Зеркало Ноя

–  Понимаешь, взять эти деньги не представляет ника- кого труда, – убеждал Стас свою подругу Наташу. – Ми- нимум насилия – какое слепой оказать сопротивление? Поздно вечером я подхожу к Рафи, забираю сумку с вы- ручкой и быстро исчезаю. Его никто никогда не сопрово- ждает, потому что он живёт буквально в ста метрах от ки- оска и всю дорогу идёт почти на виду у всей улицы. Лишь когда заворачивает за угол к своему подъезду... Здесь-то его и встречу. А главное, он моего лица не увидит! – Две-три тысячи? – каждый раз переспрашивала Наташа. – Это так мало... А если поймают? Вместо Аме- рики мы с тобой залетим в тюрьму! Идея ограбления родилась у Стаса от отчаяния. Дело в том, что, помыкавшись в Израиле два года, но так и не отыскав ни приличной работы, ни друзей, которые его поддержали бы, он задумал уехать в Америку. Тогда же он встретил Наташу, такую же, как он, неудачницу без семьи, без работы и без собственного угла. До Израиля Стас служил в  армии, воевал в Чечне, а потом, когда в армии пошли сокращения, остался у раз- битого корыта. В отличие от многих своих товарищей, он в уныние не впал, потому что считал себя человеком силь- ным и  деятельным, который может, начав с  нуля, снова утвердиться и добраться до каких-то вершин. Но если уж начинать жизнь сначала, решил он, то почему бы это не сделать в Израиле? Наташина биография и вовсе укладывалась в пару строк. Школа, медучилище, отъезд в Израиль по молодёжной программе, год беззаботной жизни в кибуце, а потом резкая перемена – где-то нужно устраиваться и чем-то заниматься, но все планы перечеркнула анаша, к которой она успела при- страститься, правда, не сильно, но – пристрастилась. 151

Познакомились они случайно, и  сразу почувствовали друг в друге родственные души – поодиночке совсем тяж- ко, а вместе – вдруг что-то сложится и удастся выбраться на поверхность? Никто из них не заикался о  любви или каких-то иных чувствах, скорее всего потянулись друг к другу и стали жить вместе из-за боязни одиночества. Решив, что здесь, в Израиле, выбраться из нищеты и  безденежья для них проблематично, они стали лелеять мечту уехать в Америку. Редкие подработки позволили ско- пить немного денег, чтобы рассчитаться с  долгами, снять небольшую квартирку, купить билеты на самолёт и тянуть время до получения виз. На большее денег не было. – Понимаешь, – рассуждал Стас, расхаживая из угла в  угол в  их крохотной съёмной квартирке, – не мо- жет быть, чтобы в Америке не нашлось для нас работы. Фирма, оформлявшая визы, обещала помочь с  трудоу- стройством. Золотых гор, конечно, никто не обещает, но и  такой нищеты, как здесь, там наверняка не будет. Это все говорят... – Поехали, Стасик, без этих проклятых трёх ты- сяч, – всхлипывала Наташа, – обойдёмся и так. –  Глупая, мы не сможем до Нью-Йорка даже от аэро- порта отъехать. Здесь тебе деньги сразу по приезду дали. Там такой лафы не будет. Доллары, на которые мы поме- няем эти две с половиной тысячи, конечно, не выручат, но на первых порах... –  Ох, не знаю, – стонала Наташа, но больше на эту тему не заговаривала. Стас изредка покупал в  киоске у Рафи сигареты, так что довольно хорошо познакомился с распорядком работы торговой точки и с самим хозяином, который уже узнавал его по голосу. 152

«Ничего страшного, – убеждал Стас самого себя, – деньги будем отнимать молча. Рук моих слепой никогда не трогал, а наощупь определяет только шекели да свой товар. Начнёт кричать – никто не обратит внимания. Мало ли кто кричит на улице? Здесь вообще никто шё- потом не разговаривает. А пути отхода я уже отработал». В физическом плане, щуплый и  невысокий Рафи не представлял для тренированного многолетней армейской службой Стаса вообще никаких проблем. Был бы Рафи зрячим – всё равно Стас выше его на голову и моложе лет на двадцать. После получения долгожданных виз и  билетов Стас взялся за подготовку к  ограблению вплотную. Всё пока складывалось удачно. Деньги он отнимет в  воскресенье вечером, а рейс – в понедельник после обеда. За это время они с Наташей спокойно доберутся до Тель-Авива, поме- няют отнятые шекели на доллары, и – пулей в Бен-Гурион, где на такую мизерную сумму в семьсот-восемьсот долла- ров вряд ли кто-то обратит внимание. Тем более багажа у них практически нет, не нажили добра в Израиле. Ины- ми словами, всё должно пройти без сучка без задоринки. Проколоться просто не на чем! –  Всё будет путём, Наташка! – подбадривал Стас не столько подругу, сколько самого себя. – Рафи не обеднеет, он наверняка имеет страховку, и ему всё вернут. А нам хоть какая-то польза. Где-то в глубине души он понимал, что собирается по- ступить подло и гадко, и, даже если всё пройдёт и в самом деле без сучка без задоринки, совесть его будет неспокой- на, и он долго будет со стыдом вспоминать об этом не са- мом приятном эпизоде своей жизни. Нечто подобное уже было в его памяти, когда он со своим взводом уничтожал 153

жителей крохотного чеченского аула за то, что те приюти- ли боевиков, уничтоживших накануне российский БТР. В поселении были только женщины и дети... Но это вос- поминание было давним, из прежней жизни. Однако решение было принято, а отказываться от за- думанного Стас не любил. Но чем меньше времени остава- лось до «времени Ч», как назвал его Стас, тем беспокой- ней было на душе и у него, и у Наташи. Последнюю ночь она вообще не спала и  только молча плакала, а Стас, не выносивший слёз, почти до самого утра сидел на балконе и курил одну сигарету за другой. Днём их всё-таки сморили усталость и жара, и они про- спали пару часов. Но это вряд ли был сон – скорее беспре- рывное падение в  какую-то чёрную и  душную пропасть, куда они падали и никак не могли упасть, хотя отчётливо видели острые камни на дне. Проснулись одновременно, в поту и с головной болью. –  Будешь меня страховать, – распорядился Стас. – Я  выбрал точку, где будешь находиться в  момент моей встречи с Рафи. Если кто-то появится рядом, постарай- ся отвлечь внимание на себя – закричи, заплачь, попроси закурить или спроси о  чём-нибудь. Хотя вряд ли кто-то будет в это время рядом... –  Хорошо, – еле слышно прошептала Наташа. –  Подождёшь ровно десять минут и вернёшься домой. До утра как-нибудь перекантуемся, а потом первым авто- бусом отчаливаем в Тель-Авив. –  Хорошо, – повторила Наташа и смахнула слезинку. Пару раз они выходили на улицу проверить, не закрыл ли Рафи свой киоск раньше времени, но покупатели шли один за другим, и  закрываться Рафи не торопился. На- конец, в  одиннадцатом часу слепой опустил решётку на 154

витрину, замкнул дверь на огромный амбарный замок и, легонько постукивая своей полосатой тростью по мосто- вой, отправился домой. Он прошёл метрах в двадцати от одиноко стоящей посреди улицы Наташи и свернул за угол, где в полумраке высокого кустарника его поджидал Стас. Внимание Наташи привлекла машина с  несколькими весёлыми юнцами. Из машины гремела музыка, эхом рас- катывающаяся по улице. Юнцам не было никакого дела ни до одиноко стоящей девушки, ни до чего-то вообще. Че- рез мгновенье они унеслись, и стихающий грохот длинным шлейфом тянулся за мигающими огоньками фар. Наташа посмотрела на часы и отметила, что десять минут, о кото- рых говорил Стас, истекли. Оглянувшись последний раз, она пошла к своему подъезду, подальше обходя место, где Стас должен был встречать Рафи. Дверь в квартиру, как они и договорились, была не за- перта. – Всё в  порядке? – донёсся до неё голос Ста- са. – Имею в виду на улице. –  Да, – Наташа тяжело перевела дыхание. – А у тебя как? –  А как ты думала! Вот, полюбуйся, – Стас покрутил в руках небольшой поясной сумкой на ремешке, распухшей от вложенных купюр. –  Сколько там? – не удержалась Наташа. –  Не знаю. Не торопись, ещё будет время пересчи- тать. До утра времени достаточно, – с деланным равноду- шием он бросил сумку на стол и улыбнулся. – Давай кофе сделаем, что ли, после трудов праведных, а? –  Дай отдышаться, я так перетрусила… – Наташа по- дошла к окну и стала безучастно смотреть в темень уснув- шего двора. 155

–  Как хочешь, а я пойду, сварю. – Стас отправился на кухню и зажёг газ на плите. Минуту Наташа стояла у окна, потом тоже пошла на кухню: –  Стасик, мне почему-то страшно одной в комнате. –  Страшно? Теперь всё позади, некого бояться, – ус- мехнулся Стас и поглядел на часы. – Уже час ночи, а пол- седьмого автобус. Всего шесть с половиной часов продер- жаться и… – он изобразил птицу. – Полетим к дядюшке Сэму. –  Да, – послушно кивнула Наташа и присела на табу- ретку, – полетим... Где-то вдали послышалось завывание полицейской си- рены, и Стас вздрогнул: –  Ну-ка, выгляни в окно! Из окна просматривался почти весь двор и край осве- щённой дороги. Если бы не мешал стоящий напротив дом и кусты перед ним, можно было бы видеть не только до- рогу, по которой должна проехать полицейская машина, но и киоск Рафи. –  Ты его не бил? – вдруг спросила Наташа. –  Лишь толкнул, когда он мёртвой хваткой вцепился в свою сумку. А так пальцем не тронул. –  И он упал? –  Упал, но сразу же встал. Для него это было так не- ожиданно, что он даже не закричал. –  А потом? –  А потом – ничего. Что, мне стоять с ним рядом? – усмехнулся Стас. – Я помчался домой... Темноту двора осветили фары полицейской машины, и голубой прерывистый лучик от мигалки заметался по де- ревьям и стенам домов. 156

