Алпамыс батыр

Всем, чем нужно, снарядил. Чалый конь-трехлетка есть — Истинный тулпар! На нем Звездочка — отметка есть. Подрастет — пускай тебе Будет первым он конем. Заказал я для тебя Саблю с золотым кольцом,— В ножны вложена пока — Украшенье кушака! И кольчугу для тебя Я стальную заказал — Всю сквозную заказал, В пять рядов глазки ее. Завернув ее в ковер. Крепко я перевязал. А случись со мной беда — И настанет мести день,— Из ковра кольчугу вынь, На себя ее надень, Смело ногу в стремя вдень, Меч из ножен вынь тогда, Меткий лук с собой возьми. Дом родной покинь тогда — И в поход гони коня За Жибек и за меня! При тебе акын Шеге Пусть идет проводником: Он не даст тебя врагу, Он расправится с врагом...— Сансызбаю Тулеген На прощанье так сказал,

Трижды брата горячо Он затем облобызал. Мальчика с коня спустил, Руку мальчику пожал, Иноходца в рысь пустил,— Путь на Ак-Жайык держал. Но на лучший, длинный путь (Год и тридцать дней езды!) Не хотел он повернуть,— Вышел на пустынный путь В девяносто дней езды. Но тому, кто одолеть Мог наполовину путь. Открывалось на пути Озеро в пустыне той, По названью Кос-Оба, С пресной, сладкою водой. Только б до него дойти, До тех сладких вод дойти! Тулеген и конь его Так устали в том пути, Что ползком в сухих песках Под конец пришлось ползти. Мог ли бедный Тулеген К этим водам не свернуть — Освежиться, отдохнуть? Но на этих берегах I Укрывался подлый люд: \"ТГограбят, и убьют. Кто бы ни попался тут. Приведя на Кос-Оба Шестьдесят озорников.

I Злобный Бекежан-подлец — J Проклят будь его отец1 — ; У озерных тростников j Тулегена поджидал. Хоть в лицо он Кыз-Жибек Сам ни разу не видал, Но соперником своим Тулегена он считал. Если бы Тулеген-бек Хоть бы на день опоздал! У разбойников как раз Кончился съестной припас — И они в тот день ушли б: Не грозила бы тогда Тулегену здесь беда, Тулеген бы не погиб! Одинокий Тулеген Много дней в пустыне был. Много дней ни конь его. Ни батыр воды не пил. Смертной жаждой изнурен Был несчастный Тулеген, Но еще сильней, чем он. Иноходец изнемог,— Еле ноги он волок, И молился Тулеген, Чтоб не пал его конек. Полдень был. Во все глаза Всматривался Тулеген, Нет ли где воды вблизи,— Не гадал он и не ждал Никакой беды вблизи. 584

Вдруг он видит — впереди Облаком клубится пыль. Не подумал Тулеген, Что да кто, друзья, враги ль? А из облака — гляди! — Шесть десятков верховых — Негодяев удалых Скачут прямо на него. Поздно он увидел их! Шесть десятков! Сам же он, Бедный Базарбаев сын, Жаждой смертной изнурен,— Против шайки всей — один! Огляделся Тулеген — Он уже со всех сторон Был врагами окружен, Но не дался он врагам — И в неравный бой вступил. Час тогда полдневный был. Тела слабость Тулеген Силой гнева укрепил. Но измученный вконец Тулегенов боевой Серый иноходец-конь Вовсе выбился из сил, И, как будто неживой, Стал с понурой головой. К богу с пламенной мольбой Обратился Тулеген: «Боже всемогущий мой, Помоги мне, помоги: Многочисленны враги, Я — один. К закату дня,

Видимо, убьют меня, И убыот наверняка,— Но пока я жив, пока Я не выронил клинка, И покуда лук мой цел И колчан мой полон стрел. Ты убить мне помоги Хоть бы только вожака!..» Снял с плеча он лук тугой. Руку запустил в колчан, Захватил стрелу рукой. Положил на тетиву. Тетиву — что было сил — Натянул, стрелу спустил,— Этой первою стрелой Семь аргынцев он пронзил! Но когда опять в колчан За стрелою он полез. То аргынец Бекежан, Тот лихой головорез,— Проклят будь его отец! — Тот пройдоха из пройдох, Но искуснейший стрелец,— Жаль что в детстве не подох! Близко-близко забежать Тулегену в тыл успел. За кустом курая сел. Взял старательно прицел, К фитилю огонь поднес: Грянул громом самопал — Небольшой свинца кусок. Так — с овечий катышок. 586

На беду как раз попал Беку Тулегену в лоб! Зашатался он в седле, Продержался миг, другой — И упал: ни одного Друга не было при нем, Чтобы подхватить его! О, проклятье их отцам, О, проклятье им самим. Тем шестидесяти псам, Тем аргынцам-подлецам, Тем убийцам, что над ним В смертный час глумились там: «Тулеген, очнись, очнись — На Жибек скорей женись! Нет, не женишься, ха-ха! — Сдохнешь, сколько ни молись!..» Тулеген, однако, через некоторое время пришел в созна ние, открыл глаза. Он увидел, что лежит совсем нагой — раз бойники сняли с него всю одежду. Тогда он обратился к свое му убийце Бекежану с просьбой прикрыть его наготу: — Боже, боже, не к добру Я пустился в этот путь! Одинокий, тут умру,— Торжествуй, убийца мой! Но хотя б лицо мое Чем-нибудь, прошу, прикрой,— Пусть его не исклюют Коршуны и воронье. Мы ведь сверстники с тобой!.. Был красноречивым ты,--

Стань, язык мой, нем теперь, Если был строптивым ты. Замолчи совсем теперь. Смерть уже глаза мои Затянула вечной тьмой... Умоляю, чем-нибудь Хоть лицо мое прикрой. Мой убийца, сверстник мой!.. Но не слушали его Шестьдесят подлейших псов, Бекежана злейших псов,— Прокляты навеки будь Все их шестьдесят отцов! — Ту добычу, что им дал Подлый, зверский их разбой, Все делили меж собой. Говорят: «Не верь скоту». Вот хотя б к примеру — конь, Тулегенов серый конь, Даже этот верный конь Подтвердил ведь правоту Мудрой поговорки той: Чуть напоен был водой. Он под главарем убийц, Не карачась ведь пошел, Не артачась, в рысь пошел,— Так легко под ним пошел, С выплясом лихим пошел! Бекежан со своими головорезами уехал, не выполнив просьбы умирающего Тулегена. А в это время в небе появи­

