиму верблюда, сами шли пешком. В эту печальную пору М урат простился со своим д ет ством, с тем мирком, в котором он жил с о дня своего рождения. Невелик был этот мир. Мальчик ни разу не перебирался на другой берег реки. Их аул в летние ме сяцы кочевал только на этой стороне. В туманной дали вставала перед глазами Мурата вершина Агадырь, не ясная и словно воздушная. Воображение его играло. <24
Ему мерещилось, что там, за этой горой, лежит сказоч ная, волшебная страна, родина неслыханных чудес. Он не знал, что за Агадыром тянется равнина, такая же, как Итолген, а за нею — новая возвышенность. Сейчас семья медленно брела вслед за своим верб людом. Мальчик устал, его мучил голод, томила жаж да. Он поднял глаза на отца. Обливаясь потом, отец та щил на спине огромный мешок, который они не смогли нагрузить на верблюда; отец согнулся под тяжестью, ноги его сгибались, но он не проронил ни слова. В родные места Мурат вернулся лишь через восемь лет. Он кое-чему научился за эти годы, кое-что пови дал. Ему было уже двадцать — настоящий джигит. Ве роятно, впечатления детства слишком сильны, слишком устойчивы: М урату казалось, что его встретит такая же угрюмая, свинцовая Ж андыз, какой она была в день расставанья. Но, едва перевалив Агадырь, он увидел на берегу реки широко раскинувшийся аул, а на взгорье— косяки лошадей. Бескрайняя степь, очнувшись о т зим ней спячки, дышала полной грудью и наслаждалась весенним днем. Мурат подъезжал к Тастумсыку. Ему хотелось со скочить с арбы, подбежать к Жандызу и кинуться в его светлые воды. Н о уполномоченному по конфискации имущества у крупных баев не следовало этого делать. М урат только шевельнулся разок и выпрямил спи ну. Аул сохранил свой прежний облик. Темноватые круглые юрты. Конные джигиты с висящими на руках куруками. Скот, возвращающийся к вечеру с пастбища и вздымающий высокие столбы пыли. Перед дверьми огонь, разложенный в яме. Только на той стороне реки аул Дербисали стал как будто меньше. Раньше там отдельной кучкой ж а лись друг к д ругу большие белые юрты, теперь они по темнели. В течение трех дней М урат объезжал аулы и бесе довал с людьми. В городе он получил ясные указания и знал, что ему надлежит сделать: крепко опираясь на бедноту перетянуть на свою сторону середняков и, разоблачив крупных баев, конфисковать их иму щество.
Н о когда он приехал в аул, все спуталось. Скота у Дербисали оказалось значительно меньше, чем это зна чилось в списке Мурата. При таком наличии скота Д ер бисали не попадал под конфискацию. М урат пытался расспрашивать, куда подевался скот. Одни уклончиво отвечали: «Откуда нам знать! Разве мы подсчитывали, у кого сколько голов окота?» Другие ж е говорили: «Тебе ли не знать, дорогой, что такое джут? А он не з а бывает нас. Н у и к. тому ж е водятся в степи волки и хищники разные». М урат отправился в аул Дербисали. Дербисали был человек крупного телосложения, черная борода с про седью. Мурата он встретил у юрты. В детстве М урат ви дел Дербисали не больше двух-трех раз. В то время это был красивый румяный человек; носил длинный та тарский бешмет синего сукна и остроконечную синюю шапку. За восемь лет он заметно переменился, в бороде появилась седина. И прежней важной осанки тожё не было. Дербисали постарел, осунулся. На голове — поношенная соболья шапка, на пле ч а х — только легкий халат. Дербисали помог М урату сойти с арбы и провел его в небогато обставленную ю рту из пяти решеток. — Голубчик мой, М урат, казахи так говорят: «Если издалека приехал шестилетний ребенок, т о д аж е шести десятилетний старец обязан его поздравить с прибы тием». Н о я не мог проведать тебя. Ч то скрывать — опасался сплетен. Ведь что станут говорить? Дербиса ли, мол, спешит подольститься к человеку, который приехал забрать его скот. Так говорил Дербисали, сидя против Мурата и под жав под себя ноги. Ладонями он погладил свои колени и, немного откинувшись назад, оглядел Мурата с ног до головы. — Ведь время сейчас какое? Все равно власть з а берет скот, который положено забрать, тебя ли она по шлет на это дело или другого,— сказал он и, вздохнув, продолжал: — Не принимай моих слов близко к сердцу. Гово рю все эт о потому, что к слову пришлось. Ну, как здо-
1ровье отца и матери? А рыстан, надеюсь, ещ е не с о старился? Как наша сестра Ж амиля? Кстати, ведь ты близкий нам человек, племянник. А Ж амиля дочь на шего рода Байжума. Собираясь к Дербисали, Мурат внутренне подго товил себя к неизбежной схватке с классовым врагом. А Дербисали повел себя как родич. И не столько для того, чтобы дать отпор Дербисали, сколько для сам о го себя М урат прямо и резко высказал все, что думал о б этом человеке с детских лет: — А не для этой ли родной сестры вы в трудную минуту пожалели коровенку? Дербисали вытаращил на М урата глаза и вдруг рассмеялся: — Ишь ты, где поймал! Ну, весь в отца уродился. П рямо о т Арыстана и не отличишь. Т о т тож е никому и н,и в чем не спускал, каждое словечко помнил. Дербисали неожиданно оборвал смех и рассуди тельно заговорил: — Т от год обезьяны1 мы тож е пережили нелег ко. Отощать, правда, не отощали, но были близки к тому. Возле меня в тот год весь аул Байжума кор мился. Н о твои слова — к месту. М ог бы я дать Арыс- тану кобылицу либо коровенку. И не дал. Почему? Все оттого, что жадность крепко въелась в душу. Кто знает, может, теперь мы и расплачиваемся за эту ж ад ность. Вечером М урат возвращался к себе из аула Д ер бисали. На пути его встретился одинокий всадник. Э то был невысокий крепыш с маленькой черной б о родкой; не слезая с коня, он поздоровался с М уратом и. прищурив глаза, усмехаясь, посмотрел ему в лицо. — Вижу, ты меня совсем не узнаешь, М урат? М урат пристально всмотрелся. — Вы... вы.. Ж ангабыл! Ассалам уалейкум, Ж а- неке! — крикнул М урат, слез с арбы и протянул руку. — Здравствуй. Живи долго. Покинул ты наш аул 1Летоисчисление раньше у казахов велось циклами в две надцать лет. Каждый год цикла носил название определенного 27