–  Это за нами полиция приехала, – вздрогнула Наташа. Стас подошёл к  окну и  стал пристально разглядывать двух полицейских, которые неторопливо вылезли из маши- ны. Один из них направился в подъезд, в котором жил Рафи, а  второй лениво оглядел пустой двор и  вытащил рацию. Сперва он довольно бессмысленно озирался вокруг, потом неожиданно взглянул на окно, из которого выглядывал Стас. –  Скорей гаси свет! – выдохнул тот. – Ни у кого нет света в окнах, только у нас... –  Господи! – застонала Наташа, но свет выключила. Минуты две они, затаив дыхание, наблюдали за поли- цейским, но когда во двор въехала ещё одна патрульная машина, Стас встрепенулся: –  Они сейчас поднимутся к нам... Нужно уходить! –  Куда? Как мы пройдём мимо них? Минуту Стас размышлял, потом решительно схватил Наташу за руку: – Идём! Схватив сумку Рафи, он отворил входную дверь и по- тащил Наташу не вниз, к  выходу на улицу, а  наверх по лестнице. –  Что ты делаешь?! – ахнула Наташа, увидев, как он придвигает к  стене короткую металлическую лестницу, чтобы выбраться на крышу через люк в потолке. –  На крыше отсидимся до утра. Там нас никто не до- гадается разыскивать. В глубине души Стас понимал, что крыша вовсе не укрытие, когда всерьёз займутся прочёсыванием двора и окружающих домов. А если к тому же подозрение падёт на него, ведь полицейский явно видел его в окне, а кварти- ра окажется пустой, то разыскивать беглецов просто негде, кроме как на крыше. 157

–  Давай подсажу, залезай, – Стас стиснул зубы и под- ставил плечо Наташе. Но железная крышка, закрывающая люк, Наташе не поддалась, хотя замка на ней не было. –  Пусти, я сам! – Стас посильнее надавил на крышку, и она с неожиданно громким визгливым скрипом распах- нулась. Стасу и Наташе было уже не до осторожности и  кон- спирации – страх гнал их вперёд, и они успокоились лишь тогда, когда металлическая лестница была втянута наверх, а железная крышка с тем же противным визгливым скрипом закрыла квадратный проём люка. Немного отдышавшись, Стас нащупал в  темноте какой-то металлический пруток и вогнал его в щель между крышкой и рамой. Теперь снизу люк не открыть, даже если приставить ещё одну лестницу. – Ух, устал! – выдохнул Стас и  присел на край люка. – Ты случайно не прихватила с собой сигареты? –  Нет, – Наташа осторожно посмотрела вниз на по- лицейские машины, около которых остался лишь один полицейский. Остальные ходили по подъездам и  искали спрятавшихся грабителей. – Смотри, в наш подъезд идут! –  Тс-с! – насторожился Стас. – Даже не дыши. Авось, пронесёт… – Он прильнул к  щели и  стал вслу- шиваться, шёпотом комментируя. – Ага, поднимаются... Уже на втором этаже... Так, идут выше... Третий... Теперь наш... Остановились у нашей двери... Стучат... Наташа чувствовала, как колотится её сердце, и даже закрыла рот ладонями. А Стас продолжал: –  Теперь поднимаются ещё выше... Чтобы не слышать его, Наташа заткнула уши и даже зажмурилась. Очнулась она, когда Стас легонько похлопал её по спине и радостным шёпотом сообщил: 158

–  Ушли. Потоптались наверху, и пошли вниз. Пронес- ло... –  Я так не могу! – застонала Наташа и снова заплака- ла. – Стасик, ну, зачем нам всё это?! –  Заткнись! – неожиданно грубо прошипел Стас. – Нашла время морали читать! Не нужны тебе эти день- ги – не надо... Дура! Как ни странно, но последние его слова отрезвили На- ташу, она вытерла слёзы и замолчала. –  Что у нас на часах? – вспомнил Стас и поднял руку к  глазам. – Ого, почти три! Бежит время... Давай здесь досидим до рассвета, потом тихонько спустимся, вещички в руки и – ту-ту! – на автобус. Молча, в  разных углах, они просидели до первых лу- чей солнца, которых поначалу не было видно из-за крыш, потом темнота начала потихоньку разжижаться, и всё во- круг заволокло каким-то грязным и сырым серо-розовым туманом. –  Давай деньги посчитаем, что ли? – нарушил молча- ние Стас. –  Сам считай, – тихо отозвалась Наташа, – мне эти деньги не нужны. –  Не нужны?! Деньги всем нужны, – удивился Стас. Он положил перед собой сумку Рафи, но открывать не стал, лишь тупо уставился на неё и пробормотал: – Жал- ко, сигарет нет. Денег навалом, а сигарет нет... Когда на улице появились первые машины и прохожие, он оживился: –  Подъём! Пора спускаться, а то на автобус не успеем. –  Иди один. Я не поеду, – глухо отозвалась Наташа. –  Ты что, с ума сошла? Ну-ка, быстро! – Нет! 159

–  И в Америку не хочешь? Наташа ничего не ответила, только отвернулась. –  Нет, ты ответь! – настаивал Стас. –  Не поеду... –  Почему? Что с тобой произошло? Скажи хоть что- нибудь! Наташа молчала. Стас подхватился и стал нервно ходить по крыше, уже не опасаясь, что его заметят снизу. Поначалу он страшно злился, обзывал Наташу про себя пятой колон- ной и трусихой, потом неожиданно успокоился. –  Как знаешь, – хрипло выдавил он. – Значит, один поеду в Америку. Оставайся тут… – Он решительно на- правился к  люку, даже выдернул стержень, запирающий крышку, но спускаться не торопился, лишь присел на корточки и обхватил голову руками. – Небось, подонком меня считаешь? Мол, обидел слепого, обобрал беднягу, и  даже сердечко не дрогнуло? Ведь считаешь?.. Да мне эти деньги, если хочешь знать... до одного места! Не такой уж я  пропащий, чтобы этими руками их не заработать!.. Пошли, Наташенька, очень тебя прошу. Ещё успеем на автобус… –  Нет. – Наташа покосилась на сумку Рафи и отвер- нулась. – Ну, скажи, что тебе надо? – взмолился Стас. – Я для тебя всё сделаю! –  Ты уже сделал. Спасибо... – Деньги виноваты? Хорошо… – Стас решитель- но встал и, глубоко вздохнув, подхватил сумку с  деньга- ми. – Я их сейчас брошу вниз... Бросать? –  Как хочешь... Стас быстро расстегнул молнию на сумке и вытряхнул деньги за каменный бортик крыши. С минуту он разгля- 160

дывал, как разноцветные купюры весело порхают, разле- таясь по необъятному прямоугольнику двора, застревают в  листьях деревьев, на мгновенье прилипают к  чьим-то стёклам, чтобы ещё через мгновенье полететь дальше, туда, где их уже не видно. –  Довольна?! – Стас присел рядом с Наташей и вдруг, глухо зарыдав, повалился на спину. Он катался по мусору, которого всегда полно на крыше, и выл, словно подстре- ленный зверь, то ли от ярости, то ли от бессилия. Ему было горько и обидно оттого, что он, прежде такой способный и толковый, которому некогда пророчили большое будущее и в армии, и на гражданке, превратился в обыкновенного грабителя-неудачника, который только и  способен отни- мать деньги у слабых и беззащитных. С другой стороны, ему было одновременно легко и даже радостно оттого, что он сумел избавиться от тяжкой ноши, которую непременно взвалил бы на себя, забрав эти проклятые деньги. –  Пойдём кофе пить, – Наташа потрогала его за пле- чо, и  он послушно встал, откинул крышку люка и, глядя себе под ноги, потянулся за лестницей.

БЕРЁЗКА, КОТОРАЯ РАСТЁТ НА ЗАКАТЕ А.Декельбауму Мне хотелось начать этот рассказ так: «Тяжёлый хамсин свинцовым маревом опустился на жёлтые камни пустыни. Белесый песок, почти пыль, стоял в воздухе, который и воздухом-то не назовёшь, потому что дышать им невозможно, только отплёвываться и поминать в  сердцах этот благодатный средиземноморский край со всеми его пальмами, апельсинами и  замшелыми древно- стями…» Однако звучало бы это выспренно, надуманно и боль- ше походило бы на восторженные дневниковые записи ту- риста, начитавшегося Булгакова, заскочившего в благосло- венные палестины поклониться христианским святыням, в которые не особо верит, но не побывать здесь – признак дурного тона или пустого кошелька. Ни в том, ни в другом признаваться никто, естественно, не хочет. Потом я попробовал так: «Мы с Женькой сидели на моей кухне и пили водку. Вер- нее, пил большей частью я, потому что Женька был совсем зелёным репатриантом, которого предварительно напугали тем, что водка, мол, в нашем жарком климате пьётся тяже- ло, поэтому лучше исключить её из ежедневного рациона. 162

Если в одночасье невозможно изменить свои пристрастия, то стоит ограничиться пивом или, как финальный вариант бытия, импотентными соками и кока-колой. Женька что-то бодро вещал о своих былых похожде- ниях на бескрайних российских просторах, а мне это было не интересно, потому что, откровенно говоря, я  был не там, а  здесь уже не только телом, но и  мыслями. Черта, разделявшая меня прежнего и  сегодняшнего, всё дальше уходила во времени, и оглядываться назад не хотелось. Го- раздо интересней то, что впереди, а уж оно-то однозначно покрыто мраком…» И это начало мне не нравилось. Дело вовсе не в вос- торженных описаниях курьёзов погоды, натуралистиче- ских попоек с  репатриантами или в  ностальгических со- плях по прежней родине. Живём мы не воспоминаниями, а тем, что творится вокруг нас сегодня, хотя и это давно не удивляет нас, ибо, как говорят художники, «глаз замас- ливается», а одни и те же набившие оскомину сюжеты, от которых никуда не убежишь, осточертевают до безумия. Пытаешься высосать из пальца что-то новое, о  чём ещё никто не писал, но что нового под луной? Говорят, все литературные сюжеты давно изложены в  Библии, а  мы наивно полагаем, что каждое наше оза- рение – Божья искра, вспыхнувшая только в  нас и  ни в ком ином. Не так уж, наверное, не правы литературные генералы, которые держат впроголодь нас, литературных солдат. Мол, если уж выбрали себе такую неблагодарную стезю, как сочинение текстов, то добывайте себе сами ку- сок хлеба. Нечего надеяться на литературные заработки. Авторы библейских книг вряд ли жили на гонорары от собственных сочинений, а  уж про вас, муравьёв, и  гово- рить нечего… 163

