Брюсовские чтения 1973 года

быть тоже губительными войнами... Людям должно бу­ дет доказать свое право на их долю общемировых благ, и, вероятно, завоевать это право, — может быть, не пушками или чем-нибудь аналогичным, а доводами научного знания и мощью развитого разума, но все же силами, подготовленными и организованными на самой Земле. Каково наше место в этой нашей вселенной... каковы могут быть наши отношения к нашим «небес­ ным» соседям (обитателям других планет), что мы сможем им противопоставить, чему у них научиться и чему их научить, чем будем перед ними горды и за что будет перед ними нам стыдно — вот темы, которые я себе ставил в стихах этой книги». Итак, сборник стихов «Планетариа» должен был стать, по замыслу его создателя, книгой, уже целиком посвященной космическому бытию человечества, озн а­ меновав новый этап истории давнего, пристального, настойчивого интереса Брюсова-лоэта к той области, которую только за последние полтора десятилетия при­ открыли перед нами фантастические в недавнем п ро­ шлом успехи науки и техники второй половины XX вока. Комплекс проблем, намеченных Брюссвым в пре­ дисловии к «Планетариа», предвосхищает не только крут интересов новейшей научной фантастики — как зарубежной, так и советской, но и круг интересов с о ­ временной науки, приступившей к практическому освоению планет Солнечной системы. И здесь речь идет уже не только о космической биологии или космической психологии, но и о проблемах связи с внеземными ци­ вилизациями иных планетных систем — о космической лингвистике и о космическом праве. В о всяком случае, имению эти проблемы конкретно, по-деловому, в р а б о ­ чем порядке рассматривались и обсуждались на П ер­ вом всесоюзном совещании, посвященном проблемам внеземных цивилизаций, которое состоялось в Армении, в Бюраканской астрофизической обсерватории А Н А р ­ мянской С С Р , уже в 1964 году. Наконец, в предисловии к «Планетариа» Брюсов напоминает читателю, что он собирается писать «не ученый трактат, а книгу стихов, поэзии», реш ая постав­ ленную задачу средствами искусства — т. е. может идти от известного к еще неизвестному, непознанному, опи­ 161

раясь на научное знание, но руководствуясь интуицией художника там, где недостаточно -— и, может быть, никогда не будет достаточно — наблюдений и опыта. Это — также дальнейшая разработка той темы Брю- сова-теоретика, к которой он питал живейший интерес на протяжении всей жизни, что нашло отражение как в его известных статьях, так и в неопубликованных работах. Отметим, что в признании и н т у и ц и и важ ­ нейшим фактором творческого .постижения действитель­ ности Брюсов здесь идет дальше, чем в прежних своих работах. Сборник стихов «Планетариа» Брюсовым завершен не был. По-видимому, поэт знал, что его жизненный путь подходит к концу. Об этом позволяет нам догады­ ваться и один из двух эпиграфов к «Планетариа», вы­ бранный им из его любимого Вергилия — Vixi et quern dederat cursum fortuna peregi (Verg. Aen. IV, 653)» — «Я жил, и тот путь, что судьба мне дала, совершил». Чувствуя, что отпущенный ему срок на исходе, поэт собирает большую ча'сть своих стихов, написанных в 1922—Л924 гг., и спешит издать их в виде сборника, получившего название «iMea» — «спеш и»— не случайно. Поскольку в эту книгу стихов были включены и стихи, не рассматривавшие явления ч события «Sub specie universitatis», предисловие к «Планетариа» к ней уже не подходило и осталось в бумагах поэта в незавер­ шенном виде. Брюсов создает в 1924 г. новое преди­ словие к книге «М еа», в котором в немногих энергичных словах касается лишь вопроса о доступности его сти­ хов для читателя. «Я настаиваю ,— пишет он, — что поэзия должна двигать мысль вперед, а не топтаться в мыслях, избитых и истолоченных в ступе сколько-то веков назад. В своих последних сборниках стихов («Миг», «Дали») я занят почти исключительно (может быть, потому, что мне уже не так много осталось пи­ сать стихов и надо «спеш ить»)— темами более слож­ ными». Далее следует несколько слов о том, что и к «М еа» Брюсовым присоединяются краткие «примечания»* которые «объяснят несколько выражений, наименее 152

употребительные, термины, наименее известные, и на­ меки, наименее ясные»1. Однако в книге стихов «Меа», увидевшей свет в день похорон Брюсова, этого предисловия мы не нахо­ дим. Вместо него в начале «Примечаний» автор цити­ рует свое же предисловие к сборнику стихов «Дали», из которого приводит, в частности, следующие слова: «Поэт должен по возможности стоять на уровне совре­ менного научного знания и вправе мечтать о читателе с таким же миросозерцанием». Далее Брюсов продол­ жает: «...автор и в стихах этого сборника не считал возможным «приспосабливаться» к тому или иному уровню понимания. Он писал для читателя, который знает столько же, сколько он сам, и не настолько не­ скромен, чтобы считать такое требование преувели­ ченным»2. В целом, по сравнению с ненапечатанным предисло­ вием, эти слова «Примечаний» защищают право поэта на обращение к темам и образам, доступным не каждому читателю, право «идти в ногу с современным знанием»— в более мялкой форме. Поскольку обстоятельства замены первого варианта вторым нам не известны, мы можем предполагать, что одной из причин отказа от более резкого «Предисло­ вия» была несправедливо враждебная, вульгаризатор­ ская, по сути дела оценка почти всего послеоктябрьского творчества Брю сова со стороны значительной части тех самых молодых сил русской поэзии, на которые Брюсов мечтал опираться, вместе с которыми хотел он строить культуру нового мира. Сегодня мы уже не сомневаемся в принципиальной правоте Брюсова, стремившегося расширить границы поэтичеакюго, освоить средствами поэзии научно-философские дали XX века. Многими сторонами своего поэтического творчества Брюсов с о ­ звучен нашей эпохе научной революции, все более становится нашим современником. Давно забыты крик­ ливые голоса развязных критиков Брюсова 20-х гг., и 1 Вариант предисловия к «М еа». Автограф Б р ю сов а, 1924, а р ­ хив Брю сова в Р О Г Б Л . 2 В. Брю сов. М еа. С обрание стихоч 1922— 1924 гг.. М., 1924, «П римечания», с. 97. 153

с корабля современности самой историей были сб ро­ шены именно те, которые считали, что на нем не .место Брюсову. В современной критике печальные рецидивы былого, давнего непонимания самой сущности стремления Б рю ­ сова к созданию высокоинтеллектуальной поэзии — « е слишком часты. Все же, хотя и раже, чем раньше, Б рю ­ сова упрекают за то, что стихи его последних сборни­ ков якобы придавлены «грузом вселенной». Иной раз сталкиваешься и с упрекам, что «его поэзия слишком... пропитана книгой, памятью о пережитом не только им самим, но пережитым другими людьми и народами»1. Книгой «пропитаны» ■— в «видимой», четко выражен­ ной, как порой у Брю сова, либо в скрытой (не прояв­ ляющейся в виде прямых намеков, ссылок, реминисцен­ ций и т. д.) форме—произведения всех иоэ тов -мыслите- лей, и возвращать мировую поэзию к фольклорным традициям уже поздно. Хотя, разумеется, и «не-'книжная»,— а вернее «менее книжная» (поскольку сегодня вне книги культуры нет) струя поэзии всегда будет находить своих читателей. Затем — допустимо ли упрекать Брюсова за редчай­ шую и ценнейшую для художника способность жить памятью о пережитом не только им самим, но и други­ ми людьми и народами? Ведь именно это позволило ему создать ярчайшие поэтические образы «любимцев векш», создать многие поразительные по силе об р аз­ ной, художественной достоверности страницы историче­ ских романов, повестей и рассказов. Способность жить пережитым другими людьми и народами и, перевопло­ щаясь, воскрешать эту жизнь в своих стихах — это же, помимо всего прочего, идеальное качество переводчика. И Брюсов был выдающимся переводчикам. Стихи, составляющие сборник «Меа», свидетель­ ствуют, прежде всего, об исторической масштаба ости поэтического мировосприятия Брюсова. Сборник откры­ вается разделом, названным «В наши дни», но в первых же строчках его первого стихотворения «Магистраль» мы читаем: 1 К. Зелинский. Н а рубеж е двух эпох, с. 276.

Были лемуры, атланты и прочие. Были Египты, Эллады и Рим... Такова творческая манера Брюсова. Н о то, что эти стихи рисуют исторические сдвиги революционной эпо­ хи грандиозными по своей масштабности образами про­ странства и времени, — сам о по себе не достоинство их и не недостаток. Ведь ценны и имеют полное право на существование взаимно дополняющие друг друта круп­ номасштабные и мелкомасштабные «поэтические кар­ ты» действительности. В «Магистрали» же находит воплощение и мысль брюсовошаго предисловия к «Планетариа» о грядущем социалистическом объединении человечества: С ою з Республик! В новой м ат г г р ал и Сольют свой путь все племена Е ароп , Америк, Азий, А ф рик и Австралии, Чтоб скрыть в цветах былых столетий проб. Раздел «В наши дни» включает и стихи о «земном Вожатом народных воль» — Ленине — одни из первых в советской поэзии. О бращ аясь к одной из стержневых тем всего своего творчества, Брюсов говорил о «возможности сношения с другими планетами» даже в своей речи на торжест­ венном заседании в Москве, в Доме Печати в честь 50-летия В. И. Ленина. И, вероятно, в 1924 году слова брюсовского стихотворения «Ленин»: «...откровенья его мирам мы понесем» — воспринимались многими его современниками как уход от действительности в «над- временное», абстрактно-космическое... Сегодня, когда вымпелы с изображением В. И. Ленина доставлены нашими космическими кораблями на поверхность дру­ гих планет солнечной системы, позволительно спро­ сить— а многие ли поэты— современники «абстракт­ ного», «н аде ременного» «архаиста» Брюсова оказались способными создать стихи такой провидческой силы? О «рассудочности» и «холодности» стихав «М еа» не может быть и речи. Они интеллектуальны и в то же время проникнуты жаждой жизни и познания жизни, сжигавшей поэта по его собственному признанию. 155

П рош л ое— в вечной смене эпох и паколелий — пред­ стает в этих стихах в единстве с будущим; «истбризм» Брюсова — как «темь скрытых Помпей», на пепле кото­ рых вновь цветут виноградники и обнимаются влюблен­ ные («Э ры »). Второй раздел сборника, названный «В мировом масштабе», включает стихи, вполне соответствующие замыслу книги «Планетариа». Составляющие его сти­ хотворения «Машины», «Невозвратность», «Мир элек­ трона», «Мир измерений», «Мировые спазмы», «Явь», «Как листья в осень», «Атавизм», безусловно, дают поэту и мыслителю Брюсову право мечтать о читателе, стоящем на его уровне. Брюсов предстает в этих стихах, столь близких по духу лучшим образцам современной научно-фантастической литературы, во всеоружии науч- но-философского зн ан и я— не без сомнений и колебаний перед бесконечной сложностью и противоречивостью мира, « о отнюдь не идеалистом, агностиком и пессими­ стом, как представлялось иным критикам, подходившим к этим стихам с мерками, которые сегодня не назовешь иначе как старомодными. Два других стихотворения этого цикла несут на себе печать формальных исканий поэта, совпавших, к со ж а ­ лению, во времени с периодам работы над «Меа». Это относится и к некоторым стихотворениям следующих разделов «Меа», названных автором «В деревне», «Из книг», «Мысленно», «Наедине с собой» и «Бреды». Далеко не в,се стихи этих разделов могли бы войти в «Планетариа». Богатство тем, идей и образов всех сами разделов книги, включающих в общей сложности 57 стихотворе­ ний, очень велико; в этом отношении «М еа», пожалуй, один из самых «емких» сборников поэта. Прошлое и будущее человечества, биологические, социальные- и даже — как уже говорилось — космические аспекты иго бытия; личность в историческом процессе, родина и революция, строительство нового общества и ощущение исторической исключительности переживаемых событий эпохи' индустриальная мощь и провидение отрицатель­ ных последствий неконтролируемого развития техно­ сферы; время, пространство, материя и возможности познания их тайн; гимн книге; ощущение возраста, 150