лась шестерка пролетных гусей, сопровождавших Тулегена с самого выезда его из родного аула. Гуси попытались было спуститься на озеро, но разбойники стали стрелять по ним — не дали им сесть на воду. Тогда птицы стали кружиться над озером. Тулеген, не в силах пошевелиться, глядя на летящих гу­ сей, заговорил: — Эй, гуси, высок ваш полет! На вкус вы — как сахар, как мед. Мне вас пострелять бы, но вот Сейчас я умру не в черед. Хотите спуститься, присесть — Лужайки тут есть меж болот. Опять наступила весна, О боже, для тех, кто живет! Что мне вам сказать об отце, О матери что вам сказать, О брате я что вам скажу? О, горе! Когда я умру, Ласкаясь, к кому подойдет Мой братец меньшой — Сансызбай? Шестерка гусей в вышине! Спускаться не надо ко мне: Вы живы, а я тут лежу, Убитый в чужой стороне! Спросите — я вам расскажу. По чьей умираю вине. Но вы не хотите узнать О горе-несчастье моем,— Так что ж моей милой родне Расскажете, гуси, потом? Летя над морскою волной,

Вы в край прилетите родной, И мой престарелый отец, Мой осиротелый отец, С согбенной от хвори спиной, Навстречу вам, птицы, придет. Выпытывать станет у вас: «Где первенец мой — Тулеген? Вы сопровождали его,— Во здравье ль доставили вы В те дальние дали его? Здоровым, живым ли его, О гуси, оставили вы, Давно ли видали его?.. Что скажете вы старику? Когда пролетать вам потом Придется мой отчий дом,— И вас перехватит здесь та, Кто маслом и жиром коня Подгривным кормила меня, И сахар давала и мед, И лакомой всякой едой Всегда угощала меня; В ладонях растила меня, Заботливо мыла меня, За шалости, за баловство Любовно прощала меня; И станет в тоске и в слезах Моя престарелая мать Вопросами вас донимать: «Мол, где мой сынок Тулеген, Где мой стригунок — Тулеген, Давно ли видали его? 590

В те дальние дали его Во здравье ль доставили вы? Живым, невредимым ли там, Бедняжку, оставили вы?» — Коль спросит об этом вас мать. Что станете ей отвечать? ( Приблизитесь вы к табунам, \\К пасущимся нашим коням,— IТоскуя по мне всей душой, /Т ам встретит вас брат мой меньшой: I Он — крылья утиные мне, \\О н — крылья орлиные мне; чЭдну с ним сосали мы грудь И спали на ложе одном, И весело в доме родном Росли мы, не ссорясь ничуть; Брыкался он, как сосунок, В игре был горяч и шумлив, Бедняжка, водой напоить Он старшего брата не мог. Когда этот брат умирал, Когда он от жажды сгорал! Коль спросит вас братец меньшой: «Где старший мой брат — Тулеген, Он жив ли в стране той чужой?» — Что скажете, гуси, ему? — «Кольчужные звенья-глазки Распались!; — вы скажете так. «Брони золоченой крючки Сломались!» — вы скажете так. «Разбойником раненный, он Не сдался!» — вы скажете так.

«Не знаем мы, жив или мертв — Лежать он вблизи Кос-Оба Остался!» — вы скажете так. «А золотосбруйный его, Скакун серой масти его Уже не во власти его: Добычей разбойнику он Достался!» — вы скажете так. «В пустыне, близ вод Кос-Оба, Где птица боится присесть. Судила бедняге судьба Изведать злодейскую месть, И в муках, в слезах, одинок, Скончался он!» — скажете так... Ни слова еще произнесть Не в силах был Тулеген-бек,— Уста онемели навек. С гусями послав эту весть, Из мира ушел Тулеген. Ропщи не ропщи — все равно, Хоть несправедливо оно, Д а так уже заведено, Что смерть самых лучших людей Уводит от нас не в черед, А в жизни ликует злодей. Теперь это видишь и ты: Своей не достигнув мечты, Невинно погиб Тулеген, Став пищею птиц и гиен! Разбойники, убив Тулегена, раздев его догола, забрав его оружие и золото и уведя его серого иноходца, вернулись в 592

свои кочевья и, никому ничего не сказав, продолжали со своими. Так прошло семь лет. На восьмом году после убийства Тулегена решил Беке- жан, что пора ему жениться на Кыз-Жибек. «Придется сказать ей, что я убил Тулегена,— подумал Бекежан: — Пока она верит в то, что он жив, не согласится выйти за другого». Но негодяй не решился сказать об этом Жибек прямо и наедине. Надумал он открыться ей в песенном состязании с нею на первом же большом пиру... Вскоре один прикочевавший на новую стоянку бай устроил по этому поводу большое пиршество, на которое пригласил и весь ханский аул. Приехала и Кыз-Жибек со всеми своими девушками. Между джигитами и девушками началось, как водится, состязание в песнях — айтыс. Кыз-Жибек в этом состязании выступала уже шесть раз, каждый раз оказываясь победи­ тельницей. Вечером появился на пиру приехавший на сером иноходце Бекежан. Подойдя к юрте Жибек, он вызвал ее на состязание с собой и начал: Бекеж ан | Спеть так спеть! Здорова будь, живи, Жибек! Плачь не плачь, верблюдицей взреви, Жибек! Потеряла верблюжонка — жениха, Он твоей не заслужил любви, Жибек! Ж ибек Куст калины между двух аулов цвел. Темной ночью подверни тут свой подол. Говорил он — брат-подросток ждет его,— Видно, дома много важных дел нашел. 593

