Зеркало Ноя

РЕПОРТАЖ ИЗ ГАЗЫ Пить в такую адскую жару что-нибудь, кроме джина со льдом и тоником, любому нормальному человеку проти- вопоказано. Пиво и  прохладительные напитки, конечно, не в  счёт. Но разговор, который сейчас вёлся за столом, требовал именно крепких спиртных напитков. –  Послушай, – слегка запинаясь, но не от количества выпитого, а оттого, что русский язык не был его родным, вещал Янек, – мы с тобой дружим уже тысячу лет. Пять лет в одной общаге на соседних койках клопов давили, из одного немытого стакана столько водки выпили, и  вооб- ще… Друзья мы или не друзья? –  Друзья, – послушно кивал я, – но тут, понимаешь ли, дело такое… Политическое, можно даже сказать! – Ничего подобного! – Янек возмущённо тряс головой и  тянулся за бутылкой. – Никакой полити- ки – сплошная коммерция. Ты посмотри на других – за доллар наизнанку вывернутся, родную мать на панель отправят, а за два доллара родину продадут – и никаких угрызений совести! – Ну, про Родину ты, брат, уже через край хва- тил! – пьяно запротестовал я. – Ты кто – агент ново­ 201

зеландской разведки? Зачем покушаешься на святыни? Не-ет, Родину продавать я не согласен! –  Ты это о  чём?! – опешил Янек. – Я же в  качестве примера сказал, а ты в бочку полез… Ему обыкновенную работу предлагают, а он антимонии разводит. Да предло- жи я  такое любому другому журналисту с  минимальным знанием иврита, он, не раздумывая, за неё обеими руками ухватится. Пятьсот долларов за два дня – где ты здесь та- кие бабки срубишь? То-то и оно! Или у тебя есть какая-то более приличная работа? –  Нет, – искренне признался я, – нет у  меня более приличной работы. И более неприличной нет… С Янеком мы вместе учились на факультете журналисти- ки в университете, жили в одной комнате и дружили. Не то чтобы крепко, но и не ссорились. После окончания учёбы разъехались по домам и стали работать в газетах. В достос- лавные перестроечные времена Янек вдруг вспомнил, что он словак по национальности и быстренько перебрался из сво- его родного Ужгорода на историческую родину, где опять же стал работать в газете, но уже в Братиславе, а потом пере- шёл репортёром на местное телевидение. После его отъезда я задержался чуть дольше, но тоже со временем перебрался на свою историческую родину – в Израиль. Правда, в жур- налисты уже не попал из-за слабого иврита, зато перебивал- ся всевозможными работами, весьма далёкими от творче- ских, хоть и врал в письмах друзьям, что процветаю, и мои статьи в местной прессе публика читает запоем. Когда Янек вместе со своей съёмочной группой не- ожиданно нагрянул в Израиль, он быстренько разобрался в  моём плачевном положении, но до последнего времени тактично об этом помалкивал, лишь сейчас мимоходом вспомнил об этом. 202

–  Что касается измены Родине, – продолжал он раз- вивать свою мысль, размахивая полупустой бутылкой джина, – так никакой измены и в помине нет! Я тебе что предлагаю? Поехать с нами в Газу и помочь сделать обык- новенный журналистский репортаж о  жизни несчастных арабов! – Так ведь я, израильтянин, не имею право туда въезжать! – слабо протестовал я. – С моими докумен- тами и с моей физиономией… Я могу запросто послу- жить причиной нового обострения арабо-израильского конфликта! Тамошние экстремисты только и  ждут мо- мента, чтобы захватить мою безработную особу в  за- ложники и потребовать за неё очередную тысячу своих единомышленников, парящихся на нарах в израильских тюрьмах! А то и  вовсе показательно грохнут, и  вас со мной за компанию! –  Ты меня за дурака держишь? – не на шутку рассер- дился Янек. – Я же всё просчитал и продумал. Всё будет, как у вас говорят, чик-чак, комар носа не подточит. Свои документы ты оставишь дома, а возьмёшь документы на- шего редактора. Он всё равно простудился при вашей-то жаре и  из своего номера в  тель-авивском отеле носа не кажет. Говорит, что его взялась излечить ото всех болез- ней какая-то местная барышня… Б-г с ним, он повсюду барышнями лечится! А рожа у  тебя почти такая же, как у него – бородатая и противная, очки на носу и… не шиб- ко интеллигентная! –  Спасибочки, удружил! – обиделся я. – Портретист хренов… –  Идём дальше,  –  не обращал внимания на мои обиды Янек. – Можно было бы, конечно, обойтись и без тебя, болтая по-английски, но хочется иметь рядом кого-то, 203

кто хоть немного разбирается в местных реалиях и шпре- хает если уж не на арабском, то хотя бы на иврите. Нам в Газе обещали дать в  помощь кого-то из местных, но информация, сам понимаешь, будет однобокая. Хоте- лось бы полный спектр мнений… И чтобы был тот, кому я могу доверять. А кто на эту роль может подойти, кроме тебя? Я и в смету расходов специально в расчете на тебя заложил пятьсот долларов – думаешь, это легко было, и ради кого-то другого я бы стал стараться? За посред- нические услуги такие бабки простому исполнителю не платят! –  Меня же на контрольно-пропускном пункте сра- зу вычислят! – не унимался я. – Знаешь, какие там физиономисты? Будешь мне потом передачки в тюрьму возить. –  Не вычислят, если сами глупостей не наделаем! Ты, главное, молчи, говорить буду я. Попросят паспорт – пока- жешь паспорт нашего редактора. Там на фотографии – ну, вылитый ты! Вон, посмотри… Янек вытащил из дипломата словацкий паспорт бедно- го редактора, которого в настоящий момент спасала какая- то местная барышня, и протянул мне. Редакторская физи- ономия и в самом деле отдалённо напоминала мою. Даже выражение глаз из-под очков было таким же. –  Что тебе сказать… – неуверенно протянул я. …Короче, он меня уломал. Отъезд в Газу был назна- чен через три дня. За это время Янек должен был уладить кое-какие формальности, а  я – морально подготовить- ся к  тому, чтобы пару дней побыть не израильтянином, а гражданином нейтральной Словакии, население которой живо интересуется бытом угнетаемого израильской воен- щиной палестинского народа. 204

В назначенное время у моего дома притормозил белый джип, обклеенный со всех сторон стикерами с  надписью «Пресса». Янек в походном ковбойском обмундировании вылез из-за руля и протянул мне сумку: –  Здесь одежда. Нужно переодеться, чтобы на тебе не было ничего израильского. Играть в  шпионов – так играть. В сумке оказались джинсы, просторная клетчатая рубаха и ботинки, видимо, снятые с бедняги-редактора. Наверня- ка они ему в ближайшие дни не понадобятся – израильские барышни нарушение постельного режима не допускают. Кроме того, в сумке лежали записная книжка и портмоне. Я не удержался и заглянул в него – куча кредитных карто- чек и фотография незнакомой симпатичной дамы. –  Это его жена, – комментировал Янек, – то есть на время поездки – твоя. Еленой зовут. –  А она ничего! – невесело пошутил я и тотчас почув- ствовал, как у меня что-то похолодело в груди. Влез в чу- жую шкуру, и даже совершенно незнакомую женщину буду выдавать за жену, а что дальше? Влезть-то влез, а вот лег- ко ли будет вылезать – неизвестно. Пока мы ехали по приморскому шоссе, я безрадостно смотрел в окно и почти не прислушивался к мирно щебе- чущим на передних сидениях Янеку и телеоператору, ко- торого звали Зденеком. Рядом со мной покачивался кофр с камерой, и я изредка косился на него, будто он был глав- ным источников неприятностей, непременно ожидающих меня в Газе. Ашдод, затем Ашкелон стремительно пронеслись мимо нас справа по борту, и лишь когда мы проскочили послед- ний поворот на Беэр-Шеву, после которого дорога вела прямиком в Газу, Янек оглянулся на меня: 205

–  Скоро нас будут проверять полиция и армия, смотри не сболтни лишнего. У тебя как с английским? –  Так же, как и с французским, – буркнул я. – Тогда делай вид, что ничего не понимаешь. Твой родной язык словацкий. Ты киношник, а не дипломат. –  Догадался уже, – огрызнулся я, – ты на дорогу луч- ше смотри, а  то здесь уже не приморское шоссе, вполне можно в кювет кувыркнуться. Дорога и  в самом деле стала ухабистой, на раздол- банном старом асфальте появились песчаные пятна, на которых машину могло занести. Чувствовалось, что движение здесь не такое оживлённое, потому что кон- трольно-пропускной пункт Эрез, через который мы со- бирались въехать на территорию палестинской автоно- мии, в последнее время работал не часто. Каждый раз после терактов или обстрелов наших населённых пун- ктов его надолго закрывали, и сообщение с Газой пре- рывалось. Впереди показались весёлые мигающие огоньки поли- цейского кордона. –  Попрошу документы, – хмуро сказал толстяк-поли- цейский в надвинутой на самый нос фуражке с блестящей кокардой, – с какой целью едем? Я уже хотел ответить, но вовремя спохватился – я же, по нашей легенде, в  иврите ни бельмеса, то есть, обязан быть нем, как рыба. Янек неторопливо вышел из машины и стал показывать полицейскому какие-то бумаги. Тот внимательно изучил их, медленно обошёл вокруг джипа и притормозил у рас- крытых окон, вглядываясь в наши со Зденеком физионо- мии. Видимо, не обнаружив ничего подозрительного, мах- нул рукой, мол, проезжайте. 206