смена поколений, жизнь и смерть, природа, любовь, страсть; классически совершенное мастерство чеканки стиха и рядом — нарочитая невнятица различных «бре­ дов»; своеобразнейшая — удачная или неудачная — звукопись и «цветопись»; надежды, сомнения, скепти­ цизм и энтузиазм; бесчисленные изгибы мысли и беско­ нечные оттенки чувства — все нашло отражение в этой необычной книге стихов. И особенно ярко выражено в ней, проходит, как лейтмотив, сквозь все стихи книги характерное для Брюсова последних лет жизни ощущение диалектиче­ ского единства всех явлений — при внешней их несхо­ жести, единства всех сторон бытия — в их противоречи­ вости. Это ощущение всеобщей связи всего сущего, сбли­ жение непохожего, совмещение на первый взгляд несовместимого-— результат восприятия действительно­ сти в ее развитии, движении, в едином потоке эволю­ ци и— бесконечной смене форм при внутреннем единстве законов развития. Необходимость «опешить», ощущение приближения конца жизни наложили отпечаток на «Меа»: поэт пере­ насыщает некоторые стихотворения сборника («Эры », «Прибой поколений», «Общ ая станция», «Тетрадь», «Н а рынке белых бредов», «Ночь с привидениями», «Сим- посион зажата») образами — чаще всего намеренно несовместимыми — настолько, что ткань стиха распол­ зается, не выдерживая этого чрезмерного обилия, этой бьющей через край щедрости, граничащей иногда с нер азборч ивостью. •При этом Брюсов в духе формальных исканий, ха­ рактерных для многих поэтов 20-х годов, стремится иногда к максимальной — «телеграфной» сжатости, к осложненному синтаксису, к нарочитому неблагозвучию (чаще всего из-за обилия и «столкновения» согласных, изобилия сверхсхамных ударений в стихе). В резуль­ тате стремления писать обязательно «по-другому» эти сознательно осуществлявшиеся эксперименты по «остраннению» стиха приводили порой к неудобочитае­ мости. Отметим, что закономерной, органичной связи меж­ ду стремлением Брюсова создать современную фило- 157

«SI ■iW3iiuc>Lvd аохоиъ (хпнеенниоиА) xNweXdHdJiti и BHi.sHech: яниш гэ BdenoH x’bhqcwo xm'jjCdx а кэинвевил э эхэнвх a iOAHffoautdu зеь”В1Г нкв1мйэхвк uxe вн ш д оч эо :j,— i dix юэ ‘[g -m ‘ggg ф ‘i / g j z '861 3 Y £6 I \" W ‘82— L Z 1 ‘овиягеиотн aoitcUxBdsiHj/— Bacootdg oaxoaiidoax aoHoemaHQj •hheE'Xj h i jEBoooiidg -ft g зчгнюф a енино!/* И Я -К1И dO O O ИМ0Х -ошгдлф HOHiHeaj-odiBirADOj иэокионлс! эи’эй'хо я в эикн^х хыгвйХэх хиТпдо xadraxah а BHBKod иипмвй^ 9dwx3j1 ,«вш>э -wdg илввмои хн ниэяаэожокАх хитиэнЛГеои Лмихонэх -яхиаонвхэА сняюонИкьгивн иотятод э kibh х э в ю а т н оно :< ••> онягэхньАон Knaoooidg киннвd э ош.эта>явие» ‘ннеиАд у[ ■}-[ кваого он ‘оди ‘вхг-оп iqeodu идоюнг -оас виноноиА Kiirtr нежва оие едавну esoooidg эншйэа -Ewodu эомоеыивео^и эоннотйзаве эвн o f ээпИГотоЕ зон -don— «гаЕеэ8£ B doj» hibkoj -хин иtradэ охзек заняв iiu л.ижэ1ЛГвниЛи AaiBdu он AwodoxoM ‘«iatreoag B doj» нвкоа и иазэаон ‘невмэовё :киногэаеиок:1ц энншьншяге и он ‘naodii ио ннош-ээжо®Ах aom ndxo охчиод эн оахээллшн ooniqirog qooirHiHiBdxoa Baoaoidg 3ainxdB а кэх Аикэдо чяе -odu ионивгеиэн охо кох н&1пАшяя вхеон иid экз Э1гэо<ц •ихвьэн иомэоьитиёэи а нваомихгдАно хчяд ичлэаон оха l/bd ‘ихэоаои эаЕ ‘енекоё вас ‘aocBHOOBd вмин*к>дО‘ валг и’вГш aooofdg инейж Hd,jj •нинеЮэяоdАхвdэхих* a ohllkli ■эох-'эд-— Bieou Beodu ох ‘вногэяякоо и внеьАем 3doK ионяь-эхиьвне а киееон оие иь-эе ‘омвнго 'онягахи-ывие я он<1иптдо Baooioidg ц д этгэь-э'вн 30H)dAxBd3xH|/ кv a o D C H d g «1я1Гезяе v d o j» a H vw od ш я н н уао м ш гд л и о зн HMMmHhddj ’□ э lllllllllllllllllllllllllllllliillllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllirtM



Исследователи, бегло касавшиеся «фантастичеокого ро­ мана» (1,1) Брю сова, лишь приблизительно определяли хронологические рамки работы над этим произведением. Однако сам писатель четко зафиксировал их: «Н аписа­ но впервые: 7— 9 авг<уста> 1895 г. < ...> Переписало: 6— 10 сент<ября> 1895 г. < ...> Переделано: осенью 1897 г. < ...> Начато переделываться: летом 1898 г. < ...> Опять переделано: в июле и августе 1899 г. < ...> » (4, 89). Полностью завершен роман лишь в 1-ой и 4-ой редакциях. Остановимся в общих чертах на сюжете романа в 4-ой редакции, ибо в ней он менее схематичен, допол­ нен рядом новых фабульных ходов1. «Г ора Звезды» представляет собой записки главного героя, повество­ вание ведется от первого лица. Действие происходит в Центральной Африке. Герой, русский но национально­ сти, скитается в саванне вместе со своим слугой — негром по имени Мстега, охотясь на диких зверей. Вот что сказано в одном из вариантов «посвящения» к роману: «Вступая десять лет назад в пустыню, я думал, что навсегда простился с цивилизованным миром. Я не ожидал, что опять возьму перо и буду писать свои за ­ писки. Только совершенно необыкновенные происшест­ вия заставили меня переменить решение. Я должен описать все, случившееся со мной за последние месяцы, должен хотя бы для того, чтобы сохранить все мелочи для самого себя. Меня, впрочем, успокаивает то, что эти записки, вероятно, никогда не найдут читателя. Я пишу их в дебрях Африки, далеко от последних следов на­ шей цивилизации, под шалашом бушмена, прислуши­ ваясь к немолчному шуму Мни да Тунья. О, великий водопад! Красивейшее, что есть на свете! В этой пу­ стыне один ты, быть может, поймешь мои мечты! И тебе посвящаю я эти страницы. Селение Нумо Тамо. 9 августа 1895 г.» (2, 3— 3 об.). Герой «избрал эту жизнь в период разочарования, видя гибель своих лучших надежд» (2, 19), пережив мучительную любовную драму (3, 12). Ночью, в пусты­ 1 Достаточно вольное изложение сю ж ета 1-ой редакции «Горы Звезды» см.: А. Ильинский. Литературное наследство Валерия Б р ю сов а.— Л итературное наследство, т. 27— 28, с. 466— 468. 1G0

не (во 2-ой редакции — в ночь с 17 на 18 апреля 1894 г.) он просыпается от стона, который его слуга з ужасе принимает за голос духа. Встревоженные охот­ ник и Мстега обнаруживают недалеко от места ночев­ ки истекающего кровью старика-француза но имени М орис Кардо (в 1-ой редакции — Клод Сови, в 3-ен — Морис Андо), ограбленного и раненного взбунтовавши­ мися нет,рами-носильщиками, которые участвовали в предпринятой н;л экспедиции. Перед смертью старик открывает герою тайну своей жизни: ему удалось уста­ новить, что в XI I I в. в Африке приземлился космиче­ ский корабль с М ар са, причем его пассажирами были не путешественники, а изгнанники, поселившиеся в искусственной пустыне. Пю мнению М ориса Кардо, потомки этих переселенцев и по сей день живут там, где когда-то приземлился корабль марсиан. Француз, вою жизнь занимавшийся проблемой межпланетных сообщений, узнал координаты этого таинственного пле­ мени и на собственные средства организовал экспеди­ цию, закончившуюся столь трагически. М орис Кардо умоляет героя романа разыскать потомков марсиан. После смерти старика герой, движимый любопытством, а отнюдь не стремлением к славе или научному подви­ гу, как он сам признается, отправляется на поиски страны беглецов с М арса. Под страхом смерти он выпытывает у колдуна из негритянской деревни (в 1-ой редакции ему рассказы ­ вает об этом Мстега, во 2-ой— проводник), что в цен­ тре пустыни стоит гора, на которой живут демоны. Герой и его слуга смело отправляются через безжиз­ ненные пески к едва различимой за десятки миль зага­ дочной горе. В пути он чуть не лишается рассудка от зноя и недостатка воды. Герой уже прощается с жизнью, когда Мстега сообщает ему, что мираж увели­ чил расстояние, а в действительности до горы близко и там вода. Через силу они достигают края путстыни, представляющего собой пятисаженный обрыв, а внизу— простиралась «громадная котловина, противоположный край которой едва виднелся. Н а самой середине этой котловины возвышалась черная гора с золотой звездой наверху, а остальное пространство было занято рощ а­ ми, полями и ручьями < ...> » (1, 9 об.). Герой и Мстега 161 11— Брю совские чтения

спускаются в долину, где встречаются с группой .негров, работающих под командой белого человека в сором плаще. П о приказанию надсмотрщика рабы, несмотря на отчаянное сопротивление и даже стрельбу путешест­ венников, связывают героя и Мстега и ввергают их в тюрьму, высеченную в самом сердце рукотворной Горы. Безуспешно пытался герой вступить в переговоры с туземцами на всех известных ему языках. Вскоре к нему в камеру приходят два высокопо­ ставленных представителя таинственного племени, один из которых владеет кафрским диалектом. Герой объяв­ ляет им, что он — сын царя «утренней и вечерней звез­ ды» Венеры — оказался здесь лишь потому, что его «небесная ладья» потерпела крушение при посадке на Землю. Если со мной случится что-либо дурное, преду­ преждает он, отец жестоко отомстит за меня. Узнику надменно отвечает сын Горы: «П о нашим законам чу­ жеземцы, зашедшие к нам из других стран, становятся рабами, но ты прибыл со звезды и потому умрешь. < ...> Я, член верховного совета, Болло (в других р е ­ дакциях — Боако), зять царя, ныне собственной властью приговариваю этого человека к смерти» (4, 18 об.). С траж а готова привести приговор в исполнение, но герой на коленях умоляет сохранить ему жизнь, хотя бы и в качестве раба. Ему окрашивают кожу в черный цвет и поселяют вместе с рабами. Герой узнает, что могущественные хозяева Горы называют себя лэтеями. Это немногочисленное племя, обладающее древней р а з­ витой культурой, силой оружия держит в покорности массы рабов. Замыслив свергнуть власть лэтеев, герой с помощью Мстега начинает вербовать сторонников среди рабов. Он внушает им мысль, что лэтеи смертны, что с ними можно сражаться и победить. Н а празднике Посева . (в других редакциях — Жатвы; для лэтеев это сакральный праздник Звезды) герой впервые видит дочь царя Горы пятнадцатилетнюю (в других редак­ циях — восемнадцатилетнюю) Сеагу. Рабам иод страхом смерти запрещалось проникать в верхние этажи искусственной Горы 1. «Громадная ск а­ 1 Сохранились чертежи Горы, тщательно выполнеиные Б рю со­ вым (4, 39— 40, 103—<106). 162