А хамсин, периодически обрушивающий свой жар и  пустынный песок на Беэр-Шеву, ставшую родной, и скучное застолье с собеседником, чьи воспоминания тебе не особенно интересны – это суровая реальность, от кото- рой никуда не деться. Пиши об этом или не пиши, оно всё равно есть. Может, начать так: «За окном бушевал тяжёлый хамсин, а мы с Женькой, совсем зелёным репатриантом, пили у меня на кухне вод- ку. Вернее, пил я, а Женька рассказывал о своих былых похождениях на бескрайних российских просторах и  то- скливо поглядывал на свинцовое марево, опустившееся в полдень на жёлтые камни пустыни, почти не прогляды- вающиеся с высоты нашего не Б-г весть какого высокого третьего этажа. В другое время, при ясной погоде пустыня была почти рядом, потому что мой дом стоял последним в ряду только что отстроенной цепочки, ещё не опоясанной рядами пальм и  стандартно-гениальными абстракциями местных скульпторов…» Впрочем, и это не начало. А начало – если без выкру- тасов – совсем банальное. Просто мы сидели, пили водку, и каждый думал о своём. О чём-то разговаривали, лениво поправляли друг друга и даже, кажется, спорили. Но друг друга всё равно не слышали. –  Кстати, – вдруг оживился Женька, – помнишь Светку Рогозину? – Конечно, помню. Её смуглую мордашку, чёрные прилизанные волосики и узкие монгольские глазки? Ещё бы! – лениво мотнул я головой. – Она ещё стихи на древ- негреческие темы писала. – Света, между прочим, тоже в Израиле, – торже- ственно изрёк Женька. 164

–  Уж ей-то что здесь надо? – удивился я. – Её благо- словенный папаша, кажется, башкир или чуваш… –  Зато мама – еврейка! Вот она и отбыла на историче- скую родину родительницы. –  Неисповедимы пути господни, – притворно вздох- нул я, – а человеческие – ещё более неисповедимы… –  Ты с ней тут случаем не встречался? – поинтересо- вался Женька. –  Шутишь! Я и узнал-то, что она здесь, только сей- час, от тебя. –  Хорошо бы её разыскать. –  Зачем? Насколько помню, – напрягся я, – она за- мужем, и у неё ребёнок. Женька посмотрел на меня как на идиота и хитро ус- мехнулся: –  Ты же не в  курсе! С мужем она давно развелась, потому что он оказался тираном и  ревнивцем, а  для со- временной эмансипированной поэтессы это, сам знаешь, как серпом по… Короче, развелась и, подальше от греха, отбыла с сынишкой в Израиль… Давай её разыщем? Женькин интерес к эмансипированной поэтессе Рого- зиной, выпустившей на прежней родине тонкий сборник стихов и пару раз напечатавшейся в толстых литературных журналах, не был праздным любопытством. Он издавна подбивал к ней клинья, но Света, как дама импульсивная и восторженная, не реагировала на то, что шло в руки само. Ей хотелось журавля в небе, которого нужно упорно до- биваться и при этом непременно по-цветаевски страдать. Отвергнув застенчивые ухаживания моего друга, она по- ложила глаз на какого-то крутого «нового русского». Пол- года безуспешно очаровывала его, потом-таки очаровала, увела из семьи и  сразила наповал тем, что потребовала 165

сочетаться браком по каким-то экзотическим буддистским канонам. Правда, сию экзотику всё же закрепила реги- страцией в  банальном неэкзотическом ЗАГСе. Жизнь молодожёнов, как я понял из Женькиного сообщения, не сложилась, и в результате она отбыла в наши палестины. –  Что задумался? – напомнил о себе Женька. – Ког- да приступаем к поискам? –  Если официально разыскивать её адрес, это займёт много времени, – сказал я, – но у  меня есть приятель в полиции, который может помочь… – Чего же мы ждём? Звони приятелю, – Женька оживился и  уже бил землю копытом. Его не пугал даже хамсин, при котором самое лучшее занятие – отлёживать- ся в холодке и сосать ледяное пиво. Он был готов лететь хоть на край света, лишь бы повидаться со своей несосто- явшейся возлюбленной. –  Что с тобой поделаешь, – кряхтя, я поднялся из-за стола и пошёл к телефону. Удивительно, но через полчаса я и в самом деле стал об- ладателем светкиного адреса, и это повергло меня в жесто- чайшую тоску: Рогозина действительно существовала под собственной девичьей фамилией в числе граждан нашего маленького, но гордого государства, однако с присущим ей коварством поселилась на другом его краю – в северном городе Цфате на улице Бар-Гиора. Её телефона в компью- терной базе данных полиции не оказалось, так что даль- нейшие поступки Женьки можно было предугадать со сто- процентной вероятностью. – Едем в Цфат! – тотчас подтвердил мои опасения Женька. Он, подлец, отлично понимал, что большого воодушев- ления его предложение во мне не вызовет, но отказать я не 166

смогу, потому что лень ленью, но друг – всё-таки друг, ка- кой бы абсурдной его просьба ни была. Моя старенькая, видавшая вилы «мицубиши» оказа- лась под толстым слоем жёлтого песка, и вряд ли можно догадаться, что изначально она была бордового цвета. Во время хамсина все машины одной расцветки – гряз- ной жёлто-серой. Как, впрочем, и  весь окружающий пейзаж. –  Ну куда мы сейчас поедем? – слабо запротестовал я, не решаясь прикоснуться к своему пропылённому и раска- лённому железному коню. – На дороге из-за песка в двух шагах ничего не видно. Будем плестись, как черепахи… –  Мы с  собой пива возьмём! – как само собой раз- умеющееся, решил непростую задачу Женька. – Если ви- димость на дороге станет совсем нулевой, остановимся на обочине и переждём. А чтобы не мучиться от жажды… Это был, конечно, веский аргумент, и  мне не остава- лось ничего иного, как распахнуть дверцы «мицубиши». Передвигаться в сплошной пелене жёлто-зелёного пе- ска – занятие не для слабонервных. Самое неприятное, когда свет фар встречного автомобиля стремительно вы- скакивает из марева в нескольких метрах от тебя, на миг ослепляет и  стремительно проносится мимо. Запоздалое урчание чужого мотора еле доносится сквозь мышиное шуршание песка по бордовой, в прежние времена, поверх- ности машины. В подводной лодке, наверное, комфортней и безопасней. Но все эти проблемы волновали только меня. Женька мечтательно развалился на соседнем кресле и  резво вы- полнял обещанное – утолял жажду прихваченным из дома пивом. Он наверняка был сейчас уже далеко – в Цфате на улице Бар-Гиора. 167

Поминая недобрым словом амурные похождения неко- торых репатриантов, которые ещё не успеют устроиться на новом месте, а уже сломя голову несутся путешествовать, я вёл машину и нетерпеливо прикидывал, когда закончится эта каменистая пустыня с её воздушно-песочным коктей- лем и начнутся Иудейские горы, где, судя по сообщениям в новостях, хамсин свирепствует тоже, но песка в воздухе всё-таки меньше. Жарко там будет так же, как и  здесь, но это меня волновало меньше. Как будет реагировать на жару Женька, меня тоже не волновало – напросился в до- рогу, пускай терпит. Тем более, кондиционер в моей маши- не традиционно не хотел подавать признаков жизни. – Глянь-ка! – Женька указал на стоящих на обочи- не дороги трёх верблюдов и  мальчишку-бедуина. – Как в  клубе кинопутешественников, ей-Б-гу! И жара им ни- почём. –  Нипочём, – согласился я. –  А почему эти верблюды не двугорбые? – удивился Женька. – С двумя горбами романтичней. – Им и  одного достаточно, – мрачно резюмировал я. – Это у  тебя два горба вырастет или даже три, когда пойдёшь работать на местного хозяина. После работы только и останется сил наливать их пивом и пережёвывать какой-нибудь саксаул… От такой мрачной перспективы Женька на время за- молчал, но хватило его ненадолго. –  Ты уже был в Цфате? – спросил он, откупоривая очередную банку с пивом. – Был. –  Там есть какой-нибудь кабачок, в котором бывшему российскому литератору не стыдно посидеть с приличной девушкой? 168

–  Ты о чём? Решил изменить любимой кухне с вод- кой и бычками в томатном соусе и покуражиться со своей буддистско-башкирской мадам в израильской фалафель- ной? – Ну… –  Вообще-то, Цфат – город религиозный, там публи- ка специфическая, и ещё не факт, есть ли там места обще- ственного пользования, кроме туалетов. Да и те, не сомне- ваюсь, ещё поискать надо… –  Как эта специфическая религиозная публика прово- дит свободное время, когда не молится? –  Когда не молится, – знающе заявил я, – то учится в религиозных учебных заведениях. А на переменках всё равно молится. Женька задумался и изрёк: –  Ну, Светка попала! Это ей не московские тусовки. –  Ничего, – успокоил его я, – наш брат, новый репа- триант, куда бы ни попал, везде всё перестраивает на свой лад. Надеюсь, в Цфате найдётся что-нибудь близкое тебе по духу. Да и туристов там полно… Наконец, пустыня закончилась, и  пошли холмы, за которыми начинались поросшие лесами горы. Песочная пелена тоже поредела, и с высоких мест уже можно было разглядеть хоть какие-то окрестности за окном. –  Тут уже белому человеку жить можно, – констати- ровал перемены за окном Женька. – И не только на по- ложении одногорбого верблюда. –  Здесь ещё ослики водятся, – дополнил я его натура- листические наблюдения. –  Ослики – это хорошо. Упрямое, но трудолюбивое животное с  большими грустными глазами. Как у  нас, поэтов. 169

