Брюсовские чтения 1966 года

лемо для Ю . Веселовского, воспитанного на совершенно иных традициях. Если некоторые переводы, по мнению рецензента, ^ы лн засорены иноязычными словами, то другие, а именно переводы народной и средневековой армянской поэзии, слишком уж лишены национального колорита. Их язык нарочито приближен к языку русской народной, по вы ра­ жению Ю . Веселовского, «безыскусственной поэзии или старинной русской речи». Иногда эти попытки вполне удачны, например в эпосе «Давид Сасунский», в других случаях производят «впечатление какого-то «обрусения» армянского текста, который лишается значительной доли местного колорита». В качестве примера приводятся следущие строки из «Заклинания на волка» (пер. В . Брю сова): Тем жезлом ли Моисеевым, Тем копьем ли свят Егория, Той ли верой свят Григория... Подобной стилизации не избежали и некоторые другие сотрудники сборника, например, в стихотворении О в. Ту­ маняна «Голубиный скит» (пер. Вяч. И ванова): К ак прознал Ован из затворных стен Злых татар набег, христианский плен, Осерчал зело, затужил вельми. Здесь заметно стремление ввести архаизмы в духе -памятников древнерусской письменности или былин. Об общей тенденции переводов Ю . Веселовский пи­ сал: «нельзя отрицать того, что редакция сборника стре­ милась к возможно более близкой передаче слоговых и ритмических особенностей подлинника, чередования рифм, созвучий, звукоподражаний, внешней формы куплетов, повторения одних и тех ж е припевов». Однако он заметил, что «в иных случаях на воспроизведение музыкальной стороны оригинала... обращено было, несомненно, даже более внимания, чем на передачу содержания того или 400

другого стихотворения». Не отвергая стремления «воспро­ извести музыкальную сторону оригинала», рецензент пре­ достерегал от чрезмерного увлечения ею в ущерб содер­ жанию. Любопытно отметить, что авторами наиболее удавшихся переводов, по Ю . Веселовскому, являю тся не только популярные поэты, но и те, чьи имена не были известны ранее. В озм ож н о, при этом он имел в виду не встречавш ие­ ся до того в сборниках переводов с армянского имена B . Бакулин и В . Спасский. Эти имена, как документаль­ но установлено, служили псевдонимами В . Б рю сова. И здесь художественный вкус Ю . Веселовского помог ему объективно оценить достоинства переводов одного из непре­ взойденных в данной области мастеров. *** Три перевода самого Ю . Веселовского — «Слезы А рак­ са» Р . П атканяна, отрывок из «Скорби Леона» и «Аштарак» C . Ш ах-А зиза, включенные в сборник «Поэзия Армении», могут служить яркой иллюстрацией к его переводческой практике. Знаменитое стихотворение Р . Патканяна, известное в русском переводе под названием «Слезы А ракса», впервые опубликованное в 1856 г. и переведенное на многие языки, по праву было признано современниками «венцом творе­ ний» поэта1. Вы сокий граж данский паф ос, который так свойственен поэзии Р . П атканяна, пронизывает это произ­ ведение. «Каж дая строка в «Слезах А ракса»— отголосок исстрадавшейся души армянина! Каждое слово, произ­ несенное матерью А раке, есть вопль страдающего народа! Это бурное негодование в устах Аракса — негодование честного армянина-гражданина!»— восклицал Аракел Дервиш (Микаэлянц) в 1904 г .2 1 См. вступительную статью Ар. Дервиша в кн.: «Певец граждан­ ской скорби», М., 1904, стр. 14. 2 Там же, стр. 15. 401 2 6 Брюсовские чтения

Стихотворение «Слезы А ракса» на русском языке было напечатано впервые в переводе Ю . Веселовского в 1894 г. во втором томе «Армянских беллетристов», открывая сти­ хотворный отдел. Перевод снабжен примечанием историко- литературного характера: «Стихотворение написано в 1854 г. Оно переведено было на французский, английский и немецкий языки и три раза на русский (считая в том числе и настоящий перевод)» (стр. 463). Известен доку­ мент, датированный 6 сентября 1895 г ., о специальном запрещении печатания перевода Ю . Веселовского «Слезы А ракса»1. По этому поводу С. Г . Арешян пишет: « В ... 1895 г. цензурой было запрещено отдельное издание перевода стихотворения Патканяна «Слезы А ракса», принадлежа­ щего перу Веселовского»2. Заметим, что в цензурном документе ничего не говорится об «отдельном издании», а других материалов об этом исследовательница не приве­ л а. Она не упомянула о том , что в 1895 г. стихотворение «Слезы Аракса» в переводе Ю . Веселовского увидело свет в апрельском номере ежемесячного журнала «Вестник Европы». Таким образом, цензурное запрещение ок аза­ лось post factum и касалось всех дальнейших перепечаток перевода. Этот перевод за свои художественные достинства высоко оценивался современниками, в том числе самими армяна ми. Т ак, в статье «Достойное десятилетие», посвященной юбилею научно-литературной деятельности Ю . А. В е­ селовского, газета «Мшак» (1900, № 9) утверж дала: «Как переводчик, Веселовский проявил такие прекрасные спо­ собности, которые можно видеть только в человеке, на­ деленном от природы пером поэта и получившем хорошее литературное развитие. Он переводил преимущественно 1 Документ опубликован С. Г. Арешян. Армянская печать и цар­ ская цензура, стр. 419—420. 2 Там же, стр. 318. 402

стихи, и среди них венцом творений можно считать пе­ ревод знаменитой песни «Слезы А ракса», который напе­ чатан был в журнале «Вестник Европы» в 1895 году и ко­ торый производит прекрасное впечатление как замечатель­ ное стихотворение, сохранивш ее силу и всю красоту ори­ ги н ал а, если не ск а за т ь больш его ( ե թ ե չա ս ե լ ա վ ե լ ի ն ի 1. Представляет интерес свидетельство о том, что «Слезы Аракса» Ю . Веселовский перевел во время учебы в гимна­ зических классах Л азаревского института, то есть до 1890 г. Об этом говорил на вечере чествования Юрия Алексеевича 22 января 1900 г. представитель студенчества института С . К аианакеян. «П оказательн о, что КЗ. А . Веселовский этот свой перевод сделал, будучи еще учеником Л азарев­ ской гим назии»2. Есть сведения, что в ту пору Ю . Веселовский изучал армянский язык, пользуясь учебниками и помощью армян, своих товарищей по гимназии3. Н о знал язы к тогда он все же недостаточно и даже позднее делал переводы для первого тома «Армянских беллетристов» с немецкого,— разумеется, считая необходимой их сверку с армянским оригиналом. Так, в письме М. Берберяну от 6 сентября 1892 г. он сообщ ал: «Ввиду того, что П атканян благодаря своей смерти немного стал известен русской публике (в Русских Ведомостях перепечатан был из Приазовского Края его некролог), я решил прибавить к трем рассказам его, которые мы раньше выбрали (Сосед, Вартевор и Б а ­ калейная лавка) еще четвертый — «ծ« Ն շա նվա ծ էի », ко­ торый и перевожу с немецкого. Мои переводы, конечно, нужно будет сверить с оригиналом»4. С немецкого ж е 1 Цитируем по кн.: Жрец человеколюбия и труда. Юрию Алексе­ евичу Веселовскому. М ., издание д-ра С. Г. Ш ахназарова, 1901, стр. 65 (на арм. яз.). 2 Там же, стр. 30. 3 МЛИ, фонд М. Берберяна, № 272 (письмо Ю. В. от 11.VI. 1887); № 275 (письмо Ю. В . от 15. X I I. 1887) и др. 4 Там же, № 287. 403

переводили армянские произведения Е . Некрасова и А . Ве­ селовская (мать Ю . Веселовского). В восьмидесятые годы выходила в Лейпциге «Armeni- sche В ibliothek», издававшаяся Абгаром Ионнисианом. Во втором выпуске ее был помещен перевод патканянов- ского стихотворения под названием «Die Thranen des Araxes», принадлежавший Артуру Лейсту (A. L eist). Внимательное сличение перевода Ю . Веселовского с армянским оригиналом1 и немецким переводом А. Лейста показывает, что оба перевода, значительно отличаясь от оригинала, во многом сходятся друг с другом. Прежде всего не совпадает стихотворный размер пере­ вода Ю. Веселовского с размером патканяновского стихо­ творения. Строфа последнего — четверостишие, рифмуются только четные строки, рифма м уж ская, нечетные строки имеют женские окончания. Стихотворная строка состоит в большинстве случаев из семи силлабем, причем очень часто ударения чередуются, как в двухстопном анапесте. В строфе русского перевода рифмуются как четные (мужская рифма), так и нечетные строки (женская рифма). Размер стихов перевода Ю . Веселовского—четырехстопный ямб, с добавлением безударного слога в нечетных строках. Размер немецкого перевода Лейста — такж е четырехстоп­ ный ямб, с добавлением безударного слога в нечетных строках. Здесь рифмуются, как и в армянском оригинале, только четные строки. Ю . Веселовский использовал для своего перевода размер немецкого, но добавил рифмовку нечетных строк с женскими окончаниями, что больше соответствовало духу русского стиха. Сравнение в плане речевых средств также убеждает нас в том, что Ю . Веселовский для перевода использовал немецкий текст. 1 Пользуемся новейшим академическим изданием сочинений Р . Патканяна, т. I. (Е р., 1963), стр. 53—56. 404

В первой строфе Р. Патканяна вид Аракса ассоцииру­ ется с образом матери. В обоих переводах этот образ опу­ щен. У Р . П атканяна: Մ ա յր Ա րա քսի ա փ երով քա յլա մո լոր գն ո ւմ եմ В переводах же мы имеем обращение к А раксу, что активизирует начало. В следующих строках той же строфы в переводе. Ю . Веселовского появляется глагол, отсутст­ вующий в армянском оригинале, но наличествующий в немецком переводе: «взываю» — «пЛеп». В то же время тщательное сопоставление двух перево­ дов убеждает в том, что Ю . Веселовский, руководствуясь в целом немецким переводом, корректировал свой перевод по армянскому оригиналу. Уж е в первой строфе он восста­ навливает отсутствующее в немецком тексте упоминание о «веках минувших». Н а основании подобного анализа показательных1 осо­ бенностей рассматриваемых трех разноязычных текстов нами была составлена таблица, из которой достаточно от­ четливо видно, что в подавляющем большинстве случаев расхождения перевода Ю. Веселовского с оригиналом объясняются влиянием немецкого текста. Несколько сов­ падений русского перевода с оригиналом, не имеющихся в переводе А. Лейста, свидетельствуют, что перевод Ю . В е­ селовского действительно был прокорректирован по армян­ скому тексту. Однако довольно значительное число рас­ хождений русского перевода и с армянским оригиналом и с совпадающим с последним в этих случаях немецким переводом говорит о сравнительно большей самостоятель­ ности Ю . Веселовского в переводческой практике. 1 Следует добавить, что перевод Лейста имел 22 строфы. Две стро­ фы, в которых содержится упрек в адрес Куры, переводчик, будучи связан с Тифлисом, сократил, по-видимому, из соображений этики. В своем переводе Ю. Веселовский эти строфы восстановил по оригиналу, и вплоть до «Армянской Музы» их было 24. Однако в «Поэзии Армении» втот перевод представлен без этих двух строф. 405