та была прорыта, изрезана комнатами и переходами сверху донизу, — гигантские арки поддерживали мас­ сивные своды, нигде нельзя было заметить обвала, ошибки; точно этот безумно-смелый план лабиринта начертил гениальный архитектор, точно в его расп оря­ жении были целые века и миллионы работников» (1, 20—20 об.). Герой вместе с двумя мужественными р а ­ бами Игтуу и Ксути решают пробраться наверх за о р у ­ жием. П о пути Игтуу убивает стража-лэтея. Герой н а д е в а е т плащ убитого и один отваживается войти в царские покои, где встречает Сеату. Он рассказывает царевне вымышленную историю (Своего прибытия с Ве­ неры, называя себя Толэ, что по-лэтеиски означает камень. Уже на следующий день Сеата отдает распо­ ряжение поселить чужеземца вместе с лэтеями. Ц арев­ на и герой увлеченно рассказывают друг другу о дости­ жениях европейской и лэтейской цивилизаций. Много места уделяет Б рю сов искусству, литературе, обрядам лэтеев. Как-то на охоте герой спасает царевну от ги­ бельной тропической грозы, и здесь, среди скал и орли­ ны х гнезд, признается ей в любви. Вскоре тайно от всех они становятся мужем и женой. План восстания на время забыт. В одной из глав описан похоронный обряд лэтеев: тела умерших они опускают в глубокий колодец, выры­ тый в центре Горы. '«Хоронили лэтеев в подземном этаже Горы < ...> . Там была особая зала Смерти < ...> . Вдоль ее ‘были расставлены человеческие черепа, в с а ­ мом конце стояло высокое изваяние, вероятно, изобра­ жавшее смерть» (4, 46). После похорон царь лэтеев подзывает к себе героя. Он не верит в его прибытие с Венеры: « Н а звезде живут не такие существа, как здесь. Мне это известно, тебе же нет. Помни ж! Я знаю, что ты не со звезды к нам прибыл» (4, 48). Вскоре царь умирает. Возникает вопрос о престоло­ наследии. Царевна рассказывает Толэ, что «за власть борются две стороны: знатнейших вельмож и простых лэтеев» (4, 54) и что ее отец был выразителем воли вельмож. Браком сестры Сеаты с вождем враждебной ей партии — Болло — не удалось прекратить распрю среди лэтеев. Сеата боится, что хотя она и является единственной законной наследницей престола, Болло, 163

захватив власть, насильно выдаст ее зам уж и расп ра­ вится с Толэ. Герой в,новь решает возглавить восстание рабов, но теперь уже с целью низвергнуть .Болло и передать власть Се а те. Толэ спускается к своим бывшим това­ рищам и обращается 'к ним с пламенной (речью, в кото­ рой (призывает к мятежу против Болло. Н а военном совете у рабов он получает известие, что Болло заточил Сеату в ее покоях. Рабы решают начать восстание утром следующего дня. Им удается разбить вооружен­ ные отряды сторонников Болло, который погибает в бою. Сеата с царским мечом в руках и в монаршьем облачении занимает трон царей Горы. Один из прибли­ женных Сеаты, теперь уж е царицы, влюбленный в нее юный аристократ Латомати, напуганный восстанием рабов, оскорбляет Толэ, указывая на его низкое п роис­ хождение, винит его в несчастьях племени, в гибели многих лэтеев. Сеата под страхом смерти предлагает ему замолчать. Восставшие изъявляют желание вступить в перего­ воры с царицей. О на соглашается принять их послан­ цев во главе с Игтуу. Царица 'благодарит рабов и про­ сит их, спустившись в казармы, ждать награды. Ей резко возраж ает Игтуу: «Мы посланы от имени всего народа < ...> сказать вам, что мы победили и что те­ перь Г ора принадлежит нам. Н о (.мы не хотим избивать вас до конца < ...> . Наш царь Гуаро возьмет себе в жены царицу, .мы все выберем себе жен < ...> и затем начнется на Горе новая жизнь» (4, 66; Г уаро— негр- великан, предводитель одного из отрядов восставш их). Толэ неожиданно перебивает Игтуу: «Вы, рабы, не сп о­ собны управлять страной. Для этого 'мало победы. Вы погубите Гору, погубите не только науки и искусства, но и самую жизнь ее. И (--- ) сами погибнете. Я это предвижу» (4, 66 об .). Игтуу угрожает ему смертью. Теперь рабы восстают против Сеаты. Латомати, обе­ щая покарать их и убить Толэ, предлагает царице стать его женой и основать новую династию царей Горы. Сеата гневно отказывается. Тогда Латомати вызывает героя на поединок, в (котором погибает от меча Толэ. После амерти Латомати царицу покидают последние ее 184

п р и в е р ж е н ц ы . О н а соглашается вместе .с Толэ покинуть страну. Внезапно восставшие врываются в тронный зал. Мстега ценою своей жизни дает возможность герою и царице ускользнуть в потайную дверь. Они поднимают­ ся на самый верхний этаж Горы, где обитают жрецы — в Область Тайн. В «П окое Великой Тайны» беглецы обнаруживают «большой странной формы челнок, ле­ жавший посреди 'комнаты» (1, 46), с запасом воды и пищи. Внимание героя приковывает мумия, стоящая у стены святилища. «Она не была одета. К выпирающим костям плотно прилегали иссохшие мускулы, обтянутые пожелтевшей кожей. Н о то не была человеческая му­ мия. Я не знаю, что это было за существо. Голова его была небольшая с двумя совершенно рядом поставлен- ны<ми> глазами, хотя < и > потускневшие он < и > с о ­ храняли свой цвет и свою форму; они словно глядели пристально. Костистое тело (было широко, напоминало несколько строением колокол, и кончалось целым рядом конечностей, рук или скорее крыльев, потому что на них я заметил перепонки. Наконец все это кончалось как бы рыбьим хвостом, а может быть, рулем, чтобы забирать воздух вю время полета» (4, 72 о б . — 73). П о словам Сеаты, это была мумия первого царя Горы. Тем временем рабы приближаются к Области Тайн. Н ад героями вновь нависает опасность. И тогда Толэ признается Сеате в том, что он не сын царя Венеры, а чужеземец, «бездомный скиталец», случайно попавший в их страну. Гибнет вера царицы в реальную возм ож ­ ность общения с иными планетными мирами. В отчая­ нии она решает уничтожить Гору Звезды. П о ее прика­ занию герой переносит челнок в верхнюю комнату ла­ биринта, сбрасывает с основания золотой конус на вершине Горы, которая начинает медленно опускаться. Котловина вокруг Горы постепенно заполняется водами подземного моря. «Это тайна Горы <.. > — говорит Сеата. — Вода поглотит всю страну, вода, служившая грабом для предков, смоет и все создания веков, пове­ рни прошлого и замыслы о грядущем» (4, 81). Вскоре вода начинает заливать основание лабиринта. В вол­ нах гибнут сотни рабов. Герой в порыве сострадания хочет указать им путь на вершину Горы. Н о Сеата 165

останавливает eiro: «Останься здесь. Если бы ты и при­ вел их сюда — все равно их гибель была бы .неотвра­ тима. Челнок сделан лишь на двоих, ибо Звезда знала, что нас будет двое. Не пытайся бороться с велениями Звезды < ...> » (4, 81 об.). Еще через некоторое время и вершина Горы скрывается под водой. Толэ и Сеата опасаются на челноке. Пустыня превратилась в горько- соленое море. Через несколько дней у беглецов конча­ ется питьевая вода. Сеата страдает от «внутренней скорби», которая убивает ее. Герой опускает тело цари­ цы лэтеев за борт и в отчаянии бросает весло. Вскоре о,н теряет сознание. В конце концов волны выбрасывают челнок на берег, оде бредившего героя подбирают к а ф ­ ры. После болезни герой с удивлением видит в ручье свое отражение: его голова стала совершенно седой. Так заканчивается роман. * ** В неопубликованной статье «Пределы фантазии» (1912— 1913 гг.) 'Брюсов писал: '«Чтобы изобразить яв­ ления '«фантастические» < ...> , может быть три приема: 1) Изобразить иной м и р ,— не тот, где живем мы; 2) Ввести в наш мир существо иного мира; 3) .Изме­ нить 'условия нашего м и ра»1. В своем раннем прозаи­ ческом произведении Брюсов использует первый прием для изображения «фантастического»: действие ром ана происходит в загадочной стране, расположенной в центре тогда еще влекущего своими тайнами; конти­ нента. «Гора Звезды» — сравнительно небольшое по объему произведение, :но в о всех редакциях оно именуется романом, а не повестью. iB письме к сеспре от 11 авгу­ ста 1896 т. Брю сов предложил «называть романом такое произведение, в котором героем является народ, общ е­ ство или слой общества, а повестью,.где герой— опреде­ ленное лицо < ...> » 2. Сказанное, в известной мере, от- 1 Цит. по: А. Бритиков. Русский советский научно-фантасти ческмн .роман. Л ., 1970, с. 42. V-; 2. И Р Л И , ф. 444, № 33. 166

носится и к «Г оре Звезды», где значительное место \\делено судьбе племени лэтеев, положению рабов, их восстанию и гиоели. Как мы уже знаем, Брюсов назвал свое произведение «фантастическим романом». 27 августа 1895 г. он писал П. П. Перцову: «Я составил сюжет на манер Жюля Верна, но с первых же глав мои мучения начались снова — я исправлял, я переделывал, легкая шутка стала для маня серьезным трудом и опять я должен был бросить начатое»1. Увлечение Жюлем Верном не было случайным. Еще ребенком 'Брюсов зачитывался романами знаменитого фантаста. Спустя много лет он вспоминал: «Не .знаю писателя, кроме разве Эдгара По, который произвел бы н а маня такое ж е впечатление. Я впитывал в себя его романы. Некоторые страницы производили на меня неотразимейшее впечатление»2. В гимназии Брюсов издавал рукописный журнал «Н а ч а­ ло», в котором публиковал фантастическую повесть «На Венеру»3— подражание роману Жюля Верна «Из пушки на Луну». «Переболев» Жюлем Верном, Брюсов «нашел еще «Майя-Рида, Купера, Г. Э м ара»4. Творчество этих писа­ телей также оказало на него в те годы несомненное влияние. «Г ора Звезды» несет н а себе печать увлечения Брюсова романами Жюля Верна: «Пять недель на воз­ душном ш аре», («20000 лье 1под водой», «Пятнадцати- лет.ний капитан», «Ю ж ная звезда», «Алмазный край», «Приключения трех русских и трех англичан в Южной Африке»; Майя-Рида: '«Белый вождь», «В дебрях Ю ж ­ ной Африки», '«Охотники за жирафами», «Затерявш ая­ ся гора», «Жилище в пустыне»; циклом романов Ф . Ку­ пера о следопыте Натти Бумпо; романами Г. Эм ара (Оливера Глу):6 «Твердая рука», «Лев пустыни», «Мет­ 1 Письма В. Я . Б рю сова к П. П. Перцову, 1894— '1896 гг (К истории раннего символизма), М ., 1927, с. 32. г конце 2 В. Ерю сов. И з моей жизни, М ., 1927, с. 18. Эмара» 3 И Р Л И , ф. 444, № 79. 4 В. Брю сов. И з моей жиани, с. 19. 5 Б рат поэта А. Я . Б рю сов вспоминал, что д аж е 90-х rt Валерий «увлекался чтением ром анов Густава (Брю совские чтения 1962 года, Еревам, 1953, с. 293). 167

кая пуля», «Разведчик», «Великий предводитель Лука­ сов» и др.1 У этих авторов Брюсов заимствовал образ мужественною скитальца — искателя приключений, по­ черпнул богатый этнографический и географический материал, а во многом и умение строить приключенче­ ский сюжет. Брюсов попользовал, по-видимому (в опи­ сании восстания р а б о в ), некоторые эпизоды первого романа чтимого ям Виктора Гюго «Бюг Жаргаль». Для создания «Горы Звезды» Брюсов, как можно предполо­ жить, привлек также «ведения об экспедициях в А ф ри­ ку, содержащиеся в книге Гастона Тиссандье «Мучени­ ки науки» (СПб., 1880, с. 23— 81) и в многочисленных географических сочинениях, которыми он увлекался в детстве2. Однако наиболее важный источник «Горы Звезды»— роман Райдера Хаггарда «Копи царя Соломона» (1885 г.). Творчество этого английского писателя Б р ю ­ сов высоко оценил в предисловии к поэме А. Л. Миро- польокого «Лествица»3. О ба романа имеют р я д сюжет­ ных совпадений. Роман «Копи царя Соломона» (дей­ ствие его происходит в африканской пустыне) написан от лица старого охотника Аллена Квотермейна, вспо­ минающего о пережитых им приключениях. От умираю­ щего путешественника охотник узнает о существовании алмазных копей, путь к которым лежит через 130-миль- ную пустыню, и получает карту маршрута. С тремя спутниками он отправляется через пески к торам, где погребены неисчислимые сокровища. В пустыне герои страдают от зноя « жажды, причем описание бреда автора записок почти текстуально совпадает с аиало- 1 См.: Библиографический указатель переводной беллетристики в связи с историей литературы и критикой, С П б., 1897, с. 22, 61 — 62, 60, 47— 48, а такж е соответствующие разделы картотеки Н . Н . Бахтина, хранящейся в Рукописном отделе И Р Л И ('Пушкин­ ский дом) А Н С С С Р . 2 Ом.: В. Брю сов. И з моей жизни, с. 16, 17. 11апомним, что еще до поступления в гимназию он сам для себя издавал ру к о­ писный ж урнал «Дальние страны». 3 См.: А. Миропольский. Лествица. П оэм а, М.. «Скорпион», 1901, с. 11. 168