еще мальчиком, а не забыл,— ответил Жангабыл, слез с коня и сильно тряхнул руку Мурата.— Вот он ка ков теперь, сын Арыстана, большим начальником стал! Три уж е дня как приехал и все не слезаешь с арбы. Мы с Арыстаном друзья были, а сын его так и н е собрался проведать нас. Н у ничего. А к тебе дело есть. Отпусти возчика, пройдемся пешком, погово рим. Когда арбакеш отъехал, Жангабыл заговорил: — Знаю, ты от Дербисали едешь. Здоровы ли лю ди и скот почтенного бая? Видать, хорош о тебя встре тил, радушно. И, конечно, напомнил, что доводишься племянником ему. — Откуда вы знаете? — спросил удивленный М у рат. Жангабыл громко расхохотался. — Ну, молод еще! М ож ет быть, ты собирался помочь пастухам, чтобы они получили положенную плату? — Да- — И, конечно, оказалось, что все пастухи давно получили ее полностью. — А об этом вам кто сказал? Жангабыл снова рассмеялся. —- Что там толковать? Бог свидетель, табунщик Кулбай так вам ответил: «Д ерике мне ничего не дол жен. У меня седая борода, не м огу я говорить неправ ду, не м огу на себя взять такой поклеп. Дорогой пред ставитель власти, напиши в своих документах, что Кулбай получил в се сполна». М урат был поражен. Жангабыл говорил так, слов но сам присутствовал при его разговоре с Дербисали. А Жангабыл продолжал сердито: — Эх, забитый он человек, этот Кулбай. Притер пелся, привык к унижениям. Н о и он скоро опомнит ся. Лю ди у ж е отведали плодов советской власти. Это наша власть, бедняцкая. Д о сих пор она только под тачивала баев, а теперь, мне думается, изготовилась накинуть на них большой курук. В от ты и привез этот курук. А сам знаешь — в табуне всегда найдутся сильные, хитрые кони, которые ловко прячутся в ко-
•сяках. Дербисали тож е знает. Ты, верно, и сам это заметил. О т всего его богатого имущества остались у него одни поскребки. А ты ломаешь себе голову: ку да, дескать, девалось его богатство, его скот? Н е ищи в юрте Дербисали того, чего в ней нет. Если хочешь чего-нибудь разыскать, слезай со своей арбы, садись на коня и сбр ось с головы свою городскую ш апку. У меня дома есть лишняя шапка, надень ее. И давай .вместе объедем аулы. Н о запомни: хоть ты и сын бед няка Арыстана, но сегодня ты начальник. Первый встречный не станет изливать перед тобой свою душу, не скажет правды. А что касается имущества и жив ности Дербисали, чего не знаю я, т о знаю т люди. Лишь бы не перевелись на свете бабы : тайна, запи санная даже в коране, перестанет быть тайной. Слу шай. Я тебе устрою встречу с окрестными ловкими джигитами. К ак погляжу, ты все не м ож еш ь найти дорож ку к ним. Е сть здесь джигит Картбай, тадой же боевой, как и ты. Мы зовем его Каратаем. Возьми его с собой будет надежным товарищем. Начальство-то предупреждало: при раскулачивании бае.в вы должны опираться на бедняков. В о т мы и есть те бедняки. М урат с новой энергией взялся за дело: у р од ственников Дербисали он обнаружил спрятанный по частям скот и имущество бая и конфисковал их. Д а л ось это, конечно, нелегко. Н о не только конфискация, а и раздел байского скота между бедняками оказался трудным делом. Т о ли играла здесь роль агитация ба ев, т о ли давили вековая отсталость и темнота, но многие бедняки упирались. «И з разоривш егося аула не бери и былинки».— говорит пословица. «П усть бог наградит нас нашим собственным добром, не можем мы за чужим трудом тянуть руки, скот, не принесший счастья Дербисали, и нам не д аст счастья»,— такова была мудрость вчерашних батраков. Дербисали перед своей откочевкой сказал М ура ту так: — Голубчик М урат, время мы переживаем лихое, и на это, видно, воля аллаха. Н е 'ст а л о богатства, ко торое мы собирали по крупинке, ногтями выцарапы вали из земли. Ты ведь мне не чужой. И корень зла
не в тебе сидит. На тебя у меня нет обиды. Как го ворится: если время твое обернулось лисой, ты обер нись гончей и догоняй ее. Будь счастлив! А мы пере несем все, что ниспослал нам аллах. В незнакомых местах много рытвин и ухабин, голубчик Мурат. Хо тя бы оставил меня жить среди родных. Н о что по делаешь! — Отагасы, что это вы все поминаете о време н и ?— сказал Мурат. — Народ говорит, что хорошее время только теперь и наступило. Время — не лиса, а мы — не гончие. Власть прочно перешла к нам в ру ки, вот мы и переделываем' время. Не скорбите о скоте, скот нашел своего настоящего хозяина, того, кто ухаживал за ним и растил его. А теперь отправ ляйтесь побыстрей, а то, видите, народ шумит. — Д а, время теперь ваше,— сказал Дербисали, и в глазах его сверкнула ненависть. Н о он тут же опустил их и проговорил беззлобно: — Конечно что же тут другое можешь сказать? Будь здоров, голуб чик, передай поклон Арыстану и Жамиле. К то знает, .встретимся ли еще? Н о через четыре года •они встретились. Мурат окончил совпартшколу. В 1932 году его командирова ли в район Жандыза. Э т о было тяжелое время в Ка захстане. Ошибки в руководстве кочевниками, пере шедшими на оседлость, произвол перегибщиков, про иски вредителей — все это ослабило и здешний моло дой колхоз. М урат отдавал все свои силы на то, что бы восстановить пошатнувшееся хозяйство. Он сумел сплотить вокруг себя таких бедняков, как Жангабыл, Карбай и других. Дела колхозные стали исподволь поправляться. Н о за недблгий срок под покровом но чи исчезли поодиночке несколько аульных жителей. Вслед за ними стал исчезать колхозный скот. .М урат собрал преданных ему людей на совет. . — И Жолман-рваный рот, мой родственник, тож'. пропал,— сказал Каратай.— Я потихоньку кое-что выведал у жены. В наши края тайком вернулся Дерби сали. Это к нему уходят люди. Я полагаю, они скры ваю тся в густых камышах Соналы. Мурат, с согласия колхозников, вооружил колхоз 30