Бекеж ан Вижу, сердцем огорчилась, Кыз-Жибек. Знай, что ты его лишилась, Кыз-Жибек! И следа за восемь лет не показал,— С проходимцем обручилась, Кыз-Жибек. Ж ибек Что возьму я у народа, то отдам. Одному свою свободу я отдам. Шесть десятков у аргынцев знатных мурз,— Их следы нельзя равнять его следам! Б екеж ан Я скажу — не будешь спать ночей, Жибек, Всю проплачешь красоту очей, Жибек. Тот, кем хвалишься, тот стал добычей птиц: Иноходец подо мною чей, Жибек?! Ж ибек Ни ума, ни состраданья нет в тебе. Никакого оправданья нет тебе. Пес, разбойник ты, будь проклят твой отец! Иноходца взял в открытой ли борьбе? Б е кеж а н В Кос-Оба подкараулил я его,— Уложил единой пулей я его. Ну, убил... Кого жалеть мне? Я — батыр! Конь остался — отпущу ли я его?1 П лач К ы з-Ж ибек Бекежановы слова В сердце бедной Кыз-Жибек Впились роем злобных ос. 594

Сникла сразу голова, На ногах едва-едва Устояла Кыз-Жибек, Облилась потоком слез, И, к стене юрты припав, Сил остаток потеряв, Наземь рухнула ничком — В кровь поранила лицо... От печали и стыда Растерялась Кыз-Жибек — И притихла, как вода. Пир веселый скорбью стал. И сказала так тогда Бекежану Кыз-Жибек: ты проклят будь, подлец, ят будь и твой отец, ят будь поганый прах ов твоего отца! >ы мне скорей забыть сть твоего лица! такого подлеца лышать не пришлось! Тулегена-удальца Ты не звал в открытый бой — Побоялся удальца; Не отвагою бойца — Подлостью ты победил; Я всевышнего творца Кары на тебя молю; Пусть без меры, без конца Мучиться тебе в аду; 595

Пусть он за бедой беду Насылает на тебя; Детям и жене твоей Плакать до конца их дней! Одинокий, как чумной, Ой, разбойник, околей. Богом проклятый и мной!.. ...Где вы, братья мои, где Ты, мой хан-отец родной? Ваша Кыз-Жибек в беде — Ей не справиться одной! Подлого убийцу-пса Д а не минет ваша месть!.. У бедняжки Кыз-Жибек Братьев было ровно шесть,— Все они на сестрин зов Бросились со всех сторон. Видят — Бекежан-злодей, От испуга белый весь, На коня вскочить готов; Смотрят братья, серый конь Иноходец, им знаком: А не Тулегена ль он Был когда-то скакуном?! Тут и поняли они, Что разбойник Бекежан С благородным седоком, С Тулегеном совершил. Тут сбежавшийся народ Бекежана окружил И оружия лишил. 596

Тут же старший брат аркан На злодея наложил, И, как жертвенный баран. Был заколот Бекежан... ...А теперь расскажем о Сансызбае. Достиг Сансызбай семнадцатилетнего возраста. Тоскуя по 'Гулегену, приготовил он свое оружие, решил ехать на поиски брата. Пришел он к старому отцу — просит благословения. Базарбай, в тоске по старшему сыну, одряхлел, глаза его не видели, кровью обливалось от горя старое, слабое сердце его. Поднял старик голову — сказал: — Дорогой сынок мой! Если хочешь ехать брата искать, подними свои руки — дам я тебе благословение. Получив отцовское благословение, снарядил Сансызбай отобранного ему Тулегеном чалого коня, взяв еще одного коня про запас, пригласил себе в сопроводители акына Шеге, и отправился юный джигит впервые в путь на розыски старшего брата. Сансызбай и Шеге вскоре достигли берега Ак-Жайыка. Ехали они в сторону ханского аула. Поднявшись на одну сопку, увидели путники, что переполнен аул хана Сырлыбая конным и пешим народом. Подъехали они к одному пастуху — спраши­ вают у него, что происходит. Пастух сказал: — У нашего хана Сырлыбая есть дочь непревзойденной красоты, по имени Кыз-Жибек. Прослышав о ее красоте, при­ ехал хан калмыков Корен — потребовал отдать ему Жибек, иначе грозит разгромить и разграбить наши аулы. Наш хан Сырлыбай не в силах противостоять Корену, решил покориться судьбе, отдать свою дочь калмыку. А Кыз-Жибек сказала: «Раз так, то пусть отец устроит сорокадневный пир и три­ дцатидневные игры». Вот как раз сегодня закончился пир и начинаются игры — состязания... 597

— А не была ли дочь вашего хана раньше сосватана за другого?— спросили путники у словоохотливого пастуха. — Как же! — ответил пастух,— была, была сосватана за одного жагалбайлинца. Но ее жениха убил на берегу Кос-Оба разбойник Бекежан... Услышал это бедняжка Сансызбай и, проливая горькие слезы на гриву своего коня, тронулся вместе с Шеге дальше. Горько плакал Сансызбай: Как душой ни будь силен. Но, коль весточкой такой Ты в дороге оглушен, То попробуй-ка сдержать Жгучей боли громкий стон И горючих слез ручьи! Горем также сокрушен, Плакал и акын Шеге: С Тулегеном близок он, Словно с кровным братом, был. Однако Шеге, как старший и более мудрый, первый пере­ стал плакать и начал всячески успокаивать и утешать своего юного спутника. Когда Сансызбай немного пришел в себя, акын . Шеге сказал ему: — Милый Сансызбай, давай-ка вернемся на родину. Разве< мы можем с тобой устоять против этой калмыцкой силы, когда ее боится и здешний хан и весь его народ? Коль скоро Тулеге- на нет в живых, что нам тут делать? Как мы можем освобо­ дить Кыз-Жибек от калмыцкого хана? — Ой, Шеге-ага, что вы говорите! — воскликнул Сансыз­ бай.— С божьей помощью мы уйдем отсюда вместе с Жибек. А если это не удастся нам, то нужно хотя бы повидать ее/По- стрегите коней, а я пеший отправлюсь в аул, приду на пир, где

смешались мусульмане и калмыки, авось как-нибудь пробьюсь кЖибек. Пусть знает, что брат Тулегена прибыл за ней. Отдал Сансызбай своего коня акыну Шеге и вошел в пирующий аул. Пробираясь между народом, он услышал из одной юрты печальное пение. Прислушался он — понял, что именно Жибек и пела горестную эту песню. Вот что пела Жибек: — Вода в Ак-Жайыке мутна. Лицом я бледней полотна. Совсем я ослепла от слез. Так скорбью вся угнетена. Зачем ты меня разлучил С моим Тулегеном, аллах! А если лишь снился мне он, •4 Зачем, всемогущий, явил Ты мне столь несбыточный сон? Уж лучше бы даже во сне Ты не обещал его мне! Неужто в калмыцкий мне плен Приходится ныне пойти, Неужто в рабыни пойти?! Услышь меня, мой Тулеген! За что, за какие грехи, О боже, меня ты обрек Попасться на вражий крючок? Ведь я же созданье твое,— За что наказанье твое? Иль так пред тобой я грешна, Что кровному недругу я — Корену достаться должна? О смерть, ты мне меньше страшна! 599