гичным эпизодом в романе «Г ора Звезды»1, Одолев п у с т ы н ю и горы, путешественники попадают в благо­ датную страну племени кукуанов, явно напоминающую долину 'Горы Звезды. Встретившись с местными жите­ лями, герои узнают от одного из .них— родственника короля, что все чужеземцы, вступившие на земли пле­ мени, подлежат немедленной смерти. Н а это они з а ­ являют, что «спустились с самой большой из звезд, сияющих по ночам» (114). Как и в романе Брюсова, герои принимают участие в восстании против короля «укуанов. Спустившись в лабиринт царя Соломона, они попадают в королевскую усыпальницу, где возвышает­ ся высеченная из камня статуя смерти (255— 271; опять аналогия с «Горой Звезды»), Есть в романе «Копи царя Соломона» и любовная интрига: один из героев влюб­ ляется в туземку Фулату2. Отметим, что рассказ Б рю сов а о цивилизации «лэ­ теев» несколько напоминает соответствующие главы романа Э. Бульвера-Литтона «Грядущая р аса» (1869), в которых идет речь о культуре фантастического пле­ мени «ана», скрывающегося в недрах Земли3. Герой этого романа, написанного, кстати, также ют первого лица, случайно попадает в титанических размеров пе­ щеру с искусственным освещением, где, встретившись с ее обитателями, поражается их техническим достиже­ ниям и уровню развития искусства. Н а поверхность Земли ему помогает вернуться влюбленная в него представительница подземного племени. 1 Р. Хаггард. Копи царя Сол ом она, СП б., 1891, с. 79— 80. Д а ­ лее в к р у т ы х скобках указываются страницы этого издания. 2 В статье «Н аучная фантастика В. Б р ю сов а» К. Герасимов утверждает, что ром аи « Г о р а Звезды» написан «несколько в духе Р. Хаггарда или, скорее, Э. Р. Б е р р о у за » (Брю совские чтения 1971 года, Ереван, 1973, с. 46). М еж д у тем «змарсианские» романы 3- Берроуза («Принцесса М арса», «Боти М арса», «Владыка М ар ­ са») о приключениях американца Д ж он а Картера и дочери вла­ стителя одного из марсианских племен— Дейи Т ори с— написаны в 1910-л годах, следовательно, через десять с лишним лет после юношеского произведения Б рю сов а, созданного им в студенческие годы. 3 См.: Э. Бульвер (лорд Литтон). Грядущ ая раса. Фантасти­ ческий роман, С П б , 1891, с. 65— 72 и след. 1G9

Напрашивается и другая .возможная паралледь. При описании страны «лэтеев» Брюсов вполне мог восполь­ зоваться сведениями о мифическом острове Атлантида, приведенными в диалогах Платона «Тимей» и «Кри- тий»1. Брюсов, веривший Платону, обстоятельно писал о государстве атлантов в трактате «Учители учителей»2. Он также хорош о был знакам с «эзотерическим преда­ нием» об Атлантиде, содержащимся в трудах оккуль­ тистов и теософов3. В литературе справедливо отмечено, что в «приклю­ ченческую фабулу < ...> романа «Г ора Звезды» Брюсов одним из первых в русской фантасти/ке ввел мотив меж­ планетных путешествий»4. Правда, этот мотив звучит в романе несколько приглушенно. Идею возможности космических путешествий, обитаемости планет солнеч­ ной системы Брюсов пронес через «сю жизнь: от дет­ ской повести «Н а Венеру»5 до стихотворений 1922 — 1924 гг., в которых воспето грядущее покорение космо­ са 6. Д о конца своих дней Брюсов верил б существова­ ние разумной жизни на Марсе. В конце прошлого века, после сенсационных сообщений астрономов Ловелла и Скиапарелли об открытии сложной марсианской ирри гационной системы, якобы построенной жителями пла­ неты, эта вера овладела многими умами. Одним из 1 Ср.: « < . . . > в середине всего острова была равнина, если верить преданию, красивее всех прочих равнин и весьма плодород­ ная, а опять-таки в середине этой равнины, примерно в пятидесяти стадиях от ее краев, стояла тара, со всех сторон невысокая» (П л а­ тон. Сочинения в трех томах, т. 3, ч. 1, М ., 1971, с. 552). 2 «Летопись», 1917, № 9—12, с. 223— 235. См. также стихотво­ рения Б рю сова «Пирамиды» и «Город В од » (об а— 1917 г.) и д ра­ матический отрывок «Гибель Атлантиды» (Г Б Л , ф. 386,, к. 30, ед. хр. 12; 1910-е г.). 3 См.: Н. Ж и ров. Атлантида. Основные проблемы атлаятоло- пии, М ., 1964 ,с. 108— 117. 4 А. Бритиков. Русский советский научяо-фантаютичежий р о ­ ман, с. 44. 5 См.: Л . Д обри нская. Гордость русской культуры.— «Ленин­ ские искры», 1973, № 99 (4522), 15 декабря. 6 См.: Н. Ашукин. Завоевание воздуха.— Н. Ашукин. Л и т е ра­ турная мозаика, М ., < б . г.>, с. 201— 211; К. Герасимов. Ш турм 170

таких энтузиастов был известный Брю сову французский астроном и писатель К. Фламмарион. В стихотворении «При электричестве» (1912), посвященном претворению в жизнь идей Ж юля Верна, Брюсов писал- Томят мою мечту заветные каналы, алый! О существах иных твердят безвольно оны... Majpc, давний, старый друг! наш брат! двойник наш Ужели мы с тобой вовек разлучены? < . „ > Я жду, что, наконец, увижу ш ар блестящий, Как точка м алая, затерянный в опнях Путем намеченным к иной земле летящий, Ч тоб братство воссоздать в разрозненны * м ирах1. В 1916 г. Брю сов написал драму «Пироент»2, в 1919 ir. и позднее он работал над (большим рассказом «Первая М ежд уплан етна я Экспедиция» о полете на М а р с3; о связям с марсианами упоминается и в его трагедии «Диктатор» (1921)4. Роман «Г ора Звезды», неба в поэзии Валерия Б рю сов а.— В кн.: «Брю совские чтения 1963 года», Ереван, 1964, с. 130— ,153; А. Ильинский. Заметки о В. Я . Брю сове.— В кн.: «Брю ссвские чтения 1963 года», Ереван, 1964, с. 523— 528; М . Васильев. Первый поэт научной космонавти­ ки,— В юн.: «Брю совские чтения 1971 года», Ереван, 1973, с. 19— 32. 1 В .Б рю сов. Избранны е стихи, М .— Л ., «Academ ia», 1933, с. 637. 2 «Pyrois, e n tis — античное именование планеты М а р с — есть название фантастического корабля, или точнее снаряд а, при помощи к оторого герой драмы, молодой русский инженер, надеется уста­ новить сношения с другими планетами» (В . Брю сов. Для хрони­ ки.— И Р Л И , ф. 115, оп. 5, № 36). 3 Г Б Л , ф. 386, к. 35 а, ед. хр. 12. 4 И Р Л И , ф. 444, № 16— 17. В овоих воспоминаниях о Брю сове М . Волош ин писал о том, что в ночь на 23 августа 1924 г. в Коктебеле во время так называемого Великого противостояния М а р с а Б рю сов ож ид ал сигнала разумных обитателей этой планеты (см.: Б. Мануйлов. Валерий Б рю сов и Максимилиан Волош ин.— В кн.: «Брю савские чтелия 1971 года». Ереван, 1973, с. 457— 468). 171

следовательно, является первым звено/м в цепи произ­ ведений Брюсова на «марсианакую» тему. Н а первый взгляд может показаться, что «Гора Звезды »— случайное явление в «розе 'Брюсова. Между тем есть основания для сопоставления «Горы Звезды» с его последующими романами. И '«Горе Звезды», и «Отменному Ангелу», и «Алтарю Победы» Брюсов при­ дал форм у записок участника изображаемых событий, искателя приключений, действующего в чуждой ему среде. В о всех этих произведениях с иоключительньш тщанием выписаны фон и детали обстановки. Бросает­ ся в глаза сходство психологического облика героинь Брюсова (Сеаты — в «Горе Звезды», Ренаты — в «Ог­ ненном Ангеле», Реи — в «Алтаре Победы») — женщин экзальтированных, (мятущихся, тоскующих по запре­ дельном. В принципе однотипны и сюжетные основы романов Брю сова. В литературе указывалось, что Б рю ­ сова в романах «влекут исторические периоды, колда закатывается какая-либо богатая культура < ...> »', «тема культурной катастрофы»2, «неизбежного круше­ ния одряхлевшего общественного уклада»3. Обветшание и гибель .многовековой цивилизации, основанной на без­ жалостной эксплуатации рабов, изображены и в романе «Гора Звезды». 1 Г. Лелевич. В. Я . Б рю сов, М .— Л ., 1926, с. 211. 2 А. Белецкий. Замыслы Брюсова-прсвайка.— ««Художественная литература», 1934, № 9, с. 50. 3 Э. Литвин. Революция 1905 года и творчество Б рю сов а. — «Революция 1905 года и русская литература», М .— Л ., изд-во А Н С С С Р , 1956, с. 236. 172

II. Б Р Ю С О В И РУССКАЯ КУЛЬТУРА XX ВЕКА



l|||||llllllllllllll!IIIIIIIIIIM IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII!l!ll!IIIH III!i!lllllll!IIIIIIIIIIIIIIII||ll H, А. Трифонов ЛУНАЧАРСКИЙ И БРЮСОВ ! Д о Октябрьской революции они находились на р а з ­ ных художественных позициях, в разных, полярно п ро­ тивоположных социально-идейных лагерях. Конечно, каждый из них был достаточно осведомлен о литературной деятельности другого. Брюсов, напри­ мер, характеризуя в письме к 3. Гиппиус от 27 декабря 1906 г. возникшее в Петербурге «Общество молодых», упоминал Луначарского и отмечал «противоестествен­ ность» его участия в этом обществе рядом с модернист­ скими литераторами типа М. Кузмина. Луначарский вспоминал впоследствии, что «.как всякий русский интеллигентный человек», он «очень хорош о знал Б рю со­ ва по его сочинениям»1, хотя и относился к нему двой­ ственно. Активному деятелю пролетарского революци­ онного движения чужды были гиперболический инди­ видуализм, пряная эротика и .многие другие подчерк­ нуто декадентские мотивы брюсовскаго \"творчества. Не мог вызывать симпатий критика и редактировавшийся Брюсовым воинствующий орган символистов «Весы» с его защитой независимости художественного творчества I А. Луначарский. Собрание сочинений в 8-ми т., т. I, М., «Художественная литература», 1963, с. 430. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте. 175

