Алпамыс батыр

САш u ju «a^ w cw fb

О тгремела война.' Маман, знатный бай. Летний лагерь разбил на реке Тургай, А Шектинцы1 Волгой да Яиком шли. Заполняя кочевьем наш вольный край. Был Маман за свое богатство почтен, За него благодарен аллаху он. Его род — из Младшего Жуза — тама. Все аулы ходят к нему на поклон. 631

Кто богатствам Мамана подвел бы счет? Люди взглянут — каждого зависть берет! Ежегодно пятьсот верблюдиц ему На его жайляу' приносят приплод. Был Мамай за свое богатство почтен Среди всех правоверных, средь всех племен, И пять шкур жеребцов приказал он сшить,— Для кумыса саба* приготовил он. Но в одном он бедней, чем любой бедняк. Не дзд.сыня ему всевышний аллах! Шьет ф бари из пяти шкур Жеребцов. Ту са^а называют «Туйемойнак»3. Кто к Мама.ну придет, кумыс его пьет. Правоверный богу хвалу воздает, И прозвал «Золотым писпеком»* саба Благодарный баю Маману народ. Всех богаче Маман в округе степной... О джигиты! Сколь бренно все под луной! Шомекей8 поминальный готовит пир,— Распрощался кто-то с юдолью земной) Бай Маман несчетным скотом наделен. На байгу6 аргамака готовит он,

Нет знатней его в Младшем Жузе,— и вот На поминки с почетом бай приглашен. Извещен о поминках этих народ,— Пусть любой правоверный на пир придет! Приглашен с Каратау и Котибар, Шомекей Котибара с почтеньем ждет. Двух знатных мужей на поминки зовут, Коль аллах повелит, то оба придут. И придет весь народ за мужами вслед, Шомекейцы гостей с уваженьем ждут. Бай Маман был могуч, богат, именит! За богатство он бога благодарит. Погрузил на верблюдов девять саба, Каравану отправиться в путь велит. Ничего Котибар не желает знать. Он велит из юрты Мамана прогнать! «Не согласен я в войлочной юрте жить! Золоченую юрту должны мне дать! Своей чести я никому не предам! Я батыр Котибар! Я приехал к вам! Золоченую юрту откройте мне! Берегитесь! Я мстить умею врагам! Посылали гонцов вы во все концы. Прискакали на Каратау гонцы, В золоченой же юрте сидит Маман! Сами вы себя оскорбили, глупцы! 633

Не единый ли бог всем счастье дает? Будет вам позор, коли так все пойдет!» Целый род Шомекей к Маману пришел И почтительно речь такую ведет: «Счастье дарит каждому бог, говорит, Котибар задирист и строг, говорит. Отправляйся к нему, могучий Мамай, С ним сойтись бы ты миром мог, говорит. О Маман! Ты слышишь крики и гуд? Это триста злобных шектинцев идут! Только юрта твоя и подходит им, А в простую юрту они не войдут! Мамеке, умоляем тебя, стерпи! Мы почетом гостя встречаем в степи! Из далекого края гости пришли! Мамеке! Эту юрту им уступи!» «А что надо им тут, в степной стороне? Попадись они только под руку мне! Отыскались тоже, скажу, богачи! Воду в дар везут на верблюжьей спине! Ровня мне найдется ль меж биев у них? Иль стада пасутся большие у них? Им, несчастным, неведом вкус молока! Юрты разве есть золотые у них? Вон Шабыр... Табуны там моих коней, Им привычен простор казахских степей! 634

Для чего же нищему юрта у нас? Пусть ютится себе среди камышей!» Вон Шабыр... Жайляу широкое там... Нету счета Мамановым табунам! А слова «Нам шектинцы воду везут» Котибар разъяренный услышал сам! Попадают слова те в глаз, а не в бровь! Закипела от ярости в жилах кровь! Не дождавшись, когда его позовут. Сам пошел Котибар, к отмщенью готов! Что же будет, коль так и дальше пойдет? И Мамана к ответу батыр зовет! Входит в юрту. Маман на него не глядит И навстречу гостю с ковра не встает. У батыра от гнева в глазах туман... На батыра с усмешкой глядит Маман. Котибар, свирепея, шагнул к нему,— С великаном столкнулся здесь великан! «Проучить недолго тебя, бедняка. Но добром не скудеет моя рука! Коль богат ты, как я, скотом и людьми, Отчего в твоей юрте нет молока? Благодарен я, обездоленный друг! Что привез ты в подарок? Воды бурдюк! Для доения нет у тебя кобылиц. Так повесь на юрту иссохший турсук!1

