Important Announcement
PubHTML5 Scheduled Server Maintenance on (GMT) Sunday, June 26th, 2:00 am - 8:00 am.
PubHTML5 site will be inoperative during the times indicated!

Home Explore Брюсовские чтения 1973 года

Брюсовские чтения 1973 года

Published by brusovcenter, 2020-01-23 03:20:09

Description: Брюсовские чтения 1973 года

Keywords: Брюсовские чтения,1973

Search

Read the Text Version

Им кажется: убийцы сердце Отравит сок стеблей. Неправда! Взысканная богом, Земля добрей людей: Алей цвет алой розы будет И белый цвет белей. Даст сердце стебли розы белой, Рот—стебли алых роз. Кто знает, чем святую волю Готов явить Христос, С тех лор как посох Парсифаля Цветами вдруг пророс?1 Брюсову принадлежит полный перевод стихотворе­ ний американского ирландца Э дгара По, зам ечательны е статьи о н ем 2. И звестно, к ак высоко чтил Б рю сов п о э­ зию Э дгара По, как восхищ ал его сложный мир его прекрасных образов, как блистательно перевел он «В орона» Э д гара П о и т. д. «Кельтская душа» По, о которой писали многие его исследователи, не бы ла для Брюсова неуловимой. Он, может быть, как никто из русских переводчиков пони­ мал «кельтские сумерки» поэзии Эдгара По, его утон­ ченную символику. Через поэзию Байрона приобщ ался Брюсов к при­ роде, истории и к характеру шотландского народа. Видимо, не случайно переводил Брюсов с таким вдох- > Антология новой английской поэзии. Вступит, статья и ком­ ментарии М. Гутнера, Л., 1937, с. 200. 2 В предисловии к своему переводу «Полного собрания поэм и стихотворений Эдгара По» (М., 1924, с. 1) Брюсов писал: «Ли­ рика Эдгара П о — одно из замечательнейших явлений в мировой поэзии. Исключительно своеобразная сама по себе, заключающая в себе ряд созданий, которые должны быть признаны классиче­ скими образцами словесного искусства, она в то же время—источ­ ник весьма многих течений в позднейшей литературе. Круг идей, вложенных в поэмы Эдгара По, и многие его технические приемы были позднее широко разработаны и использованы поэтами конца XIX века, английскими, французскими, немецкими, русскими и др., и правильно оценивать их произведения невозможно без ближай­ шего знакомства с одним из первоисточников». 351

новей нем его ш отландский цикл стихотворений — «Когда я как горец»; «Хочу я быть ребенком вольным» и «Лашвдна-Гар». Последнее стихотворение является не только шедевром переводческого искусства, «о и глубоким проникновением в сложную, свободолюбивую, мятежную душу Байрона, который, как известно, по материнской линии бы л ш отландцем, что 'неоднократно подчеркивал. Чтение (Байрона, работа над переводами его произведений много д ал и (Брюсову по кельтской теме. Одна .«Ирландская А ватара» Байрона, написанная им 16 сен тяб р я 1821 го д а под впечатлением н ап еч атан ­ ных в газете « M o rn in g C hronickle» (в—il8 августа 1821) статей о болезни и смерти королевы К аролины и о поездке Георга IV в Дублин, свидетельствует не только о том, что (Байрон был пламенным защ итником и другом Ирландии, но и дает такое богатство мате­ риала о политической жизни И рландии, ее борьбе, ее голоде, ее трагедии, что, опираясь на «Ирландскую Аватару», можно глубоко изучить «Ирландский вопрос» того времени. В поэме Байрона «Дон Ж уан» (1822) Брюсов также мог встречать намеки на Ирландию, Ш отландию, даж е полемику Б ай р о н а с учеными того времени об и р л ан д ­ ском языке и его '«загадочном» происхождении (XXIII, Песнь восьмая). В связи с этим представляют интерес неопубликованные рукописи переводов Брюсова, (отры­ вок из V III Песни «Дон Ж уана» Байрона)- Внимание Брюсова привлекает не только взятие Суворовым И з­ м аила, как оно д ан о Б ай рон ом в «Дон Ж у а н е » 1, но т а к же и ирландская тема, прозвучавшая в этом отрывке, где Байрон дает кровавый лик войны с позиций гума­ низма: «Повесы Лондона, хлыщи в Париже, На блеск войны взгляиите-ка поближе. 125. Подумайте, за все, что есть в газете, Раоплата тысячам — их смертный час, 1 ГБЛ, ф. 386, к. 20, ад. хр. 2. 352

Иль вы спокойны, что невзгоды эти Других коснутся и не тронут вас? Но сборы, пошлины, налогов сети, — Хоть в этом-то услышьте Судный глас! Взгляните на Ирландию» слабея, Ей прокормиться ль славой Уэльслея? 126. А все ж :;арод, .патриотизмом славный, Что любит родину и королей, Энтузиазмом переполнен явно. Эй, музы, пойте гимны веселей. Пусть саранча войны самодержавно Грызет посевы, губит злак полей, — Тот, кто на троне, смотрит вкруг в вооторге: Ирландцы мрут, а пять пудов в Георге1. (.8/19 ноября 1920. Вариант № 1) Перед нами три варианта рукописей, одна маш ино­ пись. Д ве рукописи (чернилами и карандаш ом) при­ надлежат Брюсову, одна — с некоторыми просчетами в ритме—Ж . М. Брюсовой и машинопись (с опечатками). Об Ирландии Брюсов черпал сведения из самых разнообразных источников. Д руж ба с Бальмонтом и Ш иком, научный контакт с В. Р. М орфиллом такж е сыграли здесь некоторую роль. Ж урнал «Весы», факти­ ческим редактором которого был Брюсов, помещал рецензии и письма из Великобритании о книжных но­ винках по кельтике, публиковал критические отзывы па книги, вы ш едш ие в России, наприм ер, •— на « И сто ­ рию И рландии» Г. А ф анасьева («Брокгауз-Е ф рон », СПб., 1907). Нельзя не обратить внимания на редакционную дея­ тельность Брю сова, н а умение привлечь ik « B ie caM » со­ лидных и компетентных зарубежных корреспондентов, как, например, упомянутый профессор В. Р. М орфилл, известный русист Великобритании. Вероятно, не без содействия Брю сова в «Весах» бы ла помещ ена его интересная информация о борьбе ирландцев за сохра­ нение кельтского языка и древней культуры: «Стоит внимания, что за последнее время появился ряд трудов, касающихся ирландской истории и литературы. Чув- 1 ГБЛ, ф. 386, к. 20, ед. хр. 2. 353 23—Брюсовские чтения

ствуется великое возрождение старого языка, который: окончательно не умирал никогда. Общество И рланд­ ских Текстов (Jrish Text Society) предприняло издание замечательной работы Джефри Китинга (G. Keating) по ирландской истории. В книге собран (богатый мате­ риал то ирландскому фольклору. Кроме того, старин­ ные ирландские предания здесь разъяснены и истолко­ ваны» («Весы», № 7, 1904, с. 39). Брюсов был, конечно, в курсе ирландских событий 1916 года. В ф еврал е 1917 год а в стихотворении «Тридцатый месяц» он пишет: Достались в жертву суеслояыо Мечты порабощенных стран: Тот опьянел безданной кровью, Тот золотом безмерным пьяя...1 То, что он п еревод и л ib г о д ы Г р аж д ан ск о й войны строфы (Байрона, в т. л. и об И рландии, так ж е сви де­ тельствует о его продолжающемся интересе к Эрину. К годам Гражданской войны относится и одна из бесед Брю сова, в которой он говорил о необходимости изуче­ ния культуры кельтских народов: «События в Ирлан­ дии не пройдут бесследно в творчестве ирландских поэтов, и не только ирландок их... И ны е говорят, что М аяковский в своем поэтическом .пророчестве «В тер­ новом венце революции грядет шестнадцатый год» не­ много ошибся, но в 1916 году вспыхнуло ирландское восстание, среди руководителей которого были и поэ­ ты. Они были злодейски расстреляны английскими сол­ д атам и ...» 2. Так Брюсов до конца своих дней продолжал сохра­ нять глубокий интерес к кельтскому миру — и к его далекому прошлому, и к живому настоящему. 1 В. Брюсов. Избранные стихи. М., Academia, 1933, с. 478. 2 Е. Китлова. Воспоминания о Брюсове. Рукопись. 354

41Ш111111111111111Ш11Ш111Ш1Ш1111111Ш11111111111111Ш111111111Ш11ШШН11111ШШ1 И. Б. Хачатрян ЛИРИКА С ШАХАЗИЗА В БРЮСОВСКОЙ АНТОЛОГИИ «ПОЭЗИЯ АРМЕНИИ» В антологии « П о эзи я Армении», изданной в 1916 году под ред акци ей В. Я. Б рю сова, в р азд ел е « Н о в ая армянская поэзия» сравнительно большое место уде­ лено творчеству Смбата Ш ахазиза. Это естественно, так как во вступительном историко-литературном очер­ ке «Поэзия Армении и ее единство на протяжении веков» Брю сов вполне справедливо причислил С. Ш ах ­ азиза (вместе с Р. П атканяном) к «зачинателям новой поэзии»1. Н адо ск азать, что Брю сов не был оригинален в опенке творчества армянского поэта, в определении его места в истории армянской поэзии. Во многом его определения сходны с мыслями, изложенными М. Бер- беряном в критическом этюде «С. Ш ахазиз», на кото­ рый и ссылается редактор антологии, представляя чи­ тателю этого поэта. В творчестве Ш ахазиза Брюсов видит литературное явление крупного масштаба. Вслед за М. Берберяном Брюсов в качестве отличительной черты поэзии Ш ахазиза усматривает ораторство, под­ черкивает узость тематики его поэзии, указывает на ряд ф орм альн ы х недостатков ■— «слиш ком однообразны й размер стихов, невыдержанный ритм и неправильную рифмовку», «декламаторский тон» в патриотических стихотворениях, отсутствие «пылких излияний чувств» в любовных произведениях, «много неясного» в фило- 1 Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней, изд. Московского армянского комитета, М., 1916, с. 71. В дальнейшем все ссылки на это издание, в скобках—страница. 355

софских вещах (75). Тем не менее, составляя антоло­ гию, Брюсов не мог пройти мимо творчества Ш ахазиза. Причины этого такж е изложены во вступи! ел ином очерке. Это — «богатый и изящный слог», ираждан- ственность поэзии Ш ахазиза, а такж е та историческая задача, которую поставил армянский поэт перед собой: «Ковать новый язык и будить национальное чувство». Поэтому вполне прав Брюсов, подчеркивая, что «в исто­ рии армянской поэзии Ш ахазиз занимает место рядом с Патканяном, хотя уступает ему в непосредственном даровании» (75). Однако основная причина того, что Брюсов не мог обойти творчество Ш ахазиза, видимо, кроется в том, что ему как составителю антологии необходимо было показать не только избранные вершины армянской поэзии, не только творчество поэтов, достоинства кото­ рых вполне соизмеримы с европейскими критериями, а и величины, в той или иной мере отвечающие крите­ риям, выработанным традициями армянской поэзии, и в силу этого позволяющие определить национальные поэтические ориентации и пристрастия определенного периода. Именно в этом ключе следует понимать зам е­ чание Брю сова о том, что отсутствие в творчестве Ш ахазиза темперамента бойца и властного голоса учителя не помешало стихам поэта («получить широкое распространение; их охотно пели, изучали в школах, и поэт был признан в числе классиков новоармянской литературы» (74—75). К ак видим, здесь Брюсовым при­ ведены первейшие свидетельства популярности поэта— это пение его стихов и их так н а зы в а е м а я 1хрестома- тийность. Подборка произведений Ш ахазиза не была случай­ ной. Среди произведений Ш ахазиза, представленных для отбора в антологию «П оэзия Армении» 'членом редак­ ционной комиссии П. Н. Макинцяном, имелись под­ строчные переводы и транскрибированные тексты сти­ хотворений '«Вокруг тебя весна», «Сон», «Дух в изгна­ нии», («На могилу п евца», а так ж е отры вка из «Бесцен­ ной ж ем чуж ин ы »1. 1 ГБЛ, ф. 386, к. 19, ед. хр. 20. Подстрочные переводы и транскрибированные тексты произведений (1915— 1916). 356