от политики и общественной жизни, с его постоянными нападками на реализм и на марксистский подход к искусству. Н о в творческом облике автора «Грядущих гуннов» было и то, что привлекало Луначарского (и о чем он впоследствии (неоднократно говорил в своих статьях и речах): высокая интеллектуальная культура, строгое, требовательное к себе мастерство, пробивавшаяся сквозь всякие символистские изыски здоровая таорче- окая основа, тяготение к этическому началу в поэзии, к героическим и монументальным образам, современная урбанистичеакая тематика, яркая вспышка интереса к событиям революции 1905 года, презрение к либералам- постепеновцам с их половинчатостью. Неудивительно, что в своем докладе о Верхарне (1916) Луначарокий назвал Брюсова «самым значительным из наших та­ лантливых поэтов»1. В дореволюционную пору Луначарский не посвятил поэзии Брюсова специального этюда, но в его большой статье о Леониде Андрееве — «Тьма» — идет речь об известном брюсовском «дифирамбе» «Городу». Критик высказал мнение, что это небольшое стихотворение дает для понимания капиталистического города больше, чем задуманный как обличение современной буржуазной городской культуры рассказ Андреева «Проклятие зверя». Не все удовлетворяло Луначарского в названном стихотворении; он подчеркивает, что упоминаемые поэ­ том «черные митинги» — в действительности митинги света, что на «их теперь предводительствуют не столь­ ко «безумье, гордость и нужда», сколько социалистиче­ ские идеи и великая надежда. Однако критик (призна­ вал, что у Брю сова дан «город в своей действительной жизни, в его антитезах» и что в стихотворении намеча­ ется также «исход» из этих противоречий (1, 408). Разумеется, не одно это стихотворение Брю сова п р о­ извело тогда сильное впечатление на Луначарского. Н а юбилее Брюсова в 1923 году он в дополнение к своему докладу прочитал целый ряд стихотворений поэта, пре- 1 Литературное наследство, т. 82, 1970, с. 303. 176

имущественно из сборников «Tertia viqilia» и «Stepha­ nos»1. Характерно, что почти все избранные критиком произведения связаны с темой борьбы, мужества, под­ вига: это стихотворение «Братьям соблазненным» с призывом к неустанным исканиям, с прославлением «подвига мысли и труда»; это «Скифы» и поэма «Царю- Северного полюса» с образами отважных людей, при­ выкших к битвам, к преодолению опасностей; это зна­ менитый («Кинжал»; это стихи 1905 года «Цепи» и «Д о­ вольным», в .которых поэт воспевал «океан народной страсти, в щепы дробящий утлый трон», и высмеивал трусливых, скрывшихся «за своим затвором», «доволь­ ных малым». Читая в 1926 году своим слушателям-комвузовцам стихи Брюсова, связанные с эпохой первой русской революции, Луначарский говорил: «Какие великолепные стихотворения, характеризующие эту жажду высокого и героического, которой была одержима его душа и которая заставляла его подниматься и опускаться вме­ сте с надеждами или отчаянием, которые наступали в общем ходе событий»2. В список любимых Луначарским созданий Брюсова нужно включить и некоторые лиро-эпичеакие стихотво­ рения о «любимцах веков» (вроде анализируемой в одной из его работ «Смерти Александра»), и такие п ро­ граммные произведения, как «Поэт—М узе», о котором критик говорил, что оно всегда потрясает его. Все эти стихи запомнились Луначарскому, несом­ ненно, еще в годы их появления. Впоследствии он ск а­ жет: «Читать Брю сова — огромное наслаждение. Н е ­ обычайное удовольствие читать его вслух, ибо он, в отличие от многих и многих поэтов — заунывных или гитарно-тренькающих, или кабацко-цыгаиствующих (даже Блок!), — требует от чтеца необыкновенной чет­ кости и подъема. Он заставит вас подкрутить все свои струны, иначе он не прозвучит, он даст вам, чтецу, воз* 1 Литературнее накмеастяо, т. 82, 1970, с. 255— 268. 2 Центральный партийный архив Института марксизма-лени­ низма при ЦК КПСС (далее: Ц П А Н М Л ), ф. 142, on. 1, ед. ,\\р. 438. *77 12— Брюгсв-жие чтения

можность вызвать до галлюцинации яркие образы, которые зажигаются перед вами и вашими слушателя­ ми. И какое огромное разнообразие, какая нанорама, какой сверкающий .калейдоскоп этих образов пройдет перед вами по мере того, как будете перелистывать страницы Брю сова!» (1, 459). 2 Д о Октября Луначарский и Брюсов печатались в разных изданиях. Луначарокий, конечно, не мог поме­ щать своих статей ни в «Весах», ни в «Русской .мысли», редактировавшейся Петром Струве. Брюсов не появлял­ ся ни в журнале социал-демократической ориентации «Правда», ни тем более в большевистском «Вестнике жизни». Однако были отдельные случаи, когда Луначарский и Брюсов выступали на страницах одного издания. Вы­ ходившая в 1906 г. в Петербурге газета «Свобода и жизнь» обратилась к своим читателям с предложением высказаться на тему «Революция и искусство». В раз­ вернувшейся дискуссии приняли участие и Брюсов, и Луначарский. И здесь отчетливо обнаружилось разли­ чие их позиций. Брю сов писал в своем кратком ответе: «Революция может дать несколько тем писателю, р а з­ работать которые он может или талантливо или без­ д а р н о — вот и все» (№ 12). Для Л уначарского революция не могла быть только одной из возможных, очередных тем. Для «его это была тема номер один, главная и центральная, окрашиваю­ щая собой все мировосприятие художника. В своем блестящем «Письме в редакцию» он писал, что рево­ л ю ция— это величайшее явление социальной жизни, полное красоты и яркости, мимо которого не должен, не может пройти настоящий художник. «Настежь окна, художник,— патетически восклицал критик,— не про­ пусти своего счастья: ты волей судеб свидетель великих явлений: думай, думай напряженно, наблюдай изо всех сил, преломи эти снопы невиданных лучей в гранях гвоей индивидуальности...» (7, 136). Луначарскому и Брюсову привелось однажды вы­ ступить и под общей обложкой — в .сборнике «Театр», 178

выпущенном издательством «Шиповник» в 1908 году. Этот сборник оказался очень пестрым по составу своих: авторов, представлявших собой, по определению Л ун а­ чарского, «любопытную градацию от чистого декаден- тизма до позиции социал-демократической»1. Участвуя в таком «парламенте мнений», Л ун ач ар­ ский оставил за собой право «высказаться об этом сборнике во всем его целом по выходе его в свет»2. Свое право он вскоре осуществил, выступив со статьей «Книга о новом театре» в журнале «Образование» (1908, № 4, 6). Отдельные разделы статьи были посвя­ щены основным участникам сборника, в том числе и Брюсову. Показательно, что раздел о Брюсове Луначарский назвал просто и строго «Валерий Брюсов», в то время как раздела!м о других участниках сборника были даны названия, содержащие иронические или, во всякой случае, явно критические характеристики: «Некто в черном» (о Федоре Сологубе), «Заблудившийся иска­ тель» (о Всеволоде Мейерхольде), «Мистический бале­ томан» (об Александре Бенуа), «Человек с надрывом» (об Андрее Белом). Это не значило, что Луначарский во всем соглашал­ ся со статьей Брюсова, посвященной проблеме реализ­ ма и условности на сцене. Нет, критик энергично оспа­ ривал ряд основных положений этой статьи. Брю сов сводил цель искусства к постижению все­ ленной. Для критика-революционера художественное произведение было «не только продуктом и источником познания»3— оно было для него и активной .силой, способной помочь в великой борьбе з а свободу и счастье человечества. Не одобрял Луначарский в статье Брю сова и стрем­ ление сузить возможности театрального искусства, п ря­ молинейно свести его к чистому действию и на этом основании исключить в сценическом оформлении то,, что помогает зрителю конкретно представить себе об­ становку, требуемую содержанием пьесы. Луначарский 1 А. Луначарский. Театр и революция, М., ГИ З, 1924, с. 217. 2 Театр. Книга о новом театре, СПб., «Шиповник», 1908, с. 40. 3 А. Луначарский. Театр и революция, с. 249. 179

с о свойственной ему широтой считал, что в сценическом оформлении пьес допустимы разные степени реальности н условности. В озраж ая Брюсову по ряду пунктов, критик в то же время использовал некоторые его положения в своей полемике с Мейерхольдам. В статье Луначарского речь шла не только о кон­ кретном брюсовском выступлении по вопросам театра. Критик попутно высказывал и некоторые общие су ж ­ дения о поэте и его позициям. Говоря о двух основных типах художников — активном и пассивном в общест­ венном смысле, — Луначарский утверждал, что для крупного, умного поэта в настоящее время выход в активность возможен только в сознательном присоеди­ нении к одному из двух борющихся лагерей современ­ ного общества — к лагерю революционного народа. Однако критик тогда еще не надеялся на активное присоединение Брюсова, «поэта буржуазной осени»1, к революционным силам страны, несмотря на отдельные поэтические порывы его в этом направлении. Луначарский всегда подходил к писателям «с опти­ мистической гипотезой»; он считал возможным поворот наиболее даровитых художников даже из числа дека­ дентов на путь социальности. Н о в 1908 году еще слиш­ ком трудно было предугадать то, что произойдет с Брюсовым спустя десятилетие. Позже, готовя свою статью для включения в сборник «Театр и революция», Луначарский сделал примечания, в которых «с великой радостью и великим уважением к поэту» констатировал, что «Брюсов нашел в себе силы прийти « а помощь революции в дни ее величайших напряжений»2. И после 1908 пода Луначарский продолжал следить за выступлениями Брюсова в печати. В статье 1913 года «Молодая французская поэзия» критик откликнулся на полемику Брюсова с акмеистами, встав на сторону мо­ лодых поэтов, которые, по крайней мере, теоретически старались «сбросить с себя оковы пониженной жизне- чувствителыности и неопределенного, но вполне в раж ­ дебного действительности мистицизма» (V, 2 8 !). 1 А. Луначарский. Театр и революция, с. 255. 2 Там же, с. 245, 246. 1М)

Луначарский критиковал Брюсова, отстаивавшего традиции символизма, за то, что он смешивает истори­ ко-литературный термин «символизм», обозначающий определенное течение декадентско-модернистской поэ­ зии, с понятием символизма в его общеэстетическом значении. Луначарский признавал законность и даже необходимость существования тех образов-символов, ко­ торые не противостоят реалистическому восприятию действительности и могут явиться удобным вместили­ щем большого идейного содержания, но он выступал решительным противником «символизма на мистической подкладке» (V, 284), защиту которого он увидел и у Брюсова. Однако в 1924 году критик сделал оговорку в при­ мечании и к этой своей статье, отметив, что «Брюсов был отчасти прав» в своей защите символизма, посколь­ ку «лично у него символизм был гораздо более зд оро­ вый, чем у его собратьев» (V, 281). К тому времени полностью обнаружилась и то, что прогрессивность ак­ меизма была мнимой. В те самые годы, когда Луначарский высказывал свои сомнения в возможности настоящего сближения Брю сова с лагерем революции, в сознании поэта неот­ вратимо назревал перелом. О б острой неудовлетворенности прежними путями, о готовности пересмотреть и покинуть их, о напряжен- нь:;х исканиях нового, значительного отчетливо свиде­ тельствуют, например, неизданные письма Брюсова к поэтессе Н. И. Петровской, относящиеся к 1906— 1909 годам. Мы находим в них следующие признания: «Я не магу более жить изжитыми верованиями, теми идеала­ ми, через которые я перешагнул. Не могу более жить «декадентством» и «ницшеанством»... в поэзии не могу жить «новым искусством», самое имя которого мне нестерпимо более». И в другом письме два года спу­ стя: «Н е в прошлом и не прошлым надо нам жить: в настоящем и современностью. Н ад о смело смотреть в глаза Судьбе, которая ведет, влечет нас, заставляет н ас изменяться и все изменяет вокруг н ас»1. Однако только великие события следующего десяти- 1 Ц ГА Л И , ф. 376, on. 1, ед. хр. 4, л. 18 об., 48 об. 181

летия, вызвавшие мощное потрясение всей обществен­ ной жизни сверху донизу, заставили Брю сова, по* его собственному признанию, «в самой основе, в самом кор­ не пересмотреть все свое мировоззрение»1. В цитированных письмах Брюсов заявлял в 1906 го­ ду: «Я должен все силы своей души направить на то, чтобы сломать преграды, за которыми .мне откроются какие-то новые дали, — чтобы повернуть сзоего коня на новый путь... Есть какие-то истины... впереди со­ временного человечества. Кто мне укажет путь к ним, с тем буду я». Этот путь в критический, в решающий момент Брюсову указали большевики, Ленин и его соратники. Октябрьская революция, оказавш аяся глу­ бочайшим переворотом и для Брюсова лично, .сблизила пути его и Луначарского, привела их к тесному сотруд­ ничеству в общих рядах строителей нового общества. 3. В первый раз они встретились в Москве в 1918 го­ ду, когда Луначарский уже был народным комиссаром по (Просвещению. Брюсов посетил его вместе с профес­ сором П. Н. С акул иным, чтобы обсудить вопросы, свя­ занные с взаимоотношениями между новой государ­ ственной властью и деятелями литературы. В речи «Памяти П. Н. Сакулина» Луначарский та« рассказы­ вал об этом визите: «Они пришли вместе и сказали, что, но их мнению, никакого разрыва между интелли­ генцией и ее традициями, как они это понимают, и с о ­ вершившейся революцией нет, что затруднении, которые на этой почве возникли, представляют собою горькое историческое недоразумение и что они с о своей стороны охотно взяли бы на себя вести переговоры о том, чтобы устранить дальнейшую отчужденность. А время было тогда острое. В то время шла забастовка в Москве учителей, которые отказывались учить детей взявшего в свои руки власть пролетариата»2. Н арком просвещения с первых дней Октября вел огромную работу по привлечению интеллигенции на 1 Л итературное наследство, т. 27— 28, 1937, с. 472. 2 Там же, т. 82, с. 105.

