Брюсовские чтения 1971года

стиха, щеголяние рифмами, ритмом, созвучиями,—и самую сущность его поэзии: погоню за оригинальны­ ми выражениями, за новыми выражениями во что бы то ни стало» (19 июля 1896 г.). В ранний период Брю ­ сову особенно импонировали те стихи, в которых он находил перекличку с мотивами французского дека­ данса. «Раскройте новейшего французского поэта, из числа выдающихся,— Вы подумаете, что это Баль­ монт в переводе» (25 ф евраля 1896 г.). Он был убе­ жден в том, что истинно современный дух поэзии по­ веряется французскими образцами. Русский симво­ лизм в те годы не случайно называли «отражением французского символизма». Французские влияния имели место в творчестве Бальмонта, но не были столь решающи, как считал тогда Брюсов. В даль­ нейшем Бальмонт сам обратит внимание друга на свою независимость от французских зачинателей сим­ волизма, подчеркнув в этом отличие от него. Брюсов уже в своей первой статье о Бальмонте укажет дру­ гие, наиболее сильные западные влияния на его твор­ чество (Эд. По, Ш елли, Кальдерон, отчасти Бодлер). Заключения Брюсова о Бальмонте формировались, с одной стороны, в сопоставлениях с французскими де­ кадентами, с другой — с Тютчевым, которого он уже тогда считал стоящим у истоков русского символизма. С Перцовым он делился своими наблюдениями о несходстве духа бальмонтовской поэзии с пантеисти­ ческим миросозерцанием Тютчева: «Бальмонт, по­ добно Тютчеву, не любит вводить в пейзажи людей,— но причина этого у двух поэтов не одна и та ж е». Он доказывает, что у Тютчева отсутствие человека связа­ но с «постижением мировой души», а у Бальмонта это явление носит характер декадентских представле­ ний об обреченности человека перед лицом вечной природы, «этих камней и пустынь»: «Это— отголосок, отблеск страха смерти —- чувства, господствующего у других декадентов» (25 декабря 1895 г.). Увлечение Тютчевым воспитывало в Брюсове тя­ гу к поэзии глубокой философской мысли. Сопостав­ ление Бальмонта с тютчевской традицией в поэзии всякий раз вносило отрезвляющую ноту в неумерен­ но восторженный тон о «первом поэте». «Все мои 247

симпатии на стороне тютчевской школы»,—призна­ ется он в неосуществленной брошюре о русских поэ­ тах 1895 г., в которую вошли первые заметки о.Баль­ монте»1. К тютчевско-фетовской школе Брюсов отно­ сит только одного Фофанова, а Бальмонта, «несмо­ тря на все его протесты», причисляет к декадентам. Отводя ему одно из первых мест в современной поэ­ зии, он, между прочим, в скобках замечал—«не как мыслитель и новатор» (5 января 1896 г.)- Неглубокий Бальмонт не мог увлечь Брюсова до конца. Даже в пору самого крайнего уклона к эстетиз­ му он критиковал его в упомянутой брошюре за ба­ нальность образов, бедность фантазии, бессилие мыс­ ли. «Только его дивный талант спасает его при таком непонимании, что писать, чем поделиться с читате­ лем »,—пишет он Перцову (май 1895 г.). Очень скоро философию Бальмонта он признает немудрой, несов­ ременной, романтической, укладывающейся в форму­ лу: «Зачем ты даровал мне душу неземную и прико­ вал меня к земле!» и скажет о нем: «Он—романтик. Нам он чужд»2. Если на первых порах Бальмонту про­ щалось «отсутствие философских мотивов» за внеш­ ние эффекты, то с годами его отсталость в философ­ ском развитии вызывает критику Брюсова, так же как нравившийся ему вначале «лиризм современной ду­ ши» вызывает очень скоро раздраж ение. В 1901 г. он уже заявляет: «Я от него отказываюсь отныне на­ всегда. Довольно, я не рассчитываю больше фабри­ ковать так дешево сверхчеловеков»3. Основные линии разногласий между Брюсовым и Бальмонтом наметились уже в период творческого самоопределения каждого из поэтов при выявлении своей творческой индивидуальности. Разница твор­ ческих темпераментов, а также несходство в миро­ ощущении привели к охлаждению друг к другу. Нача­ лось изменение брюсовских оценок отдельных произ­ ведений всего творчества Бальмонта в целом. Неиз­ менным в ряде лет оставалось одно — восхищение 1 ГБЛ, ф. 386, к. 37. ед. хр. 13. 2R. И. Чуковский. Репин, Горький, Маяковский, Брюсов, М., 31В9. 40Б,рюстсро.в.195С. тихотворения и поэмы. М., 1961, стр. 743. 248

лучшими поэтическими созданиями Бальмонта, кото­ рые он безошибочно угадывал, руководствуясь своим тонким вкусом поэта и критика. Брюсов любил Баль­ монта за остроту поэтического восприятия мира, за полноту переживания каждого мгновения. По воспо­ минаниям Перцова, он приводил Бальмонта в при­ мер как образец истинно поэтической натуры. В пись­ ме к 3. Гиппиус он называл его «существом иной планеты». «Люблю я не тебя, а твой прообраз веч­ ный»,—пожалуй, это самое искреннее признание Брюсова. В стихах, посвященных Бальмонту, он спо­ койно отвечал на его упреки за «брошенный рай» — стихию самоупоения, признавая полноправие суще­ ствования обеих, не сходных между собой поэтиче­ ских натур: Нет, я люблю тебя не яростной любовью, Вскипающей как ключ в безбрежности морской, Не буду мстить тебе стальным огнем и кровью, Не буду ждать тебя в безмолвной тьме — с тоской. Плыви! Ветрила ставь под властным ветром косо! Ты правишь жадный бег туда, где мира грань, А я иду к снегам, на даль взглянуть с утеса. Мне—строгие стези, ты — морем дух тумань. В дальнейшем Брюсов использовал в характеристике Бальмонта образ певца Ариона, зачаровывающего чудной силой песнопенья. «М ы— пророки, ты — поэт!» — восклицал он с восхищением. Недруги Б рю ­ сова много твердили об угнетающем воздействии его рационализма на поэтическое восприятие. Между тем Брюсов находился под обаянием детски-легко- крылой души Бальмонта, долгие годы ценил его луч­ шие стихи даже в пору самых острых литературных разногласий. Естественное следование своему дару он считал сильной стороной его творчества и, наобо­ рот, впоследствии осуждал его за измену самому се­ бе, за исторгание насильственных звуков из своей мягкой, негромкой лиры. Облик поэта предстанет ему в ином свете лишь к 10-м годам XX в., в период пере­ осмысления многих положений о методах поэтическо­ го творчества. 249

В 1903 г. Брюсов написал первую критическую статью о творчестве Бальмонта в связи с выходом в свет его книги, принесшей ему громкую славу — «Будем как солнце». Несмотря на отдельные разно­ гласия, имевшие место в этот период, Брюсов дал оценку поэта с позиции защиты того направления, ко­ торому они в равной мере служили оба. Появление статьи в журнале «Мир искусства» совпадает с нача­ лом активных действий группы московских декаден­ тов за завоевание главенствующего положения в ис­ кусстве. В 1903 г. в Москве развернулась серия их публичных выступлений, в основном бальмонтовских вечеров, своеобразным итогом которых был доклад Брюсова «Ключи тайн». Брюсов утверждался в роли теоретика символиз­ ма. Это наложило свой отпечаток на статью. Статья, помимо литературного анализа, содержит програм­ мные положения и лозунги символизма, которые вы­ двигались в то время в его статьях «О искусстве» (1899 г.), «Истины» (1901 г.), «Ключи тайн» (1904 г.), «Страсть» (1905 г.). Статье была предпослана замет­ ка «Наши дни», каждое слово которой пропитано ду­ хом «нового идеализма», претензиями символистов на ощущение «первых содроганий», небывалого пере­ ворота в человеческом сознании. И хотя Брюсов ни­ когда не был мистиком, здесь он отдал дань славосло­ вию «плодов мистического созерцания». Впоследст­ вии в книге «Далекие и близкие» (1912 г.) он заявит о полном несогласии с этой заметкой. В статье «Будем как солнце» творчество Бальмон­ та тесным образом связывается с декадентской «фи­ лософией мгновения». Брюсов и Бальмонт как пред­ ставители первого поколения символистов исповедо­ вали «великий принцип личности»: они дорожили любым своим наитием, возводили в культ любую при­ хоть нестесненной творческой воли, проповедовали «любовь ко всем мгновениям», силу удесятеренной впечатлительности. Вместе с тем «философия мгно­ вения» роднила их с мистическим крылом русско­ го символизма, так как они заявляли, что «восторг экстаза» является единственным способом постиже­ ния мирового. Наиболее точное выражение этого но­ вого мироощущения Брюсов находит в стихе А. До- 250

бролюбова «Жить—быть в мгновениях» и словах старца Зосимы из Достоевского, использованными Бальмонтом в эпиграфе к книге «В безбрежности»: «Ищи восторга и исступления». Эти два опорных об­ раза' служат Брюсову ключом к раскрытию особенно­ стей нового мироощущения в статье «Будем как солн­ це». Но статья в то же время содержит характеристи­ ки, затрагивающие самую суть творческого облика Бальмонта. С поразительной точностью критик опре­ делил его поэзию как «поэзию запечатленных мгно­ вений», назвав его самым субъективным поэтом, ка­ кого только знала история. В поэзии Бальмонта Брю­ сов ценит мир острых, ярких переживаний, выраже­ ние внутренней жизни поэта, а не сознательную про­ граммную проповедь нового мироощущения и отвер­ гает прямую заданность некоторых его стихов, уход в несвойственную поэту область мысли. За склонность к резонированию Брюсов не принял поэму Бальмонта «Художник—дьявол», которую пре­ возносили критики символистского лагеря (например, Эллис в статье «Бальмонт» (1910 г.) писал о «Ху­ дожнике—дьяволе» как о самой последней черте паде­ ния, о самом сильном разделе его книги «Будем как солнце»). Брюсов не мог по-настоящему оценить пре­ лесть «милых, кротких «бальмонтовских» песенок о полях, о деревьях, овесне, оснеж инках», ибо как сим­ волист еще не приемлет безыскусственной пейзажной лирики. Приветствуя влечение Бальмонта к стихиям, Брюсов примиренно и даже с утверждением относит­ ся к стремлению поэта освободиться от сознательно­ сти, якобы обессиливающей человеческие порывы, дабы испытать полноту бытия. Брюсов исследует взаимосвязи Бальмонта с рус­ ской и западной литературой. Он пытается установить преемственность Бальмонта от Лермонтова по неко­ торым поверхностным признакам. В статье он пред­ ставляет Лермонтова «певцом заоблачных сфер» и сравнивает с его монологом «На воздушном океане» песни Бальмонта о стихиях, претенциозно заявляя при этом, что даже лермонтовский «недосягаемый по певучести образец померк после лучших песен Баль­ 251

