Алпамыс батыр

Совершит насилье и тот, Кто для ворона место найдет Там, где сокол на жерди сидит. Видит бог мой позор и стыд, Неужели я стану женой Чужаку, что владеет мной? Где ты, гордый скакун Тайбурыл? Как ребенок, ты дорог мне был. Но забыл ты о долге коня, Далеко ты ушел от меня. Я тебя с твоих первых дней, Как родное дитя, берегла. Чтоб не падал ты средь камней, Я тебе, Тайбурыл, помогла: Золотые подковы дала. Помнишь первые сорок дней? В тех местах, где трава зеленей. Отыскав молодых кобылиц, Молоком озорных молодиц Я поила тебя, Тайбурыл. Как прошло девяносто дней, Чтоб сильнейшим ты был из коней. Чтобы сапом не занемог. Чтоб не падал в пыли дорог. Быстроногий конь боевой, Я лекарственною травой Укрепляла тебя, Тайбурыл. Говорили люди кругом, Что выхаживает Кортка Несравненного сосунка. Так, отменным вскормлен молоком. 148

Ты трехлетним стал стригунком. Как меня ты отблагодарил? Обо мне позаботился ты? Пятилетним ты стал, Тайбурыл. Увидав, разохотился ты,— Я тревогу твою поняла, Подвела к тебе пять кобылиц. Я хвалила тебя без границ, И была справедлива хвала. Я тебя на аркане вела — На шелку в пять аршин длиной. Чтобы крепкою шея была. Жеребеночек озорной, Я отваге учила тебя, Был строптив — приручила тебя. Я ласкала тебя, как мать, И повсюду прославился ты. Что ж ты вести не хочешь подать? Далеко ли отправился ты? Чтобы радовалась Кортка, Ты хотя бы издалека Показался на краткий миг. Чтобы мой батыр, мой султан Перед взором моим возник. Я мечту в душе берегу: Мой султан, могуч, светлолик, С грозной местью придет к врагу, И за все притеснитель-калмык От него получит сполна,— Только этой мечтою сильна Кобланды молодая жена!» 149

ВСТРЕЧА КОБЛДНДЫ И КОРТКИ Скорбный голос Кортки молодой Небожители разнесли Над просторами бедной земли. Тайбурыл на поляне лесной Услыхал печальный призыв: Так зовет дитя свое мать! Под собою землю изрыв, Стал он громко, протяжно ржать. Это ржанье, полное слез, До Кортки ветерок донес. Отошла от сердца тоска. «Мой султан пришел, мой родной!» — Так сказав, поднялась Кортка И с высокой стены крепостной Увидала издалека: Кобланды стоит за стеной, Львиный взор батыра тосклив. Он стоит на поляне лесной, Не зажарив, не опалив, Ест убитую им дрофу,- Кости падают на траву. Красота Кортки расцвела, У Кортки — соколиная стать. К Алшагыру она пошла, Чтоб такое слово сказать: «Захватил ты нашу страну, Ты кыпчаков держишь в плену, Но страшись: казнят небеса И тебе подобного пса! Ты узнал, что ушел мой супруг, 150

И напал на детей и старух, Ты ворвался к нам, как буран. Беззащитных и слабых губя. Если б дома был мой султан. Не смотрела бы я на тебя! Ты меня в свой город увел, Как в тюрьме, ты запер меня, И терплю я твой произвол, Я не вижу сияния дня. Хоть бы раз ты позволил Кортке Погулять за стеной крепостной, Хоть бы раз постоять на лужке, Подышать прохладой лесной! Я возьму полосатый мешок, Я вкруг стана аркан повяжу, Я пойду на зеленый лужок, За стеной похожу, поброжу. Может быть, соберу кизяк». Алшагыр был отважен, умен, Это был настоящий смельчак! Красотою Кортки восхищен, Отказать ей в просьбе не мог, Ибо в сердце надежду берег, Что Кортка ему станет женой. Говорит: «Я к тебе не строг, Выходи на короткий срок, Подыши прохладой лесной». Дочь Коктима взяла мешок, Повязала вкруг стана аркан. 151

Опасался калмыцкий хан, Что Кортка, чуть станет темней, Убежит по лесным тропам, И велел он следить за ней Двум служанкам и двум рабам. Вышла пленница из ворот. Так спешит, так бежит вперед, Что охрана ее отстает. Тут Кортка мешок достает И под платье кладет, на живот, Но в четыре раза свернув. Вот и лес перед нею встает, Где тропинка умчалась во мглу. Где к березовому стволу Был привязан скакун Тайбурыл. Он траву под собою изрыл, Он не может на месте стоять: Показалась Кортка вдалеке! Как дитя, что нашло свою мать. Он понесся навстречу Кортке, Он понесся, поводья порвав. Кобланды побежал за конем, Опасаясь: в безлюдье лесном Пропадет он, того и гляди! Увидав скакуна, госпожа Десять пуговок на груди Расстегнула, от счастья дрожа. Тайбурыл подбежал к Кортке И в стремительном, жарком рывке Ей уткнулся в грудь головой, И упал скакун боевой. 152

Подбежал в это время Коблан И увидел желанной жены Наклоненный, упругий стан. Пред Корткой, средь лесной тишины, Он предстал, могуч и красив. По обычаю, руки скрестив, Перед мужем склонилась жена, Говорит ему, счастья полна: «Ты пришел, мой любимый, ко мне: Конь — сначала, всадник — потом. Ты со стягом сидел на коне. Ты пошел справедливым путем. Если ты от людей уходил, То сгибала их злая беда, Если к людям ты приходил, То сияла им счастья звезда. Ты с удачей ли прибыл сюда. Сокол мой, народа вожак? Стерегла я вражий очаг, Я вступила к недругу в дом. На коне его мчалась гнедом, Я свою проклинала судьбу, Я врагу запрягала арбу, Мой Коблан, мой султан, мой родной. Как поступишь ты с грешной женой? Д а погибнет злой клеветник! На чужбине был мой супруг, А меня приневолил калмык. Не нашла я опоры вокруг, Подчинилась ему, как слуга: Я дитя понесла от врага. 153