сторону революции. Он не жалел усилий для того, что­ бы «собрать возможно большие интеллигентские силы вокруг новой оси мира — коммунизма»1. Луначарокий радостно приветствовал желание служить революцион­ ному народу у совсем еще молодых литераторов и художников. Тем более как очень важный акт он р а с ­ сматривал такой шаг со стороны виднейшего предста­ вителя дооктябрьской литературы, одного из ее при­ знанных метров. Впоследствии, в 1929 .году, Луначарский рассказы ­ вал своим слушателям в Коммунистическом универси­ тете им. Свердлова: «Один такой факт, что Валерий Брю сов вошел в партию, поразил всех европейских литераторов. Это был большой плюс для партии»2. Ладей такого масштаба, как Брюсов, Луначарский оценивал очень высоко: «Н а этой вершине интеллиген­ ция приобретает особый характер. Здесь, в силу широты разумения, непосредственной даровитости, остроты ана­ лиза или глубины синтеза, люди действительно пере­ растают часто свои личные интересы или интересы своих груяп»3. В беседах с такими людьми Луначарский особенно охотно разъяснял художественную политику Коммунистической партии и Советской власти, раскры ­ вал широкие перспективы развития социалистической культуры. М ож н о утверждать, что беседа с наркомом просве­ щения имела для Брю сова большое значение. Ведь еще незадолго до этого в настроениях поэта давала себя знать отчужденность его от революционной современ­ ности. Не случайно он писал в феврале 1918 года свое­ му брату: «...я почти исключительно читаю по-латыни, чтобы и в руках не держать газет»4. Вспоминая о первой .встрече с Брюсовым, Л ун ач ар­ окий отмечал, что тогда же была достигнута договорен­ ность о совместной работе— и эта совместная работа с тех пор не прекращалась до самой смерти поэта. 1 «Коммунистический Интернационал», 1921, № 17, стлб. 4175. 2 ЦПА Й М Л , ф. 142, on. 1, ед. хр. 426, л. 13. 3 «Коммунистический Интернационал», 1921, № 17, стлб. 4173. 4 «Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки С С С Р им. В. И. Ленина», вып. 29, 1967, с. 220. 183

Летам 1918 года Брюсов начал работу в Нацком- просе в качестве заведующего Библиотечным отделом (его Московским отделением)1. Отдел, руководимый Брюсовым, ведал государ­ ственными и академическими библиотеками, но он «стремился расширить область своей работы в сторону приближения книги к широким кругам читателей», от­ крывая «для общего пользования ряд библиотек и чи­ тален, которые ранее были в распоряжении отдельных лиц или небольших замкнутых кружков»2. Показатель­ но, что Брюсов пишет специальную «Запиаку об орга­ низации библиотек для рабочих»3. И в это время Брюсов отнюдь не ограничивается библиотечными делами. Он поднимает вопрос о созда­ нии литературных архивов — и наши современные го­ сударственные литературные архивохранилища могут считать Брюсова своим основоположником. Выступает Брюсов в это время и как один из орга­ низаторов издательского дела. Об этом свидетель­ ствует, например, составленный им в январе 1919 года подробный план ликвидации и соединения частных и кооперативных издательств4. 4 июля 1918 года была сформирована литератур­ но-художественная комиссия, точнее, комиссия гго из­ данию классиков, взамен той, которая существовала а начале 1918 года в Петрограде и распалась после пере­ езда правительства в Москву. Брюсов становится одним из самых деятельных членов этой новой (комис­ сии. Летом 1918 года Брюсов — вероятно, по предложе­ нию Луначарского, руководившего осуществлением ле­ нинского плана монументальной пропаганды, — включа­ ется и в состав другой комиссии (вместе с М. Н. П о ­ кровским и В. М. Фриче), по отбору изречений для 1 В то же в.ремя он продолжал заведовать Московским отде­ лением Книжной палаты. В этом учреждении, возникшем еще при Временном правительстве под названием «Комиссариат по регистра­ ции произведений печати в Москве», Бркххш работал с 1917 года. 2 ГБЛ, ф. 386, к. 115, ед. хр. 30, л. 5. 3 TaiM же, ед. хр. 37. 4 Там же, к. 116, ед. ХР- 4. 184

революционных надписей, которые предполагалось помещать в разных видных местах на улицагс и площа­ дях городов. К началу сентября 28 таких изречений были представлены Луначарскому и получили од обре­ ние не только наркома просвещения, но и Ленина1. 4 Еще в 1918 году у Луначарского возникла мысль о создании Литературного отдела (Л И Т О ) при Нарком- просе (по аналогии с И З О , ТБО, М У З О ). С этим пред­ ложением он выступил на специальном совещании, созванном в Н аркомпросе с участием ряда видных литераторов .в декабре 1918 года. Взявший первое слово в обсуждении Брюсов при­ ветствовал идею создания Литературного отдела. Б рю ­ сов внес ряд конкретных предложений, поддержанных Луначарским. Однако голос Брюсова на совещании оказался почти одиноким. Большинство участников со ­ вещания, в частности К. Бальмонт, А. Э ф рос, Г. Чул- ков, И. Новиков выступили с требованием, чтобы К о­ миссариат не стеснял свободу писателя. Они стремились полностью отмежевать культурную работу от политики, выражая опасения, что государство явится средосте­ нием между писателем и народом, что организация отдела отвлечет писателей от творчества и т. д. Луначарский в своем вступительном слоте предло­ жил в качестве заведующего Литературным отделом М. Горького, который сам должен будет определить состав коллегии отдела. Н о некоторыми участниками совещания была сделана попытка тут же сформировать и коллегию и совет. В. Шершеневич от имени м осков­ ских Сою за писателей и С ою за поэтов внес предложе­ ние утвердить заместителем заведующего Андрея Бело­ го, а коллегию образовать в составе Бальмонта, Вяч. Иванова, Рюрика Ивнева и В. Шершеневича. В выступ­ лении Ивлева кандидатура А. Белого была выдвинута прям о на пост председателя2. 1 Литературное наследство, т. 80, 1971, с. 62— 63. 2 Центральным государственный архив Р С Ф С Р , ф. 2306, ап. 22, ед. хр. 7. л. 1— 11 (Протокол совещания от 14 декабря 1918 года). 185

Таким образам, коллегию намечалось сформировать целиком из литераторов декадентского лагеря. Имя ж е Брюсова iHe было включено даже в описок членов 'сове­ та, состоявший из 20 человек. Это было одно из про­ явлений того бойкота, 'которому подвергся Брюсов за его прямой и решительный перекод на сторону Совет­ ской власти. Столкнувшись с такими неприемлемыми «чредилов­ ок ими» настроениями в среде писателей, Луначарский отказался от мысли об организации Л И Т О и вернулся к ней только через год. Позиция наркома в этом во­ просе была сформулирована в его печатном ответе на претензии некоторых литераторов играть руководящую роль: «Мы рады вашему сотрудничеству, мы принимаем каждого человека доброй воли, но, извините, руковод­ ство еще на более или менее длительный период долж­ но остаться за коммунистами или лицами, пользующи­ мися безусловным политическим доверием партии»1. К таким лицам нарком причислял Брюсова. И когда в дека(бре 1919 года Литературный отдел был создан, за ­ ведующим стал сам Луначарский, а его заместителем Брюсов (впоследствии он был назначен на должность заведующего). Сотрудничество Л уначарского и Брюсова было успешным и плодотворным прежде всего потому, что у них проявилась общность взглядов по основным во­ просам, их позиции оказались во многом совпадающи­ ми или близкими. В противоположность многим литераторам дорево­ люционной формации, Брюсов не .сомневался в том, что в задачи советского государства может и должно вхо­ дить известное воздействие на развитие искусства и литературы в направлении к новым Общественным по­ требностям. Выступая в пятую годовщину Октября перед студентами Высшего литературно-художествен­ ного института, Брю сов утверждал, что в государстве социалистическом, в отличие от государства бурж уаз­ ного строя, «всякая деятельность должна быть трудом на пользу государства, должна быть учтена и направ­ ляема к определенной цели, согласованной с другими», ! «Известия», 1919, № 27, 6 февраля. 186

и поэтому социалистическому государству «не безраз­ лично, в каком направлении и каком духе будет про­ текать деятельность писателей»1. Брюсов, подобно Луначарскому, считал, что такой великий социальный переворот, как Октябрьская рево­ люция, должен привести к созданию новой культуры, нового искусства, развитию которого нужно всячески помогать. О б а они проявляли большое внимание к молодым силам новой, пролетарской литературы, не становясь, однако, на сторону какой-нибудь одной литературной группировки. К этому времени Брюсов уже освободил­ ся от прежних групповых интересов и пристрастий в литературе. О б а они—люди исключительной, энциклопедической образованности — в самые бурные годы революции постоянно и настойчиво подчеркивали значение культур­ ного наследия для современности, роль классических традиций для новых художников. Луначарскому Брюсов был близок и как один из высококвалифицированных посредников между мировой культурой и русской. Ценя его работу, дававшую воз­ можность русским читателям познакомиться с литера­ турными богатствами других народов, в том числе свя­ занных с Россией историческими судьбами, Л ун ачар­ ский обратился к Брюсову с настоятельной просьбой перевести новую .пьесу Я- Райниса. Луначарский прислушивался к мнениям своего со­ трудника, считался с его оценками. Так, например, протестуя против запрещения постановки первомайских агитпьес М аяковского в письме, направленном 7 июля 1920 года в Рабоче-крестьянакую инспекцию, нарком ссылался на то, что автор пьес— «поэт, которого очень высоко ставят такие отнюдь не футуристы, как Горь­ кий и Брю сов»2. И в ответе Л уначарского на извест­ ную записку Ленина по поводу издания поэмы М аяков­ ского «150 000 000» также содержится ссылка на то, 1 «Новый мир», 1957, № 11, с. 314. 2 В. Катанян. Маяковский. Литературная хроника. -11з-д. 3-е, доп., М., 1956, с. 130. ■■'••• 187

что «такой поэт, как Брюсов, восхищался и требовал напечатания 20 000 <экзем:пляров>». * К этим годам относятся и совместные публичны? выступления Луначарского и Брюсова по литературным вопросам. В брюсовском архиве сохранилась, напри­ мер, афиша вечера, устраивавшегося в Политехниче­ ском музее Всероссийским союзом поэтов. Это был дис­ пут на тему «Что же такое революционная поэзия?» с. докладчиком Брюсовым и оппонентом Луначарским. Н а афише нет обозначения года, указана только дата: понедельник, 8-го ноября. П о этой дате можно устано­ вить, что дело происходило в 1920 г. В афише дана и краткая программа доклада, со­ стоящая из пяти пунктов. Содержание этих пунктов (на­ пример, «2. Литература как наиболее чуткий вырази­ тель социальных отношений» или «4. Обратное влияние литературы на жизнь») дает основание утверждать, что в это время у докладчика с оппонентом уже не было таких принципиальных разногласий, как в 1906 году. Деятельность Б рю сова в Л И Т О продолжалась не очень долго, в течение года— с 25 января 1921 года он перешел уже в Отдел художественного образования Главпрофобра. В своих воспоминаниях Луначарский так коммен­ тирует факт прекращения работы Брюсова в Л И Т О : «Он, несомненно, несколько академично подходил к з а ­ дачам литературного отдела, поэтому через несколько времени его заменил другой писатель-коммунист с бо­ лее ярко выраженной радикально-революционной, уже тогда в некоторой степени «напостовской» позицией тов. Серафимович» (1, 432). Луначарский высоко ценил Серафимовича и как писателя-реалиста, и как гражданина, который, «не раздумывая ни одной минуты, преследуемый шипением, бранью и угрозами своих недавних друзей... заявил свою полную солидарность с Советским переворотом»1. Однако ни тогда, ни позже нарком просвещения не одобрял так называемых «напостовских» тенденций во взглядах и выступлениях Серафимовича. Как известно, Луначарокий критиковал «напоставцев» за их сектант- > «Москва», 1963, 1, с. 211.