монта».' Более закономерно сближение Бальмонта с Фетом. Брюсов видит в Бальмонте «ближайшего и единственного преемника Фета». Поэты объединяют­ ся в способности «исчезать в данном мгновении» и в умении достигнуть «крайней бесплотности и воздуш­ ности стиха». Он высоко ценил опыт Фета по созда­ нию новых принципов русской поэтики. Работу Баль­ монта по совершенствованию фетовских начал он при­ знавал высшим достижением современного словесно­ го искусства. Превознесение Бальмонта над всеми поэтами до­ ходило чуть ли не до сопоставления с Пушкиным. В письме Перцову 4 июля 1903 г. он с восторгом отзы­ вается о прочитанных бальмонтовских стихах в «Но­ вом пути»: «Проклятый Бальмонт! Непобедим и не­ досягаем! Напишу в «М ире», что он — Пушкин. Вот бу­ дет пожива газетчикам!»2. В ж урнале «М ир искусст­ ва» он написал следующее, сохранив благоговение пе­ ред Пушкиным: «И только непобедимая стройность пушкинских строф осталась непревзойденной в нерв­ ных, всегда неровных стихах Бальмонта (стр. 79). Тем не менее уже одно сопоставление имени Бальмонта с великим именем Пушкина, Лермонтова и даже с име­ нем Фета поднимало его к вершинам русской поэзии. Притязаниям Бальмонта («Я — изысканность рус­ ской медлительной речи») обеспечивалась полная поддержка. Из западных писателей он протягивает нити от бальмонтовской «жажды удесятеренной жизни» к Кальдерону, к Эд. По, в его порывах к стихиям видит отголосок пантеизма Ш елли, в его отношении к люб­ ви и женщине находит нечто общее с французскими декадентами. Бальмонт ослепил Брюсова внешними эффекта­ ми, бодлеризмом в поведении, напряженностью чувств. В этом свете он казался ему «новым челове­ ком». Но признавая огромные заслуги Бальмонта в усовершенствовании стиха, он не мог назвать его но­ ватором. Бальмонт не пошел к разрушению старых 1 В. Брюсов. Далекие и близкие. М., 1912, стр. 79. В дальнейшем все ссылки на эту книгу в тексте. 2 ИМЛИ, ф. № 13, к. 22. 252

форм и созданию новых. «Новое содержание, — по мнению Брю сова,—не укладывается в прокрустово ложе этих правильных размеров... Ясные формы что­ -то отнимают от того исступления, от того ликующего безумия, которое пытается влить в них Бальмонт. Восторг его становится слишком размеренным, опья­ нение слишком трезвым» (стр. 80). «В жизни он «сти­ хийный гений» и «светлый бог», в поэзии он раньше всего «поэт». Мы не решаемся сказать все же «лите­ ратор» (стр. 80). Брюсов констатирует тот факт, что Бальмонт «не умеет искать и трудом добиваться со­ вершенствования своих созданий». Отсюда его худо­ жественные просчеты—неровный стих, избитые об­ разы, неточные выражения. Эти важные замечания говорят о трезвом, критическом подходе к творчеству превозносимого им поэта. Недоверие к Бальмонту, выраженное в заключительной части статьи, оказа­ лось настолько обоснованным, что полностью под­ твердилось в последующие годы. «Надо думать,— писал Брюсов,— что поэзии Бальмонта суждено ос­ таться под тем небосклоном, который окружает его книгу». Книге «Будем как солнце» действительно су­ ждено было остаться вершиной творчества Бальмон­ та. Недаром Горький, проявлявший известный инте­ рес к этому поэту, назвал его «автором одной, дейст­ вительно прекрасной книги стихов «Будем как солн­ це»'. Общая концепция статьи «Будем как солнце» и всех высказываний Брюсова конца 90-х — начала 900-х гг. в отношении к творчеству Бальмонта в кор­ не идеалистична. Антиобщественные настроения Брюсова и его символистская ориентация тех лет ска­ зались на чрезмерно преувеличенном характере оце­ нок. Не случайно Горький резко критиковал отзывы Брюсова, указы вая ему в письме от 5 ф евраля 1901 г.: «Бальмонт! Вам нравится его демонизм в книге «са­ турналий». Мне противно. Все это выдумал он, все это напустил на себя. «Людишки — мошки». Врет он. Людишки несчастны и... заслуживаю т уваж ения»2. • М. Горький. Поли. собр. соч. в 30-ти томах, М., 1956, т- 30, стр. 87. 2 Там же, т. 28, стр. 152— 153. 253

Но в критике Брюсова был заложен и положи­ тельный потенциал. Отдельные безошибочные харак­ теристики особенностей лирики Бальмонта получат развитие в его статьях зрелого периода. , II Основные статьи Брюсова о Бальмонте написаны после 1905 года. В них спадает хвалебный тон, харак­ терный для высказываний Брюсова конца 90-х—на­ чала 900-х гг., усиливается критика слабых сторон творчества Бальмонта. Брюсов, обладающий удиви­ тельной способностью замечать признаки остановки в развитии при самом первом их появлении, меняет свое отношение к Бальмонту. Взгляды Брюсова на Бальмонта приобретают оп­ ределенную завершенность в книге «Далекие и близкие» (1912 г.), где собраны и систематизированы разные заметки и рецензии, написанные для журна­ лов в период 1900— 1911 гг. Здесь рецензии о Б аль­ монте сгруппированы в самый полный по материалу и самый показательный с точки зрения отражения в нем эстетической эволюции Брюсова раздел «Баль­ монт»: I — рецензия на книгу «Будем как солнце» (1903 г.); II — рецензии на книги: «Только любовь» (1903 г.), «Собрание сочинений», т. I (1905 г.), «Литургия красоты» (1905 г.); III — рецензии на книги: «Фейные сказки» (1905 г.), «Злые чары» (1906 — 1907 гг.), «Жар-Пти­ ца» (1907 г.); — рецензии на книги: «Зеленый вертоград» (1908 г.); «Хоровод времен» (1909 г.). «Послесловие» (1911 г.). Вторая статья о Бальмонте написана в 1905 г. для журнала «Весы» (№ 4). Брюсов рецензирует вы­ шедшие в 1 9 0 5 г. книги: «Собрание сочинений», т. I, сборник «Литургия красоты» и вышедший ранее, в 254

1903 г. сборник «Только любовь». М ежду первой и • второй статьями лежит целый этап творческого раз­ вития поэтов, ознаменованный для Брюсова актив­ ным включением в жизнь, оздоровлением мироощу­ щения. Расцвет положительных начал в его творчест­ ве способствовал коренному пересмотру критериев в критике. В статье 1903 г. о сборнике «Будем как со­ лнце» он гордо бросает: «Бальмонт не ищет тем. Не все ли равно о чем писать? Лишь бы это случайнее что было понято до глубины души». В статье 1905 г., названной «Куст сирени», он уже отделяет подлинное и мнимое, свое и чужое в поэзии Бальмонта, исполь­ зуя для характеристики его сильных сторон теплый лирический образ, подслушанное в одном из стихот­ ворений признание — « И я миры отдам за куст сире­ ни». «В жизни он сделал обратное: он отдал свой под­ линный куст сирени за призрачные миры», —заклю­ чает Брюсов, бросая поэту упрек за то, что он ушел в несвойственные ему области — «Поэт нежности и ти­ шины пожелал стать певцом страстей и преступле­ ний». В статье 1905 года Брюсов охватывает все твор­ чество Бальмонта целиком, с тем, чтобы выявить его основные тенденции и имеет целью опровергнуть бальмонтовскую самооценку, данную в авторском пре­ дисловии к Собранию сочинений. Бальмонт рисует свой путь как путь «от печали к радости, от севера к солнцу, от угнетенности и покорности к стихийным гимнам» (стр. 83). Брюсов утверждает обратное, что этот намеренный путь пагубно сказался на развитии бальмонтовского таланта, что «многое в этой геомет- рически-правильной, мертвенно красивой траектории кажется показным и искусственным» (стр. 84). Он не принимает Бальмонта в преувеличенных, усиленных чувствах, намеренных «содроганиях души», которы­ ми отчасти был покорен в книге «Будем как солнце», не принимает Бальмонта-ницшеанца. Эпиграф к его последней книге («Вся земля моя, и мне пройти по ней») вызывает у Брюсова убийственную ирониче­ скую реплику, «...венчает поэта короной самодерж­ ца» (стр. 83). Стих, воспевающий идеал сверхчелове­ ка,—«любить и убивать» — отталкивает Брюсова своим бесстрастием. Подобные настроения кажутся 255

ему насильственно исторгнутыми из души, которую он любил за звуки нежности и тишины. Анализируя сборники «Только любовь» и «Литургия красоты», Брюсов доказывает художественное превосходство циклов «Безрадостность», «Безглагольность», «По­ вседневность» над «презоительными песнопениями страшного «я», уходящего по ту сторону добра и зла». Самыми лучшими произведениями он считает «песни о возврате», в которых тоскует истинная душа Бальмонта. Личные отношения поэтов осложняются, хотя глу­ бина расхождений осознается не сразу. Их письма по- прежнему полны дружескими признаниями; обраще­ ния друг к другу— «Брат!» — еще не утратили смыс­ ла, Брюсов уверял Бальмонта в письме от 18 апре­ ля 1905 г., написанном вслед за статьей, что их спо­ ры и несогласия — не более как «вражда в области вечного братства»1. В этом убеж дал себя и Бальмонт: <Я тоже знаю очень давно о наших расходящ ихся ли­ ниях,—писал он Брюсову в письме от 15 июня 1906 г.,— но я думаю, что, расходясь, эти линии всегда останутся в одной, единой, каждому разными своими точками родственной сф ере»2. М ежду тем переход Брюсова на новые эстетические позиции, отразивший­ ся в статье 1905 года, еще более четко выявившийся в статьях 1906—1900 гг., разделил навсегда вчерашних собратьев по символизму. Именно Бальмонту Брюсов дружески признавался в своем коренном перерожде­ нии, писал о «смене масок» на своем лице, о том, что «стал другим человеком». В «Весах» № 6 за 1906 год появилась резко отри­ цательная рецензия Брюсова на стихи Бальмонта, вы­ пущенные издательством «Знание». Он также резко осудил вышедший в 1907 году за границей сборник «Песни мстителя». Эти книги были своеобразным от­ голоском на первую русскую революцию. Заметка Брюсова о «знаньевской» книжке Бальмонта несет на себе печать тенденциозной вражды с антагонистиче­ скими силами в литературе. Она направлена не столь­ ко против Бальм онта, сколько против «Знания». Он