Мой Коблан, мой султан, мой родной, Как поступишь ты с грешной женой?» Говорит в ответ Кобланды: «Где былые мои времена? Стригунок не избегнет беды, Отделившись от табуна. Одного принесла ты, жена? Пусть дитя твое долго живет. Хоть бы тысячу ты принесла,— На тебя не коплю я зла. Труден был для меня поход: Я не только разлуку познал — Одиночества муку познал! Пусть ребеночек твой растет, В битвах — будущий мой оплот!» И опять убедилась Кортка, Что душа Кобланды высока, Что ему неизвестен порок: Ничего не сказал ей в упрек! И тогда она достает Из-под платья толстый мешок, Увеличивавший живот, Белозубый открыла рот, Загорелся в глазах смешок: «Ну тебя, полосатый мешок!» Рассмеялся могучий Коблан, Распознал он сразу обман, Уважал он свою жену, Не поверил в ее вину. Он сказал: «Мой жребий тяжел, Долго был я в стране чужой. 154

Твой супруг, я к тебе пришел С опечаленною душой, И нашел я тебя в плену — Опечаленную жену. Но я славлю счастливый миг: Я мечты заветной достиг. Как хотелось мне вновь увидать Свой народ, и отца, и мать, И тебя, дорогая жена, Что красива, добра и умна, Но, Кортка, мне казалось не раз: Никогда не увижу я вас... О жена, подойди же ко мне, Подойди поближе ко мне, Ты ниспослана мне судьбой, Поздороваемся с тобой!» Истомясь, исполнен огня, Кобланды средь белого дня Крепко обнял свою Кортку. Чуть не хрустнул красавицы стан — Так ее обнимал Коблан. Говорит Кортка смельчаку: «Потерпи, потерпи, мой султан! Ты познал разлуки тоску, Не лежал ты на ложе давно, Страстью сердце твое зажжено. Мой султан, ты врагами богат, У тебя так мало друзей. Не растрачивай силы своей! Где, скажи мне, твой старший брат? Где, скажи мне, твой младший брат? 155

Твердо верю, что день придет,— Из неволи ты вырвешь народ. Вдруг ты вступишь с кем-нибудь в спор Иль шутливый начнешь разговор, И тогда глупец, клеветник, У которого горький язык. Ядовитые скажет слова: «Возвратясь, не стал он искать Ни отца, ни слабую мать, А жену отыскал он сперва!» Разве это — не срам и стыд?» Кобланды в ответ говорит: «Лгать не может истинный друг. Не боится морозов и вьюг Тот, кто в лисью шубу одет. Родилась бы ты шахом на свет,— На земле был бы умный шах! Много смысла в твоих речах. С гибким станом моя жена, Ж аль, что женщиной ты рождена,— Примириться ты с этим должна. А родись ты мужчиной на свет,— Управляла бы целой страной! У меня соратника нет. Нет помощника рядом со мной, Но в единственном даже числе Равен множеству я на земле! Столько мук в пути претерпев, Как я рад возвратиться к тебе, О жене тоскующий лев, Я пришел, моя львица, к тебе!

Думал я, не скажешь ли вдруг: «Долгожданный, желанный супруг Даже виду не подал Кортке, Что горит и томится в тоске, И ушел, холодный как лед...» О Кортка, перестал я страдать! Я не знал, что увижу опять Многочисленный свой народ, И жену, и отца, и мать. Завтра, с грозным мечом и в броне, Что сработал Даут-пророк, Я помчусь на Бурыле-коие, В бой вступлю, хоть я одинок, С вражьим войском, пленившим вас: Наступил спасения час. Долго ждавшие этого дня, Пусть кыпчаки, моя родня, В эту ночь ни на миг не заснут: Из позорных вырвутся пут. Пусть готовятся люди к борьбе. Пусть кыпчаки в густом лесу По дубинке срубят себе,— Я народ из неволи спасу. Рано утром кликну я клич. Тот, кто хочет победы достичь, Пусть навстречу ко мне пойдет. Ждет меня у железных ворот. Я приехал издалека, Я ищу враждебную рать, Ну, а ты, дорогая Кортка, Долго так не должна гулять.

Возвратиться тебе пора: Там, в плену,— и отец, и мать, И родная моя сестра. Может быть, ты забыла о них? Алшагыр, что полон греха. Станет мучить моих родных: «Почему не пришла сноха?» О Кортка, очей моих свет, Возвратись, чего же ты ждешь? Передай старикам привет И обрадуй ты молодежь. Всем скажи ты: «Прибыл с войной Ваш султан, чтоб напасть на врагов, Чтобы вырвать вас из оков. Он сидит за стеной крепостной. Всем скажи: за народ родной Он пожертвовать жизнью готов. Всем скажи ты: он справедлив. Завтра грянет его призыв, Настоящий начнется бой, Будь здорова, Кортка, бог с тобой». Отвечает батыру Кортка: «После долгой разлуки, увы, Наша встреча так коротка! Я во всем тебе подчинюсь. Ты сказал: «Вернись»,— я вернусь. Беспощадна твоя рука, Обретет пораженье калмык, Но ко мне повернись хоть на миг, Поцелую тебя — и уйду. Наш союз укрепил творец. Если завтра придет твой конец,

Я погибну, я пропаду. Не снесу подобной беды!» Повернулся к ней Кобланды, И Кортка, чиста и светла, Поцелуем его обожгла. Поспешила Кортка назад, И сильна от любви, и слаба. Вслед за нею в город спешат Две служанки и два раба. У стены, под высокой горой, Раздаются ее слова: «Что ты спишь, охраны глава? Поскорее ворота открой!» Всех обрадовала Кортка — Молодого и старика, Смелых юношей, женщин, детей: «Кобланды стоит у ворот!» Эта весть всколыхнула людей, Был взволнован кыпчакский род, Зарыдал согбенный Токтар, Говорили и млад и стар: «Кобланды помоги ты, господь. Притеснителей побороть, Нанести им смертельный удар!» ХАРДМАН ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ СВОИХ ПРАВ НА КДРЛЫГУ В это время могучий Коблан На высокий взобрался курган: Что за пыль показалась вдали? Он увидел: в тяжелой пыли 1»