ство и догматизм, за подмену товарищеской критики окриком и .неоправданно резкой проработкой. Поэтому вряд ли можно думать, что смена руково­ дителей Литературного отдела произошла по инициа­ тиве или по желанию Луначарского. Во всяком случае,, надо учитывать содержание письма, которое нарком направил 14 января 1922 года П. С. Когану как пред­ седателю научно-художественной секции Государствен­ ного ученого совета. Он писал здесь: «Настоящим удо­ стоверяю, что совершенно согласен с прилагаемым списком членов научно-художественной секции ГУСа, а именно: Фриче, Серафимович, Ладовский, Альтман, Малиновская, Красин и Брюсова». Н о в последнем абзаце письма сделано знаменательное добавление: «Предоставляя тов. Покровскому окончательное утвер­ ждение, обращ аю также его внимание на то, что лично я сам склонялся бы в сторону замены тов. Сераф им о­ вича тов. Брюсовым»1. 5. Луначарский оказывал поддержку начинаниям Брю ­ сова в разных областях его деятельности, в частности, его литературным работам. Вот один из примеров. В библиотеке Литературного музея сохранился экземпляр книги: «Р. Ролла,н. Лилюли. Сатирическая драма в одном действии. Перевод в стихах В. Брюсова, М.. 1922». Н а книге дарственная надпись переводчика: «Глубокоуважаемому Анатолию Васильевичу Л уначар­ скому с глубокой признательностью за защиту этой книги. Валерий Брюсов. 4 декабря 1922. М осква»2. Н о прежде всего должно быть отмечено, что нарком энергично поддержал заветную идею Брюсова об орга­ низации высшего учебного заведения для писателей и помог ее осуществлению. В отличие от ряда других деятелей литературы, Луначарский, подобно Брюсову, считал, что не только музыка, живопись, архитектура,. 1 Центральный государственный архив литературы и искусства СС СР. ф. 237, on. 1, ед. хр. 73, л. 121. 2 Сообщила Н. И. Т|уркус 18»

н о и литературное искусство может быть поставлено как предмет преподавания. 16 ноября 1921 года состоялось торжественное от­ крытие Высшего литературно-художественного инсти­ тута (В Л Х И ) как полноправного высшего учебного заведения. С приветственной речью выступил Л ун ач ар­ ский. Для наркома просвещения было очен6 важно, что в этом институте мастерство слова преподается, как он говорил на юбилее Брюсова, «не в абстракции, не схо­ ластически, а с цельим рядом уклонов к самой жизни, к самым непосредственным требованиям ее в настоя­ щий день»1 и что этот институт привлекает к себе и молодежь из рядов рабочего класса и крестьянства2. Луначарокий вспоминал о Брюсове: «Он относился с .огромным уважением к марксистской мысли и не­ сколько раз говорил мне, что не видит другого закон­ ного подхода к вопросам общественности, в том числе и к вопросам литературы»3. Впоследствии Луначарский очень сожалел, что ему не удалось после смерти Брюсова отстоять существо­ вание института, который был в 1925 году по плану разгрузки Москвы переведен в Ленинград, а затем за ­ крыт. ....... ... .. Чтобы оценить по достоинству отношение Л ун ачар­ ского к Брюсову, надо учесть, что Брюсов и его твор­ чество подвергались в эти годы усиленным нападкам и справа и слева. Его старались дискредитировать, с ним сводили счеты прежде всего литературные круги, враждебные революции. С особенной злобой писала о нем в статье 1922 года «Одержимый» Зинаида Гиппиус: «Он хуже, чем ум ер,— он болыневицкий цензор, сумас- шедше-жестокий коммунист... и превратился из поэта в беспомощного рифмоплета»4. Переход Брю сова на сторону революции якобы объяснялся его «бешеным 1 Литературное наследство, т. 82, с. 260. 2 Сам Брюсав сообщал, что среди студентов В Л Х И было р а ­ бочих— 75, крестьян—87, членов РКП (б) и РКСМ-— 112- («Ж урна­ лист», 1923, № 8, с. 24). 3 А. Луначарский. Литературные силуэты, М .— Л ., Госиздат, 1925, с. 173. ♦ 3. Гиппиус. Живые лица, вып. 1, Прага, 1925,. с. 95. т100

честолюбием», «жаждой возвеличения и всевластия». Любопытно, что и здесь имя Брюсова оказалось свя­ зано с именем Луначарского. Отмечая «обязательную дружбу» Брю сова с Луначарским, Гиппиус не могла удержаться от злобных выпадов и по адресу послед­ него. Резко отрицательные характеристики Брюсова м ож ­ но было найти не только в печати, издававшейся за рубежом. Наиболее выразительный п рим ер— статья Б ориса Анибала ('Б. А. М асаинова) «Поэзия или меха­ ника?» в «Вестнике литературы», явившемся в значи­ тельной степени органам «внутренних эмигрантов». П родолжая дореволюционные попытки Ю. Айхенвальда развенчать Брю сова как поэта, Б. Анибал объявлял его «механическим человеком без веры, без любви, без страсти». В своем стремлении найти возможно большее количество отрицательных качеств критик, захлебы­ ваясь, перечислял: «У Брю сова нет творческого па­ ренья... у Брю сова нет пафоса... он не любит д аж е детей» и т. д. «Н ап расно Брюсов не занялся другим делом. Например: почему бы ему не быть чиновни­ ком», — ехидничал критик, имея в виду работу Б рю со­ ва в Наркомпросе, вызывавшую раздражение его зои­ лов1. С другой стороны на Брю сова яростно обрушива­ лись пропагандисты «левого» искусства. В № 1 ж у рн а­ ла «Л еф» была напечатана статья Б. Арватова с хлест­ ким заглавием «Контрреволюция формы». Автор обви­ нял Брюсова в «бегстве от жизни», «бегстве от твор­ чества», «бегстве от революции» и заявлял: «Брюсов- щ и н а— серьезное и опасное социальное явление, куль­ тивируемое, к несчастью, в Советском государстве». В числе преступлений Брюсова оказывалось не только употребление архаической лексики, но и то, что он использует часто традиционные «метры», «несмотря на происшедшую уже ритмическую революцию»2. Луначарский так характеризовал эту «критику» брюсовской поэзии: «Только мелкой хулиганской на­ глостью можно объяснить то, что кое-кто из левых и 1 «Вестник литературы», 1922, № 2, с. 11— <12. 2 «Леф», 1923, № 1, с. 215, 225. 191

молодых, часто, несмотря на свою новизну и молодость, абсолютно импотентных человечков бормотал что-то такое об усталости и одряхлении Брю сова» (1, 443). Недружелюбное отношение к Брюсову часть лите­ раторов проявила и в дни его полувекового юбилея. Этот юбилей был организован по инициативе Л ун ач ар­ ского. Нарком просвещения придавал ему политическое значение, считая необходимым широко продемонстри­ ровать, как пролетарское государство ценит больших писателей, которые мужественно перешли на сторону революции и активно включились в строительство ново­ го общества. П о настоянию Луначарского юбилей был отмечен не только' объединенным заседанием ряда общественных организаций в Государственной академии художествен­ ных наук, но и торжественным вечером в Большом театре. Сам Луначарский выступил с большой речью и, кроме того, приветствовал юбиляра от Н арк ом п роса1. Организация таких широких публичных чествований при жизни писателей была в первые послеоктябрьские годы явлением необычным, и мысль Луначарского так празднично ознаменовать пятидесятилетие Брюсова вызвала противодействие некоторых литературных и общественных кругов, среди которых было немало не­ доброжелателей поэта или лиц, недоумевавших, как Советская власть может чествовать автора, писавшего эпатирующе-декадентокие стихи. Это противодействие особенно отчетливо обнаружи­ лось, когда нарком просвещения накануне юбилея воз­ будил ходатайство перед Президиумом Ц И К С С С Р о награждении Брюсова орденом Трудового Красного Знамени и присвоении ему звания народного поэта республики, что тоже тогда было необычным: за лите­ ратурную деятельность орден Красного Знамени полу­ чил в те годы лишь Демьян Бедный. С возражениями против предложения наркома про­ свещения выступили на страницах «Вечерней Моокзы», редактировавшейся Бор. Волиным, литераторы «напо- 1 Луначарский поздравил Брюсова не только официально, как оратор, но и от себя, как поэт: он посвятил юбиляру экспромт, набросанный тут же в театре, перед началом торжества. JD2

стовской» ориентации, в том числе Л. Авербах, Л . Со- сновокий, Демьян Бедный1. В результате этой кампании Президиум Ц И К от­ клонил ходатайство, и Луначарскому пришлось исправ­ лять положение. У К. С. Ериновой, бывшей в те годы секретарем наркома, сохранилась его записка: « Д ор о­ гая Ксения Семеновна! Так как се/годня мне придется сказать большую и ответственную речь на юбилее Б рю ­ сова, а я еще не готов; так как, кроме того, правитель­ ство недовольно отказом Брюсову в ордене и т. п., и я должен постараться как-то это исправить, ...то я не при­ ду в Н К П (Н арком прос.— Н. Т .)»2. Луначарокий добился того, что Президиум В Ц И К наградил поэта специальной грамотой, в которой ему выражалась благодарность рабоче-крестьянского пра­ вительства. Текст грамоты, врученной поэту на юбилей­ ном вечере членом Президиума В Ц И К П. Г. Смидови- чем, был написан, по свидетельству К. С. Ериновой. самим Луначарским (это подтверждается и близостью отдельных ф раз в грамоте и в юбилейной речи нарко­ ма). Коллегия Н арком проса, кроме того, присвоила имя Брюсова созданному им институту. Внимание Луначарского к Брюсову, нашедшее такое яркое выражение в организации юбилея, проявлялось и во многих других форма)Х. Несмотря на свою исклю­ чительную занятость, нарком находил время послушать и некоторые неслужебные выступления своего сотруд­ ника. Он высоко оценил «блестящую лекцию» Брюсова о Некрасове. Он аплодировал его речи на вечере в Доме печати, посвященном пятидесятилетию со дня рождения Ленина. А когда поэту захотелось поделить­ ся размышлениями на .необычную в годы революции, но давно интересовавшую его тему — о мистике, то Луначарский не только пришел в Дом печати, но и принял участие в развернувшемся интересном диспуте3. Луначарский и Брюсов встречались не только в 1 «Вечерняя Москва», 1923, № 8, 14 декабря. 2 К. Еринова. Валом,иная двадцатые годы.— «Литературная га­ к зета», 1965, № 138, 20 ноября. 3 Отчет об этом докладе, состоявшемся 7 июля 1920 года, был помещен в «Иэвестияя» (1920, № 149, 9 июля). 193 13— Брюеотские чтения

официальной обстановке, в Наркомпросе, на заседаниях ГУСа, на собраниях и литературных вечерах. Они и просто беседовали друг с другом, порой придавая своим разговорам шутливый характер. Так, например, поэт-сатирик Арго рассказывает, что однажды он был свидетелем беседы Брю сова .с Луначарским на латнн- аком языке. «Шел у них разговор на темы дни, начиная с бытовых мелочей и кончая вопросами искусства и политики, причем собеседники легко переходили от ла­ пидарного стиля «Записок» Юлия Ц езаря к роскошной риторике Цицерона и Тита Ливня»1. К. С. Еринова, вспоминая о том, что к Л уначарско­ му приходило много выдающихся людей, отмечает: «С особьим радушием всегда встречал Анатолий Василье­ вич Валерия Б рю сова»2. Луначарский не раз возвращался к мысли о необ­ ходимости «быть нежным и заботливым к своим ху­ дожникам» (II, 481). С чувством горечи он говорил о том, что «мы не сумели вовремя пойти навстречу Бло­ ку, принять его в свою среду, обогреть, приласкать его» (II, 334). И Луначарский много сделал для того, чтобы но отношению ,к другому большому поэту начала XX века эта ошибка не повторилась. Он всячески содей­ ствовал тому, чтобы Брюсов был принят в нашу совет­ скую, коммунистическую среду. В данном случае это было легче сделать, поскольку, в отличие от Блока, Брюсов сумел близко подойти, говоря словами Л ун ачар­ ского, «.к главным кузницам революции»3. 6 Брюсов не мог не испытывать чувства большой при­ знательности к Луначарскому. Он превосходно созна­ вал и общее значение его деятельности в строительстве новой, социалистической культуры и его роль в своей жизни, в своей судьбе. ' А. Арго. Звучит слово. Очерки и воспоминания. [Изд. 2-е], М., 1968, с. 61—62. 2 «Литературная газета», 1965, № 138, 20 ноября. 3 Литературное наследство, т. 82, с. 221. 194