–  Что я тебе говорил? Всё будет в порядке! – пропел Янек перед тем, как мы начали въезжать в закрытый тер- минал КПП. –  Ещё не известно, – скрипнул я, – может, он что-то и заподозрил. Сейчас позвонит сюда, и нас начнут шмо- нать по полной программе. Это тебе не Словакия, тут по- рядки другие! –  Не бойся, девушка! – ещё веселей пропел Янек. – Тебя никто не обидит. С нами, гусарами, не пропадёшь, но горюшка хлебнёшь! Хоть в  терминале и  не было такого палящего солнца, как снаружи, всё равно было душно и очень хотелось пить. Широкий полосатый шлагбаум перед нами был опущен, но никто к нам не подходил. –  Что они там, уснули? – проворчал Янек и снова вы- лез из машины. И сразу же из больших зарешеченных динамиков над головой раздался бодрый девичий голос, который предло- жил, сперва на иврите, потом на арабском, всем выйти из машины, предъявить документы и открыть багажник для проверки. –  Нам велели… – начал я  переводить, но Янек же- стом меня остановил. Он неспешно огляделся по сторонам и, заметив в  стене окошко, сквозь которое на него глядела моло- денькая девушка в военной форме, непонимающе раз- вёл руками. Лицо девушки расплылось в улыбке, и она заговорила в  микрофон уже по-английски. Янек со- брал наши паспорта и  походкой заправского туриста, пересекающего границу между цивилизованной стра- ной и местностью, населённой людоедами, направился к окошку. 207

Откуда-то из боковой двери, которую мы поначалу не заметили, вышли двое солдат в касках, бронежилетах и с автоматами наперевес. Деловито осмотрев джип и  даже заглянув в кофр с камерой, они молча удалились, и лица их были по-прежнему бесстрастными и невозмутимыми. –  Что-то они нашему визиту не шибко рады, – заме- тил Янек, усаживаясь за руль. – Поехали! Шлагбаум плавно поднялся, и тяжёлые металлические ворота в конце терминала стали разъезжаться в стороны. На смену мертвенному белому свету ламп брызнуло яркое солнце, и наш джип поскорее рванул к нему, словно ворота могли закрыться прежде, чем мы выедем, и мы остались бы тут навсегда. Выехав из терминала, Янек прибавил скорость, а я почему-то оглянулся и стал разглядывать через заднее стекло грязный серый бетон здания и высокую стену с ко- лючей проволокой наверху, тянущуюся влево и вправо не- ровной бесконечной линией. И хоть стены возводили со- всем недавно, под ними уже росли колючие сухие кусты какого-то древнего чертополоха, белели старые тряпки, и  вообще мусора было набросано изрядно. От подобно- го зрелища мне стало почему-то тоскливо до слёз, словно я попал на какую-то чужую планету и пробуду здесь не два дня, как было обещано, а, как минимум, до тех пор, пока меня кто-нибудь спасёт. –  Чего приуныл? – поинтересовался Янек, не обора- чиваясь и старательно объезжая ухабы на дороге. Голос его был по-прежнему бодрый, но в нём я уже уловил какие-то неуверенные и пугливые нотки. – Не бойся, брат, всё у нас будет нормально. Вы, израильтяне, собственной тени бо- итесь, а на самом деле всё гораздо проще. Не так страшен чёрт, как его малюют. Лично для нас никакой опасности 208

здесь нет, мы же пресса, а прессу никто не трогает. Даже самые отсталые племена людоедов! Вот, я помню, был со мной случай в Центральной Африке… Но слушать про Африку мне не хотелось. А уж про ми- ролюбие и доброжелательное отношение к прессе всевоз- можных людоедов тем более. –  Здесь ситуация несколько иная, – только и  сказал я в ответ. Разговаривать ни о чём не хотелось, и даже словоохот- ливый кинооператор сидел сейчас как воды в рот набрал. Все напряжённо смотрели в окна, но ничего интересного пока по дороге не попадалось. Только какой-то чумазый мальчишка, пасущий овец на обочине, проводил нашу ма- шину долгим взглядом, а потом присел на камень у дороги, помахивая хворостиной. –  План такой, – нарушил молчание Янек. – К десяти часам утра нам нужно быть в самом городе Газа. Там нас встретит ответственный работник местной администрации. Он даст нам сопровождающего. Тогда мы сможем снимать всё, что захотим. Но… – он поднял палец кверху, не от- рывая взгляда от петляющей дороги, – я думаю, что у нас есть ещё в запасе немного времени. Почему бы не посни- мать по пути? Ну-ка, посмотри по карте, мы определённо будем проезжать какой-нибудь населённый пункт. Кто нам запретит снимать из окна джипа? –  Что ты собираешься снимать? – тоскливо поинте- ресовался я. –  Понимаешь, местный чиновник станет подсовывать нам стандартный набор безобразий, чтобы очередной раз разжалобить мировую общественность злодеяниями изра- ильских солдат и жутким положением простых палестин- цев. Эдакий всенародный драматический театр, со сценой 209

на всю автономию! А ты только взгляни, какие они виллы тут строят! Я поглядел по сторонам и  наткнулся взглядом на окраину приближающегося городка, которая и  в самом деле была усеяна добрым десятком вполне симпатичных вилл, утопающих в  зелени и  окружённых добротными каменными оградами. Наверняка они построены совсем недавно. – Богачи есть повсюду, – попробовал я  заступиться за угнетённый палестинский народ, – но не они показа- тель достатка общества. Проблемы как раз возникают не с ними, а с бедняками… Янек ухмыльнулся и выдал фразу, видимо, заготовлен- ную им заранее: –  Кто мешает беднякам начать работать, потихоньку копить денежку и тем самым выбиваться из нищеты? –  Всё не так просто, – сказал я. – А если работы под- ходящей нет? У меня вот, например, никак не получается копить что-то. –  Значит, нужно проявлять смекалку! Придумай что- то такое, чего до тебя ещё не было, напряги извилины, а потом уже срубай бабки! –  Думаешь, это каждому по силам? –  Если человек не дурак, то по силам. Что-то я среди обеспеченной публики дураков не встречал. –  Ну, а  если ничего не получается придумать? – тут я  уже всерьёз стал подозревать, что Янек имеет в  виду меня. – Если ничего не получается, – жёстко отрубил Янек, – то нечего и на зеркало пенять, коли рожа крива. Глупо на судьбу жаловаться и  искать виновников твоих бед. Собственная лень и бездарность во всём виноваты… 210

Некоторое время мы опять ехали молча. В салоне джи- па становилось всё жарче, не помогал даже работающий на полную катушку кондиционер. Кинооператор Зденек очередной раз потянулся за пластиковой бутылкой с мине- ральной водой, но та оказалась пустой. –  У тебя случайно воды с собой нет? – спросил Янек. –  Откуда? – пожал я  плечами. – Я вообще с  собой ничего не брал, как ты велел. –  Придётся остановиться у какого-нибудь магазинчи- ка и купить, – вздохнул Янек. – Надеюсь, здесь израиль- ские шекели принимают? –  Это, пожалуй, единственное израильское, что здесь искренне любят и  безоговорочно принимают, – впервые за сегодняшний день улыбнулся я. – Это уж точно! – засмеялся в  ответ Янек, но чув- ствовалось, что ему очень не хочется нарушать свои планы и тратить время на покупки. Вдоль дороги, по которой мы ехали, всё чаще стали по- падаться нагромождения камней и какие-то бесформенные руины, отдалённо напоминающие бывшие жилые дома. –  Хорошо ваши ребята поработали, – со знанием дела оценил развалины Янек. – Если тебя какие-то негодяи ис- подтишка обстреливают «касамами», нужно давать сдачи открыто и по полной программе. Вот бы снять репортаж, как ваши танки метелят террористов! По всем каналам прокатили бы! Твой покорный слуга попал бы в мировую журналистскую элиту! –  Уже до тебя прокатывали подобные вещи, – желчно заметил я, – и, как говорится, не сильно они «катят». Го- ворят, что мы, израильтяне, воюем с гражданским населе- нием вместо того, чтобы ловить настоящих преступников. Они, мол, на нас с палками, а мы их пушками. 211

–  Но гибнет-то ихнего брата и в самом деле больше. –  Пускай не прикрываются бабами и детишками! Разговаривать на подобные темы мне не хотелось. Хоть мы с Янеком и  друзья, но друзья – по прежней жизни. Наши взгляды и  сейчас наверняка совпадают по очень многим вещам, но есть по прошествии достаточно большого времени и такое, о чём лучше не спорить. Про- сто разной жизнью мы прожили эти годы. Старую дружбу сегодня лучше не испытывать на прочность. Ничего хоро- шего из этого не получится. Навстречу нам попалась группа мужчин, медленно бре- дущих по дороге в сторону КПП. Кроме них мы никого больше не встретили. – Куда это они, интересно? – пробормотал Янек и  притормозил. – Попробуем пообщаться с  местным на- селением. –  На каком языке? – удивился я. – Тебе же обещали дать переводчика, но это будет в городе. Вот и дождись. –  Кто-нибудь из них наверняка знает несколько ан- глийских слов, – отмахнулся Янек, – найдём общий язык. Мы же с тобой журналисты, не так ли? Первым шёл смуглый небритый араб благообразного вида в засаленной бейсбольной кепке с длинным козырь- ком. Он без удивления посмотрел на притормозивший джип и остановился в двух шагах от радиатора. Оператор Зденек заёрзал на своём месте, настраивая камеру, а Янек уже выскочил наружу и  вежливо покло- нился арабу. О чём они начали говорить, я  не слышал, но разговор между Янеком и первым встретившимся ему палестинцем носил вполне дружелюбный характер. И от столпившихся чуть поодаль остальных арабов никакой враждебности не исходило, так что можно было пока не 212