Возвратиться тебе пора: Там, в плену,— и отец, и мать, И родная моя сестра. Может быть, ты забыла о них? Алшагыр, что полон греха, Станет мучить моих родных: «Почему не пришла сноха?» О Кортка, очей моих свет, Возвратись, чего же ты ждешь? Передай старикам привет И обрадуй ты молодежь. Всем скажи ты: «Прибыл с войной Ваш султан, чтоб напасть на врагов, Чтобы вырвать вас из оков. Он сидит за стеной крепостной. Всем скажи: за народ родной Он пожертвовать жизнью готов. Всем скажи ты: он справедлив. Завтра грянет его призыв, Настоящий начнется бой, Будь здорова, Кортка, бог с тобой». Отвечает батыру Кортка: «После долгой разлуки, увы, Наша встреча так коротка! Я во всем тебе подчинюсь. Ты сказал: «Вернись»,— я вернусь. Беспощадна твоя рука, Обретет пораженье калмык, Но ко мне повернись хоть на миг, Поцелую тебя — и уйду. Наш союз укрепил творец. Если завтра придет твой конец. 158

Я погибну, я пропаду. Не снесу подобной беды!» Повернулся к ней Кобланды, И Кортка, чиста и светла, Поцелуем его обожгла. Поспешила Кортка назад, И сильна от любви, и слаба. Вслед за нею в город спешат Две служанки и два раба. У стены, под высокой горой, Раздаются ее слова: «Что ты спишь, охраны глава? Поскорее ворота открой!» Всех обрадовала Кортка — Молодого и старика, Смелых юношей, женщин, детей: «Кобланды стоит у ворот!» Эта весть всколыхнула людей. Был взволнован кыпчакский род, Зарыдал согбенный Токтар, Говорили и млад и стар: «Кобланды помоги ты, господь, Притеснителей побороть. Нанести им смертельный удар!» КАРАМДН ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ СВОИХ ПРАВ НА КАРЛЫГУ В это время могучий Коблан На высокий взобрался курган: Что за пыль показалась вдали? Он увидел: в тяжелой пыли 159

Блещет золотом острый шишак, Блещет молнией конь Акмоншак, Карлыга сияет в седле! А за ней в густом ковыле Сын Сеила спешит, Караман, А за ним на рыжем коне, Как на легком, быстром огне, Скачет всадник, чье имя — Орак. Кызылбашей прославленный враг, Он узнал, что кыпчакский род У калмыков томится в плену, И один помчался в поход! Он лицом похож на луну, А секира его остра, Не дает пощады врагу. Он в пути повстречал Карлыгу, И они, как брат и сестра, С Караманом-богатырем, Как сайгаки, помчались втроем, И дорога у них одна, И тревога у них одна, И у всех — богатырская стать. Кобланды не смел и мечтать. Что ведет их дорога — к нему. Что приходит подмога ему... Пусть четыре богатыря, Жаждой правого боя горя, Встрече радуются своей,— Мы на время покинем друзей, Мы начнем разговор о другом, Если все, кто сидят кругом, Не устали, послушают нас,—

Мы вперед поведем рассказ. Алшагыр — родовитый калмык, Многоумной была его мать: Прочитала множество книг, Научилась по книгам гадать. Заклинание сотвори, Разгадала, смогла прочесть, Что четыре богатыря Вступят в бой за волю и честь. Позвала она сына к себе И сказала ему: «Алшагыр, Ты послушай, так создан мир. Тот, кто хочет найти,— найдет, Тот, кто хочет убить,— убьет. Кто там движется предо мной? Сероглазый, а нос прямой, Лик сияет светлей звезды. Это, кажется, Кобланды? Поднимись, мой сын, поднимись! Кто с ним рядом стремится в бой? Сероглаз, а лицом — рябой, Вот он выехал на курган... Это, кажется, Караман? Поднимись, мой сын, поднимись! Скачет конь в ковыльной траве. Это, кажется, Акмоншак? Кто покинул родной очаг С куньей шапкой на голове? Наша кость, а мясо — врага. Это, кажется, Карлыга? Поднимись, мой сын, поднимись! Хмурит брови,— батыр таков:

Ж аждет крови своих врагов. Рыжий конь рассекает мрак, На коне — богатырь Орак: Поднимись, мой сын, поднимись!» Алшагыр повел разговор: «Ты мне сердце тоскою не рань! Потому наш язык остер. Что ему помогает гортань. Потому отважен стрелок, Что стрелу из колчана извлек. Ну, а мне к чему твой совет? Говоришь ты о том, чего нет, Не боюсь ни беды, ни вражды. Ты сказала: «Пришел Кобланды». Есть ли разум в таких речах? Кобланды превратился в прах, Он пошел — и гибель обрел От Казана и Кобикты. Хоть прекрасно гадаешь ты,— Потеряла ты разума свет!» Говорит старуха в ответ: «Он пришел, он пришел, он — живой, Под батыром — скакун боевой, Кобланды наточил булат, Чтобы дело возмездья творить, Ой, боюсь, твоих жеребят Без тавра он будет таврить, Ой, боюсь, появился храбрец, Что твоих отметит овец, Ой, боюсь, пришел он, пришел. Отберет у тебя престол, 162

Ой, боюсь, у тебя отберет Он и город твой, и народ. Ой, боюсь, отберет он в бою И наденет кольчугу твою! С белой лысинкой на челе, Вихрем мчавшегося по земле От низин до снежных высот,— Он коня твоего отберет, У тебя высоко-высоко Многолетний тополь растет. Корни в землю ушли глубоко, А листва — в голубой небосвод. От ненужных примесей чист. Блещет золотом каждый лист И виднеется проба на нем. Ой, боюсь, ворвется в твой дом. Отберет у тебя храбрец Всю казну, что скопил отец! Ты сестер своих пожалей — Нежноликую Каникей, Благородную Тиникей. Он придет и твоих сестер Обречет на стыд и позор. Вихрь летит на твои рубежи. Если хочешь лежать — лежи. Только мне перечить не смей. Нежноликую Каникей, Благородную Тиникей Не хочу я отдать врагу, Я возьму их и убегу. С перевала на перевал 163