Да прикрой скорей нечестивый свой рот! Мне дороже души твоей подлой скот! Нищий! Вкуса ты не знавал молока, Пусть же пьет мой кумыс твой голодный под!» «Напущу на тебя я, Маман, беду! Весь бесчестный аул твой я в прах смету! Не кичись! Лучше силу измерь свою! Твою дочь Айман я с собой увезу!» «Да ты знаешь, оборвыш, с кем говоришь? И кому ты, несчастный, местью грозишь?! Мне души твоей подлой дороже скот, Ты ж, как бешеный пес, на меня рычишь!» «Эй, Маман! Ты шутки со мной не шути! Рассержусь я — костей твоих не найти! Вудь мужчиной, руку подай мне свою1.— Мне недолго аул твой в прах разнести!» О, лишил Мамана аллах одного: Сына в юрте богатой нет у него! Котибару в знак клятвы он руку сжал: «Не увидит мой род твое торжество!» Тогда Котибар, вынув меч из ножен, так сказал: «Да поможет мне всемогущий аллах! Сгинет пусть Котибара имя в веках, Коль Айман не возьму я. и на байге Всех коней не обгонит мой аргамак!

На аул твой семьсот шектинцев нашлю! Угоню твой скот, добро истреблю, Без седла на верблюда я посажу1 Твою дочь Айман! Весь твой род оскорблю! Покажу, что за сила в моей руке, Будешь ты предо мной лежать на песке. На куски я изрежу твою саба, Иссушить велю на своей кереге! Бай Маман! Спесь я скоро с тебя собью! Долю горькую ты оплачешь свою! Неоседланный нар будет здесь стоять. Посажу на него я Айман твою! Ты своей несусветной гордостью пьян! Сил своих рассчитать ты не смог, Маман! Неоседланный нар появится здесь, Увезет он ко мне твою дочь Айман!» И все яростней разгорается спор. Все острей, все неистовей их раздор! Для чего им нужно друг друга язвить? Арыстан вмешался тогда в разговор: «Гнев утишь, образумься, о старший брат! Каждый собственным достояньем богат! Плохо коль подогретые кумысом Два великих мужа друг друга бранят!» 637

Так с почтением Арыстан говорит (Котибар же от ярости весь горит): «О батыры! Пора вам ссору кончать, Позабыли вы оба пред богом стыд!» Поминальное будет здесь торжество, И ведут три сотни коней для него, Котибар-батыр возле юрты сидит. Привязав к белдеу' коня своего. И Маману так Котибар говорит: «На байга-курен* моего посмотри: Что потеть ему? Сразу приз мне отдай, И своих коней с поля прочь убери!» Арыстан знал, что во время байги собственники скакунов бывают очень возбуждены. Отведя Котибара в сторону, он так говорит старшему брату: «Конь один у тебя на байге... Гляди, Не остался бы твой скакун позади! А Маман на байгу трех серых привел, Знает только бог, кто из вас победит!» Нестерпим был полуденный летний жар, Все спешат на байгу — и молод, и стар, Триста мчалось коней! Но байга-курен Обогнал их всех,— победил Котибар. Заслужил победитель дар дорогой,—. Был батыру слиток вручен золотой...

«Как же так оборвыш меня обогнал?»,— Размышлял Маман, воротившись домой. Сел Маман с опущенной головой, Котибар-победитель вернулся домой, На Мамана замыслив набег свершить. Он к оружию род призывает свой. Пред людьми священную клятву дает. Что спесивого бая в прах разнесет, И отважных шектинцев на этот раз Младший брат, Арыстан, поведет в поход. Арыстан отвечает: «О старший брат! Каждый собственным достояньем богат! Стыдно будет, коль, опьянен кумысом. На Мамана пойдешь ты, злобой объят!» Котибар так ответил Арыстану: «Тщетно жалость мою будить, говорю, Бог поможет Мамана разбить, говорю, Ты не хочешь идти? Что ж! Я сам пойду, И сумею Айман пленить, говорю!» «Не пойду с тобой»,— Арыстан говорит, «Что плохого сделал Маман»,— говорит, «Коль нужна тебе кровь, сам возглавь набег. Не нужна мне его Айман»,— говорит. Котибар же на людях клятву давал, Покатился орды его грозный вал, Не посмел Арыстан ослушником быть. Воли брата вовек он не преступал. 639

Скоро толпы шектинцев все прочь сметут, Во главе с Котибаром они идут, Котибар на Мамана свой род ведет, И в степях раздается гомон и гуд. С Урпек-баса1шектинцы пошли ордой, И нашли Мамана они за горой. Разгромили аул его, водрузив У подножья горы свой флаг золотой. И джигиты друг другу все говорят: «Где ж Мамай, владелец несчетных стад?» Из загонов верблюдов выгнали прочь, Рыщут всюду джигиты и юрты громят. С Урпек-баса орда шектинцев идет, И бежит из загонов Маманов скот, Овладел стадами батыр Котибар, Золотой свой флаг высоко он несет. Держит флаг он, ненавистью обуян, Ой, беда над тобой нависла, Айман! Во весь голос кричит батыр Котибар: «Одевайтесь живей, Айман и Шолпан!» Всех богаче Маман в стороне степной. Обувь есть у Айман и убор дорогой, Голос вражеский еле слышится ей. На перине Айман лежит пуховой. Чем-то страшным девушке голос грозит... На перине Айман пуховой лежит.