Услыхав эту жалостную песню Жибек, Сансызбай кинулся бежать обратно к Шеге и, задыхаясь от волнения, сказал ему: — Друг мой милый, брат мой Шеге! Лучше всех на свете ты, брат! Ты к моей невестке — Жибек Поспеши, любимый мой брат! Должен ты с ответом ее Побыстрей вернуться, мой брат! Хватит враг за горло тебя, Тут беда — топор на тебя! Только об одном я прошу. Правду мне сказать, брат Шеге!.. Был Шеге отличный певец И непревзойденный храбрец, Тысячам мужчин образец: Слову своему господин, Сансызбаю он слово дает. Скакуна гнедого сдает,— Спешенный, уходит один В тот аул, где пиршество шло. Стороной болотных низин Тайно он заходит в аул. Слышит он в юрте голоса,— К той юрте Шеге и свернул. Там-то и попал он на пир, Тот певец, храбрец тот, батыр. Когда Шеге приблизился к юрте, он услышал, что за • пела девушка. Вот что она запела: Мне Жагалбайлы стал кровно близок род,— Кони их несчетны, избранных пород.

Если в самом деле умер Тулеген, Что ж господь меня к себе не заберет? Мне Жагалбайлы стал кровно близок род,— Кони их несчетны, избранных пород. Или там джигитов благородных нет, Что никто вдову их брата не берет? Мне Жагалбайлы стал кровно близок род,— Кони их несчетны, дорогих пород. Я бы и сама отправилась в тот край. Да ведь женский глаз путей не разберет. По этой песне понял акын Шеге, что пела ее сама Кыз-Жи- бек. С трудом протискался Шеге сквозь толпу калмыцких вои­ нов, сел рядом с Жибек и запел с нею в паре, как обычно поют джигиты на состязаниях с девушками. Вот что они пели: Ш еге Красотой такой, как вам, Жибек, дана, Гурия лишь может быть одарена. Спойте для меня, мой светик Жибек-жан,— Райской благодати ваша песнь равна. Ж ибек Косогор зарос густым березняком. Так и быть, споем при случае таком. Песни все мои сиротствуют давно. Кто вы, кто с моим несчастьем незнаком? Ш еге Счастлив я, обласкан вашей красотой. Сам я человек, как видите, простой.

Слышал я, что пир устроен ради вас,— Что же вам грустить, красивой, молодой? Ж ибек Загорели, видно, в долгом вы пути. Как вам удалось ко мне тут подойти? Родичей своих, бедняжка, лишена, Я здесь, точно птица пленная в сети. Ш еге Гурией предстали вы моим глазам. В каждом вашем слове для меня бальзам. Как же, дорогая, вы попали в сеть? Кто вам сеть подставил? Где насильник сам? Ж ибек С милым сердцу я была обручена,— Светоч мой угас — и сердцем я мрачна. С женихом моим бог разлучил меня,— Стать рабой врагу-калмыку я должна. Ш еге Выкорчуешь лес — гляди, песок лежит. Время, изменяясь, все бежит, бежит. Кто ваш свекор, кто свекровь и кто жених, Племени какому дом принадлежит? Ж ибек У людей достойных речь — как мед, сладка. Если смерть подцепит — не уйти с крючка. 602

Свекра и свекрови знаю имена. Только уронить нельзя их с языка'. Ш еге На Куланутпесе наши табуны. В людях низких нет душевной глубины. Я недаром вам свой задавал вопрос,-— Можете сказать: не будет вам вины. Ж ибек Если я, что знаю, скажу, Слова не скажу с кривизной: Родом из Жагалбайлы Свекор уважаемый мой, Имя же его — Базарбай. Сын его, наследник прямой. Первенец его — Тулеген, С царственно-высоким умом, Хоть и мало прожил со мной, Но уже навек незабвен. Ой, что сделал, боже, со мной! Жив иль умер, попался ль в плен,— Нет его, как уехал домой,— Хоть бы раз он за восемь лет Снова тут оставил свой след!.. Имя же свекрови моей Тоже мне известно: Камка. Участь моя вдовья горька, Боль моя — печаль велика! Был у Тулегена-мурзы Брат меньшой — подростком он был, Звали Сансызбаем его,— 603

Старшего он очень любил. Стал теперь мужчиною он — Чести должен выполнить долг. Как же — не возьму себе в толк — Он не приезжает за мной? Или мало разума в нем, Или он гнушается мной, Брата овдовевшей женой?.. Мне мой Тулеген говорил. Есть у них в роду, мол, один, Первый из акынов — акын. Он же — благородный батыр, А зовут батыра — Шеге... Ой, что делать мне, как мне быть! Я от вас ничего не таю, Но как высказать боль свою? Много мне Тулеген говорил, Но его уже нет, увы! Все, что слышала я от него, Все теперь услышали вы От его невесты-вдовы... И сказал ей акын Шеге, Вот что он сказал ей тогда: — Перевал высок,— он сказал, — Ветер там жесток,— он сказал. — Ближе подойди, Жибек-жан, Мы ведь меж людьми,— он сказал. — Кое-что тебе на ушко Я скажу тайком,— он сказал. — Ты меня пойми,— он сказал.— Слушай утешения весть: Прибыл за тобой Сансызбай!