Предназначенный для сборника переводной мате­ риал, сохранившийся в фонде Брю сова, состоял из сти­ хотворений «Сонет» и «Кругом — весна» в переводе В. Х одасевича, «П ам яти С. Н азарян ц а» в переводе Ю. Виппера, а так ж е двух переводов стихотворения «Сон»: один — Брю сова, другой — Ю. В ерховского1. И з перечисленных произведений в антологию вошли толь­ ко три стихотворения: «<Сон» в п ереводе Б р ю со в а, «С о­ нет» и («К ругом — весна» в п ереводе Х одасевича. (С со­ гласия Ю. Веселовского Брюсов включил в сборник два переведенных им ранее произведения: стихотворение «Аштарак» и отрывок из поэмы «Скорбь Леона». При составлении сборника Брюсов ставил целью своей работы «в самом подборе стихов одного поэта характеризовать различные стороны его дарования и даж е «од его развития» (14). И б о л е е— выбор того или иного стихотворения был рассчитан на то, чтобы «охарактеризовать определенное направление в лите­ ратуре» и, наконец, к ак отм ечает Брю сов в предисло­ вии, важнейшим критерием отбора было то, чтобы произведение «удовлетворяло требованиям художест­ венности» (14). Эти три основных условия, предъявляемы е ко всем поэтам, представленным в антологии, были соблюдены Брюсовым и при выборе произведений Ш ахазиза: как лирический поэт он представлен стихотворениями «Сон», «Аштарак», «Кругом — весла» и «Сонет». Вме­ сто философских 'стихотворений «Д ух-скиталец» и «Вот восток и роковая...», отобранных П. М акинцяном, и «П ам яти С. Н а зар я н ц а» в п ереводе Ю. В иппера Б р ю ­ сов включает в сборник отрывок из поэмы «Скорбь Леона», которая (характеризует Ш ахазиза как поэта- граж данина и определяет его место в армянской лите­ ратуре как создателя «первой для своего времени и до сих пор единственной армянской поэмы в европейском понимании этого сл о в а» 2. Н а основании имеющихся материалов можно про­ 1 ГБЛ, ф. 386, ж. 17, ед. хр. 15. Переводы армянской поэзии. Новая поэзия русских армян. (Г. Додохян, С. Шахазиз, Г. Агаян). 2 М. Берберян. С. Шахазиз. Критический этюд.— В кн.: «Ар­ мянские беллетристы», т. 2, М., 1894, с. 491. 357

следить редакторскую и переводческую работу Брюсова над произведениями Ш ахазиза. В этом плане чрезвы­ чайно показательным является процесс отбора из р \\д а переводов стихотворения «Сон» единственного, удовле­ творяющего требованиям редактора антологии. А тре­ бования эти следует ещ е реконструировать, ибо они, судя по всему, не сводятся лишь к тем, которые огово­ рены в «О бъяснениях редакции»: i«He только верно передавать содерж ание оригинала, но и воспроизводить все характерны е отличия его формы» (16) и т. д. К ак известно, !«Сон» — первое арм ян ское сти хотвор­ ное произведение, переведенное Ю. Веселовским еще в 1892 году1, неоднократно п ечаталось в разны х и зд а­ ниях, вплоть до «Сборника армянской литературы» под редакцией М. Горького (1916). О днако перевод этот по каким-то причинам не отвечал требованиям Брюсова, и Верховскому, очевидно, было предложено вновь пере­ вести стихотворение. Но, как свидетельствуют архивные данные, и этот перевод не соответствовал тому пред­ ставлению, которое сложилось у Брюсова при знаком­ стве с подстрочным переводом «действительно очарова­ тельного «Сна» (75). Сравним эти переводы. сон (Подстрочник Макинцяна) Я услышал сладкий голос, — (То) было близ моей состарившейся матери — Блеснул луч радости, Но жаль, что был сон (разумеется, то)! Там журчащий ручей Катил жемчуга; Он (ручей) был чист как кристалл; То был безумный сон! И мелодия, грустная, родная Напомнила дни детства. 1 «Мир божий», 1892, № 6, с. 76. 358

Я почувствовал поцелуй матери моей, Ах, жаль, что (то) был сон (то было во сне)! (Она) прижала к своей лруди (разумеется, меня) с тоской, Отерла мои глаза — были очень влажны — Но слезы все лились... Ах, почему то был сон (то было во сне)! ЕРА3 (Транскрипция) Ес лысеци ми ануйш дзайн, — Им цэрацац мор мотер — Пайлец нышуйл урахутян, Банц апсос вор ер аз эр. Каркачаос ахяюр айнтех Тавалум эр М аргарит,— На ыстак эр ворпес бюрех,— Айн ераз эр цнорамит. Ез мэхедин тхур, майрани, Хишец манкутян орер, Морыс амбурн эс ыэгаци Ах, абсос вор ераз ар. Курцкин сэх.чац каротагин; Ачкэрс сырбец — шат та цэр,— Байц артасукс гынумэин... Ах, айд инчу ераз ар. СОН Перевод Ю. Веселовского Я услышал напев сладкозвучный,— .Ноя мать была снова со мной!.. Сердце радостью вновь озарилось, — Но, увы! то был сон золотой! 359

И журчал ручеек, протекая... Он жемчужные струи катил; Как кристалл, был чист и прозрачен. Но... лишь сон то обманчивый был! И родные печальные звуки Вновь о детстве наятамнили мне... Славно мать меня вновь целовала.,. Но, увы, это было во сне!.. Мать к груди меня нежно прижала. И рыдал я, душой умилен... Она слезы мои осушала.» Ах, зачем это был только сон! СОН Перевод Ю. Верховского Услышал милый голос я — У матери в дому родном: Блеснула радость бытия,— Как жаль! что это было сном! Ручей журчал и мчался вдаль Сияя в жемчуге сквозном, И был он чистым как хрусталь,-~ То было лишь безумным сном. Напомнил сладость детских дней Напев унылый так знаком,— Лобзанье матери моей... Ах! жаль! что это было сном! Прижав меня к груди с тоской! Отерла очи мне тайком: Но слезы все лились рекой... Ах, отчего то было ohomi*

СОН Перевод В. Брюсова Я услышал нежный голос, К старой матери склонен, Сердце с радостью боролась... Горе! это был лишь сон. Там журчал ручей струистый, Жемчугами ©пенен, Как хрусталь прозрачно чистый... Горе! это был лишь сон! Грустной песнею волнуем, Был я детству возвращен... Мать приникла поцелуем. Горе, это был лишь сои. Мать отерла мне в печали Взор мой, — был он затенен. Ах, но слезы все бежали: Почему то был лишь оон? Вряд ли стоит заниматься отыскиванием отдельных н еудавш ихся строк и д а ж е строф ib трех переводах, вряд ли стоит сравнивать семантические нюансы от­ дельных слов с оригинальным текстом: это не объяснит того, почему перевод Брюсова оказался наиболее при­ емлемым. Первая строка одинаково приемлема во всех трех вариантах, вторая строка — удачнее у Брюсова, третья — у Веселовского, четвертая — у Верховского и т. д. Таким о бразом в р яд ли у д ается определить п р е­ имущество одного перевода по сравнению с другим. Гораздо важнее общий интонационный строй произве­ дения, соблюдение 'которого в ряде моментов побудило Брюсова намного дальш е отойти от текста оригинала, чем это сделали Веселовский и Верховский. Один из критериев популярности произведений Ш ахазиза, по словам самого Брюсова, в том, что «их охотно пели». Особенно справедливо это замечание по отношению к стихотворению «Сон», ставшему популярнейшей народ­ ной песней. Брюсов, судя по созданному им русскому 361

тексту «Сна», стремился подчеркнуть именно «песен- ность» переводимого текста. Такое стремление отрази­ лось, во-первых, на выбранном разм ере—'четырехстоп­ ный хорей с перекрестным чередованием женских и мужских рифм — размер, традиционно при крепленный к русакой народно-песенной лирике и перешедший в книжную песенную лирику. Это обстоятельство позво­ лило Брюсову отказаться от необходимости соблюдения сплошных мужских рифм — как в оригинале, между тем как эта формальная сторона бы ла безукоризненно воспроизведена Верховским — в ямбическом размере, экспрессивный ореол которого далек от песенной ли­ рики. Во-вторых, Брюсов усиливает рефренный повтор последней строки в каждой строфе, также вопреки тек­ сту Ш ахазиза. В оригинале повторяются последние строки лишь в первой и третьей строфе, да и то с изме­ нением начального слова: « P ^ j g ш ф и п и , пр Ь р ш ц Ьр» и «U>fu, ш ф и п и , п р hpuiq^ р ». В з ак люч ител ьио й строфе повторяется лишь последнее слово: «М/и, ( Ь р ш ч £р», а во второй строфе последнюю строку вряд ли возможно считать строкой с каким-то сохранением рефренного элемента: хотя «Ь р ш ^ £р» присутствует и здесь, однако и ритмически, и стилистически, и синтак­ сически, и интонационно выполняет совершенно иную функцию («МуЬ Ь р ш ч £р д Ь п р ш J/r/л»). БрЮСОВ буКВЭЛЬНО повторяет последние строки трех строф: «Горе! это был лишь сон». И лишь заключительная строка несколько видоизменяется (как и в традиционной русской песен­ ной л и р и ке): «Почему то был лишь сон?» Если бы Брюсов руководствовался лишь соображ е­ ниями о близости отдельных слов соответствующим словам армянского текста, то ему следовало бы отка­ заться и от перевода стихотворения «Аштарак», выпол­ ненного Ю. Веселовским, где можно найти всего не­ сколько строк, точно передающих содержание соответ­ ствующего стиха оригинала. Но и здесь для Брюсова был важнее общий интонационный строй стихотворе­ ния, песенный размер (сочетание четырех- и трехстоп­ ного ям ба), строгая перекрестная рифма—необходимый компонент песенного текста (кстати, отсутствующий в переводе «Сна» Ю . Веселовским). Д а и редакторские правжи Брюсова, сделанные им на переводе стихотво- 362

рения «Кругом — весна», выполненного В. Ходасевичем, не свидетельствую т о стремлении во что бы то ни стало сохранить букву оригинала. КРУГОМ — ВЕСНА Подстрочник П. Макинцяна Вокруг веона. Зелеными макуиЛами Холмы попадаются навстречу И ти.хкм, сшадким успокаивающим сно.м Ты забываешь скорбь мира. Ряды обсаженных деревьев, с красивыми кудрями Тиосо шевелятся. В есаю и бодро Бежит ручей. — Милая картина! Из кожона выглядывает роза. Краснеет роза, дивная дщерь Яркой зари. Но я не согласен, Что пред ней могла бы п01.мер1кнуть красота Стыдливой дезы , которую я любил. ЧОРС КОХМЫТ ГАРУН {Транскрипция) Чорс кохмыт гарун. Канач катаров Охблурнер арачэн гали. Ев халах, ануйш, аигуцич кынав Маранумэс ду вишты ашхари. Вареатэх тынкац царери шаркэр, Махмик шаржзу.мэи. Урах ев зыварт Вазумз арвак. — Сирэли паткар. Чыхац какониц дуре найумэ варт. Кармырумэ варт, ва,р аршадуйси Чыжнах дустыры, байц амадзайи чэм Вор да ыокохэ амотхац куси Гэхэдкутюны, ворин енрэлзм. 36.1

КРУГОМ - ВЕСНА Перевод В. Ходасевича К ругам — весна. Бреду. Навстречу мне Зеленые холмы уходят вдаль. — И в тихом, сладком, бестревожном сне Смиряется [покоится] на дне души печаль Деревьев ряд чуть слышно шелестит, Зелеными кудрями. Ручеек Бежит проворно. Милый сердцу вид! Там роза раскрывает лепесток, [И пламенеет] Алеет роза — огненной зари [стыдлива] Божественная дочь... Ее скромней та, Кого люблю, — но нет, не говори, [Что перед розой меркнет красота]. Что девы прелесть меркнет перед ней. [Правки Брюсова, написанные от руки, подчеркнуты нами]. Изменения, внесенные Брюсовым (за исключением первой строки последней строфы, где действительно «алеет роза» — буквально передает сочетание «4ш - p r i L j i i [ w p q .»), не преследуют цели приблизить текст к оригиналу и являются лишь правками стилистического порядка, пожалуй, независимыми от оригинала. Наблюдения эти позволяют заключить, что требова­ ния Брюсова к переводу, изложенные во вступлении «Объяснения редакции», не следует принимать безого­ ворочно. Цели, преследуемые редактором и составителем антологии «Поэзии Армении», были по отношению к разным авторам различны, и это давало ему основание не всегда быть последовательным в своем требовании тачного соответствия во всех деталях переводимого текста оригиналу. Оценка творчества Ш ахазиза, дан­ ная Брюсовым в очерке «П оэзия Армении и ее един­ ство на протяжении веков», позволяет определить те основные свойства стихотворений армянского поэта, которые составляли их главное достоинство и, следо- о04

вательно, которые Брюсов и стремился передать на русском языке. Пренебрегая менее значительными де­ талями, стремясь к выразительности и точности в глав- ном — в общей интонационной установке, Брю сов сумел донести до русского читателя песенное звучание стиха, то есть то отличительное, характерное (качество, кото­ рое и сделало С мбата Ш ахазиза одним из популярней­ ших поэтов Армении.