волноваться. И всё же я  подумал, что очень неосмотри- тельно разъезжать здесь без оружия или охранников. Пресса прессой, но кто может поручиться, что местная пу- блика знает о её неприкосновенности? Пока оператор снимал беседу с арабом, я безразлич- но осматривался по сторонам, и  вдруг до меня дошла в общем-то простая, но удивившая меня вещь. Состояние одиночества и какой-то тоскливой неприкаянности, посе- тившее меня, едва за нами захлопнулись железные воро- та КПП, было уже знакомо мне и прежде. Я испытывал его раньше, в первые дни после приезда в Израиль. Мне казалось, что всё рухнуло, и в России я неосмотрительно оставил то, без чего нельзя дальше жить, – тепло обжи- того очага, взаимопонимание и уважение друзей, а то, что я умею и хочу делать, здесь никому не нужно и никогда уже не пригодится. И, кажется, нет сил изменить что- то в своей жизни. Сегодня я чувствовал нечто подобное. Но всё, от чего я так неосмотрительно отказался сегодня, осталось не где-нибудь, а за железными воротами КПП, вовсе не так далеко, как в первый раз. Но что такое «да- леко»? Ясно, что в  современном мире даль измеряется не расстояниями, а преградами, преодолеть которые тебе не по силам. За железными воротами, от которых мы всё дальше удалялись вглубь Газы, сегодня осталось всё, без чего мне трудно жить. Даже воздух мне казался здесь со- вершенно иным, которым и дышать намного труднее. Вот только эти ворота – преодолимая ли преграда? Стран- ный вопрос… Наваждение какое-то, подумал я и стал наблюдать за Янеком и  арабом. Оператор тем временем осмелел на- столько, что вылез из джипа и  стал снимать остальную публику. Ах, с каким удовольствием они позировали ему 213

на фоне руин, протягивали руки и всем своим видом по- казывали, как тяжело здесь живётся! Наконец, интервью и  съёмки закончились, и  мои по- путчики вернулись в машину. –  Теперь вперёд на всех парусах! – скомандовал Янек и рванул с места. – Время нас поджимает, а проехать нуж- но ещё порядочно. – И уже мне: – Ну, что скажешь? –  А что говорить? – удивился я. – Откуда мне знать, о чём вы разговаривали? –  Твоё общее впечатление. –  Арабы как арабы. Бывают и похуже… –  Ох, и не любишь ты их! – расхохотался Янек. – Эти люди последние годы работали в Израиле и, когда их про- пускали через КПП, каждое утро к четырём часам утра приходили сюда. Отсюда их уже на израильской терри- тории забирали автобусами и  развозили на работу. Кого куда. Вечером они также и  возвращались. Теперь, когда из-за ракетных обстрелов КПП закрыт, их не пропуска- ют. –  Куда же они идут тогда? – Надеются, что, может быть, КПП на время от- кроют. В Газе-то работы нет вообще, а у каждого из них большая семья, которую нужно кормить. Вот они и рвутся в Израиль. Оператор Зденек что-то весело проговорил, и Янек перевёл: –  Он говорит, что пускай их кормят те, кто стреляет ракетами по вашим городам. Только воевать наверняка легче и дешевле, чем кормить своих бедняков! –  Золотые слова! – подтвердил я. – У тех, кто стреля- ет, совсем другие цели. – И, памятуя о том, что меня взяли в эту поездку, как человека, более или менее искушённого 214

в местных реалиях, прибавил прописную истину: – Им хо- чется уничтожить Израиль и выгнать с этой земли евреев. Но голодные и безработные всегда будут, тем более, в му- сульманском мире. С этой проблемой ещё ни одна страна не справилась, есть в ней евреи или нет. –  Ни фига себе, этак ты скоро их даже оправдывать станешь! – хмыкнул Янек, но продолжать дальше не стал. По большому счёту, я  человек совершенно не воин- ственный. И хоть мне далеко не всё равно, с кем выпивать за одним столом и делить кусок хлеба, особых предрассуд- ков по отношению к кому бы то ни было у меня нет. Соб- ственный куцый опыт давно научил меня делить людей не по национальности или вероисповеданию, а по степени не- годяйства и по отношению к ближним. Правда, поступка- ми человека частенько руководят не его личные качества, а ситуации, в которые он попадает, но ведь и совесть долж- на быть… Мысль, конечно, оригинальная, но пока её не проверишь на собственной шкуре, ни за что не убедишься в её справедливости. Тем временем пейзаж за окном джипа начал посте- пенно меняться. Разбитые артиллерийскими и ракетными ударами здания и горы строительного хлама сменились до- мами относительно целыми, а  неистребимый мусор, сва- ленный кучами то здесь, то там, имел уже вполне мирное происхождение. Впереди замаячили улицы и кварталы не- большого городка. –  «Бейт-Лакия», – сверился по карте Янек, – здесь мы и  купим воды. Но долго задерживаться не будем. А  ты, – он кивнул кинооператору, – на всякий случай, приготовь камеру, поснимаем через окно. Разбитая дорога, по которой катил наш джип, не- заметно перешла в  центральную улицу, тоже грязную 215

и неухоженную, с проплешинами бело-рыжей земли на ас- фальте, но уже с какими-то подобиями бордюров и троту- арами. Вдоль дороги тянулись сплошные невысокие стены, сложенные из необработанного камня, и это придавало го- родку какой-то диковатый средневековый вид. У первых же распахнутых ворот с большой вывеской на арабском мы притормозили. Однако это оказался не магазин, а местный автосервис, где ремонтировали авто- мобили. Хозяин сервиса, плотный седой мужчина в  си- ней майке и  расшитой шапочке, похожей на тюбетейку, жестами показал, что нужно проехать ещё несколько кварталов, и  там уже будут магазины. Воды он нам не предложил, хотя Янек и показывал жестами, что умирает от жажды. –  Странные они какие-то, – подытожил он, едва мы отъехали от ворот, – живём вроде бы уже в двадцать пер- вом веке, а здесь ещё не кончились времена Гаруна Аль- Рашида. – Смотри, – сказал я, оглянувшись в  заднее стек- ло, – не такие уж здесь средние века. Мужичок в тюбе- тейке кому-то названивает по сотовому, не иначе как сооб- щает о нашем визите. Ох, нехорошие у меня предчувствия. Охранников нужно было с собой брать… –  Типун тебе на язык! – отмахнулся Янек. – На- читался всяких страстей-мордастей, и  теперь тебе черти всюду мерещатся! Мало ли кому он звонит. И почему это должно касаться именно нас?! –  Если у этого бритого старика Хоттабыча есть сото- вый телефон, то почему бы ему, спрашивается, не иметь в загашнике и автомат Калашникова? – не унимался я. –  Следуя твоей логике, – поддел меня Янек, – и у тебя за пазухой тоже вполне может оказаться автомат или, ска- 216

жем, гранатомёт. Рванёшь нахрен его автосервис, и будет мужичок вместе с остальными трудящимися каждое утро в четыре часа бегать на КПП… Мы же пресса, и они ви- дят это! Не бойся, нас никто не тронет. Его уверенность не очень-то сильно подбодрила меня. Каким бы наивным и несведущим я ни был в местной мен- тальности, мой опыт общения с арабами был несравненно больше, чем у Янека. Хотя бы уже тем, что я жил по со- седству с ними, а он приехал сюда впервые. Ближе к  центру городок постепенно преображался. Бордюры вдоль дороги стали ровней, тротуары чище, за- мелькали белые минареты мечетей, двух- и  трёхэтажные здания стали более ухоженными. Больше стало вокруг ав- томобилей и прохожих. Чтобы наблюдать за невиданны- ми ранее женщинами в чадрах, Янек и Зденек опустили стёкла, и в машину хлынули уличные запахи. Даже запахи здесь были совсем другие: вместо пыльного и сухого жара камней в наши носы ударили приторные и сладковатые за- пахи восточного базара. Зденек вопросительно посмотрел на своего начальни- ка, но тот отрицательно покачал головой: –  Остановимся только купить воды, не больше. Время поджимает. Поснимать арабский рынок ещё успеем, – Он посмотрел на меня и прибавил. – Насколько знаю, в лю- бом израильском городе есть точно такой же рынок, а за прилавками те же арабы! –  Это ты точно подметил, – усмехнулся я, и от сердца у меня немного отлегло. Неожиданно откуда-то из бокового проулка навстре- чу нам выскочила обшарпанный грязно-белый тендер «субару» с высокими грубо приваренными бортами кузо- ва. В кузове стояло несколько парней, и лица у них были 217

замотаны белыми платками-куфиями. У каждого в руках было по автомату, и все они размахивали оружием в возду- хе, что-то кричали и грозили нам кулаками. Выглядело это как в кадрах хроники – набивший оскомину сюжет о бое- виках, скрывающих лица от методично отстреливающих их израильских спецназовцев. Янек неуверенно вдавил тормоз, но тут же в нём сыгра- ла журналистская жилка: –  Отличные кадры! Быстренько снимаем… –  Какое – снимаем?! – возмутился я. – Сейчас они нас остановят, выволокут из машины за шкирку и утащат с собой! Тебе не терпится побывать в роли заложника? –  Не сгущай краски, мы же пресса! – прошипел Янек, не оборачиваясь, но останавливаться не стал, а наоборот, попытался вывернуться и объехать машину с боевиками. –  Не делай глупостей! – уже закричал я. – Развора- чивайся, и удираем отсюда! Янек резко крутанул руль, и джип чуть не кувыркнулся, чиркнув бампером о какой-то каменный столбик. – Скорей, скорей! – причитал я, не сводя взгляда с боевиков. А те сперва опешили, видимо, не ожидая от нас такой прыти, потом опомнились и загалдели ещё громче. Послы- шался сухой треск автоматной очереди, но стреляли пока не по нам, а в воздух. Вокруг было достаточно много лю- дей, и стрелять на поражение они опасались. Наверняка не сомневались, что нам от них никуда не уйти. –  Что я говорил?! – не переставал кричать я. – Прес- са? Да какая ты для них, к чёртовой матери, пресса?! Гони скорей назад, пока живы! От резкого толчка камера вылетела из рук Зденека. Он нагнулся, поднимая её, стряхивая пыль и смешно ма- 218