ных джигитов дробовиками и соилами и посадил их на коней. — Если оможете, уговорите их добром сдать оружие. Н адо полагать, они не с голыми руками за сели там,— предостерег Жангабыл. .После двухнедельных поисков колхозный отряд натолкнулся на бандитов. Они появились из ущелья на холме Каналы, ч то на противоположной стороне Соналы. Увидев многочисленный отряд, они застыли на месте, не зная, ударить ли по колхозникам или ■броситься наутек. М урат остановил отряд и, взяв с собой Каратая, выехал вперед. Дербисали он узнал издали. Н а голо ве бая красовалась соболья шапка, на плечах — лег кая накидка, перетянутая в поясе. Он сидел, п од бо ченившись, на гнедом коне; поодаль о т своей группы. Когда М урат приблизился, Дербисали взглянул на него со злостью и рассмеялся. Борода его еще боль ше поседела за эти годы, былая полнота пропала — перед Муратом был сухой, жилистый, крепкий ста рик. М урат понял, что ничего хорош его ж дать о т не го нельзя, и круто остановил свою лошадь. — Ну, чего ж е не приветствуешь меня, сын Арыс- тан а?— издевательски спросил Дербисали.— Что ж не пожелаешь здоровья? — И так вижу, что ты здоров,— ответил Мурат, обводя бандитов холодным взглядом. Головы у них были повязаны платками, рукава закатаны. Их было не меньше тридцати, у многих были ружья. Одни по ложили их поперек лошадиных грив, другие держали, опустив дула вниз. Было ясно, что выбора нет: либо одолеть их, либо умереть о т их пули. — Я не затем приехал, чтобы узнать, х орош о ли вы живете,— громко сказал М урат,— П ервое мое сло во к тем джигитам, которые пошли за тобой, Д ерби сали. И к тебе это тож е относится. Образумьтесь. Сейчас ж е следуйте за мной. Не буду скрывать: если ослушаетесь, вам не поздоровится. — В те годы ты меня выселил, а теперь зовешь ехать с тобой ? Чтобы в тюрьму упрятать? Нет, не дождешься. Если сможешь, попробуй взять силой! — 31
крикнул Дербисали и кивнул головой на своих всад ников, стоявших на холме.— Явились к нам из города лясы точить, хвастали, ч то построите новую жизнь- Что ж, увидели казахи эту новую жизнь. П опробова ли, какая она на вкус. Теперь поглядим, как вы сумее т е перетянуть казахов на свою сторону. На русских надеетесь, а -у русских дела не лучше. М урат ответил: — Дерево, вырванное с корнями, больше не даст листвы. И мы не позволим ему расти. — A -а, это только вы думаете, что вырвали. Нет. М ои корни глубоко сидят в земле. — Перережем корни: а о судьбе казахов не бес покойся, они нашли свою дорогу.' И ты уже не см о жешь сбить их с этой дороги. Все, что ты сможешь сделать,— эт о подставлять им ножку. Не очень-то на дувай зоб. Тебе кажется, что ты возглавил народ, а у тебя под рукой всего тридцать человек.— М урат повернулся к холму.— Джигиты, вас сбили с толку! Дербисали вместе с собой и вас всех хочет утопить. Что д обр ого вы от него видели? Ну-ка возвращайтесь к своим детям и женам! О т имени советской власти объ являю вам прощение! — Обманывает этот щ енок!— Дербисали, обер нувш ись к стоящ ему рядом с ним черномазому чело веку с рваным ртом, приказал: — Убери его! Криворотый, вытаращив глаза, наставил на М у рата ружье- В эту минуту Картбай, пришпорив коня, вымахнул вперед, заслонил Мурата и закричал: — А ну, стреляй в меня, криворотый, чтоб ты 'СДОХ... У черномазого ружье выпало из рук. Бандиты •опешили. — Только попробуйте тронуть представителей со ветской власти, она завтра ж е сметет вас вместе сс всеми вашими потомками и наследниками! Не лайтесь, дурни, возвращайтесь в аул! Эх вы, тупоголовые! Н е послушаетесь, погибнете! В эту критическую минуту «агитация» Каратая подействовала куда лучше и сильней, чем речи М ура та. Один за другим всадники трогали коней и пере 32
езжали поодиночке на сторону муратовсжого отряда. Дербисали в сердцах огрел своего коня. В воздухе, изгибаясь змеей, просвистел бугалык Картбая и опус тился на шею Дербисали. Коренные перемены в аульной жизни пришлись как раз на молодые годы М урата. Он бы стро возм у жал и окреп. Весь жаркий огонь молодости он отда вал тому, что рождалось на обломках старого. В го рячке работы, кажется, и не заметил, как бы стро ме нялся и изменился вчера еще темный, невежественный народ, растекшийся по широкой степи. Тридцатые го ды отдалились, оставив в душ е М урата ощущение, что он очень давно живет на свете, очень м ного пере видел, очень много выстрадал и передумал. В мучительной схватке с отживающим рождалась новая жизнь. Д ел о не кончилось тем, что подрезали байские корни- Дорой приходилось воевать с самим собой, с кровью отрывать что-то, глубоко засевшее в душе. Н о жизнь прожита недаром. В большой борьбе есть и маленькая доля его уси лий. Все лучшее в себе М урат отдал этой борьбе. И эта борьба продолжается. Сейчас он ехал на войну, чтобы победить самого хищного врага. Ержана угнетало изменившееся к нему отношение Мурата. Самолюбие молодого джигита было уязвле но. Он не переживал бы свою неудачу так сильно, если бы М урат просто накричал на него или наложил взыскание. Военная жизнь приучила Ержана строго относиться к себе. А М урат же попросту махнул ру кой. К чему, дескать, слова тратить? К огда они вошли в вагон, Мурат сделал вид, будто Ержана и нет здесь — разговаривал только с Добрушиным, с Карт- баевым и задание дал Зеленину лично, словно не Ер- 'жан командир взвода. 3 Грозные дни.