Illllllllllllfli!!il|||l!lllllil!llli!!ii! Ill li!!il!i!li!!!llllif llllllll llllllllllllllltllllimil. В. Кубилюс ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ И ЛИТОВСКАЯ ЛИРИКА В середине августа 1914 года, направляясь в каче­ стве военного корреспондента из Москвы в Варшаву, Валерий Брюсов на несколько дней остановился & Вильнюсе. В литовской печати, целиком занятой описа­ ниями боев и беженцев, визит этот прошел незамечен­ ным. Никто из литовских писателей не пришел встре­ чать вождя русских символистов. 0,н бродил по старому Вильнюсу вместе с белорусским поэтом Янкой Купалой, несколько стихотворений которого тогда же перевел на: русский язык1. Ему понравился костел св. .Анны — «сон далеких веков», запомнилась легенда о «ребенке чудес­ ном» Казимире и шум «в еврейском квартале». С «Замковой горы» он любовался многобашенной пано­ рамой. В эти же дни Брюсов написал два стихотворе­ ния о Вильнюсе («В Вильно» и «Все чаще»), занеся, город на карту военных событий. 1 Е. K u rlan d zcik . W ale rlj Briusow l W ilnius.— «Czerw o у s tan- d a r», 19)4, 13 marca. В письме из Вильнюса к жене от 17 августа 1914 года В. Б р ю ­ сов так описывает свои впечатления: «Ж иву здесь так, как вообщ е приходится мне последнее время жить в разных городах. М н ож е ­ ство знакомых, почитателей, вопрош аю щ их, что значат те и те стихи и т. д. Кое-что пишу, и статью, и одну повесть» (Валерий Брю сов в автобиографических записях, письмах, воспоминаниях современников и отзывах критики. Составил Н . Ашукин, М ., 1929,. с. 323). 366

Литовским поэтам, которые только вышли из «зеле­ ного села», были весьма чужды вызывающий интеллек­ туализм «самого культурного писателя на Руси» (ха­ рактеристика М. Горького), самосознание городского человека, орнаментированное реминисценциями из раз­ личных эпох, отточенный поэтический язык, подчинен­ ный заранее обдуманным конструкциям, далекий от наивной непосредственности и простоты, от мелодичной напевности и унаследованной у народных песен тради­ ции метафорики природы. Ни для кого из литовских поэтов Брюсов не стал «духовным вождем» и учителем, в отличие от Пушкина или Некрасова, а позднее Бло­ ка или Маяковского. Творчество Брюсова на литовском языке представ­ лено всего несколькими переводами. Первый такой пе­ ревод был опубликован в 1909 году в книге К. Вайраса- Рачкауокаса «Стихами и прозой». Это весьма несклад­ ный пересказ программного стихотворения «Городу», в подзаголовке названный «опытом подражания В. Брю­ сову». Два следующих перевода увидели свет в 1915 году и принадлежали перу Б. Сруаги. Это «Работа»1 и «Весенняя песня девушек»2. Последний перевод опять- таки скромно назван подражанием («В подражание В. Брюсову modo Lithuanico»). В том же году и -позд­ нее Б. Сруога перевел еще четыре стихотворения В. Брюсова из III тома «Путей и перепутий» (1909) — «Городу»3, «Брызнули радостью»4, «На гранитах»5, «Август»6, — но опубликовал только два последних. Два стихотворения — «Рондо»7 и «К счастливым»8 в 1 „Lietuvos z in io s \", 1915, № 33. 3 .P lr m a s a i b aras“ , 1915, с. 22. 3 LKL1 BR F I —3929. (Рукописный отдел Института литовского -языка и литературы). 4 П исьм о В. Чюрленнте, 1916.— L K L ! BR F 53— 87. 5 A usrin6s ke lia is..., Петроград, 1915, с. 35. 6 „S e k n io jl d le n a \", 1921, № 3. 1 i Pavasar b > , 1923, № 12. Оригинал стихотворения, опублико­ ванный в сборнике В. Б рю сова «Семь цветов радуги» (М осква, 1016, с. 217), позднее не переиечатывалея. 8 D id y s ls L ie tu v o s u k in in k o k a le n d o rlu s 1923 m e ta m s, К., 19 3. 367

переводах П. Рапшевичуса и А. Валайтиса—(были опуб­ ликованы в 1923 году. Перевод стихотворения Брюсова «Каменщик»1 был последним, выполненным в этот пе­ риод поэтом революционной аппозиции К. Снарсюисом. Уже в советское время вышла отдельная книжка лирики Брюсова (всего 31 стихотворение), заново пере­ веденная Я. Дягутите2. Небольшое число переводов и самоочевидных ду­ ховных и художественных соответствий, редкие упоми­ нания в печати, а порой тенденциозное и даже откро­ венно враждебное комментатарство (в особенности советского периода творчества) еще не означают, что деятельность Брюсова не оставила более или менее ярких следов в истории литовской поэзии. После того, как в 1904 году был отменен запрет литовской печати, литовская поэзия принялась в корне обновлять свой арсенал и стала жадно искать для себя образцы в со­ седних литературах. Реформа русского стиха, которую с дерзостью скандалиста и эрудицией академика про­ водил Брюсов, не могла не заинтересовать литовских поэтов, осознавших, по выражению С. Кимантайте-Чюр- ленене, что «живая душа поэзии не может стоять на месте, не можег окаменеть в единожды найденных формах, а должна идти вперед, сбрасывая старые одежды и облачаясь в новые»3. Эта реформа не под­ чинялась законам отчуждения, ее нельзя было переса­ дить на другую почву, так как поэзия любой нации эволюционирует по своим собственным законам речевой акустики, психологической структуры и культурной памяти. И тем не менее русский символизм под пред­ водительством Брюсова и польское литературное дви­ жение «Moda Polska» были важнейшими вехами, обу­ словившими искания литовской лирики в начале XX века. В 1894— 1910 гг. Брюсов стоит, по словам А. Бело­ го, впереди всех новаторов России4. Образованное им издательство «Скорпион» вводит в литературную жизнь. 1 К. Z v a ig z d u lis . A k tn e n y s , К., 19Л5, с. 39. 10. 2V. B r iu s jv a s . ?o e z и, V., 1961, 67 с. 3 S K y m a n ta ite . M usu k n v ^ s.— c V tld s » , 1907 № -i А. Белый. Н ачал о века, М .— Л ., 1933, С. 146. 368

России такие явления, как поэзия Верлена и Верхарна, как По, Гамсун, Уайльд и Метерлинк, а редактируе­ мый им журнал «Весы» становится центром русского модернизма. В этом журнале Ю. Балтрушайтис рецен­ зирует новые книги немецких поэтов (Р.-М. Рильке, Ст. Георге), а некоторые издания «Скорпиона» в годы военной смуты сохраняет у себя Б. Сруога, «ревност­ ный последователь Бальмонта и других новейших рус­ ских поэтов»1, по желчному определению клерикально­ го критика А. Якштаса. Когда после первой мировой войны Б. Сруога составлял небольшую по объему анто­ логию мировой поэзии «Цветы и пыль», то включил в нее Верлена и Верхарна, переводя непосредственно с оригинала этих популяризировавшихся «Скорпионом» западных поэтов. Культурная деятельность Брюсова, прорубившая «окно в молодую европейскую поэзию»2, послужила Б. Сруоге реальной опорой и ярким приме­ ром в формировании его собственных идей культурного обмена и перевода как искусства, изложенных им во вступительной статье к вышеупомянутой антологии. «Для Toiro, чтобы могла совершенствоваться собствен­ но национальная литература, необходимо как можно более широкое знакомство с другими, чужими [литера­ турами] ... Перевод — не приспособление, не рабская зависимость, это — творчество»3. Уже в первых сборниках своих стихотворений Брю­ сов стремился оживить в русской лирике иссякшую романтическую традицию — языж острых контрастов и высокого эмоционального напряжения, фон загадочно­ сти, тайны, беспредельности, на котором рисовал, с одной стороны, ,по-(бодлеровски обнаженное буйство страстей, а с другой стороны — искал «безвестные две­ ри». Брюсов перенял у Верлена, Малларме и Рембо («то было целое открытие для меня»4) импрессионисти­ ческий контур образа, алогическую метафору, затемне­ 1 A . J a k s ta s . M u sa n a u jo ji poeztja (1904— 1923), К., 1923, c.365. 2 Адрес Всероссий ского С о ю за писателей поэту в день его 50-летия. — А. М аргарян. Валерий Б р ю со з и Реие Гиль. — В кн.: «Брю совсхие чтения 1966 года», Ереван, 1968, с. 514. 3 В. S r u o g a . \\ ertimu prasm e.— L K L l BR 1' 5 3 — 562. 4 В. Брю сов. И з моей ж изяи, М., 1927, с. 76. 369 24— Брюоов.ские чтения

ние смысла слов, но вместе с тем остался классицистом в пафосе познания мира, в торжественности интонации и рациональном построении предложения, в котором, по определению Ю. Тынянова, скорее чувствовался гео­ метр'. Брюсов подготовил почву для русского симво­ лизма: ввел в пейзажи перспективу бесконечности, включил слово в движение интеллектуальной рефлек­ сии. Однако в своей собственной практике он избегал недомолвок, трепетного обертона или глубокого подтек­ ста — его рациональному уму были чужды предчув­ ствия и миражи. В стихе Брюсова уцелел риторический каркас (обращение, перечисления), на который наве­ шивались сюжеты различных исторических эпох, раз­ виваемые с огромной ритмической энергией. Тем не менее Майронис, законодатель норм литовской нацио­ нальной поэзии, считал, что как в творчестве Брюсова, так и у других русских символистов «внимание уделя­ ется не столько содержанию, сколько форме, звучанию стиха, изящности языка»2. Лирика Брюсова, соединяющая в себе расплывчатые представления о беспредельности мира с упрутостыо балладного повествования, символику и элементы им­ прессионистской техники со строгой синтаксической ло­ гикой, явилась своеобразным мостом между двумя этапами развития русской лирики. Подобные компро­ миссные сочетания имели немаловажное значение и для литовской лирики на пути ее обновления, так как в начале XX века процесс развития ее классических форм еще не был окончательно завершен. В. Миколайтвс-Лутинас — важнейшая фигура ли­ товского символизма — в своих книгах стихов («Rastai», 1921; «Тагр dvieju amziu», 1927) стремился к затексто- вой игре смыслов, не отказываясь в то же время от классической ясности и логической дисциплины. Углу­ бившись в конфликт идеального и земного, сосредото­ чив все внимание на чистоте духовности, он стоял в стороне от брюсавской лирики. Несмотря на это, твор­ чество обоих поэтов пересекают некоторые параллель­ ные линии символистской поэтики. 1 Ю. Тынянов. Проблемы стихотворного языка, М ., 1965. с . 264. 2 M a ir o n is . R a sta l, V.— К., 1926, с. 247. 370