Я поеду в зной и грозу, Чтобы недруг не ликовал. На повозке их увезу». Ой, хитра старуха была. Порешила она поскорей Увезти от врага дочерей. Красота их так расцвела, Что любой из живущих вокруг Их не выпустил бы из рук, Захотел бы поцеловать... Ой, старуха была хитра! Ни к чему ей ценная кладь, Не взяла никакого добра, Только двух взяла дочерей — Нежноликую Каникей, Благородную Тиникей, На повозке их увезла,— Не от срама ли их спасла? Выезжает она из ворот, Убегает в степную ширь,— Карлыга ее узнает! Эта девушка-богатырь Поскакала вихря быстрей, Незаметно приблизилась к ней И разрезала сзади кошму. Перепуганных дочерей Из повозки она взяла. На коне своем увезла. А старуха, не чуя зла, Не тревожась о детях ничуть, Продолжала спокойно свой путь. <64

Зорок был Караман, остер. Он приметил, что двух сестер Захватила в плен Карлыга. Он помчался навстречу к ней, Обратился он с речью к ней: «Ты добычу взяла у врага, Так приступим скорей к дележу!» Говорит в ответ Карлыга: «Ты послушай, а я скажу. Ты всего лишь болотный камыш, Ты колючка, но без стебля. Коль с другими тебя сравнишь, То видала получше земля. Где явил ты свое удальство? Ты не вправе просить ничего! Ты владеешь добычей большой. Но твои табуны и стада Из добычи взяты чужой! Для того ль я скакала сюда На коне, который крылат, Чтоб добычу в битве добыть Неимущему роду Кыят? Что сказать мне? Как поступить? Ведь сама, покорна судьбе, Я досталась в добычу тебе. Несвободна моя голова!» Караман ей сказал слова: «Подари ты мне двух сестер, Оказавшихся ныне в плену,— И покончим на том разговор: Я свободу тебе верну.

Этот выкуп дай мне сперва — И свободна твоя голова!» Карлыга от людей берегла И любовь свою, и печаль,— Кобланды забыть не могла, Эта страсть ее втайне жгла, И добычи ей было не жаль. Караману она отдала Нежноликую Каникей, Благородную Тиникей, И свободными стали вновь Голова ее и любовь! Было четверо,— стало шесть, И четыре богатыря, Что, желаньем битвы горя. Заступились за правду и честь,— На одном отдыхали холме. Их еда — в переметной суме. Их крылатые скакуны Подготовлены к делу войны. Занялась, пылая, заря, Блеск рассветной звезды погас, I А четыре богатыря Не сомкнули ни разу глаз. Карлыга в Кобланды влюблена. Как была ее скорбь сильна Оттого, что стала она Караману добычей — рабой! А теперь не другой ли тропой Побегут ее новые дни? С Кобланды ее свяжут они. 166

Сердце ей говорит горячо: «Станет явью мечта, поверь!» Потому-то она теперь И склонилась к нему на плечо — К другу милому Кобланды. Нет, ни разу к нему до сих пор Подойти не решалась она, Ибо страшен был ей позор: Караману досталась она! А теперь ей радость дана: Получила свободу она, А свобода — это добро, Словно птица, стала вольна. Изменила свое перо! Вот заря засверкала пестро, Сели всадники на коней. От кольчуг они стали сильней, Укрепил их отвагу булат. К городским воротам летят, Гнев пылает у них в очах, Гнев блистает на их мечах, Копья высятся на плечах. Вот и город, где у ворот Часовые с мечами стоят, Где в неволе кыпчакский род Истомился, горем объят, Где отец и мать Кобланды, И жена его, и сестра 167

От вечерней поры до утра Безутешные слезы льют. Прискакал батыр Кобланды, Закричал, как могучий верблюд: «Выходи, выходи, Алшагыр, Кобланды говорит с тобой, Если ты настоящий батыр, Выходи, Алшагыр, на бой, Но послушай мои слова: Счеты с жизнью сведи сперва, Позабудь о благом и дурном,— Нынче встретишь свою судьбу. Выезжай на коне вороном С белой лысинкою на лбу,— Своего ты дождался конца. Не боящуюся свинца На себя ты шубу надень: Наступил, наступил твой день!» С той поры, как батыр Алшагыр На земле своей ханом стал, Управлять он обманом стал! Всех сородичей был он хитрей, Предавал и лукавил он, И казахских богатырей Без числа обезглавил он. Услыхав Коблана слова, Убедился он, помрачнев, Что была его мать права. Он пришел в богатырский гнев, «Если я не пойду,— говоря,— Скажут люди, что Алшагыр

Испугался богатыря». Он стальную кольчугу надел, Опоясался он мечом, И с копьем, с колчаном для стрел Он помчался на вороном. В это время, исполненный сил И не зная, куда их девать, Кобланды каменья рубил Длинным, острым своим копьем. Резво мчался под ним Тайбурыл, Чьи глаза полыхали огнем И сверкали, как у лисы. Были травы в каплях росы, Колыхались камыш и тростник, Мчался Яик, смутен и дик. Молвил каждый батыр: «Постою Я за честь и за жизнь свою!» — И друг к другу, взметая прах, Поскакали на скакунах. Молча встретившись, злобой горят. Подались немного назад. Чтобы копья свои скрестить. Стали гнуться колени коней. Кто из всадников этих сильней, И кому суждено победить? Вдруг от ужаса затряслась Кызылбашская сторона: Ей из города битва видна. Вдруг надежда оборвалась: С вороного упал скакуна

Родовитый хан Алшагыр! Гневен был Кобланды-батыр, Он врага проколол копьем И, подняв на копье своем, На коня посадил его вновь,— На парче появилась кровь. Он вонзил копье до костей И назад потянул сильней, От кости не может отнять! Он копье потянул опять — Показалась кровь на древке, И свалился с коня Алшагыр, Он лежит на прибрежном песке! В этот грозный, тревожный час Прискакали два храбреца — Аганас и батыр Тоганас. Кобланды убил их отца — Кызылера, опору страны, Добиваясь подруги-жены. Прискакали с местью сыны, На врага напали вдвоем И едва не свалили с коня, Кобланды ударив копьем: Он сидел уже на боку! Но, примчавшись, на всем скаку Карлыга, батыров браня, Аганаса свалила с коня. Аганас распростерт на земле, Кобланды утвердился в седле, Тоганаса свалил он с коня. Прискакал, снаряженьем звеня. 170