И не может проснуться, не может встать. Спит она и во сне от страха дрожит. Котибар же гневается: «Пусть узнают, кто я такой, говорит. Передайте приказ им мой, говорит. На верблюда сядут Айман и Шолпан, Увезу их к себе домой, говорит». Белолицая терпит позор Айман, Черноокая жалуется Шолпан: «Бесседельного нара нам подвели, Увезут нас, несчастных, во вражий стан!» Тогда Котибар приказывает своим джигитам вывести ofte их девушек из юрты. И джигиты, презрев именитый род, Волокут их из юрты... Видит народ, Сколь плачевна участь обеих сестер: Неоседланный нар их прочь увезет. Доля горькая им суждена была! Что же делать, коль так повелел аллах! Приказали отца оплакивать им, На верблюда сажали их без седла. Как пушинки, ласковы руки Айман, Как речной тростник, гибок девушки стан,— И ее посадили лицом к хвосту!1 Что-то будет с дочкой твоей, Маман?

И молвила Айман: «Шолпан, сестрица моя! Давай споем с тобой песню. Коли враг поймет ее, услышит нашу мольбу. А не поймет, спросит, о чем мы поем». И тогда обе сестры запели: «Я — Айман, отца зовут богач Маман, Знают все о нем кочевья мусульман, Серый конь мой ходит в сбруе золотой. Слышу, кличет мой отец меня: «Айман!» Я — Айман. Отец могучий мой Маман, Серогривый иноходец в дар мне дан. Придержи-ка аргамака, Котеке,' Слышишь, кличет мой отец меня: «Айман!» Я — Айман, а мой отец — Маман-богач, Конь мой, золотом подкован, мчался вскачь, Котеке, везешь меня ты в свой аул, Далеко окрест разносится мой плач! Мой отец — богач Маман, а я — Айман, Серогривый иноходец в дар мне дан, Я на нем скакать любила по степям. Мял он звонкими копытами бурьян. Я — Айман, а мой отец — Маман-богач, Много знал он на своем веку удач! И, енотовую шубу распахнув, По степям любила я носиться вскачь! О Маман! Отцом доводишься ты мне! Я скакать любила на лихом коне! 642

Увезли меня... Я голос слышу твой, Плач отцовский слышу в дальней стороне!» Так молила девушка песней своей. Котибар же упрям, он не внемлет ей, И увозит, победою опьянен, В свои горы Мамановых дочерей. «Сила вся аргамака — в его ногах, Справедлив да будет к рабам падишах! М ы— Айман и Шолпан! Наш отец Маман! Котибар! Арыстан! Мы в ваших руках! Гонят скот джигиты дорогой степной! Котеке! Ты увозишь меня с сестрой! Ты могуч, Котеке, ты мой господин, Я страшусь, батыр, твоей сабли кривой! Благородством славен ты, Котеке, Держишь участь мою ты в своей руке, Едешь ты на коне, везет меня нар, И чуть слышен мне голос твой вдалеке. О отец мой! Судьбу Айман ты узнай! Мне придется ль увидеть родимый край? Будь, батыр Котибар, милосерд ко мне Пожалей и любимца коня отдай!» Пусть, джигиты, дойдет ее слово к вам! И да внемлет каждый девичьим мольбам! И ведут иноходца ей, чтоб она Вновь скакала на нем по вольным степям!

«Я страдаю, муки свои затая, Смех забыла я, речь печальна моя! Иноходца верните серого мне, На другом скакать не сумела бы я! Я тоскую, от горя дышу едва! Но пускай, покуда еще я жива. Серогривого оседлает Шолпан! Не забудьте, джигиты, мои слова!» На коне серогривом Шолпан сидит, У Айман белоликой сердце болит: Не дают шектинцы другого коня, Бесседельный нар ждет ее и кричит. И Айман белоликая слезы льет, Котибара она все к себе зовет. Бесседельный нар во весь голос кричит, В нетерпенье обеих сестер он ждет! Но не едут больше сестры вдвоем... Ты рассталась, Айман, со своим конем,— Ты сама уступила коня Шолпан, Так ступай же в далекий свой путь пешком! Слезы горькие льет бедняжка Айман, Смотрит с жалостью на нее Арыстан. «Дай коня, батыр! Мои ноги в крови! Исколол их песок, изрезал бурьян!» Арыстан за собой шектинцев ведет, Арыстан отважных шектинцев зовет, Он приказывает коня привести, И того коня Айман отдает.

