Алпамыс батыр

Тот край, куда умчался конь дареный. Чубарый иноходец-жеребец. Айбас летел вперед без лишних дум. Он путь запоминал не наобум. «Изюмная» — «Мейзек» — назвал он гору, Где растерял девичий дар — изюм. Платок утратив женский — «жаулык», Всю местность он проехал напрямик. — Будь «Абралы-Жалаулы» отныне! — Сказал Айбас, не становясь втупик. И «якаркару» — девический убор — Он обронил,— подарок трех сестер. Поэтому «Каркаралы» зовется Одна из наших белоглавых гор. Скача вперед без отдыха, Айбас Даров немало растерял, растряс. Где путы — «шидери» — упали наземь. Там Шидерли-река течет у нас. Не делая привала, удалец Приблизился к аулу наконец. В ту пору на окраине селенья Чабан седобородый пас овец. — Я — путник, издалека прискакал. Я — молодой, ты — старый, аксакал! — Сказал Айбас, учтиво поклонившись— А это — чьи отары, аксакал?

С тарик Мой светоч, у тебя пытливый взгляд. В живых ты не застал владельца стад. Они принадлежали Сарыбаю, Скончавшемуся много лет назад. Айба с Ты ласков, но и я — не из невеж! Почтенный человек, меня утешь: Коль это овцы хана Сарыбая, Скажи, где сын его, Козы-Корпеш? С тарик В тебе повадка витязя видна. От глаз моих не скроется она. Гуляет на пиру неподалеку Козы-Корпеш, прекрасный, как луна. А йбас А если этот пир — невдалеке, Не можешь ли позвать мне Козыке? Я выскажу ему свои печали. Их много у меня на языке. Старик седобородый не суров: — Я с радостью помочь тебе готов. Схожу и приведу Козы-Корпеша, Коль скоро он откликнется на зов- Туда, где веселились,— на майдан Свой путь направил аксакал-чабан, И без труда в собранье многолюдном Козы-Корпеша разыскал чабан. 487

— Ты жив-здоров, мой свет, ли?— говорит. — Со мной пойдешь ли, нет ли? — говорит. — В тебе джигит нуждается приезжий, Так будет, мол, ответ ли? — говорит. К озы-К ор пеш А почему ты не спросил, отец. Зачем ко мне примчался удалец? Я — сирота, тихоня, несмышленыш. Он — взрослый муж, а я еще малец. Но, празднество покинув, прямиком На пастбище пошел со стариком Луноподобный мальчик Сарыбая Для встречи с незнакомым ездоком. К озы -К ор пеш Почтенный брат, привел меня чабан. Ты — старше, у тебя могучий стан. Гордится седоком твой конь отменный. На что тебе смиренный мальчуган? . Айбас Давно ли, Козыке, ты был малыш? А ныне, погляди какой крепыш! Напрасно ты слоняешься без дела! Родню невесты скоро ль навестишь? К озы -К ор пеш Не слышал до сегодняшнего дня Я слов таких — «невестина родня»! Что это значит,— растолкуй, приезжий! Неужто слух мой обманул меня?

Айб а с Из Балталы бежал твой дурень-тесть. Скота угнал он столько, что не счесть. «За сироту, сказал он, дочь не выдам. Корысть мала, невелика и честь!» К о з ы-К о р п е ш В края какие, расскажи, смельчак, Носил тебя проворный аргамак? А если повидал мою невесту, Какой ты мне привез оттуда знак? А йбас В пути одолевал преграды я И не давал коню пощады я. Красавицу не обвиняй напрасно: «Девятку» растерял с досады я. Раба Кодара твой привадил тесть И девяносто прихвостней там есть. Получишь от невесты три подарка: Не сетуй,— обронил я в скачке шесть! У скряги Карабая нрав крутой, А девушка блистает красотой. Мой светоч, удовольствуйся покуда Кольцом, бешметом, шубой золотой. К озы-К орпеш Батыр, поверил трем приметам я! Себе возьму кольцо с бешметом я. Отдам Тайлаку шубу золотую. «Благослови!» — скажу при этом я. 489

А йбас Столь гибкий стан попробуй отыскать. В лице изъян попробуй отыскать. Красавицу другую в целом свете Под стать Баян попробуй отыскать! А лебединой шеи белизна! Отрада мира бренного она. Козы-Корпеш, не упускай невесту! Во власти у презренного она. Там девяносто видел я волков,— Рассудок потерявших смельчаков. Твоя Баян им головы вскружила. Езжай,— скажу я без обиняков. Козы как будто сразу возмужал. Разгоряченный, в юрту он вбежал И, спрашивая имя нареченной, Он матери смущенной руку сжал. М ать Казах, что проболтался Козыке, Пускай истает, словно лед в реке! Пускай он скособочится от горя, Под стать верблюду об одном вьюке. К озы -К орпеш Открывшего мне тайну — не порбчь! Родному сыну худа не пророчь. Поеду привезу себе невесту, А матери — почтительную дочь. 490

К тебе вернусь я цел и невредим. Коль сел в седло, будь смел, непобедим. Отвага познается в испытаньях. Опасности в глаза мы поглядим. М ать Ты рвешься в путь, наперекор мольбе. Отборного коня дарю тебе. Кодар-батыру заступив дорогу, Ты не вернешься,— говорю тебе! К о з ы-К о р п е ш Взглянуть на мир охота удальцу, Мне опасаться смерти не к лицу. С противником померяюсь я силой, Не уступлю Кодару-наглецу. М ать Кодар в чужих местах не одинок. На целый край нагнал он страх, сынок! Там отыскать подмогу не надейся, А здесь ты от опасности далек. К озы -К орпеш Пускай Кодар всесилен в том краю. Достойно встречу я судьбу свою. Никто от смерти бегством не спасется, И я себя аллаху предаю. Мать Мне страшно: сон видала я дурной. Навеки расстаешься ты со мной! Речей разумных слушать не желаешь, Горишь, как в лихорадке, мой родной! 491