терясь по-русски. Но было совсем не до смеха. Раздался хлопок, и  на стекле, на том самом месте, где мгновение назад была его голова, расцвела причудливая паутинка от удара пули. Теперь уже Янеку мои уговоры не требовались. Он вы- вернулся и рванул по улице с такой скоростью, что у нас засвистело в ушах. Мы быстро уходили от «субару», в ку- зове которой боевики по-прежнему размахивали автома- тами и что-то кричали нам вслед. Но больше не стреляли, и это было хорошо. Перед самым выездом из городка дорогу нам прегра- дила ещё одна машина – серый «пежо», из которого вы- скочили трое мужчин с автоматами. –  Что теперь будем делать? – прохрипел Янек, сжи- мая пальцы на руле. – Эти точно стрелять станут! –  Дави их! – закричал я. – Бей их машину! –  Но это люди! –  А ты через минуту будешь покойником! По всей видимости, становиться покойником в  бли- жайшее время в планы Янека не входило, поэтому он вда- вил педаль газа до упора, и джип, подпрыгнув кузнечиком, устремился прямо на тройку автоматчиков, едва увернув- шихся в сторону. Мы врезались в заднее крыло «пежо», отбросили его в сторону и, слегка виляя и подпрыгивая на ухабах, понеслись по пустой улице. Вслед нам громыхнули автоматные очереди, и скрипучие металлические градины забарабанили по нашему джипу сзади. Вильнув на повороте, мы выскочили из города и  по- неслись по направлению к спасительному КПП. Больше в нас никто не стрелял, но мы всё равно летели на полной скорости, и наш мотор ревел так, как, наверное, не ревел никогда раньше. Однако в салоне было тихо, лишь тяжело 219

сопел Янек да слегка поскуливал перепуганный насмерть кинооператор, так и  не рискующий подняться с  четвере- нек. Он непрерывно смотрел на паутинку на ветровом сте- кле и на подголовник своего сидения, в котором застряла расплющенная пуля. Мной неожиданно овладело полное безразличие, и я сидел на своём заднем сидении, откинув- шись и закрыв глаза. Какие можно сделать выводы из нашего неудавше- гося путешествия? А никаких! Мне бы, как человеку «сведущему», следовало предусмотреть последствия, но ведь кто-то же более мудрый разрешил Янеку на впол- не официальном уровне посетить Газу! Неужели этот мудрец знаком с ситуацией здесь хуже меня?! Глупость какая-то! Но раздумывать об этом не было сил. Меня почему-то даже начало клонить в  сон. Я тупо разгля- дывал приближающиеся ворота КПП, а потом и вовсе закрыл глаза. Нас встретил зелёный армейский броневичок с узкими оконцами, забранными густой металлической сеткой. Без- участно я перевёл Янеку приказ остановиться, прозвучав- ший из рупора на броневичке. Потом попытался перево- дить слова обступивших наш джип солдат, и Янек меня всё время останавливал. За воротами, уже на нашей территории, нас встретили машины полиции и скорой помощи. После недолгих рас- спросов нас погрузили в скорую помощь и увезли в боль- ницу на обследование. Янека и меня выпустили сразу, а кинооператора Зде- нека оставили подлечить нервы. Очутившись за воротами больницы, мы некоторое время стояли в раздумьях, потом поймали такси и поехали ко мне домой снимать нервный стресс. 220

– Как думаешь, тебе сильно влетит? – нарушил за- тянувшееся молчание Янек, едва мы выпили по первой и принялись жевать наспех наструганный салат из огурцов и помидоров. – Ведь в полиции и армии сразу раскусили, что никакой ты не словацкий гражданин, а самый что ни на есть израильтянин. –  Не знаю, – пробормотал я, – но уж точно по голов- ке не погладят. Хотя, что они мне могут сделать? В тюрьму посадят? Максимум, штрафанут или запретят на какое- то время выезд за границу. Второе мне не страшно – всё равно денег на поездки нет… Янек потихоньку приходил в  себя и  даже пытался острить: –  Да уж, штрафовать тебя бесполезно. Думаю, и  на это у тебя денег не хватит. Вот только если в тюрьму по- садят – это куда реальней. Но не переживай, я тебе буду передачки присылать. Я молча налил ещё по одной и, не дожидаясь, выпил. – Не убивайся, братишка, – Янека уже понесло, – в тюрьме ты человеком станешь. Там у вас, говорят, питание приличное, дисциплина, всякие спортивные мероприятия. И специальность приобретёшь ходовую – столяра или ка- кого-нибудь слесаря-сантехника. Выйдешь на волю – бу- дет чем кусок хлеба зарабатывать… Да, кстати, – он полез в  карман и  вытащил портмоне, – вот твои пятьсот долларов. От себя добавлю за перенесённые страдания ещё стольник… –  Забери деньги, – мрачно сказал я, – не нужно мне ничего… –  Ты их честно заработал, – беззаботно махнул рукой Янек. – Не твоя вина, что репортаж мы так и не сделали. Но как-нибудь выкрутимся. Кое-какие видеоматериалы 221

сохранились, а  впечатлений у  меня столько, что на пару приличных статей для газет вполне хватит… –  Забери деньги, – повторил я, – дело не в них. –  А в чём? –  Я просто дурак по жизни. Не надо было соглашать- ся на эту поездку в Газу. И тебя надо было отговорить. Может, из-за меня всё и произошло. –  Ты ни при чём. Я журналист, и у меня было редакци- онное задание сделать репортаж. –  И всё равно, не нужна была эта поездка. –  Что произошло, то произошло. Не комплексуй. Эта поездка уже вошла в  нашу с  тобой историю. Будет что вспомнить на смертном одре. Я же всем своим знакомым буду рассказывать о ней! Представляешь, сколько я после такого рассказа дамочек в койку уложу?! –  Как хочешь, а деньги забери, – снова сказал я и от- вернулся. – Как от этой поездки не было ничего хорошего, так и от этих денег мне не будет пользы… –  Вот ты о  чём! – расхохотался Янек. – Суеверный ты, брат! Чепуха это всё полная! От денег не бывает ни пользы, ни вреда. Как ты сам ими распорядишься, так и будет. Если ты негодяй, то и употребишь их во зло, а ты, насколько я знаю, человек совестливый и хороший… –  Ой, только об этом не надо, а то я разрыдаюсь. – Бери, пока я  добрый, больше уговаривать не буду! – Янек поглядел на часы и  вздохнул. – Засиде- лись мы тут с тобой. Дел-то у меня невпроворот. В Тель- Авив нужно лететь, отчитываться перед начальством. Да и в компанию заскочить, где джип брали в аренду. Ещё тот понос разгребать придётся… Провожать себя он не разрешил. Некоторое время я наблюдал из окна, как он выходит из подъезда, останав- 222

ливается у края тротуара, машет рукой и что-то жестами объясняет подъехавшему такси, потом садится рядом с во- дителем и уезжает. Ближе к  полудню, когда наступает пик жары, улица пустеет, и  всё погружается в  спячку. Лишь горячий пу- стынный ветер гонит по асфальту обрывки каких-то бумаг, сухой мусор и пустые пластиковые пакеты. Я перевёл взгляд на стол с  остатками нашего пирше- ства. Между тарелок сиротливо лежали пять стодолларо- вых купюр и чуть поодаль ещё одна. Этих денег вполне хватит мне на месяц, а то и на два. Мне бы радоваться, да что-то особой радости не было. Я полез в душ, и только под резкими холодными стру- ями мне стало, наконец, легче. Я подставлял лицо под самый рожок душа и ловил губами струи. Вода казалась мне чуть солоноватой. А потом я неожиданно понял, что из моих глаз катятся слёзы. Солоноватый вкус воды, на- верное, от них…

СТЕПЬ ДА СТЕПЬ КРУГОМ… Каждый раз, когда я  пересекаю контрольно-про- пускной пункт и несусь на своей машине по пустынной до- роге в сторону арабского города Хеврона, мной почему-то овладевает какое-то отчаянное и безумное веселье. Я при- нимаюсь орать в полный голос какую-нибудь с детства лю- бимую песню. Что-нибудь вроде: «Ехал на ярмарку ухарь- купец…» или «По диким степям Забайкалья…», и голос мой в эти минуты фальшив до невозможности. Хотя, по утверждениям знакомых, петь я  могу вполне прилично, и слух меня не подводит. Но тут ситуация совсем другая. Пение действует на меня, как боевой клич на индейца, который выходит на тропу войны против бледнолицых. Тут следить за пра- вильностью пения некогда. Надо следить за дорогой и за вероятной опасностью, которая может подстерегать за каждым поворотом. Дорога и  в самом деле причудливо изгибается, петляя вокруг холмов и нагромождений камней, ныряет в долины и вгрызается в перевалы. Ведёт она от поселения к поселе- нию и очень напоминает ветку дерева, которую на тонких ножках-ответвлениях облепили листья – окружённые вы- сокими решётчатыми оградами с массивными раздвижными 224

воротами два-три десятка домов, и у ворот всегда дежурят солдаты в  касках, бронежилетах и  с автоматами в  руках. В этих поселениях живут наши люди. Кроме того, повсюду здесь разбросаны арабские деревни, которые охранять не- зачем – с нашей стороны никакой опасности для них нет. Хоть дорога на Хеврон внешне и кажется пустынной, это не совсем так. Помимо наших машин – гражданских с жёлтыми номерами, полицейских с красными или воен- ных с чёрными, здесь полно арабских автомобилей с белы- ми или зелёными номерами. Арабских, пожалуй, больше. Помимо всего, здесь часто можно встретить едущих на осликах арабов в чалмах и смуглых оборванных пацанят, пасущих овец. Наших поселенцев поодиночке или даже группой здесь не встретишь – опасно совершать даже са- мые безобидные прогулки. Хоть живущие здесь арабы и считаются относительно нейтральными, но фортуну луч- ше не искушать. Я тружусь охранником в поте лица в поселениях, в та- мошних иешивах, школах и  детских садах. Каждое утро чуть свет несусь в какое-нибудь поселение, ближе к концу дня получаю по телефону распорядок работы на завтра, и  это, как правило, всегда что-нибудь новенькое. Поче- му моё начальство поступает так, для меня тайна за семью печатями. Вероятно, у него на этот счёт имеются какие-то свои причины. С одной стороны, это неудобно, с  другой стороны, так даже интересней, потому что я  лучше по- знакомился с этой отнюдь не туристической местностью, куда ни при каком другом раскладе просто не попал бы. Носит эта местность название Хар-Хеврон. Или по- русски – Хевронское нагорье. Каждый раз я несусь по дороге на предельной скоро- сти по дороге и ору гнусавым голосом русские песни. Их 225