Актайлак, кызылбашский смельчак, Но свалил его быстрый Орак. Вновь примчался из города враг. Был отцом его Наркызыл, Но его свалил Караман. С четырьмя в сраженье вступил Черноликий батыр-великан. Многих воинов он поборол, Голова его словно котел, Но свалила его Карлыга. Тут примчался ханский слуга, Исполинского роста калмык, Но свалился он, как тростник, Под булатным мечом Кобланды. Так, по очереди, вчетвером. Расправлялись батыры с врагом: Не дают пощады врагу, Косят, словно траву на лугу! Прислан был отцом в этот край Мощный сын Кобикты — Биршимбай, Богатырь пятнадцати лет. Он в парчу дорогую одет, Кунья шапка на голове. Он возглавил бойцов верховых, В город прибыл он, как жених Двух сестер — Каникей, Тиникей. Он сильнее был и храбрей Всех калмыцких богатырей. Услыхал он пугливую речь: «Из неволи бежал Кобланды!» 171

Не увидел он в этом беды. Прицепил он к поясу меч. Поспешил он в кольчугу облечь Богатырское тело свое. На плечо повесил копье. Приказал ворота раскрыть. Вот он выехал из ворот. Четырех за ворот берет: «Показали вы свою прыть. Так как вовремя я не пришел!» Кобланды он копьем уколол. Карлыгу он копьем уколол, Карамана копьем уколол И Орака потом уколол. А потом поскакал вперед, А потом повернул назад,— На стене, на столбах ворот Кызылбаши висят и глядят: Вновь копье он в руки берет. Нападает опять на врагов. Карамана копьем уколов И Орака потом уколов, А потом Карлыгу уколов, А потом Кобланды уколов, Биршимбай поскакал вперед. По лицу его катится пот, А в руках его сила растет, Презирает он четверых, За людей не считает их! Он один оказался сильней Обессиленных богатырей, Рапы всадников кровоточат... 172

Убедись, что единственный брат И отвагой, и силой богат, Карлыга сказала друзьям: «Вы поверьте моим словам.— Умирает от раны скот. Человек — если родич убьет! Мы в одну входили семью, И сама я брата убью. Мой отец, именитый хан, Был меня тяжелей на батпан', А на восемь батпанов мой брат, Биршимбай, тяжелей, чем отец. Не пробьет Биршимбая свинец, Не разрубит его булат. Не берут и недуги его! Но отверстье есть, говорят. На затылке — в кольчуге его. Если смерть от него я приму, Цельтесь прямо в затылок ему!» Хоть и женского рода она,— Карлыга, на свет рождена Настоящим богатырем. Кобланды ей верил во всем, Прекратил расспросы свои. Карлыга сняла свой шишак. Распустила косы свои. И помчался конь Акмоншак, Удаляясь от трех друзей. У тулпара скачка быстра, К Биршимбаю скачет сестра, Приближается, говорит:

«Дорогой мой брат, мой джигит, От меня всю правду узнай. Как уехал ты, Биршимбай, К нам нахлынула вражья рать, Стала город наш разорять. Из тюрьмы убежал Кобланды, Двинул в битву густые ряды. Стойко встретил врага наш отец, Но обрел в бою свой конец. Ж арко месть загорелась во мне, Ярко вспыхнула смелость во мне, Я врагов истребила дотла, Соплеменников я спасла. Мертв отец, одинока дочь, Три врага убежали прочь. Вслед за ними я погналась, Чтобы их умертвить, наконец, И надежда моя зажглась: Показал мне тебя творец! Ты, хотя и узнал меня, Не хотел повернуть коня,— Значит, истинный ты храбрец! Я довольна тобой, мой брат, Мой единственный, мой родной! Ты от смерти меня укрой, Я в тоске, мои раны горят, Боль пронзила меня до кости. Отомсти за меня, отомсти Зложелателям за сестру,— Я спокойно тогда умру!» Чья не вздрогнет, страдая, душа, Если страждет родная душа? 174

А душа, что от ран горит, Нам особенно дорога... Шапку сняв, рыдает навзрыд Перед братом своим Карлыга. Биршимбай тогда говорит: «Ой, родная моя сестра. Ты воинственна и мудра, Не узнал я тебя, не признал! Порешил я в сердце своем Превратить противников в прах, Я врагов поражал копьем, У меня потемнело в глазах. Подойди же, сестрица моя. Пусть душа сохранится твоя. Я сначала тебя не узнал! Я укрою тебя среди скал, А потом возвращусь и в бою Трех противников наших убью». Он поехал, высок и прям, А за ним — родная сестра. Ой, бесстрашна она и хитра! Оглянувшись по сторонам, Подняла копье Карлыга И ударила брата-врага: Нанесла по затылку удар. Биршимбай свалился с коня, Закричал, от боли стеня: «Ой, сестра, ты убила меня. Эта смерть не простится тебе. Ой, проклятье, сестрица, тебе!» 17*

Биршимбая убила сестра! Доказала, что в битве храбра, Доказала, что сердцем строга. Возвратилась к друзьям Карлыга, И должны были трое признать, Что не только лицом хороша — У нее богатырская стать, Твердокаменная душа! Видно, бог — на их стороне: Им помог в тяжелой войне. Биршимбай — казалось троим — Был вовеки непобедим, Но слабей оказался брат, А сестра оказалась хитрей, И теперь лежит супостат Под ногами богатырей. КЫЗЫЛБАШИ ОПЯТЬ НАПАДАЮТ НА АУЛ КОБЛАНДЫ Посмотрел Кобланды — светло, Победителя счастье взошло! Лишь замолк Биршимбая крик,— З а батыром вслед на борьбу Ни один не вышел калмык. Нагрузив за арбой арбу. Выходил., шумя, из ворот' На свободу кыпчакский род. Выходили и млад, и стар, Жены, девушки, детвора. Увозили немало добра. Возглавлял их старец Токтар.