Дорога начала петлять, но ехать по ней, как ни стран- но, было легче. Песка в воздухе стало меньше, зато ста- ло больше солнца. Женька вытянул из кармана тёмные очки и, водрузив их на кончик носа, стал очень похож на актёра Клинта Иствуда из старого американского ве- стерна. –  Ну, и где твои ослики? – поинтересовался он. –  Трудолюбиво пишут стихи, некогда им. Это, брат, дело интимное, не на показ публике. –  Долго ещё ехать? – Похоже, Женьку дорога начала утомлять. Даже сквозь плотно задраенное стекло солнце припекало вовсю, и пиво уже не освежало, а вгоняло в ле- нивую дрёму. –  Мы ещё и полпути не проехали. –  Давай остановимся, – предложил Женька, – и вы- йдем, разомнёмся. Я съехал на обочину и  притормозил в  тени какого-то дерева с жёсткими блестящими листьями. Женька вышел из машины, подёргал лист, но срывать не стал. – Сижу под баобабом и  думаю о  бабе, – жизнера- достно срифмовал он. –  Трудолюбивого ослика, впечатлённого местной фло- рой, пробило на свежие рифмы? – усмехнулся я, но Жень- ка в ответ ничего не сказал. Он прошёл вдоль дороги и присел на камень. – Вот я, наконец, и  приехал, – задумчиво сказал он. – Понимаешь, я всегда боялся одиночества, и мне ка- залось, что нет большего наказания, чем остаться одному в пустой комнате или где-нибудь в поле, на открытом про- странстве. Ты один, а вокруг тебя вселенская пустота. Не с кем не только словом переброситься, а даже помолчать за компанию… 170

–  Ну, ты-то один никогда не оставался, – хмыкнул я, – вокруг тебя всегда были друзья, девицы, собутыль- ники. Ты и  стихи, наверное, никогда в  одиночестве не писал. Женька непонимающе посмотрел на меня и даже мах- нул рукой от досады: –  Рано или поздно наступает момент, когда даже сти- хов недостаточно. Хочется чего-то более всеобъемлющего. А стихи – начинаешь вдруг чувствовать их искусствен- ность и неискренность. Как, наверное, и во всём, чем себя окружаешь… Разве это можно сравнить с  грандиозно- стью вселенной, или леса, или дерева, или даже самой что ни на есть ничтожной травинки?! У всего этого есть на- верняка какая-то недостижимая цель, а  ты – ничтожный червяк! – копаешься в своём мелком придуманном мирке и свято веришь, что твои жалкие поделки осчастливят че- ловечество… –  Ну вот, – вздохнул я, – затянул страдания. Небось, уже затосковал о  трёх покинутых российских берёзках на берегу пруда? Потерпи, брат, все через это проходят. И у тебя пройдёт. –  Что – пройдёт? – Женька неотрывно глядел на расстилающуюся перед нами зелёную Латрунскую долину и ни на чём не мог задержать взгляда. –  Я до сих пор иногда впадаю в подобное тоскливое состояние, – сказал я, – но всё реже и реже. Это прохо- дит… Что касается стихов, так они, естественно, искус- ственны, что бы там ни утверждали. Как и  всё, что мы делаем. Стихи – плод нашей культуры, нашего воспитания и  образования. Какому-нибудь аборигену из Новой Зе- ландии русской поэзии не понять. Как и  самому высоко цивилизованному англичанину или французу. Не потому 171

что они дураки или не врубаются в поэзию, а потому что поэзия – русская. Не имеют они такой широты души, как мы. У них есть своя широта и  своя поэзия, которой нам также не понять. В этом-то и искусственность… –  Ну, это ты, брат, что-то не то загнул, – Женька вздрогнул и  встал. – Заканчиваем ликбез, поехали, что ли. Нам бы до темноты успеть, а  то как-то некрасиво Светку с  кровати поднимать. Может нас неправильно понять… В Цфат мы въехали, когда солнце начало клониться к  горизонту. Надоевший хамсин остался на юге, и  воз- дух был по-прежнему горячий, но уже чистый и голубой. Женька отошёл от своей неожиданно нахлынувшей хан- дры и даже развеселился. – Помню, у  меня в  детстве была любимая книж- ка, – заявил он, глядя в  окно на симпатичные домики Цфата, живописно разбросанные по зелёным крутым горам, – «Чипполино» Джанни Родари. Так вот, на ил- люстрациях в книжке были такие же извилистые тесные улочки, скученные маленькие домики из камня, а на вы- сокой горе стоял замок, в котором жила графиня Вишен- ка… –  Погоди, нам ещё придётся покрутиться по этим улоч- кам, пока разыщем твою графиню Вишенку, – скрипнул я из-за руля, изрядно уставший от долгой дороги, – вместе с её замком. –  Найдём, – заверил меня Женька, – обязательно найдём. Светка не поселится где зря. Обязательно в  ка- кой-нибудь хижине с  приколом. Уж я-то её характер хо- рошо знаю. Время было самое предзакатное, и на улицах было пол- но народу, особенно религиозной публики – строгих боро- 172

дачей в шляпах и чёрных длиннополых сюртуках с жёнами в средневековых чепчиках на головах и многочисленными детишками. Впрочем, детишки повсюду одинаковые, ка- кими бы ни были их родители. После вечерней молитвы эта публика вышла погулять на прохладном ветерке и по- любоваться горным закатом. А уж здешние закаты рас- хваливать не надо, все об этом знают. –  Ишь, – стал восторгаться Женька, – как в  кино из суровой средневековой действительности. Сейчас ещё мимо нас проедет карета с запряжёнными в неё лошадя- ми… –  Или арба с трудолюбивыми осликами, – подхватил я и, притормозив, стал расспрашивать прохожих, как ра- зыскать улицу Бар-Гиора. Светкин дом мы нашли очень скоро, хотя и пришлось, как я  предполагал, покрутиться по живописным улочкам старинного города. Женька всё время смотрел по сторо- нам и совсем как старый местечковый еврей цокал языком и приговаривал: –  Ты смотри, как люди живут! Обалдеть! Ай-яй-яй! Светкин дом и в самом деле оказался весьма приколь- ным, то есть неизвестно какого возраста двухэтажным строением с  облупившимися стенами и  двумя покосив- шимися подъездами, более похожими на пещеры неан- дертальцев, насквозь пропахшими терпким керосиновым духом, вероятно, от примусов, которых давно уже никто не разжигает. А может, их всё-таки здесь разжигают? Эта- кой экзотики мы с Женькой не встречали давненько, по- этому, выйдя из машины, остановились у подъездов и рас- крыли рты. – Спроси у  кого-нибудь из аборигенов, в  какой квартире Светка живёт, – всё ещё не оправившись от 173

удивления, потребовал Женька, – такую эффектную даму здесь должна знать каждая собака! В этот момент из подъезда вышел благообразный се- довласый старец с невинно-голубыми младенческими гла- зами и большим мольбертом под мышкой. Едва я раскрыл рот, чтобы спросить о Светке, он тотчас залопотал на рус- ском языке: – Только, уважаемые, не на иврите! Я, извиняюсь, в нём не искушён… Что вы хотели узнать, остановившись возле нашей скорбной обители? Немного удивившись старомодной вычурности его речи, я спросил: –  Нам бы узнать, где тут проживает Света Рогозина. Мы её разыскиваем. –  Света? – Невинно-голубые глазки старца озарились счастливыми искорками. – Как же, как же, помню такую! Любопытными стихами собственного сочинения она меня баловала изредка. Девушка, скажу вам, уважаемые, не без таланта! –  Это мы и сами знаем, – нетерпеливо перебил Жень- ка. – В какой квартире она живёт? –  Света, да… – мечтательно протянул старец и трях- нул мольбертом. – Она здесь уже не живёт. К моему пре- великому сожалению. –  Переехала в другое место? – спросил я. – Нового её адреса у вас случайно нет? Мы – её друзья ещё по России, вместе учились, и нам очень хотелось бы её разыскать. –  Чего нет, того нет, – старец печально скривил розовые младенческие губки. – Одно знаю: она в Индию подалась. – В какую Индию? – У Женьки снова отвисла че- люсть. – Это что – филиал Израиля?! Так просто – взяла и подалась… 174

–  Конечно, нет! – засмеялся старец. – Она, молодые люди, увлеклась восточными религиозными практиками и  решила совершенствоваться в  своём духовном разви- тии в одном из тамошних ашрамов. Вместе с сыном и уе- хала. А  её мамаша – весьма, кстати, достойная женщи- на, – осталась здесь. И проживает по-прежнему в нашем подъезде. Если хотите, могу её позвать. –  Не надо! – забеспокоился Женька. – Мы не к маме приехали, а к Свете. Нам маму не надо! – Как хотите, молодые люди. – Старец оглядел нас с головы до ног. – Вы, я чувствую, не местные? –  Не местные… –  Угадал! – развеселился старец. – Ну, и куда вы со- бираетесь, на ночь глядя? –  Мы на машине, – ответил я, – поедем назад в Бе- эр-Шеву. –  Но это же так далеко! –  Да, не близко. Старец на мгновение задумался и снова тряхнул моль- бертом: –  Послушайте, если хотите, оставайтесь у меня пере- ночевать. Вы, я вижу, люди, не обременённые семьёй, ма- лые дети вас не ждут, а ночевать в Цфате – это такой… гламур! Я вам свои работы покажу… Кстати, я  ещё не представился – художник Виктор Шварцман, участник ряда выставок, в том числе, персональных. Бывший член Союза художников, а ныне человек, свободный от всяче- ских профессий, союзов и объединений… Женька вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул в  ответ. Я уже слышал, что цфатские пейзажи издавна привлекают отовсюду художников, и  здесь существует довольно большая популяция этих беспокойных людей, 175