И это больше всего оскорбило его: «Стало быть, с о мной, как с командиром, уж е не считаются. Что ж, я — самый нерадивый, самый плохонький среди ко мандиров? Как мало си меня знает!» Размышляя о б этом , Бржан открыл для себя еще более горькую истину: не только как командира, но и как человека М урат не ставил его ни в грош. Он как бы ему сказал своим поведением: «Ты даже того не стоишь, чтобы я тебя наказывал»- А этот его взгляд — не то что пренебрежительный, а безраз личный, равнодушный —- как бы говорил: «Ты не сто ишь и того чтобы я тебя замечал». Н очью Ержан ворочался на своих нарах. Теперь ем у казалось, что все в вагоне смотрят на «е г о равнодушными глазами Мурата. Самое против ное из всех человеческих чувств — это сознание свое го полного ничтожества. Тем более тяжело было ему это сознавать, что он по-своему любил М урата. Он любовался его тонким лицом, выправкой, прямотой и требовательностью. И такой человек отвернулся от «его. Сознание своего ничтожества было так неприят но, что Ержан стал бороться с ним. Он начал с того, ч то попытался развенчать М урата в собственных глазах. «Хорош о, пусть М урат образцовый командир,— размышлял он. Пусть. А самомнение? М ож но ли счи тать себя всегда и в любых обстоятельствах правым? Самомнение родит высокомерие, высокомерие родит зазнайство. М урат способен унизить человека только потому, что имеет большой чин. Еще посмотрим кто и как проявит себя на вой не,— продолжал распалять Ержан себя.— А если я выдвинусь? В от тогда-то ты меня и заметишь. А ты попробуй заметить героя в человеке, который не уопел еще себя как следует проявить». О т подобных рассуждений Ержан почувствовал себя легче: непогрешимость М урата постепенно раз венчивалась, а собственная цена Ержана возрастала. П рош ло немного времени, и Ержан в своих глазах на голову перерос Мурата. 34
На одной из остановок он наткнулся на Уали. О хорошем настроении Уали говорили блеск его маленьких серых глаз и быстрая веселая походка. — Здравствуй, Ержан. Ну как жизнь молодая? Уали протянул руку. — Д а, неважные у меня дела. Сами слышали,— сказал Ержан, не поднимая головы. На оживленное лицо Уали набежала тень. — Да, знаю. Вот негодник этот Шовкебаев, зама рал он тебе репутацию. А ты носа не вешай. Сыщется, не иголка. И не ты один в ответе. Чему случиться, того не минуешь. Посмотрим, чем дело кончится. Не падай духом. Такие ли еще трагедии впереди! Это были первые слова сочувствия, которы е услы шал Ержан. Уали по-братски обнял его за плечи. — Какая прелесть эта степь! П ойдем с о мной, мы сейчас на открытой платформе. Проедеш ь с о мной один-два перегона.. Ержану не хотелось идти с ним, но он побоялся вызвать недовольство Уали. С о вче рашнего дня он чувствовал себя одиноким, и у ж е не оставалось сил нести дальше эту тяжесть. Добруш ин, ® порядке наказания, был назначен на внеоочередное дежурство. Ержан дал ему строгий наказ следить за поряд ком и пошел за Уали. На открытой платформе было действительно хоро шо: прохладный ветер, над головой глубокое небо. Н а слаж дайся необъятной степью, впивайся глазами в ее красоту, смотри в царственные дали, на зимовья, рас сеянные в просторах под синим бархатом небес! С Муратом я с некоторых пор довольно близ кий товарищ,— сказал Уали, предлагая Ержану па- широсу.— Однако должен признаться, д о сих пор не 1могу его понять. В институте он был заочником. Уро ки брал у меня. Вместе охотились. А раскусить, чем юн дышит, я так и не сумел. С т обой , например, мне легко говорить: что на душе, то и на словах. Знаю, и ты на меня не обидишься за неосторож ное слово, и я на тебя не рассержусь. А М урат... П орой он добр и сердечен, а иногда из-за сущего пустяка вдруг надует
ся и лопнет, как пузырь. Какой-то шершавый у него характер. Все, что говорил Уали, как нельзя лучше отвечало настроению Ержана. С недавних пор они сблизились. И х дружба, как и у многих людей, возникла незамет но. Ержан не сохранил в памяти того дня, когда он впервые увидел Уали. Позже, на полевых занятиях, о т нечего делать они разговорились. Э то стало повто ряться, и, узнавая Уали ближе, Ержан стал прони каться к нему доверием и уважением. ...Однажды Уали повел Ержана в город. Они вме сте заходили проведать преподавателей института. Н е бывавший доселе в среде образованных людей, боявшийся обнаружить свое невежество, Ержан очень стеснялся. И в разговор опасался вступать и д о уго щения едва дотрагивался. Уали, который везде чув ствовал себя как дома, подчеркивал свою дружбу с Ержаном и этим поднимал его в глазах своих зна комых. А у Ержана бы ло такое чувство, будто Уали несет его на руках над пропастью. С о стороны Уали это была несколько покровитель ственная дружба, но Ержан не замечал этого. — Он наложил на тебя взыскание? — спросил Уа ли, следя за пеплом своей папиросы. — Т о-то и оно, что нет. И снова разволновавшись, он выложил перед при ятелем за свою горькую обиду. Язык плохо слушался его. «И •вот,— оказал Ержан, разводя руками,— чув ствую себя, как в пустыне». — Да-а... У М урата эт о есть, эт о проскальзыва ет,— отозвался Уали, растягивая слова.— Он, если хочешь знать, грубоват. Этот человек рожден для вой ны. Сейчас люди солдатской складки необходимы. Я человек другой мерки и другого назначения, но, ви дишь, тож е подчиняюсь дисциплине, потому что я честен и обязан защищать отечество. Но, если на то пошло, мое м есто разве в армии? Пятнадцать лет я учился и жил, как затворник. Н евозможно сосчитать, сколько книг перелистали вот эти руки. Почти закон чил аспирантуру. А в от зу б р ю шийшовку и кодировку, что доступно лю бом у грамотному человеку. Ты зна