Не победить в неравном споре мне! Один достался ты на горе мне. Нет у тебя ни братца, ни сестрицы. Судьбой отказано в опоре мне. Во имя материнской «едины. Не покидай родимой стороны! При мысли о разлуке неизбежной, Глаза мои горючих слез полны. Уедешь — захиреют без надзора Несчетные стада и табуны. Красавиц разве мало в нашем крае? Неужто не найдешь себе жены! Зачем, сынок, послушал ты Айбаса? Его словам не придавай цены. Заблудишься в степи, Мой жеребенок, Загинешь — пропадешь ты без вины! Одна не проживу на белом свете. Поверь, мои минуты сочтены! К о з ы-К о р п е ш Таких красавиц во вселенной нет. Не отступлюсь от несравненной, нет! Хотя бы сотня стрел мне угрожала, Решенье это неизменно, нет! М ать Уходишь, златолицый мой, Не повернешь ты вспять, сынок! На плечи старые взвалил Ты не по силам кладь, сынок! 492

Людей недобрых берегись: Врагов не дремлет рать, сынок. Став мужем суженой своей. Не забывай про мать, сынок! Пока явился ты на свет, Пришлось мне долго ждать, сынок. Отныне плакать буду день и ночь. Твоя невеста — Карабая дочь. Стада и табуны кому доверишь, Козы-Корпеш, стремясь из дома прочь? К о з ы-К о р п е ш Чума возьми стада и табуны! Коль не женат,— на что они нужны? Недолго длится утро нашей жизни. Придет закат,—на что они нужны? — Светоч мой,— сказала ханша.— Хоть велико материн­ ское горе, отпускаю тебя. Злых людей берегись, будь осторо­ жен! Желаю тебе доброго пути, сыночек! Храбрый Айбас провел сутки в табунах, выбирая надежно­ го коня для своего друга. Козы-Корпеш сел на темно-рыжего скакуна-пятилетка, простился с народом и справедливым Тай- лак-бием. Мать, рыдая, расцеловала и благословила непрек­ лонного джигита. Ехал, ехал Козы-Корпеш, и пути его не было конца. Кор­ мился батыр мясом убитой дичи, запивал его водой. Темно­ рыжий конь исхудал, истомился. Еле-еле добрались до болота с камышами. Козыке расседлал темно-рыжего и пустил без до­ роги, куда глаза глядят. Тогда случилось чудо: набрели они на большой караван, что возвращался из Китая. С караваном 493

шел седобородый купец. Понравился ему отважный наездник. Седобородый дал Корпешу пищи и добрый совет. — Не показывайся врагам таким, каков ты есть, сынок! — сказал старец батыру и научил его менять свой облик. В степи побратались они, пробыли вместе пятнадцать дней и отправились каждый своей дорогой. Еще сутки блуждал Козы-Корпеш по степи и наконец при­ близился к реке Аягуз. Джигит наш увидал аул большой И сразу взволновался он душой. Сошел с коня батыр у Аягуза, Приняв обличье пастуха с паршой. Как раз чабан, плешивый от парши, У речки той отару пас в тиши. С обиняков беседу начал путник: — Твои овечки, старый, хороши! Чабан Уж больно ты хитер, пастух-пришлец. Я сроду не имел своих овец; Пасу стада скупого Карабая. Зачем со мной лукавишь, сорванец? К озы -К орпеш Ты, видно, от учтивости отвык. Всегда плешивЦы дерзки на язык. Коль служишь пастухом у Карабая, К нему дорогу укажи, старик! Чабан Дивлюсь я на тебя, говоруна: Болтать готов, пока взойдет луна! 494

Хозяин мой живет неподалеку: Три раза обернешься дотемна. К о з ы-К о р п е ш Старик, мы оба — пастухи с паршой. Из нас двоих ты — старший, я — меньшой. Коль знаешь, какова у скряги дочка,— Скажи по чести, не кривя душой! — Суешься, молодец, куда не след! В дырявую овчину ты одет. О дочери хозяина не думай, Не то прибьют,— сказал плешивый дед. К о з ы-К о р п е ш Святая, что ли, Карабая дочь? Такая же как мы с тобой, точь-в-точь. На пустословье падок ты, негодный! До зубоскальства глупого охоч. Старик — ему: — Хвастун, как слышно, ты! Под стать ей разве никудышный ты? Не хочешь ли сравняться с богачами Казной или одеждой пышной ты? К о з ы-К о р п е ш Пускай девица счастлива вполне, Пускай подобна солнцу и луне! Но разве мы с тобой, пастух, не люди? Про дочерей скупца поведай мне. — Я знаю трех,— старик-чабан сказал. — Две старших — Ай, Тансык,— чабан сказал. — Баян меньшую — описать не в силах. Убогий мой язык! — чабан сказал. 495

Среди невест — красотки равной нет! У них такой походки плавной нет. Такой округлой белоснежной шеи, Такого стана и подавно нет! Ее прославить — речь моя бедна. Баян ко всем джигитам холодна. Упорно гонит от себя Кодара И девяносто удальцов она. Козы-Корпеш Гуляешь по степи бескрайней ты .. Не знаешь ли девичьей тайны ты? И на того, кто мил хозяйской дочке. Не натолкнулся ли, случайно, ты? — Какой несносный! — закричал старик.- Выспрашиваешь, тянешь за язык! До поздней ночи я брожу с отарой. Об остальном и думать не привык. — Бедняга! ты достиг преклонных лет. Тебе здесь оставаться нужды нет! Пасти я буду стадо Карабая. Ступай домой,— Корпеш ему в ответ. Старик Я добрые слова ценю, сынок. Пойду в Ташкент искать родню, сынок. Пускай исполнит бог твои желанья! Прости меня за воркотню, сынок. В степи сойдясь, два пастуха с паршой, Сдружились после стычки небольшой. Сто пятьдесят овец,— отару скряги,— Старик покинул с легкою душой. 496

— Ступай в Ташкент, ищи свой род и племя! Сказал при этом старшему меньшой. — Ты, светоч мой, как погляжу, востер,— Завел про Карабая разговор... Признайся,— кем приходишься Корпешу?— Богатыря спросил чабан в упор. — Пасешь овец, почесывая плешь, У Карабая досыта не ешь. Помалкивай, не то придется худо: Я — тот, кого зовут Козы-Корпеш! — О красоте твоей разнесся слух. Поверил я молве,— вздохнул пастух. А ты, несчастный, оказался тоже С паршой на голове! — вздохнул пастух. Тогда Козы-Корпеш личину снял И с плеч дырявую овчину снял, И заблистали кудри золотые: Ведь он поддельную плешину снял! — Тебя,— сказал,— я не браню, чабан, И не кляну твою родню, чабан. Взглянул — и убирайся поздорову, Отару сам я пригоню, чабан! — Теперь тебе поверил я, мой свет! Иди к своей невесте,— молвил дед,— Ни горестей, ни бед не знай, не ведай. Живи с любимой вместе до ста лет!