критиковал издательство, выпустившее художествен­ но неполноценный сборник. Он рассматривал стихи в чисто эстетическом плане, забывая о важности появ­ ления их в данный момент. Известно, что Горький це­ нил эти стихи как документ, отразивший осознание пролетариатом своей роли в истории и перелом в от­ ношении к пролетариату других социальных групп. Проявляя известный интерес к Бальмонту, Горький ещ е при первом знакомстве в 1901 г. «настраивал его на демократический л ад » 1. Бальмонт в те годы не только не испытывал враждебности по отношению к революционным силам, но, как свойственно ему, по­ верхностно тянулся к ним. Известно, что Бальмонт рвался к демократическому читателю через «Журнал для всех» и не случайно вступил в контакт с горьков­ ским «Знанием». Он возражал Брюсову, когда тот в посвященном ему стихотворении нарисовал облик беспечного поэта вне времени и пространства. Он пи­ сал: «Я мог бы быть таким, если бы не был гражда­ нином столь мучительной страны, как Россия. Я бу­ ду все больше и больше уходить от беспечности... ж е­ лание «забот» неизбеж но»2. Брюсов верно подметил, что Бальмонт оказался «жалким на несвойственном ему поприще», но он не сумел и не захотел оценить его гражданские порывы. Как показало отношение Бальмонта к Великой Октябрьской революции, его ре­ волюционность не имела глубоких корней. Б аль­ монт оказался в числе врагов Октября. Брюсов, на­ оборот, в процессе эволюции нашел пути подлинного сближения с Горьким. Вехой на этом пути было и осо­ знание заметки, содержащей злобные нападки на «Знание» как антигражданского акта. При публика­ ции работ о Бальмонте в книге «Далекие и близкие» он исключил эту заметку. Третья статья о Бальмонте в книге «Далекие и близкие»— одно из самых ярких критических выступ­ лений Брюсова против индивидуалистической, а сле­ довательно, и формалистической эстетики. Она явля­ ется как бы продолжением второй и по развитию ос­ новных пунктов критики Бальмонта, и по последова- 1 А. М. Горький. Поли. собр. соч. в 30 томах, т 29, стр 199 2 ГБЛ, ф. 77. 17 — 229 257

тельности методологических принципов. В статье объе­ динены три рецензии: на книгу «Фейные сказки» («Весы», № 12, 1905 г.), « Зл ы е чары » («Весы », № 1, 1907 г.), «Жар-Птица» («Весы», № 10, 1907 г.). Брю­ сов, как и в предыдущей статье, рассматривает новые сборники не изолированно, а на фоне предшествую­ щих созданий. В статье вновь выдвигается тезис о том, что «победное шествие» Бальмонта связано с первыми сборниками «Под Северным небом» (1894г.), «В безбрежности» (1895 г.), «Тишина» (1897 г.). Высшим достижением Бальмонта Брюсов считает книгу «Горящие здания» (1900 г.), а книгу «Будем как солнце», за которую Бальмонт провозгла­ шен «королем поэтов», называет «высоким и гордым плоскогорьем», за которым последовал спуск. Очевид­ но, Брюсов остается поклонником более раннего Баль­ монта с его несколько импрессионистической мане­ рой письма, с его завораживающей музыкой слов и тихим лиризмом. Когда же Бальмонт становится ав­ тором «Книги сатурналий», поддается соблазну вос­ петь ницшеанские идеалы и подражает демонической лирике Бодлера, Брюсов не находит слов приветст­ вия.Как ни одну из его новых книг Брюсов приветст­ вовал «Фейные сказки» («Весы», № 12, 1905 г.). «В этих «детских песенках» ожило все, что есть самого пленительного в нашей поэзии, в чем ее вечная слава. Это песни нежные, воздушные, сами создающие свою музыку», — пишет он в рецензии (стр. 90). Сборник «Злые чары» Брюсов рецензировал в 1907 году. В «Весах» помещен сокращенный вари ант, в «Далеких и близких»—более полный. В статье усилена мысль о нежелательности в творчестве Баль­ монта «злых влияний», которая перебрасывается от разговора об успехе «Фейных сказок» к анализу про­ вала «Злых чар». В тоне «весовской» рецензии есть нотки, сглаживающие критику. Так, Брюсов уповает на «вечернюю зарю» поэта, при этом вновь прибегает к сравнению с Фетом, который пропел свои лучшие песни на склоне лет. При всей резкости оценок, рецен­ зия имеет безобидный характер, ибо, в конце концов книга признана «желанной». В редакции статьи, на печатанной вторично, все смягчающие оговорки и 258

честные для Бальмонта прогнозы исключены из тек­ ста. Основным центром статьи стала критика индиви­ дуалистической ограниченности Бальмонта. Брюсов осуждает поэта за однообразные перепевы старых мо­ тивов. «На протяжении всей книги нельзя встретить ничего нового,—ни нового восприятия жизни, ни но­ вого отношения к явлениям, ни нового мироощуще­ ния» (стр. 9 0 ). Второй недостаток книги «Злые чары», на кото­ рый Брюсов обращает внимание с особым пристрасти­ ем ,—небрежность в работе над стихом. Формула, ко­ торую любил повторять Б рю сов,—«мое святое реме­ сло» (взятая от К. П авловой)— не уж ивалась с художе­ ственным кредо Бальмонта — «писать стихи, не заду­ мываясь». Между поэтами завязался спор на дол­ ­ гие годы о методах творчества. Из статьи в статью Брюсов беспощадно обнажает неудачи Бальмонта, ­ идущие от поверхностного взгляда на поэзию как са­ ­ мопроизвольную стихию. Недаром в помещенном вслед за рецензией в «В есах» наброске о Бунине он ­ противопоставил два метода создания стихов: баль- монтовский («стихийно-размашистый... на одном вдох­ ­ новении») и бунинский (основные качества, отмечен­ ные в Бунине: строгость, сосредоточенность, зор­ о кость, наблюдательность — вызывают в нем симпа­ тию). В книге «Злы е чары» он отмечает потерю содер­ ю жания вследствие необдуманности формы, осуждает формализм Бальмонта, когда тот допускает расстанов­ в ку слов «не по внутреннему их значению, а по прину­ ­ ждению размера» или «насилие над стихом ради рифмы». Брюсов в период становления новых худо­ ­ жественных принципов добивался четкого соответст­ т вия формы и содержания. ­ Наиболее полно и определенно по вопросам фор­ ь т мы и содержания Брюсов высказался в рецензии на т книгу «Жар-Птица». «Ж ар-Птица»—провал Баль­ е монта, неудавшаяся попытка декадента дать перело­ ­ жение русских былин. Вопрос, который затрагивает , ­ Брюсов в связи с книгой,—о правомерности обраще­ и ния писателя к чужим источникам. По справедливому утверждению Э. Литвин, научная позиция Брюсова по 259

отношению к проблеме «писатель и фольклор» сохра няет свое значение до наших дней1. Статья Брюсова прежде всего проникнута духом глубочайшего уважения к недосягаемым образцам на­ родной поэзии всех времен и народов, «обточенных океаном народной души» (стр. 93). Автор требует бе­ режного отношения к величайшим памятникам рус­ ского народного творчества. Всякую попытку подпра­ вить, приукрасить, модернизировать их он расцени­ вает как «посягательство на великую, соборную лич­ ность народа» (стр. 94). Напоминая о великих тради­ циях Пушкина, Брюсов протестует против подделок русских символистов, возмущается засорением сти­ хов о былинных богатствах «изречениями современ­ ной мудрости, генеалогию которых надо вести от Ф. Ницше» (стр. 94). Он реш ительно не согласен с вы­ холащиванием из легенды о Садко тех мест, которые рисуют «преимущество города перед личностью», «мира» перед «индивидуумом» (проигрыш в споре с купцами, воля народа в эпизоде с плясками морского царя), указывает на недопустимость «современной» характеристики Ильи М уромца как «тайновидца бы тия»»Р.. езкой критике подвергнута и форма обработки народных былин. Здесь в самом отточенном виде пред ставлен основной тезис Брюсова: «В художественном произведении форма слита неразрывно с содержани ем, вытекает из него, предрешается им» (стр. 94). Брюсовская критика «Ж ар-Птицы» положила ко нец дружбе поэтов. Бальмонт оспаривал право Брю сова критиковать «священное в русской литературе имя Бальмонта». Он отказывался признать критику на том основании, что Брюсов — поэт-урбанист—не знает русской деревни. Он р азр ази л ся упреками: «То что ты говоришь о моей «Жар-Птице» и о моем твор честве, прости, убого. Ты ведь не умеешь отличить кукушкины слезки от подорожника, ты не знаешь что такое заячья капустка... и каков есть нрав шме лей и бронзовки... Ты не знаешь, что такое Иванова ночь и папоротник... Тебе ли говорить о понимании до глубины Русской стихии, этой Великой Деревни.. 1 Э. Литвин. Брюсов и русское народное творчество. — кн.: «Русский фольклор VII», 1962. 260

I Ты проклят городом и отравлен им» (письмо от 6 ян­ варя 1907 г.)1. Объединенные в четвертую статью рецензии на ­ книги Бальмонта «Зеленый вертоград» («Весы», № 12, 1908 г.), «Хоровод времен» («Русская мысль, ­ № 4, 1909 г.) не являются новой ступенью в критике ­ Брюсова. «Зеленый вертоград» стоит в ряду постоян­ ных блужданий Бальмонта по чужим источникам и ­ воспроизводит образцы раскольничьих песен. Брю­ ­ сов, решительно защищавший русскую народную ­ ­ поэзию от посягательств декадентов, не принял асси­ к рийских, мексиканских, китайских подделок Баль­ ­ монта, хотя увидел в этой книге и ряд несомненных ­ достоинств. В отличие от предыдущих имитаций, его т привлекло совпадение душевного настроя расколь­ ­ ничьих песен с особенностями таланта Бальмонта. е Отмечая общее в состояниях опьянения, безумия, в , «надежде узреть Бога в таинствах плоти», в «мисти­ с ческой чувственности при аскетическом конечном о идеале», Брюсов находит в этом совпадении залог » успеха потерявшего и нашедшего себя поэта-лирика. Однако он уклоняется от критики по существу идео­ логических вопросов напротив, занимается раскры­ и тием символики сектантских гимнов. д­ Возрождение поэзии Бальмонта Брюсов вновь м связывает с приливом «певучей силы». «Нежная чет­ и­ кость образов, неизмеримая музыкальность разме­ ров, разнообразие форм стиха и строфы, — заключает о­ Брю сов,— лучшие стороны 'его поэзии воскресают в ю­ «Зеленом вертограде». е Если Брюсов критиковал автора «Литургии кра­ у соты», «Злых чар» и «Жар-Птицы» за отсутствие но­ не о, вого, за утомительные перепевы самого себя, то по отношению к «Зеленому вертограду» он признает р­ справедливость бальмонтовской строки: «Тот же ь дваж ды я не буду: больше, меньше, но вперед!». И ь, е­ Бальмонт вновь поставлен в авангарде литературы за открытие «совершенно новых, впервые по-русски а и звучащих размеров» (стр. 102). Брюсов поднял поэта .. за преодоление им условностей старых форм, того, В 1 ГБЛ, ф. 77. 261