Наделил аллах Арыстана умом. Одарил Арыстан девицу конем, Бьет копытами землю лихой аргамак Под узорчатым драгоценным седлом. После того, как обе девушки сели на коней, Айман вновь обратилась к батырам: «О батыр Котибар, батыр Арыстан! Вы могущественны, как великий хан! Разве нет, батыры, у вас дочерей? Дайте волю нам, ждет отец наш Мамай! Смерть приходит ко всем в назначенный час... Пусть же вовремя слово дойдет до вас: У Мамана-бая две дочери есть, Отпустите к нему хоть одну из нас! Поселилась в юрте Мамана беда. Не идут к водопою его стада. Оттого, что соленой стала от слез В наших реках, в наших озерах вода!» Подними, Арыстан, голос мощный свой! Тронут сестры пусть сердце твое мольбой! Котибар молчал, Арыстан же сказал: «Пусть одна из вас уходит домой!» Тогда Айман обратилась к Шолпан с такими словами: «Ты слышала, Арыстан сказал, пусть одна из нас уходит домой. Ты и вернись к отцу». Но Шолпан возразила: «Возвращайся ты, чем я лучше тебя?» Айман же ответила: «Вернуться к отцу нужно тебе; если останешься, на другой день станешь рабыней. 645

а ко мне смерть не придет раньше назначенного аллахом дня, и унизить себя я не позволю». И передала через Шолпан при­ вет родной стороне. «Возвращайся, Шолпан, к нам в родимый край. Наш отец тебя встретит там, Маман-бай, Отпускает, Шолпан, тебя Арыстан, Всему роду тама привет передай! Напротив нашей юрты есть холм под названием «Красные пески». На солнечной стороне Аксандыка и Красных песков пасутся стада; их втрое больше, чем здешних. Поучений немало дал нам аллах, Есть немало добра в моих сундуках, Золотых и серебряных много блюд Я сама упрятала в Красных песках. Лишь одна размышляла я о врагах И ждала их набега... меня аллах... Триста шуб дорогих в четырех тюках Я зарыла сама под деревом тем, Что стоит, ты помнишь, на Красных песках Одарил нас большим богатством аллах. Много есть табунов у отца в степях, Я на остров угнала пятьсот коней, Чтобы их уберечь, коль вернется враг! Пусть же речи моей дивится народ,— Ведь недаром аллах нам разум дает! Восемьсот верблюдиц на том берегу Скрыла я... Так пусть их аул соберет!

Белолицая дочь Мамана умна, Всех людей превосходит умом она! Собирайте стада, подсчитайте скот. Будет сытая жизнь нам снова дана! Да не будет Айман рабыней вовек Среди юрт незнакомых, у чужих рук! Шестьдесят только дней ждать могу я! И пусть В этот срок отыщет меня Алибек! Передай от меня ты ему привет. Пусть два месяца ищет батыр мой след, Пусть бешмет дорогой надевает он,— Для него я спрятала белый бешмет. Поезжай, Шолпан! Там, в родной стороне. Пусть узнает правду батыр обо мне! Шестьдесят ему дней я сроку даю, Пусть он скачет за мной на сером коне! Ты скажи ему — сердце мое в огне. Пусть всю правду узнает он обо мне! Шестьдесят ему дней я сроку даю, Пусть он скачет за мной на рыжем коне! Передай батыру мой низкий поклон, Пусть к нему донесется мой горький стон... Шестьдесят ему дней я сроку даю, Пусть летит быстрокрылою птицей он! Знают все: красотою блещет Айман, Но душа смущена, в голове туман, Поспеши, мой джигит, оседлай коня, Лишь двухмесячный срок тебе богом дан!

Сжалься, сжалься, аллах, над моей судьбой И не будь жесток со своей рабой! Пусть мне казнью грозят! Перед тобой клянусь: Буду я Алибеку верной женой!» Отойдя от Шолпан, Айман обращается к батырам с словами: «Ела в юрте своей я сахар и мед, Но на что мне богатства, на что почет? Кто ж проводит Шолпан? Боюсь, что она В незнакомых степях пути не найдет». Добрым сердцем был Арыстан одарен. Был, по воле божьей, он смел и умен, В провожатые для девицы Шолпан Назначает пятнадцать джигитов он. Но Айман говорит ему: «Ты даешь В провожатые лишь одну молодежь! Из-за девушки в драку вступят они... Как от них сестру Шолпан сбережешь?» Был ее умом Арыстан поражен, С уважением ей отдает поклон, И пятнадцати старикам приказал Провожать девицу с джигитами он. «Вижу я, Арыстан, ты помочь готов, Д а не надобно мне твоих стариков. Обведут их вокруг пальца, словно детей, Ведь ума у них нет, как нет и зубов...