ешь моих товарищей по институту. Все они заброни рованы и преподают, т о есть делаю т свое прямое дело. С этим Ержан был согласен: люди, обладающие знаниями, больше принесут пользы народу на своем посту, нежели в рядах армии. Но Уали сказал: —- Тем не менее я не воспользовался бронью. Как ни говори, в этом есть что-то недостойное. И после войны это ска!жется. Разная цена будет тем, кто про ливал кровь на фронте, и тем, кто сидел в тылу. Лишь бы только уцелеть. Теперь Ержан стал думать, что и в этом Уали прав. Он ответил: — Понятно, после войны фронтовики будут в п о чете. Иначе, где ж е справедливость? — Только бы уцелеть,— повторил Уали с легким вздохом-— Время жестокое, Ержан. Ж естокое и грозное. В такие 'времена люди не особенно-то внима тельны друг к другу. Они эгоистичны. У меня, как и у тебя, друзей мало, и мы должны служить опорой 'друг другу, иначе пропадем в этом урагане. О б исто рии с Кожеком Шожебаевьгм я рассказал Купциано- 1ву. И с М уратом тож е поговорю: Н е унывай. И действительно, вскоре подавленное настроение Ержана развеялось. Чувство обиды прошло. Все по мыслы Ержана теперь были устремлены к К ожеку. Холмы бегут навстречу поезду. Чем дальше они к горизонту, тем медленнее их бег. В от уж е вторые сут ки, вырвавшись из окружения гор, поезд гремит в открытой степи. Она, как океан, с песчаными гребня ми волй. Лазурное марево на рассвете окутывает далекие холмики и к полдню встают миражи. Разли ваются в степи озера иссиня-темного цвета. Чудесная вода дрожит, переливается и торопливо бежит куда- то. Кое-где островками поднимаются из нее холмики В какие-то минуты вода-баловница весело обмывает
их вершинки. В степи наводнение. Среди воды взды мается громадный белый дворец, но через какое-то ^мгновение сразу оседает, становится низким-низким — 'Он словно прячется, прижимаясь к воде. Н о вот, вы тягиваясь ®о весь свой длинный рост, поднимается к поднебесью чудовище-великан, а когда снова погру ж ается в воду, т о на какое-то мгновение принимает обличье верблюда. Океан-мираж бурно катится от горизонта к гори зонту, но после полудня движение воды замедляется— и вот уже нет воды. Словно голубое шелковое по крывало спадает со степи, обнажая неровное пересе ченное холмами, широкое и некрасивое лицо ее. Путник, впервые увидевший степь, робеет перед нею: она давит его своими необъятными просторами, он чувствует себя одиноким, затерянным и бессиль ным. Ч то человек перед лицом всемогущей природы? Иное чувство испытывал сейчас Ержан. За последние годы молодой джигит перевидел многое: и южные го ры-великаны, и сибирокую тайгу, и крупные города. И 'вот он снова увидел степь, и так потеплело у него в груди, будто увидел старую любимую бабушку. Он с упоением смотрел на манящие неохватные дали. ...Жизнь Ержана (началась на верблюде. Сидя на 'жазы р маленьком гнезде и раскачиваясь в такт плавному мерному шагу верблюда, он смотрел на равнину, обрамленную сопками, подобную огром ной черной чаше. Он смотрел на высокое небо. «Что дальше там, за сопками? — думал он.— И где ж е наш аул ?» И вдруг вдали показался рыжий пес. Он лежал растянувшись, положив морду на передние лапы. А когда приблизились, то оказалось, что это не пес, а высокий холм. В о впадине бежал прозрачный ручеек. В се эт о он видел, как во сне, но впечатления тех дней и теперь сохранили для него свою сказоч ную прелесть. В те времена в его детской памяти степь впервые начертала письмена своих тайн. Потом юн исколесил босиком все грязные ложбины, все ше-
роховатые бугры. Сколько раз валялся он в кудря вых, волнуемых ветром ковылях... И сейчас, кажется, щеки Ержана еще чувствуют .прикосновение этих мягких и в т о ж е время стр оп тивых ковылей. А назавтра, когда проснешься в вой лочной юрте, в открытом тундуке виден клочок ои- него-синего, вы сокого-высокоЛ неба. Ни на мгновенье не прекращается пение жаворонка. Удивительно, как это в крохотном тельце жаворонка может вместиться такая широкая, нескончаемо льющ аяся песня! Ержан смотрит на едва дрож ащ ую в голубом небе черную точку. Он лежит неподвижно, и грудь его рас пирает от счастья. За спиной раздается топот копыт, слышатся голоса людей, пригоняющих скот. Кто-то .кричит: «Эй, придержи-ка гнедого с отметиной, я съезж у в аул Ш алгьш бая!» Жасан с Жуаном тож е встали. «Эй, Ж асан, давай кто быстрее д о речки добеж ит»,— предлагает длин ноногий Куан. «Ты все равн о опередишь. П озови Е р жана, а я пока закатаю штанину,— отвечает Жасан. В это время, не утерпев, подбегает Ержан. Степь ды шит утренней прохладой. Вся окрестность видна от четливо. М ожно разглядеть далекое зимовье, распо ложенное у Ж ароткел. М ягко лож ится под ногами зеленая, пропитанная росой трава. Что там д о речки, они и д о коновязи бегут вперегонки! И, конечно, длинноногий Куан всех обгоняет. «Я поранил себе ногу о б осоку, не могу беж ать»,— гово рит Жасан. «Ну, разве плох твой братишка? — горде ливо спрашивает Куан, стуча себя в грудь.— Я и тем но-рыжей трехлетке не уступлю. Ого!» Ребята с задором ловят жеребят. П реж де чем поймать и привязать их, они злят тех, что постарше, гоняют — это ли не игра! Потом идут к реке П о д о роге в траве ловят кузнечика. Летом в речке с пе рекатами вода прозрачно-чистая. Отчетливо видно дно. Вон короткий, шероховатый, плотный пестрый окунь, вон белый, как серебро, несколько продолго ватый лещ, а ближе к поверхности воды мелькает мелкая рыбешка. Они ловят рыбу. Окунь, тычась, 39
долго играет крючком. «Окуни, лещи, попадайтесь на мой крючок»,— приговаривает Ержан. «Окуни, потяните крючок вниз»,— изредка гово рит Куан. Ержан рос среди простых казахов. Они обучали его езде на лошади и как пригонять ск о т д омой, и как ловить коней куруком. Ф Все, что знали сами, все, что усваивали с детских лет, передавали мальчику. Он услышал о т них уди вительные сказки, песни, поэмы, легенды. А потом началось ученье. Из года в год он узнавал все боль ше, и тайны мира исподволь открывались ему. То, ч то он узнавал из книг, постепенно входило в жизнь. Казалось, сама жизнь казахов садилась за школьную парту. ...Эшелон остановился на разъезде. Ержан мед ленно прохаживался вдоль вагонов и вдруг услышал женский мягкий смех. В десяти шагах от санитарного вагона разговаривали и смеялись две девушки. Одна коренастенькяя. широколицая с коротко остриженны- 'ми волосами. Д ругая тоненькая, на щеках румянец. С коренастенькой Ержан знаком. Вот она с бедовой улыбкой на губах, то. качнувшись, наклоняется к по друге, то откидывается назад. Она рассказывает что- то очень смешное. Это санитарка санвзвода батальо на Кулянда. А вторая? Ее Ержан тож е видел раза два. Н о не знаком. Кажется в батальоне Она недавно. Военная фор ма меш ковато сидит на тонкой фигуре и не к ли д у ей. Голениша ее кирзовых сапог слишком широки. Гимнастерка, перетянутая в поясе, топорщится на ■спине. Будто на подростка надели отцовскую одежду. И тольк о пилотка, сидящая набекрень, ей впору и придает совсем юному лицу задорное и даж е игривое выражение. Подойти к ним? Ержан колебался, борясь с р о бостью , пока его не выручила счастливая мысль: просто неудобно не поздороваться с Куляндой, с ко торой он знаком. И он подошел к девушкам доволь но храбро; однако слово «здравствуйте» прозвучало 40