что хотел видеть ранее и чего не было даже в лучших бальмонтовских книгах. «Бесовская» редакция статьи снабжена пост­ скриптумом—ответом на различные нарекания по поводу предыдущих статей. В нем Брюсов четко сформулировал основные положения своей критики. Он писал: «Дать себе сознательный отчет в своих непосредственных впечатлениях от этих книг и по­ нять их место среди поэтических созданий современ­ ности—вот две задачи, которые я ставлю себе как критик Б альм онта»1. Этот штрих дополняет общую картину борьбы Брюсова за научные методы в кри­ тике. Брюсов неоднократно давал в печати отповедь тем, кто подменял критику произвольным толкова­ нием, точный литературный анализ — интерпрета­ цией. Он стоял за беспристрастность суждений, дока­ зательность выводов, математическую точность в исследовании. Его статьи о Бальмонте при всей огра­ ниченности метода все же являются наиболее полным и объективным исследованием творчества этого поэта. Последняя рецензия на сборник «Хоровод вре мен»—еще одна ступенька, подводящая к итоговому заключению в послесловии к четырем статьям в кни­ ге «Далекие и близкие». В «Хороводе времен» кри­ тик обнаружил те же достоинства и недостатки, на которые указывал не раз и которые складывались в устойчивую систему бальмонтовского творчества. Прозорливым оком поэта он увидел драгоценные жемчужины, рассеянные по книге, страницы, где Бальмонт «открывает нам несколько новых, еще не явленных уголков своей души» (стр. 104). Но в целом бальмонтовское творчество Брюсова не удовлетво­ ряет. Он проанализировал слабость его лирики с точ­ ки зрения мировоззренческих позиций. Статья «Хо­ ровод времен» —это размышление о пределах субъ­ ективизма в лирике. В 90-х гг. Брюсов признавал только одну форму поэзии—самовыражение. Преодо ление раннего субъективизма углубило его представ­ ление о поэзии. В 900-х гг. он прямо заявляет, что «поэзия собственного «я» может иметь место только 1 «Весы», 1908, № 12, стр. 61. 262

в ю м случае, если явится выражением настроений общих или откроет необычайно своеобразный непов­ торимый мир художника». В конце 900-х гг. он свя­ зывает сущность лирики с задачей многообразного отражения мира. Недаром в рецензии на «Хоровод времен» подчеркнуты такие доминанты' в определе­ нии лирики, как «куски жизни», «лики жизни», отра­ жающиеся в душе поэта. Недаром в другой рецензии, на стихи А. Блока, он упомянул о «веренице обра­ зов», чутко уловив основную тенденцию лирики это­ го поэта— широкий охват жизни. Еще один набросок подтверждает переосмысле­ ние самой сути понятия лирики: «В каждом лириче­ ском стихотворении у истинного поэта новое «я». Лирик в своих стихах говорит разными голосами от имени разных лиц... Только поэт-педант сумеет из­ бежать противоречий, только тот, кто не «творит», но делает свои стихи, будет в них постоянно верен од­ ним и тем же взглядам »1. Брюсов объясняет творческий застой Бальмонта исчерпанностью всего круга жизненных впечатлений, отразившихся в первых его книгах. Недоступность «бесконечного разнообразия» он связывал со ску­ достью миропонимания, основанного на индивидуа­ лизме. Роль мироощущения как источника и стиму­ лятора творчества освещалась Брюсовым в статьях, посвященных Тютчеву, Фету, Вяч. Иванову, А. Бело­ му. Он видит в А. Белом, художнике, «вступившем на множество самых разнообразных путей», антипод Бальмонта. В сопоставлении одного, «отправляюще­ гося от определенного, тяж елой работой мысли до­ бытого (или, точнее, добываемого) миросозерцания» (стр. 132), и другого — «не способного найти в себе новое отношение к миру» (стр. 103) и исчерпывающе­ го свой источник вдохновения—еще один удар по слабым сторонам творчества Бальмонта. В дружеской переписке Брюсов часто вызывал оальмонта на обсуждение темы внутреннего роста, изменения взглядов, прощания с «прошлым». И тог­ да Бальмонт забрасы вал его ответами: «Никогда... КН. 11.В. Брюсов. • Mi ciellanea Альманах «Эпоха», М., 1918 263

никогда», «Я тот же», «Я все еще.. Я все ещ е»,— твердил он о себе. В письме от 17 апреля 1909 г., как раз в то время, когда Брюсов в рецензии «Хоро­ вод времен» ставил вопрос о необходимости ново­ го отношения к миру, Бальмонт заявил ему: «Что до меня, я буду упорствовать в самом себе, а на все иное гляжу или из подземелья или с высокой башни, но в одной плоскости с людьми и миром не буду»1. Послесловие к статьям о Бальмонте — серьезное, продуманное завершение его творческого портрета. Общую оценку Бальмонта здесь предопределяют и высокое мнение о его лиризме («Бальмонт показал нам, какой властью над временем обладает лирика, способная вместить мгновение в пределах нескольких строк, живым сохранив его, вместе с лучами, трепе­ тавшими тогда, с ароматом, веявшим вокруг, с первыми проблесками зарождающегося чувства», стр. 105), и признание его заслуг в области стиха («Как дивный мастер стиха Бальмонт все еще не зна­ ет себе равных среди современных поэтов» (стр. 106), и глубокий анализ творческих провалов, который привел критика к отрицанию самих основ декадент­ ского искусства. Твердо осознав, что только широта жизненных интересов, ощущение современности мо­ гут оплодотворить живую мысль художника, Брюсов пришел к выводу об отсутствии перспектив у Б аль­ монта, заблудившегося в чуждых мирах и закоул­ ках сзоей души. В этом отношении критика Брю­ сова — пример художественного предвидения. ★★ ★ После достаточно полного критического анализа творчества Бальмонта Брюсов больше им не занима­ ется, хотя тот по-прежнему остается в центре внима­ ния символистских кругов. О нем пишут критиче­ ские работы Балтруш айтис, Эллис, Вяч. Иванов, Ай- хенвальд. В 1912 году происходило широкое чест­ вование Бальмонта в связи с 25-летием его литера­ турной деятельности. Брюсов уклонился от приез­ да в Петербург на эти торжества. 1 ГБЛ, ф. 77. 264

В письме от 16 сентября 1910 года Бальмонт се­ тует и умоляет: «Не относись с полным невнима­ нием к моей книге «Змеины е цветы», которую ты даже не упоминаешь в письмах». В обзоре поэзии за 1911 — 1912 годы Брюсов сказал несколько слов 0 книге «Зарево зорь», добавив, что «если бы ее не существовало, облик Бальмонта как поэта, не изме­ нился бы»1. Здесь он чуть не впрямую называет Бальмонта мертвым поэтом по сравнению с Блоком, которого определяет как «поэта живого». Он опровер­ гает столь часто повторяемую в стихах и письмах строчку Бальмонта: «Я не устану быть живым». Над недавними друзьями сгущалась тяжелая ат­ мосфера недоверия и озлобления. Бальмонт ругал Брюсова по всем статьям: за журнальную политику в «Весах», за роман «Огненный ангел», тем более па книгу «Далекие и близкие». В 1913 году произо­ шло их открытое столкновение в газете «Утро Рос­ сии». Бальмонт в рецензиях на книгу Брюсова «Дни и ночи» (статья «Восковые фигурки», в № 149) и 1 том. Полного собрания сочинений и переводов В. Брюсова (статья «Забывш ий себя» в № 179) в рез­ кой, оскорбительной форме «поквитался» с Брюсо­ вым за критику. Брюсов, отдавший немало сил борьбе со всякого рода искажениями объективной критики, выступило возражениями, опубликовав статью «Право на рабо­ ту». Она посвящена в основном опровержению баль- монтовского тезиса — «лирика не терпит... вариан­ тов», на котором основывалась критика первого тома Полного собрания сочинений Брюсова, включающего варианты многих стихотворений 1890-х годов. Во имя сохранения неприкосновенности раз пережито­ ­ го лирического порыва и запечатления неповтори­ ­ мости мгновения Бальмонт запрещал поэту-лирику - касаться раз написанного, вносить поправки даже ­ для улучш ения стиха и вообще переделывать что- ­ либо. Он абсолютизировал момент творческого наи­ ­ тия. Ложность посылки — «лирика не терпит попра- 1 «Русская мысль», № 7, 1912, стр. 11. 265

вок. и не допускает вариантов» доказана Брюсовым на примерах глубоко изученного им опыта работы Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета и великих за- рубежных писателей. Он писал: «Бальмонт предла­ гает всем поэтам быть импровизаторами, пример ; Гете и Пушкина, напротив, показывает нам, что ве­ ликие поэты не стыдились работать над своими сти­ хами, иногда возвращаясь к написанному через мно­ го лет и вновь совершенствуя его. На бессчетные ■ варианты лирических стихов Гете, на .исчерканные черновые тетради Пушкина, где одно и то же сти­ хотворение встречается ■переписанным и переде­ ланным три, четыре и пять раз, мне хочется обра­ тить внимание молодых поэтов, чтобы не соблазни­ ло их предложение Бальмонта отказаться от работы и импровизировать. Что творчество поэта не есть ка­ кое-то безвольное умоисступление, но сознательный, в высшем значении этого слова,труд, — это прекрас­ но показал еще Пушкин в своем рассуждении «О вдохновении и восторге»1. Брюсову принадлежит заслуга в популяризации этих пушкинских заметок «О вдохновении и восторге» и его вывода — «Бдохно- вение нужно в геометрии, как и в поэзии»,— проти­ востоящих духу декадентской эстетики. Опираясь на эти заметки, он поддержал начинания Р. Гиля в про­ паганде «научной поэзии» (См. статью В. Брюсова «Научная поэзия» в жур. «Русская мысль», № 6, 1909 г.). Полемика Брюсова с Бальмонтом отмечена в Jбиографии Брюсова как одно из важных его вы- ступлений за очищение искусства от всякого рода проявлений «бессознательного», а следовательно, ми­ стического, ирреального. Актуальность статьи «Пра­ во на работу» обусловливалась еще и тем, что в связи с юбилеем Бальмонта появилось немало ра­ бот, искаженно представляющих этого поэта в вели­ чии его метода. Так, Вяч. Иванов под воздействием своих собственных теорий «медиумической поэзии» ) писал: «Бессознательно творчество поэта, в большей мере бессознательно, чем думают трезвые и созна- i 1 В. Брюсов. Право на работу. «Утро Россия», от 18 авг ста 1913. 266

; тельные из самих поэтов»1. Он с большой подозри­ ■ тельностью относился к многим брюсовским сужде­ J ниям о Бальмонте на том основании, что «его обобще­ ния затрагивают сознательный круг его личности и не ) затрагивают священной области бессознательного». i Вяч. Иванов прославлял «безумную блуждающую гу- н музу» Бальмонта за то, что она исторгает «волшеб­ ные слова восторга, солнечного и буйного хм еля»2, т. е. как р аз то, за что критиковал Бальмонта Брюсов. В адрес Брюсова брошено немало нареканий за иссушающий рационализм, якобы убивший в нем поэтическое чувство. Его недруги в полемическом пы­ лу упрекали даже в зависти к Бальмонту. В дейст­ вительности, как мы указывали выше, Брюсов всег­ да ценил в Бальмонте яркую творческую натуру (период его расцвета). Его позиция в отношении к Бальмонту не могла не прийти в столкновение с позицией жрецов «современного лиризма», опираю­ щихся на принципы иррационализма в лирике. В про­ тивовес их принявшим расхожий характер формулам: «поэзия —сомнамбула», «поэзия, как волшебство», «Стихи, как молитва», Брюсов выступил с обоснова­ нием поэзии иного типа — «исходной точкой которой должна быть мысль». Актибальмонтовские выступления Брюсова тес­ ным образом перекликаются с его размышлениями о поэте вообще. На страницах книги «Далекие и близ­ кие», в статьях о Бальмонте и других обзорах Брю­ сов использует для уничтожающей характеристики современного типа поэта образ «поэт-эхо» (не в пуш­ кинском значении слова, как певца народных чаяний, а несколько буквально, как певца, воспроизводящего всякий звук). Иногда он называет такой тип поэта «фонографом, послушно записывающим все, что слышно вокруг». Образ этот используется в основ­ ном в статьях о молодежи с целью предостеречь от следования подобным образцам. Но прежде чем сказать это молодым поэтам, Брюсов обратился с тем же призывом к маститому Бальмонту в статье 1909 года: «Поэт-лирик, довольствующийся ролью 1 «Речь» от 11 марта, 1912 г. 2 Там же. 267