Таким образом, внимательное сличение «Слез Аракса» Ю . Веселовского с армянским оригиналом и переводом А . Лейста убеждает нас в том, что Ю . Веселовский вос­ пользовался формой и отчасти образной системой весьма удачного немецкого перевода. В то же время, разумеется, Ю . Веселовский не следовал слепо за этим переводом,— он, с одной стороны, по возможности восстанавливал образы оригинала, с другой, учитывал особенности русского стиха. При переводе он не связы вал себя буквой подлинника, а руководствовался принципом максимальной передачи идеи произведения, одновременно не забы вал об эмоцио­ нальной стороне, стремясь к изложению в поэтическом ключе подлинника. Свободное в известной мере обращение с подлинником, не нанося ущерба содержанию стихотво­ рения, делало перевод достойным' его эквивалентом. Попытку нового перевода «Слез Аракса» находим в сборнике избранных стихотворений Р . П атканяна, из­ данном А р. Дервишем1. Переводчик С. Потресов-Яблон- овский, по-видимому, поставил перед собою цель дать перевод, более близкий к армянском у оригиналу. Он избрал иной размер — трехстопный анапест, хотя со хр а­ нил рифмовку строк с женскими окончаниями, введенную Ю . Веселовским. Сохранил он и название стихотворения— «Слезы Аракса» (Араке — мужского рода), однако в то же время вслед за Р . Патканяном обращается к Араке в ж енском роде: «М ать А р ак е!» (I стр оф а), «Ты печальна род н ая, к ак я» (III стр о ф а), «Н егодуя, А раке поднялася» (VIII строфа) и т .п . Е щ е в одном случае автор греш ит п р о­ тив русской грамматики, допуская в строфе XVIII невер­ ное согласование — «ненавистный... перс и турок». М но­ гочисленны такж е случаи неточного словоупотребления: «в полный берег стучася с тоскою, замутясь твои воды текут» — II; «Лейся тихо» (о реке) — V ; «Сверкая чешуею блестящей змеи» — X X III. С . П отресов-Я блоновский по- 1 Певец гражданской скорби. М ., 1904, стр, 33—37. 406

грешил не только против русского я зы к а, но во многих случаях и против образной системы оригинала. Например, переводчик заменяет традиционную в восточной поэзии «розу» — «гирляндами жасминов»: Пусть гирлянды жасминов душистых Берега покрывают твои... (VI); у Ю. Веселовского: Пусть снова розы украшают Сады прибрежные твои... С. Потресов-Яблоновский допускает снижение образа. Р . Патканян не мог в уста А ракса вложить слова: «пред кем щ еголять мне к р а с о ю ...» , (у Ю . Веселовского: «И мне — зачем мне у к р аш ать ся ...»). В новом переводе не чувствуется достаточной заботы о передаче настроения подлинника. Т ак, XV строфа стихотворения, глубоко лиричная, передающая грустные размышления Аракса о былых годах, приобретает некий игривый оттенок: Было время—нарядна, игрива, Как невеста, не зная оков, Я бежала вперед шаловливо Вдоль родимых моих берегов1; Грустно-приподнятое настроение стихотворения сни­ ж ается также введением просторечий («видал»— X ; «неужли же» — XVIII; «рядить берега» — X X I), прозаизмов («фа­ натиков сброд» — X X ), выступающих иногда в стилисти­ чески несовместимых сочетаниях («очи гнойные»-— X X I). Наконец, переводчик совершенно отходит от основной идеи стихотворения Р . П аткан ян а, которая заклю чается в мечте о свободе и возвращении утраченной независимости 1 У Ю. Веселовского: А были дни,— в краю свободном Я в чудном блеске протекал, И к морю вдаль в просторе водном Спокойно шел за валом вал. 407

армянского народа, в гневном протесте против иноземного порабощения. У переводчика все сводится к выражению ненависти к «изуверам». Эти ошибки и искажения идей­ ного содержания произведения отсутствуют в переводе Ю . Веселовского. Н апротив, ему удалось близко подойти к подлиннику не только в передаче его идеи и образной системы, но и поэтического дыхания, настроения. П онят­ но, почему выбор Брюсова при составлении антологии пал именно на перевод Ю . Веселовского. Строгий редактор «Поэзии Армении» оценил такж е и несомненные достоинства двух переводов Ю . Веселовского из С. Ш ах-Азиза: восторженного отрывка об армянских женщинах из поэмы «Скорбь Леона» и нежного, напевно­ лиричного стихотворения «А ш тарак», включив их в сбор­ ник. *** В основном верно разобравшись как в достоинствах, так и в недостатках «Поэзии Армении», Ю . А. Веселов­ ский первый заявил о настойчивой необходимости издания книги иного т и п а —’ «идейной хрестоматии», конкретный план которой был у него уже готов. «Д ля изучения армянской словесности, — писал Ю . А. Веселовский,.заканчивая рецензирование «Поэзии Армении»,— сборник, составленный г. Брюсовым, будет отныне необходимым, хотя и не единственным пособием... Следует однако все время иметь в виду, что в книге вполне ярко отразился лишь один аспект армянского поэтического творчества. Эта разнообразная, с интересом к делу состав­ ленная хрестоматия отнюдь не делает излишним появле­ ние других, относящ ихся к той же обл асти ... Х рестоматия, которая дает образцы литературных произведений, отраж а­ ющих с возможною полнотою боевые, идейные,— даже тенденциозные мотивы в новой армянской словесно ти, будет особенно желательною и своевременною в наши 408

дни, когда русский читатель хочет по стихотворениям, поэмам или ром анам ,— не менее, чем по газетным или журнальным статьям или популярным брош ю рам ,— узнать подлинную Армению»1. Конкретный план хрестоматии нового типа был изложен Ю . Веселовским несколько ранее в статье «Чего ищет сейчас русский читатель в армянской ли терату ре?»2. Автор с удивительной глубиной определил и четко изложил требования русского общества того времени к выбору произведений для перевода из армянской литературы:, «Настоящий момент имеет свои специальные нужды и з а ­ просы ... Я вполне допускаю, что впоследствии русская публика будет искать в армянской литературе совсем иного, что ее интерес к этой литературе станет глубже, шире и тоньше, что она будет всего более ценить вещи чисто художественные. Н о сейчас вот, в 1916 году,— какие произведения армянских литераторов всего более удовлетворяют русского читателя..? Я считаю возможным определенно и категорически ответить на этот вопрос: те произведения, где всего полнее и ярче отразилась армян­ ская ж и зн ь... Настоящее положение вещей можно вкратце определить так: русский читатель ищет в армянской ли­ тературе —■самих арм ян !» Именно в той ситуации Ю . Веселовскому представлял­ ся особенно уместным и своевременным выход в свет об­ ширного сборника переводов из армянской литературы, «предназначенного прежде всего знакомить русскую пуб­ лику с армянами и Арменией, дать полную картину все еще мало известной ей ж изни». По представленному а в ­ тором плану в начале сборника должны быть помещены «разнообразные произведения, прозаические и стихотвор­ ные, в которых отразился особенно полно и ярко внеш­ ний облик Армении» (рельеф, развалин ы древних монасты ­ 1 Армянский вестник, 1917, № 26, стр. 16. 2 Там же, 1916, № 40. 409

рей и проч.). Д ругая группа произведений знакомит с отдельными эпизодами из истории Армении (отрывки из сочинений Церенца, А бовяна, Раффи и др.)». Большую часть сборника Ю . Веселовский отводил, однако, под произведения, изображавшие современную ему жизнь армян. «Здесь образцы должны быть подо­ браны особенно и скусн о,— предостерегал он, — с тем, чтобы картина этой жизни получилась действительно полная и всеобъемлющая». Например, следует рассказать читателю, по возможности, обо всех тех местах, куда забросили превратности судьбы сынов Армении, то есть не только об их «исконной родине», но и о колониях в р а з­ ных странах. «Особенное внимание,— настаивал автор, учитывая насущные потребности момента,— должно быть обращено на Турецкую Армению, участь которой не может не интересовать сейчас среднего русского чи тателя. Т щ а ­ тельно выполненная по известному плану вы борка из сочинений Раффи, П апазяна, Агароняна, различных поэтов, откликавшихся на бедствия турецких армян, даст чита­ телю такую яркую, долго не забывающуюся картину по­ литического положения древнего христианского народа, какой не заменят ему никакие газетные статьи или по­ пулярные брошюры по армянскому вопросу». Учитывал Ю . Веселовский в своем плане и показ клас­ сового и сословного расслоения армянского общества: «О тражая участь армян в самой Армении и за ее пределами, сборник должен вместе с тем познакомить и с различными слоями и классами армянского народа (купечества, духо­ венства, крестьянства, интеллигенции, чиновничества)». Вслед за этим, по мысли автора, должен пойти раздел, посвященный отображению национальных и социальных устремлений и борьбы армянского народа, в связи с чем Ю . Веселовский, прибегая к эзопову языку, пишет: «Само собой разумеется, что в сборнике займут видное место и те вещи армянских поэтов и отчасти — прозаиков, ко­ торые выраж аю т мечты о лучшем будущем, порывы к обнов- 410

лению и возрождению. Эти мечты не нарушат строго реаль­ ного, тесно связанного с подлинной армянской действи­ тельностью характера книги, так как познакомят русскую публику еще с одной стороной идеологии армянской пе­ редовой интеллигенции,—давно уж е предвидевшей и стра­ стно призывавшей то, что соверш ается в наши дни». Таким образом, знания, опыт, любовь к делу и про­ грессивное мировоззрение обеспечили Ю . А . Веселовско­ му правильный в целом подход к проблеме ознакомления широкого круга русских читателей с национальным х а ­ рактером и чаяниями армян, позволили ему выдвинуть весьма широкий, но достаточно реальный план такого ознакомления через литературу. Добавим, что осуще­ ствление этого плана — разумеется, с соответствующими поправками принципиального характера,— принесло бы несомненную пользу и в наши дни.