'неуверенно. Кулянда тотчас ж е приняла серьезный вид, повернулась к Ержану и ответила приветливо: — Добрый день, Ержан. Ее подруга, широко раскрыв большие глаза, вни мательно посмотрела на Ержана. Кажется, вспомина ла, где она могла видеть этого лейтенанта. Ержану 'почудилось, что девушки нарочно молчат, приняв смиренный вид, чтобы поиздеваться над его нелов костью. Но отступать было поздно, и он сказал, на вравшись смелости: — Кажется, я помешал вашему интересному рас сказу, Кулянда? Продолжайте, пожалуйста. Э. вы не з р я замолчали. Вероятно, вы говорили о б о мне что- нибудь смешное. — Нет. нет...— поспешно проговорила Кулянда и всем телом откачнулась назад. — Д а, знаю, я вас, девушек! У вас такая привыч ка: тплько сойдетесь и давай высмеивать джигитов. Все это Ержан говорил Кулянде. но коаем глаза Следил за ее подругой. Л ицо у подруги бы ло оваль ное, темное от загара, но загар не погасил румянца, верхняя губа слегка вздернута, что говорило о ее капризном характере- И, кажется, по-детски лю бо пытна. В ней не было и тени ложной стеснительности. Все так ж е внимательно оглядывая Ержана, она ска зала: -*- Выходит, вы ничего не знаете о девушках. Она сказала это с той прямотой, с какой ребенок разговаривает со взрослым. Ержан почувствовал себя свободней: не нужно выбирать слов и притворяться остроумным и раз вязным малым — все это ни к чему с такой простой и искренней девушкой. И он ответил, радуясь, что говорит прямодушно: — Не знаю девушек? Тем лучше. П росто не хо чется, чтобы тебя выставляли на посмешище. Какой смысл высмеивать незнакомых людей? Например... вас? В таком случае давайте знакомиться. Кулянда что-то не торопится это сделать. 4,1
— :0й, я совсем забыла! Познакомьтесь. Раушан в нашем взводе недавно,— сказала Кулянда. Ержан молодцевато вытянулся и протянул руку: — Ержан. — Раушан,— проговорила девушка. Есть такое свойство у молодых людей: в мийуты душевного подъема они становятся болтливы. Это и случилось с Ержаном. — В от и хорош о, что вы в нашем батальоне,— говорил он оживленно.— В месте будем воевать. В дивизии наян батальон на лучшем счету. И команди р ы и бойцы как на подбор. Наверно, вы уж е сами убедились. И Кулянда, конечно, рассказывала вам. — Ч еловеку х орош о там, где он привык. И •я привыкну, ведь а совсем недавно у вас. — Конечно, привыкнете. Да, к слову: я вас уже видел раза два. Перед отправлением мы были в Ак- с а е на тактических занятиях. Тогда я вас видел с Ко- 1ростылевьгм. Н е .помните? Н о я думал, что вы из другой части.— Ержан перевел дух. П отом предло ж и л :— Идемте пройдемся немного. — Нет, поздно, сейчас, наверное, тронется,— опас ливо сказала Кулянда. — В таком случае приглашаю вас в наш вагон. Познакомитесь с 'бойцами. В дороге буд ет веселей. Песни споем. — Нет, нельзя, нас командир будет искать,— упор ствовала Раушан. В это время дали сигнал к отправлению. Что-то повлекло Ержана к вагону девушек. Он снова оробел. Это, конечно* не совсем удобно. Впрочем, командир санвзвода, темнолицый курносый гигант Коростылев ему хорошо знаком. В оГ и повод. — Как живешь, старшина? Пришел проведать те бя, Иван Ф едорович,— сказал Ержан, входя в вагон и изо всех сил стараясь говорить.непринужденно. — М едикам болеть не полож ено.— пробасил К о ростылев.— П роходи вперед, молодой человек. Оц не очень-то был радушен, этот Коростылев, и 42
его обращение «молодой человек» прозвучало так: «Знаем вас, юнцов, сразу видно, что притащился к девушкам». П осле такого приема Ержану следовало бы уйти, д о выручил случай: поезд тронулся. Волей-неволей Ержан остался- В вагоне было тесно, и Ержан не знал, как раз говаривать с девушками на глазах малознакомых людей. Но он, так сказать, уж е ступил на бревно и даже добрался, балансируя руками, до середины, стало быть, надо, несмотря на угрозу сорваться, идти до конца. Как ни стеснялся Ержан людей, он довольно неза висимо подвел Раушан к двери вагона, сказав: — Сегодня мы проехали мои родные места. — Вот как? Вы родились в этих местах? — от кликнулась Раушан.— Н аверное, ваши родители вы шли к поезду попрощаться? — Нет. Они ж ивут далеко о т железной дороги. А заранее я не м ог им сообщить.— Ержан вздохнул.— Сегодня я прощался с родной стороной. Вы только поглядите на эту степь. Красиво! Прощай, степь! Жди « а с с победой! Ержан взмахнул рукой. — Ничего я здесь не нахожу красивого,— недо вольно сказала Раушан.— В от уж е второй день ни деревца, ни речки, ни кочки. Скучно. Ержан ош ибочно думал: 'все, что нравится ему, должно нравиться и ей, что радует е г о — д ол ж н о р а довать и ее. Слова Раушан отрезвили его. Он прого ворил сдержанно: — Это у железной дороги так скучно. А впереди мы еще будем проезжать много красивых мест: речка Каинды, речка Талды, .горы. Раушан не хотелось огорчать Ержана. Она ска зала: — И в наших местах есть горы и реки. Наши г о ры не такие высокие, как алма-атинские, но они кра сивее. — Вы где родились? Она рассказала, что росла она в маленьком горо- 43