эха, только запечатлевающий в музыкальных стро­ фах переживаемые впечатления, не может не до­ стичь сравнительно скоро до роковых пределов сво­ ей поэзии» (стр. 103). В том же 1909 году, когда про­ изнесены эти упреки, Брюсов вдохновенно работа­ ет над статьей «Научная поэзия». В этой статье ив ряде черновых набросков тех лет мы находим пря мую перекличку с отрицанием бальмонтовского типа поэта как «певца своего «я». «Пора перестать художнику быть граммофоном своих впечатлений, описывать море, прогулки на берегу моря. Я уверен, что будущее в искусстве принадлежит творчеству сознательному»,— читаем мы в одном из черновых набросков тех лет. Брюсов со свойственной ему ори­ ентацией на поэзию мысли в критике Бальмонта сме­ ло опирается на изречение своего любимого поэта Боратынского: «Тесный круг подлунных впечатле­ ний», аргументируя этим исчерпанность лирических тем Бальмонта. Критические работы Брюсова о Бальмонте — по­ казатель его перехода на новые эстетические позиции. Работа по изучению ошибок и заблуждений Б ал ь­ монта и кризисного падения его таланта подготови­ ла Брюсова к дальнейшей критике упадочнических течений XX века. После эмиграции Бальмонта Брюсовым была на­ писана статья — последняя об этом поэте: «Что же такое Бальмонт?» (1921 г.). Статья не закончена, не обработана и осталась в то время неопубликованной. Публикацию ее осуществил видный исследователь творчества Брюсова Д. М аксимов1. Во вступительной заметке он дал точное указание на основные осо­ бенности брюсовской критики в статьях о Бальмонте — «непримиримость к идеалистическим концепциям в искусстве, обоснованность суждений, острота обви­ нений и в то же время ограниченность метода, исхо­ дящего из «чисто литературного» анализа, не поды­ мающегося до уровня последовательной идеологи­ ческой и тем более социальной критики». 1 См. «Ученые записки» Ленинградского государственного педагогического института, т. 18, в. 5, 1956. 268

Разделяя это мнение, в то же время хотим под­ черкнуть следующее: критические статьи Брюсова о Бальмонте зрелого периода мы считаем самым объ­ ективным и полным исследованием поэта, представля­ ющего собой немалое явление в поэтической культу­ ре начала XX века. Не случайно совпадение основ­ ных брюсовских выводов о поэте с теми верными характеристиками, которые дал ему такой строгий ценитель и судья, как А. Блок. Брюсов и Блок схо­ дились в оценке лучших сторон поэта, подчеркивая его неподдельный лиризм и музыкальность стиха. Принято утверждать, что Блок указал на «весеннее чувство», которое охватывает при прочтении под­ линно художественных созданий Бальмонта. Однако Брюсов первый открыл тайну обаяния его поэзии, сказав о нем очень верные слова: Речь твоя поет, как струны, Входит в душу, как весна. Брюсов и Блок в период громкой славы поэта почти в одно и то же время пришли к заключению об упадке его творческих сил, который наметился вслед­ ствие того, что Бальмонт хотел остаться «только поэ­ том» («беспечным поэтом»), («самоупоенным поэ­ том»), в результате чего стал, по словам Блока, толь­ ко «певчей птицей», изошел в стихотворчестве и многословии. Недавно вышел в свет томик «Библиотеки поэ­ т а » — К. Бальмонт. «Стихотворения» (1970 г.) со всту­ пительной статьей В. Н. Орлова. Многократное ис­ пользование в статье ссылок на В. Брюсова — луч­ шее доказательство того, что научное литературове­ дение и по сей день опирается на его оценки и при­ знает авторитетность его мнений.

Е. П. Тпханчева в. БРЮСОВ О БОРАТЫНСКОМ Печатные работы и автографы незавершенных научных статей В- Я. Брюсова о Е. А. Боратынском1, а также неопубликованная переписка его с литерато­ рами, журналистами и издателями, хранящаяся в ру­ кописном отделе Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина, в отделе рукописей Института ми­ ровой литературы им. А. М. Горького и в Централь­ ном государственном архиве литературы и искусства, позволяют утверждать, что ярчайший представитель романтической философской лирики поэт Боратын­ ский, чьи стихи составляют важную и значительную страницу русской поэзии, был продолжительное вре­ мя предметом большого и разностороннего внимания Брюсова. Его научные интересы, как свидетельству­ ют шесть опубликованных статей о Боратынском и незавершенные замыслы нескольких других работ о нем, хранящихся в архиве, были широки и многогран­ ны. В равной степени Брюсова занимали как творче­ ство, так и жизнь Боратынского 2. Свою горячую за- 1 В. Брюсов в написании фамилии придерживался транс крипции Баратынский. Мы ж е —следуем указанию автора за­ метки «Имя поэта». Литературная газета, 1970, 9 декабря. 2 ГБЛ. ф. 386, карт. 46, ед. хр. 5 —8. В архиве 270

интересованность в изучении творческого наследия поэта пушкинского круга» Боратынского Брюсов объяснял так: «Баратынский один из тех писателей, каждая строка которого дорога нам... Его читатели, его поклонники хотят узнать его сколько можно пол­ нее и во всяком случае хотят знать все, что он сам хотя однажды счел возможным напечатать для всех»1. Брюсов указывал, что Боратынским, по которому считал себя специалистом, он занимался «в разные периоды жизни усердно» и много2. Однако системати­ ческие занятия этим поэтом приходятся в основном Брюсова собраны в отдельной папке заготовительные материалы «К Баратынскому». Здесь имеются два расположен­ ных в строго хронологической последовательности «Библиогра­ фических списка» стихов, поэм и прозы Боратынского. Первый «список», аккуратно написанный чернилами рукой жены Брю­ сова, является копией с «Библиографического списка» стихо­ творений Боратынского, составленного в 1889 г. первым его библиографом М. Н. Лоигвновым. Второй «список» в каранда­ ше выполнен самим В. Брюсовым. Он 'Значительно полнее лон­ гиновской библиографии и существенно дополнен Брюсовым по материалам, вышедшим в печати после 1889 г. На этом черно­ вом автографе есть такая приписка Брюсова: «В скобках— то, чего у Лонгияова нет, мое». На обороте заглавного листа: «Би­ блиография произведений Баратынского и отзывов о нем» Брю­ совым вклеена газетная вырезка со стихотворением в 16 строк без заглавия, первое четверостишие которого выглядит так: «Там, где царил орел двуглавый, Шумели силы знамена, Звезда пре­ красной, новой славы, Твоей рукою зажжена». Газета сообща­ ла, что эти стихи «были сочинены в честь Брюллова и пролеты артистом московских театров Лавровым на обеде, данном Брюллову в Москве 28 января 1836 г.». Это сообщение Брюсов дополняет следующей справкой, подчеркивающей искренний союз «двух сыновей гармонии»: «По преданию, одна строфа сочинена Пушкиным, другая Баратынским, остальные еще кем-то». В этой же папке хранится специальный лист с выпис­ кой по годам (с 1819 по 1859 гг.) всех журналов, в которых за 40 лет печатался Боратынский. Особый интерес представляют выписки Брюсова отдельных выражений из стихотворений Бо­ ратынского на темы: поэзия, искусство, роль и сила (бессилие) мысли, вера, фантазия и ее мир, что такое счастье, бессилие человека, юношеские волнения и т. п. Перебирая эти заготовительные материалы, видишь, с ка­ с­ кой научной обстоятельностью Брюсов изучал все, что прямо или косвенно было связано с Боратынским, как велики были в этой области цели и задачи его познаний. 1 «Русский архив», 1899, № 11, стр. 437. 2 В. Брюсов. Избранные сочинения в двух томах, т. II, М., 1955, стр. 558. 271

на 90 ые годы прошлого столетия, когда Брюсов, сту­ дент Московского университета, задумывает гранди озную в трех томах книгу «История русской лирики». В «Дневнике» за 11 декабря 1896 г. он записывает: «Ближайшей целью моей жизни ставлю «Историю лирики». Труд этот займет... года три, если только будет свободное время, а то и все пять»1. Во все ва­ рианты трех планов (1896, 1897, 1898 гг.) этой неза­ вершенной книги, как свидетельствуют архивные ма­ териалы, Брюсов в специальный том (II) «Пушкин и его ученики» включает «истинного поэта» Боратын­ ского. В первом варианте (1896 г.) — все творчество Боратынского, в двух последующих (1897, 1898 гг.), где отдельно дается характеристика литературы 4 0 —50-х гг., он выделяет (2 ч. II т.) знаменитые «Су­ мерки» (1842), которые Брюсов называл «лучшим, более зрелым произведением» Боратынского потому, что «здесь полнее... выразилась его личность»2. В черновых тетрадях Брюсова за ноябрь 1897 г.— февраль 1898 г., как отмечает С. Гиндин,3 имелись также планы к новым его работам: «Философские опыты» и «Литературные опыты». Из оглавления книги «Литературные опыты», а также из специально составленной библиографии только по поэмам Б ора­ тынского4 узнаем, что Брюсов намерен был написать отдельную статью о его поэмах. Обнаруженный нами в архиве Брюсова черновой автограф с пометой «1897 год»5, на котором обозначено: «О Б араты н­ ском надо написать: 1. Мировоззрение Баратынского, 2. Баратынский о поэзии, 3. Значение Баратынско­ го», убедительно свидетельствует о том, как велики были \"его исследовательские замыслы. Все эти ста­ тьи и очерки, как указывал сам Брюсов, предназна­ чались им для «Истории русской лирики». Из намеченного на 1897 и 1898 годы плана работ о Боратынском Брюсов осуществил всего один замы­ сел, но и тот не полностью: в 1898 году он написал статью «Мировоззрение Баратынского». Сохрани­ лись многочисленные наброски, план и три варианта 1 В. Брюсов. Дневники. 1891 — 1910, стр. 26. 2 ГБЛ, ф. 386 (В. Брюсова), карт. 41, ед. хр. 18/1. 3 «Вопросы литературы», 1970, № 9, стр. 197. 4 ГБЛ, ф 386, карт. 46, ед. хр. 8. 5 Там же, карт. 41, ед. хр. 18/1. 272