Остер, находчив, смел Козы-Корпеш. Личину вновь надел Козы-Корпеш. Когда пригнал он стадо Карабая, На голове опять зияла плешь. — Зачем так поздно — не возьму я в толк? Уж не овечку ли зарезал волк? Откуда у паршивца конь ледащий? — Воскликнул Карабай и сразу смолк. Не догадался ни о чем скупец. Он опасался за своих овец. Козы-Корпеш над ним в душе смеялся. Невестой любовался удалец. Жене, сидящей в юрте с дочерьми, Кричит старик: — Плешивца накорми) Небось, чабан проголодался за день. А думает: «Шайтан его возьми!» — Вблизи аула белый волк кружит У очага верблюдица лежит,— Сказал овчар скупому Карабаю,— А верблюжонок берегом бежит) — Сюда, мои голубки, поскорей! — Зовет богач в испуге дочерей.— Пастух с паршой вещает мне дурное, И непонятен смысл его речей! Девуш ки Напрасно напускает он туман. Под волком разумел тебя чабан. 49$

Верблюдице он уподобил маму, А верблюжонку малому — Баян. Как только успокоился старик, Баян шепнула сестрам:— Ай, Тансык, Плешивый наш совсем переменился... Взгляните глазом острым, Ай, Тансык! Корпеш походкой смелою вошел. С поклоном в юрту белую вошел. В хозяйское жилище не с оглядкой, А снисхожденье делая, вошел. За ним следили взоры двух сестер, А он колено левое потер. Такая у него была повадка. Девицы это знали с давних пор. Девуш ки Вот мать еду несет ему как раз! Мы сможем испытать его сейчас. Должно быть, благородное обличье Приезжий изменил, таясь от нас. На скупость мужа сетуя в душе, Со снедью появилась байбише. На деревянном блюде снизку легких Дала хозяйка пастуху в парше. Тогда вскипел силач из силачей: — Я беден, ты — богач из богачей! — По темени хватил он блюдом бая,— Получше разве не нашлось харчей?

Хоть был ушиблен крепко блюдом он. Однако жив остался чудом он. Корпеш, под видом пастуха, бранился. И поминал скупого худом он. Вблизи отары привязал коня, Улегся спать, хозяина кляня, А Карябай шепнул жене с опаской: «Плешивей мой прибил-таки меня! Завистлив он, аллах его прости! Мы, богачи, у нищих не в чести. А если не спущу ему побоев — Рассердится, не станет скот пасти». Красавицу увидев наконец, Был от волненья бледен удалец. Он спал среди отары, озаряя Своим сияньем тысячу овец. Шагов девичьих не слыхал джигит, Чей лик луноподобный был открыт. Во тьме Баян три раза приходила, Но разбудить его мешал ей стыд. Затосковала Карабая дочь. Тансык и Ай,— лишь миновала ночь,— В овечью шкуру хитрую девчонку Зашили, чтоб меньшой сес-фе помочь Уловка эта удалась вполне. Корпеш за стадом ехал на коне. Плутовка по степной траве бежала С овечками другими наравне. 500

Ее послали сестры неспроста: Пастух на людях не раскроет рта, А там, быть может, он разговорится; Ведь наша степь на сотни верст пуста Когда один остался Козыке, Слеза скатилась по его щеке. С коня сойдя, Корпеш уселся наземь, И разрыдался богатырь в тоске. «Понять .не в силах я,— за что Мне участь горькая дана? Во имя суженой пасу Отару старого лгуна. Хотя девичьей красотой Богата БаЛталы-страна, Козы-Корпеш безумцем стал Из-за Баян,— ее вина! Пустыню эту пересечь Меня заставила она. Я шел вслепую, на пути Вставала часто крутизна. Пришлось личину мне надеть. Преобразиться в чабана. Я прежде до полудня спал, Теперь совсем лишился сна. Не знаю помыслов других,— Владеет мной Баян одна! Соединимся или нет? Судьба грядущая темна. Я неизвестностью томлюсь. Душа в печаль погружена 501

Я сирота, увы, отца нет! Для лука стрел у молодца нет. Такой земли, как Балталы, нет, И озера, как Бакалы, нет. Таких, как Аккезен, холмов нет. Таких, как Тайлак-бий, умов нет. Мне без красавицы не мил свет. Нет брата, нет сестры, жены нет. Я на чужбине пастухом стал. Никто не знает мне цены,— нет! Вблизи — ни друга, ни родных нет. Во мне изъянов никаких нет. Коль не удастся мне свое взять — Считайте, что меня в живых нет! Чтоб заплатить калым — скота нет. Путей в родимые места — нет! За мыслью может ли поспеть конь? Коней, проворных, как мечта,— нет! Моя красавица Баян здесь. Ее искал я неспроста,— нет! Соединиться я желал с ней, Но божьи молвили уста: — Нет! К тебе в чужой одежде я Пришел, таясь от всех, Баян! К тебе пришел в надежде я, Но услыхал твой смех, Баян. К тебе стремлюсь, покуда жив. Такой удел навек мне дан! 502

В сравненье с прелестью твоей, У гурии найду изъян. Поверь мне,— даже не взгляну Я на ее лицо и стан! Ты насмеялась надо мой, А я упорством обуян. Врагу на радость не хочу Погибнуть от сердечных ран. Коль не добьюсь любви твоей, В могилу лягу, бездыхан. Я девяноста не боюсь, Не страшен мне и великан! Красавица, дай только срок,— Над ними вырастет курган, А нас господь соединит, И буду я любовью пьян. Железная кибитка, нет ключа. Просвета нет, надежды нет луча. А если я умру в песках сыпучих, Придешь ли ты сюда, мой след ища?» От взоров любопытных вдалеке Дал волю богатырь своей тоске. В аул пустилась девушка-ягненок, Узнав, о чем горюет Козыке. Но побежал за ней вдогонку он, И надавал шлепков ягненку он: «Теперь не сможешь увильнуть в сторонку!» В отару вновь загнал девчонку он. Не зря Корпеш умерил прыть ее: Ведь недруг мог перехватить ее.