наверняка нарушающих покой и размеренный образ жиз- ни благообразной религиозной публики. Почему бы не по- знакомиться с одним из них? – Мы вас не стесним? – вежливо поинтересовался Женька. –  Что вы! – окончательно расцвёл свободный худож- ник. – Рад буду пообщаться с такими прекрасными моло- дыми людьми. Если вы друзья Светы, то, уверен, тоже не бесталанны. А значит, мне будет вдвойне приятно про- следить за вашей реакцией на мои скромные живописные работы. –  Ну да! – воодушевился Женька. – Мы с  вами в какой-то степени коллеги. Только вы – труженик кисти и мольберта, а мы – чистого листа и чернильницы. – Я сразу разглядел в  вас родственные души, – не уловив иронии, кивнул художник и  сделал широкий жест. – Прошу в мою скромную обитель. Правда, мастер- ская у меня не Б-г весть какая, но места, чтобы присесть и выпить по чашке чая под задушевную беседу, хватит. –  Вы куда-то шли, – напомнил я, – а мы вас отвлек- ли… Старец усмехнулся и замахал руками: –  Я собирался, как всегда, ловить заходящее солнце на пленэре, но ради такого случая… Солнце заходит каждый день, а такие приятные гости, как вы, редкость… Следом за ним мы вошли в  подъезд и  поднялись на второй этаж. Дав нам подержать свой мольберт, художник стал ковырять ключом в разболтанном замке и, наконец, широким жестом распахнул слегка перекошенную грязно- белую дверь. –  Прошу в  мою берлогу, – пропел он, – ноги можно не вытирать, обувь не снимайте… Я тут обитаю один, по- 176

рядок навожу эпизодически, поэтому у меня тут в неко- торой степени свинарник. Но свинарник, надо отметить, художественный… Кстати, Свете у меня нравилось. –  И часто она приходила любоваться на ваш свинар- ник? – В голосе Женьки послышались нотки ревности. –  Ого! – тут же среагировал старец. – Не беспокой- тесь, милый Ромео, между нами были исключительно пла- тонические отношения. Возрастной, так сказать, барьер… Я ей демонстрировал свои новые работы, а она мне читала свои стихи. Мастерская оказалась совсем крохотной комнаткой, почти без мебели, но с большим деревянным станком, на котором стояло завешанное тряпицей полотно, и возле стен громоздились в  живописном беспорядке картины – не- которые в  рамах, некоторые без. На старом письменном столе кучей навалены тюбики с  краской, а  повсюду на стенах пришпилены карандашные наброски и оттиски гра- вюр. Живописный беспорядок начинался сразу от входной двери, и даже в соседней комнате, служившей, вероятно, спальней, валялась на полу большая перемазанная краской палитра. –  Здесь мы и творим свои нетленки, – с ещё большим воодушевлением пропел художник, наконец, избавляясь от своего мольберта. – Проходите смелее и чувствуйте себя, как дома. А я сейчас чайку заварю. –  Может, мы того… до чая, – хитро подмигнул Жень- ка, – так сказать, за знакомство и за единение жанров? Художник виновато развёл руками и притворно помор- щился: – Вынужден с  прискорбием признаться, молодые люди, что я весьма ограничен в средствах. Точнее, беден, как церковная мышь. Живопись, знаете ли, не приносит 177

большого дохода. Покупатели охотно вкладывают деньги во всяких там маттисов и рембрандтов, а наше время ещё не наступило. –  Не волнуйтесь, наступит, – заверил его Женька, – а маленькое празднество мы организуем сами. От вас требу- ются только чистые стаканы и тарелки для закуски. –  Мне так неловко… Не слушая его причитаний, я слетал в ближайший ма- газинчик за водкой, пивом и  копчёной колбасой. Потом немного подумал и купил упаковку чая и хлеб. Полагаться на хороший чай у церковной мыши крайне неразумно. Моего возвращения Женька и  художник Шварцман, кажется, не заметили. Они были увлечены разгоревшимся в моё отсутствие интеллектуальным спором, доставлявшим обоим, по-видимому, огромное удовольствие. – Роль искусства в  нашей жизни, молодой чело- век, – менторским тоном вещал Шварцман, – сильно преувеличена. Человеку для душевного комфорта хватает общей культуры – правил поведения, чистого воротничка и  сигареты, брошенной точно в  пепельницу, а  не мимо. Культура и искусство – это не одно и то же. Мы-то наи- вно пытаемся пробудить в  человеческой душе какие-то чистые и  светлые чувства, а  взять того же самого рабо- тягу от станка, или компьютерного программиста – что он предпочтёт: детектив по телевизору под пиво с солёными орешками или созерцание полотен Кандинского или Фи- лонова? Или будет читать вместо книжки с тем же самым детективом стихи, скажем, Бодлера или Бродского? Что ему ближе – абстрактная любовь к  дантовской Беатри- че или вполне конкретная похоть к  толстозадой соседке с третьего этажа, которая красноречиво намекает, что её муж – импотент? 178

–  По-вашему, выходит, что все наши потуги на вы- сокое искусство и  нафиг никому не нужны? – сверкал глазами Женька. – Зачем же вы тогда солнце на закате рисуете? Для кого? А нам, значит, и перьями скрипеть по бумаге вовсе ни к чему? – Мы с  вами, молодой человек, – печально потряс сединами художник, – работаем на вечность, которая, может, оценит наши труды, а  может, похоронит в Лете. Сами же сказали, что наше время ещё не пришло. Что-то, конечно, удаётся продать и сегодня, но – крохи… Кстати, вы-то сами сколько книжек издали? –  Ну, я, предположим, подготовил пока один сборник стихов и сейчас веду переговоры с рядом издательств,  –  без зазрения совести соврал Женька. – Но если не пытаться что-то сделать и ждать, пока вечность сама пожалует к вам за «товаром», то ничего и не будет… Кроме толстой за- дницы соседки и  её импотента-мужа человечество ничем интересоваться не станет и в будущем! –  Оп-па! – прервал я  их пикировку. – Разговор из сферы высоких материй переходит в  плоскость суровых реалий… Не пора ли прервать беседу банальным приёмом на грудь? –  И в самом деле, – охотно согласился Женька, – за всю дорогу у нас маковой росинки во рту не было. Совместными усилиями мы очистили письменный стол и на расстеленной газете располосовали на крупные доль- ки колбасу. Женька раскупорил пиво и  разлил водку по стаканам. – Экий натюрморт замечательный, – ласково про- возгласил Шварцман, оглядывая стол. – Давно такого изобилия я в своей скромной мастерской не видел. Если бы я рисовал натюрморты, цены такому полотну не было 179

бы. – И не удержался, чтобы слегка не подколоть Жень- ку. – Толстозадая соседка с  удовольствием повесила бы сие полотно над своим обеденным столом или над брач- ным ложем… –  Угу, – согласился Женька, – особенно, если бы рамка была золочёная. – А скажите, уважаемый маэстро, – вспомнил я, – чем тут занималась наша приятельница Света? Аристократически оттопырив мизинец, художник слег- ка пригубил водку из стакана и грустно, словно вспоминая о покойнике, проговорил: –  Света – такая замечательная девочка, восторженная и немного взбалмошная, как все неординарные личности. Ясное дело, ей здесь пришлось не сладко. Она рассчиты- вала устроиться в какую-нибудь газету или издательство, да где там… Ей хотелось найти круг единомышленников, но… Она жила на пособие, стала посещать занятия здеш- них каббалистов и  не переставала писать стихи… Воз- вращаясь к  нашему прерванному разговору, замечу, что искусство – это одно, а  жизнь вносит свои коррективы. Когда этого не замечаешь или начинаешь одно подменять другим, то неизменно наступает разочарование. Мириться с этим она не могла… –  У неё и  в России то же самое было, – откликнул- ся Женька. – Света всегда была чересчур прямолинейной и  бескомпромиссной. Оттого ей и  не везло. Здесь, чув- ствую, аналогичная картина… – Человек, молодые люди, существо весьма кон- сервативное, – удовлетворённо кивнул головой Швар- цман, – даже не смотря на все свои стремления жить не по стандартам. В какую бы ситуацию он ни попадал, всегда стремится подмять её под себя, а не перестраиваться под 180

неё. А такое под силу только очень сильным и  цельным натурам. Света к таковым, увы, не относилась. Мы выпили за этот печальный факт и  стали закусы- вать. Тишину нарушил Женька: –  Неужели в Израиле всё так беспросветно? Она, на- сколько я помню, была абсолютно равнодушна к бытовым неурядицам, и заставить её спуститься с небес на грешную землю очень тяжело. Что же её так допекло, если она бро- сила всё и подалась в Индию? – Ну, во-первых, она ничего не бросила, – погро- зил пальцем художник, – а вполне сознательно поеха- ла к  какому-то знаменитому гуру искать смысл жизни, а  во-вторых… Да кому вообще, молодые люди, уютно на этом земном шарике? Вы, например, довольны своей жизнью? Что касалось меня, то я, очередной раз потеряв работу, не раз уже задумывался бросить всё и податься куда-ни- будь к чёрту на кулички. Едва ли там будет комфортней, но появятся хоть какие-то надежды на перемены в  луч- шую сторону, здесь же… Женьке, как совсем зелёному репатрианту, этакое состояние перманентной безысходно- сти пока не знакомо, но пройдёт какое-то время, эйфория закончится, и он погрузится в наше болото. Но это будет спустя какое-то время. Интересно, что он скажет сейчас? Однако Женька промолчал. А может, не знал, что отве- тить. Шварцман встал из-за стола и  прошёлся по мастер- ской. – Лично мне грех пенять на свою судьбу, – сказал он. – Я занимаюсь любимым делом, имею крышу над го- ловой, кусок хлеба – чего ещё желать? В хоромах я и пре- жде не жил, с  золотых тарелок не ел. Вот он, мой храм 181