этой незавершенной, но заслуживающей самого при­ стального внимания, статьи1, которую можно пра­ вильно понять и оценить лишь с учетом историко-фи­ лософских (взглядов Брюсова 90-х годов, упорно за­ нимавшегося в то время изучением философии Спи нозы, Лейбница и Канта2. Первую попытку рассмотреть эту статью Брю­ сова предпринял Л. Фризман в небольшой статье «В. Я. Брюсов — исследователь Е. А. Баратынско­ го»3. Изложив (правда, весьма бегло) взгляды Брю ­ сова на сложное мировоззрение поэта-мыслителя, Л. Фризман отметил положительную заслугу его в установлении первым периодизации духовного разви­ тия Боратынского. Обобщая, он пишет: «Путь духов­ ного развития Баратынского, как его представлял се­ бе Брюсов, — это путь от рационализма и веры в науку, в мысль, к пантеизму, а затем к религии»4. Соглашаясь с этим выводом Л. Фризмана, нельзя сказать того же по поводу другого его утверждения,, будто Брюсов вовсе не связывал пессимизм Боратын­ ского со временем, а следовал за критиком С. Андре­ евским, отрывавшим «поэта-провидца» от эпохи. Для подтверждения своей мысли JI. Фризман обращается к одному из вариантов брюсовской статьи, где сказа но: «Баратынскому суждено было предварять свой век. Он воистину был пророком... Его «разочарован­ ность» в 20-х годах отразилась в жизни нашего обще­ ства десятилетия позже. Его жалобы, что «век шест­ вует путем своим железным», относятся как бы к го­ дам едва миновавшим»5. Однако в другом варианте этой же статьи6 Брюсов связывает эволюцию духов­ ного развития Боратынского с историей общества. «Развитие Баратынского, — пишет он, — это история развития нашего общества, только Баратынский про­ шел быстрее все ступени. Вспомним, что этими сту­ пенями были: сначала бедный эпикуреец или делан ная разочарованность, затем рассудочное понимание 1 ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 18/1. 2 См. «Записные тетради» В. Брюсова, ф. 386, карт. 4, ед. хр. 1— 3 и «Дневники», стр. 29. 3 «Русская литература», 1967, № 1, стр. 181 — 184. 4 Там же, стр. 182. 5 Там же. 6 ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 18/1. 18—229 273:

с тяготением к буддизму, наконец, показное* возвра­ щение к вере». Особого внимания в этом варианте заслуживает попытка Брюсова соотнести Боратынского с эпохой начала XIX столетия, конкретно, с 20 — 30 годами. З а два года до Е. Жураковского назвавшего Бора­ тынского «сыном своего века», Брюсов .писал, что «Баратынскому суждено было предварять свой век. В 20-х, юношей, он назвал себя «разочарованным», но подобные ему явились только лет десять позже, и они переняли именно это название. Жалобы Баратын­ ского, что «век шествует путем своим железным», писанные в конце 30-х годов, относятся словно ко времени позже на полвека». К сожалению, это цен­ ное замечание Брюсова не получило у него дальней­ шего развития в историко-литературном плане ни в данной статье, ни в исследованиях, написанных им о Боратынском в последующие годы 2. Брюсов, как и его современники — С. Андреевский3, Н. Котлярев- ский4, В. Саводник5 —- не сумел объяснить Боратын­ ского. живого свидетеля декабризма, друга К. Ры ле­ ева, А. Бестужева и В. Кю хельбекера— эпохой, в ко­ торую он жил и формировался, что успешно сделали советские исследователи — И. Медведева 6, JI. Фриз­ м ан7, П. Бейсов8, И. Тойбин9 — авторы интересных и обстоятельных работ о Боратынском. Однако необ­ 1 Е. Жураковский. Поэт-пессимист и ближайший спутник поэзии Пушкина. В кн.: «Пушкинский сборник», М., 1900, стр. 261. 2 «Русский архив»-, 1901, № 12, стр. 578. 3 С. Андреевский, Е. А. Баратынский. В кн.: «Философ­ ские течения русской поэзии». Составил П. Перцов, СПб, 1896, стр. 8 7 —98. 4 Н. Котляревский, Е. А. Баратынский. «Вестник Европы», 1895, № 6. 5 В. Саводник. Е. А. Баратынский. 1800— 1900. Критиче ский очерк, М., 1900. 6 И. Медведева. Ранний Баратынский. В кн.: «Е. Баратын­ ский», Поли. собр. стихотворений, т. I, СП, 1936. 7 JI. Фризман. Творческий путь Баратынского, изд. «Нау­ ка», М., 1966. 8 П. Бейсов. Из истории «Вольного общества». В вдь: «Ли­ тературный Ульяновский сборник», изд. «Ульяновская правда», 1955. 9 И. Тойбин, Е. А. Баратынский. В кн.: «История русской поэзии» в двух томах, изд. «Наука», Л., 1968, т. I. 274

ходимо помнить, что в истории изучения творчества Боратынского Брюсов первый предпринял «попытку создать периодизацию творческого пути поэта, точ­ нее его духовного развития»1. Большой заслугой Брюсова является и то, что он не поддался общеприз­ нанному авторитету критика С. Андреевского, видев­ шего в Боратынском «поэта-метафизика» и «отца со­ временного пессимизма в русской поэзии»2. Брюсов очень дорожил статьей «Мировоззрение Б ар аты н ско го » , в которой обстоятельнее, чем в других своих работах, попытался осмыслить его особое по­ этическое видение .мира. Сначала, видимо, он пред­ назначал статью для московского литературно-поли­ тического журнала «Знамя». В «Дневнике» за 27 сен­ тября 1898 года читаем: «Был в редакции «Знаме­ н и » ... обещал статью о Баратынском»3- А в феврале 1899 года он уже читает ее в обществе философа Б. А. Фохта4. Следует отметить, что основные положения статьи «Мировоззрение Баратынского» Брюсов, почти не изменяя смысла, переносил во все свои последующие печатные работы о Боратынском, написанные в пери­ од с 1899 по 1901 гг. В архиве Брюсова имеется начало его другой статьи: «Баратынский о поэзии»5. По черновым з а ­ писям можно судить, что статья писалась, если не од­ новременно с предыдущей, то не раньше 1897 года. Какие мысли Брюсова, высказанные здесь, заслу­ живают внимания? ■1 «Русская литература», 1967, № 1, стр. 182. 2 «Философские течения русской поэзии», стр. 90, 97. 3 В. Брюсов. Дневники, стр. 50. 4 Там же, стр. 163. В примечании к этой дневниковой записи Брюсова Н. С. Ашукин высказал предположение, что, вероятно, это была статья «О собраниях сочинений Е. А. Баратынского». Мы ж е склонны думать, что в феврале 1899 г. речь могла идти только- ­ о статье «Мировоззрение Баратынского», и ни о какой другой, т. к. к этому времени в научном портфеле Брюсова, относитель­ но законченной, но не отделанной к печати, была лишь статья о мировоззрении поэта. Что же касается статьи, упомяну­ той Н. С. Ашукиным, то она могла быть написана только после сентября этого года, т. к. для нее, по свидетельству самого- Брюсова, он в августе— сентябре 99-го года «ходил в библиоте­ ку Исторического музея читать старые журналы и альманахи» (там же, стр. 7 4 —75).

Во-первых, очень важно утверждение о том, что «Баратынский был мыслителем по самой природе ду­ ши своей». Оно звучит почти по-пушкински, который точнее всего определил особенности Боратынского. «Он у нас оригинален — ибо мыслит. Он был бы ори­ гинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубо­ ко» Брюсов полностью разделял этот взгляд Пуш­ кина. В своей статье «Е. А. Баратынский» для Нового энциклопедического словаря Брокгауз и Ефрон- он напишет: «Поэзия мысли» — вот... самое общее оп­ ределение, которое можно дать поэзии Баратынско­ го. Сам он даже считал это свойство отличительной чертой поэзии вообще, жалуясь: «Все мысль, да мысль, художник бедный слова» 2. Но тут же следует прибавить, что по своему характеру мысль в творче­ стве Боратынского была всегда «поэтической, чувст­ вующей мыслью». Эта точка зрения на поэзию Бора­ тынского, как «поэзию мысли», получила постоянную прописку в работах почти всех без исключения совет ских исследователей о нем. Во-вторых, характеризуя мировоззрение поэта, Брюсов указывает, что «Баратынского, пережившего длинное развитие своих воззрений, не могла удовле­ творить философия, которой довольствовались фран­ цузские поэты XVII и XVIII веков... Баратынский все чаще задумывался над великим вопросом веры и зна­ ния, он сам еще раз пересмотрел их, нашел их реше­ ния не созвучными своим ни у одного из любых фи­ лософов того времени». Позже, в 1901 году, Брюсов подвергнет основательному пересмотру эту свою мысль: в мировоззрении Боратынского он увидит уже влияние не только французских философов XVIII века, но и Спинозы, подчеркнет знакомство его с выводами новой немецкой философии. Черновик статьи «Баратынский о поэзии» лишний раз свиде­ тельствует о том, как настойчиво Брюсов пытался дойти до истины в понимании Боратынского, которо- 1 А. Пушкин. Поли. собр. соч. в десяти томах, изд. АН СССР, М., 1958, т. VII, стр. 221. В дальнейшем ссылки на этот источник даются в тексте с указанием тома и страницы. 2 Новый энциклопедический словарь, издатели Ф. Брокга­ уз, И. Ефрон, СПб, б/г, т. V, стр. 178. 276

о за философский и рефлексирующий характер поэ­ зии и аналитический дар называли то Гамлетом (Пушкин), то Фаустом1. “Во второй части этой оставшейся незавершенной статьи Брюсов был намерен осветить взгляды Бора тынского на поэзию. В виде тезиса он записал следу­ ющее: «Баратынский много раз возвращался к во просу, что такое искусство. Он решал его и в прозаи­ ческих статьях, и в стихах. Известно, что у Баратын­ ского русский стих умел передавать самые... отвле­ чен ны е мысли». На этом, к сожалению, запись об­ рывается. Но в разрозненных бумагах Брюсова есть выписки близких ему по духу знаменитых изречений Бораты нского: «Поэзия — чудесный талисман: очаро­ вывая сама, она обессиливает чужие вредные чары» или «В свете нет ничего дельнее поэзии» и т. п. Что же касается замысла остальных намеченных Брюсовым в конце 90-х годов работ о Боратынском, то они также в большинстве не были осуществлены. Почему так случилось, ответ находим в неопублико­ ванном письме Брюсова к другу гимназических лет В. Станюковичу (октябрь 1899 г.): «В ближайшем будущем никаких изданий не затеваю. Все мое время яосвящаю «Истории русской лирики», материалы для которой набегают отовсюду, наступают, подавля­ ют, потопляют меня. Временами отчаиваюсь, возмож­ но ли их пересоздать в целое» Л Другую причину Брюсов объясняет в своей автобиографии тем, что двери всех журналов перед ним — осмеянным из­ дателем трех сборников «Русские символисты» (1894 — 1895 гг.) — были после 1895 года закрыты. Печатать свои исследования он получил возможность только с 1898 года, когда стал постоянным сотруд­ ником журнала «Русский архив». По заданию эго редактора П. И. Бартенева Брюсов начинает усилен­ но заниматься сбором материала для библиографи­ ческих работ о «трех великих» —Пушкине, Тютчеве 1 JI. Озеров. Работа поэта, М., 1963, стр. 100. 2 Центральный государственный архив литературы и искус­ ства (далее— ЦГАЛИ), ф. 56 (В. Станюковича), он. № 1. ед. хр. 113. 277