Догадливый джигит смекнул, в чем дело, И не хотел он отпустить ее. Когда на степь вечерний пал туман, В аул вернулись овцы и чабан. На полдороге девушку-ягненка Встречали сестры — Ай, Тансык,— Баян. Девуш ка «Надел на кудри накладную плешь»,— Так про себя сказал Козы-Корпеш. «Тайком от всех пришел в чужой одежде, Баян любя!» — сказал Козы-Корпеш. Овечыо шкуру девушка сняла: «Увечье сдуру получить могла! У Козыке большое красноречье. Зато рука не в меру тяжела!» Баян — в ответ: — Настал свиданья срок! Жених мой нареченный одинок. Вчера вошел он — сердце застучало: Заговорил — я поняла намек. ...Корпеш за стадом шел, потупя взор, И увидал он рядом трех сестер. Они в смущенье взглядом обменялись, А Козыке затеял разговор: — Гордится красотой своей Баян. Как тополь Аягуза, стан ей дан. Пока есть великан и девяносто. Зачем ей лысый, с придурью, чабан?

Ай и Т а н е Постылый — разве пара ей — Кодар? Могила, божья кара ей — Кодар! Скажи, откуда сокол белокрылый К нам залетел,— не знаешь ли, овчар? Корпеш — в ответ:— Сниму личину я И скину рваную овчину я. Красавицы, я — сокол белокрылый. В чужом краю ищу дичину я! Открыл джигит луноподобный лик, К устам своей избранницы приник. На долгие объятья двух влюбленных Глядят, смеясь и плача, Ай с Тансык. Светилась юрта крайняя вдали, И, под собой не чувствуя земли. Она — как солнце, он — как месяц ясный. Не разнимая рук, туда вошли. Расстелен на пуховом ложе шелк. Одежда у девицы — тоже шелк. Запястья и подвески — золотые, (В нарядах две сестрицы знали толк!) На пир доброжелатели сошлись. Не зря друзья, приятели сошлись: Влюбленные, которые друг друга Чуть было не утратили,— сошлись! Так праздновали встречи торжество. И озаряли свечи торжество. sos

Баян с Козы-Корпешем веселились И не скрывали счастья своего. Одета в беличьи меха Баян. Очей не сводит с жениха Баян. Не так легко опять Козы-Корпешу Принять обличье пастуха, Баян! Но тайну всем открыть еще нельзя. — Враги подстерегают вас, грозя! — Сказали им друзья.— Неосторожность В таких делах — опасная стезя! Считал батыр женой своей Баян, Но продолжал до времени обман: В ночи он был — джигит луноподобный, А днем — с паршой на темени чабан. Козы-Корпеш искал невесты род. Найдя его, был счастлив ровно год. К чему стремился, то ему досталось. Про Кодеке скажу я в свой черед. Он пас у Карабая табуны, И, как мужчина, не имел цены: Такого прогнала бы с глаз любая! Вовеки не нашел бы он жены. Скупому Карабаю для кочевья В ту пору были лошади нужны. Коней привел верзила шестьдесят.' Глядите, до чего молодцеват! Осклабился, на жеребце красуясь, И пастуха с паршой окликнул хват: 506

— Молокосос, мне услужи,— сказал. Ты — мал, мы — зрелые мужи! — сказал. Упрямца — иноходца вороного Моей невесте подержи! — сказал. Корпеш ответил: — Не зови меня. Ищи себе прислужника другого! Поеду я вперед, овец гоня. — На низкорослом жеребце скачу! О круп его я исхлестал камчу! Кричит Кодар: — Мне нынче недосужно. В пути с плешивца шкуру я спущу! Навьючили на всех верблюдов кладь, ' Отправились аулом кочевать. Кодар, перед красавицами пыжась. За ворот пастуха с паршою хвать! Козы-Корпеш от стычки был далек. Но чванный Кодеке его допек. На темно-рыжем сидя, он Кодара Со скакуна стащил и поволок. Кричит ему спесивец: — Пощади, Аллах тебя, плешивей, награди! Ты что со мною делаешь, строптивец? Моя невеста едет позади! С обидчиком не спорил удалец. Аргамака пришпорил удалец.

И темно-рыжий конь свой бег ускорил. Кодара опозорил удалец. Но в сердце зла не держит Козыке. Противника он бросил вдалеке. — Я проливать не стану кровь собачью) Сказал — и возвратился налегке. На пастуха-плешивца зол Кодар, Весь день пешком смиренно шел Кодар. А к вечеру изрядно утомился, Хоть был вынослив, точно вол, Кодар. Покуда по степи он плелся пеш, Стал Карабая звать Козы-Корпеш: — Я через гору проведу отары. Ступай за мною,— волк тебя заешь) Не смел ему перечить Кареке: Он мог бы изувечить Кареке! Хозяин к пастуху на зов явился: Был шелудивец крепок в кулаке. — Чтоб зимовать, иши удобный край! Еду себе по вкусу выбирай! Приблизил ты врагов, друзей отринул. Родную землю кинул, Карабай! До нынешнего дня,— сказал батыр, Не слушал ты меня,— сказал батыр. Теперь за мной поскачешь, непутевый! Держись за хвост коня,— сказал батыр.