БРЮСОВ И НАЦИОНАЛЬНЫЕ КУЛЬТУРЫ



Б. М. Сивоволов В. БРЮСОВ — ПЕРЕВОДЧИК И РЕДАКТОР УКРАИНСКИХ ПОЭТОВ Общеизвестно, что наряду с переводами английских, французских, немецких, итальянских и других поэтов (не говоря уж е о переводах античной класси ки), Брюсов много сделал в изучении и популяризации культуры и литературы народов дореволюционной России. Эта дея­ тельность совпала с кануном Октябрьской революции и временем наибольшего сближения автора «Каменщика»- с М. Горьким. Именно к этому периоду относятся п е р е ֊ воды Брюсова армянских, латвийских, финских, у к р а и н ֊ ских поэтов, сборники которых выпускало или готовила к выпуску книгоиздательство «Парус». Занявшись делом большой общественно-литературной важности, Брюсов серьезно работал над переводами из национальных литератур. В частности, выполняя п о р у ֊ чение «П аруса», он совместно с М. Горьким редактировал в 1916— 1917 годах украинский сборник. Д ля него он сде­ лал и несколько переводов, среди которых мы видим про­ изведения Т . Ш евченко, В . Самойленко, О. М аковея и М. Ф илянского. Это было не первое обращение Брюсова к украинской поэзии. Ещ е в 1903 году он взял ся за пере­ вод «Завещ ания» Т. Ш евченко. Однако полный перевод знаменитого революционного произведения поэта ока­ зался незавершен. Не располагая сведениями о причинах незаконченности^этой работы, можно, однако, предпо- 415

лож ить, что Брюсов в начале 900-х годов еще не был идей­ но готов к решению такой задачи1. Вместе с тем перевод Брюсова первых двух строф «Завещания» Т . Шевченко представляет несомненный интерес. В от они: Как умру я, схороните Вы меня в могиле Посреди степи широкой На Украине милой. Чтоб полей необозримость, Чтобы Днепр и кручи Мог я видеть, мог я слышать Как ревет ревучий. Любопытно отметить, что рядом с начальными двумя строками «Завещ ения», Брюсов на полях автографа сде­ лал новый их вариант: После смерти пусть мне будет На холме могила. Ритмический рисунок этих строк хотя и не нарушал оригинала, но верен был ему лишь наполовину. В зы ска­ тельный и строгий к себе, Брюсов, естественно, удовлет­ вориться этим не м ог. Он увидел, что мысль Т . Ш евченко о смерти, о погребении «на Украине милой» в русском переводе не совпадала с подлинником. Здесь не было гл а в ­ ного — обращения великого Кобзаря к народу, которому он оставлял в наследство не только свои бессмертные про­ изведения, но и вы раж ал свою последнюю волю — схоро­ нить на любимой родине — Украине. Не мог Брюсов 1 Обращаем внимание, что перевод «Завещания» Т. Шевченко, сделанный И. Буниным, так же ограничен двумя первыми строфами, как и у В . Брюсова. Думается, что такое совпадение в отборе поэти­ ческого материала не случайно и обусловлено теми же причинами, что и у В. Брюсова. Ср. бунинский перевод «Завещания» с брюсовским: Как умру, похороните Чтобы даль вокруг синела, Вы меня на воле, Чтоб и Днепр, и кручи На степи в краю родимом, Были видны,— было слышно На кургане в поле! Как гремит могучий. (И. Бунин. Собр. сочинений в пяти том ах. Т. V. И зд. «П равда», М ., 1956, стр. 261). 416

считать удачным и официально-холодное «После смерти», заменив его человечески-теплым — «К ак умру я», вос­ становив, таким образом, полную идентичность перевода с оригиналом. В итоге вариант первых двух стихов «З а ­ вещания» был полностью отброшен Брюсовым. Единствен­ ное слово, вошедшее в перевод «Завещ ания» и вызывающее наше возражение ввиду его явной книжности,— «необо­ зримость». Стоит только сравнить слова «широкопол» и «необозримость», чтобы без труда увидеть разность стиле­ вых рядов, в которые они поставлены. М ожет быть, Б рю ­ сов этого не ощ ущ ал, или ж е слово «необозримость» от­ носил к одному из приемлемых, с его точки зрения, э к ­ вивалентов для слова «широкопол». Попытку Брюсова перевести «Завещ ание» на русский язы к мы не можем не отнести к числу плодотворных и цен­ ных. Об этом свидетельствует как неуклонное следова­ ние Б рю сова духу и строю поэзии 'Г. Ш евченко, сущ ность которой он стремился понять, так и забота о максим аль­ ной точности самого перевода. Не менее важ но у к азать и на тот факт, что перевод «Завещания» осуществлялся в тот период, когда Брюсов в атмосфере приближавшейся первой русской революции создавал свои лучшие, испол­ ненные гражданского пафоса произведения,— «Камен­ щик» (1901), «Кинжал» (1903) и другие. До недавнего времени считалось, что работа Брюсова над переводами Т. Шевченко исчерпывалась «Завещанием». Изучая уцелевшую часть архивных материалов «Украин­ ского сборника», нам удалось обнаружить копию отчета книгоиздательства «П арус» от 27 октября 1916 года1. В этой, по существу, гонорарной ведомости рядом с пере­ водами Брюсова произведений В . Самойленкои М. Филян- ского указаны и четыре широко известных стихотворения Т . Шевченко — «П ророк», «Отчего ты почернела», «Мне все равно», «Огни горя». К сожалению, эти переводы Б рю ­ 1 ГБЛ, ф. 386, к 24. 417 2 7 Брюсовские чтения

сова еще не найдены и мы, разумеется, не можем судить об их достоинствах. Но сам факт обращения Брюсова к произведениям поэта-революционера, поэта-демократа, со­ ставляющих часть его невольнического цикла, имеет не­ маловажное значение в формировании интересов перевод­ чика к передовой революционной поэзии Украины. Среди других переводов Брюсова с украинского сле­ дует назвать произведения В . Самойленко, О. М аковея и М. Ф илянского. Знакомство с ними еще больше углубляет наше представление о методе перевода Б рю сова. С одной стороны, он по-прежнему, не впадая в буквализм, стре­ мится к наибольшей точности в передаче подлинника, а с другой — решительно устраняет все словесные «огрехи», если они там встречаю тся. В иных же случаях, когда ему приходится сталкиваться с употреблением слов и выраже­ ний, не отвечающих его эстетическим взглядам, он заменя­ ет их такими, которые представляются ему наиболее пра­ вильными. Приведу один из примеров. В стихотворении В . С а­ мойленко «Н е вмре поез1я» (в переводе Брю сова «П оэ­ зия жива») есть такие строки: Не вмре поэз1я, не згине творчкть духа, Поки жива земля, поки на нш живуть, Поки природи глас людина сердцем слуха,— Клопоти крамарсыи П ще не заб ’ють. У Брюсова: Поэзия жива! Не сгинет область духа, Пока ж ива земля, пока на ней живут, Пока природы зов доносится до слуха, Пока мечту души заботы не убьют. Возможно, философичность и приподнятость этого сти­ хотворения в какой-то мере оправдывали употребление в нем высокой лексики. Но при переводе Брюсов все же счел необходимым «глас» заменить «зовом», учитывая, что «зов», будучи активным призывом природы, обращенным к человеку, является как бы напоминанием об их извечном союзе в процессе жизнетворчества. 118

И, наоборот, эпитет «крамарсью », взятый из народ­ ного словоупотребления и вместе с «клопотами» обозна­ чавший меркантильные, лавочные, мелочные заботы ,— в контексте данной строфы не давал целостного понятия о силе, способной обеднить духовный мир человека. Вот почему брю совская строка «П ока мечту души заботы не убьют», будучи лишена этого недостатка, способствовала более отчетливому выражению авторской мысли. В другом месте стихотворения, где высказывается убеждение, что поэзия будет бессмертна даже в том слу­ чае, если бы все человечество, забы в о своем высшем зем ­ ном предназначении, стало бы «Про 1 жу т1льки дбать» (заботиться исключительно о еде), Брюсов дает свой пе­ ревод слова «1жа». Считая его неоправданно «приземлен­ ным», нарушающим общий характер размышлений поэта о вечности поэзии, переводчик заменяет понятие «1жи» более подходящим эквивалентом — хлебом насущным. Вместе с тем нельзя признать идентичным брюсовский перевод слов поэта «творчкть духа» как «область духа». Если «творч1сть духа» у В . Самойленко обозначает дух исканий в искусстве поэзии, то употребленная Брюсовым «область духа» объективно предполагает противопостав­ ление другой «области» — природе, материальному миру вообще. А это, разумеется, не одно и то ж е, поскольку речь в данном случае идет не столько о филологических, сколько о мировоззренческих понятиях. Привекло внимание Брюсова и стихотворение О. М а­ ковея «Сон». Созданное в духе народно-песенного творче­ ства, оно заинтересовало его своей поэтичностью, изя­ ществом, тонкостью авторского мировосприятия. В зя в­ шись за перевод этого стихотворения, Брюсов мастерски воспроизвел в нем два главны х образа — образ сна, усы ­ пляющего природу, и образ утреннего солнца, пробужда­ ющего ее к творчеству жизни. Следуя за оригиналом, Брюсов стремился дать полную картину того, что он в себе таит, начиная от точной передачи содержания и кон- 419

чая особенностями стихотворной метрики и строфики про­ изведения. Но порой у него не получались какие-то детали, не улавливалось значение отдельных слов. Т ак , например, было со словам и «рож а» и «полон 1на». В украинском язы ке роза имеет два одинаковых значения— «рожа» и «троянда». Причем наиболее употребляемое название этого цветка — троянда. Однако «рожей» называют еще и «мальву». Имен­ но ее, а не розу имел в виду автор стихотворения, сказав, что «рожа» («мальва») растет в п ол отн е (т. е. горной равнине, обычном месте, где в Закарпатье чаще всего она встречается), а не в долине, как случайная роза у Брю сова. Но это мелкие недостатки перевода, которые, на наш взгляд, не имеют существенного значения. Зато нас в большей степени привлекают следы тщательной работы Брю сова над подлинником. В зя ть , к примеру, хотя бы вариант стиха «Спи спокойно, ветр студений!», впослед­ ствии отброшенный переводчиком и замененный другим — «Ветер, спать ступай студений». С точки зрения точности перевода первый вариант в норме, как в норме и сама структура строки, однако он позже отпал, став лишь под­ робностью черновой работы переводчика. Не трудно ви­ деть, что произошло это не потому, что Брюсову понадо­ билась аллитерация («Ветер, спать ступай студений!»), а по той простой причине, что славянизм «ветр», вторгаясь в тончайшую лирическую основу стихотворения, оставался в нем вопиющим диссонансом. Учитывая это обстоятель­ ство, Брюсов вынужден был изменить форму слова («ветр»—«ветер»), а с ней и строение стиха в целом. В итоге такой работы, как правильно сказал один переводчик, «верное слово стало на верное место». В этом же плане осуществлялся перевод Брюсовым сти­ хотворен ия М . Ф илян ского «В д1бровЬ> («В дубовой рощ е»). П ередавая нетерпеливое ожидание «минуты страстного свиданья» героини со своим возлюбленным, переводчик заметил, что в последней строфе стихотворения от одного неверно употребленного слова исчезала вся поэтическая 420