и Боратынском Вскоре в «Русском архиве» почти одновременно появляются первые текстологические и библиографические исследования Брюсова о Тютчеве (1898), Боратынском (1899) и Пушкине (1899). Они отличались «солидной эрудицией» (П. Перцов)2 и ар­ гументированными доказательствами. Эти статьи так же, как и указанные замыслы научных работ о Боратынском, предназначались для «'Истории рус­ ской лирики». За три с половиной года работы в «Русском архиве» .(1898 — 1901) Брюсовым были написаны пять основных статей о Е. А. Боратынском: «О собраниях сочинений Е. А. Баратынского» (1899), «К столетию со дня рождения Е. А. Баратынского» (1900), «Баратынский и Сальери» i(1900), «Пушкин и Баратынский» (1901), «Старое о г-не Щеглове» (1901), в которых ощутимо выражена научная пре­ емственность с предыдущими его замыслами о Бора­ тынском. К каждой из этих статей Брюсов прилагал новый список критической литературы, которую счи­ тал «совершенно самостоятельной» своей библиогра­ фической работой 3. Являясь «крупным и талантли­ вым библиографом» 4, он выполнял ее с большим знанием дела. Две первые работы Брюсова: «О собраниях сочи­ нений Е. А. Баратынского» и «К столетию со дня рождения Е. А. Баратынского», появившиеся в печа­ ти друг за другом5, не укладываются в общепринятые рамки библиографических изысканий: авторские цели и задачи были значительно шире. Это подчеркивал и сам Брюсов, который по свидетельству П. Перцова* статьи типа «О собраниях сочинений Е. А. Баратын­ ского» называл «библиографическими учеными ста­ т ь я м и » 6. 1 В. Брюсов. Дневники, стр. 77. 2 ГБЛ, ф. 386, карт. 98, ед. хр. 6. Письмо П. Перцо к В. Брюсову от 27 марта 1900 года. 3 ЦГАЛИ, ф. 300, (И. Лернера), ол. № 1, ед. хр. 90. Пись­ мо В. Брюсова к Н. Л еряеру от мая 1908 года. 4 Б. Бондарский. В. Я. Брюсов как библиограф. «Совет­ ская библиография». 1933, № 1— 3, стр. 159. Бондарский сообщает, что в марте 1895 г. студент Брюсов был избран действительным членом Библиографического обще­ ства при Московском университете. 5 «Русский архив», 1899, № 11; 1900, № 4. 6 П. Перцов. Брюсов в начале века. «Знамя», 1940, № З г стр. 250. 278

Обратимся к статье «О собраниях сочинений Е. А. Баратынского», в которой наиболее четко выразились основные принципы Брюсова-исследователя: научная глубина и блестящая осведомленность в изучаемом вопросе, академическая точность в фактах и доказа­ тельствах, подлинный исследовательский дух, объек­ тивность, мотивированность и независимость сужде­ ний1. Статья адресована главным образом новым изда­ телям будущего Полного собрания сочинений Е. А. Боратынского, которым Брюсов дает ряд ценных со­ ветов и указаний, сложившихся у него в результате вдумчивого рецензирования трех последних изданий «Сочинений» Боратынского (первые два изда­ ния (1869 и 1884 гг.) были подготовлены сыновьями поэта JI. Е. и Н. Е. Боратынскими, третье, которое на­ зывалось «Полным собранием сочинений», вышло в 1894-м году под редакцией И. Н. Божерянова). Писа­ лась статья по четко продуманному плану, записанно­ му Брюсовым на первом листе II чернового вари­ анта: «Общий очерк изданий. Пропуски. Варианты. Стихи. Проза. Переводы. Заглавия. Знаки препина­ ния. Варианты и другие пропуски. Рукописные вари­ анты». В небольшом вступлении к статье Брюсов дал высокую оценку работы первых издателей редакторов «Сочинений» Боратынского:2 «Этот труд, — писал он, — навсегда останется основанием для издания сочинений Баратынского: новые издатели могут вно­ сить в него лишь второстепенные поправки и попол­ н е н и я » 3. 1 Над первой печатной статьей, которая первоначально на­ ва зывалась «К издателям сочинений Е. А. Баратынского», судя по многочисленным наброскам и нескольким вариантам -(грно- вых и перебеленных автографов, хранящихся в архиве Брюсо­ ва (карт. 41, ед. хр. 1), он работал горячо и увлеченно, исправ­ ляя ошибки издателей, внося существенные дополнения. Осо- бено много исправлений уточняющего порядка в третьем ва­ рианте статьи. 2 Того же мнения об этих изданиях сочинений Боратынско­ го Брюсов придерживается и в статье «Е. А. Баратынский». Новый энциклопедической словарь, т. V, стр. 181. 3 «Русский архив», 1899, № 1 1 , стр. 437. В дальнейшем страницы из этого источника указываются в тексте. 279

Главными достоинствами этих изданий,, выпол­ ненных «со вниманием и с любовью» (стр. 437) Брю­ сов считал приложенные к стихам разночтения, кото­ рые у поэта-мыслителя представляют «как бы отдель ные произведения» (стр. 400), а также произведенную ими по разным изданиям и рукописям сверку текстов напечатанных стихов Боратынского. Сличая издания сочинений Боратынского 1869 и 1884 гг. с божеря- новским изданием 1894 года и прижизненными изда­ ниями поэта, а также с первоначальными журналь­ ными публикациями его произведений и библио­ графическим списком всех напечатанных стихотворе­ ний Боратынского, составленным Н. М- Лонгиновым, Брюсов выявил мелкие текстологические пропуски и неточности, ошибки в знаках препинания и отсутствие единообразия в заглавиях произведений. Однако са­ мым серьезным, или, как выражался Брюсов, «важ­ нейшим» недостатком всех трех рецензируемых изда­ ний являлась НЕПОЛНОТА. На основании кропотли­ вых текстологических и библиографических исследо­ ваний Брюсов установил, что были пропущены зате­ рявшиеся в старой периодике шесть стихотворений Боратынского ', его переводы в прозе из Шатобриана и дэ-Мэстра, а также «любопытные» предисловия и эпиграфы к юношеским поэмам «Эда» и «Пиры»; не совсем полным было и собрание разночтений стихов поэта. Указав на все эти пропуски, без которых, по его справедливому мнению, собрание сочинений Бо­ ратынского не может называться «полным», Брюсов выразил уверенность в том, что «издатели Баратын­ ского могут отыскать в старых повременных изданиях еще несколько забытых его стихотворений» (стр. 439). Поэтому будущим издателям научных сочинений Боратынского Брюсов советует самым внимательней­ шим образом «рыться в хронологической пыли» жур­ налов 20 —30-х годов, откуда сам он извлек выше­ указанные, никому из трех издателей неизвестные стихотворения, а также обратить максимум внимания на изучение рукописей поэта, потому что они, по его мнению, дают новые произведения и новые разночте- 1 Два лирических: «Случай», «Из стихотворения Леда» и четыре эпиграммы: «Что ни толкуй, а я великий муж!», «Пи­ сачка в Фебов двор явился», «На Н***» и «Об одном литера­ турном кружке». 280

ния. В этом Брюсов убедился на примере чернового наброска стихотворения «На посев леса», адресован­ ного В. Белинскому. Правильно понимая великую роль Боратынского в истории русской поэзии, Брю­ сов, вопреки установившемуся в это время негатив­ ному отношению критики к Боратынскому, настойчи­ во утверждал, что «Баратынский имеет право на Полное собрание сочинений» (стр. 437), что только из Полного собрания сочинений «облик писателя высту­ пает вполне»1, ибо просто «Сочинения» писателя «от­ ражают лишь отдельные грани его души»2. Брюсову же, активно принявшемуся в 90-ые годы за возрожде­ ние незаслуженно забытого поэта, хотелось непремен­ но, чтобы читатель Боратынского узнал все «грани его души», так как «значение Баратынского, как по­ эта, столь велико, что никакие юношеские неудач­ ные стихи не могут его умалить; никакая вновь обна­ родованная черта его жизни не может затмить его светлый облик, как человека» (стр. 437). Поэтому он предлагал в научно подготовленное «Полное собра­ ние сочинений» Боратынского включить обязательно все стихотворения поэта и варианты к ним, его прозу, переводы и письма, большая часть которых, по его утверждению, была или не напечатана, или разброса­ на в частных архивах и разных изданиях. Брюсов на­ стойчиво советовал будущим издателям Боратынско­ го уделить самое серьезное 'внимание и разночтени­ ям его стихов, потому что, переделывая их, поэт «уг­ лублял саму мысль стихотворения, а иногда и видоиз­ менял ее». Нередко он «даже жертвовал красотой стиха ради верности выражения» (стр. 440). Это поня­ ли первые издатели сочинений Боратынского 1869 го­ да, квалифицированно составившие собрание разно­ чтений к его стихам. Брюсов считал, что это «собра­ ние разночтений», несмотря на неполноту, «заслужи­ вает от всех, занимающихся поэзией Баратынского, глубокой благодарности» (стр. 440). Однако и в этом собрании вариантов им были найдены некоторые ошибки и пропуски в стихотворениях «Мы пьем в любви отраву сладкую», «Финляндия» и «Послание и 1 В. Брюсов. Полн. собр. сочинений в переводов, т. 1, 5 Там же. 281

к Б-ну». Брюсов выправил указанные ошибки, чем значительно облегчил работу будущих издателей поэ­ та. На примере стихотворения «П оцелуй»' («Дори­ де»), которое в первом печатном тексте состояло из десяти стихов и называлось «Сей поцелуй» («Благо­ намеренный», 1822 г.), а в «Собрании сочинений» Боратынского 1827 г. имело уже 8 стихов, Брюсов показал взыскательную работу поэта, «выпускавшего все, что читатель мог угадать сам, сжимая свои •сти­ хи до последней возможности» (стр. 4 4 1 )1. Но эта сж а­ тость, доводимая Боратынским часто до «крайнего лаконизма», затрудняет и сегодня понимание многих его стихов, на что справедливо указал несколько позже и Брюсов2. Привлекают внимание и наблюдения Брюсова над стихотворением «Благословен святое возвестив­ ший!», в котором поэт утверждает важную мысль, что «наблюдению и изучению подлежат обе области жизни: и свет, и мрак, и добродетель, и порок» (стр. 444), потому что «пороки и дурные чувства ни­ чем не ниже, чем добродетели»3. Брюсов правильно считал, что подобные мысли Боратынский развивает как в своем предисловии к поэме «Наложница», так и в самих поэмах («Эда», «Бал» и «Наложница»), где все три героини— Эда, Нина и Сара—«люди падшие, отвергнутые обществом». По Брюсову, эти поэмы от­ личались «необыкновенной трезвостью» и «правды красотой». Проследим за развитием исследовательской мыс­ ли Брюсова и его соображениями .по поводу послед­ ней поэмы Боратынского «Наложница» (1829— 1830), которую поэт считал самым совершенным сво­ им созданием, а Пушкин называл «чудом». Ссылаясь на текст поэмы, привлекая сочувственные отзывы о ней Пушкина, Плетнева и И. Киреевского, а также мнение самого автора (его ответ критикам и преди­ словие к поэме), Брюсов пришел к выводу, что «На­ ложница», появившаяся в год окончания «Евгения 1 Пушкин тоже нахощил, что Боратынский «никогда не пренебрегал трудом неблагодарным.., трудом отделки и отчет­ ливости» (VII, 224). 2 Новый энциклопедический словарь, т. V, стр. 179. 3 ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 18/1. 282