Знай: сопроводитель его, Я — акын Шеге тот и есть!.. От беды урок получив, Муку сердца не излечив, Кыз-Жибек, бедняжка, сперва Не поверила в эти слова,— Опасалась: «Быть может, подвох: Неизвестный ведь человек, Как узнать, хорош или плох? Много бродит всяких пройдох, А ведь нет тавра на враге!» Так подумала Кыз-Жибек. Услыхав сомнения вздох, Вздохом ей ответил Шеге: — Мучаешь ты сердце зачем? Правду говорю, видит бог! О единоверце зачем Думаешь ты, как о враге? Друг я твой, дорогая,— не враг! Если во мне видишь врага. Мне и жизнь моя не дорога! И в ответ сказала Жибек, Так ему сказала Жибек: — Правду ли говорите вы, Истинно ль акын вы Шеге? Другу говорю иль врагу — Как же я проверить могу? Разума лишусь я, увы! Можете ли вы мне доказать, Что акын Шеге это вы? Где же Сансызбай, почему С вами его нет, не пойму! «05

О, как буду рада ему! Если ваша весть — не обман, Умереть от счастья могу! Там, где плешь в зеленом лугу, Где земля осталась гола, Коновязь там, значит, была. Я за вами, друг Шеге-жан,— Правду говорю вам, не лгу,— Даже и пешком побегу!.. И Шеге сказал ей: — Ну, вот, Я его сейчас позову, Но по имени не назову.— Так сказав, Шеге закричал: — Эй, не спишь ли, мой коневод? Поживей коней подавай! — Место, где стоял Сансызбай, Было за версту от Шеге,— Все-таки батырский призыв Услыхал, узнал Сансызбай. Мигом очутившись в седле, Двух коней ведя в поводу, Скакуна погнал Сансызбай, У юрты Жибек соскочил. Так Шеге-батыру сказав: -— Услужить душевно вам рад, Коневод ваш, младший ваш брат!.. Сансызбая увидав, Восхитилась Кыз-Жибек, Всей душою в этот миг Возродилась Кыз-Жибек, И сказала так ему: 606

— В ножнах золотых твой меч До поры до срока спит,— Час придет его извлечь — Он, как солнце, ослепит. Скачет конь твой — на скаку Блещет серебром копыт. Как твоя приятна речь. Как ты с братом схож на вид! Иль давно угасший свет Вновь в душе моей горит, Иль воскресший милый мой Вновь со мною говорит? Сансызбая ль, наконец, Увидать мне довелось? Сердце б не разорвалось! Боясь, что кто-нибудь из толпы калмыков услышит их и узнает их тайну, Сансызбай и Кыз-Жибек с опаской оглядыва­ лись по сторонам, старались говорить друг с другом взглядами. Кыз-Жибек сказала: — Теперь отправьтесь тем ж е путем обратно,— увидите по пути густой лес, укройтесь там и ждите. Сегодня наш аул выхо­ дит на кочевку. Если угодно будет богу, завтра в полдень я встречусь с вами. У калмыка Корена есть два скакуна,— знай­ те, что я приеду на одном из этих тулпаров. Действительно, аул ночью выходил на кочевку. Кыз-Жибек послала свою подружку — жену младшего брата — к хану Ко- рену, наказав просить у него до вечера одного из тулпаров. Отправилась невестка ее, говорит Корену: — Милый зятек наш, вы знаете, какая Жибек баловница, знаете нрав ее. Исполните ее прихоть — дайте ей до вечера поездить на вашем тулпаре, На Сандалкоке. Зато после захода солнца приходите к ней в белую юрту: игры, пляски, веселье — 607

все там найдете. Бикеш, как лучик ясная, на грудь свою примет вас, ни в чем не откажет. Так она передать вам велела. Тогда Корен-калмык ей отвечает: — Ай, невестушка, невестушка, невозможного просишь ты. Хоть бы и не пошла за меня Жибек, а Сандалкока ей дать не могу,— пусть не огорчается: разве полагается женщине на тулпаре разъезжать? Виданное ли это дело? Со слезами на глазах, ни с чем вернулась раздосадованная посланница Кыз-Жибек. Пошла к калмыку сама Жибек, говорит: — Почему не даешь коня? — Не жалко мне коня,— отвечает Корен,— а был я силь­ но обижен на тебя: два с половиной месяца живу я в твоем ауле, а ты избегаешь на глаза мне показываться. Теперь ты пришла — кончилась моя обида. Какого коня хочешь? — Сандалкока хочу,— ответила Кыз-Жибек. Пошел Корен Сандалкока седлать золотым седлом. Пока он седлал коня, разглядела Жибек огромный белобулатный меч Корена, спрятанный под его ложем. Взяла она этот меч, наце­ пила на свой пояс, вскочила на приведенного коня и, радуясь удаче своей, кричит калмыку: — Хан Корен, глупец, глупец! Э, будь проклят твой отец, Почему тебя должна Ханом я считать, подлец?! Знай, обманом твоего Получила я коня! Если бог удачу даст, В прах тебя я растопчу, За насилие твое, Хан Корен, я заплачу, Жажду мести угашу. «08

Сандалкока твоего / Крыльев золотых лишу! Проклят будь отец твой, эй, Угнетатель наш калмык, Речь мою уразумей: Ты правителем себя В эти дни считать привык. Сам ты для себя велик, Для меня — ничтожен ты. Бог мне счастья дал бы,— ух! Я в пустыне на тебя Напустила б хищных птиц Выклевать тебе глаза, Нагнала бы тучи мух, Чтобы испустил ты дух, Чтоб, как падаль, весь распух! Эй, отец твой проклят будь, Злой, коварный ты калмык! Э, пусть в этот самый миг Два большущие бельма — Божьей кары два клейма — Сядут на твои глаза, Чтобы вечной ночи тьма Навсегда затмила их, Чтоб совсем свела с ума Скудоумного тебя Смерти черная тоска! Э, насильник мой, пойми, Смерть твоя теперь близка!.. Так говоря, Кыз-Жибек подумала о том, что этим прокля­ тием согрешила перед богом и, думая так, покаянно сказала:

— Боже мой, прости меня, Не карай хоть ты меня,— От насильника-врага (Все-таки, будь проклят он!) Боже, защити меня! Стараясь разгорячить тулпара, на котором она сидела, Кыз-Жибек все нахлестывала его и носилась то туда, то сюда. Хан Корен, боясь, что конь может сбросить с себя Жибек, и желая избавить ее от несчастья, поскакал за нею, крича: — Эй, джигиты, смотрите, как прекрасна, как смела моя жена Кыз-Жибек, как она бесстрашно погоняет моего Сан- далкока!.. Боюсь только — не понес бы он ее, ведь сдержать его очень трудно!.. Эй, милая моя Жибек, эй, Жибек-жан, будь осторожнее, скачи медленнее, медленнее скачи!.. А Кыз-Жибек, видя, что Корен скачет за нею, подумала, что он хочет поймать ее и расправиться с ней, и решила отвлечь его внимание: — Эй, таксыр!1— закричала она, оборотись,— много ли предков ваших были ханами или вы самозванец и сами себе присвоили ханский сан? — Как так — самозванец?!— обиделся Корен.— Знай, что от семи предков своих принял я ханскую власть! А Жибек ему на это говорит: — Э, пусть тебя земля примет! — не быть тебе ханом,— нет в тебе ханского достоинства. У казахов не только хан, а просто благородный человек не позволит себе ехать позади своей же­ ны — позором это считается. А вы гонитесь за мною по пути кочевки на виду у народа! Как же вы этого не знаете, если вы хан по седьмому колену?! Тогда Корен так ей ответил: 610

— О, я подъехал к тебе не потому, что гнался за тобой, а потому что хотел предупредить тебя о нраве Сандалкока: будь осторожна с ним. Если он чересчур разгорячится, понесет тебя далеко,— не усмиришь его и разобьешься. Отдай-ка мой меч — и я отъеду от тебя. А Жибек ответила: — Э, как же ты скудоумен! Я хотела попугать народ, чтоб нас не задерживали, поскорей пропускали вперед. А ты этого никак не поймешь. — Тогда я поеду впереди,— сказал Корен... Жибек, повернув коня, увидела, что сзади к ней направ­ ляется подружка-невестка в ее саукеле' на голове. Подъехала к ней Жибек — говорит: — Перевал в горах,— говорит, — Дуют ветры там — страх! — говорит. — Слушай-ка, сестрица-невестка, Слово, два сказать я должна. Просьба в тех словах,— говорит. — Ты сними-ка саукеле, Мне его передай,— говорит. — Как законом заведено, Завтра надевать все равно,— Так не осуждай,— говорит. Не беда на день раньше надеть! Погляди, к лицу ль мне оно?.. Проезжавшая на осле Отдает ей подружка-невестка С головы своей саукеле. ловиой увор невесты. 611

Драгоценные камни с него. Обрывает до одного И в карман кладет их Жибек. И не в силах слова сказать, И не в силах слезы сдержать, Кыз-Жибек расплакалась вдруг: — Ой, сестрица-невестка моя, Дорогой, сердечный мой друг! Как душа хороша у тебя, Золотая душа у тебя! Счастье да пошлет мне аллах,— В дальний, трудный путь ухожу, А куда — и тебе не скажу. Ведь на мне жениться решив. Войском наш аул обложив, Держит в страхе весь наш народ Хан Корен, коварный калмык! Не могу женой быть врагу, Дать отпор ему не могу, Мешкать потому не могу,-— От него, сестрица, бегу! Родичам толково сама От меня привет передай. Будь жива, здорова сама!.. Тут невестка ей говорит: — Милая моя Бикеш-ай! Истинный тулпар под тобой: Средь зенмых коней,— говорит,— Равного ему не найти! Если ты решилась,— езжай И невзгод не ведай в пути. 612

Плача по утрам, вечерам, За тебя я бога молю, Чтоб укоротил он твою Дальнюю дорогу,— молю, Чтоб сбылись желанья твои. Но свою мне тайну доверь — Ты куда решила уйти, Светик мой, признайся теперь!.. Молвит ей Жибек в ответ: — Эй, невестушка, мой свет! На тулпаре я сижу,— Острый меч на кушаке,— Вот что я тебе скажу: Знай, что прибыл Сансызбай, Суженого моего — Тулегена младший брат! Как он нашей встрече рад! Если сбудется моя Затаенная мечта, Думаю, что вскоре я С ним навек соединюсь, С племенем Жагалбайлы Этим самым породнюсь,— Там забуду горе я! Я с тобою здесь прощусь, И в Жагалбайлинский край В дальний трудный путь пущусь. А женою стать врагу Ни за что я не решусь,— Жизни лучше пусть лишусь! Боже, боже, неужель Наказать нельзя его?! 613

Бельмами закрой, господь. Подлые глаза его. Чтоб он в этот миг ослеп, Недруг наш, насильник мой, Кто дыханием своим Сразу испекает хлеб! От позора неужель Совесть не уберегу? Как женой-рабыней стать Иноверцу и врагу? Иль отдам красу и стать, Честь и сердце я врагу? Ой, невестушка-сестра. Потому я и бегу, Д а не ляжет на меня Пред родным народом стыд! Молоко своей груди Пусть мне мать моя простит! Пусть мой дорогой отец Дочь свою благословит! Всем сородичам привет Передай от Кыз-Жибек, И сама здорова будь, В счастье проживи свой век!.. Ни словечка Кыз-Жибек Не произнесла потом. Молча повернув коня, Низко голову склоня, К месту, на Кара-Агач, \"Рысью понеслась потом, И невестушка ее, Долго глядя ей вослед, «14

Горькими ручьями слез Скорбно облилась потом. А Шеге и Сансызбай, Карауля Кыз-Жибек, Взлезли на высокий вяз — И с шектинской стороны Не спускали зорких глаз. Сансызбай уже не раз В нетерпении роптал... Что-то черное вдали Наконец он увидал, Увидал — затрепетал. Птиц быстрей — на скакуне. Еле повода держа, Истерев ладони в кровь, Это Кы'з-Жибек неслась.. Путь степной сюда держа От родного рубежа Чрез высотки и бугры. Чрез овраги и яры. Тут Шеге и Сансызбай, Свой покинув карагач, Повскакали на коней. Сразу их пустили вскач,— Кинулись навстречу ей. Оба даже поводов Не успели натянуть, Не успели и моргнуть,— Сдерживая скакуна, Подъезжает к ним Жибек. Спешивается она И, приличие блюдя. 615