атмосфера встречи влюбленных. Н ельзя было, не нарушая духа лиризма стихотворения, писать: Лети-ж... Поки пожовклий лист нам л1жка не закрив. Видя этот явный просчет поэта, В . Брюсов сделал иной перевод строки: Спеши... (чтоб) листья желтые нам ложа не закрыли. Таким образом, вместо употребленного М. Филянским «л1жка» , то есть кровати, Брю сов ввел другое по оттенку слово — «лож е», чем устранил грубоватость и натурали­ стичность завершающей части стихотворения и сохранил его стилистическую цельность. В этой связи интересно напомнить, что в 1906 году, рецензируя первый том лирики М. Филянского и подвер­ гая его справедливой критике, М. Коцюбинский заметил, что поэт нередко разруш ает смысловое и стилистическое единство своих произведений. Т ак, начав писать стихи на патриотическую тему, он в заключении мог неожидан­ но перейти на «фривольный тон»2. Кроме того, он часто поражал таким словоуптреблением, от которого, по вы ра­ жению М. Коцюбинского, может «в голов1 поморочиться»3. Конечно, в 1911 году, т. е. спустя пять лет после издания первого тома сочинений М. Филянского, в мастерстве поэта наметились известные сдвиги в лучшую сторону, но многое от старой манеры письма у него продолжало оста- Это свидетельствовало об отсуствии у поэта настоящего литера­ турного вкуса, ибо слово «ложе», взятое из старославянского языка, в одинаковой степени употребимо как в русском, так и в украинском языках. См., например, следующую строку из «Витязя в тигровой шкуре» • Руставели в переводе М. Баж ана: «Був к у л а к — за узголов я, ложем камшь та земля» (Шота Руставели «ЕИтязь у Тигровш ш курЬ. ереклад М. Баж ана. Державна видавництво художным лггератури. Ки1в, 1950, стр. 49). 2 Михайло Коцюбинський. Твори. Том III. К ш в, 1949, стр. 18. 3 Там же, стр. 19. 421

ваться. На это, в частности, обратил внимание Брюсов, взявш и сь за перевод его стихотворения «В д1бровЬ>. Вот, собственно, те произведения украинских поэтов, которых переводил Брю сов. Но это неполный их список. Здесь, например, не только отсутствую т переводы Брю сова из Т . Ш евченко, о которых было сказано выше, но видимо, недосчитываются переводы и других авторов. Каких — пока установить трудно, но то, что количество их можно было увеличить, свидетельствуют слова покойной И . М. Брю ­ совой. В связи с вопросом о том, исчерпывались ли переводы Брюсова с украинского именами Т . Шевченко, В . Самойленко, О. М аковея и М . Филянского, т.е. тем, что фактически сохранилось в архиве поэта, она сообщала автору этих строк: «Смутно вспоминаю, что больше было у меня украинских поэтов в брюсовском переводе»1. Видимо, задача ближайшего времени будет состоять в том, чтобы найти и изучить эти переводы. Только таким образом мы можем составить более широкое представление о мастерстве В . Брюсова — переводчика украинских поэтов. *** Одновременно с переводами Брюсова шла и его работа по редактированию «Украинского сборника». Опыт в такого рода делах у него был велик (достаточно напомнить об участии Брюсова в подготовке к печати латышского и финляндского сборников), и книгоиздательство «Парус», приступая в конце 1916 года к выпуску в свет антологии украинской литературы, пригласило его в качестве со­ редактора поэтического отдела (прозу во всех националь­ ных сборниках редактировали А. М. Горький и А. Н . Се­ ребров) . Взявш ись за выполнение своих обязанностей, Брюсов привлек для работы над переводами украинской поэзии группу переводчиков, среди которых были В . Арент, 1 Письмо И. М. Брюсовой от 21 января 1958 года. 422

Т . Кладо, Вс. Рождественский, Н . Гумилев, Д . Выгодский, К . Липскеров, В . Ходасевич, А. Глоба, Н . Каратыгина, С . Ш увалов, 3 . Быкова (Зинаида Ц .), Дубнова-Эрлих я др. Издательство «Парус» разыскивало тексты отобран­ ных для сборника произведений, подготавливало под­ строчники и весь материал этот отсылало Брюсову, ко­ торый в соответствии с интересами своих сотрудников передавал им его для перевода. В переписке Брю сова этого периода можно найти немало упоминаний о работе над сборником. Т ак, например, в письме к А. Кондратьеву о т 17 апреля 1917 года Брю сов писал: «Р аботаю не восемь часов в сутки, а двенадцать. Кроме того, пиш у.., редак­ тирую собр/ание/ соч/инений/ Верхарна /и/ украинский сборник»1. Столкнувшись с определенными трудностями в редакти­ ровании переводов, Брюсов обратился в издательство с просьбой уточнить характер его редакторских обязан­ ностей. Неудовлетворенный качеством большинства пе­ реводов, он настаивал перед «Парусом» на необходимости их доработки. Издательство ж е, как можно судить по письмам Брю сова, все более склонялось к тому, чтобы сохранить за своим редактором право неограничен­ ного вторжения в текст переводов. С этим Брюсов в принципе не соглаш ался, однако практически, перед ли­ цом конкретной ситуации (условия военного времени, невозможность наладить оперативную связь между редак­ тором, переводчиком и издательством и т. д .) не видел иного выхода. Интересные соображения по этому поводу мы находим в письме Брю сова к А . Н . Тихонову: «Я з а ­ кончил исправление переводов для украинского сборника. В конце концов, я почти уступил желаниям ред/акции/, и почти все переводы переработал заново. Н о вряд ли это принесло им только пользу: конечно, я исправил р а з­ ные недостатки и приблизил переводы к подлиннику, но за т о они утратили всякую индивидуальность, стали одно- 1 ГБЛ . ф. 386, к. 58 ед. хр. 456. 423

цветными. Это не вполне мои переводы, ибо в основе л е­ жит чужой текст, но и не вполне переводы тех лиц, чье имя подписано, ибо почти в каждой строке есть мои по­ правки. Впрочем, под одним стихотворением «Н а новый год»1 мне пришлось поставить свое имя, ибо Глоба отка­ зался подписать перевод, совершенно переработанный. Разумеется, это не нормально, и в том смысле, что в о з­ лагает на меня огромную работу, и в том, что я не могу уловить индивидуальность каждого переводимого поэта и принужден работать над переводами таких стихов, ко­ торые мне чужды, за которые я никогда бы не взял ся. И , повторяю, что, по моему мнению, лучше мириться с неиз­ бежными недочетами в работе разных переводчиков, не­ жели добиваться прежней точности и гладкости, куплен­ ных ценой бесцветности и однообразия. Но по отношению к украинскому сборнику спорить об этом уж е поздно. Сегодня высылаю Вам только пять переводов, но осталь­ ные переписываются и следуют»2. Переписка Брюсова с издательством «Парус» дает пред­ ставление не только о том, насколько сложной и напря­ женной была работа над редактированием сборника, но и указы вает на степень его творческого участия в нем. При благоприятных условиях очень полезная работа, выпол­ нявш аяся для издательства «П арус», могла бы иметь боль­ шое литературное и общественное значение. Однако укра­ инский сборник, инициаторы которого стремились дать русскому читателю по возможности полное и всестороннее представление о богатстве и своеобразии украинской ли­ тературы, так и не появился в свет по независящим от издательства причинам. Что касается Брю сова, то дея­ тельное участие в подготовке сборника сближало его с М. Горьким, усиливало связи выдающегося русского поэта с жизнью накануне Великой Октябрьской революции. И все же наше представление о Брюсове-редакторе и 1 Имеется в виду стихотворение М. П. Старицкого. 2 ГБЛ . ф. 386, к. 58, ед. хр. 89. 424

теоретике перевода было бы неполным, если бы мы на при­ мере «У краинского сборника» не коснулись его непосред­ ственной работы над переводами своих коллег. Наши на­ блюдения придется ограничить только одним стихотво­ рением Т. Шевченко «Когда б вы знали, господа» в пере­ воде Андрея Глобы1, ибо весь остальной м атериал работы переводчиков со следами брюсовской правки ещ е не р азы ­ скан. Все зависит от главной находки — архива издатель­ ства «П арус», где, по нашему мнению, должно сохраниться большинство автографов «Украинского сборника». А пока,, располагая имеющимся материалом, выделим из него то, что представляет несомненный интерс. В этом плане не­ обходимо обратить внимание на предмет особой заботы Брюсова-редактора—украинскую революционную поэзию. Понимая ее место и значение в сборнике, он спраш ивал у А. Н . Тихонова в письме от 25 апреля /4 м ая/ 1917 года: «Нужны ли еще переводы для Украинского сборника? Не будут ли присланы для перевода стихи, бывшие раньше под зап рето м ?»2. Однако, интересуясь новыми стихами «вольной» поэзии, Брюсов вряд ли был уверен в публикации тех, которые- уже были включены в проспект «Украинского сборника» и переведены. Это, в частности, относится и к его перево­ дам стихотворений Т . Шевченко — «П ророк», «Мне все равно», «Отчего ты почернела». Еще в большей мере это имеет отношение к такому глубоко революционному произ­ ведению Т. Ш евченко, как «К авказ». Следовательно, н а­ деяться на то, что эти произведения выйдут в свет, было мало реально. Царизм, боровшийся против революцион- но-освободительного движения на Украине, запрещавший празднование столетнего юбилея со дня рождения Т. Ш ев­ ченко, ограничивавший популяризацию лучших произ­ ведений передовой украинской литературы среди русских 1 Это единственный айтограф с правкой В. Брюсова, сохранив­ шийся в архиве поэта. ГБЛ, ф. 386. 2 Там же, к. 58, ед. хр. 89. .425