Де Восточного Казахстана, а родилась около Кокче- тава. Но те места она помнит плохо. Л ет десять назад ее отец работал в Чимкенте. Э тот жаркий, пыльный гор од хорош о сохранился в памяти Раушан. Потом они жили в окрестностях Усть-Каменогорска. В этом году, окончив десятилет ку, приехала в Алма-Ату, поступила в вуз. Приехала пораньше и остановилась у родственников, решила хор ош о подготовиться к экзаменам. А тут началась война. Одни уходят на фронт, другие, не покладая рук, работаю т на оборону. М олодом у здор овом у че ловеку как-то неуютно на улице без главного дела. Это ж е так легко понять. Она, Раушан, не какая-нибудь девушка старого времени, ничего на свете не понимающая и от всего далекая. Она перечитала горы книг, не пропустила, кажется, ни одного фильма. Сколько смелых женщин бы ло в гражданскую войну! Разве м огут нынешние девушки отстать от них? Раушан подала заявление о зачислении в армию, скрыв это о т брата- Она знала, ч то он буд ет недоволен. Золовка — женщина старых понятий. Н е совсем, конечно, но отчасти. Узнав, что PavuiaH уезжает, золовка разливалась в три ручья: «Д а разве это женское дело — война? Тяжело тебе будет, моя баловница». Ей и в голову не приходило, что нынешние казахские девушки в отваге не уступа ю т ребятам,— нужно винтовку держать — возьмут и винтовку. В ней, в золовке, бы ло кое-что о т старины, этого не скроешь, но она человек доверчивый, простодуш ный, и сердце у нее золотое. Раушан уже немножко 'соскучилась по ней и по матери. П отом Ержан узнал о заветной мечте Раушан: воевать не в санитарках, а разведчицей или снайпером. Она уж е говорила об этом с командиром батальона, капитаном Арыстано- вым. Вначале он и слушать не стал — ребячество, вздор! А потом задумался и сказал, что будущее по кажет. Пока он посоветовал ей как можно лучше ис полнять обязанности санитарки. П оэтому Раушан считает себя в санвзводе человеком временным. К чему еще горячо стремилась Раушан—это по
пасть на Западный фронт, на М осковское направле ние, где в эти дни враг наступал с особенной яростью . Как только Раушан сказала об этом, Ержан поддер ж ал ее. Здесь он чувствовал себя компетентным. Не сколько снисходительно, чего он и сам не заметил, молодой командир остановился на стратегических м о ментах, высказал авторитетное суждение о развитии дальнейших операций, а также уверенность в том, что их дивизию бросят именно в М осковском направ лении. Кулянда окликнула их и предложила сыграть в домино. В игре К оростылев с Куляндой были парт нерами, а Раушан — партнером Ержана. Теперь им казалось, что они уже давно знакомы. И вот, постукивая костяшками, Ержан с таким видом поглядывал на Раушан, будто у них был о б щий секрет, надежно укрытый о т посторонних. «П усть они поиграют в домино, а у нас с тобой есть что-то получше»,— было написано на лице Ер жана. Раушан часто вскидывала на него свои чер ные глаза, словно спрашивала: «К ак сыграть даль ш е? Боюсь перепутаю». И он, готовый на плутню, подсказывает ей ход энергичной мимикой. — Н у, ну, вы там вдвоем,— не перемигивайтесь!— басом говорил Коростылев. И о т этого слова «вд воем » на душ е у Ержана теп лело. Д о чего же мило для слуха словечко «вдвоем». — Раушан, следи за своим джигитом, пусть не заглядывает в чужие руки! — сказала немного пого дя Кулянда. — Нет, нет, я не смотрел. Только и увидел, что шестерку дубль,— рассмеялся Ержан, невесть чему радуясь. Теперь он уверен, что все довольны его болтовней с Раушан. Каждый дружески их поощряет. Ержан ■переполнен благодарности. И, желая вознаградить Кулянду, он говорит: — Ладно, дуплись! И, не покрывая шестерку, закрыл свою тройку. В овой вагон Ержан вернулся в приподнятом настрое
нии и тут ж е освободил Добруш ина о т внеочередно го наряда. В есь вечер он перебрасывался с бойцами шутками и первый раз за всю дорогу спокойно за снул. А когда открыл глаза, в окно падали косые сол нечные лучи — будто поперек вагона поставили четы рехгранный серебряный столб. И бойцы проснулись в самом хорошем расположении духа. Ержан испытывал какое-то сладостное изнеможе ние. Будто, как в далекие годы детства, смотрит он через тундук на бездонное голубое небо. И такое ощущение, что вот сейчас, оию минуту, вольется в д уш у ослепительная радость, как вчера. Что было вчера? Раушан! Как перелетная птица, садясь на нетку дер ева заставляет его томиться по весне, так Раушан примостилась у его сердца, и томит, и ласка е т его, и будит надежду. Ержан собрал все свои си лы, чтобы вызвать в памяти образ Раушан. Н о черты ее лица, ее плечи, ее руки словно плыли в тумане и т у т ж е исчезали. Он не м ог поймать ее очертаний. Только один ее взгляд, который она бросала на него во время игры в домино, остался в его памяти. Ержан поднялся с нар. Неожиданно его охватило беспокойство. Так бывает с людьми, которые, про снувшись с похмелья, с тревогой спрашивают себя: «Н е натворил ли я вчера чего-нибудь?» Д а, это так, вчера он держал себя с Раушан не уклюже. Мж очень много говорил. Есть же у него такая противная черта: т о замкнется в себе, клещами сл ов а не вытянешь, а т о разболтается — удерж у нет. Стоит ему увлечься разговором, как он уже повыша ет голос, /и д о т о го неприятен становится это т го лос — грубый, резкий, он прямо уши режет. Д а, да... Вчера Раушан не вытерпела и два раза перебила его. И он не замолчал. И Раушан это не понравилось. А когда вслед за девушками входил в вагон? Тог да он улы бался фальшиво, противно. Раушан, конеч но, видела его противную рожу в ту минуту. И потом, играя в домино, он позволял себе паясничать перед человеком, видевшим его в первый раз. Паясничал, 46