По наблюдению В. Жирмунского, излюбленными образами Брюсова были свет и тыма, а постоянный способ компановки — контрастное сочетание этих обра­ зов1. Подобную же контрастность света и тьмы, только- философски драматургированнуго, наблюдаем и в сбор­ нике Миколайтиса-Путинаса « Тагр dvieju ausru» («Между двумя рассветами»). Живая классическая традиция проглядывает в постоянстве поэтической лек­ сики в стихотворениях обоих поэтов, приподнято- торжественном тоне, в риторических синтаксически ч связях, что для А. Блока в России, а для Б. Сруоги в Литве было уже вчерашним днем поэзии. Небольшая поэма или баллада преобладали в творчестве как Брю­ сова, тал и Ми'колайтиса-Путинаса, в то время как большинство символистов предпочитали форму лириче­ ских импрессий и фрагментарных зарисовок. Но в от­ личие от эрудита Брюсова, стремившегося сохранить и донести исторический колорит, Миколайтис-Путинас в античных мифах и сюжетах искал обобщенные сим­ волы человеческого существования. В небольшой поэме Миколайтиса-Путинаса «Раб» герой, полюбивший коро­ левну, сотрясает королевский дворец и весь мир требо­ ванием для себя свободы («Я не раб и не король, лишь человек»)2, а в балладе Брюсова «Раб» воспевается триумфальная любовь униженного к царице, любовь, за которую пришлось заплатить изгнанием («Но эту ночь я помню, помню!)3. МиколайтисанПутинаса не привлекали холодноватые конструкции русского символиста. Он не оставил ни­ какого о них отзыва в своих многочисленных критиче­ ских статьях. Но с творчеством Брюсова он был доста­ точно хорошо знаком. Об этом свидетельствует и такое, едва ли случайное, совпадение. Выпущенный в свет в 1936 году сборник своей лирики поэт назвал точно так же — «Keliai ir kryzkeles» («Пути и перепутья»),— как в 1908 году назвал сводный трехтомник своих стихо­ творений Брюсов. Б. Сруога, писавший символистские стихи, по его > В. Жирмунский. Валерий Б рю сов и наследие Пушкина, П е­ троград, 1922, с. 18. 2 V . M y k o la it is — P u tin a s . R a stal, I, V., 1959., с. 234. 3 В. Б рю сов. Стихотворения н поэмы. Л., 1961, с. 190.

собственным словам, «в полусознании», признавал в лирике Брюсова лишь импрессионистическую стилисти­ ку, которую отмечают современные советские литера­ туроведы1. Он не считал автора «Urbi et orbi» своим маяком, ка,к, скажем, группа латышских модернистов еще накануне революции 1905 года2. Тем не менее для программной декларации литовского модернизма «Ро velena pumpurelis» («Под дерниной почка», 1915) Б. Gpyora выбрал эпиграф из баллады Брюоова «О р­ фей и Эвридика». В альманахе литовского модернизма «Pirmasis baras» («Первая веха», 1915) он опубликовал звучный перевод «Весенней песни девушек», наряду с переводами «Сольвейг» А. Блока и «В пути» А. Немоез- ского, наглядно продемонстрировав консервативному читателю современное направление поисков поэтиче­ ского языка. Даже в любовные письма вместе с ориги­ нальными стихами он вставлял переводы стихотворений Брюсова3. В программу своего литературного вечера (1917)—наряду с переводами из Блока, Бальмонта, Вяч. Иванова, Сологуба, Ахматовой, Верхарна и Бод­ лера — он включил и стихотворения Брюсова4. Четыре произведения Брюсова («Весенняя песня девушек», «На гранитах», «Брызнули радостью звуки крикливые», «Август») предназначались им для антологии перево­ дов из мировой поэзии, оставшейся в рукописи5. Для Б. Сруоги, равно как и для других литовских поэтов, рано вырвавшихся из поля тяготения классиче­ ских образцов Майрониса, Брюсов был эталоном новых жизненных концепций и новых литературных форм, правда, не таким притягательным, как Бальмонт, зача- 1 Д . М аксимов. Б рю сов. П оэзи я и позиция. Л ., 1969. с. 87— 94. 2 См. R . L ig o tin is . cL atv iu lite ra tu re .— c L a isv o jl m ln tls » , 1911 № 15 V. V a la in is . V lrzle n u ja u ta ju m s latv iesu lite ra tura X X g a d s im ta s a k u m a .— iL ite r a tu r a un m a k s la \", 1969 ja n v a ri 18. 3 Письмо к В. Чюрлеиите, 19,16. L K L I BiR F 53— 87. Имеется в виду перевод стихотворения Б рю сов а «Брызнули радастью зшуки крикливые». * LKLI BR F 53-203. 5 L K L I BR F 1— 5738. 372

стую терявший свою индивидуальность под общим воз­ действием русского символизма1. Одним из ключевых слав — лейтмотивов брюсовской лирики — является слово «сон», своими истоками, по мнению В. Жирмунского, уходящее в творчество немец­ ких романтиков2. Оно соответствует иллюзорности, яв­ лению тайного, колебанию между существованием и небытием. Это характерное для символизма сочетание, когда исчезает граница между реальным и нереальным, единичным и бесконечным («Все запутаны пути раз­ думья / Как узнать, что в жизни, что во сне»3). В литовской лирике начала XX века лейтмотив сна-мечты распространяется, словно литературный пароль эпохи. Несколько примеров: «Вся жизнь — ,как сон, как сон»4 (Б. Сруога. В его стихотворениях, напечатанных в 1915 году в альманахе «Первая веха», лейтмотив сна звучит 11 раз); «Возвращаются сны уж давно позабытых, давно похороненных грез»5 (К. Бинкис); «Погибли мечты, разрушены сны»6 (3. Стеноиайтис); «Озаряют его, малютку, /Лишь блестки сна»7 (А. Ластас); «П а­ дали звезды, Влачились века./ Сон окутал тихий лес»8 (П. Вайчюнас); «Живешь, или только снится?»9 (Ф. Кирша). (Брюсов и Бальмонт ввели в русскую лирику новое временное измерение — мгновение, которое дробило пе­ реживание на мельчайшие отрезки, а слово торопилось вслед за ускользающим ощущением этого момента. Следуя в этом за французскими символистами («Един- 1 В библиотеке Б. Сруоги после второй мировой войны еще -сохранились издания книг В. Б рю сова: «Н очи и дни», М., 1912; «О ш ов ы стиховедения», М ., 1924. 2 В. Жирмунский. Валерий Б рю сов и наследие Пушкина, с. 96— 97. См. тткже О . V o g e ls a n g - D o v y d o v . Der T raum in der Tussischen R o m a n tik , M flnchen, 1968. 3 В. Брю сов. Стихотворения и исачы , с. 154. 4 В. S r u o g a . G y v e n im a s visas...— tP ir m a s is t a r a ^ j, 1915, с . 142. 5 K .B in k is . P o e z ija , V., 1949, c. 16. 6 E. S te p o n a itis . RaStai, K., 1912, c. 11. 1 A. L a s ta s . A u k sin e s varpos, K ., 1921, c. 47. 8 P. V a ic iu n a s . Mario rytas.— „ S k a ity m a i“, 192i , KH. 4. 9 К K irs a . h la ju n a s .— c S k a ity m a l» , 1923, кн. 22, с. 55. 373

стаенным богом -является бог мгновения»1), Б ррсов писал: «Иль, может, все в мгновенной смене, /И нет имен, I И мы с тобой летим, как тени, / Как чей-то ООН?..»2 Б. Сруоге также казалось, что время — как объек­ тивная и постоянная форма бытия — исчезло, остались только однократные мгновения, по-разному длящиеся в сознании каждого человека. «В моем замке нет време­ ни»3,—заявлял он в одном из стихотворений, напечатан­ ном впервые в 1917 году, и писал далее: «В моем зам­ ке лишь века, i Уединенность мгновения». Все человече­ ское бытие умещается в мгновении, которое всесильно,, неукротимо и никому не подчинено в своей первоздан­ ной стихийности. «Чугуну, разбиваясь, звякать, / Сру­ бленному цветку цвести,/Хотя бы миг, не запретишь!»4 Когда же единая временная нить перестает соединять отдельные мимолетные ощущения, тогда само по себе распадается и все здание переживания, нарушается монолитный строй стихотворения-—предложения обры­ ваются, словно на половине, не успев ничего выразить- до конца, а переходы становятся пунктирными. Таким языком намеков, нюансов и полутонов, как и апофеозом мгновения в целом, Б. Сруога, безусловно, стоял ближе к Бальмонту, которого называл «песнопевцем» («dainu dainoreliu»), нежели к Брюсову, у которого время сохраняло все же конкретные исторические контуры и целеустремленность движения. Брюсов был первым русским поэтом-урбанистом5.. «Город и камни люблю, / Грохот его и шумы певу­ чие»6, — писал он в одном из стихотворений. Литовская лирика, унаследовавшая из народной песни поэтизиро­ ванную действительность деревенской природы и дере­ 1 М. S ch w o b . l e livre de m o n e lle .— В кн.: «V . K lem perer. Мо- derne franzoslsche Lyrik>. S tudie und kom entierte Texte, Beil n* 1957, c. 146. 2 В. Б рю сов. Стихотворения и поэмы, с. 141. 3 В . S r u o g a . B a n gu virSunes, V ., 1966, с. 45. 4 В . S ru o g a . B angu virsunes, с. 39. Брю сова.— 5 Д . Максимов. Поэтическое творчество Валерия В кн.: «В. Б рю сов. Стихотворения и поэмы», с. 3Р. 6 Там же, с. 133. 374

венского быта, долгое время не решалась искать чело­ веческие ценности, а тем более проявления националь­ ного по другую сторону этой черты. Но наиболее пере­ довых литераторов впечатляли нововведения урбани­ стической лирики Брюсова — новое восприятие про­ странства, непривычная акустика уличного шума, не­ обычные самонаблюдения индивида в каменной клетке или в толпе. Дважды переводился на литовский язык угрожающе-мрачный гимн «Городу». В переводе Б. Сруоги, выполненном по просьбе редактора «Первой вехи» С. Ши лингас а1 в феврале—-марте 1916 года и до сих пор не публиковавшемся, достигнута необычная для литовской лирики экспрессия городской атрибу­ тики2. Урбанистические стихи Брюсова привлекли литов­ ский поэтов и своими демократическими настроениями, заложенными в основе сюжетного движения. Стихотво­ рение «Каменщик», написанное в 1901 году и ставшее популярной песней, в 1925 году появилось в оппозици­ онном социал-демократическом молодежном журнале «Musu frontas» («Наш фронт»; перевод К. Снарскиса). Торжественный тон другого хрестоматийного стихотво­ рения «Работа», по-видимому, все еще звучал в памяти Л . Гиры, когда он в 1917 году писал свою «Песнь труду»: О darbe, didis m ilzine! Таи giesme asai dldzlaja... Tik kankliu, m eile skam bariciu Tik darbo, m eile virpanc-o...3 У Брюсова: 1 П и с ь м о С. Ш илингаса Б. Сруоге от 1 февраля 1915 года.— LKL1 BR F 1-4019. 2 M ie s tu i— LKLI BR F 1-3929. 3 О труд, великий исполин! Тебе я песнь величественную... Только гуслей, любовью звенящих. Только работы, любовью дрожащей... L. G ir a . RaStal, 1. V ., I960, с. 202. 375