читателей, создавал условия, затруднявшие появление революционного слова в любых изданиях. Не случайно после ф евральской революции 1917 года, возвращ аясь мыслью к незавершенному труду, Брюсов писал М. Горь­ кому: «К украинскому сборнику много необходимо будет прибавить, об чем раньш е на русском язы ке нечего было м е ч т а т ь » 1. Внимательное отношение Брюсова к революционной украинской поэзии и особенно к Т. Шевченко согласуется и с другим и ф актам и . В конце 1910 — начале 1911 года К . И. Чуковский задумал написать статью о Т. Ш ев­ ченко. Собираясь опубликовать ее в «Русской мысли», где в это время Брюсов заведовал литературно-критиче­ ским отделом, К- И . Чуковский в письме к нему просил о содействии и отзыве2. К сожалению, мы не располагаем письмами Брюсова к К. Чуковскому, в которых были высказаны взгляды на то, какой должна быть, по его мне­ нию, статья о личности и творчестве Т. Ш евченко. Но если судить об этом исключительно по письмам К- Ч у ­ ковского к Брю сову, нельзя не заметить, что редактор его статьи требовал не только «серьезного тона», но и более четкого социального анализа жизненной и литературной судьбы великого поэта. Таким образом, эти и другие факты, в той или иной мере характеризующие отношение Брюсова к Т. Ш евченко и его творчеству, должны быть учтены при оценке работы Брюсова — редактора произведений поэта-революционера. В этом смысле упомянутое стихотворение Т. Ш евченко «Когда б вы знали, господа» в переводе А. Глобы является наиболее ярким примером редакторских усилий Брюсова. И зучая машинописный автограф этого перевода3, нельзя не заметить, с каким вниманием и тщательностью Брюсов 1 М. Горький, Материалы и исследования, т. I, Л ., Изд-во АН СССР, 1934, стр. 188— 189. 2 ГБЛ, ф. 386, к. 23, стр. хр. 12/20. 3 ГБЛ, ф. 386. 426

стремился отшлифовать это произведение, довести его до высшей степени переводческого мастерства. Н а это указы ­ вает многочисленная правка. Т ак, в зависимости от тех или иных нарушений стиля шевченковского стихотворения или утраты в нем каких-то черт национального своеобра­ зия Брю сов менял в нем целые строфы и строки, не го­ воря уж е об отдельных словах, если они не отличались смысловой точностью и были невыразительными. Именно этим объясняется то обстоятельство, что Брю сов, будучи не удовлетворен началом перевода стихотворения «Когда б вы знали, господа», по-своему передал первые семь строчек: Если б вы знали, господа, Где люди плачут, вы тогда Своих идиллий не творили б И бога всуе не хвалили б, За что, не знаю, называем Мы хату в роще—-тихим раем... Отчеркнув эти сроки квадратной скобкой, Брюсов пишет против них на полях: «Вар/'иант/, которым можно заменить первые стихи в переводе. В. Б.». А. Глоба оставляет эти сгихи Брюсова, делая лишь незначительные исправления. Т ак, например, в шестой строке он изменяет первое лицо множественного числа глагола «называть» на третье лицо множественного числа. Вместо седьмой строки «Мы хату в рощ е— тихим раем» переводчик вносит свой вариант ее — «Мужичью хату тихим раем». Однако прилагательное «мужичья», на наш взгляд, менее всего оправдано в качестве определения к «хате». Стоит, например, открыть «Кобзарь» и посмотреть, в каких сочетаниях с другими словами встречается «хата» У Ш евченко, чтобы познакомиться с такими случаями: «в ч у ж ш х а т Ь , «в убэгу хату», «в б ш й х а т Ь ; р еж е: «горш у хату », «в см ердячу хату», «у б езвер х ш хат!» и т .д . Х а т а , конечно, может быть лучше или хуж е, но от этого она не перестает быть крестьянским жилищем и вряд ли требует того, чтобы ее называть «мужицкой». 427

Н иж е, вместо строфы перевода А. Глобы, Брюсов вписывает от руки свою: Не буду называть я раем Ту хату, что в лесочке с края Села над озером была, Ах! Там меня мать родила. А. Глоба не принял этого варианта; он предложил свой: Ее не назову я раем, Убогой хаты в тихом гае, Где пруд — на рубеже села. Там мать моя мне жизнь дала. Сравнивая перевод этой строфы у Брюсова и А. Глобы, мы видим, что переводчик не улучш ил сделанного редак­ тором. При точной или почти точной передаче подлинника размером стиха Т. Ш евченко перевод А. Глобы более тяж еловесен, чем брю совский. Н амерение переводчика точно обозначить место рождения поэта, используя для этой цели далекие от шевченковского словаря выражения («Где пруд на рубеж е села») и даж е аллитерацию («Там мать моя мне ж изнь дала»), не улучш ило и, видимо, не могло улучшить строфу, поскольку выбранные здесь сло­ весные средства зазвучали в несколько ином, чем у Т. Ш ев­ ченко, стилевом ключе. Наконец, заслуживают внимания и те двенадцать з а ­ мечаний, которые были сделаны Брюсовым на полях автографа к отдельным строкам и словам стихотворения «Когда б вы знали, господа». Не останавливаясь на всех, приведу только наиболее характерные. Так, например, к строке «Мы расползлись, как мышенята» Брю сов д елает следующее замечание: «И расползлись мы, как мышата»; но «мышенята» постоянно употребляется по-русски (см. переводы этого стихотворения Б елоусова...). В другом месте, напротив строки «Что там, в земном раю, творится», Брю сов зам еняет только одно слово «земной» на «этот». Употребление в ироническом смысле эпитета «земной» 428

■оказывается как бы лишним по отношению к и без того саркастическому «раю». И последнее: к завершающим сти­ хотворение строкам : «Мне каж ется, и самого Тебя они с проклятьем судят!» Брюсов записывает свой вариант: «Тебя, быть может, самого Они уж е с проклятьем судят!». Здесь как будто все одинаково, если не считать наречие уже, которым В. Брюсов более определенно подчеркнул действия вступившего над богом суда. Все сказанное, разумеется, нисколько не снижает пе­ реводческого мастерства покойного А. Глобы, которого мы по праву относим к числу талантливых советских пе­ реводчиков. Н о очевидно такж е и то, что В. Брюсов- редактор, сознавая большую гражданскую и профессио­ нальную ответственность за перевод одного из значитель­ ных произведений Т. Ш евченко, стремился сохранить и довести до русского читателя весь смысловой, полити­ ческий и художественный заряд подлинника. И это было главным требованием мастера, продиктованным заботой о совершенстве «высокого искусства». Работа В. Брюсова над переводами украинских по­ этов и редактирование их произведений для антологии украинской литературы — это не только дань огромного уважения русского поэта к стране и культуре, давших Шевченко. Она такж е яркое свидетельство русско-укра­ инских литературных связей, способствовавших взаим­ ному культурному обогащению двух братских народов. Об этом некогда справедливо писал академик А. И . Б е­ лецкий, отметивш ий, что «эти опыты остаю тся пока что неизданными, как и многое другое из наследия Брюсова: ведь у нас еще нет полного собрания сочинений поэта. Но они — только одна из нитей, связывающих Брюсова с украинской культурой»1. 1 Бшецький О., акад., В. Я- Брюсов, «КиТвська правда», № 199, ® жовтня, 1944 р. 429

И. С. ПосгпупалЬский ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ И МАКСИМ БАГДАНОВИЧ Вероятно, в наше время уже никто не сомневается что М аксим Багданович (1891— 1917)1 — не только один из крупнейших белорусских поэтов, но, более того, также и один из замечательных представителей общеславянской (стало быть, и общеевропейской) поэзии первой половины текущего столетия. Разумеется, подобного места и в родной, и в обще­ славянской, и в общеевропейской поэзии М. Багданович не мог бы занять, светись его творчество лишь отраженным светом — то-есть, если бы оно в целом не отличалось свое­ образием, самобытностью, национальным характером, а . наоборот, главное в нем составляли различные влияния и п од раж ан и я. Б удь это т а к , о М . Б агдановиче стоило бы рассуждать как о даровитом ученике, умелом подража­ теле и т .п ., но нельзя было бы рассматривать его в том 1 Максим Багданович — деятель не только белорусской, но и русской литературы, в которой он, естественно, выступал под фамилией Богдановича. Такое начертание можно сохранять, когда мы говорим с Максиме Богдановиче — русском литераторе, но, имея в виду бело­ русского поэта, правильнее, пожалуй, прибегать к белорусской же вер сии его фамилии и писать — Багданович. 430

серьезном плане, в каком его ныне справедливо рассматри­ вают в Белоруссии, у нас, в Советском Союзе вообще, да и за рубежами нашей страны. Д ля М. Багдановича, несмотря на то, что он скон­ чался совсем молодым, была характерна больш ая начи­ танность, природное дарование поэта, которое, несомнен­ но, крепло по мере приобретения им специальной эруди­ ции. И можно ли удивляться тому, что перед нами именно тот случай, когда критик и исследователь поэтического, феномена попросту обязан считаться с проблемой влия­ ний и даж е заимствований, сколько бы оригинального и нового одновременно ни заклю чал в себе тот ж е феномен? Присматриваясь к критической и исследовательской, литературе, посвященной М. Багдановичу (я подразу­ меваю прежде всего советскую литературу о нем), убеж да­ еш ься, что невозможность игнорировать проблему восприя­ тия белорусским поэтом тех или иных влияний — в прин­ ципе ясна почти для всех истолкователей багдановичев- ского творчества. Н о, вместе с тем, здесь мы и вступаем в круг опреде­ ленных недоумений. В литературе о М. Багдановиче,. (кстати сказать, скорее бедной, чем богатой) эта проблема воспринятых им влияний и поныне освещается не только очень бегло и приблизительно, но и с непостижимым не­ вниманием к важнейшему из этих влияний. Можно даж е утверждать, что в представлениях подавляющего боль­ шинства авторов, занимающихся М. Багдановичем, есть совершенно невероятный пробел. Предлагаемое небольшое исследование — фактически первая попыта заполнить этот пробел. Необходимо более подробно и, главное, более добро­ совестно, чем это делалось раньш е, разобраться в связях М. Багдановича с современной ему русской поэзией. Не 431

о русских его стихах пойдет здесь речь (хотя некоторые из них, сами по себе, очень недурны). Ж елаю т того или нет любители привычных схем и догматических построений, но современной М. Багдановичу русской поэзией была прежде всего поэзия символистов, среди которых нахо­ дились, как показала история, мастера первоклассные, глубокие и подчас в той или иной мере не лиш енные ни склонности к реализму, ни прогрессивных взглядов (В а­ лерий Брюсов, Александр Блок, Андрей Белый, даже К. Д . Бальмонт и Вячеслав Иванов, наконец, и кое-кто из отпрысков символизма — акмеистов). То обстоятельство, что сам М. Багданович не был в прямом смысле деятелем символистского движения (символизм как в его отрица­ тельных, так и в положительных проявлениях воздейство­ вал на белорусскую литературу — в силу особенностей ее исторического развития, ее «запоздалого» возрож дения,— быть может, меньше, чем на какую-либо другую славян­ скую литературу), ни в коем случае не должно препятство­ вать правде, слишком уж долго искажавшейся. В посвященных творчеству М. Багдановича работах (и давних и новых) сравнительно часто мелькаю т — то есть, не обставляются желательной аргументацией, имена не только Александра Блока и Сергея Городецкого, чьи, например, «мифотворческие» произведения наверняка слу­ жили молодому белорусскому поэту в качестве впечатляю ­ щего «крута чтения» (наряду с фольклористическими ма­ териалами в научных изданиях и пр.) и, следовательно, как-то формировали его лиризм,— но и Андрея Белого, Алексея Ремизова, Иннокентия Анненского, даже — редко кому теперь памятной Марии М оравской. Но еще чаще перечисляются (опять-таки, тоже перечисляются, без ка­ ких бы то ни было доказательств!) имена русских поэтов- классиков — А. Фета, но главным образом А. Пуш кина, М. Лермонтова и особенно — Н . Некрасова, причем са­ мое это перечисление явно призвано указы вать на опре­ деленные «глубокие и здоровые» влияния, воспринятые 432