Честь обычая блюдя, Отдает Шеге поклон. Так при этом говоря: — Богу преданный мой друг! Лишь благодаря тебе Сансызбая вижу я, Лишь благодаря тебе Светит счастья мне заря!.. Говорит Шеге: — Дитя, В жизни счастьем сытой будь. Бог тебе защитой будь! — Так благословил ее, Обласкал батыр Шеге. Кротко голову склоня, В поводу ведя коня, Медленно и важно шла. Поступью лебяжьей шла, К Сансызбаю что ни шаг Приближаясь, Кыз-Жибек. И, друг друга увидав. Господу хвалу воздав. Мужественно веселы,— Ныне трое, вместо двух — Понукая криком «чух!» Скакунов своих лихих, В сторону Жагалбайлы, Поскакали во весь дух. Пусть они благополучно продолжают свой путь, а мы тем временем поведем рассказ о калмыке, хане Корене. Наступал вечер, и Корен-хан послал человека к Жибек за своим конем. Ответили посланцу, что Жибек до сих пор в аул не возвраща­ лась. Сказали, а сами думали: видимо. Корен, посадив Жибек 616

на своего коня, отправил ее с десятком джигитов на свои земли. Почему же он у нас справляется о ней? Если бы и правду сказал, бояться ему нечего: что бы мы могли ему сделать? Его сила! А хан Корен, услышав весть посланного, сразу понял, что произошло,— и впал в ярость. Сел он на коня, посадил на коней войско свое и объявил: «Разграблю, разорю все шек- тинские аулы!» Окружил он войском аул Жибек и потребовал тотчас же вернуть ему коня Сандалкока и Жибек: — Если сейчас вернете — спите себе спокойно, не верне­ те — покажу я вам силу свою! Озверел Корен, орал, ревел, бесновался. Смертельный страх пошел по аулу: кричали, вопили жены и дети казахские, да и мужчины рыдали. Хан казахский Сырлыбай, отец Кыз-Жибек, не считая достойным для себя лично выйти к хану Корену-калмыку, об­ ратился к мудрому акыну Каршыге: — Пойди переговори с ним, может быть, уймешь его, может быть, воздержится он от злодейства. Этот самый Каршыга Был красноречив и смел Даже грозного врага Словом он смирить умел. Гнев Корена был велик. Был, как тигр, свиреп калмык, Разъяренный, он гремел Ревом бешеным в тот час. Из шектинцев ни один Подойти б к нему не смел. Между тем Шеге-акын (До чего бесстрашен был!) Подошел — и говорит: 617

— Слушайте, наш господин, Слово вам сказать хочу: Вы — могучий властелин, Ваша — сила, ваша — власть, Но зачем же без причин В страхе весь народ держать, Всем расправой угрожать? Гнев умерьте таксыр-хан, Нам поверьте, таксыр-хан,— Мы не прятали Жибек! Ну, а если мы вам лжем, Прикажите нас пытать, Прикажите всех предать Лютой смерти, таксыр-хан! У шектинцев нет ее! Видно, конь ее понес. Но тулпарий и в степи Не исчезнет след,— искать Прикажите след ее! Просит вас шектинский мир: Возвращайтесь в свой шатер — Там припомните, таксыр, Нет ли недруга у вас, Кто похитил бы Жибек? Вашему врагу она Быть могла вдвойне нужна. Десять тысяч человек Вашей голове цена; Ваша ханская казна Золота полным-полна; В благоденствии живет Вам подвластная страна,— Только правильно ли вы

Поступили, хан Корен? И не наша в том вина, Что решились посадить Сами вы на скакуна. На тулпара своего Озорницу Кыз-Жибек! Хоть и гуриям равна Красотой лица она. Но ведь женщина она! Не пристало бы, таксыр, Делать мне укоры вам, Но неведом неужель Был тулпарий норов вам? Дать не дать коня — оно Дело было ваше... но. Если конь был вами дан. Так зачем винить народ? Вы простите, что дерзнул Я раскрыть пред вами рот. Пусть меня растопчет хан И с лица земли сотрет! Услышав такую речь, Корен-хан смягчился и так сказал: — Что ж вы сразу так не говорили, а слух пустили, что сам я, мол, на своем коне отправил Жибек в свои кочевья! По­ тому-то я так и прогневался. А что след моего Сандалкока лег­ ко найти — это правда: когда он скачет, то под копытами его образуются ямы величиной с земляной очаг. Завтра же, как только займется заря, я найду следы его... Корен-хан после этих слов вернулся в свой шатер, но до самого утра все не мог уснуть. А едва занялась заря, стали калмыки искать след тулпара. У места, где начиналась кочев­ ка, нашли начальный след, который тянулся до местности 619

Мойын-су. Но дальше след размножился,— отсюда пошли следы не одного, а четырех тулпаров. Разделил хан Корен свое войско на две части: одну часть оставил здесь на месте — ждать его возвращения, а сам, воз­ главив вторую часть в две тысячи семьсот человек, бросился в погоню по следам. Шесть дней гнался Корен со своими вои­ нами за беглецами и не догнал их. Тогда он велел войску остаться на месте, назначив начальником Каршыгу-акына, а сам на своем тулпаре поскакал дальше. Как взбесившийся кабан, Злобно хрюкая, крича, Как медведь, ревя, рыча, Разъяренный Корен-хан Жестоко хлестал коня. Сбруей золотой звеня, И подхвостником скрипя, Скачет Коксандал, фырча, А калмык его сплеча Бьет, сечет — свистит камча, И, как с неба частый дождь, С крупа каплет крупный пот, Пена розовая бьет У тулпара изо рта И пятнает грудь его. Вертит длинной шеей конь, Лебединошеий конь; «Чу!» — кричит калмык, скача, Словно беркут клекоча. Проскакал он десять дней, С каждым днем все злей и злей, Псом, сорвавшимся с цепи,— На одиннадцатый день

Замечает Корен-хан Тех, кого искал в степи! Ты вниманье обрати: Расстояние до их Оставалось в день пути! Но услышала Жибек Дальний топот в этот миг, Обернулась на скаку — Крикнула: «Аллах велик! Догоняет нас калмык!» Тут свой мужественный нрав Выявляет Сансызбай: Голову не потеряв, Заставляет Сансызбай Кыз-Жибек спешить вперед Под охраною Шеге. Боком повернув коня И поводья подобрав. Сам на месте Сансызбай Остается ждать врага,— Жаждет мести Сансызбай. И покуда там стоит Юный доблестный джигит, Недруга-калмыка ждет И по Кыз-Жибек грустит. Красавица Кыз-Жибек, Далеко уйдя вперед, Едет — молча слезы льет, Рядом с ней — Шеге-акын. Вот на холм степной один Поднимается она. На холме остановив Сандалкока-скакуна,