Если правду сказать,— говорит Айман,— Ни к чему твои старики, Арыстан, Если хочешь девицу ты уберечь, Сам, батыр, проводи к отцу Шолпан-жан!» Внял батыр Арыстан тем мудрым словам, Преклонил свой слух он к девичьим мольбам, И, пятнадцать джигитов с собою взяв, Проводил в край родной Шолпан-жан он сам! И с верхушки Красных песков он взглянул. Оглядел печально безмолвный аул... «Надо скот возвратить им!» И, так сказав, Свой отряд назад Арыстан повернул. Пусто все, словно здесь прошел ураган... Шлет Маману привет батыр Арыстан... «Лишь утишится гнев Котибара, я Весь верну вам скот!»,— так сказал он Шолпан. У Шолпан же слезы струей лились, Поскакала с Красных песков она вниз, И молилась, чтоб на правую месть Все джигиты рода ее собрались. Иноходец о землю копытом бьет, Иноходец у юрты знакомой ржет, И выходит на ржанье коня Маман, Как один человек, весь выходит род. Здесь Шолпан прожила свой девичий век. Здесь отца разорил злодейский набег, Услыхав, что вернулась Шолпан, пришел С семьюстами джигитами Алибек. 649

И тогда Шолпан передала Алибеку от Айман такой призыв: «Алибек, собирай людей И готовь боевых коней. Отточи оружие острей! Шестьдесят дано тебе дней, И тебе да поможет бог! И лишь кончится этот срок, Ты за мною скачи скорей, Нечестивых шектинцев бей, Целься в сердце врага верней! Твой да будет грозен набег! Я спасенья жду, Алибек!» Знал давно Алибек, что Айман умна. Что неженской отвагой душа полна, И решил он выждать двухмесячный срок, Как в своем посланье велела она. О былом моя речь сегодня идет. Тот, кто слушать захочет, ее поймет. Котибар с Арыстаном уходят в степь Поделить меж собою угнанный скот. Не сдружится хороший с дурным вовек, Слову правды не внемлет злой человек. Не дают шектинцы Айман ничего Из того, что им дал злодейский набег. Айман подумала: ее обидели потому, что шектинцы считают ее самое частью добычи. И тогда Айман обратилась к батырам, требуя своей доли. 6S0

Так Айман тогда говорит: «Много было до вас обид. Вы делили отцовский скот. Мне ж овцы никто не дает. На раздел никто не зовет». Говорит в ответ Арыстан: «Справедливы слова Айман! Для чего ее обижать? Нужно тоже долю ей дать!» И Айман с батыром тогда В степь пошла оглядеть стада, Сотню наров отобрала, И довольна долей была. А когда наступила ночь, Котибар джигита послал, Так сказать Айман приказал: «О Мамана славного дочь! Всех прекраснее в мире ты, Сокрушила батыра ты! Дал тебе я долю твою, Дай теперь мне долю мою!..» Котибар в ауле был первый герой... Застыдилась Айман, прикрылась чадрой. И потом — послушайте люди! —она Отвечала батыру речью такой: «Все сбывается в свой положенный срок. Свадьбы нашей, быть может, день недалек, Как сойдутся все, станем свадьбу играть, Жизни нашей пути начертал сам бог!» 651

Котибар словами Айман побежден (И она умна, да и он смышлен!), Отложить затеянный свадебный той С неохотой соглашается он. Котибар один уезжает вперед. Он покинул джигитов, оставил скот. «Я хорошую весть в аул привезу. Всех родных моих радость большая ждет!» Тогда Айман обратилась к джигитам с такими словами: «Ничего нет в мире зимы холодней, Никого нет на свете скупца жадней! Есть у вас Котибар, есть Арыстан, Сколько же у батыров есть сыновей?» И сказали джигиты Айман в ответ: «Есть у старшего только сын семи лет. Обделил батыра младшего бог,— Сыновей у него, несчастного, нет». Наши судьбы в мудрых господних руках, Указует нам правильный путь аллах, Шаровары для мальчика шьет Айман, Вышивает ему узорный жаргак1. ' Конь несется рыжий вперед, говорят, Котибара встретил народ, говорят, «Скоро будет, Айман, здесь Тенге-токал*, Она встречи с тобою ждет, говорят!»