м. Б агдан ови ч ем . О днако ж е м ал о-м альск и основательной работы, которая убедила бы не только в реальности по­ добного первоочередного «круга чтения» поэта, но и (что много существеннее и нужнее) в бесспорности именно этих русски х в л и ян и й в творчестве М . Б а г д а н о в и ч а ,__ пытливый читатель ждет-дожидается и по сей день. Ему попросту предлагают довольствоваться краткими сведе­ ниями (сами по себе они не сомнительны) о «круге чтения» поэта, имеющимися в ценнейших, в рукописи давно во­ шедших в научный обиход, одно время чуть было не утра­ ченных и лишь недавно, наконец-то напечатанных воспо­ минаниях Адама Ю рьевича Богдановича (отца поэта), свидетельствами двух-трех друзей поэта, да принимать на веру голословные утверждения критиков и исследова­ телей, что автор «Венка» (единственная прижизненная книга стихов М. Багдановича) подвергался-де первооче­ редным влияниям, скаж ем, Пушкина или Н екрасова. Чащ е всего фигурирует именно этот последний, по-види­ мому, для того чтобы подчеркнуть присутствие его граж дан­ ского духа в поэзии самого М. Багдановича. Но если уж тревожить тень Некрасова на столь зыбких основаниях, то удобно ли забывать, что отец М. Багдановича, бегло повествуя о читательских интересах сына, в действитель­ ности отмечал, что тот был скорее даж е равнодушен к Некрасову? «Некрасова далеко не столько высоко ценил, к а к поколение предш ествую щ ее»)1. И в п р я м ь , к а к ни велик и во многих других случаях вполне влиятелен Н е­ красов— конкретных, зримых следов его воздействия не обнаружить в поэзии М. Багдановича, разве только если подводить под понятие «некрасовское влияние» всякий вообще гражданский пафос! Точно такж е и с «пушкинским влиянием» у М. Багдановича — здесь та ж е благож ела­ 1 А. Богданович. Материалы к биографии Максима Адамовича Богдановича — «Беларуская л1таратура», III, Выд-ва АкадэмН Навук БССР, М1нск, 1960, стр. 203. 433 2 8 Брюсовские чтения

тельная выдумка осторожных ценителей его творчества. Но зато как же нетрудно было бы с необходимой убеди­ тельностью, наглядно сопоставить, например, некоторые мифологические сюжеты белорусского поэта — с их под­ час очевидными прообразами в поэзии русских символи­ стов! Н о на это у нас до сих пор никто не реш ился, по при­ чине инерции сознания и привычке, утвердившейся еще в зо-х— 40-х годах, видеть в символизме подобие адской смолы. Поэтому и до последних дней, несмотря на все то, что уже сделано для освобождения нашей критики и ли­ тературной науки от устарелых схем и догм, в любой ра­ боте о М. Багдановиче читатель находит разве лиш ь ско­ роговоркой произносимые имена Блока, того же Городец­ кого, допустим, еще Белого,—но одни имена и больше ничего и никаких доказательств реального воздействия этих поэ- тов-символистов на М. Багдановича. А ведь и молодость даровитого белорусского поэта, и его жизнь в России, и его культурность, и его ранняя причастность к современ­ ной ему русской литературе уж е сами по себе, априорно, предполагали его определенную чувствительность к тем илй иным в л и я н и я м , ш едш им именно от этой п оэзи и 1. Но в этом отношении перед нами только два-три хотя и конкретных, но беглых наблюдения, сделанные С. Майхро- вичем, автором книги о Багдановиче, опубликованной уж е сравнительно давно (в 1958 г .). Вообще ж е дошло до 1 В. Ивашин в своей работе «М. Горький и белорусская литература начала X X века» (изд-во АН БССР, Мшск, 1956, см. стр. 137— 138 и 157— 159) с полным основанием указал на то, что в двух-трех слу­ чаях у Багдановича отчетливо наблюдается воздействие белых стихов Горького, особенно его «Песни о соколе». Однако нет ни необходимости, ни возможности преувеличивать смысл этих эпизодических проявлений прямого влияния Горького-поэта на лирику автора «Венка»— гораздо правильнее подчеркивать общее воздействие Горького, как писателя нового типа, на мировоззрением. Багдановича. Притом стоит ли укло­ няться от признания той несомненной истины, что Горький именно как поэт— не меньше, чем Иван Бунин,— некоторыми нитями тоже связан с символизмом? У 434

того, что в посвященных Багдановичу критических статьях или научных трудах даже последнего времени не найти буквально ни слова о самом глубоком , самом очевидном и, главное, самом положительном русском поэтическом в л и я­ нии, которое со всей несомненностью воспринял автор «Венка» (как известно, «Венок» был опубликован при содействии Янки Купалы в Вильне, нынешнем Вильнюсе, в 1913 г .)—то есть, о влиянии Валерия Брюсова, этого бесспорного корифея русского символизма1. Д ело, конечно, не только в том, что М. Багданович в своем «Венке.» д важ д ы предпосы лает х ар а к т е р н ы е э п и ­ графы именно из Брюсова целым циклам (вспомним, что все поэтические брюсовские книги составлены по цикли­ ческому ж е принципу) собственных стихотворений («Го­ род» и «Старое наследие»). Также и не в том только, что одна из рецензий, напи­ санных М. Багдановичем по-русски, посвящ ена «Семи цветам радуги» Брю сова, причем в этой небольшой рецен­ зии (вовсе не апологетической по тону) автор названной книги рассматривается рецензентом, как одна из самых крупных и постоянных поэтических величин2. Н аконец, дело и не в каких-то отдельных строках или даж е закон­ ченных композициях М. Багдановича, которые, быть мо­ жет, без особых натяж ек удалось бы «подогнать» под со­ ответствующие брюсовские образцы . Важно другое: М. Б а г­ данович, собственно, не шел по пути многочисленных подражателей Брю сова, а — внимательно и в своих ин­ тересах или, вернее, в интересах белорусской поэзии Относительное внимание к этому влиянию в творчестве М. Баг­ дановича проявил разве только С. Майхрович, о чем — ниже. «Брюсов— величина вполне определенная, сложившаяся (...). тер опытный и уверенный (...).» (М. Багданов1ч. Творы, т. II, акад. ИзД-, Мшск, 1928, стр. 270). 435

напряженно присматривался к исполинскому труду слож ­ ного, не всегда ровного, во многом противоречивого, но, бесспорно, в первой четверти XX века «самого культур­ ного писателя на Руси» (по великолепному горьковскому определению, теперь уж е широко известному). С мудро­ стью, поразительной для своего, казалось бы, еще корот­ кого жизненного и литературного опыта, М. Багданович не стремился к имитации индивидуальных достижений Брюсова (как это делал, к примеру, Александр Рославлев), но зато самым несомненным образом извлекал из брюсов- ского творчества некоторые полезные уроки новаторства В чем же заклю чались важнейшие из этих уроков? Брюсовское творчество, при всех его наносных наслое­ ниях и при всей его разнородности, корнями своими ухо­ дило в русскую действительность 90-х гг. — первой чет­ верти нашего столетия. Творчество М. Багдановича пи­ талось, в основном, соками современной ему белорусской действительности, обладало собственным национальным характером. Н о, став еще в свои молодые годы человеком значительной культуры и многосторонних знаний, этой своей культурностью и многосторонностью несомненно в какой-то мере напоминая Брюсова, М. Багданович и пожелал исполнить в родной литературе роль, до некоторой степени подобную той, какую исполнил в русской литера­ туре (или, скажем точнее, поэзии) — автор некогда особен­ но прогремевших, но и поныне живых книг, определяющих лучш ие стороны русского символизма, в том числе и та кой книги, как «Stephanos», то есть «Венок». Н е стоит теперь ломать голову над вопросом, заимствовал ли М. Баг­ данович у Брюсова откровенно название своего единствен­ ного прижизненного, продуманно-циклически составлен ного сборника стихов, или же здесь была какая-то случай ность (нелегко, однако, было бы настаивать на н ей !). Суще­ ствен но т о , что именно в Б рю со ве видел б елорусский поэт своего самого надеж ного поводыря и советчика, когда твердо, но не вслепую и не бездумно, пош ел путем не для 436

всех посильного сочетания новаторства (подчас вызываю­ щего) со своеобразным, тоже иногда вызываю щ им,— культурным традиционализмом, если так можно выра­ зиться. Первым уроком подобного новаторства— с реш ительной оглядкой на культурную традицию ,— полученным у Б рю ­ сова М. Багдановичем, был, конечно, урок поэтического урбанизма. Д о М. Багдановича белорусская поэзия ф ак­ тически не зн ал а темы города, будучи по своему характеру если не всегда доподлинно крестьянской, то во всяком случае сельской (с помещичьим вариантом ). Разделу «Венка», озаглавленному «Город» («Места»), М. Багданович демонстративно предпослал строки из зн а­ менитого брюсовского дифирамба «Городу»: Т ы — чарователь неустанный, Ты — неслабеющий магнит!1 Однако типично для творческой самостоятельности М. Багдановича то, что взяв для этого своего цикла (вносившего новый элемент в белорусскую поэзию) от­ правным пунктом брюсовский (отчасти восходивший к Эмилю Верхарну) урбанизм, он уклонился от усвоения некоторых его качеств. Известно, что урабнистические стихи Брюсова как бы распадаю тся на две группы, далеко между собой не сходные. Первую группу образуют произ­ ведения, более или менее отвлеченно и абстрактно, рито­ рически и одически трактующие тему города, нередко пе­ рерастающую в символическое обобщение, вторую же составляют вещи, дающие город скорее в историко-куль­ турном истолковании, в туристических откликах, а то и в реалистических зарисовках, обычно с печатью времени и места. Нет, разумеется, непроходимой грани между этими группам и, и к ак в первой, т ак и во второй встречаю т­ ся мотивы социального контраста и даж е революционных 1 Валерий Брюсов. Избранные стихи, «Academia», М ., 1933. стр. 367. 437