кривлялся. И раззадорясь, ляпнул: « А меня началь ство собирается повысить»- Вспомнив эту похвальбу, Ержан готов был сквозь землю провалиться. Ощущение радости, с которы м он проснулся, сменилось терзаниями совести. Н у что за пустой человек! Взял и запачкал себя перед чистой и строгой девушкой... Конечно, теперь Раушан, встре тив его, отвернется с отвращением. Она увидела его на ближайшей ж е остановке. Как ни боялся он этой встречи, но мимо пройти не смог. Раушан быстро повернулась к «ем у и крик нула: — Доброе утро, Ержан! — Здравствуйте,— неуверенно ответил Ержан. Улыбка погасла на лице Раушан. Она посмотрела на него с испугом. — Что-то вы бледный. Вам нездоровится? — Нет, просто так,— сказал Ержан и безудерж но улыбнулся, открыв белые зубы.VI IV Перед отправлением эш елона сильное волнение охватило Кожека. Он лихорадочно оглядывался по сторонам, н о в толпе, собравшейся на перроне, не увидел ни одного знакомого лица. Тоска сжимала его сердце. «Апырмай»,— думал он,— не пришла, не омогла прийти. В от так и уеду, не повидав Еркин- жана». В душевном смятении К ож ек молил всевышнего укрепить его и сам старался убедить себя, что в кро вопролитном побоище погибнет лишь тот, кому суж де но погибнуть. Н о как знать, не ему ли суждено сло жить голову? Все это было плохим самоутешением. Нужно понять человека, который за всю свою жизнь ни на шаг не отходил от аула, а теперь уезжал на войну, в самое ее пекло. И вдруг его окликнула Балкия и сказала, что она привезла Еркина. Сердце может разорваться о т такой радости! «Апырмай,— сказал себе Кожек, чувствуя,что у него трясутся ко- 47
лени,— Балкия приехала, меня ждет счастливая до рога». Маленький старенький тарантас без верха, на ко тором приехала Балкия, стоял в саду напротив вок зала. К ож ек издали увидел Еркина и припустился к тарантасу торопливыми шажками, восклицая: «Ой, любимый мой жеребеночек!» Балкия догнала его, по тянула за плечо. — Что ты, поначалу поздоровайся с аксакалом,— сказала она и повернула его лицом в сторону Жек- сена. Э т о был низенький, горбоносый старик, с редкой седой бородой. Он суетливо соскочил с тарантаса и раскрыл свои объятья. То, что Жексен приехал, по льстило Кожеку,— старик был старшим из рода Ма- зы, составившего костяк колхоза «Екпенды». «То-то,— сам ол ю би в о подумал К ож ек,— и аксакал считает, что я не последний человек на свете». — Голубчик Кожек,— начал старик, быстро огля дев его слезящ имися старческими глазами.— Услы ш ал, что ты отправляешься на фронт, и не смог уси деть дома. В от « приехал, чтобы взглянуть на тебя, пож елать удачи- Ты мне не чужой. Ты на моих глазах рос, сынок. Н е чужой мне. — Спасибо, аксакал, спасибо вам за внимание,— сказал Кожек, растроганный словами старика. —- Глазами аксакала на нас смотрит мудрость на рода. Он — справедливый наставник наш,— прогово рил Бейсен, старший брат Кожека, тож е приехавший ма вокзал. Слова Байсена имели особый смысл: отец Коже ка Ш ож ебай был пришлым человеком в роде Мазы. В давние годы он появился здесь и прижился в роде. А так как единственным прямым родственником К о ж ек а был Бейсен, то колхозные старики и решили: пусть Кожек перед отъездом не чувствует себя одино ким. Они выбрали Ж ексена, как сам ого старшего в ауле, и послали его проводить Кожека. У Кожека стало веселей на душе. Он взял себя в руки и, как подобает мужчине, стал расспрашивать о б аульном житье-бытье.
— В ауле все здоровы. Ш лют тебе приветы, до рогой,— ответил Ж ексен, и, заметив нетерпеливые взгляды, которые К ож ек бросал на сына, отпустил его от себя. — Тебя ждет супруга, голубчик. Видишь, она при везла твоего ребеночка. Поспеши же, голубчик, рас целуй его в щечки,— сказал старик и деликатно о т о шел в сторону. К ожек бросился к жене, которая держала сына на руках. Бейсен поморщился- Не смешна ли в глазах людей такая поспешность младшего брата? Поглядывая то на Кожека, порывисто целовавшего сына, то на аксакала, он проговорил осторож но: — Что и говорить, дети прирастают к человеку, как собственная его селезенка. И как животное оставляет на дороге сл еду своих копыт, так чело век оставляет в жизни свои следы — собственных детей. К ож ек был чистосердечный, безобидный и кроткий человек. Как и многие казахи, он был чадолюбив. Ког да ему исполнилось двадцать, отец женил его на Бал- кии. Сверстники знали, что К ожек по нраву своему не способен и травинки вырвать изо рта овцы. К то же м ог поверить, что ему по-настоящему приглянулась Балкия с ее по-мужски грубоватыми чертами лица, с ее своенравным и резким характером! Н а первый взгляд она казалась дурнушкой. Но зато была вольно любива, бойка и этим выделялась среди своих сверст- ниц-подруг. Такие характеры среди казахских деву ш ек— редкость. М ногие джигиты заглядывались на Балкию. Одним нравился ее открытый нрав, другие, обманувшись весельем девушки, считали ее доступной. Н о ‘их неизменно постигала неудача: ища забавы, они попадались в сеть, сплетенную из бесчисленных де вичьих хитростей. Но, запутавшись в этой сети, ред кий джигит оставался равнодушным к Балкии. К ожек не избежал общ ей участи. В се чаще он на ведывался в соседний аул. Делая вид, что ищет отби в шуюся скотину, он на минутку забегал к Балкии. О т крыться девушке в любви — о б этом он и помышлять
Search
Read the Text Version
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- 11
- 12
- 13
- 14
- 15
- 16
- 17
- 18
- 19
- 20
- 21
- 22
- 23
- 24
- 25
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- 207
- 208
- 209
- 210
- 211
- 212
- 213
- 214
- 215
- 216
- 217
- 218
- 219
- 220
- 221
- 222
- 223
- 224
- 225
- 226
- 227
- 228
- 229
- 230
- 231
- 232
- 233
- 234
- 235
- 236
- 237
- 238
- 239
- 240
- 241
- 242
- 243
- 244
- 245
- 246
- 247
- 248
- 249
- 250
- 251
- 252
- 253
- 254
- 255
- 256
- 257
- 258
- 259
- 260
- 261
- 262
- 263
- 264
- 265
- 266
- 267
- 268
- 269
- 270
- 271
- 272
- 273
- 274
- 275
- 276
- 277
- 278
- 279
- 280
- 281
- 282
- 283
- 284
- 285
- 286
- 287
- 288
- 289
- 290
- 291
- 292
- 293
- 294
- 295
- 296
- 297
- 298
- 299
- 300
- 301
- 302
- 303
- 304
- 305
- 306
- 307
- 308
- 309
- 310
- 311
- 312
- 313
- 314
- 315
- 316
- 317
- 318
- 319
- 320
- 321
- 322
- 323
- 324
- 325
- 326
- 327
- 328
- 329
- 330
- 331
- 332
- 333
- 334
- 335
- 336
- 337
- 338
- 339
- 340
- 341
- 342
- 343
- 344
- 345
- 346
- 347
- 348
- 349
- 350
- 351
- 352
- 353
- 354
- 355
- 356
- 357
- 358
- 359
- 360
- 361
- 362
- 363
- 364
- 365
- 366
- 367
- 368
- 369
- 370
- 371
- 372
- 373
- 374
- 375
- 376
- 377
- 378
- 379
- 380
- 381
- 382
- 383
- 384
- 385
- 386
- 387
- 388
- 389
- 390
- 391
- 392
- 393
- 394
- 395
- 396
- 397
- 398
- 399
- 400
- 401
- 402
- 403
- 404