Глупец, боясь прогневать удальца. Схватил за хвост покорно жеребца, И, не теряя даром ни минуты, Корпеш пустил проворно жеребца. Ретивый аргамак понесся вскачь. Скупец надежду потерял, хоть плачь! И лишь тогда храбрец остановился, Когда надежду потерял богач. — Что сталось, погляди! — чабан сказал Приблизясь к девушке Баян, сказал: — Красавица, отец твой спятил, что ли? Бодает камни, как баран! — сказал. А Карабай, судьбу кляня, сказал: — Без горестей не прожил дня! — сказал. Зачем себя обрек я на скитанья. Людей хороших не ценя? — сказал. — Кочуя, ты аллаха забывал, Горюя, ты аллаха призывал,— Баян отцу на это отвечала. И караван в степи заночевал. Разговорились девушки впотьмах. Достойный отклик получил в сердцах Поступок удальца Козы-Корпеша: Двоих глупцов он проучил в сердцах. — О Кодеке, ты знаешь толк в пастьбе! Ни волк, ни вьюга не страшны тебе,— Промолвил Карабай. польстив Кодару.— Я поручаю табуны тебе! 509

Кодар в ответ: — Напасти ждут большой. Для лошадей возможен джут1 большой. Я силача ищу себе в подмогу. Пускай дадут мне пастуха с паршой! Баян шепнула: «Выслушай и взвесь! Какой-нибудь обман таится здесь. Зловредный великан тебя погубит. Останься лучше, златолицый, здесь!» Без Кодеке скупому — не рука. Кричит: «Бери с собою плешака!» — «На этот раз не откажу собаке,— Решил Корпеш,— беда не велика!» Проехал Жылытау великан. Коней погнал он за Койманраткан. До самого Садыра, до Сайкала Скакал и лысый от парши чабан. Кодар в обиду лошадей не даст. Как взмыленный кабан, Кодар клыкаст. Обильную траву щипали кони, Копытом разрывая снежный наст. Кодар погнал с нагулом табуны. Назад погнал к аулам табуны. Пригрело солнце, снег в степи растаял, Как раз хватило корма до весны! — Скучаю по своей невесте я. Поеду, погощу у тестя я,—

Сказал Кодар.— Изюму и урюка Вам привезу, табунщики-друзья! Бахвалился и суетился он. На жеребце в аул пустился он. Провел три дня в гостях у Карабая. А на четвертый возвратился он. — Всевышний мне богатство дал в удел. Кто ловок, тот двойную долю съел! Погибло двадцать лошадей зимою. Зато рогатый скот остался цел. Ты дело знаешь! — говорил старик.— Урон за эту зиму невелик. Мне двух десятков лошадей не жалко! Ты, Кодеке, батыр! Я — твой должник. А пастухи — лгуны, пустой народ! Овец сгубили сотню в ледоход. Коль табуны пригонишь самолично, Голодный волк на них не нападет. Кодар взыграл, как снежный вихрь зимой. Как нар, покрытый белою кошмой, Увешанный звонками, бубенцами, Увитый разноцветною тесьмой. Наслушался приятной лести он, Но не приблизился к невесте он. К табунщикам, на пастбище вернулся, Недолго прогостив у тестя, он. Л1

— Изюмом угости,— сказал Корпеш. Сулил ведь привезти! — сказал Корпеш. Небось, видал красавицу в кибитке? Ты у нее в чести,— сказал Корпеш. Кода р Баян внесла мне блюдо кишмиша. Его забыл я, к табунам спеша. И без изюма проживешь не худо, Пастух,— на голове твоей парша! Корпеш такие говорит слова: — На мне одежа держится едва, Нательная сорочка загрязнилась. Донельзя истрепались рукава. Дай, погощу в ауле два денечка, О Кодеке, табунщиков глава! А тот — ему: — Ну что ж, седлай коня. Полшеины мне дали за три дня. Коль не погибнешь с голоду, плешивей,— Захватишь там урюка для меня! Расхвастался напрасно великан. Не видел он красавицы Баян. Корпеш, пробыв на пастбище полгода. Примчался к ней, волненьем обуян. Он снова принял облик удальца. Расспросам, поцелуям нет конца! Сидит он у возлюбленной в кибитке. Не закрывая светлого лица.

Он веселится, сладко ест и пьет. Иголка в пальчиках Баян снует. Она вздыхая: «Милый обносился!» — Из шелка для него сорочку шьет. От радости едва не плачет он. На жеребце мухортом скачет он. С девицами смеется над Кодером, И золотых кудрей не прячет он. Кто счастье двух влюбленных омрачит? Хан Карабай, обманутый, ворчит: — Пастух отсюда скоро ль уберется? Десятый день в ауле зря торчит! Назавтра ехать надо Козыке. Краса Баян — отрада Козыке. За горести, лишенья и невзгоды Свиданье с ней — награда Козыке. Козы-Корпеш любовью окрылен. Как тысяча батыров, он силен. Мухортого конька пришпорив лихо, На пастбище опять вернулся он. Из юрты вышел Кодеке, угрюм: — Как угорелый, скачешь наобум! Невестушку мою ты видел, нет ли? Привез ли от нее урюк, изюм? — Трех девушек я встретил в свой приезд. Жуют кишмиш... Как им не надоест? Кричу: «Кодар-батыр изюма просит!» А сестры: «Пусть овечий сыр он ест!» «ос 513

— Ловя коня, накидывай укрюк. Чтоб не ушел упрямец из-под рук. Красавица со мной, наверно, шутит,— Козы-Корпешу отвечал бирюк. — Невесту и сестриц видал я двух. Они шептались,— говорит пастух.— Я снова: «Дайте Кодеке изюма!» «Чтоб он издох!» — сказали девы вслух. Не поскупился Карабай, твой тесть: Скота зарезал столько, что не счесть. По горло домочадцы были сыты, А гости мяса не смогли доесть. Мне наказал он: — Поклонись Кодару И передай ему такую весть: «Я свадебный устрою пир,— скажи. Кумысом напою весь мир,— скажи, Пусть нежеребых кобылиц пригонит Из табунов Кодар-батыр,— скажи!» О дочке не печалится отец: Тобою не нахвалится отец! А девушка и слушать не желает: «Не выйду! Пусть провалится наглец!» Вскипел Кодар: — Глумишься, шелудяк? Смотри, паршивец, попадешь впросак! Дождешься встряски от меня, строптивец! И показал увесистый кулак. 514