И ведут разговоры и млад, и стар, Что невеста хорошая — божий дар, И Тенге-токал спешит поглядеть, Что за девушку раздобыл Котибар. Близ аула был сделан войску привал. Рыжий конь к привалу тогда прискакал, На коне красавица, видят, сидит, То жена Котибара, Тенге-токал. Ты попробуй девицу Лиман пойми! Быть лукавой она умеет с людьми! И, халатом покрыв себя с головой, Так сказала: «Поклон мой низкий прими!» Тогда Тенге, соскочив с коня, немедленно спрашивает: «Это и есть та самая рабыня, что привезли на крупе коня? По­ глядим, какова она!» И стащила халат с головы Айман. И Ай- ман сказала так: «Мы погрязли во многих смертных грехах. Но да будет к нам милосерден аллах! Кто же сдернул с меня так дерзко халат? Кто явился со словом злым на устах?» Тогда джигиты отвечают: «Говорят — с глаз долой, так из сердца вон! Знай, Айман, что из трех батыровых жен Лучше всех Тенге, всех красивей Тенге, Больше всех ее любит и холит он».

И говорит Айман: «Коль зовешься Тенге, так и будь теньгой1, Коль раба ты, мирись со своей судьбой. Верю, правду сказал батыр Котибар: Ты покорно будешь стоять предо мной» Судьбы наши всегда в господней руке. Покорится воле аллаха Тенге, Ей обида стрелою в сердце впилась, И бессильно сидит она в песке. «В Омск, начальникам русским, что ль, написать? На обиду ли жалобу им послать?» — И клокочет в сердце женщины гнев, Не сдержать его, ничем не унять! «Неужель раба, что на крупе коня, Может счастье мое отнять у меня? Помоги мне, аллах, отыскать слова, Что в письме сверкали бы жарче огня!» И домой Тенге направила путь, Но сказала Айман: «Смотри, не забудь! Мне батыр торжественно въехать велел, Ты же возле меня, как младшая, будь!» Не сказала Тенге в ответ ничего. Осадила только коня своего... рублю. 654

«Коли женится он на Айман, уйду! Видеть я не хочу ее торжество!» Тот, кто плох, благонравных слов не поймет. Кто хорош, к подлецу на пир не пойдет! Входит в юрту свою Тенге... И она Не желает, чтоб встретил Айман народ. Увидев, что никто ее не встречает, Айман кричит со двора Котибару, сидящему, как она полагала, в юрте: «Что за странный обычай в этой стране? Что же бии не вышли навстречу мне? Иль батыр Котибар раскинуть забыл Юрту новую своей новой жене?» Слышат люди, что речи Айман умны. Видят все — ее очи гневом полны: «Почему из юрты не вышел батыр? Испугался он, что ли, старой жены?» И стоит Айман возле юрты одна, И не видит почтенных биев она. Повернула тогда Айман, осердясь, К Арыстану твердой рукой скакуна. Арыстан оказать желает почет, Едет сам, а за ним весь шектинский род. «Вот где место твое!»,— батыр говорит И в хорошую юрту ее ведет. Мудрецы! Внемлите речи моей! Никого нет, кто был бы Айман умней!

Вот выходит из юрты она. Глядит На играющих возле юрты детей. Тогда Айман подходит к сыну Котибара Есету и обра­ щается к нему с такими словами: «Есет-жан, не бойся меня, дорогой! Я — Айман, я в аул приехала твой. Знаю я, что Тенге твоя мать... И я. Верь, мой мальчик, не буду тебе чужой!» О событиях славных рассказ пойдет, Для великого пиршества режут скот. Со вниманьем слушайте, люди, меня, Котибар на пир созывает народ. В честь победы устроен был знатный пир — Пир, какого не видел подлунный мир. Котибару тогда говорит Айман: «Не хочу одна оставаться, батыр!» Котибар на великий собрался пир,— Пир, какого не видел подлунный мир. «Ты ступай и пируй,— говорит Айман,— Сына мне лишь оставь своего, батыр!» Вот Есет вместе с нею в юрте сидит, Бог захочет, он славный будет джигит! Шаровары Есет из жаргака надел, И Айман на него, словно мать, глядит. Высока и стройна Айман, как чинар, У нее на всякие хитрости дар.