искусства! – Он обвёл широким жестом картины, свален- ные у  стен. – Конечно, хочется чего-то большего, но… бодливой корове Б-г рог не дал! –  Ой, не верю вам! – запротестовал почему-то Жень- ка. – С вашими-то амбициями… – Как хотите, – художник подцепил кусок колбасы и отправил его в рот. – Я вам сейчас свои картины пока- жу. Может, вам тогда станет понятней… Наверняка гений-неудачник, решил я, слушая его вы- чурные словеса, когда-то в  молодости подавал надеж- ды, даже выставлялся, но признания так и  не получил. Рассчитывал на славу и загодя готовился к ней, а в ито- ге остался у  разбитого корыта. Эта маленькая мастер- ская – его ракушка, из которой он почти не высовы- вается, втайне обиженный на невнимание мира. А мир обтекает эту ракушку, по-прежнему не замечая её. Так он и доживёт свой век… Заметив выражение моего лица, Шварцман поначалу нахмурился, потом снова расцвёл, его детские глазки заис- крились весельем. –  Да вы не бойтесь, я вас сильно не утомлю, – нарас- пев сообщил он. – У меня много работ, есть удачные, есть, на мой взгляд, и  не очень… Лучше всего, я  покажу вам свой последний цикл из пяти картин. Это сегодня наиболее характерно для моего мироощущения. Хорошо? Вопрос прозвучал так жалобно и  просящее, что мы с Женькой поскорее закивали головами. Расстраивать го- степриимного старца нам вовсе не хотелось. Он попросил нас отвернуться и принялся что-то колдо- вать за нашими спинами. –  Вот, пожалуйста! – торжественно провозгласил Шварцман. – Цикл называется «Закаты и  рассветы». 182

Название условное. Наверняка можно придумать что-то более оригинальное, но не в названии суть. Пять картин были выставлены одна за другой – три на столе, а двум последним места не хватило, поэтому они стояли на полу, прислонённые к табуреткам. На всех пяти картинах был изображён только закат, рассвета, как я понял, не было. У Шварцмана, видимо, было излюбленное место в Цфате, на котором он творил свои «нетленки». На всех картинах солнце садилось за край поросшего густой растительностью холма, и на пе- реднем крае были последние городские домики, неохотно расступающиеся перед взором зрителя. На первой кар- тине солнце только начинало садиться, и  им любовался сгорбленный старик в шляпе и чёрном длиннополом сюр- туке, опирающийся на палку. На второй картине солнце уже спрятало свой краюшек за холм, но вместо старика за ним следил уже мужчина с  книгой под мышкой. На третьей картине солнце скрылось наполовину, и  муж- чину с  книгой сменил крепкий юноша, опирающийся на велосипед. На четвёртой – от солнца осталась узкая изогнутая полоска, зато её теперь разглядывал малыш с плюшевым мишкой в руках. На последней пятой кар- тине солнца уже не было, лишь какие-то бордовые от- светы проглядывались из-за деревьев на холме, а людей не было вообще, лишь на месте, где прежде находились персонажи предыдущих четырёх картин, росла… тонкая белоствольная берёзка. –  Насколько знаю, – заметил я, – в Израиле берёзы не растут. Это что, авторская вольность? – Не совсем вольность, – засмеялся Швар- цман, – скорее авторская фантазия и, так сказать, по- этическое завершение общего сюжета. А берёзы здесь 183

и  в самом деле не растут, это вы правильно заметили… Но, согласитесь, идея читается довольно просто, без до- полнительных пояснений. –  Ага, – подал голос Женька, – читается… Вы, ка- жется, говорили, что вам здесь хорошо, и ничего от жизни больше не требуется. А о берёзках тоскуете! –  Не тоскую! – затряс головой Шварцман. – Ну, если только самую малость… Не дожидаясь нас, Женька налил себе полстакана вод- ки, залпом выпил её и глухо сказал: –  Вот вам и  ваше хвалёное искусство для искусства! Закаты, рассветы, красоты Цфата, а берёзка-то самая на- стоящая, и от неё не отвертишься! Фантазии… –  О чём вы? – удивлённо протянул Шварцман и на- морщил в обиде губы. –  Тоскуете, тоскуете! – ехидно заметил Женька. – О берёзках тоскуете, и все ваши теории, извините… –  Никаких у меня нет теорий! Что вы к моим словам привязались, молодой человек? Это не тоска, это, в не- котором роде, ностальгия… по прекрасному и несбыточ- ному! – Чепуха какая-то получается! – Женька пьяно по- мотал головой и  встал из-за стола. – Совсем мы тут за- путались: какие-то индийские гуру, толстозадые соседки, закаты на природе, берёзки, которые здесь не растут… Всё, не хочу тут больше находиться! Спасибо хозяину за гостеприимство, мы пойдём… Художник Шварцман ничего не ответил, лишь велича- во отвернулся к окну и сложил руки на груди. На улице я набросился на Женьку: –  Ну чего ты к нему привязался? Он тебе что-то пло- хое сделал? Старик как старик, рисует себе помаленьку, 184

испытывает оргазм от своих работ – и на том спасибо. Не надо было его грузить… – Не люблю, когда врут. А когда врут самому себе – вдвойне не люблю! – Женька грозно плюхнулся на сиденье нашей «мицубиши» и с силой захлопнул за собой дверь. Перед тем, как сесть за руль, я оглянулся на дом, в ко- тором жил несостоявшийся великий художник Шварцман. Мне показалось, что в распахнутом окне на втором этаже замер седовласый старец, очень похожий на персонажа од- ной из его картин, и, демонстративно не замечая нас, не- отрывно разглядывает дивный цфатский закат. А может, мне просто померещилось. Женька тоже выглянул из окна и, вероятно, догадав- шись, о чём я думаю, мстительно заметил: –  Берёзки здесь всё равно не вырастут! Как по ним ни тоскуй…

БРАТ МОЙ КАИН Вовкин телефонный звонок разбудил меня в  три часа ночи. В том, что звонит именно он, я не сомневался. Звонок был международный – долгий и какой-то тревож- ный. –  Привет, старик, я тебя не разбудил? – спросил Во- вка в своей несколько развязной манере, будто звонил ре- гулярно и именно в такое позднее время. – Слушай, у меня к тебе одна маленькая просьба. –  В три часа ночи?! – удивился я. – Приличные люди в это время, по-моему, уже спят. –  Так ведь это приличные! – заржал Вовка. – К нам с тобой не относится. Хоть мы и расстались с ним почти пятнадцать лет на- зад, но общаемся регулярно. Пару-тройку раз в  месяц то я ему названиваю в Питер, то он мне сюда, в Беэр-Шеву. Пробовал, было, я перевести наше общение в Интернет, но Вовка, как человек абсолютно гуманитарный, каждый раз отнекивался и заявлял, что с компьютером не дружит. Даже дешевизна такого вида связи не привлекала его. Вот теле- фон – это другое дело, с ним он ещё кое-как справляется. –  Скажи, старик, – не давая мне вставить слово, на- чал Вовка, – ты занят в ближайшие два-три дня? 186

–  Как обычно, – усмехнулся я, – работа, дом, семья… –  А мог бы ты выкроить эти два-три дня, чтобы по- мочь одному моему приятелю, который намерен посетить ваши палестины? Помочь, естественно, не безвозмездно. Он компенсирует твои расходы. –  Не понял… –  Ну, понимаешь, он приезжает к вам с частным ви- зитом и хочет провернуть какой-то коммерческий проект. У него и договорённость есть с вашими ребятами, но ну- жен помощник, который ориентировался бы в местных ре- алиях. И потом он иврита не знает… – Так пускай этим займётся принимающая сторона. Какой из меня помощник в коммерческих делах? Я в них ни бум-бум. –  В том-то и дело, – рассмеялся Вовка, – что ему ну- жен человек незаинтересованный, такой, как ты, напри- мер. А эти местные ребята, ясное дело, будут тянуть одея- ло на себя. Теперь понял? Я попытался сосредоточиться, но голова спросонья ра- ботала не в полную силу, и я лишь выдавил: –  Заплатит-то он сколько? –  Сколько ты в день зарабатываешь на своей работе? Будет тебе двойной тариф, да ещё немного на представи- тельские расходы. –  Что за представительские расходы?! –  Ты же на машине? На машине. Прикид тебе при- личный купить надо, чтобы не выглядеть лохом? Надо. Питание и  проживание в  гостиницах – а тебе придётся быть с ним круглосуточно, – всё это он оплатит без про- блем. И, само собой разумеется, при удачном завершении дела полагается некоторый премиальный бонус… Что скажешь? Нехилую я тебе работёнку подогнал? 187

–  Надо подумать, – на всякий случай стал я ломаться, хотя в глубине души уже решил, что отказываться не сто- ит. – Это так неожиданно, и потом мне надо отпроситься на работе… –  Вот и замечательно, я знал, что ты не откажешься… Кстати, ты ещё в охране работаешь? – Вовкин голос зву- чал уверенно, будто он уже стал моим начальником. – Тебе и оружие понадобится. –  Даже так! Значит, я буду по совместительству и те- лохранителем? Придётся отстреливаться? –  А как же! Прямо в аэропорту и начинай… Ну, не слышу криков восторга?! –  Так и быть… Хрен с тобой, золотая рыбка! Когда ждать гостя? –  Завтра в  два часа ночи по вашему времени питер- ским рейсом. Постарайся в  аэропорт подъехать заранее. Ну, и оденься как-то посолидней, а то ваши израильские майки да шортики… –  Как я узнаю твоего приятеля? –  Ну, во-первых, он не мой приятель, а  меня только попросили помочь ему. Во-вторых, я ему опишу тебя под- робно, и он к тебе сам подойдёт. Зовут его Лёнчиком. Он парень нормальный, сильно угнетать тебя не станет. Хотя немного странный – любит поиграть в шпионов… –  От кого его охранять? Что, всё это так серьёзно? Имею в виду шпионские игры. Вовка чуть замялся, но бодро выдал: –  Это, брат, стандартные понты богатеньких бурати- но, чтобы круче казаться. –  А на самом деле? –  Много спрашиваешь… Давай, старик, решай свои вопросы и подваливай завтра в аэропорт за гостем. Учти, 188