К озы -К орпеш Шучу я, зря не горячись, Кодар! Перед невестой отличись, Кодар, И, если ты красавице по нраву, Ее согласьем заручись, Кодар! — Уж так и быть, свой пыл я охладил. Разумно ты, плешивый, рассудил. Вдвоем с тобою кобылиц пригоним. Другой пастух бы мне не угодил! К аулу поскачу я налегке. Ведь я — жених! — промолвил Кодеке.— Обычай не велит являться к тестю С шестом иль колотушкою в руке. Возьми с собой укрюк, чекмарь да привязь И подожди меня невдалеке! Подумал Козыке: «Дойму его. И выкажу при этом удальство!» На темно-рыжем скакуне примчался, Не захватив с собою ничего. Кодар бормочет: «Чтоб тебе пропасть! Бездельник, привезти забыл ты снасть!» Козы-Корпеш сияет златолицый. Он думает: «Натешусь нынче всласть!» Сноровкой удивляет он людей. Стреляет он из лука лебедей. Ладонью в землю колья он вбивает И ловит без укрюка лошадей.

Он резвых и рысистых привязал, Гнедых и золотистых привязал. Веревку туго натянув на колья, Ретивых, норовистых привязал. «Вконец меня строптивец осрамил!» От ярости Кодару свет не мил. Он, подскакав на пегой кобылице, Корпеша кулаком ошеломил. К озы -К орпеш «Зимою табуны пасет богач. ' Батыра может побороть силач. Чужак, проныра побороть не может Того, кто честен и душой горяч!» За ворот сгреб невежу из невеж И с лошади стащил Козы-Корпеш. Сидел Кодар на пегой кобылице И поневоле оказался пеш. — Ты вроде брата мне! — кричит Кодар. — И это — плата мне?— кричит Кодар. — Эй, опусти, проклятый шелудивец, Не рви халата мне! — кричит Кодар. — Шучу я, Кодеке. Мой нрав таков! Зачем сердиться из-за пустяков? — Играя, доканал меня, плешивый! Живым не вырвусь из твоих тисков. Кодара, как убитого козла. Свалил противник поперек седла

И на скаку швырнул его в пучину. Вода бездонна и черна была. Воочью увидал верзила смерть: Могилой стать грозила водоверть. Захлебываясь, он поплыл вразмашку И вскоре ощутил ногами твердь. Кодар У лысого сноровка велика: С коня стащить он может седока. Не лучше ли в стрельбе нам состязаться? Тут я свое возьму наверняка! Любителей немало собралось. Просить Козы-Корпеша не пришлось: Он в добрый час метнул стрелу из лука — И десять кетменей пробил насквозь! Примчался и Кодар на скакуне. Хвастун в себе уверен был вполне. На пользу не пошло ему бахвальство: Стрела застряла в пятом кетмене. Подумал Кодеке: «В ущерб себе Не стану состязаться я в стрельбе! Над пастухом, пожалуй, без натуги Я превосходство выкажу в борьбе». Стоит народ, любуется игрой. Кодара повалил Корпеш-герой. Джигитов девяносто для потехи На великана взгромоздил горой.

— Не помнишь ты добра! — кричит Кодар. — На мне лежит гора! — кричит Кодар. — Все кости перебиты, Не осталось И целого ребра! — кричит Кодар. Козы-Корпеш не внял его мольбе; Промолвил только: — Поделом тебе! Ты злом лишь самому себе обязан. И сам печалься о своей судьбе. Бродягой сделал Кодеке творец. Вконец его унизил удалец: «Табунщику нужна,— сказал,— отвага! А он, бедняга, пусть пасет овец». Корпеш со схватки возвращался рьян, И повстречался по пути с Баян. Под грудой тел на берегу отлогом Остался неуклюжий великан. Сказал Козы: — Красавица, уважь! Ты ребра горемыке жиром смажь. Слыхала крики: «Господи помилуй»? Голубка, сжалься над батыром,— смажь! Баян Оправится и без лекарства он. Но не простит вовек мытарства он. Мой ненаглядный, берегись Кодара! Исполнен злобы и коварства он. ...Веселье от зари и до зари! Снаружи — злато, серебро — внутри, 518

Богатый Сасан-бий раскинул юрту, Какой не погнушались бы цари. На семидневный пир он всех созвал. Туда пошли огулом стар и мал. Со скрягой Карабаем и Кодаром Отправились аулом стар и мал. Козы-Корпеш, личину снять спеши! В селенье не осталось ни души. Как солнце и луна — жених с невестой, На удивленье сестрам, хороши. Внезапно ливень хлынул, грянул град. И было так двенадцать дней подряд! Кодар и Карабай не возвращались: Глинчак размыло, нет пути назад. То град хлестал, то снова ливень лил. Казалось, между ними сговор был. У Сасан-бия долго пировали, И окружен гостями повар был. А жадный Кодеке исподтишка Наполнил мясом два больших мешка. — Добра чужого,— говорит,— не жалко! Приеду — накормлю я плешака. В аул примчался, рыщет без конца, Кричит, орет — не сыщет удальца. — Пастух с паршой, беги сюда живее! Привез тебе Кодар-батыр мясца! 519

— Эй, лысый! Где ты? — выкликал горлан. Он потешал Корпеша и Баян. Откуда ни возьмись, навстречу — баба: «О Кодеке, тебя ввели в обман! У Сасан-бия погостил Кодар-батыр, жар-жар. Свою невесту упустил, так пир — не в пир, жар-жар. Когда подумаю о ней, лицо горит, жар-жар. С твоей Баян двенадцать дней провел джигит, жар-жар. Тебя сбивает с толку плешь! Ты слеп и глух, жар-жар. Коней пасет Козы-Корпеш, а не пастух, жар-жар». Кодар узнал, как съездил в гости он! Свой палец прокусил со злости он. Халат на нем порвался от натуги, Когда заголосил со злости он. Корпеша опасаясь, как огня, Кодар обратно повернул коня. Стремглав махнул он к юрте Сасан-бия: — Хан Карабай, ты обманул меня! Он вихрем в непогоду налетел, На Карабая с ходу налетел; — Твоя девица недругу досталась. Теперь отдай мне воду! — налетел. Карабай Почтенный Сасан-бий и весь народ! О чем толкует этот сумасброд? В Бетпак-Дале вода его осталась... Нужна она мне, что ли? Пусть берет! 520