прозрений. В урбанистическом цикле М. Багдановича, которым он, по словам одного критика 20-х гг., заслужил « ... право на первое место в белорусской поэзии, в р аз­ витии ее урбанистического н ап равлен и я»1, почти начисто отсутствуют отвлеченность и абстрактность, риторика и одические признаки,— он, свободно следуя скорее образ­ цам второго урбанистического плана у Брюсова, кон­ кретизировал свои городские видения на основе реально знакомого материала. М. Багданович дал серию довольно четких виленских зарисовок, отобразил в стихах конкрет­ ную В ильну, город, который долгое время, вплоть до первой мировой войны, был культурным центром не только для литовцев и поляков, но и для белорусов. Некоторые из этих стихотворений и строф, посвященных, в частности, и социальным контрастам Вильны, остаются по сегодня убедительным доказательством новаторской смелости М. Багдановича. В силу определенных исторических причин белорус­ ская поэзия ко времени появления в ней М. Багдановича отличалась не только ограниченно-крестьянским или, до­ пустим, сельским характером, но такж е и очевидной ло­ кальной замкнутостью. Это отчасти способствовало ее на­ родности, но, вместе с тем, вело и к отсталости, оторван­ ности от мировой поэзии, к скудости художественных средств. Д о М. Багдановича белорусская поэзия была обидно бедна поэтическими формами, которые на протя­ жении веков и тысячелетий возникали и утверждались в поэзии наиболее цивилизованных стран и Запада и Во­ стока и, в конечном счете, уж е были «своими», усвоен­ ными и для поэзии передовых славянских народов. По- видимому, опять-таки прежде всего у того ж е «самого культурного писателя на Руси» (более реш ительно, чем кто-либо другой из русских поэтов после Пушкина про- 1 Я- ПлашчынскК Кш’га Л1рь1к1, як мастацкае цэлае.— «Узвы ша», 1927, № 1, стр. 124. 438

должавш ий его дело приобщения родной поэзии к поэзии мировой) воспринял М. Багданович и второй урок разум­ ного, то есть опирающегося на культурную традицию, новаторства. Многозначительные стихи Брюсова — мы зерна древние лелеем, мы урожай столетий жнем1 М. Багданович поставил эпиграфом к обширному раз­ делу «Венка», названному «Старое наследие». К ак мастер самых разнообразных поэтических форм, прежде незнакомых белорусской поэзии, М. Багданович здесь словно повторил поэтический подвиг Брюсова, про­ делав за какое-нибудь десятилетие труд, по-своему тоже исключительный. Если даже не совсем правильно распрост­ раненное мнение, что усилиями одного М. Багдановича в белорусскую поэзию впервые была введена форма сонета, «(•■•) эта необы кновенно ст р о га я и строй н ая ф орм а сти х а, совершеннее которой мировая лирика не создала ничего»2, ибо первые белорусские сонеты как будто принадлежат Янке Купале3, то все-таки именно автору «Венка» при­ надлежит то частичная, то полная заслуга утверждения в родной поэзии таких, например, западноевропейских форм стиха как терцина, рондо, октава, секстина, трио­ лет, верлибр, иначе говоря, тех форм, которые до брюсовской практики возникали в русской поэзии только эпизоди­ чески и ненадолго, а то и совсем отсутствовали. 1 Валерий Брюсов, цитир. изд., стр. 388. 2 М. Богданов 1ч, Творы, т. II, акад. изд., Мшск, 1928, стр. 77 («В. Сам1Йленко»). См. там же, на стр. 251—252 отдельную заметку Багдановича, посвященную сонетной форме («Сонэт»; рус. перев. в кн.: М. Богданович, Избранные произведения, Гослитиздат, М., 1953, стр. 284—286). 3 Сонеты Янки Купалы («Жшво», «На межах родных и разорах» и Д р ) датируются 1910-м г., тогда же начали и появляться в печати; ыш публикация же первого сонета Багдановича «Пам!ж пяскоу Егшец- кай зямл1» относится к 1911 г. 439

0 том, что при этом своем труде М. Багданович опять- таки «советовался» прежде всего именно с Брюсовым, можно, пожалуй, с наибольшей уверенностью судить, рассматри­ вая формы античного, «греко-латинского» стиха у бело­ русского лирика. М. Багданович не только заставил впер­ вые зазвучать по-белорусски гекзаметры и пентаметры (позднее, когда стало известно посмертное наследие поэта, выяснилось — также и асклепиадов стих), но и такую редчайшую форму, как «повторный дистих». Падаюць вш няу цвяты, 1 разносщь 1х вецер халодны; снегам у чорную гразь падаюць вш н яу цвяты. Плачце, гал1ны, Л1сты! З а г у б ш вятры цвет ваш родны,— не к чаму болей вам жыць! Плачце, гал1ны, лкты!1 Заметим, что эта «Майская непогода» датируется у М. Багдановича 1911-м годом, а в русскую поэзию по­ вторный дистих (переводной) внес впервые, каж ется, толь­ ко Брю сов, опубликовавш ий в номере 1-м «Русской Мысли» за 1910-й год свои замечательные переводы произведений римского поэта Пентадия, именно повторные дистихи (безрифменные, как в оригинале), явившиеся тогда неко­ торой литературной сенсацией: Да, убегает знма! Оживляют землю зефиры, Эвр согревает дожди. Да, убегает зима! Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва. Всходами новых семян всюду чреваты поля. Н ельзя сказать, чтобы подобное, необыкновенное для тогдашней белорусской литературы творческое усилие М. Багдановича слишком долго оставалось неоцененным и бесплодным. Еще при его жизни начала возрастать общая культура белорусского стиха, тогда же послышались и первые голоса восхищ ения мастерством поэта. В 1926 г. в Каунасе появилось исследование, рассматривавшее но- 1 МакЫм Багданов1ч, Творы, Выд-ва АН БССР, Мшск, 1957, стр. 113. 440

ваторскую поэтику М . Б агд ан о в и ч а весьм а д етал ьн о , хотя* и в отрыве от многих других . сторон его творчества1. С течением времени у нас все чаще стали обращ ать внима­ ние на мастерство автора «Венка»— вдумчивые страницы в этом отнош ении нередки в кн и ге С . М айхрови ча и в- некоторых популярно написанных брошюрах (Н . Лапидус, М- Б ар ток). В своей недавней большой статье о поэтах Белоруссии, где М. Багдановичу уделено подобающее ме­ сто, Р . Файнберг пишет: «Значение этой работы огромно. Поистине титаническим был его труд по внедрению в бело­ русскую литературу новых поэтических форм. Достижения мировой поэзии,— старой и новой, самая изощренная культура стиха — все это стало достоянием белорусской литературы»2. Тем поразительнее, что даж е у этой новей­ шей исследовательницы мы напрасно стали бы искать каких-либо— казалось бы, диктуемых фактами, сближе­ ний и сопоставлений имен Брюсова и М. Багдановича,. мастеров, при их разных масштабах и отличительных чертах, ставших взаимосвязанными после того, как бе­ лорусский поэт создал в «Венке» хотя бы рассмотренные выше циклы — «Город» и «Старое наследие». Сознательное «равнение» М. Багдановича на Брюсова (ничуть не исключавшее собственных задач и решений) приходится констатировать и при рассмотрении доволь- но обширного переводного наследия белорусского поэта. Переводы эти не входили в «Венок» и частично были опуб- л и к о е э н ы лиш ь после смерти М. Багдановича, но многие из них, по датам создания, вплотную примыкают к его прижизненному томику. И есть немало оснований счи­ тать их третьим серьезнейшим уроком, хорошо усвоенным У Брюсова белорусским поэтом. 1 А. Узьнесяноп, Поэтыка М. Багданов1ча, Коуна, 1926. 2 Р. Файнберг, Поэты Белоруссии — в кн.: Белорусские поэты. (X IX —начало XX века), «Советский писатель», М .—Л ., 1963, стр. 50- 441,

К ак и соответствующие оригинальные произведения М . Багдановича, эти переводы такж е внедряли в бело­ русскую поззию различные, ранее ей чуждые, стиховые ■формы. Н о одноврем енно эти переводы вы п о л н ял и и свою ■прямую ф ункцию — знаком или белорусских читателей с теми или иными образцами чужеземной, оригинально окрашенной поэзии. Необычайная, опять-таки напоми­ нающая Брюсова любовь М. Багдановича к сокровищам античной литературы , понимать которую он научился еще в свои молодые лета, притом не только по переложениям на новые языки, но и в подлинниках, выявилась в несколь­ ких примечательных по своей всесторонней близости к первообразцам переводах белорусского поэта из Горация и О видия1. Знание западноевропейской и юго-и в о ­ сточно-славянской, даж е вообще восточной поэзии поро­ дили у М. Багдановича его переводы из Ш иллера, Гейне, Пуш кина, Лермонтова, народной поэзии скандинавов, испанцев, сербов, персов, японцев. Кроме того, М. Б аг­ данович перевел и на русский язы к (не считая кое-каких прозаических страниц) ряд тзорений Янки Купалы, Та­ раса Ш евченко, В. Самойленко, Ивана Ф ранко, А. Крым­ ского . Н о, пожалуй, высшее достижение М. Багдановича ■как переводчи ка — это воссоздание им на белорусском язы ке избранной лирики П оля Верлена (22 перевода, часть которых, впрочем, осталась недоработанной). Это во многом поразительно удачная попытка «передать на язы ке, долгие годы считавшемся «хамским», завораж иваю ­ щую музыку верленовского стиха»2. И тут мы снова вынуждены вернуться к имени Брю сова. К ак известно, одной из его больших творческих побед, доставшейся 1 См. Ю- Дрэйзш , Античные мотывы у поэзии М. Багданов1ча— «Узвышша», 1928, № 2, стр. 184— 194. Также: Сцяпан Майхров1ч, М акам Багданов1ч. Жыцдё 1 творчасць, Дзяржаунае выд-ва БССР, М^нск, 1958, стр. 109— 122. 2 Р. Файнберг, цитир. работа, стр. 69. 442