Не видал такого жаргака Есет, Никогда не видал таких шаровар! Смотрит мальчик на вышитый воротник, От смущенья он головою поник, И, робея, промолвил: «Апаеке!1 Сколько же стоит изделие рук твоих?» «Не возьму, Есет, от тебя ничего! Отправляйся к отцу, проси у него: Дай отец, мол, такое мне байгазы,2 Что тебе самому дороже всего!» Скажет он: «Дам тебе байгазы, Есет, Я такое, какого лучше нет,— Я правление родом тебе вручу, Лишь достигнешь ты, сын, совершенных лет!» Отвечай ты тогда отцу своему: «Байгазы такого, отец, не приму! На два месяца свадьбу ты отложи. Это все, что мне нужно!»,— скажи ему. И выходит мальчик, в обнову одет, И приходит к отцу с поклоном Есет, По обычаю просит он байгазы, И такой от отца он слышит ответ: «Перед юртой гора и вода, говорит. На горе пасутся стада, говорит.

И главенство над родом тебе отдам, Не отдам Айман никогда, говорит». «Мне не нужен в подарок, отец, наш род, Будет жив Есет, сам свое он возьмет! Я хочу, чтобы два месяца выждал ты, И венчайся, когда этот срок пройдет!» «Ой, не дело затеял ты, мой сынок! Просьбы этой, право, и ждать я не мог! Все, что хочешь, проси, но со свадьбой ждать Я не в силах,— свидетель предвечный бог!» К Арыстану в горе приходит Есет, «Что мне делать, не знаю! Подай совет!» И сказал Котибару младший батыр: «Неужель в твоем сердце жалости нет?» И тогда Котибар в сердцах говорит: «Будет так, как хочет аллах, говорит, Неужели с Айман мне не совладать? Кто сметет мое счастье в прах, говорит». Вот принес от батыра мальчик ответ, И в глазах его блещет радости свет. «На два месяца свадьбу он отложил!» — Говорит в восторге девице Есет. «Благодарствую, Есет-жан, говорит. Будет помнить тебя Айман, говорит, Драгоценный подарок этот, сынок. Ото всей души тебе дан, говорит». 6S8

До чего же Айман хитра и умна! Хороша собой, словно в небе луна. И какой у батыра есть тайный знак — Все выпытывает у сына она. Отвечает Есет: «Свидетель аллах! Я не знаю, какой у отца есть знак. Знаю, друг задушевный есть у него — Темно-рыжий скакун, лихой аргамак. Аргамаком отца наградил аллах, И дрожит земля, коль бежит аргамак, Издалека всегда он чует врага И встает на дыбы, коли близок враг!» И замыслила Айман овладеть конем Котибара. Однажды, когда табуны пришли на водопой, Айман с поклоном обрати­ лась к Котибару: «Мне неприятно прозвище «рабыня». Позволь мне, хоть для видимости, ходить за твоим конем, как подобает замужней женщине. Поручи мне коня и доспехи, и я буду заботиться о них, как жена». И Котибар, ничего не подозревая, отдал Айман коня и доспехи. В сердце слово Есета Айман хранит. Конь всегда у нее напоен и сыт... И однажды, два месяца лишь прошло, Услыхала — конь темно-рыжий храпит! Ночь была в тот раз непроглядно темна... И выходит Айман из юрты одна, 659

В руки острую саблю взяла Айман, Оседлала горячего скакуна. Как мужчина, сидит она на седле. Боевая песнь раздается во мгле, И кричит Айман: «Бьется конь твой, батыр! Не чужой ли идет по твоей земле?» И вскочил Котибар, услыхав зов Айман Впотьмах: «Будь ко мне милосерден, аллах! Я скачу разведать, где спрятался враг!» Котибар крикнул ей вслед: «Эй, Айман, ты роняешь честь батыра. Вернись, подведи мне коня и доспехи, я сам встречу врага. «Клянусь, что верну тебе и коня и доспехи!» — ответила Айман и ускакала прочь. Она скачет туда, где враг, говорят, И оружие держит в руках, говорят, А навстречу едет к Айман Алибек, С песней воинов на устах, говорят! ПЕСНЯ АЛИБЕКА Станет черной земля, коли стает снег. Не найду Айман, будет кончен мой век. Где ж Айман, где мой сокол без томаги? Иль не слышишь, тебя зовет Алибек! О Айман! Алибек тебя ищет твой, Пред аллахом клянусь своей головой, 660

Я бы серого в жертву принес коня, Если б встретилась снова Айман со мной! Кто мне скажет, куда за Айман идти, Где любимую я сумею найти? Я гнедого бы в жертву принес коня, Если б встретилась мне Айман по пути! Шестьдесят мне ждать ты назначила дней. Каждый день по тебе скорблю все сильней. Я бы пегого в жертву принес коня, Только б свидеться вновь мне с Айман моей! В табуне моем вороной сосунок, Пусть не прожил он свой положенный срок, Но его бы я тоже в жертву принес, Лишь бы встретить Айман привел меня бог! И Айман Алибека ищет везде. И нашла, прискакала к его орде, Алибек же направил ей в грудь копье,— За врага, ее принял он в темноте. Оттеснив девушку на круп коня, спрашивает ее, такая. И Айман так отвечает ему: «Иль твоя любовь, Алибек, обман? Или застит глаза батыра туман? Или взаправду ты смерти хочешь моей? Иль взаправду забыл ты свою Айман?» И к Айман обратился тогда Алибек: «Знай, Айман, что чистый душой человек