Здравствуй, тяжкая работа, Плуг, лопата и кирка! П рочь венки, дары царевны, Уиадай п орф ира с плеч!1 По всей видимости, и Ю. Янонис, поэт пролетар­ ского города, в (Конце 1915 и в начале 1916 года напи­ савший несколько стихотворений на русском языке (название одного из них — «Город»), был знаком с лирикой Брюсова, так как употреблял характерные для нее слова — жрец, фимиам2. Кроме непосредственных контактов, которые не от­ личались интенсивностью и не были определяющими, литовская лирика соприкасается с творчеством Брюсова через .посредство промежуточного звена, каким было творчество литовца Ю. Балтрушайтиса. Это был основ­ ной канал, по которому в Литву передавался опыт русского символизма. Накануне первой мировой войны литовские литераторы не видели в России более близ­ кого для себя поэта, чем Ю. Балтрушайтис. Б. Сруога объявил Ю. Балтрушайтиса гением и, сравнивая его с М.-К Чюрленисом, называл «толкователем сокровенных тайн литовского духа»3. Большая часть его статей, ори­ гинальных стихотворений и писем испещрена эпиграфа­ ми и цитатами из Ю. Балтрушайтиса. «Очень понра­ вилась мне и поэзия Юргиса Балтрушайтиса»4, — при­ знавался в своей автобиографии Миколайтис-Путинае, который еще с 1911 года помнил наизусть наиболее примечательные строфы из сборника «Земные Ступени». В своей небольшой по объему критической статье С. Шилингас пятикратно цитирует Балтрушайтиса* доказывая, что поэт должен общаться не с повседнев­ ностью, а со вселенной5. Таким образом, Балтрушайтис 1 В. Брю сов. Стихотворения и лдамы, с. 179. 2 Там ж е, с. 84, 133, 274. 3 В. Sruoga. Основные мотивы современной литовской лирики* 1916, L K L I B R F 8— 9, с. 2. 4 V . /V tykoiaitis— P u tin a s . R a s ta !,■V II, V ., 1968, с . 262. 5 S. S iltn g a s . Buvo tal ta lp nesenini...— „ A u s r ln e ', 1913, № 22_ 373

активно воздействовал на литературную жизнь Литвы, хотя и не писал литовских стихов (правда, в 1915 году он пообещал прислать для «Первой вехи» стихотворе­ ние на литовском языке, но обещания не сдержал)’.Его органическая связь с русским модернизмом XX века стала важным фактором эстетической ориентации для литовских литераторов младшего поколения. В 1916 году, начав посещать литературный салон Балтрушай­ тиса, где собирались Брюсов, Бальмонт, Белый, Вяч. Иванов и другие звезды «нового искусства», молодень­ кий студент и начинающий поэт Б. Сруога, совсем не­ давно называвший это искусство «ерундизмом»2, стал самым горячим его приверженцем. Балтрушайтис принадлежал к отряду «аргонавтов», с которыми Брюсов отплыл на поиски новььх «стран искусства». «...Таких неизменно близких, на которых рассчитывал Брюсов, была малая горсточка; литера­ торы и поэты — наперечет; с 1907 года до окончания «Весов» такими были: Брюсов, Балтрушайтис, я, Эллис, Соловьев, Борис Садовской...»3,— писал в своих воспо­ минаниях А. Белый. Тесное духовное и литературное содружество связывало Брюсова и Балтрушайтиса с 1899 года, когда Бальмонт привел к нему на дом Балтрушайтиса и С. Полякова «и сразу выбил из колеи мою жизнь»4, когда они сообща основали издательство «Скорпион» и принялись ломать установившиеся лите­ ратурные горизонты — один переводами из западной лирики, другой — переводами из новейшей западной драматургии и прозы5. У Брюсова на дому «гордый Юрпис» часто читал свои стихи. «Над макушкой же Ю. К. Балтрушайтиса, — вспоминает об этом Белый,— 1 Письмо С. Шилингаса Б. Сруоге от 12 м арта 1915 года.—- L K L I BR F 1— 4019. 2 H o m u n c u lu s . K u . k e le liu e iti? «L ie tu v o s z in io » * , 1914, balandzio 4d. 3 А. Белый. Н ачал о века, с. 386. 4 В. Брю сов. Дневники 1891— 1910, М., 1927, с. 74. 5, В 1899 году Б рю сов в качестве свидетеля участвовал в по- лутайном бракосочетании Ю . Балтрушайтиса и М . Оловянишнико- вой. Позднее этот эпизод лег в основу стихотворения «Сандриль­ он», посвященного М . Балтрушайтене (В . Брю сов. Зерк ал о теней, М .. 1912, с. 195). 377

был потолок, точно сломан; Балтрушайтис и сидел с таким видом, точно он грелся на солнце, и точно'под ногами его — золотела нива: не пол»1. Н а квартире Балтрушайтисов у Покровских ворот также часто зву­ чали стихи Брюсова2. Они вдвоем бродили по окрест­ ностям Москвы, а позднее вместе гуляли по Флоренции и Милану3. В 1900 году Оба в первый раз посетили М. Горького, и в комнате гостиницы Балтрушайтис прочет свой рассказ4. Переписка между Балтрушайти­ сом и Брюсовым продолжалась с 1899 по осень 1924 года. В письмах из Норвегии, Швеции, Италии, Герма­ нии, с побережья Черного моря и Мерекюля Балтру­ шайтис делился свюими впечатлениями, описывал встре­ чи с умирающим Ибсеном, излагал свои моральные и эстетические принципы, давал оценку книгам Брюсова и других друзей, информировал о рецепции русского символизма за границей, посылал свои новые стихи на отзыв метру и т. д.5 Эти письма были подчас до того поэтичны и вдумчивы («Письма Юрписа из Норвегии 1 А. Белый. Н ачал о века, с. 382. 2 В. Брю сов. Дневники 1891— 1910, с. 78. 3 В. Брю сов. Дневники, с. 79; письмо М. Балтрушайтене И. Брюсовой от 13 октября 1924 года. — Г Б Л , ф. 386, 75 , 42. 4 Там ж е, л. 92— 94. 5 З а период 1899— 1924 г. Балтрушайтис отправил Брюсошу 82 письма. Оригиналы хранятся в рукописном отделе Г осу д ар­ ственной библиотеки С С С Р им. Ленина (ф. 386). В 1968 году впервые был опубликован неполный текст одного письма (is Jur- gio Baltrusaicio iaisku. — Poezijos pavasaris, V., 1968, c. 110— 111). Л иш ь по случаю 100-летнего юбилея Б рю сов а 20 писем Балтрушай­ тиса в переводе Ю . Тумялиса опубликованы в журнале «П яргш е» (1973, № 12). Такое ж е количество писем, по-видимому, отправил и Брю сов. О б этом м ож н о судить по следующей ф разе из письма Балтрушайтиса за 1902 год: «Пишу, Валерий, не дождавшись. Ваш его ответного письма» (Г Б Л , ф. 386, 75, 43). В 1939 году, отъ езж ая из Москвы в П ари ж , Балтрушайтис увез с собой и свой архив. После смерти поэта в начале 1944 года его сын писал в- Литву: « Н о отцовский архив огромен и хаотичен. П онад обятся месяцы и годы систематических исследований» (Письмо Ю . Бал­ трушайтиса А. Мишкинису от 26 марта 1944 года. — V R B R F 37— 38, рукопис. отд. республиканской библиотеки Литовской С С Р ) . 378

прекрасны»1,— отмечает Брюсов в дневнике), что их чи­ тали все «скорлионовцы». Он посвятил Брюсову семь программиы<х стихотворений и дождался в ответ двух примечательных посвящений в 1900 и 1901 г. («Нам вверены загадочные сказки, / Каменья, ожерелья и сло­ ва,/Чтоб мир не стал глухим, чтоб не померкли крас­ ки...2) ^ также теплых отзывов о своем творчестве («Что Ю. Балтрушайтис истинный поэт, это чувствуешь сразу, прочтя два-три его стихотворения. Но странное дело: в то же время чувствуешь, что его первая книга должна быть и его единственной книгой. Балтрушайтис -как-то сразу, с первых своих шагов в литературе обрел себя, сразу нашел свой тон, свои темы и уже с тех пор ни в чем не изменил себе»3). Между ними состоялся даже своеобразный диалог в стихах — Брюсов написал «И с­ кушение» («Urbi et orbi», 1904), Балтрушайтис ответил ему также «Искушением» («Земные Ступени»). Балтрушайтис, происходивший из крестьянского рода и закончивший естественное отделение физико- математического факультета Московского университета, в лирике Брюсова услышал прежде всего то, что отве­ чало его крестьянскому усердию и остаткам позити­ вистского образа мыслей. «Скажу потом, что он вошел разительным доводом в ряд моих теперешних разду­ мий...»4 — писал поэт в 1906 году, по выходе в свет сборника Брюсова «Венок». Он принял нравственную программу Брюсова: «гордый ум», волевая целеустрем­ ленность, высокие идеалы и тяжкая, изнурительная работа без каких-либо поблажек себе. «Жизнь не счастье, не томления, / Н о прозренье, но борьба»5; «Трудись, пока не лег туман, / Смотри: лишь начата работа!»6. Так писал Брюсов. «Но тверд мой дух, пусть 1 В. Брю сов. Дневники 1891— 11910, с. 105. 2 В. Брю сов. Стихотворения и поэмы, с. 228. В сборнике «Tertia V’ig ilia » (1900) Ю . Балтрушайтису посвящен весь цикл «Повторения», всего 31 стихотворение. 3 В. Брю сов. Далекие и близкие, с. 173. 4 Письм о В. Б рю сов у от 20 ноября 1906 года. — Г Б Л , ф. 386, 75, 43. 5 В. Брю сов. Стихотворения и поэмы, с. 154 6 Там же, с. 184. 379

глухо грудь объята / Приливом слез...»1. Так говорил Балтрушайтис. Мораль человека борющегося, целе­ устремленного, непокорного помогла, видимо, офоим поэтам перейти в 1917 году на сторону восставшего народа и включиться в работу советских культурных учреждений, хотя в дальнейшем пути их разошлись — Брюсов вступил в ряды Коммунистической партии, а Балтрушайтис стал послом литовского буржуазного го­ сударства. Брюсов, перенявший некоторые элементы метафизи-' ки В. Соловьева («Этот м и р— иного мира тень»2), в делом оставался ей чуждым в своем конкретном, зем­ ном, темпераментном мышлении, в то время как Бал­ трушайтис создавал обобщенную, целостную и гармо­ ническую модель вселенной, полагаясь на чистую кон- темпляцию и внутреннее видение. «Строки его напевов бестелесны, прозрачны и призрачны, как в видении, как во время бдения души перед зеркалом накануне рож ­ дества»3, — писал Бальмонт. Здесь и проходила та черта, которая существенным образом разделяла двух поэтов и которая сблизила впоследствии лирику Бал­ трушайтиса с философскими исканиями второго поколе­ ния русских символистов. В стихотворных сборниках Балтрушайтиса «Земные Ступени» (1911) и «Горная Тропа» (1912) можно найти немало брюсовских образов, еще более абстрагировав­ шихся в философском контексте, — миг, сон, храм, ал­ тарь, жертва, раб. Лейтмотив первого сборника, поло­ женный в основу его концепции и структуры, был позаимствован из стихотворения Брюсова («Т о— к неземному земные ступени»)4. Видимо, оттого, что Балтрушайтис писал не на родном языке, а на языке, который изучил, — он использовал устоявшиеся в рус­ ской символической лирике образные клише (часть традиционных образов — миг, сон, раб, жрец — впо­ следствии перешла в литовские стихотворения поэта), создавая внутри них оригинальную модель вселенной и самобытную духовную атмосферу. Поэтому на более высоких уровнях конструирования уже нет никакой 1 Ю . Балтрушайтис. Д ерево в огне, Вильнюс. 1969, с. 301. 2 В. Брю сов. Стихотворения и поэмы, с. 155. 3 B alm o n tas ар!е L. G ir a ir J. B a ltru s a iH .— cR y tas », 1929 lap- k ric io 23. 4 В. Брю сов. Стихотворения и поэмы, с. 98.