— На скот не поскупился ты, Сасан. В котлах варился не один баран. Но Карабай глумился надо мною. Где он гнездился, вырастет бурьян! Я уничтожу род его и племя,— Грозился разъяренный великан. Держась на всякий случай вдалеке, Хозяин увещает Кодеке, И силачом-героем величает, И помощь обещает Кодеке. — Баян — твоя! — Кодару говорит, — Не затевай ты свару! — говорит, — Уж лучше поднести Козы-Корпешу Отравленную чару! — говорит. Ты, светоч мой, силен — и враг не слаб! Кто знает — в рукопашной чья взяла б! И Сасан-бий с Кодаром, с Карабаем Отправили к батыру сорок баб. — Посланниц ты не обижай, зятек! На пир сегодня приезжай, зятек! Отказом не прогневай аксакалов. Чтоб не сказали: нами пренебрег! Баян шепнула: — Это — западня. Желанный мой, послушай ты меня: Не езди нынче в юрту Сасан-бия. Ведь осторожность— лучшая броня! S21

Хоть ласковы, Баян, твои слова, Однако ты, голубка, неправа. Порою грянут сорок самопалов,— И все же уцелеет голова. «Не жди до срока ни зари, ни смерти!» — В народе поговорка такова. Коль не приеду, скажут люди — струсил! Худая обо мне пойдет молва. При виде небывалой красоты Посланницы стоят, разинув рты. Они залюбовались поневоле Сияньем ослепительной четы. И сорок баб народу говорят: — Чудес не знали сроду,— говорят. — А тут луна и солнце перед нами Плывут по небосводу! — говорят. Сверкает праздничный убор Баян. Слезами затуманен взор Баян. Возлюбленного крепко обнимает, Всем недругам наперекор, Баян. Ее томят предчувствия дурные. Их не скрывает от сестер Баян. Убить батыра вздумал Карабай. Следили за отцом Тансык и Ай. На пир они Корпеша проводили • И с ним вошли как будто невзначай. А Козыке, нисколько не угрюм, Воскликнул: «Ассалам-агалайкум! 522

Презрев опасность, я сюда явился». В ответ раздался одобренья шум. Такая богатырская повадка Пришлась по нраву и сестрицам двум. Хан Карабай для смелого зятька Не пожалел бы целого быка. Джигита он радушно угощает. Узнать нельзя скупого бирюка! Питья хмельного поднесли Корпешу. Он осушил два полных бурдюка. И сразу тело у него свело, Похолодело у него чело. Лицо, как от удушья посинело. Заколотилось сердце тяжело. Козы-Корпеша под руки беря, «Погибнет лунолицый»,— говоря, Его из юрты вывели сестрицы И взбрызнули водой богатыря. «Пришел сюда не для веселья он. Теряет разум не с похмелья он. Его не победили — опоили! Хлебнул, бедняга, злого зелья он». Шатается Козы, горит нутро. Двум девушкам спасибо за добро! С трудом сознанье к удальцу вернулось. Воды студеной выпил он ведро. Родителя бесстыжего кляня, Девицы темно-рыжего коня Проворно подвели Козы-Корпешу. Махнул он, темно-рыжего гоня. 523

Скакун летел, Корпеша унося, А изо рта джигита яд лился. Должно быть, от извергнутой отравы У лошади пропала грива вся. Степной дорогой мчался жеребец. Наездник был великий удалец. Не обладай он богатырской мощью, Давным-давно б ему пришел конец! Хоть он от передряги ослабел, От ядовитой влаги ослабел, Но не погиб от вероломства скряги. Не потерял отваги, не сробел. Баян — ему: — Враги тебя убыот! Бесценный мой, не жди пощады тут. Скорее увези меня отсюда. В родных местах найдем себе приют. Людей не покидающий в беде, Судья Тайлак твой благородный где? С озерами, с просторами лесными Край Балталы твой многоводный где? Т ам — тишина, приволье, благодать. А здесь — какой еще напасти ждать? Кодар меня в покое не оставит. Негодный, станет пуще досаждать. К о з ы-К о р п е ш Голубка, разве безоружен я? От зелья горького недужен я Недолгий роздых мне, батыру, нужен, И вновь с отвагой буду дружен я!

— Дай только мне оправиться,— сказал. — И в теле мощь появится,— сказал. — Пусть недруги испробуют на деле. Сколь силы мне прибавится,— сказал. — А если я умру — народ помянет Меня добром! — красавице сказал. Баян в слезах: — Теперь не воин ты! Некрепок на ногах, опоен ты. Враги в погоню за тобой пустились. Тебе ж неведом страх, спокоен ты! С Кодером Карабай держал совет. Как смельчака отправить на тот свет. Летит Кодар на пегой кобылице, Другие нечестивцы мчатся вслед. Аршинную стрелу со скакуна Батыр метнул в Кодара-хвастуна. Чванливый недруг тяжко рухнул долу: Пронзила ляжку всадника она. Развеселилась Карабая дочь: Лежит постылый — встать ему невмочь, И кобылица пегая свалилась, А златолицый рысью мчится прочь. Навылет, говорят, прошла стрела. Глаза Кодару мгла заволокла. В беспамятстве он долго оставался, И кровь из ляжки раненой текла. Когда Козы-Корпеш совсем исчез, Пришел в себя отверженец небес.