размашистая хулиганская удаль, как ни странно, более подход­ ит для здешней езды, нежели слащавая и меланхо- лическая напевность израильских песен. Парадокс, но это так, и редкие мои попутчики-поселенцы, которых я прихва- тываю на КПП, без долгих раздумий соглашаются со мной. Даже те, кто русских песен никогда раньше не слышал. Сегодня выходной, но я всё равно еду, потому что нуж- но выручать из беды мою старинную приятельницу Ольгу. Вообще-то беды пока ещё никакой нет, но вполне может случиться. А дело в следующем. В одном из здешних поселений у Ольги есть хорошие знакомые, которые постоянно пригла- шали её погостить. Да и Ольге, как журналистке одной из русскоязычных израильских газет, очень хотелось позна- комиться с бытом поселенцев, резко отличающимся от того образа жизни, что ведём мы, безвылазно сидящие в круп- ных городах. Да только не было времени, текучка заела. Но, в конце концов, Ольга всё-таки решилась. На рейсо- вый автобус, идущий прямиком в поселение, она опоздала. Доберусь тремпом, то есть на перекладных, решила она. Я же, когда узнал об этом, тайком и не без ехидцы подумал: деньги, зараза, решила сэкономить на проезде! Тремпом можно путешествовать по Израилю беско- нечно. Всегда найдётся добрая душа, которая притормозит рядом с  тобой, едва махнёшь рукой у  дороги, и, если по пути, с удовольствием подвезёт тебя хоть на край света. И откажется от денег, если у тебя возникнет безумная мысль предложить оплату за проезд. Тремп Ольга нашла сразу, но возникла некоторая про- блема, о которой она сбивчиво поведала мне по сотовому телефону. Оказалось, что подобравшая её машина на- правляется не в то поселение, что ей нужно, а в соседнее. 226

Но её высадят на перекрёстке, от которого километров пять до цели её путешествия. Там имеет смысл подождать некоторое время, и  непременно появится какая-нибудь машина, следующая именно туда, куда ей нужно. Только будьте, девушка, повнимательней, и  не сядьте случайно в машину к арабам, даже если те и согласятся подбросить в нужном направлении. Арабов к поселениям близко не подпускают, так что учтите это. Цели у них могут быть самые разные. Оказавшись на перекрёстке, Ольга легкомысленно решила, что волков бояться – в лес не ходить, а какие-то несчастные пять километров для неё, бывшей спортсмен- ки с  внушительным стажем длительных туристических походов на прежней родине, альпинистки и  байдарочни- цы, – это вообще ничто! Максимум час ходьбы, тем более в её лёгком рюкзачке была бутылка с водой, в руках со- товый телефон, а на ногах кроссовки. Арабы? Да разве её, успевшую несколько лет поработать в прежней российской жизни в полиции и повидавшую немало опасного уголов- ного отребья, напугаешь какими-то арабами?! И Ольга отправилась в свой очередной туристический поход лёгким спортивным шагом и с лёгким сердцем. Боль- ше километра прошагала в гордом одиночестве, пока её не нагнала какая-то машина. Приглядевшись, она разобрала, что в машине не арабы, и весело махнула рукой. Вопреки ожиданиям, машина не притормозила, а наоборот, приба- вила ходу. Немного удивившись, Ольга пошла дальше. Но и следующая машина с поселенцами не подобрала её. Что- то здесь не так, решила Ольга, однако отчаиваться причин пока не было: пройдено уже полдороги, к тому же, солнце начало садиться, и жара спала. Потянул прохладный вете- рок, и идти стало совсем приятно. 227

В почти сгустившихся сумерках Ольга, слегка запыхав- шись, подошла к воротам поселения. Ну, вот я на месте, обрадовалась она, но не тут-то было. Солдат, охраняющий ворота, вышел из своей будочки и направил на неё автомат. Ольга попыталась объяснить ему, кто она такая и куда ей нужно. Но на иврите это у  неё не особенно получилось, а  проскользнувшие русские слова только насторожили солдата, и  он даже передёрнул затвор. Жестом приказал уходить и больше не приближаться к ограде поселения. Тут уже Ольга растерялась не на шутку. Телефон её приятелей как назло не отвечал, а ситуация, в которую она попала, никакому логическому объяснению не поддава- лась. Как быть? Не ночевать же на голых камнях у ворот поселения, за которыми в окнах уютных домиков уже на- чали зажигаться огни! А тьма тем временем становилась всё гуще и гуще. Идти назад к перекрёстку? Но кто даст гарантию, что в такое позднее время там окажется тремп, на котором она вообще доберётся хоть куда-нибудь? Она уже имела счастье убедиться, что не все поселенцы такие отзывчивые и добросердечные, как ей расписывали рань- ше. Оставался последний вариант: позвонить мне и  по- просить помощи. Что Ольга тотчас и сделала. Хоть мне и  не очень хотелось в  свой выходной со- бираться, вешать на бок надоевший пистолет и  нестись в ночь за пятьдесят километров от дома, но делать было нечего, Ольгу нужно выручать. Я ехал и  по привычке фальшиво орал песню «Степь да степь кругом…». Только сейчас я  до конца понимал страдания бедняги-ямщика, замерзающего в  неласковой, прокалённой солнцем израильской степи. Тот хоть мог передать через кого-то непонятного колечко для любимой, а с бедной Ольгой даже общаться отказались. Единствен- 228

ное, чем она отличалась от замерзающего ямщика, которо- му такая роскошь, вероятно, не была положена по штату, это наличием сотового телефона. От размышлений по поводу того, чья участь предпо- чтительней – ямщика или Ольги, меня отвлёк пейзаж окружающих холмов. Хоть я  и любуюсь им пару раз на дню, приезжая и уезжая с работы, но не любоваться им не могу. Внешне эти каменистые нагромождения, усеянные низкорослыми кустарниками, похожими на зелёных ёжи- ков, неподвижны и  неизменны, но на самом деле это не так. Осенью и зимой, когда идут дожди и здесь полно вла- ги, холмы оживают. Нет, на них не расцветают прослав- ленные израильские маки и  прочая цветочная благодать. Подобная роскошь произрастает в  долинах. Здесь сухие ёжики кустарников наливаются тёмно-зелёной силой мел- ких твёрдых листиков и  набухают, пытаясь слиться друг с другом и обволакивая неровные каменистые площадки, за которые удалось зацепиться своими цепкими кореш- ками. Эти «ёжики» словно ползут куда-то по неспешным ежиным делам, а потом снова возвращаются на свои места, на свои обжитые трещинки в камнях. Но и летом под рас- калённым солнцем они не высыхают, а остаются такими же зелёными и  округлыми, будто держат круговую оборону, только немного съёживаются и отдаляются друг от друга. И непрерывно наблюдают за стремительно проносящими- ся мимо них машинами. Сейчас, в  быстро сгущающемся сумраке, камни всё ещё светлеют в  последних лучах солнца, а ёжики кустов совсем уже тёмно-серые. Скоро всё вокруг зальёт своими чернилами ночь, и лишь фары редких автомобилей будут выхватывать из мрака несколько метров асфальта и отсве- чивающие ёлочки дорожных указателей. 229

Я проскочил перекрёсток, с которого Ольга начала своё путешествие, и немного сбавил скорость. Вдруг она отпра- вилась мне навстречу? Да и дорога стала более извилистой, поднимаясь в  гору. Наконец, впереди показались первые огоньки поселения, ворота которого всегда ярко освещены и видны издалека. По другую сторону дороги здесь боль- шая арабская деревня, но в ней огней почти нет – с насту- плением темноты местные жители ложатся спать. Вероятно, не спят в здешнем покое и тишине только совсем уже отмо- роженные перспективные террористы, набивающие взрыв- чаткой пояса смертников в своих потаённых норах. Но к до- роге они вряд ли рискнут приблизиться – движение ночью практически прекращается, а  постоянно патрулирующие местность армейские джипы для них вряд ли лёгкая добыча. А вот и Ольга, печально расположившаяся на придо- рожном камне. Вижу, как она поёживается от прохлады и вглядывается в приближающиеся огни фар. –  Ну, наконец, – облегчённо вздыхает она, усажива- ясь в машину со мной рядом, – а то я уже решила, что буду куковать тут до рассвета. – Как же ты так умудрилась, мать? – усмехаюсь я. – Тебе говорили подождать тремп на перекрёстке, а ты отправилась в поход самостоятельно. –  В этом есть какой-то криминал? – Ольга удивлён- но смотрит на меня и тянется за сигаретой из моей пачки. Свои она выкурила, пока дожидалась меня, сидя Алёнуш- кой на камушке. –  Криминала нет, но… – Я пожал плечами и включил зажигание. – Понимаешь, здесь не принято своими нож- ками передвигаться по дорогам. Арабы – те могут, для них опасности никакой. А мы… Вот наши и не хотят под- возить. Не за ту приняли. 230