зависимости, и лишь изредка можно еще усмотреть некоторую идейную общность произведений или их композиционное сходство. Например: В нашем доме нет затишья... Ж утко в сумраке ночном, В сё тужит забота мышья, М ир не весь окован снам. Кто-то шарит, роет, гложет, Бродит, крадется в тиши, Отгоняет и тревожит Сладкий, краткий мир д уш и!1 («Детские стихи») В нашем доме мыши поселились, ■И живут, живут! К нам привыкли, ходят— расхрабрились. Видны там и тут. Т о клубком катаются пред нами, Т о сидят, глядят; Возятся безжалостно ночами, П о углам пищат2. («М ы ш и ») При всей любви и уважении Брюсова к Балтрушай­ тису как к «давнему товарищу», его, по всей видимо­ сти, разочаровала вторая иенига стихов поэта «Горная Тропа». «Не очень ценю стихи Балтрушайтиса, в кото­ рых нахожу много выдумки и мало поэзии. Их напря­ женная отвлеченность меня скорее раздражает, чем вос­ хищает»3, — писал он в письме к С. Венгерову в 1914 году. Он даже написал по этому поводу язвительную эпиграмму, которую, правда, нигде не опубликовал4. 1 Ю . Балтрушайтис. Дерево в отне, с. 179. 2 В. Брю сов. Стихотворения и поэмы, с. 147. 3 В. Брю сов. Стихотворения и поэмы, с. 147. 4 В сю жизнь ищу мистическую мяту, Вся жизнь моя — хожденье по канату. Н о в высоте той мяты нет и нет, И я надел безмолвия жилет. (Там же, с. 562). 381

Однако, будучи азартным испытателем новых форм, Брюсов не мог пройти мимо лаконичного философского дистиха, усовершенствованного Балтрушайтисом. В одном из стихотворений сборника «Зеркало теней» (1912) явно ощутима интонация афоризмов Балтрушай­ тиса и присущее ему мелодическое равновесие строчек: Цветок засохший, душа моя! Мы снова двое — ты и я. М ор ск ая рыба на песке. Р от открыт в предсмертной тоске1. (« Цветок засохший») Мой тайный сад, мой тихий сад Обшеян бурей, помнит град... В нем знает каждый малый лист Пустынных вихрен вой и свист...2 (Внимательный наблюдатель культуры, истории, пси­ хологического строя и языка разных народов, Брюсов и в личности Балтрушайтиса старался разглядеть литов­ скую душу — по-северному сдержанную, лирически контемплирующую, сросшуюся с природой, еще полную воспоминания о языческих верованиях. В первой же своей дневниковой записи он отмечает, что познакомил­ ся с литовским поэтом ЮртисО'М Балтрушайтисом3. Позднее Брюсов говорил Белому: «В Италии: он рас­ сказал мне про рйковины так, что ахнул: поэт круп­ ный, Юргис!»4. Дома у Балтрушайтиса он познакомил­ ся и с творчеством другого литовца — с картинами М.-К. Чюрлениса, которые с жаром обсуждал вместе с Вин. Ивановым5. В годы первой мировой войны на квартире у Балтру­ шайтиса собиралось немало литовцев и планировались различного рода литовские культурные акции (художе­ ственные вечера: Ю. Балтрушайтис и А. Скрябин; га­ зета «Восход» под редакцией Ю. Балтрушайтиса). 1 В. Б рю сов. Зерк ал о теней, М ., 1912, с. 47. 2 Ю . Балтрушайтис. Д ерево в огне, с. 69. 3 В. Брю сов. Дневники 1891—<1910, с 74 4 А. Белый. Н ачал о века, с. 381. 5 Т. Sakaiauskas Cturlionio paveikslu odiseja (V. Ciurlionytes K a ru z ie n d ; pasakojim as) — *Svyturys>, 1966, № 1). 382

Была попытка вовлечь и Брюсова в эти художествен­ ные и культурные мероприятия. Когда в iy lt> году из­ дательство «Парус» под руководством М. Горько! а приступило к созданию «Сборника литовской литера­ туры», его редактор Балтрушайтис гут же пригласил в- переводчики Брюсова, которому еще недавно сам по­ могал в издании антологии «Поэзия Армении»1. Неиз­ вестно, дошли ли до Брюсова русские подстрочники литовских стихов, выполненные Б. Сруогой. Неизвестно также, как к этим подстрочникам («Мои переводы были, конечно же, лишь горе да слезы»2) отнесся ма­ стер поэтического перевода, представивший для анало­ гичного «Сборника латышской литературы» (1916) замечательные переводы латышских народных поэтов, а также лирики и драматургии Я. Райниса. Издание сорвалось из-за революционных событий 1917 -года3. Потеря «Сборника литовской литературы» явилась большой культурной утратой. Нет сомнения в том, что Брюсов, опираясь на свою многолетнюю дружбу с Балтрушайтисом, показал бы своими переводами такое же глубокое понимание литовской нации и ее культуры, какое в свое время продемонстрировал классическими переводами из армянской поэзии. 1 В содержательную статью К. Айвазяна «О некоторых ру с­ ских поэтах-переводчиках антологии «П оэзия Армении», где Ю . Балтрушайтису дана высокая оценка как переводчику армян­ ской литературы, вкралась неточность. Автор приписал Ю . Бал­ трушайтису статью об армянской литературе в «Литовской энци­ клопедии» (1, 1933), на сам ом деле написанную п роф. М . Биржиш- кой. Сын поэта, Ю ргис Балтрушайтис, в то время преподаватель К аунасского университета, а впоследствии п роф ааоор Сорбонны,, опубликовавший в 1928 году студию «Etudes sur l’A rt M e d iav al en A rm enie et en George», действительно в той ж е энциклопедии опубликовал статью об армянином искусстве. Это, очевидно, и ввело в заблуждение арм янского литературоведа. (Ом. К. Айвазян.. О некоторых русских позта х-перевсадчиках антологии «П оэзи я А р ­ мении».— В кн.: «Брюсойские чтения 1966 года», Ереван, 1968,. с. 258). 2 В. S ru o g a . R a s ta i, V I, V ., 1957, с. 533. 3 Сохранилось 7 народных песен в переводах Вяч. Иванова и К. Бальмонта, а такж е начало «Времен года» К. Донилайтиса (201 строка) в переводе Вяч. И ванова. — L K L I B R F 8— 10. 383

tlllllllllllllllllllHlllllllllfllllllllllllllllllllllllllllllllllillllllllllilllllllfllllllllttHlI М. П. Цебоева БРЮСОВ И МОЛДАВИЯ Литературные связи Молдавии с Россией известны давно; что касается рубежа XIX и XX веков, то в этот период в Бессарабии побывали многие русские писатели: Горький, Короленко, Гарин-Михайловский, Бунин, М ая­ ковский, В. Каменский, Д. Бурдюк, Л. Никулин и дру­ гие. Тесные связи бессарабской общественности с. пере­ довой русской литературой, как отмечает исследователь Б. А. Трубецкой, нашли свое отражение и в публико­ вавшихся в периодической печати Бессарабии много­ численных материалах о русской классической и современной литературе — от Пушкина до Брюсова и Маяковского1. В. Я Брюсов в Бессарабии не был. Однако о его творчестве писал местный критик П. Н. Медведев, по­ местивший на страницах газеты «Бессарабская жизнь» две статьи: «Лиризм В. Я. Брюсова (К изданию перво­ го полного собрания его сочинений)»2 и «Литературный дневник. Журналы за апрель»3. В обеих статьях критик дает самую высокую оценку поэзии Брюсова и стремит­ ся определить характер и истоки его лиризма. С именем Брюсова Медведев связывает целую полосу художест­ венного развития в России, называя его «энциклопедией многозначительного, кардинального периода нашей 1 См . Б. Трубецкой. И з истории периодической печати Бесса­ рабии (1854— '1916 г.), Кишинев, 1968. 2 «Б е сса р а б ск ая жизнь», 1913, 8 августа, № 190. 3 « Б е ссар аб ск ая жизнь», 1914, 20 мая, № 116. 384

эстетической культуры*'. Критик подчеркивает, что влияния Брюсова не избежал ни один последующий поэт и что «лучшие поэты сегодня — все ученики Брю­ сова». Определяя истоки брюсовскаго лиризма, критик говорит о том, что Брюсов — преемник Пушкина. «Пуш­ кин создал вещий образ поэта-эха, отзвучного всем зовам вселенной»; только один Брюсов, по мнению критика, среди современных поэтов, замкнутых в эго­ центризме, «пришел к живому воплощению пушкинско­ го завета... И можно бьгло бы поверить, что настоящий, пушкинский лиризм умер... — если бы у нас не было Валерия Брюсова». Говоря в этой статье о современной поэзии как об отошедшей от пушкинских заветов, Медведев неспра­ ведлив к А. Блоку, имя которого он ставит рядом с Бальмонтом, Сологубом, 3. Гиппиус; однако его оценка поэзии Брюсова и места поэта в литературном процес­ се начала века в основных положениях верна и заслу­ живает внимания. Во второй статье Медведев называет Брюсова «единственным великим поэтом современности». Первые переводы стихотворений Брюсова на мол­ давский язык относятся к началу 60-х годов. Когда-то поэт писал в статье «Овидий по-русски»: «Каждый на­ род... обязан иметь в своей литературе не только хоро­ шие, но (мы на этом настаиваем) безукоризненные переводы античных писателей»1. Мысль эту можно при­ менить к литературе любого времени: каждый народ обязан иметь в своей литературе безукоризненные переводы из других литератур. И хотя в Молдавии пока не так уж много переводов брюсовских произведений, они выполнены тщательно, добротно, на высоком про­ фессиональном и художественном уровне. Поэзию Брю­ сова у нас переводили и переводят крупнейшие поэты: Ливиу Деляну и Богдан Истру. Оба поэта проделали большую работу в области сближения культур русского и молдавского народов. Многие стихи известных рус­ ских поэтов благодаря их переводам стали достоянием молдавского читателя. i В. Брю сов. Овидий по-русски. Избранны е сочинения в двух тамад, т. 2, М., 1955, с. 250. 385 26— Брю совски* чтедая

В 1961 году в Кишиневе вышел сборник «Инима де фрате» («Сердце друга»), в котором опубликованы пе­ реводы из русской советской поэзии, в том числе и сти­ хи Брюсова («Каменщик» и «Народные вожди» — Л. Деляну); в 1967 г. — сборник «Меридианы», в 1971 году — сборник «Местечень, ал|бь местечень» («Березы,, белые березы») со вступительной статьей М. Дудина, также включившие переводы из поэзии Брюсова; в сборнике «О вяцэ кыт в(ремя де маре» («Жизнь, долгая как время», изд. «Лумина», Кишинев, 1971) помещено стихотворение Брюсова «Ленин», переведенное Б. Истру, В журнале «Н истру» («Днестр»), № 1 за 1971 год так­ же опубликованы переводы стихотворений Брюсова. Периодическая печать Молдавии (газеты «Советская Молдавия», «Молдова социалиста», журналы «Нистру» и «Ынвзцэторул советик» — «Советский учитель») все­ гда отмечает брюсавские юбилейные даты. Так, в 1948 г., 12 декабря, в связи с 75-летием со дня рожде­ ния поэта, на страницах «Советской Молдавии» была помещена статья Б. Георгиева «В. Брюсов». В связи с 90-летием также была напечатана редакционная статья о Брюсове («Советская Молдавия», 1963, 13 декабря). К 100-летию поэта «Советская Молдавия» (1973, 13 де­ кабря) поместила юбилейную статью, а в журнале «Ынвэцэторул советик» (№ Ы, 1973) была напечатана редакционная заметка «В. Я. Брюсов». Отрадно отме­ тить, что в первом томе издающейся ныне Молдавской Советской Энциклопедии имеется статья, посвященная В. Я. Брюсову. *** Отражались ли и усваивались ли традиции Брюсова в молдавской поэзии? На этот вопрос следует ответить утвердительно. Современная молдавская литература рождалась трудно, творчество многих молдавских пи­ сателей прошло сложные пути развития, начавшись еще в прежней Бессарабии. В сложном и трудном пути в советскую литературу одного из виднейших современ­ ных молдавских поэтов Богдана Истру много, прежде всего, схожего с противоречивым, отнюдь не прямым путем В. Я. Брюсова. Б. Истру начал писать еще до освобождения Бессарабии: первые его стихи появились 386