с тебя ещё причитается!.. Кстати, приглядись в аэропор- ту, чтобы ничего подозрительного не было. А то Лёнчику всюду черти мерещатся… Два-три дня с ним покрутишь- ся, отвезёшь назад в аэропорт, погрузишь в самолёт и то- пай, конвертируй заработанные баксы в ваши шекели… Утром я  встал с  тяжёлой головой, потому что после ночного звонка заснул не сразу, а всё раздумывал о зага- дочном госте, который другом Вовке не был, но тот всё равно просил помочь и  уговаривал меня с  таким пылом- жаром, которого за ним я раньше не замечал. На работе меня отпустили почти без уговоров, жена тоже не возра- жала отправить супруга на трёхдневные заработки, поэто- му я с лёгким сердцем, едва начало смеркаться, сел в свою старенькую «тойоту» и укатил в аэропорт. В Бен-Гурионе я  каждый раз почему-то волнуюсь, вспоминая, как впервые прилетел сюда, сошёл по трапу са- молёта и жадно вдохнул немного приторный запах лимон- ных деревьев, растущих где-то поблизости. Сегодня аэро- порт стал совсем другим, нежели пятнадцать лет назад, разросся вширь и вверх, и запахи здесь уже совсем другие. А может, я просто привык и не слышу тонкий лимонный аромат далёких цитрусовых садов? Кстати, совсем забыл: нужно оглядеться на предмет гипотетической опасности для пока ещё незнакомого Лён- чика, как просил Вовка. Хотя, что ему здесь может угро- жать? В здание с оружием не пройдёшь, как ни старайся, более того, даже на подъезде к  аэропорту твою машину тщательно осматривают, а  если возникли какие-то подо- зрения, то попросят и документы. Это обычная практика. Таких бизнесменов, как Лёнчик, с каждым рейсом из Рос- сии прибывает наверняка не меньше дюжины, и я пока не 189

слышал, чтобы кого-то из них здесь обидели. Будем наде- яться, что Вовкина просьба – обычная мера предосторож- ности. Те же стандартные понты, о которых он говорил. Припарковавшись на стоянке и спрятав, вопреки всем инструкциям, пистолет под сиденьем, я  запер машину и  отправился в  терминал для встречающих. Как всегда, у входа в здание, среди ожидающих такси дремлет могучая кучка машин представительского класса для прилетающих из-за границы боссов. Но в этом нет ничего необычного. Простые смертные, к каковым наверняка относимся мы с Лёнчиком, могут прогуляться и до стоянки, расположен- ной довольно далеко от входа, а начальство, оно торопит- ся, ему недосуг даже здесь, в международном аэропорту, топать куда-то своими ножками. Внутри терминала светло и  прохладно. В перерывах между объявлениями о прибытии очередного самолёта из невидимых динамиков разносится приятная музыка, но нервозная обстановка ожидания, царящая тут всегда, не даёт ни на чём сосредоточиться. Время до прилёта самолёта из Питера тянулось безум- но долго. Я уже успел с любопытством и некоторой зави- стью понаблюдать за пассажирами, прибывшими из Вены, Гонконга и Нью-Йорка. Их самоуверенные и  счастли- вые физиономии, а также блестящие тележки с багажом, почему-то нагоняли сонливость, и я печально размышлял, что выспаться в  эту ночь не получится, потому что вер- нуться в Беэр-Шеву удастся только под утро. Неизвест- ный Лёнчик может вздремнуть в  машине час-полтора, пока мы будем добираться, и  ещё неизвестно, потребует ли он сразу по приезду заниматься его делами или захочет отдохнуть с дороги. Но всё это при условии, что он поедет ко мне. А если ему сразу же понадобится куда-то в другое 190

место?.. Впрочем, назвался груздем… будь добр выпол- нять прихоти богатенького буратино. Питерский самолёт прибыл почти без опоздания. Ма- шинально глянув на часы, я  прикинул, что после объяв- ления о прилёте пройдёт ещё около часа, пока пассажиры пройдут таможню, получат багаж и проследуют на выход. Разглядывать пассажиров с рейса из Барселоны, которые только-только начали выходить в терминал, мне уже не хо- телось, и я отправился на улицу покурить. Моё внимание привлёк разговор двух парней в строгих чёрных костюмах и белых рубашках, которые курили в не- скольких шагах от меня. –  Значит, так, – сказал первый, – едва клиент появ- ляется, ты по-прежнему продолжаешь фильтровать встре- чающую публику, а  я его принимаю. Выводим наружу, Сашка подгоняет машину к дверям, джип с охраной будет сзади. Усаживаем клиента, и дальше всё по инструкции… –  Ты его в лицо знаешь? – спросил второй. –  Мы запрашивали его фотографию, – сплюнул пер- вый, – только нам не прислали. Но ничего, не промахнём- ся, не первый раз такие ситуации разруливаем… Бросив окурок в урну, я вернулся в терминал, где обра- зовалось некоторое затишье. Пассажиры из Барселоны уже прошли, а питерские ещё не появлялись. Оглянувшись на- зад, я заметил, как парни в чёрных костюмах тоже прошли в зал и, как договаривались, разбежались в разные стороны. Один подошёл почти вплотную к рамке, сквозь которую про- ходят прилетевшие, второй остался сзади, где встречающих почти не было. Отсюда удобно наблюдать за происходящим, и если что-то случится… только что может случиться, ведь оружия здесь ни у кого нет, и каждый сантиметр аэропорта охраняется так, как мы себе даже представить не можем! 191

Клиента парней в  чёрном можно было различить из- далека. На фоне пёстрой публики, прилетевшей питерским рейсом, он выделялся таким же, как и у парней, официаль- ным прикидом и телохранителем, не отходящим от него ни на шаг. К тому же, в отличие от других прилетевших, у них не было никакого багажа, лишь дипломат в руках хозяина и сумка через плечо у телохранителя. К ним тотчас подско- чили парни и, перебросившись парой слов, быстро повели к выходу. Заглядевшись на них, я на мгновенье даже за- был, что сам встречаю неизвестного мне Лёнчика. Впро- чем, если верить Вовке, разыскивать его не надо, он сам подойдёт ко мне. Потом моё внимание привлекла пышная блондинка в  сопровождении суетливого толстяка, даже под конди- ционерами утирающего лысину мятым носовым платком. Следом шествовал старик в  толстых роговых очках и  в каком-то полувоенном френче, наглухо застёгнутом на все пуговицы… –  Вы не меня ждёте? – раздался голос за моей спи- ной, и от неожиданности я вздрогнул. – Я – Леонид… Человек, окликнувший меня, оказался коренастым кре- пышом в больших тёмных очках, синей бейсболке с над- писью «Зенит» и  с живописной рыжей бородкой. Одет он был в джинсовый костюмчик, на плече у него висел но- утбук в чехле. Я хотел, было, выдать фразы, заранее за- готовленные для встречи, но все они куда-то испарились, и я спросил: –  Вы от Володи? Незнакомец ухмыльнулся и ответил: –  Скажем так… от Володи. –  Как добрались? – в моей голове стали потихоньку восстанавливаться вылетевшие фразы. 192

– Расспросы потом, – деловито распорядился Лён- чик, – а сейчас нам надо срочно нестись за машиной вот с  этими… – Он ткнул пальцем в  сторону выхода, через который удалились парни в  чёрном со своим подопеч- ным. – Твоя тачка далеко? –  Никуда они от нас не денутся, – пожал я плечами, и мы быстро пошли на стоянку за моей машиной. Увидев, как я  извлекаю из-под сиденья кобуру с  пи- столетом, Лёнчик удовлетворённо кивнул и  сел рядом со мной, забросив ноутбук на заднее сидение. –  Давай скорее, – пробормотал он и вытащил из кар- мана сигарету. –  Кто они такие? – спросил я, включая зажигание. – Какая тебе разница? – покосился на меня Лён- чик. – Гони, а то не догоним. Меня немного покоробило, что этот джинсовый Лёнчик, не успев со мной даже познакомиться, уже изображает из себя крутого перца, по первому требованию которого я дол- жен молча повиноваться и  не задавать лишних вопросов. Хрен с ним, решил я про себя, мне с ним не детей крестить, три дня пройдут быстро, отбарабаню их, получу причитаю- щиеся за труды купюры, закину его в самолёт – и до свида- нья, вернее, прощай навеки, дорогой товарищ. А Вовке при случае сообщу, какие у него хамы в приятелях… В три часа ночи на территории Бен-Гуриона машин не мно- го. Мы ещё издали заметили, как около будки с охранниками на выезде из аэропорта притормозили наши преследуемые. – Особенно не приближайся к  ним, – скомандовал Лёнчик, – держи дистанцию. Я хотел, было, выдать что-нибудь про шпионские игры, в  которых и  мне теперь довелось поучаствовать, но ре- шил пока не дразнить крутого перца. Отсчёт моих денег 193

пошёл, поэтому буду делать всё, что попросят, и ни во что не вмешиваться. –  Куда они так торопятся? – не удержался я, вырули- вая к будке охранников. – Куда надо, туда и  торопятся, – скрипнул Лёнчик, почёсывая свою рыжую растительность, и прибавил рас- хожую банальность: – Меньше знаешь – крепче спишь… Больше я решил с ним не общаться, лишь вглядывался в мелькающие во мраке задние подфарники джипа с охра- ной. На пустой ночной трассе автомобили развили доволь- но приличную скорость, и мне на моей старенькой «тойо- те» было нелегко поспевать за ними. Но вот уже на горизонте показались огни Тель-Авива, и я облегчённо вздохнул: теперь машины скорость навер- няка сбросят, и я от них не отстану. Только бы не засве- титься, чтобы ребята в чёрном не заметили преследование. Краем глаза я поглядывал на своего попутчика и видел, с каким интересом он смотрит по сторонам. Мне хотелось расспросить о Питере и о Вовке, но не хотелось нарывать- ся на новые грубости. Наконец, Лёнчик не выдержал: –  Включил бы музыку, что ли, а  то едем в  гробовой тишине… Чего замолк? Обиделся, что ли? Не дуйся, мы сейчас с тобой в одной упряжке. Эти ребята едут в отель «Краун-Плаза», мы их довезём до места, убедимся, что они там поселились, и поедем отдыхать. И ещё поужина- ем, а то я голодный, как волк. Оттого и злой… У вас тут есть ночные заведения, в которых кормят? –  Найдём, – ответил я, подкатывая к очередному све- тофору. Впереди притормозили машины с  нашими подо- печными. Нас разделяли всего две легковушки. Неожиданно откуда-то сзади с рёвом выскочил мото- цикл с двумя юнцами в пёстрых закрытых шлемах и, едва 194