–  Но у меня же внешность совсем не арабская! – про- тестует Ольга. – Какие могут быть сомнения? Внешность Ольги и в самом деле чисто славянская, тем более, из евреев у неё только бабушка, вся же остальная родня – коренные уральцы. –  Понимаешь, – принимаюсь втолковывать, – мно- гие арабы учились в Советском Союзе и  привезли отту- да русских жён. Так эти дамочки не только нахватались ненависти к евреям от своих благоверных, но и стали ещё большими антисемитками, чем мужья. –  Отчего так? – недоумевает Ольга. – Хоть я и в раз- воде со своим благоверным, и  он, как ты знаешь, еврей в стопятидесятом поколении, но ведь не превратилась же в антисемитку! А уж поводов для этого было предостаточ- но. Кровушки из меня мой бывший попил похлеще, чем иной араб… –  То-то и  оно, – усмехаюсь я, – ты живёшь в  отно- сительно комфортных условиях даже после развода, а эти дамы погрузились тут в такую грязь, что им раньше и не снилась. Хотели через мужа-иностранца выбраться на свет божий, запад поглядеть, по нью-йоркам да парижам поездить, а вляпались в полное дерьмо… Вот и завидуют таким, как ты. Но ничего изменить не могут даже в пер- спективе. Ребятишек нарожали, и назад им дороги нет. – Да уж… – Ольга выпустила струю сигаретного дыма и задумалась. – Ну, и куда мы сейчас поедем? –  К твоим друзьям в поселение. –  А солдат на воротах? –  Как-нибудь объяснюсь с  ним. Покажем ему твои документы, и он поймёт… Поздним вечером мы пили чай у Ольгиных друзей из поселения, которые и в самом деле оказались очень милыми 231

и приятными людьми. Хозяин дома Ави, отставной офицер- парашютист, работал на стройке в Иерусалиме. Его жена Галя училась вместе с Ольгой в Уральском университете, но сейчас не работала, потому что найти работу в поселении не так просто. Да и вообще учительнице русского языка и ли- тературы подобрать что-нибудь близкое по специальности тут весьма проблематично. Если уж отставные парашюти- сты работают простыми каменщиками… – Пора, наверное, отправляться спать, – вздох- нул Ави после второй чашки чая и  перевернул её вверх дном. – Так у вас, русских, кажется, делают, когда больше не хотят пить водку? –  Так, да и чай не водка – много не выпьешь! – рас- смеялись мы и встали из-за стола. –  Пойдём на воздух, покурим, – позвала меня Оль- га. – Оставайся здесь, переночуешь. Куда ты, на ночь глядя? И в самом деле, было уже довольно поздно, и если воз- вращаться домой, то дорога займёт не меньше часа, а там несколько часов на сон, и снова возвращаться сюда. Ну, не точно сюда, а в соседнее поселение. –  Хозяева не обидятся? – спросил я. –  Нет, ты же видишь, какие они гостеприимные люди. Мы ещё долго сидели с Ольгой и курили, глядя на луну и редкие мерцающие огни под горой. Было настолько тихо, что мы слышали, как ветер покачивает ветки молодых ёло- чек, спускающихся вниз от крайних домов к ограде. –  Странные они всё же люди, – задумчиво проговори- ла Ольга, – не пойму их. То всей душой к тебе, а то даже близко к воротам не подпускают. –  Ну, причины-то тебе ясны, – ответил я, – жизнь их такими сделала. 232

Ольга помолчала, а потом вздохнула: – Всё равно не пойму. В голове не укладывается. Словно в разных мирах живём… Некоторое время она разглядывала холмы, на много вёрст расстилающиеся вокруг. Во мраке были видны ред- кие огни на горизонте, но и те потихоньку тонули в спу- скающемся ночном тумане. Неожиданно зевнув и  потя- нувшись, Ольга привстала и  вдруг затянула тоненьким девичьим голоском: Степь да степь кругом, Путь далёк лежит… На глазах у меня почему-то навернулись непрошенные слезинки, но я  знал, что Ольга не увидит их в  темноте. А если увидит, то наверняка ничего не скажет.

ЖИТЬ НА МИНУС ШЕСТОМ Два раза за дежурство – один раз в начале, дру- гой раз в  конце – Сэм должен был обходить подземный гараж. Дом, в котором он работал охранником, был соро- каэтажный, а гараж широкой спиральной лентой ввинчи- вался вглубь ещё на шесть этажей. –  Раньше мы таких обходов не делали, – честно при- знался ему Дани, старший по дому, – а тут что-то непо- нятное творится. Владельцы машин, которые оставляют их на стоянке, жалуются, что какая-то странная женщина пугает их там время от времени. –  Вскрывает машины? – усмехнулся Сэм. – Угрожа- ет? –  Нет. Говорят, что просто пугает своим появлением… Короче, сходи и  проверь. Если эта женщина проживает в нашем доме, то узнай её имя и мне доложи. Я с ней раз- берусь. А если чужая, то вызовем полицию – пускай за- бирают, и все дела… –  Как в гараж может проникнуть кто-то чужой? Че- рез подъезд не получится, потому что там всегда начеку охранник, а через ворота на улицу – тем более. Они всегда закрыты, а  когда кто-то въезжает или выезжает, то от- крывает их своим пультом. Тем более, камеры на каждом 234

этаже. Всё записывается. По крайней мере, за последние две недели мы никакие записи не стирали. –  Я их уже просмотрел, – отмахнулся Дани, – ничего там не видно. Да и на двух самых нижних этажах камеры не работают. Там машин почти никто не ставит, поэтому и камеры отключены за ненадобностью. Но ты обязатель- но пройдись по этим этажам, может, именно там и обнару- жишь самое интересное. После разговора с начальством Сэм вооружился фона- риком и отправился на поиски таинственной женщины. На лифте можно было спуститься только на минус четвёртый этаж, а дальше нужно идти своим ходом. Вентиляция здесь работала не так хорошо, как на верх- них этажах стоянки, поэтому воздух был затхлый и сырой, пахло постоянно разливаемым бензином и  ещё какой-то кислятиной. Но Сэм шёл вниз и весело посвистывал, пото- му что этот поход сразу напомнил ему какой-то копеечный фильм ужасов, в котором из плохо освещённого подземе- лья, каковым несомненно являлись нижние этажи, вот-вот выскочит и  начнёт пугать страшное чудовище, террори- зирующее водителей, опрометчиво оставляющих тут свои машины. Впрочем, в  привидения и  прочие таинственные вещи Сэм не верил. Ну, или почти не верил. Чем ниже он спускался, тем темнее становилось вокруг, потому что уже и лампочки в плафонах на стене светились через одну. Да и машины тут почти не ставили – все стре- мились занять место повыше. В разгороженных пере- городками боксах для автомобилей было совсем темно и пусто. Сюда в основном сбрасывали какие-то ненужные пустые коробки и старые автомобильные покрышки. Сэм поёжился и включил фонарик, но он помогал сла- бо. Хоть пучок света и был сильный, но осветить сразу 235

всё – боковые карманы, в  которых мало ли что могло притаиться, и полого спускающуюся вниз дорогу на не- сколько метров вперёд он не мог. Кисло-бензиновый за- пах словно материализовался в какую-то странную вяз- кую дымку. - Эй, есть тут кто-нибудь? – прокричал Сэм, и голос его неожиданно дрогнул. Как ни странно, но, несмотря на пустое пространство перед ним, эхо не отзывалось. Наконец, на стене высветилась под лучом фонарика большая цифра «6». Это значило, что пятый этаж он про- шёл, и теперь начинался последний, шестой. Так и быть, дойду до конца, не буду халтурить, решил про себя Сэм, и больше сюда ни ногой. Пускай Дани, если хочет, сам ходит и разыскивает привидения по всяким за- коулкам. И сразу же вспомнилось, что именно на минус ше- стом этаже находится насосная станция с работающими генераторами, разгоняющими горячую воду по всем со- рока этажам. На связке ключей, которую каждый ох- ранник всегда носил с собой, были ключи и от насосной, но внутрь Сэм никогда не заходил. Если необходимо проверить работу или провести профилактическое об- служивание, то пару раз в месяц сюда являлся механик со своими ключами и  спускался вниз самостоятельно. Внутри станции было освещение, письменный стол, верстак с инструментами и компьютер, управлявший ра- ботой станции. Помнится, механик даже хвастался, что притащил туда раскладушку, найденную в одном из пу- стых боксов и поставил в помещении, чтобы можно было прилечь и отдохнуть. Всё равно никто сюда не приходит его проверять. 236

Нащупав в  кармане ключи, Сэм бодро отправился дальше. Наконец, в  темноте забрезжил какой-то мутный ого- нёк. Немного удивившись, Сэм направился к  нему, не забывая посматривать по сторонам. Всё-таки ему нужно было отыскать какую-то таинственную женщину по рас- поряжению Дани. Где-то на середине минус шестого этажа несколько боксов были отгорожены плохо оштукатуренной бетонной стеной с  широкой металлической дверью с  прорезанны- ми щелями для вентиляции, из которых как раз и исходил мутный свет, замеченный издалека. Это была насосная станция. –  Странно, – вслух пробормотал Сэм и опасливо огля- нулся, – вроде бы свет за собой механик должен был по- гасить, когда приходил сюда последний раз, и не погасил. Вот растяпа! Сколько же дней он уже горит, счётчик вхо- лостую накручивает? Как ни странно, но всегдашнего висячего замка на две- ри не оказалось. Более того, дверь оказалась приоткры- той. Сэм потянул пальцем за скобу, и несмазанные двер- ные петли громко и противно заскрипели. Гудящие внутри насосы загудели громче, и изнутри до- хнуло паром. Очки Сэма сразу запотели, но он быстро про- тёр их рукавом и осторожно заглянул в распахнутую зверь. – Кто здесь? – донёсся до него слабый старушечий голос. В нескольких шагах от него, из-за большого электри- ческого шкафа, стоявшего посреди станции, выглядывала незнакомая седая старушка в домашнем байковом халате. Чувствовалось, что она очень напугана, но спрятаться здесь, кроме как в широкий шкаф, было негде. 237