в журнале «Вяца Басарабий» («Жизнь Бессарабии») в 30-х годах, а первый сборник стихов «Проклятие» вышел в 1937 году. В произведениях этого сборника, как и последующего — «Смерть орла», сильны отзвуки модернистской поэзии, хотя во многих из них выражено понимание автором социальных противоречий. Б. Истру, не знавший еще в ту пору истинных путей борьбы, вы­ ступал в некоторых стихах как поэт-бунтарь; в его произведениях, близких по темам, пафосу и даже струк­ туре стиха поэзии Брюсова дооктябрьского периода, кипели ненависть ко злу и жажда справедливости, бунт против буржуазного государства и церкви, боль и сочувствие угнетенным. Истру, как и Брюсов, бросал дерзкий вызов «сытым» и «довольным». Накануне 1905 года Брюсов писал в стихотворении «Довольным»: М не стыдно ваших поздравлений, Мне страшно ваших гордых слов!.. Н а этих всех, довольных малым, Вы, дети пламенного дня, Восстаньте смерчем, смертным шквалом, Крушите жизнь — и с ней меня! В другом стихотворении— «Ужель доселе не до­ вольно?» (1905 г.) поэт опрашивал: Н е время ль, наконец, настало Земных расплат, народных кар, Когда довольно искры малой, Чтоб земшю охватил п ож ар! Б. Истру в стихотворении «Протест» восклицает: Оставьте вы меня в покое с вашей Святейшей мудростью и речью длинной, Н а горе кривдам, чтобы гнать их взашей, Вооружите-ка меня дубиной. Огня мне дайте вы! Д авн о я ж аж д у Весь дряхлый мир спалить, чтоб в сам ом деле Н е овечка и не ладан в доме каж дом , А ясной правды факелы горел»;1. 1 Богдан Истру. Стихи, М ., 1964. 387

Как и Брюсов, Истру звал «крушить устои вековые, таорить простор для будущих семян...» (Брюсов, «Близким»). Воплощая в образы идею всесокрушитель- наго бунта, мятежа, Истру (как иногда и Брюсов) ло­ мал ритм стиха, нагромождая образы, задыхаясь от ненависти и боли. Тогда из ненависти выковал я молот И клещи, чтобы разруш ать и онова строить, В лохмотьях спать, реветь, испытывая голод, Вопить от жажды... ( *Автобиограф ия* )1 Стихотворения Истру «Нас сбросят v стен город­ ских» и «Поэты», проникнутые горьким ощущением трагической разобщенности с народам, очень близки этой же теме в стихотворении Брюсова «К народу» (1905). Ощущение трагизма усиливается (как и у Брю­ сова) тем, что поэт и здесь ломает ритм, отказывается от рифмы, насыщает поэтическую ткань синтаксически­ ми фигурами-умолчаниями, риторическими вопросами, восклицаниями, повторами и т. д., что создает оратор­ скую интонацию, так свойственную поэтике Брюсова: Н а с обросят у стен городских Баправые злые трамваи. Нм так опротивели мы — Н аш сон, наш а ночь, наша бедность. Кто вытрясет дреинюю пыль С одежд наших, с наших котомок? Рекламы хохочут нам вслед... Прогонят ли дрему фонтаны? О, тяж кое время секунд Здесь, под городскими часами! Мы по тротуару идем, Непо-няты, непримиримы2. (VHue сбросят у стен городских», 1939) 1 Богдан Истру. Стихи, М ., 1964. 2 Так же. 388

В стихотворении «Поэты»: Мы черпаем силы в широких объятьях народа. Иаранаиные, мы перед всеми чисты. Н е зная друг друга, друг другу мы шлем поцелуи, Впервые встречаясь, зовем мы друг друга на «ты»1. У Брюсова в стихотворении «К народу»: Д авн о я с тобой, в твоем течении, народ, В твоем многошучном, многоцветном водовороте, Н о ты не узнал моего горького голоса, Ты не признал моего близкого л и к а,— В пестром плаще скомороха, П од личиной площадного певца, С гусля!ми сказителя былых времен... Близка Истру и трактовка темы, которой Брюсов посвятил значительный круг произведений, — темы поэ­ тического труда. Еще в 90-е годы Брюсов, разделявший многие взгляды символистов, в решении некоторых во­ просов эстетической программы занимал своеобразную позицию. Наряду с такими вещами, как «Творчество», «Осеннее чувство» и др., он создает свой «Сонет к ф ор­ ме», утверждающий роль кропотливого, упорного труда в достижении высокой формы. Работа поэта уподобляет­ ся работе ювелира, превращающего алмазы в процессе труда в бриллианты. Настоящее мастерство не рожда­ ется без упорного труда— эта мысль особенно убеди­ тельно выражена Брюсовым в стихотворении «В ответ» (1902 г.): поэт и вдохновение предстают в аллегориче­ ских образах пахаря и вола: Вперед мечта, мой верный ват! Неволей, если не охоггой! Я близ тебя, мой кнут тяжел, Я сам тружусь, и ты работай! Богдану Истру принадлежат удивительно схожие с брюсовскими стихи: Я с темой трудный бой повел, И как приходится мне тяж ко — 1 Богдан Истру. Стихи, М ., 1964. 389

Воловьей медленной упряжкой Ползет мой стих....1 («Л уг славен тысячью цветов...»). Но если у Брюсова стихи о поэте-пахаре — это ско­ рее поэтическое иносказание, то у Истру^— это не столько метафора, сколько естественное восприятие поэтического труда как пахоты, как подготовки земли для будущего урожая. Богдан Истру — выходец из крестьянской семьи; и у поэта, как и у его земляков, молдавских хлеборобов и виноградарей, руки, как он пишет в другом стихотворении, «извечно в земле и ро­ сах». Стихотворение «Луг славен тысячью цветов...» написано Истру в 1956 году, когда у поэта исчезло ощущение отдаленности от народа; Истру — в братском кругу поэтов Советской земли. Поэтому, взяв поэтиче­ ский образ из дооктябрьской поэзии Брюсова, он по- своему его интерпретировал и внес ту оптимистическую ноту, которой не могло быть в поэзии Брюсова в начале века. И если у Брюсова мы находим далее такие стро­ ки: А помнишь, как пускались мы Весенним, свежим утром в поле И думали до сладкой тьмы С другими рядом петь на воле? Забуд ь об утренней расе, Н е думай о ночном покое! Иди по знойной полосе, Мой верный вол, — нас только двое!2 то у Истру, который как бы отвечает своему старшему товарищу по перу, стихотворение заканчивается мажор­ ным аккордом: Я в хоре рядом стать готов, Н е заглуш ая голос др|уга. Л уг славен тысячью цветов, И в разноцветье прелесть луга. 1 Богдан Истру. Тысяча голосов, Кишинев, 1971. 2 Подчеркнуто мною. — М. Ц. 390

Темы земной пахоты, труда, природы с начала века все более привлекают Брюсова. Постепенно расставаясь с зыбкими иллюзиями (сборники «Tertia vigilia», «Urbi et orbi» и позж е— сборник «Зеркало теней», стихотво­ рения «В моей стране», «Зерно», «По меже» и др.) поэт стремится к сближению с миром реальной природы; он хочет припасть к «груди земной», целозать ее «з чер­ ные губы», он ищет помощи у «матер и-земли», взывает к ней. В стихотворении «У земли» (из цикла «Вступ­ ления», 1902) Брюсов называет мать-землю источни­ ком всего сущего: Ты всему ж ивому — мать, Ты всему ж ивому — сваха! Поэт чувствует себя на земле тружеником — то с лопатой, то с киркой, то с косой или плугом; он тяжко трудится, взрывая «земли сухие глыбы» («В ответ»), слушая звон косы, под которую «ляжет влажная тра­ ва» («Работа»), Земля олицетворяется поэтом, она — живое существо, она — мать, поэт — плоть от плоти ее: Я — твой сын, я тож е — п рах, Я — как ты, — звено созданий. В трудную минуту он взывает к матери-земле — источнику вдохновения: Помоги мне, мать-земля, С тишиной меня сосватай! Глыбы черные деля, Я стучусь к тебе лопатой. Помоги сыскать кольцо!.. (Богдану Истру близок этот мотив поэзии Брюсова. В своих стихах он называет родную землю источником вдохновения; земля для поэта — мать, к груди которой он стремится прильнуть, как к чистому, прозрачному, как слеза, роднику. Он восклицает: Земля отцов, хоть малою крупицей В твоих сокровищ ах пускай сверкнет мой стих. 391

Земля моя, мне пить — и не напиться И з оодников бесчисленных твоих. Что их питает в древней колыбели? Печаль слезы? Л ю бовь и чистота? Прильнув к земле, я слышу: звон капели... Ш агов неторопливых суета...1 «Мой край» Естественны и различия в раскрытии темы: у Истру, чья поэзия расцвела после освобождения в 1940 году Бессарабии, прежде всего звучит пафос утвержде­ ния нового мира, пафос елиявности поэта с родной землей — не потому, что он ищет помощи или тишины, не потому, что он одинок; наоборот: поэт в другом стихотворении говорит: Вскормлен я землей отечеюкой, Словно дуй с глубокими корнями, Силы нет такой, что вырвала б И з земли меня, свалив ветрами... ...Из её лрудн живые соки П о стволу стиха вздымаются, И крепчают ветви, крепнут строки... Поэт мечтает со всем народом осуществить большую цель; Эту землю кладом сделаем, Свой святой прокладывая путь2. ( « Вскормлен я землей отеческой...*) Но у обоих поэтов образ матери-земли вырастает в филоеофско-обобщенный образ Родины и даже в образ самой жизни. В этом стихотворении Истру есть строки, очень близкие брюсовскому стихотворению «У земли»: 1 Богдан Истру. Тысяча голосов, Кишинев, 1971. 2 Tam же. 392

Н ад межой склоняюсь низко я, Поднош у к губам комок земли... У Брюсова: И , упав, твое лицо В губы черные целую... Н о традиции Брюсова в лирике Истру ощутимы не только в подобной перекличке тем и тол'ковании их, не только в поэтике. Они — прежде всего — в основном тоне и направленности его поэзии: в раннем творче­ стве — бунтарство, мятежность, сознание обреченности старого мира, устремленность к будущему, пафос слия­ ния с освободительным движением, хотя оба поэта еще далеко не до конца понимали его сущность (у Брюсо­ ва — в стихотворениях «Кинжал», «Последнее жела­ ние», «Ужель доселе не довольно?», «К счастливым» и других произведениях; у Б. Истру — «Протест», «Авто­ биография», «Дым отечества», «Летописец» и др.; в поэзии советского периода Истру с Брюсовым оближает жажда действия, творчества, пафос утверждения вели­ кой правды Октября. Брюсова называли поэтом «мра­ мора и бронзы» (А. Белый); Истру можно назвать поэтом металла. Н о обоим поэтам свойственны образы, «четко очерченные крепкой графической линией», свой­ ствен пафос «граней», «твердых форм»1. Неоспоримо влияние Брюсова и на творчество дру­ гого молдавского поэта — Ливиу Деляну. Творческая судьба Деляну, начинавшего свой литературный путь в Румынии в конце 20-х годов (первый его сборник «Волшебные зеркала» вышел в 1927 г.), не менее слож­ на, чем судьба Истру, В середине 30-х годов его про­ изведения печатались на страницах кишиневских, яс­ ских и бухарестских журналов. Ранней поэзии его, как и ранней поэзии Брюсова, была свойственна отдален­ ность от общественной жизни, от жгучей социальной проблематики; однако сквозь модернистские увлечения прорывался поиск социальной правды, приобреталось 1 Б. Михайловский. Сим волизм .— Р у сск ая литература конца X I X — начала X X в. 1901— 1907, М ., 1971, с. 28S. 393

осознание своего таланта как «мучительного д ара» (Брюсов). Отрицая мир буржуазного благополучия, Л. Деляну, как и Б. Истру и другие поэты-бессарабцы, готовил себя к восприятию завтрашнего дня. «Для многих поэтов поэзия «мучительной боли», трагическое восприятие человеческой личности, прозябающей в буржуазном обществе, являлось той ступенью, которую надлежало перешагнуть, чтобы приблизиться к иному пониманию мира. Для большинства поэтов-бессарабцев был характерен этот пафос отрицания, часто смешан­ ный с едкой горечью пессимизма»1. Однако этот пес­ симизм не отрицал жизни вообще, а отрицал возмож­ ность существования человека в буржуазном мире, и это уже само по себе свидетельствовало о затаенном желании, говоря словами Деляну, разбить мир «закол­ дованных зеркал», вырваться из замкнутого круга. П о­ сле настойчивых поисков Деляну выходит из мрака ночи «заколдованных зеркал» к «часу бдения». В книге «Час бдения» (1937) уже убедительно слышен призыв поэта к самому себе покинуть замкнутый мир, вернуть­ ся к жизни, к людям, к земным трудам. Строки стихотворения Деляну «Возвращение из пу­ стоты» перекликаются со строками из стихотворения Брюсова «Побег»: И сон, который был так долог, Вдруг кратким стал, как всё во сне. Я распахнул тяжелый полог И потонул в палящем дне. В последний раз взглянул я свыше В мое высокое окно: Увидел солнце, небо, крыши И города морское дно. И странно мне отры лась новой, В т от полный и мгновенный миг Вся жизнь толпы многоголовой, Заботы вспененный родник. 1 Очерк истории молдавской советской литературы, М., 1963, с. 87. 304