Поднялась высокая пыль, Разлилась на дороге Есиль, Через реку легли, тяжелы, Свежевырубленные стволы. А кыпчаки идут и шумят, Словно стадо овец и ягнят, И приветствуют Кобланды: Их заветная дума сбылась — Воля, словно река, разлилась... Посмотрите, как создан мир: Что искал, то нашел Алшагыр. Он казахов уничтожал,— Что посеял, то и пожал: Смерть и гибель проклятый пес Своему же народу принес. Весь народ поборот его, Истреблен и город его, Отнят весь многочисленный скот. Это день возмездья встает, Успокоив кыпчакских людей, Даж е плачущих малых детей. Каждый пленник свободе рад. Каждый пленник теперь богат, Возвращаются с шумом назад Род кыпчаков и род Кыят. Был Коблан у народа в чести: Оказался он всех сильней! Находились люди в пути Девяносто и девять дней, Наконец, пришли на заре К дорогой Караспан-горе. Вот и прелесть озер Азулы,

Вот и запах родной золы, Вот луга для коней и овец, Вот откуда злобный пришлец, Силой выгнал их Алшагыр. Вновь настали покой и мир, Лучше прежнего зажил кыпчак, В богача превратился бедняк, Вновь довольство обрел народ, Он хозяином стал щедрот. На лугах, у речной воды Воздавал он хвалу Кобланды. Долгий сказ не хочу затянуть. Расскажу вам самую суть. Тридцать дней в ликованье прошло, Сорок дней в пироваиье прошло, Кобланды обручили с Корткой. Мы оставим эти слова, Только правдой песня жива, О красавице скажем другой. Что поделывает Карлыга? Хоть служила ему, как слуга, Хоть спасала его от врага, Вызволяла его из беды,— А не взял ее Кобланды, Не услышал ее мольбу. Что ей делать? Куда идти? Как найти ей свою судьбу? С Караманом — не по пути. Как же справится Карлыга С горькой долей, с ярмом невзгод? И красавица Карлыга Одиночество познает. 17В

От Коблана обиду приняв, Разбивает она среди гор. Посредине девственных трав Восьмистворчатый белый шатер, И одна поселяется в нем, Говоря: «Кобланды, для тебя Я покинула отчий дом, Все, что близко мне, погуби,— Слишком поздно я узнаю, Богатырь, благодарность твою!» Пусть в горах Карлыга живет, Одинокий разводит очаг, Пусть крылатый конь Акмоншак Делит с нею бремя забот,— Кобланды на совет зовет Многочисленный, сильный род, И Ораку он отдает Карлыгаш, родную сестру. Тридцать радостных дней ушло На веселье и на игру, Сорок дней провели на пиру. Наконец, Кобланды поутру К золотому приводит шатру Карлыгаш, родную сестру. Одарил он ее добром И отправил с мужем вдвоем, И с весельем ушел караван. Говорит богатырь Караман: «Кобланды, мой друг дорогой, Обручил я тебя с Корткой, Проводил я твою сестру, 179

Ныне путь для себя изберу. Ныне станут отрадой моей Две сестры — Каникей, Тиникей. Кобланды, я домой вернусь И на двух калмычках женюсь,— Их оставил нам Алшагыр. Я устрою веселый пир, Приезжайте, Коблан и Кортка, Докажите, что дружба крепка, Что еще мы стали дружней, Благодарность друг другу храня. Приезжай, Кобланды, и меня Обручи с Каникей, с Тиникей!» У презренного речь — обман, У достойного — хороша: В ней трепещет дружбы душа. Возвратился домой Караман, Он увез Каникей с Тиникей. Как прошло девяносто дней, Собрались Коблан и Кортка, Запрягли в возок лошадей, К Караману отправились в путь, Взяв с собою триста людей, Говоря: «Пора нам взглянуть. Как живет ровесник и брат И друзья из рода Кыят». Долго едут, на горы глядят. В самый полдень Среди мягких гор, Где белели на кряжах снега, Восьмистворчатый видят шатер, И выходит к ним Карлыга. 180

Говорит Карлыга: «Богатырь, Ты послушай мои слова. Ради жизни твоей сперва Стала жертвой моя голова, А теперь, одинокой, мне Негде голову преклонить. В горной плачу я тишине. Рвется дней.моих тонкая нить, Вспомни слово прощанья, Коблан Где твои обещанья, Коблан? В чем виновна я пред тобой? Ты спроси — ответит любой, Что поступок твой нехорош: Оправданья себе не найдешь. Отдохни ты в моем шатре Д а скажи ты моей сестре. Той, что подле тебя сейчас, Чтобы мой посетила приют!» Говорит, а слезы текут И текут из печальных глаз. Увидала тогда Кортка, Что красавицы доля горька, Обратилась к мужу с мольбой, Чтоб, раздавленную судьбой, Он порадовал Карлыгу, Но Коблан сказал: «Не могу». От рожденья был он суров И не принял жалобных слов, Он уехал вместе с Корткой. Карлыга, с великой тоской Вспоминая о пережитом, Добралась до шатра с трудом, 181

На древко опираясь копья, Безутешных слез не тая. А Кортка и Коблан-батыр К Караману помчались на пир. Длился пир дважды тридцать дней. Обручив с Каникей, с Тиникей Карамана из рода Кыят, Кобланды поехал назад С благородной своей женой. На обратном пути домой Снова горные видят снега, Восьмистворчатый белый шатер. К ним выходит опять Карлыга, Начинает опять разговор: «Заварила я крепкий чай — Только мимо не проезжай! Угостить вас на славу берусь. Одинокий не беден дом. Масло, сладостное на вкус, Я на блюде подам золотом. А теперь скажи мне, злодей: Отчий край и родных людей Я оставила — ради кого? Кровью близких я прах земной Окровавила — ради кого? ' Окруженная тишиной, В одиночестве я живу. Только вижу снег да траву. Почему на свадебный пир К Караману меня ты не взял?» 182

Был суров Кобланды-батыр, Ничего в ответ не сказал, Мимо плачущей Карлыги Богатырь поехал домой С благородной своей женой. Дальше слушайте наши слова. То ли год прошел, то ли два — У Кортки родился на свет „ Сын, которому равного нет! Кобланды, отважного льва, Этот мальчик напоминал. Львенок рос не по дням — по часам, Вот и львом становится сам, А зовут его Бокенбай. Скоро в руки возьмет он меч. Дальше слушайте нашу речь. Хлынул с войском в кыпчакский край Кызылбаш, богатырь Шошай. Он племянником был Кобикты, Он пришел, чтоб воздать за смерть! Увлажнялись росою листы, Загоралась небесная твердь, Перед утреннею зарей Гаснул блеск рассветной звезды. Это было летней порой, В юрте крепко спал Кобланды — Был воителя сон блажен. К табунам удалился Бокен, Вдруг за летним становьем густым Пыль столбом поднялась, как дым. Услыхала тогда Кортка 183