В 1920 году, когда отмечалось двадцатилетие лите­ ратурной деятельности Луначарского, Брюсов выступил с приветствием по адресу юбиляра от имени его со­ трудников по Л И Т О . В этом приветственном слове, дошедшем до нас в черновой записи самого Брюсова, говорилась: «С одной стороны, стоя в рядах передовых борцов за новую пролетаракую культуру, Вы указывае­ те товарищам, какие из культурных завоеваний про­ шлого должны быть сбережены и могут бьтть воспри­ няты новым, борющимся миром, а также какие куль­ турные деятели прошлого, способные понять величие переживаемого нами, могут и должны быть привлечены ,к делу этого строительства. С другой стороны, в В ас есть и достаточно сил и достаточно умения, чтобы уяснить этим деятелям все значение новой, открываю­ щейся перед нами работы и направить все их знания, все их способности на те пути, где они должны прине­ сти наибольшую пользу молодой Советской России»1. Среди этих культурных деятелей прошлого был сам Брюсов, и он отлично знал по собственному опыту, как нарком просвещения умеет натравлять их силы на н о­ вые .пути. Эти же мысли Брюсов выразил и в своем стихотво­ рении «А. В. Луначарскому», вошедшем в сборник «В такие дни» и содержащем, в частности, следующие строки: Гы широко вскрываешь ворота Всем, в ком трепет надежд не погиб,— Чтоб они &ля великой работы С сонмом радостным слиться могли б2. О большом уважении Брюсова к Луначарскому, о том, как он ценил разные грани многосторонней лич­ ности наркома, свидетельствуют и дарственные надписи ,на книгах. Одна из них («В такие дни») адресована «поэту А. В. Луначарскому», другая («Д али»)— «тонко­ му ценителю», на строгий суд которого автор «покорно 1 ГБЛ , ф. 386, к. 37, ед. хр. 5, л. 7—8. 2 В. Брюсов. В такие дни, [М.], Госиздат, 1921, с. 71. 195

приносит свои стихи», третья (первый том полного собрания сочинений) — «поэту и мыслителю»1. (Брюсов сочувственно откликался и на драматургию Луначарского, в которой видел пример того, «как, со­ храняя высокую художественную форму, властно влияя на слушателей чарами поэзии, можно в то же время остаться могущественным проповедником... высоких идей»2. Брюсову принадлежит рецензия на пьесу «Оли­ вер Кромвель» и на драматическую сказку «Василиса Премудрая». И на диспуте, посвященном драматургии Луначарского, он решительно поддержал точку зрения на искусство наркома просвещения, а не его придирчи­ вого критика — П. Керженцева. Представления послед­ него о поэтическом творчестве Брюсов назвал ложными и гибельными для искусства3. Оощение Луначарского и Брюсова было повседнев­ ным и продолжалось до самой смерти поэта. Нарком просвещения стоял в последнем почетном карауле у гроба своего соратника, дважды выступал на похоро­ н а х — с балкона здания Государственной академии художественных наук и на Новодевичьем кладбище. В своем прощальном слове Луначарский говорил о Б рю ­ сове как о человеке, выпрямленном революцией. Уже после смерти Брюсова вышла книжка, в кото­ рой, как и 17 лет назад, его статья стояла рядом со статьей Луначарского. Это был сборник статей профес­ соров и преподавателей Литературно-художественного института «Проблемы поэтики». Брюсов писал здесь о «синтетике поэзии», Луначарский — «о поэзии как ис­ кусстве тональном». Теперь они выступили как едино­ мышленники в разработке вопросов искусства, как люди, у которых уже нет оснований полемизировать друг с другом по принципиальным мировоззренческим вопросам. 1 См.: «Вечерняя Москва», 1973, 12 декабря. 2 ГБЛ, ф. 386, к. 37, ед. хр. 5, л. 7. 3 Стенографическая запись выступления Брюсоша приводится в кн.: «И. Кохно. Черты портрета», Минск, 1972, с. 70— 71. ' 196

7 Протянув руку Брюсову в самый ответегвенный. пе­ реломный момент его жизни, народный комиссар про­ свещения остался другом поэта и популяризатором его поэзии и после его смерти. Брюсов умер 9 октября 1924 года, а уже 10 октября в «Известиях» и вечернем выпуске ленинградской «Красной газеты» появился некролог, написанный Л ун а­ чарским, 11 и 12 октя-бря — его большая статья в «Правде» и затем в очередном (6-м) номере «Печати и революции» статья на особенно важную для Л ун а­ чарского тему — «Брюсов и революция». В следующем году он написал содержательное предисловие к трех-- томному собранию избранных стихотворений Брюсова, а в 1926 году— еще одну газетную статью «Памяти Брюсова». Если к этому прибавить неопубликованную лекцию о поэтах-символистах, прочитанную 18 мая 1926 года для студентов Коммунистического универси­ тета им. Свердлова, а также учесть характеристики Брюсова в другой лекции (1929 года) и в предисловии к собранию сочинений Пушкина, то можно сказать, что Луначарский посвятил Брюсову в 20-е годы больше статей и выступлений, чем кому бы то ни было из со­ ветских поэтов. Уже это свидетельствует о том, какое значение придавал нарком просвещения личности и судьбе автора «Грядущих гуннов». Творчество Брюсова, привлекавшее своей художест­ венной силой Л уначарского и как читателя, было о со ­ бенно интересно для критика-марксиста в плане исследовательском, с социологической точки зрения. Луначарскому хотелось, как он признавался в своем экспромте, уловить «нить судьбы» поэта, «судьбы ло­ гичной» и в то же время «узорно странной». И конечно, чрезвычайно важной для Луначарского-пропагандиста была возможность продемонстрировать на примере Брюсова перед самыми широкими кругами читателей могучее влияние Великого Октября на сознание одного из крупнейших представителей дореволюционной куль­ туры. В своих выступлениях критик постоянно возвращал­ ся к своей концепции, к своему пониманию Брюсова 197

как социального явления. Луначарокий подчеркивал, что Брюсов вошел в литературу в эпоху перелома, про­ исшедшего в настроениях русакой интеллигенции^ кото­ рая в преобладающей части отказалась от социально- революционных устремлений 60— 70-х годов и пошла на техническую и идеологическую службу к развивав­ шемуся капитализму. Чутко улавливавший веяния вре­ мени, Брюсов стал одним из лидеров и организаторов нового литературного движения, для которого, вместо социального реализма, оказались характерны эстетизм, самодовлеющее мастерство, эгоцентризм, уход в об ­ ласть узколичных переживаний, в подсознательное, в потустороннее. Н о по своей натуре, по своим социально-биографи- чеоким корням поэт не был настроен в унисон с той средой, в которой он очутился. В нем сильно было — утверждал Луначарокий — плебейское, «скифское» н а­ чало, «мужицкое ядро», материалистическая закваока, тяга к рационализму, позитивизму, любовь к науке. В другую эпоху он пошел бы по другому пути, стал бы, возможно, поэтом некрасовской школы. Время согнуло его в сторону декадентства, наложило на него свою печать, подсовывало ему свое содержание, заставляло играть на чужих инструментах. И все же он сумел избежать полного искалечения. Прослеживая путь Б рю ­ сова, Луначарский констатировал драматическую вну­ треннюю борьбу «умного, мужественного, неуемно тре­ бовательного русского человека»1 с эстетскими, упадоч­ ническими, социально и идейно мелкими внушениями западного символизма. Сопротивляясь своей среде, своему времени, он искал героического и монументаль­ ного в прошлом, в легендах, слагал гимны творческому труду, в моменты общественного подъема со всей страстью устремлялся сердцем к «детям пламенного дня». Создавая резко очерченные, определенные об р а ­ зы, он оставался реалистом среди символистов. Все усиливающийся конфликт с идеологией и эсте­ тикой современной ему буржуазной среды и привел его в дни великих испытаний полностью и бесповоротно в стан революции. 1 Литературное «аюледспво, т. 82, с. 253. 198

Это сформулированное Луначарским понимание т в о р ч е с к о г о пути Брю сова является теперь общ ерас­ пространенным среди советских литературоведов, проч­ но вошло в литературоведческий обиход. Не ограничиваясь таким социальным анализом поэтического пути Брюсова, Луначарокий характеризо­ вал и его художественное мастерство, находя для этого меткие и выразительные слова. Ценить мастерство Брю сова критик учил и своих молодых слушателей-комвузовцев. Он говорил о кова­ ном стихе поэта, о скульптурности его форм. Используя стихотворение из цикла «Н а Сайме» («Желтым шелком, желтым шелком по атласу голубому...»), он демонстри­ ровал также живописное мастерство поэта. Н а примере строк из стихотворения «Сумерки» («Как тихие звуки клавира — Далекие рокоты дня...») лектор обращал внимание и на музыкальную сторону брюсовской поэ­ зии. В то же время Луначарский разрушал ходячее представление о Брюсове как о холодном мастере. Чи­ тая своим студентам пафосные гражданские стихи из сборника «Stephanos», он подчеркивал, что «вместе с чеканной формой... гам огромное количество страсти». «М ож но ли, — спрашивал Луначарский, — после этих... стихотворений говорить о том, что Брюсов — холодный поэт? Если это холодный поэт, то какой должен быть горячий поэт?»1. Справедливее, чем многие другие критики, отнесся Луначарокий и к послеоктябрьскому творчеству Брю ­ сова. Известно, что именно послереволюционные стихи Брюсова особенно часто вызывали негативную оценку, прежде всего тех, кто хотел доказать, что переход на сторону революции погубил талант поэта. Н о почти столь же отрицательно расценивали эти стихи и неко­ торые советские критики, исходя из вульгарно-социоло­ гических критериев. В противоположность всем разновидностям предвзя­ того отношения к произведениям Брю сова советского периода, Луначарский еще в 1920 году отметил, что поэт «написал в последнее время несколько прекрасных 1 ЦП А Н М Л , ф. 142, on. 2, ед. хр. 438. 199

стихотворений, воспевающих настроения и переживания нашей эпохи» (5, 389). Среди них критик особенно вы­ делял и любил приводить в своих выступления* «пре­ восходное обращение» — «Товарищам интеллигентам». Н а юбилейном вечере он прочел и «Парки в Москве», а одну из статей закончил стихотворением «У Кремля». Луначарский не склонен был преувеличивать худо­ жественное значение послереволюционного творчества Брюсова. Приведенную выше оценку 1920 года он со­ проводил оговоркой: «Это еще только несколько стихо­ творений». Критик понимал, что поэт не мог еще установить полной гармонии между старыми поэтиче­ скими навыками и новым содержанием, между своим поэтическим сердцем, созревшим «в прежних испыта­ ниях и в прежнем опыте», и новыми убеждениями, новым миром. Однако Луначарский с большим удовле­ творением констатировал, что Брюсов служил револю­ ции не только как один из ответственных работников советского государства на фронте культуры и просве­ щения, .но и как поэт, который радуется новой могучей России, приветствует ее, «отдает ей громадную дань»1. Занятый кипучей государственной деятельностью, Луначарский не мог претендовать на то, чтобы дать в своих выступлениях исчерпывающий анализ брюсов- ского творчества. Он рассматривал свои статьи только как первый подход к теме, лишь как «некоторый абрис социального анализа поэзии Брю сова» (1, 443). Тем не менее не следует преуменьшать значения этих статей, наметивших первые вехи в марксистском освещении очень существенной для советского литера­ туроведения и советских читателей темы. Статьи Луначарского и в наши дни помогают изу­ чению творчества Брюсова, не случайно на них так часто ссылаются авторы новейших работ о поэте. ■Литературное наследство, т. 82, с. 254. 200