С тем, кто стыд потерял, не разделит кров! Я боюсь, ты честь потеряла навек! Пасть оскалив, шакал ворвался в твой дом, Захватил он тебя в ауле твоем. Ты была, Айман, недоступной горой. Стала ты теперь проторенным путем!» Тогда Айман сказала так: «Человеческий ум, что простор морской! Ты семьсот джигитов привел за собой, Чтоб захваченную Айман отыскать! Я клянусь, Алибек, бессмертной душой. Что верна я тебе! А если солгу, Расплатиться готова я головой!» Алибек и девица Айман стоят И с любовью друг другу в глаза глядят, А пока стояли они, вдалеке Показался большой отставший отряд. Тогда Алибек: «На врага вперед,— говорит,— Выше знамя держи, джигит, О аллах! Нам опорою будь, Осени наше знамя ты! Заблудившийся род Шекты Я направлю на верный путь! Зла врагам я вовек не прощу, Чести их я не пощажу, Я шектинцам тем отомщу,

Что я девушек захвачу, Двадцать девушек захвачу, На верблюдов их посажу! Если только нашей мольбой Будут тронуты предки,— вмиг Мы проучим врагов своих! Если род шектинцев больной, Я снадобье им подыщу, За набег я им отомщу, Двадцать девушек захвачу На верблюдов всех посажу! Тогда девица Айман так говорит Алибеку: «О могучий мой Алибек! Я — рабыня твоя навек! Но молю тебя: свой набег Удержи, батыр, до утра. Ведь на все есть своя пора! Вкруг себя, батыр, погляди. Мало ль есть кого покорять! Котибара же пощади. Я ведь слово дала ему. Что оружия не возьму, Что верну я ему коня! Неужели лгуньей меня Котибар-батыр назовет? Ляжет стыд тогда на мой род!» «Будь по-твоему! — отвечает джигит,— Поезжай к Котибару! — он говорит,— И оружье верни ему и коня, Чтобы не было между вами обид!» 663

У батыра его аргамак крылат, И оружием звонким батыр богат... Поезжай к Котибару скорей, Айман, А джигиты с набегом повременят! Настоящий джигит бесстрашен всегда, Настоящий батыр отважен всегда! Ты скажи Котибару: «Коль он батыр, Пусть не медлит и едет смело сюда!» К Котибару едет Айман, говорят, Скачет конь лихой сквозь туман, говорят, «На тебя Алибек отважный идет, В его полчищах бай Маман, говорят!» И шектинский род Алибек проучил, На верблюдов девушек он посадил. Двадцать девушек на верблюдах сидят,— Так герой за свою Айман отомстил!.. Вот из юрты выходит Айман во двор... «Разрешу вам судьей, все дела разберу. Помирю вас! Время покончить раздор!» И решили батыры: нужно опять Мирно всем в казахских степях кочевать, Скот друг другу велела Айман вернуть И Шолпан Арыстану в жены отдать. Много мудрости бог дал девице в дар, Все Айман славословят — и млад и стар, И выходит за Алибека она, А отцом посаженным был Котибар.

Котибар Алибеку отдал Айман, И за это большую милость Маман Сотню шуб и ковров ему подарил, И к батыру увез тот дар караван. Благородному Арыстану Маман Отдал в жены младшую дочь Шолпан-жан. То Айман все устроила. Разум ей Был великий от господа бога дан. А Маман собирает обратно скот И вдобавок калым от зятя берет. Дорогие халаты, лучших коней Он прибывшим щедрой рукой раздает. Котибар одарил семьсот человек,— Так закончен был миром грозный набег! Вы узнали, люди, каков Котибар, Каковы Маман и герой Алибек. Котибар возвращался уже зимой. Шли с батыром джигиты к себе домой. Что еще я к сказу добавить бы мог? Каждый вел дареного нара с собой. Золоченый дан Котибару шатер, На шатре самоцветный выткан узор,— Никого нет в мире Мамана щедрей! Так закончен был долгий кровавый спор. Был в пять тысяч слитков шатер оценен. На пятнадцать наров он был погружен. 665

Триста резвых коней за нарами шли, И богато был каждый гость одарен. И дивились сотни аулов кругом, 4 Говорили много люди о том, Как закончен был спор и как поклялись Враждовавшие роды забыть о нем.

/