Конский топот издалёка. Это враг наступает опять, Кызылбашская хлынула рать, Упирается копьями в дверь! Победят ли враги теперь? Что же делать будет Кортка? Кобланды разбудит Кортка? Нет, нельзя: он вздрогнет со сна! Обнимает Коблана жена. На свои колени кладет Благородную голову льва, Тихо нежные шепчет слова. Машет шелковым красным платком, Чтобы ветер дохнул холодком. Вздрогнул воин, расстался со сном, Сердце бьется, объято огнем. Вновь для битвы настала пора! Встал и вышел он из шатра. Шапки нет — тюбетейка на нем. Кто там мчится, тревожа его? Он выходит с пикой стальной, Что стояла у ложа его. Без халата, в рубашке одной И в одних исподних штанах. Что клубится — пыль или дым? Он кричит, и криком своим Он земной разрывает прах- Кызылбашей бросило в дрожь: Им остался месяц пути. Чтоб до юрты Коблана дойти. Им сраженья ждать невтерпеж, 184

Но едва этот утренний крик В кызылбашское войско проник, Повалилось оно, как тростник. Кобланды сказал, светлолик: «Кто Бокену весть принесет — Он коней пасет на лугу,— Чтобы вышел навстречу врагу? Чтоб, как надо, исполнил свой дол Взял за горло врага, словно волк, Чтобы враг от боли завыл!» Возле яслей стоял Тайбурыл. Вдруг Кортка прибежала бегом, Осторожно выводит коня, Покрывает его потником, Суетится, седло достает И оружье для битвы с врагом. А Коблан? Он спокоен был: Грозным львом этот воин был! Он не верил, что робкий враг Одолеет собственный страх, И когда, в военной броне. Он возвысился на коне. Гневом пламенным опален. Силой праотцов укреплен, На врага, что алчен, жесток, Он обрушился, как поток. Задрожала враждебная рать, Побежала в трепете вспять От аула к подножью горы. Враг пришел не для новых боев — Он пришел, хитер и суров,

С черной местью давней поры. От него погибал казах. Снег навис у него на глазах, А ресницы покрылись льдом. Жаждой крови был он ведом. Крикнул воинам хан Шошай: «Войско, речи моей внимай! Кобланды возлежал с женой, Сладко спал он, полунагой, Не позволила совесть мне С ним покончить не на войне. Пусть оденется он сперва, Скажет предкам свои слова, Пусть в душе его вспыхнет страх Я повергну мертвого в прах!» Кызылбаши сказали: «Шошай, Ты по-своему дело решай, Мы готовы, сабли остры, Подождем у подножья горы». Кызылбаши сплотились тесней, Стали хвастаться силой своей, О своем говорили числе. Каждый воин взял по стреле: Скоро кровь потечет по земле. КАРЛЫГА МСТИТ КОБЛАНДЫ-БАТЫРУ Кобланды на Бурыле верхом Поскакал на битву с врагом. Под конем — трепещущий прах, Пред конем — трепещущий враг. Прискакал богатырь Кобланды,

Увидал кызылбашей ряды, Закричал: «Выходи, хан Шошай, Силу сабли своей испытай!» А Шошай отвечает ему: «Приготовиться к бою мне дай, Недостаточно сил у меня, Я отсрочки прошу на три дня!» Кобланды согласился с врагом, Чтоб не жаловался потом! В это время к месту борьбы, Видя издали пыли столбы. Слыша голос богатыря, В потаенном огне горя. Всех затмившая красотой, Та, чье слово — как мед густой, Чья надежда втоптана в прах, Семь прожившая долгих лет Одиноко, в безлюдных горах, Потерявшая радости свет. Не познавшая счастья плоды. Хоть когда-то была дорога Твердосердому Кобланды,— Благородная Карлыга Прискакала на быстром коне. Увидав, что взметнулась пыль, Что конями затоптан ковыль. Услыхав богатырский крик, Увидав, что пришел калмык, Что густа его рать, как туман. Сын Сеила, батыр Караман, Прискакал на пегом коне. 187

Увидав, что заря зажглась, Увидав, что пыль поднялась, Услыхав, что кричит ее брат, Что военные кони гремят, Что земля — в тревоге с утра, Карлыгаш, Кобланды сестра, Говорит: «Это братец зовет, Это кличет он храбрых в поход,- Милый брат единственный мой. Богатырь воинственный мой! Чует сердце: нагрянул враг. Так иди, мой супруг, мой Орак, Поднимись, прогони беду. Землю наших отцов возлюбя, Ради брата и ради тебя, Как овца, на закланье пойду!» Внял супруг разумной жене, Через гору, через овраг Поскакал на битву Орак, Прискакал на рыжем коне. Увидав, что пыли столбы Возвещают начало стрельбы, Что, мечтая о торжестве, Кызылбаши подняли стяг,— Шестилетний всадник-смельчак С куньей шапкой на голове, Хмуря брови, садится в седло, Словно камень — его чело: Бокенбай, готовый к войне, На саврасом скачет коне. Услыхав, что в утренний час 188

Кызылбаши нагрянули вдруг,— Д ля сраженья вооружась И в руке сжимая курук,1 За Бокеном смелым вослед, Верный страж его детских лет, Естемис, в богатырской броне. Поскакал на гнедом коне. Храбрецы собрались вшестером, Чтоб врагам учинить разгром. Поскакал небольшой отряд, Скакуны, как сайгаки, летят! Запылал, заалел восток, Наступил поединка срок. Кобланды и Шошай сошлись И друг друга стали колоть: Каждый хочет врага побороть, Им обоим жизнь дорога, Дорога им обоим честь. Вдруг приблизилась к ним Карлыга. Говорит она: «Месть за месть!» Говорит она: «Зло за зло! Оскорбил ты меня тяжело. Хоть я женщиной рождена, Я обиду терпеть не должна. Я мишень для копья изберу!» — И смятенного Кобланды Вдруг ударила по бедру И свалила его с коня, И, связав, отдала врагу. Курук-шест с е 189