Он кое-как поднялся и, шатаясь, Не без труда на кобылицу влез. Кодар перед аулом держит речь: — Противнику башку снесу я с плеч! — Двуострую секиру он целует; Батыру хочет голову отсечь. — Эй, люди, скрылся из виду беглец! Баян — моя,— бахвалится наглец. У ней на сердце радость или горе,— Об этом не печалится наглец. Ему не дорога душа девичья. Над нею разве сжалится наглец? Всему аулу уши прожужжал. Убить Козы-Корпеша угрожал, Кричал: — Теперь Баян возьму я в жены! Видали, как соперник мой бежал? ...Корпеш остановился у ручья, Журчала так приветливо струя! В тени деревьев он расположился, Вздохнул: — Жива ль красавица моя? Недобрыми людьми окружена, Осталась в неизвестности она. Баян свою наперсницу послала: Пусть обойдет окрестности она. Батыр скрывался возле Шок-Терека. Его нашла в той местности она. И повелось у двух влюбленных так: Подружка ходит собирать кизяк 526

И каждый день Корпеша навещает, С оглядкою, чтоб не попасть впросак. Она приносит витязю поесть, Передает ему от милой весть. Но есть в ауле въедливая баба, И невозможно ей глаза отвесть! Девица вновь за кизяком пошла. Наушница за ней тайком пошла. Батыра увидав под Шок-Тереком, Молоть бесчестным языком пошла. И, разговор подслушав, слово в слово Кодару шепотком передала. Что сделал этот низкий человек? Стремглав погнал коня на Шок-Терек! Стрелой пронзил он спящего Корпеша И голову убитому отсек. Кодар,— достойный Карабая зять,— Проклятья изрыгая, мчится вспять. За поясом — кровавая секира,— Из крепкого иргая — рукоять. —...Какой же ты отец в моих глазах? - Скупцу Баян промолвила в слезах. Напрасно вы злодейство замышляли! Поддержит одинокого аллах. — Родное,— говорит богач,— дитя! Ведь Кодеке — джигит, силач, дитя! Под Шок-Тереком, сказывают люди, Козы-Корпеш убит! Не плачь, дитя!

Голубушка, не надо слезы лить! Тебе найдется пара, так и быть! Немало удальцов у нас в аулах. Не хочешь за Кодара? Так и быть! Баян Приваживать не стану молодцов, Как дикая верблюдица — самцов. Люблю я одного Козы-Корпеша — Батыра, удальца из удальцов! Тогда примчался на майдан Кодар. Был жаждой мести обуян Кодар. И голову убитого джигита При всех швырнул к ногам Баян Кодар. Закусила она губы до крови, молча подняла голову Козы- Корпеша и, вскочив на вороного иноходца, погнала его на Шок-Терек. Ровно в полдень Баян опустилась на землю рядом с телом любимого и приставила к нему златокудрую голову. До полу­ ночи оплакивала она своего жениха, сидя под тополями Шок- Терека. В полночь неизвестно откуда появился перед ней старик и сказал: — Зря убиваешься о милом! Стоит лишь тебе поже­ лать — и он оживет на целых три года! — Нет, отец мой! — отвечала осиротевшая Баян.— Счастье мое было призрачно, как солнце. Горе клубится черной тучей. Ни для себя, ни для милого не хочу я жизни! — Пускай твой батыр на три месяца встанет! — предло­ жил ей старик. Но Баян не. согласилась и на это. — Ну, тогда проси хотя бы три недели! 528





— Сделай так, отец мой, чтобы джигит проснулся лишь на три дня! Хочу я с ним проститься и вспомнить наше счастье. — Будь по-твоему! — сказал старик — и пропал. С восходом солнца голова убитого приросла к телу, сердце забилось. И поднялся Козы-Корпеш, бодрый, веселый, как ни в чем не бывало. Рассказал он любимой, как предательски подстрелил и обезглавил его, спящего, К' дар. И поклялась Баян отплатить трусливому, коварному убийце. Три дня были счастливы влюбленные. На третий вечер Козы'-Корпеш снова испустил дух. Баян похоронила его в степи возле Кызыл-Кия. В свежий холм воткнула копье: пусть люди знают, что здесь покоится батыр! Сверху положила череп и костяк его верного коня. Баян горевала, оплакивая любимого. Часто жаловалась она близким на тоску и нездоровье. — Привиделся мне сон,— сказала однажды Баян,— как исцелиться от недуга. Нужно испить студеной воды из колодца, да только зачерпнуть ее не ведром, а шапкой! Кто спустится для меня на дно колодца — за того я выйду замуж! Вызвалось девяносто джигитов. А Кодеке всех растолкал и вышел вперед: — Красавица, неужто я тебе не достану целебной воды? У Баян была длинная толстая коса. Длиннее, чем у всех невест в округе. Подошла девушка к глубокому колодцу, над­ вязала косу лентой и говорит Кодару: «Спускайся!» По деви­ чьей косе быстро спустился он в колодец. Но едва коснулся дна, как острый нож блеснул в руках Баян, и отрезанная лента упа­ ла вниз. — Эй, шутница, бросай живее веревку! Здесь темно и сы­ ро, да к тому же холодно, как зимой! — закричал Кодар. Заглянула Баян в колодец и, горько усмехнувшись, от­ вечала: 529

— Я шучу с тобой, как ты недавно пошутил стрелой с Ко- зы-Корпешем! А теперь, джигиты,— обратилась она к девя­ носта молодцам,— забросайте каменьями колодец! Пусть он станет могилой тому, кто подло убивает спящих! «Разъединял я вас при жизни,— разъединю и после смер­ ти!» Таково было последнее слово Кодара. Через год красавица Баян, по обычаю предков, справила торжественные поминки по убитому жениху. Высокое надгро­ бье приказала она воздвигнуть на том месте, где покоился прах Козы-Корпеша. Когда мавзолей был готов, Баян вбежала туда и, выхватив из-за пояса кинжал, вонзила его себе в сердце. На могиле влюбленных выросли два душистых цветка, а между ними — колючий репейник. Корпеш из удальцов был удалец. Баян была отрадой для сердец. Правдивое свое повествованье На том кончает Бейсенбай-певец.





лто нижнему пути паломников в Мекку про­ текает семь бурных рек. Все они сливают свои воды в Черное море. На побережье Чер­ ного моря проживает род, называемый Жуз Жагалбайлы. Жил в этом краю некий богатый бай, по имени Базарбай. У Базарбая было три тф г жены, от которых он имел девять сыновей. Однажды в том краю вспыхнула холера, и все девять сыновей Базарбая умерли от нее. Тогда Базарбай взял еще шесть жен, но детей от них не имел. Но вот, когда Базарбаю 533