Спешилась Жибек, потом К Мекке обратясь лицом, На колени скорбно став И на шею, на свою Конский повод намотав, К богу обрати мольбу, Горестно запричитав. Проливая слез ручьи, Так молилась Кыз-Жибек: «Боже, ты за что меня Милости своей лишил, Счастья светлые лучи На лице моем опять Так нежданно потушил. Душу страхом омрачил? Видно, слишком много ты Горя для меня припас. Не наступит ли сейчас Мой последний, смертный час? Сжалься, боже, надо мной! Хоть не ведаю, какой Виновата я виной. Чем перед тобой грешна,— Из-за грешницы одной Неужели, боже мой, Семя Базарбая ты Вознамерился стереть? Если снова попаду В руки моему врагу, Эту страшную беду Пережить я не смогу,— Мне бы лучше умереть!..» 622

Господу в тот час молясь, Горько плакала Жибек, И молитва та была Пламенна, чиста была. Богом потому она Сразу принята была. А что принята была, Скоро убедитесь вы... К Сансызбаю между тем Подъезжает хан Корен, Подъезжает — говорит: — Ты, хотя и юн совсем, Замечаю между тем, Что душа твоя горит Жаждой схватки боевой. Раз ты преградил мне путь. То учтив со старшим будь,— Назовись мне, кто ты есть? Окажу тебе я честь, В схватку я вступлю с тобой. Только, если я тебе Расскажу, кто сам я есть, Помутится разум твой: Хан Корен зовут меня! Кыз-Жибек моя жена. Мне принадлежать должна. Ты зачем ее увез? Отослав ее вперед, Поджидая тут меня, Ты надеялся на что? Вижу я, что ты смельчак, Но тебе скажу я так: До сих пор не испытал 623

Подлинного страха ты. Хочешь биться — я готов. Знай: отправишься сейчас ' К своему аллаху ты!.. Отвечает Сансызбай, И ответ его таков: — Если ты Корен-калмык, Знай, я — Сансызбай-казах. Ты в своих глазах велик, Я велик в своих глазах! Ты батыр, и я — батыр. Мне невестка Кыз-Жибек. Коль поможет мне аллах, То в моих родных местах Мирно, счастливо со мной Проживет она свой век! Я увидел: нам вдогон Кто-то скачет, как шальной! Я подумал: «Кто же он, Верховой тот человек?» Стал я здесь — и ждал тебя, Думал: «Если он мне друг, Другом стать ему я рад; Если недруг, то его За себя отправлю в ад!» И Корен-калмык тогда Сансызбаю так сказал: 4 — Перевалы есть в горах, Ветры там бушуют— страх! Слушай, дерзкий ты казах: Молод ты, а я — в летах, Первым будет мой черед, 624





А тебе — второй черед, И тогда в батырский оой Я готов вступить с тобой!.. Юный сокол Сансызбай Отвернулся и с мольбой В небо взор направил свой,— Дух молитвой укрепил. Ведь не женщиной он был. Мужем был он молодым — И калмыку свой черед. Не робея, уступил. Он напротив твердо стал И врагу в лицо смотреть Хладнокровно, гордо стал. А Корен, калмыцкий хан. Руку запустил в колчан. Поострее взял стрелу, Снял с плеча свой лук тугой, И. прицелясь раз-другой. Он уверенной рукой С тетивы спустил стрелу. Храбрый Сансызбай меж тем Глазом даже не моргнул, И стоял спокойно он. Был в девятислойной он. Кольчатой своей броне. Хоть калмык и досягнул До него своей стрелой. Но из девяти слоев Только восемь он проткнул, И кольчужный воротник Чуть не распорол калмык. 625

Верно, и девятый слой Он пронзил бы той стрелой, Но всевышним был храним С отрочества Сансызбай: Невидимы для него, Были постоянно с ним Сорок спутников святых, Все чильтаны были с ним. Послужили и теперь Для него шитом они: Не дали стреле пронзить Тот последний слой брони. Сансызбай, кто в первый раз Был с врагом лицом к лицу. Обратился вновь к творцу: «Боже справедливый мой, Помощи твоей прошу! Видишь сам, как он могуч. Этот враг глумливый мой! Разве без тебя, аллах, Я такого сокрушу? Молод я, не искушен В ратоборственных делах. Если б этого врага, О мой всемогущий бог, Ты мне одолеть помог, Я бы долг исполнил свой Пред Жибек и пред тобой! Если же напрасно я В битву с недругом вступлю, И его не погублю,— С заходяшим солнцем здесь Сам пускай угасну я!..»

Так о помощи тогда Бога Сансызбай просил И, воздав ему хвалу, Руку глубоко в колчан Он с надеждой погрузил. Выбрал поострей стрелу. Снял свой лук, стрелу пустил,- Угрожающе свистя. Полетела в цель стрела. До калмыка долетя, Бронь кольчужную пробив. Грудь его насквозь пронзя, Дальше та стрела летит, Звонко на лету свистит. На ее пути вдали Высился шихан крутой, Был он с черной схож юртой. И с юрту величиной. Вырвав глыбу из него, Продолжает путь стрела. Но когда-нибудь стрела Все-таки должна упасть. И упала!.. В тот же миг Падает с коня калмык. Знамя валится его. Щит и палица его. Подъезжает Сансызбай,—1 Не сходя с коня, башку Рубит мертвому врагу И с собой ее берет, Держит гордо на виду. И уводит в поводу Вражьего тулрара он. СП

И победой озарен. Мчится вихрем он вперед, Громко кличет Кыз-Жибек: — Эй, остановись, Жибек!..— Услыхала зов его — Обернулась Кыз-Жибек. И слезами счастья вся Захлебнулась Кыз-Жибек. Сансызбай подъехал к ней — Счастью их предела нет! Враг их, Корен-хан, убит — До него им дела нет... Много ли минуло дней. Мало ли — окончен путь, И Жагалбайлинский край, Как обетованный рай, Появляется уже Пред счастливою четой. И любуется народ Дивным дивом — красотой Гурии земной — Жибек! « И веселый там шумит. Свадебный богатый той!1