–  Кто вы? – удивлённо спросил Сэм, и  рука его не- вольно потянулась за электрошокером, висящем на пояс- ном ремне. – Я здесь… – запинаясь, проговорила старушка, не спуская с  него глаз, – мне здесь сын разрешил немного пожить… –  А кто ваш сын? – ещё больше удивляясь, спросил Сэм. Наверное, это была та загадочная женщина, которая пугала владельцев машин. О ней и говорил Дани. Кроме неё, никого в помещении не было. – Мой сын – механик, который обслуживает здесь насосы. – Старушка всё ещё пугливо смотрела на Сэма, однако во взгляде её уже не было страха, а только любо- пытство. – А вы кто? –  Я охранник, и меня послали проверить, что тут тво- рится… Ну, и что вы здесь делаете? Старушка неловко выбралась из-за шкафа и, тяжело ступая, прошла к  письменному столу, на котором лежали какие-то пакеты и свёртки. Усевшись на стул, она вздохнула: – Я же говорю, что я  его мать… А здесь… здесь я пока живу. –  Как – живёте?! – Сэм недоверчиво помотал голо- вой и  оглянулся. – Кто вас сюда поселил?! Разве в  слу- жебном помещении можно жить нормальному человеку?! Некоторое время старушка разглядывала его, потом снова вздохнула: –  Вообще-то, я жила раньше с сыном, но у них квар- тирка маленькая, двое детей, и невестка меня невзлюбила. Совсем сына запилила, мол, отправь старуху в  дом пре- старелых, пускай там живёт среди своих. А нам, мол, и без неё места мало. 238

–  И в самом деле, – подхватил Сэм, – в доме преста- релых хоть какие-то условия есть, не то, что здесь. Старушка согласно кивнула головой и отвернулась: – Условия-то там есть, и  я действительно поначалу переехала туда. Прожила почти три месяца, потом зато- сковала. Сын-то туда всего один раз приходил меня на- вещать, и то заскочил на пять минут и убежал. Времени у него нет – постоянно на работе. Да и невестка не позво- ляет. Говорит, мол, лучше бы ты больше времени с детьми проводил, чем со старухой. В доме престарелых есть кому её с ложечки покормить и на улице выгулять… –  Что же это он за человек такой?! – ещё больше уди- вился Сэм. – Ведь вы же ему мать! Как так можно? И он ей ничего не ответил? –  Я его не осуждаю. Это его семья. Итак у  них там скандал за скандалом. А я… мне уже недолго осталось. –  Но как вы здесь оказались? И почему? –  Я сама сюда попросилась, потому что здесь он бы- вает, по крайней мере, раз в две недели, а иначе бы я его вообще не видела. Он мне и кушать приносит, и посидит со мной… Сын у меня хороший, отзывчивый! Только слабо- вольный… А мне – много ли надо? Горячая вода здесь есть, туалет – вон, ведро, которое можно выливать в отстойный люк. Раскладушка, чтобы подремать… А что ещё? Главное для меня, сына изредка видеть… Хотите, чаем вас напою? У меня и печенье есть – сын на днях принёс. Она потянулась за электрическим чайником на столе, но Сэм жестом отказался. – Вы никому обо мне не расскажете? – старушка пытливо посмотрела на него. – Вы же человек хороший, и сердце у вас доброе, по глазам вижу. Ведь не расскаже- те?.. 239

…Назад Сэм возвращался в  глубокой задумчивости. Можно было, конечно, при встрече с механиком обмате- рить его, обозвать тряпкой и  негодяем, который идёт на поводу у супруги и загоняет родную мать в такие жуткие условия. Но потом подумал, что тот и в самом деле в без- выходной ситуации. Не дай бог, если бы перед ним самим стоял подобный выбор… А потом Сэм твёрдо решил, что завтра, собираясь на работу, непременно захватит с собой что-нибудь съестное и  обязательно отнесёт старушке, имени которой так и  не узнал. Да и важно ли это – знать имя человека, которому ты хоть в чём-то в состоянии помочь?

ДЯДЯ ВЛАДЯ СЕЛЮТИН Дядя Владя Селютин не любил Израиль всеми фибрами души. Не евреев – против них он ничего в прин- ципе не имел, – а именно Израиль. Ему не нравилось здесь абсолютно всё. Язык, в котором он не понимал ни слова, за исключением, конечно, ругательств, почти пол- ностью заимствованных из великого и могучего. Не нра- вились аборигены, с которыми у него, помимо языковой, была полная психологическая несовместимость. Магази- ны, раздражающие своим навязчивым изобилием и отсут- ствием понятных русскому человеку этикеток на товарах на родном языке. Погода… О местном же климате в при- сутствии дяди Влади вообще заикаться было крайне не- осмотрительно. Он и не поехал бы сюда ни за какие коврижки, а до- живал бы свой век в живописном Подмосковье, если бы не жена – тётя Света, которая вслед за братьями и сёстра- ми потащила в Израиль своё семейство во главе с русским мужем. Когда решение об отъезде созрело, дядя Владя промучился несколько дней в раздумьях, а потом махнул рукой, мол, была не была. Ему, отставному подполковни- ку бывшей Советской Армии, к трудностям не привыкать. Лётчики – люди решительные и закалённые, они и не то 241

выдерживают. Переезд на чужбину как-нибудь вытерпим, не оставаться же одному, когда вся семья канет в какую-то заграничную неизвестность, а он останется куковать в пу- стой квартире один-одинёшенек. Этот аргумент оказался решающим, поэтому он согласился на переезд без лишних уговоров. Однако жить одними лишь сладкими воспоминаниями о прежнем сытом офицерском существовании и резким не- приятием новой среды обитания дядя Владя, естественно, не мог и не хотел. Не без сопротивления привыкая к новым условиям жизни, он всё же соглашался, что существовать здесь можно. Не важно, что здешняя сметана не в  пол- литровых банках, а  в пластиковых стаканчиках, тем не менее, вполне съедобна, и не нужно вставать спозаранку, чтобы успеть купить её в магазине. Да и исследовать её на предмет разбавления молоком проходимцами-продавцами тоже не нужно, здесь такие номера не проходят. Однако авиация – то, в чём он считал себя непререкае- мым авторитетом – показалась ему здесь какой-то легко- мысленной и несерьёзной. То ли дело там… –  Дисциплина здесь хромает на все четыре ноги,  –  зло- радно сообщал он знакомым. – А форма – ну, просто по- глядеть не на что! То ли дело у нас было – кожаная куртка, галифе – пальчики порежешь, сапоги хромовые, голубые околышки… Уважение какое к  авиации было! А тут? Какие люди расхлябанные – такая и  авиация. Да и  всё остальное… Однако со временем мнение своё изменил, потому что пристально следил за всем, что передают по телевизору про лётчиков, порой даже не понимая комментариев на иврите, но доходя до сути своим разумом. Специалистом он всё-таки был неплохим, потому и разбирался в тонко- 242

стях, на которые кто-то другой просто внимания не об- ратил бы. – Молодцы местные летуны, – соглашался он с  ив- ритским диктором, – дело своё знают. У нас, авиаторов, лишь один показатель качества – выполнение боевой за- дачи. А они её выполняют на пять с плюсом. Как великий секрет, сообщил он коллегам-пенсио- нерам, что знаком с  израильской авиацией не только по картинкам и телерепортажам. В начале семидесятых, когда он был совсем ещё зелёным лейтенантом и летал на самых лучших по тем временам советских истребителях, ему до- водилось исполнять интернациональный долг и  обучать лётному мастерству сирийских коллег. Он даже совершил несколько боевых вылетов на самолётах с  сирийскими опознавательными знаками. Нет никаких сомнений, что израильские «фантомы» и в подмётки не годились совет- ским ястребкам. А то, что сбить ни один «фантом» ему не удалось, можно полностью отнести на счёт мастерства пилотов-израильтян, но уж никак не на счёт их небесных машин. Человеческий фактор в авиации многое значит! –  Ври да не завирайся, – посмеивались недоверчивые коллеги-пенсионеры, – если ты воевал против Израиля, то как тебя сюда пустили? Тебя бы Моссад в  два счёта раскусил! –  А вот не раскусил, – запальчиво отвечал дядя Вла- дя, – да и  надо ему это?! Я ведь ничего ни от кого не скрывал, спросили бы – ответил бы. Разведчики – они не дураки, понимают, что в армии приказы не обсуждают. Сказали лететь, я  полетел, а  стрелял, потому что в  меня тоже стреляли. – Стрелял… по нашим?! – замирали пенсионеры от ужаса. – Как ты мог?! 243

–  Мог, – спокойно отвечал дядя Владя. – Я же тогда был коммунистом. И никакой другой идеологии не знал, а в Израиль ехать даже в мыслях не держал. Всех, кто уез- жал в то время, считал чуть ли не своими персональными врагами. – И ты об этом можешь говорить сейчас спокой- но?! – охали пенсионеры и даже плевали в его сторону. Дядя Владя хихикал, как нашаливший первоклассник, но ни перед кем не оправдывался. Кому-то эта страница его жизни, может, и  казалась позорной, только не ему. Да и  что он мог поделать, будучи всего лишь маленьким винтиком в  огромной и, наверное, самой сильной по тем временам армии? Отказался бы выполнять задание, вы- летел бы с треском со службы и сгинул бы в северных лаге- рях или спился под забором. Разве посмотрела бы на него тогда красавица Света, дочь преуспевающего московского хирурга? То, что она оказалась еврейкой, ровным счётом ничего не значило, ведь и её отец был правоверным ком- мунистом и  заученно бубнил проклятья «ставленникам американского империализма израильским агрессорам» в  общем хоре. И слёзы жалости по поводу угнетаемых арабских детей лил вполне искренне. Конечно, пятую графу в  паспорте не скроешь, как ни старайся, но кому в голову придёт поставить знак равенства между вальяж- ным московским врачом и «агентами мирового сионизма» с  глуповатых кукрыниксовских карикатур. Дядя Владя, как и его покойный ныне тесть, не был человеком двулич- ным. Если во что-то верил, то верил безоговорочно. Дер- жать камень за пазухой – это не для него… С тех пор прошла целая эпоха. Дядя Владя дослужил- ся до подполковника, вышел в отставку, и о своих неудав- шихся боевых подвигах вспоминал всё реже, потому что 244