не чиркнув мою «тойоту», протиснулся к первой из ма- шин наших преследуемых. Словно в  замедленном кино, я видел, как тот, который сидел на мотоцикле сзади, по- стучал в закрытое стекло автомобиля, но ему не открыли. Тогда он вытащил из-за пазухи куртки небольшой пакет и бросил его на крышу машины. После этого мотоцикл взревел и, чуть не встав на дыбы, рванул на красный свет. А ещё спустя мгновение раздался взрыв, и на том месте, где находился автомобиль с нашими преследуемы- ми, полыхнуло яркое пламя. Оно было таким ослепитель- ным, что некоторое время вообще не было видно ничего вокруг. – Гони вперёд! – пронзительно закричал Лёнчик, не отрывая взгляда от полыхающей машины. –  Догоняем мотоцикл? – зачем-то спросил я. –  Какой, к  чёрту, мотоцикл?! Скорее отсюда! В той машине должен был ехать я!.. В Тель-Авиве мы не остались, а развернулись и поеха- ли ко мне в Беэр-Шеву. Хоть это и дальше, зато надёж- ней. Если те, кто взорвал машину, узнают, что требуемого результата не добились, то вряд ли на первых порах дога- даются, куда поехал прятаться чудом избежавший гибели мой работодатель. Чувствовалось, что Лёнчик основа- тельно напуган. Мы ехали по совсем опустевшему в это позднее время приморскому шоссе, и мой попутчик был мрачнее тучи. – Не хочешь ничего рассказать мне? – спросил я, нервно прикуривая очередную сигарету. – Тебе-то зачем знать? – хрипло выдавил Лён- чик. – Это за мной хвосты из Питера тянутся. Конкурен- ты, мать их… 195

–  А что за маскарад с двойником во взорванной ма- шине? Кто это был? Лёнчик некоторое время молчал, потом вздохнул и за- говорил: –  Я подозревал, что может случиться такой расклад, и решил подстраховаться. Меня-то ваши здешние в лицо не знают, вот я  и отправил своего помощника вместо себя… – Какие наши? – насторожился я. – Наркота? Ору- жие? Лёнчик вздрогнул и пристально посмотрел на меня: –  Что ты всё выпытываешь? Ты кто – мент? Хотя пи- столет у тебя на боку взрослый… –  Я простой охранник. Не хочешь говорить, не гово- ри. За язык не тяну… Чтобы покатать тебя, взял три дня на работе за свой счёт. А ваши бандитские разборки мне, извини, по барабану. –  Ладно, проехали, – Лёнчик отвернулся и уставился в окно. – Скоро будем на месте? А то у меня голова рас- калывается, да и устал я, спать хочу!.. К моему дому мы подъехали, когда уже начало светать. Лёнчик сидел рядом со мной, откинувшись в кресле, и, ка- жется, дремал. Но едва мы притормозили на стоянке, он встрепенулся и спросил: –  Ты уверен, что за нами не было хвоста? –  Уверен, – кивнул я, хотя, если честно признаться, не обращал никакого внимания на дорогу. В голове у меня всё ещё прокручивались картины взрыва, словно в  дешёвом дурацком боевике. Потом лента отматывалось назад на мотоциклистов, потом ещё дальше – на аэропорт и парней в чёрных костюмах. На моих глазах ещё ни разу никто не погибал, особенно люди, за которыми я наблюдал за не- 196

сколько минут до их гибели. Хотя как раз те двое, в джи- пе, на которых я положил глаз, остались невредимыми. Мы поднялись по лестнице, и у дверей моей квартиры Лёнчик притормозил: –  Проверь, всё ли у тебя спокойно. – Ну, ты даёшь! – удивился я. – Всюду тебе черти мерещатся! – Проверь! Дома было всё спокойно, жена уже ушла на работу, и я провёл Лёнчика в комнату сына, который сейчас был в армии. Чувствовалось, что мой гость, наконец, немного расслабился и даже отказался от завтрака, который я со- бирался приготовить. –  Душ, туалет – всё в  твоём распоряжении, – на- путствовал я  его перед тем, как самому отправиться спать. – Если что-то понадобится, зови меня, не стесняй- ся. – Хорошо, – ответил Лёнчик и  прикрыл за собой дверь. Сквозь сон я  слышал, что он не сразу улёгся спать, а  с  кем-то разговаривает по скайпу. В голосе его были слышны гневные нотки, но он себя сдерживал, видимо, не хотел, чтобы мне было слышно. Я усмехнулся и зарылся головой в  подушку. Мне и  так не нравилось, что я  ока- зался втянутым в  какие-то непонятные игры, а  тут ещё подслушивать чужие секреты… И в самом-то деле, сказал я себе, меньше знаешь – крепче спишь. И – заснул. В тот день я  абсолютно не выспался. Когда раздался тихий стук в дверь, я скосил глаз на часы и прикинул, что спал почти четыре часа, и  в другое время этого вполне хватило бы, чтобы прийти в  себя, но сегодня был не тот 197

случай. Хоть я  и спал крепко, мне снились какие-то кошмары – взрывающиеся машины, люди, погибающие в огне, а я стоял в стороне и ничем не мог помочь. – Слушай, – сказал Лёнчик, когда мы сели завтра- кать йогуртами, приготовленной на скорую руку яичницей и кофе, – я не люблю неопределённостей. Если ты рабо- таешь на меня, пусть даже три дня, то я должен доверять тебе полностью. Ты же, в свою очередь, обязан выполнять всё, что прикажу, и не задавать вопросов. Я понятно вы- ражаюсь? Не знаю, ожидал ли он бурного протеста с моей сторо- ны, но на восторг, ясное дело, не рассчитывал. –  Так вот, за те деньги, что тебе обещаны, я хочу по- лучить то, на что рассчитываю. Некоторые мои поступки могут быть тебе непонятны, но я никому ничего не обязан объяснять. Если о чём-то прошу, то должен быть уверен, что всё будет выполнено на сто процентов. Он отпил кофе из чашки и  вопросительно посмотрел на меня. – Те люди, которые погибли в  машине, – спросил я, – они тоже выполнили твои поручения на сто процен- тов? И вариантов у них не было? –  Естественно, – Лёнчик нахмурился и отставил чаш- ку в сторону. – Почему ты это спросил? Боишься разде- лить их судьбу? –  Лишь полные идиоты ничего не боятся… Лёнчик щёлкнул зажигалкой, прикуривая первую утреннюю сигарету, и усмехнулся: –  Мне плевать на то, кто у меня в исполнителях – пол- ный идиот, или не полный. Я за него всё продумываю, а он должен сделать… Я, может, и резко выразился, зато так оно и есть. Все мы исполнители чьих-то приказов… 198

– Нет, ты скажи, тебе этих погибших в  машине не жалко? Ведь они, по сути дела, прикрыли тебя и  погиб- ли… –  Какая разница, жалко мне или не жалко?! Они зна- ли, на что шли… – Лёнчик встал из-за стола и потянул- ся. – Что теперь изменишь?.. Всё, хватит, закрыли тему! Надоело… –  Нет, ты ответь, – не отвязывался я от него, – у тебя даже сердечко не дрогнуло, когда ты смотрел, как они горят? –  Слушай, отстань! – Он повернулся и  пошёл к  себе в комнату. Некоторое время я  молча сидел за столом, потом по- мыл посуду и  включил телевизор, потому что в  новостях обязательно расскажут о ночном происшествии на дороге. Я  сидел перед телевизором и, хоть о  сгоревшей машине пока ничего не передавали, в глазах у меня по-прежнему стояла картина взрыва. Наконец, из комнаты вышел мой новый начальник, уже полностью одетый в свой джинсовый костюм. Синяя зени- товская бейсболка была надвинута на глаза. – Поступим так. Я решил всё переиграть. Ты меня сейчас отвезёшь в Тель-Авив, и потом свободен. Дальше разберусь во всём сам. Вот тебе за труды… – Он положил на журнальный столик несколько купюр и отвернулся. –  Забери деньги, – мрачно пробурчал я, – не нужны они мне! –  Вот как! – Лёнчик ухмыльнулся и сел в кресло на- против меня. – Ты думаешь, что я  какая-то нелюдь, ко- торая шагает по трупам, лишь бы достичь своей цели? Каин, убивший Авеля, да? Ошибаешься… Ты никогда не задумывался, что есть такие цели, ради которых не жалко жизнь отдать? 199

–  Свою или чужую? –  И чужую! –  Что же это за цель такая? Просвети меня, Каин… Лёнчик встал и  ушёл в  свою комнату. Через минуту вернулся с ноутбуком и посмотрел на часы: –  Ты готов? Поехали! Всю дорогу до Тель-Авива мы молчали. Даже музыка, которую я включил сразу после начала движения, не рас- сеивала гнетущей тишины в салоне. – Так и  будем дуться? – уже перед самым въездом в город спросил Лёнчик. – Если я тебе мало денег оста- вил, скажи, дам ещё… –  Не надо. На одной из улиц он тронул меня за рукав: –  Останови, здесь выйду. Дальше я сам… Я притормозил и, не выключая двигатель, принялся ждать, пока Лёнчик выйдет. –  Между прочим, – сказал он на прощанье, – если помнишь библейскую историю, то у убиенного Авеля на- следников так и не осталось. Все мы – потомки ненавиди- мого тобой Каина. Вот так-то, брат мой Авель…