У Ливиу Деляну: Блуждал я долго, Ночь прошла столетьем. Пока мой дух Тихонько мне ответил: — Покинь ты этот край Бесплодный и печальный, Спустись с Утеса Тьмы, В татоу вернись, Скорей обратно — К плугу, К наковальне, Скорее к жизни, К песням жизни, Вниз! Позднее Деляну даст этому стихотворению иное название — «Кредо» и скажет в нем о главном — о необходимости связи поэта с судьбой народной: Куда бежать? Куда идти? Какую выбрать мне доропу? И в пустоте я вновь бродил, На свой вопрос ища ответа, Среди мерцающих аветил, Средь их негреющего света. Лишь много позже на вопрос Мне Время тихо отвечало: — Покинь, поэт, пустой утес, Не здесь поэзии начало. Вернись назад, в толшу людей, К дверям любимой, к дому друга, Вовьмись за рукоятки плуга, По наковальне звонко бей, Вернись и к шепоту листвы, Вернись и к грохоту завода, Где звонкой песней свяжешь ты Свою судьбу с судьбой народа1. Поэзия Брюсова — это лирика ;мысли, раздумий, а не непосредственное излияние переживаний одной ми- 1 Ливиу Деляну. Три песни века, Кишинев, 1967. 393

нуты; поэтому стремление к обобщению у него нередко выражается в афористических выражениях, сентенциях, «эпиграмматически-заостренных концовках» (определе­ ние Б. В. Михайловского). Эти особенности поэтики Брюсова близки и поэзии Деляну. Такие стихи, как «Сорокалетие», «Воспомина­ ния», «Поэзия», «Слышишь?», «Зминеску», «Аргези», «Гравюра на дереве» и многие другие можно назвать поэзией раздумий. Во многих из них есть яркие обра­ зы-афоризмы, многие заканчиваются обобщенной кон­ цовкой, яркой сентенцией: От солнца ты получишь теплоту, От звезд — загадочность, от неба — вечность, От птиц — полет, от гор — их высоту И лишь от человека — человечность», — такими строками заканчивает Деляну стихотворение «Всю жизнь». Или: И свет и жизнь несущая — Любовь наша насущная... Стихотворение «Запах земли» завершается выводом: Я хочу, чтоб стих, рожденный мной, Пах всеада плодами и землей. Разделяет Деляну и любовь Брюсова к архитекто­ нике в лирике, которая сказывается в пристрастии к «твердым» строфическим формам — сонетам (прежде всего), терцетам, октавам и т. д. (что весьма редко встречается в молдавской современной поэзии). Подытоживая все эти наблюдения, мы с полным правом можем сказать, что Брюсов как и другие вид­ нейшие русские /поэты, безусловно, оказал благотворное влияние на развитие новой молдавской поэзии, способ­ ствовал сближению литератур русского и молдавского народов. ЗЭ6

l!lllllllllllll!ll!lll!lllllllllllllllll!lllllll!lll!lllllllll!l!'lli;il!llllllli| | | | | | | | | | | | | | H III В. А. Лазарев СТИХОТВОРЕНИЕ БРЮСОВА «КАМЕНЩИК» В ЧЕШСКОЙ ПЕЧАТИ И КРИТИКЕ О брюсовском «Каменщике» (1901) принято говорить как о «знаменитом стихотворении»1, «одном из лучших брюшвских произведений о людях труда и их думах»2, «ставшем народной песней и любимым стихотворением революционеров-иодпольщиков»3, и т. л. Большое значение «Каменщику» придавал сам Брю­ сов. В выпущенном издательством «Скорпион» библио­ графическом своде его произведений, который, заме­ тим, был составлен преимущественно «на основании сведений, сообщенных непосредственно В. Я. Брюсо­ вым», отмечено три музыкальных интерпретации «Ка­ менщика»; а в сноске сообщалось дополнительно, что в одной из тюрем «Олонецкой губернии «арестанты рас­ певали «Каменщика» на мотив, сложенный ими са­ мими»4. Брюсов не мог не знать сообщения в печати5 о том, что официальные власти запретили исполнение «Камен­ щика» в публичных концертах. Поэтому тем большее значение приобретало акцентирование внимания в ука­ занном библиографическом оводе на «Каменщике» как * Н. Банников. О Валерии Брюсове. — В кн.: «Валерий Брю ­ сов. Стихотворения», М., 197il, с. 8, 2 Вступительная статья А. Мяснииова к Избранным сочине­ ниям Брюсова в двух томах, т. I, М., 1955, с. 12. 3 С. Гиндин. Поэзия В. Я. Брюсова, М., 1973, с. 8. 4 Библиография Валерия Брюсова. 1889—-1912, М., «Скорпион», .19113, с, 43. 5 «Русские ведомости». 22 февраля 1906. 397

на стихотворении, вошедшем в народный песенный репертуар. В том же библиографическом своде обращалось внимание на появившийся к тому времени перевод «Каменщика» на белорусский язык1. Это был один из первых в ряду многочисленных переводов брюсовското стихотворения. По данным П. А. Бандурина2, к сере­ дине 1969 г. насчитывалось 58 переводов «Каменщика»- на 27 языков народов GGCP и зарубежных стран. Кроме указанного белорусского перевода, в до­ октябрьские годы появились также переводы этого сти­ хотворения на французский, болгарский, латышский языки. За период же с 1917-го по 1941 год было издано* более двадцати переводов «Каменщика», в том числе впервые на английском, немецком, сербском, хорват­ ском, чешском, литовском, эстонском, украинском язы­ ках. Чешская публикация «Каменщика» не была в числе первых в зарубежной печати. Впереди оказались ш> меньшей мере французское, болгарское, латышское, эстонское издания этого стихотворения. Однако есть основания полагать, что именно в Чехии был сделан первый перевод «Каменщика». Подготовил этот перевод, тогда только что вступавший в чешскую литературу Петр Кржичка. Во время пребывания в России (1907— 1908 г.) Кржичка близко познакомился с новейшей русской поэзией и тогда же сделал первые переводы. Обычно Кржичка выписывал в тетрадь то или иное- стихотворение и тут же переводил его. Нередко он да­ тировал такие записи. Так, под 15 декабря 1909 г. за­ писано стихотворение Брюсова «Искатель» из сборника «Городу и миру»; за русским текстом следует перевод. Под датой 16 февраля 1910 г. рукой Кржички выписан. «Каменщик» и тут же следует его перевод на чешский. язык3. 1 Наш а Ш ва», 1909, № 16. 2 Библиографический свод публикаций переводов «Ка^генщи- ка», составленный П. Бандуриным, находится в Московском ме­ мориальном музее В. Брюсова. 3 Тетрадь с записями переводов брюсовгских стихотворений хранится в архиве П, Кржички. С ее содержанием автора, этой статьи любезно ознакомила вдова переводчика Анна Кржичкеюа. 398

Переводы «Искателей» и «Каменщика» были частью подготовляемой Кржичкой к изданию на чешском языке брюсовской книги «Пути и перепутья». Работа эта ока­ залась весьма трудоемкой, и прошло несколько лет, прежде чем Кржичка сумел подготовить к печати пере­ вод этого, как сказал сам Брюсов о своем сборнике, «собрания стихов». Чешская публикация «Путей и перепутий» извест­ ным пражским издательством Йозефа Отто в 1913 г.1 явилась первым книжным изданием произведений Брюсова за рубежом. Кржичка, не дожидаясь выхода сборника в свет, начал с 1910 г. время от времени пуб­ ликовать в чешской периодической печати отдельные переводы из поэзии Брюсова. Появившиеся в журнале «Модерни ревю» стихотворения «Старый викинг» и «К. Д. Бальмонту» были вообще первыми на чешском языке брюсовскими произведениями2. За ними после­ довали дальнейшие публикации переводов Кржички из поэзии Брюсова в журналах «Кветы»3 и «Люмир»4. Однако «Каменщик» не был опубликован Кржичкой в периодической печати, хотя, как уже отмечалось, пе­ ревод этого стихотворения был практически готов к середине февраля 1910 г., т. е. раньше других стихотво­ рений, опубликованных в журналах «Модерни ревю», «Кветы» и «Люмир». Более того, «Каменщик» был исключен и из числа тех 58 стихотворений, которые Кржичка отобрал для своей книги из трех частей брю- совского сборника «Пути и перепутья». Не вдаваясь в детали, свяваяные с особенностями отбора Кржичкой брюсовских стихотворений для пере­ вода5, отметим лишь, что вместе с «Каменщиком» в чешское издание «Путей и перепутий» не попали также 1 V. Brjusov. Cesty a rozcesti, Pr. Petr K rtfka, Praha, J Otto, 1913 2 «M odern! revue», 19.0, s. 273 274. 3 В «Кветах» (1911, с. 362— 365) публиковались стихотворения •«Поэту», «Дедал и Икар», «Сеятель». 4 В «Люм.ире» ( Ш1(1, с. 126 и 1913, с. 162) появились «Обла­ ка», «Осенние прощания эльфа», «Деметрия». 5 Подробнее об этом ом.: В. Лазарев. В. Я. Брюсов в чеш­ ской печати 1900— 1917 г .— В юн.: «Брюсовюкие чтения 1966 года», Ереван, 1968, с. 559— 563. 399

такие значительные в творческой эволюции Брюсова стихотворения, как «Работа», «Кинжал», «Хвала чело­ веку». Что же заставило Кржичку отказаться от публика­ ции уже переведенного «Каменщика» и некоторых дру­ гих ярких и значительных в своем идейном звучании стихотворений Брюсова? Несомненно, о этом случае- решающую роль сыграла его близость ik литераторам, группировавшимся ©округ журнала «Модерни ревю».. Именно этот журнал, до конца дней своих (он выходил с 1894 по 1926 г.) служивший рупором чешских дека­ дентов, первым заметил Брюсова и первым в чешской печати раз и на,всегда определил его как «чистого» мо­ дерниста. «Модерни ревю» было замечено «Весами». Там в свою очередь этот чешский журнал был определен как ревностный .проводник «чистого искусства» в своей стране. Творчество Брюсова, установившего личные контакты с ведущими представителями круга «Модерни ревю», освещалось в той или иной связи в этом журна­ ле не один раз. Но постоянно Брюсов воспринимался в «Модерни ревю» только как художник, захваченный формой, ее тайной, как поэт строго определенной про­ блематики: поэтизация «волшебства ночи», эротизм,, освобождение человека «от дневных сует», погружение его в «различные видения», «болезненный сон» и т. п. Характерно, что такого рода выводы и заключения были сделаны в «Модерни ревю» в 1904 г. на основе брюсов- ского сборника «Городу и миру». Естественно, что на «Работа», ни «Каменщик» не могли заинтересовать кри­ тиков из «Модерни ревю» с их невниманием к социаль­ ным и гражданским мотивам в поэзии Брюсова. В «Модерни ревю» проявилась также тенденция, прочно закрепить Брюсова в упряжке западноевропей­ ского и более всего французского модернизма. Н а этой почве явно преувеличивалось влияние на Брюсова III. Бодлера, П. Верлена, Э. Верхарна, М. Метерлинка,, творческая же индивидуальность поэта откровенно при­ нижалась. Ко времени выхода в (Праге «Путей и перепутий» в чешской критике имелись 'отзывы о Брюсове, по содер­ жанию своему существенно расходящиеся с позицией «Модерни ревю». Назовем в этой связи первый в чеш- 400