с  годами ситуация изменилась: сирийцы, как, впрочем, и остальные азиаты, показали всем, кто помогал, что не та- кие уж они им и братья, а резко отрицательное отношение к израильтянам в стране постепенно становилось всё более нейтральным, а со временем и вовсе переросло в какой-то жгучий и болезненный интерес к крохотной средиземно- морской стране, в  одиночку противостоящей громадному арабскому миру. Тут ещё дочь выскочила замуж за еврея, и оба они тот- час засобирались на землю обетованную. Следом за ней мама Света – куда после этого, скажите, деваться дяде Владе? «Ничего страшного, без куска хлеба не останусь, – рас- суждал он, – силёнок у  меня ещё хватит на какую-ни- будь подработку, а вот останься я на старости лет без се- мьи – такой фигуры высшего пилотажа мне не выдержать точно». Была ещё одна немаловажная причина, не оставлявшая сомнений в целесообразности отъезда в Израиль, – внук Миша. Его отца, своего зятя, дядя Владя недолюбливал за то, что тот был человеком слишком книжным и имею- щим на всё своё категорическое суждение, никак не под- тверждённое практикой. По мнению дяди Влади, люди прямолинейные и непреклонные изначально обречены на неудачу, а этого он, естественно, не желал ни дочери, ни внуку. Поэтому по мере сил пытался оградить Мишу от тлетворного влияния отца и  воспитать настоящим сол- датом. Ведь настоящие солдаты нужны всегда и  всюду, даже если это и  не связано с  непосредственной службой в  армии. Государство должно опираться на чьи-то креп- кие плечи и быть уверенным в незыблемости своей опоры. Такому хлюпику, как Мишин отец, дядя Владя не доверил 245

бы даже собственную безопасность, что уж говорить о го- сударстве. Короче, грош ему цена. Такие, как он, устроили в своё время перестройку в России и разумную, в общем- то, идею довели в своих книжных мозгах до абсурда, а так как ни деловой хватки, ни ясного понимания цели у них не было, пошли старым революционным путём – до основа- ния всё разрушили, а взамен ничего не построили. Впро- чем, об этом судить не ему, потому что живёт в настоящее время дядя Владя здесь, а  не в России. Как настоящий офицер, он знал, что о войне можно судить, только поси- дев в окопе, но уж никак не в сытом обозе. Когда Мише пришло время служить в армии, дядя Вла- дя облегчённо вздохнул. Наконец внук станет настоящим мужчиной. Правда, в израильской армии некоторая неувя- зочка с  дисциплиной, ведь, по глубочайшему убеждению дяди Влади, солдат должен быть всегда подтянут, аккура- тен, уметь блеснуть перед штатской публикой хорошей вы- правкой, а здесь – что здесь творится? Уму непостижимо. Ну, что это за солдат, который не знает строевой, а форма на нём сидит так, что смотреть стыдно. Боевое оружие – а с ним здесь не расстаются и берут с собой даже в увольни- тельную домой, – так вот, своё боевое оружие они носят, как землекопы лопату! Может, в бою этот солдат и хорош, и стоит пятерых обученных советскими инструкторами си- рийских вояк, но, согласитесь, армия всё-таки должна вы- глядеть… как армия! –  Просись, внук, в авиацию, – напутствовал он Мишу перед первым походом на призывной пункт, – продолжай, так сказать, славные традиции деда. Авиация – элита любой армии. И потом, небо – это такая красотища, та- кая… – Он не смог найти более впечатляющего эпитета и только смахнул непрошенную слезинку. 246

– Как получится, – без особого энтузиазма ответил Миша. – Куда отправят, там и будем служить. – Вот ещё! – вступала в  разговор бабушка Све- та. – Ты, Мишенька, в нашей семье единственный ребё- нок, и тебя по закону не могут отправить в боевые части, если сам не попросишься. Так ты и не просись… –  Не городи, мать, глупости! – обрывал её дядя Вла- дя. – Как это можно отсиживаться за чужой спиной, ког- да другие на переднем крае?! Он у  нас что – дефектив- ный? Мужчина должен быть мужчиной, не то, что твой драгоценный зятёк! Но Света отмахивалась от воинственного супруга и  строила планы похода с  дочерью на призывной пункт, чтобы пресечь все попытки внука проситься в боевые ча- сти. Неожиданно на сторону дяди Влади встал нелюбимый зять: –  Если бы каждый, приезжающий в наше сионистское государство, строил планы отсидеться в минуту опасности за чужой спиной, как бы оно выстояло и защитило себя от окружающего врага? Иди, сын, и служи там, куда пошлют. И служи достойно, как дед велит. Хоть в  той же самой авиации… Но вопреки надеждам дяди Влади в авиацию Миша не попал, а попал в артиллерию. – Тоже неплохо, – прокомментировал дядя Вла- дя, – артиллерия – бог войны, и в ней служат настоящие парни. – Типун тебе на язык! – охала Света. – Какой во- йны?! Нашему Мише учиться надо, а не воевать. Пускай готовится в университет поступать, а воевать… и без него есть кому. 247

–  Дай Б-г, чтобы воевать не пришлось, – соглашался дядя Владя, – но армия на то и армия, чтобы быть готовой к любым неожиданностям. Мы же видим, какая обстанов- ка на наших границах. А на войне, между прочим, не все погибают. Я же вернулся живым и здоровым. Как себя вёл на войне дядя Владя, тёте Свете было не- известно, ведь вышла она замуж за бравого лётчика уже после того, как тот вернулся из Сирии и вышел в отставку, стал работать на одном из подмосковных военных заводов и красиво ухаживал за нею. Он регулярно дарил невесте цветы, благоразумно не распространяясь в доме будущего тестя о своей помощи «братскому» сирийскому народу. На всякий случай. Семейный поход на призывной пункт до самой Миши- ной отправки так и не состоялся, тем более курс молодого бойца – тиронут – он проходил на военной базе хоть и да- лековато от дома, но не на границе, и всех это успокоило. Когда Мише впервые после начала службы дали уволь- нительную, дядя Владя, наконец, открыл внуку страшную тайну, о которой до последнего времени дома не распро- странялся. Но на сей раз он излагал свою историю без бравады и  приукрашивания, как бы даже оправдываясь в безысходности ситуации и невозможности нарушить во- инскую присягу. –  Понимаешь, внук, – вздыхал он, – в армии ты че- ловек подневольный. Приказы командира не обсуждают- ся. Если бы каждый рассуждал и поступал так, как считает нужным, то это была бы не армия, а разбойничья банда. Миша в ответ только усмехался и бормотал, словно от- махивался от назойливой мухи: –  Ладно, дед, проехали! Больше так не поступай – не помогай врагу. 248

Дяде Владе его реакция не понравилась, и продолжать разговор он больше не стал. Мишино увольнение закончилось, и он уехал на базу, а на душе у дяди Влади остался неприятный осадок. Ни- чего особенного вроде не произошло, отношения между домочадцами остались прежними, а  всё равно появилось чувство какой-то застарелой и  до конца не искуплённой вины неизвестно перед кем. Это лишало дядю Владю по- коя, и он желчно бормотал самому себе: –  Чёрт меня дёрнул рассказывать Мише о  том, как я  воевал в Сирии! Кому это интересно? Ему, молодому парню, это нужно знать?! А мне – помнить… Дурак я старый! Теперь, после отъезда внука, он уже с  нетерпением дожидался новостей по радио, напряжённо вслушивался в слова дикторов и всматривался в телевизионные репор- тажи, отыскивая скрытые нюансы в сложных и всё более обостряющихся отношениях с северным соседом. Он по- нимал, что рано или поздно развязка наступит, но не хо- тел, чтобы война началась в ближайшее время, потому что в ней придётся участвовать и Мише. И ещё одна вещь беспрерывно сверлила его мозг: нахо- дятся ли сегодня среди сирийских лётчиков российские ин- структоры? Этого он не знал и очень боялся одного: если вдруг выяснится, что есть, как он будет смотреть в глаза внуку-солдату? Как ни убеждай себя в том, что ты к этому уже никакого отношения не имеешь, непонятная вина всё равно гнездилась в сердце, иногда выстреливая острой не- выносимой болью… Последнее время дядя Владя пристрастился по утрам час-другой проводить на автобусной остановке на вы- езде из города. Но это была не обычная автобусная 249

остановка. Рейсовые автобусы тут не останавливались, зато останавливались автобусы, развозившие солдат по базам. Она и  называлась по-особенному – тремпиадой, и была отгорожена со стороны дороги толстыми железны- ми столбиками, выкрашенными в жёлтый цвет. Столбики должны предотвращать наезды на ожидающих солдат машин с  террористами-смертниками. Такое, к  сожале- нию, случалось… С этой тремпиады каждый раз уезжал и Миша, возвращаясь из увольнения. Находиться среди солдат дяде Владе нравилось. Ему казалось, что он тут молодеет: выпирающий животик сам собой втягивался, движения становились более уверенными и по-солдатски скупыми, а ноги начинали немного гудеть, будто вместо сандалий на них тяжёлые армейские ботинки, в которых он, как какой-то пехотинец, уже совершил длин- ный пеший переход при полной выкладке… Короче, дядя Владя здесь был в  своей среде, по которой, оказывается, сильно скучал, только никому, и даже самому себе в этом не признавался. Он даже как-то попросил дать ему подержать в  руках тяжёлый армейский автомат. Наверняка, солдаты тайком посмеивались над чудаковатым стариком в смешной соломенной шляпе, почти не говорящем на иврите, но раз- глядывающим их с восторгом и любовью… На тремпиаду дядя Владя приходил с маленьким тран- зисторным приёмником, по которому слушал русскоязыч- ное радио, и  с каждым, кто стоял, вежливо здоровался. С некоторыми из солдат даже подружился. А один и вовсе приглянулся ему. Звали его, как и внука, Мишей, но в от- личие от плотного черноволосого внука, этот был худым и рыжим. И выглядел он несколько иначе: остальные сол- даты были в армейской форме цвета хаки, а этот в светло- сером, почти гражданском костюмчике. 250