Посмотрите на Карлыгу, Что ей друг, или враг, иль родня! На любимого не взглянув И на кровь, что лилась по бедру, Не взглянув на его врага, К восьмистворчатому шатру Удаляется Карлыга, Где семь лет, от людей вдалеке, В одиночестве и тоске Провела она в горном краю, Втайне ярость копила свою. Кобланды лежит на земле, Ныне счастье его — во мгле. Потешается враг над ним: Тот ударит мечом стальным, Тот — дубинкой, а тот — копьем. «А теперь,— враги говорят,— Тайбурыла мы в плен возьмем, Скакуна, который крылат!» Храбреца задушевный друг, Тайбурыл кружился вокруг Дорогого богатыря, Полоненному говоря: «На меня ты попробуй сесть!» Но все ближе подходит месть, Словно волк, озирается конь, А в глазах у него огонь. Н а Бурыла ты подивись: Окруженный со всех сторон. Не попал он к врагам в полон, Он внезапно ринулся ввысь,

Он взметнулся до облаков, Пролетел над ратью врагов. Кызылбашей опешила рать: На земле окружив скакуна, Не поймала его она, Как же в небе его поймать? Увидав скакуна в вышине, Караман на пегом коне Устремился в гущу врагов. Увидав, что сгущается мрак Над Кобланом — вождем смельчаков, На коне сухопаром Орак Устремился в гущу врагов. Догадавшись, что ранен отец, Что лежит Кобланды на траве. Шестилетний всадник-храбрец С куньей шапкой на голове, На коне, что дышал тяжело, Словно сокол, пустился в полет. Тверже камня его чело, А ресницы оделись в лед. Он упорно мчится вперед, Подобрал он полы свои, Засучил Бокенбай рукава, Он рожден с отвагою льва, Он стремится во весь опор, . Камни рубит его топор! Подъезжает к отцу мальчуган, Восхищается сыном Коблан, Кызылбашей дружины бегут, От дитяти мужчины бегут! 191

Увидав, что по краю небес Тайбурыл промелькнул вдали, Что лежит Кобланды в пыли, На гривастом гнедом Естемис Устремился в гущу врагов, Налетел, как волк на ягнят. Оказалось: и он таков, Что враги в испуге дрожат! Он врывается в их ряды, В яром гневе ломает вдруг Свой березовый крепкий курук, Приближается к Кобланды. Пусть враги в смятенье бегут,— Он садится пред ним, как верблюд. Видит: кровь струится из ран. Восклицая: «Ранен султан, Пролилась драгоценная кровь!» — На коня он садится вновь, Чтобы весть принести Кортке. Голова его в белом платке, А под ним гривастый гнедой. Прискакал и Кортке говорит: «Я приехал к тебе с бедой, Ты лежишь, не зная тревог, А твой муж от ран изнемог. Встань, иди, чтоб не умер батыр, Принеси ты медвежий жир. Исцели, исцели поскорей Предводителя богатырей!» Заметалась Кортка в слезах. Наступает на свой подол: 192

День страданья опять пришел! Скорбно плачет: «Повержен в прах Мой султан, полководец мой! Где мой конь, иноходец мой? Полечу, исцелю Кобланды!» «Вы прервите свои труды,— Торопил людей Естемис,— Вы поставьте над ним навес, Чтобы он укрыл Кобланды, Словно туча — небесный свод... Не удался тебе, мой султан, Не удался этот поход!» Дальше слушайте наш рассказ. Кобланды едва не погас. От дубинки — дыра в голове, Кровь течет из бедра по траве, Нет сознанья в его глазах, А над ним проносится прах. Сильный ветер двинулся вдруг — И пришел Кобланды в себя. Посмотрел, оглянулся вокруг, Увидал: кызылбашей губя, Скачет сын на саврасом коне. Он сказал: « Я лежу одинок. Подойди, Бокенбай, ко мне, Я скажу тебе слово, сынок. Ты дарован мне свыше, Бокен, Будь же, сын мой, благословен! Серый хищник пришел, Шошай, Облаченный в синий шекпен'. 193

Вражье войско с отвагой встречай. Если ты мне воистину сын, С целым войском сражайся один, Все уловки изведай врага, Ты упорно преследуй врага И всади ему пику в бедро,— Сотвори, Бокенбай, добро! Если б не было в мире тебя, Кто пришел бы ко мне, Бокен? Не склонял я ни разу колен Ни пред ханом, ни пред царем. Ни пред знатным богатырем, А пред женщиной не был я смел, Как верблюд, я пред ней присел. Я не ждал от нее вражды,— И печаль моя не пройдет...» Так Бокену сказал Кобланды, И помчался всадник вперед. От него бежит Шошай-хан, Без оглядки бегут враги. «Погоди,— кричит мальчуган,— Погоди, Шошай, не беги!» И, на мальчика взор обрати, Так подумал Шошай-калмык: «Не опасно мне это дитя, С ним я справлюсь в единый миг!» Бурный Яик смутен и дик, Вьются заросли на берегу... Этот мальчик душой велик, Словно глина, прилип к врагу, 194

Начал пикой его колоть. Длился бой с утра дотемна. У Бокена рука сильна: Наградил его мощью господь. На закате грозного дня Шошай-хана свалил с коня Бокенбай, богатырь-мальчуган, Так погиб кызылбашский хан. А войска, посредине пути, К мертвецу страшась подойти, Ужаснувшись, кричат и вопят: «Пал в бою наш бесстрашный брат!» БОКЕНБАЙ ПРИВОДИТ КАРЛЫГУ К РАНЕНОМУ ОТЦУ Восхитились Орак, Караман: Увидали, каков мальчуган,— Уничтожив Шошая в бою. Показал им отвагу свою! Он сказал им такие слова: «На отца не успел я взглянуть, Неизвестно мне, какова Рана славного нашего льва: Ранен тяжко? Ранен легко? Беспокойство мое велико. Я пойду, на отца взгляну, И пока не вернусь опять, Продолжайте вдвоем войну, Накажите бесчестную рать». Люди добрые! Этот сказ О Бокене мы скажем сейчас.