ценой долголетнего упорного труда, было усвоение им русской поэзией лирики П оля Верлена (два издания его и збранн ы х сти х о в , 1894 и 1911 г г .) . В ин тересах б ел о ­ русской литературы, в целях ее обогащ ения, М. Б агда­ нович повторил, в какой-то мере, и этот подвиг Брюсова. Здесь, по-видимому, возможно даже не предположение, а открытое утверждение. Во-первых, М. Багданович явно построил свой выбор верленовских стихотворений на вы­ боре, сделанном Брюсовым (исключение только в од­ ном случае). Это, между прочим, привело и к тому, что белорусский поэт оставил в стороне политическую лирику П оля Верлена, например, его стихи о Парижской Коммуне. Единственным возражением против этой гипотезы может быть только предположение, что М. Багданович распола­ гал не полным собранием сочинений П оля Верлена, а толь­ ко его ш ироко известной во Ф ранции антологией («Choix de poesies») в издании Ш арпантье (ряд изданий). Во- вторых, воссоздавая на родном языке верленовские стихи, М. Багданович — хотя он, несомненно, переводил с под­ линника, только «советуясь» с Брю совым,— счел воз­ можным или даж е необходимым принять, в цодавляющем большинстве случаев, готовые формальные решения Б рю ­ сова как переводчика и толкователя Поля Верлена. Убе­ диться в этом, пожалуй, нетрудно. К примеру, обратим внимание на сделанный М. Багдановичем перевод знаме­ нитой лирической миниатюры П оля Верлена «La lune blanche» (из книги «Милая песенка» - г «La bonne chanson», 1870 г .). „ Da lune blanche luit dans les bois; de chaque branche part une voix sous la ram ee... О bien-aimee!..1 1 Verlaine * Oeuvres pofetiques completes, Ed. Gallimard, Paris, >962, p. 145. ’I. . - 443

Здесь французский сти х, в силу своей природы (немые- «е» и пр.) не находит полной аналогии в русском стихосло­ жении, не может быть скопирован до конца (вне чистого эксперимента). Поэтому не удивительно, что русские поэ­ ты, большие или малы е, неоднократно обращ авш иеся к переводу «L a lune blanche», прибегали к самым различ­ ным решениям задачи. М . Багданович переводил Поля Верлена в 1912 году. Вот ряд имевшихся к тому времени русских переложений рассматриваемого стихотворения. Н е­ которые из них белорусский поэт, при своей начитанности, мог знать, а то и знал наверняка. Перевод М. Давидовой (если не ошибаюсь, первый печатный русский перевод «La lune blanche»): В сребристом сияньи блестит очертанье поляны лесной. В сё в сени зеленой полно благовонной живой тишиной... О, друг дорогой!1 Первый вариант перевода, выполненного Брюсовым: Луной прозрачной лес озарен. От каждой ветки исходит стон, чуть долетая. О, дорогая!2 Перевод И. В . (?), появившийся в том же ж урнале, что и перевод М. Давидовой: Луна глядит сквозь лес густой и песнь звучит 1 «В естни к иностранной ли тературы », 1893, № 12, стр. 274. 2 «Русские символисты», вып. II, М ., 1894, стр. 45. 444

в листве, порой стихая вновь... Моя любовь!1 Перевод Д . Ратгауза: Бледнолицый месяц озаряет лес. Льется отовсюду под ветвей навес голос нежный, ясный... О, мой друг прекрасный!2 Перевод Эллиса: Над лесом бледная луна плывет, сиянье проливая, из каждой ветви, замирая, несется песня, чуть слыш на... — О, дорогая, дорогая!3 Перевод О. Чюминой (Михайловой): Бледный отблеск луны озаряет леса. Из дубравы слышны меж листвой голоса. Это час забытья, приходи, дорогая моя!4 Перевод Федора Сологуба (впоследствии им перерабо­ танный): Белая луна сеет свет над лесом. Звонкая слышна под его навесом 1 «Вестник иностранной литературы», 1896, № 2, стр. 22. 2 Поль Верлен, Стихотворения, вып. I, перев. Д . Р атгау за, Киев, 1896, стр. 22. 3 Эллис, И ммортели, вы п. 11, М ., 1904, стр. 14. 4 О. Чюмина (Михайлова), Н овы е стихотворения, С П Б , 1905, стр. 171— 172. 445

песня соловья. . ‘ Милая моя!1 Перевод Вл. Ивановского: I .. Свет лунный белый и сень ветвей.. Звучит лес целый,— то соловей поет, страдая... О, дорогая...2 И, напоследок, второй брюсовский перевод «La lune blanche», правда, впервые опубликованный нашим поэтом еще в 1903 г. (в газете «Русский листок»), помещенный позднее в первом издании «Французских лириков X IX века» (1909 г .) , но апробированный окончательно тодько. в 1911 году: И месяц белый В лесу горит, и зов несмелый с ветвей летит, нас достигая... О, дорогая!..3 Налицо разные формальные подходы при передаче по- русски «La lune blanche». По-видимому, нужно признать, наиболее верным (кстати, и вообще наиболее художествен­ ным) подход Брюсова в окончательном варианте его пере­ вода. Тем не менее, М . Багданович, реш ая задачу пере­ ложения «La lune blanche» на родной язык с вероятным учетом опыта своих русских предшественников, мог оста­ новиться на том или ином размере, мог, наконец, приду­ мать и что-то свое, небывалое. Однако очень похоже, что 1 Поль Варлен, Стихи, избранные и переведенные Федором Соло­ губом, кн-во «Ф акелы », СП Б, 1908, стр. 35. 2 Л итерат. сб-к «Творчество», К азан ь, 1909, стр. 114. 3 Поль Варлэн, Собрание стихов в переводе Валерия Брюсова, кн-во «Скорпион», М ., 1911, стр. 31. 446

м . Багданович одобрил именно то решение, на котором: остановился, после долгой работы, Брюсов (классический двустопный ямб с определенным чередованием женских, и мужских окончаний). Быть может, поэтому М. Б а г ֊ данович и создал один из своих лучших переводов: Глянь: месяц бледны у лясу гарыць, 1 спеу пабедны з галш ляцщь, увесь поуны ал ы . О, друг мой м1лы!х Присматриваясь к остальным переводам М. Багдано- вича из Поля Верлена и равным образом сопоставляя их с брюсовскими переводами, мы и еще в нескольких слу­ чаях (в остальных необходимо констатировать более или менее самостоятельные, независимые решения белорус­ ского поэта) обнаруживаем сходные доказательства со­ вершенно сознательного обращения даровитого ученика к его авторитетному учителю—то-есть, прямое использование М. Багдановичем переводческой техники и вообще пере­ водческого опыта Брюсова в интересах развития бело­ русского переводческого искусства и в целях приобщения великого французского лирика к возрожденной белорус­ ской литературе. Надо признать, что вся эта любопытнейшая проблема,, становящаяся, таким образом, двойной (воздействие на М. Багдановича не только Брю сова, но, в некоторой сте­ пени, и французской поэзии) до сих пор не интересовала никого из критиков и исследователей творчества М. Б а г­ дановича. Речь идет, разумеется, о серьезном интересе к указанной проблеме, вернее, к ее двойному аспекту2. 1 МакЫм Багданов1ч, Творы , Вы д-ва А Н БССР, М ш ск, 1957, стр. 342. 2 У С. Майхровича можно, правда, встретить одно замечание. Умолчать о котором было бы недобросовестно. А именно: отметив, что- 447

Это тем более странно, что ставить вопрос о влиянии того же Поля Верлена на М. Багдановича в сущности вовсе не требуется,— следы этого влияния крайне незначитель­ ны. Вопрос сводится только к значению переводов М. Б аг­ дановича из Поля Верлена, к переводам, как таковым, и к их формальной функции в белорусской поэзии-ус- воительнице. Но замечу хотя бы мимоходом, что «француз­ ские корни» Багдановича (столь же реальные, как и «фран­ цузские корни» Брюсова) должны, наконец, стать пред­ метом нормального изучения, в частности и потому, что в нашем распоряжении есть такое, например, свидетель­ ство Адама Ю рьевича Богдановича о поэтических склон­ ностях его сына: «Из французских поэтов больше всего лю бил Бодлера, М юссе, Ж озе де Эредиа и А . де Виньи»1. Ч и тател ьск ая приверж енность М . Багдан овича хотя 61л к третьему из этих поэтов едва ли прошла бесследно для автора «Венка» и примыкающих к нему стихотворений — ясно, что лишь при надлежащем внимании М. Багдано­ вича к заменитым «Трофеям» могло возникнуть у него то увлечение формой сонета, о котором упоминалось вы­ ш е. Говоря это, как можно не вспомнить меткое замеча­ ние А. В . Луначарского о том, что и Брюсов «склонялся» перед «Трофеями» Эредиа?2. в переводческом мастерстве белорусского поэта сказался его «второй талант», С. Майхрович подчеркивает, что эта черта ставила Багдано­ вича «... рядом с В . Брюсовым по характеру широко разветвленной пе­ реводческой и культурной деятельности» (Сцяпен Майхрович, цитпр. труд, стр. 147). Замечание, к ак видим, верное, но в какой ж е досадно беглой форме сделанное! 1 См. цитированный выше биографический труд А. Богдановича, стр. 203. 2 См. А. Луначарский. Предисловие к избранным сочинениям В . Я . Б р ю с о в а — в кн.: Валерий Брюсов, Избранные произведения, т. I, ГИ З, М ., 1926, стр. 5. 448

Поэзия М. Багдановича в своей большей и лучшей части отличается прогрессивными тенденциями, полити­ ческим и социальным оптимизмом. Д аж е широкий мотив народного горя у М. Б агдан ови ча— это в первую оче­ редь именно мотив горя, порождающего гнев и волю к со­ противлению, а не слезы бессилия, хотя бы и злые. И в полном контрасте с декадентской, упадочной поэзией, творчество М. Багдановича совершенно не зн ает индиви­ дуалистического, подлого человеконенавистничества— на­ оборот, оно проникнуто неизменным человеколюбием, гу ­ манистично в своей сущности. Об этой решающей стороне в творчестве М. Багдановича убедительно свидетельствуют не только его чисто граж дан ские по темам произведения, но в частности, и довольно многочисленные, в ряде сл у ­ чаев образцовые стихи, посвященные материнству. Это — два раздела в «Венке» («Мадонны» и «Любовь и смерть») и кое-что из посмертного наследия. Вместе взяты е, произ­ ведения эти образую т цикл, относительным подобием ко­ торого в западноевропейской поэзии при жизни М. Б а г­ дановича были, кажется, лишь страницы «Материнства» («Maternita») итальянки Ады Негри, а в русской — по­ длинно величественная, хотя и не свободная от ритори­ ческих прикрас и мистической фразеологии ода материн­ ству, сложенная еще в 1902 г. Брюсовым, да, быть может, стихотворение Александра Блока «Ты проходишь без улыбки», датируемое 1905-м годом. Ты, женщина, ценой деторожденья удерживаешь нас у грани темноты! — писал Брю сов в оде «H abet ilia in a lv o » , то есть в переводе с латыни — «Она понесла в чреве»1. П риблизи­ тельно на эту возвышенную тему и был написан М. Баг- Дановичем цикл стихов о материнстве. Этот цикл еще р е з­ 1 Валерий Брюсов, цитир. и зд ., стр. 257. 149 29 Брюсовские чтения