О негина» — образец реалистического произведения, чТо было обусловлено стремлением автора «быть вер­ ным действительности». Уже в статье «Мировоззре­ ние Баратынского» Брюсов отмечал, что он «первый не побоялся ввести своих героев в большой свет («Бал») и даже на Тверской бульвар («Наложница»)». В е р н о с т ь писателя жизненной правде, по мнению Брюсова, проявилась в «Наложнице» так же и в реа­ листической зарисовке характеров и в настойчивом стремлении .показать, что «к падению приводит лю­ дей не особенная порочность их души, а обстоятель­ ства жизни; что нельзя резко делить людей на добро детельных и порочных, что те и другие близки во многом». Брюсов находил, что «проводить такие взгляды в 2 0 —30-х годах составляло значительную заслугу Баратынского»1. Верно указав на связь су­ деб героев поэм Боратынского с действительностью, Брюсов не развил, к сожалению, это свое положение А ведь сложность героев драматических поэм Бора­ тынского, их раздвоенный, полный внутреннего смятения душевный мир, «порочность», отмеченная Брюсовым, являлись отражением «внутренней про­ тиворечивости современного человека и его душевной жизни» 2. Реалистичность «Наложницы», отличав­ шейся «легкостью и верностью слога» 3, Брюсов уви­ дел также и в «удачно схваченных особенностях цы­ ганской речи» героини из народа Сары- Такие про­ стонародные выражения, как: «Я только, только что не сдохла» приводили в отчаяние современную кри­ тику 4. Прав ли Брюсов в своем утверждении? Да, во многом! Оригинальные поэмы Боратынско­ го — романтические по теме и реалистические по исполнению — представляли собою новый тип роман­ тической поэмы, в которой органически переплета­ 1 «Русский архив», 1900, № 4, стр. 552. Курсив наш — Е. Т. 2 «История русской поэзии» в двух томах, т. I, стр. 3 5 5 — 356.3 Е. Боратынский. Стихотворения, поэмы... М., 1951, е стр. 495. 4 Эти и другие интересные наблюдения Брюсова над язы ­ ком цыганки Сары были им сделаны на экземпляре собствен­ ной книги «Сочинения Е. А. Баратынского с портретом автора, его письмами и библиографическими о нем сведениями». Изд. IV, Казань, 1884. (Фонд личной библиотеки Брюсова). 283

лись реалистический и бытовой план с философским. Подобных поэм, представляющих собою специфиче­ ское и своеобразное явление романтизма 20-х гг. XIX в., до Боратынского в русской поэзии не было. На это указывал и сам поэт, заявивший, что в поэмах он шел «новою собственною дорогою». Довольно актуально звучит сегодня и другое по­ ложение Брюсова, что новаторские поэмы Боратын ского своим психологизмом и реализмом подготовили русские романы 5 0 — 70 годов XIX в. Подобную же мысль мы находим в исследовании И. Тойбина, ука­ завшего, что поэмы Боратынского «поднимали новые в тогдашней русской литературе темы, и в немень­ шей степени, чем лирика, расчищали почву для по­ следующего развития русского психологического ро­ мана» '. Термин «психологический роман» по отношению к «Наложнице» Брюсов применил еще в 1897 году. В черновых набросках статьи «Баратынский — поэт» он указал, что Боратынский, один из первых созда­ телей психологического романа, «выступил в защиту падшей ж енщ ины раньше Достоевского» 2. В итого­ вой статье «Е. А. Баратынский» Брюсов так форму­ лирует основную задачу, которую, по его мнению, ставил перед собой Боратынский в своих «замеча­ тельных» поэмах, написанных им «до последнего пе­ реворота в его воззрениях»: «Найти искры живой души в падших, показать, что они способны на благо­ родные чувства, сделать их привлекательными для читателя» 3. Эта гуманистическая направленность творчества Боратынского, вступившегося за поруганного челове­ ка, была близка и дорога Брюсову. Защищая новатор­ ские и оригинальные поэмы Боратынского от неспра­ ведливых оценок Н Надеждина, Н. Полевого, В. Б е ­ линского и своего современника С. Венгерова, авто­ ра «Критико-биографического словаря русских писа­ телей», Брюсов на одном из черновиков с возмущени­ ем записал: «Г-н Венгеров высказал мнение, что поэ­ мы Баратынского утратили смысл для современного читателя, что «Эда» — смешновата, «Пиры» — лег- 1 «История русской поэзии», в двух томах, т. I, стр. 356. 2 ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 18/2. 3 Новый энциклопедический словарь, т. V. стр. 179. 284

ковесны, «Наложница» —малоинтересна. Эта мысль исследователя тоже смешлива, легковесна и настоль­ ко малоинтересна, что опровергать ее не стоит»1. Но Брюсов все-таки не удержался от спора с В енгеровы м , разделявшим полностью отрицательный взгляд Белинского на поэмы Боратынского»2. В при­ мечании к статье «К столетию со дня рождения Е. А. Баратынского» он пишет: «Как бы ни было это мнение малоинтересно, легковесно и смешновато само по се­ бе, оно все же характерно, как образец ходячих взгля­ дов: критики считают долгом хвалить лирику Бара­ тынского, но позволяют себе бранить его поэмы»3. Брюсов не скрывал своего отрицательного отношения к тем незадачливым критикам, которые, не разобрав­ шись в новизне поэм Боратынского, где «все просто, живо и точно» (Плетнев), принялись обвинять автора во всех смертных грехах. Особенно много нареканий вызвала «Наложница» как своим «неблагопристой­ ным» заглавием, «коего имя страшно произнести пе­ ред читателями» (Надеждин), так и тем, что поэт, по их мнению, «истощал свою творческую деятельность на представление пороков и преступлений». Гнев Брю­ сова вызвал и тот факт, что несправедливый приговор Н. Надеждина («Телескоп», 1831) и Н. Полевого («Московский телеграф», 1831), назвавших «Налож­ ницу» произведением «безобразным и безнравствен­ ным», никем из последующих критиков не был опро­ вергнут и «дожил до наших дней», т. е. до 1900 года. Первую свою статью «О собраниях сочинений Е. А. Баратынского» Брюсов завершает лаконичной характеристикой мировоззрения Боратынского и оцен­ кой им же намеченных трех этапов развития творче­ ства поэта. Брюсов находит, что «в первую половину жизни Баратынский обнаружил холодный, математи­ ческий строй мысли, склонный к материализму», что в этот период выше всего он «ставил рассудок, науку, в разгар романтизма продолжал «умом оспаривать ■ ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 1. 2 В. Белинский в статье «О стихотворениях г. Баратын­ ского» (1835) писал: «О поэмах Баратынского я ничего ее хочу говорить: их давно никто не читает. Нападать на «их было бы грешно, защищать странно».—В. Белинский, Полн. собр. соч., М., 1953, т. I, стр. 327. 285 3 «Русский архив», 1900, № 4, стр. 553, 554.

сердечные мечты». Уделом мудреца он считал тогда «спасительный хлад», «бездействие» и писал панте­ истические гимны к «отрадной, обетованной, всепри- миряющей» Смерти» (стр. 446). Второй период ми­ ровоззрения Боратынского, который начинается, по мнению Брюсова, приблизительно с 1835 года, он на­ зывает годами «мужества и самостоятельности мысли поэта», который «начинает выходить на другую до­ рогу». В наиболее ярком произведении «Осень» ^1837) Боратынский, размышляя о жизни и смерти природы, человека и Вселенной, говорит «о послед­ нем озарении, о высшей мудрости, какой может до­ стигнуть человек на «осень дней своих». В третий пе­ риод, который он связывал со сборником «Сумерки», Боратынский переходит к новому мировоззрению. Поэт «разочаровался в своем прежнем кумире, в нау­ ке; выше рассудочности... ставит теперь фантазию, непосредственное вдохновение, детскую веру». В подтверждение своих суждений Брюсов ссылается на стихотворение «Ахилл» (1841) и «Молитву» (1843), написанную вскоре после «Сумерек». Размышляя над тем, как могла бы сложиться судьба Боратын­ ского в последний год его жизни, Брюсов высказы­ вает предположение, что, отправляясь весной 1844 года в Италию, он «как бы плыл к новой жизни», но смерть помешала ему «досказать о последнем озаре­ нии своей души». Эти формулировки Брюсова невозможно понять без автографа его статьи «Мировоззрение Баратын­ ского» и двух печатных работ: «К столетию...» и «Старое о г-Не Щ еглове», где он вновь обращается к характеристике мировоззрения «рассудочного меч­ тателя» Боратынского. В заготовительных материа­ лах «К Баратынскому» есть следующий автограф Брюсова: «Баратынский — поэт-мыслитель... Стихи его замечательны именно их обдуманностью... За каждым образом, за каждым определением чувству­ ется целый строй мыслей. Поэт непосредственного вдохновения, пожалуй, глубже раскроет перед чита­ телями свою душу, но никто вернее, чем поэт-мысли­ тель, не ознакомит со своим рассудочным миропо- 286

ниманием, с тем, что сам считал своей истиной»'-. Ха­ рактеризуя мировоззрение Боратынского, Брюсов указал на. двойственную природу его духовного и по­ этического мира, на вечный разлад разума и чувства и раздвоенность, проявившуюся «в неизбежном про­ тиворечии между умопостигаемым миром и жаждой бесконечного»2. В качестве примера Брюсов называ­ ет «знаменательное» стихотворение Боратынского «В дни безграничных увлечений», «Отрывок из поэ­ мы «Вера и Неверие» и «Благословен святое возве­ стивший!», в котором поэт «душевного раздвоения»\" заявлял: «Две области: сияния и тьмы Исследовать равно стремимся мы». Подчеркивая, что в душе Бо­ ратынского «сменялись попеременно до конца жиз­ ни» элегические и анакреонтические настроения, Брюсов не стал искать историко-социальных причин, вызывавших у него эту перемену. Особенно ощутимо тенденция Брюсова рассмат­ ривать факты из жизни и творчества писателя вне социальных и исторических причин сказалась в его статье «К столетию со дня рождения Е. А. Баратын­ ского». Ссылаясь на опубликованные впервые в «Та- тевском сборнике А. С. Рачинского» (1899)4 письма Боратынского, которые, по его справедливому мне­ нию, давали ценный материал «для изучения воззре­ ний» поэта, Брюсов ограничился лишь указанием на то, что в Боратынском после 1826 года усилились пес­ симистические настроения. Многим тогда казалось, подчеркивал Брюсов, что поэт-изгнанник, вернув­ шись из Финляндии в круг своих друзей и обретя се­ мейное благополучие, был вполне доволен своей судьбой. «Но именно в это время настроения груст­ ные, даже мучительные, начинают преобладать в его поэзии. Холодный, строго научный склад мысли, ус­ военный им, заставляет его отказаться от всех оболь­ щений мечты. Его стихи этого времени наполнены без­ 1 ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 1. 2 «Русский архив», 1901, № 12, стр. 579. 3 Так называет его К. Бальмоит. «Новый путь», 1903, № 3 , стр. 47. 4 «Татевский сборник А. С. Рачинского» Брюсов справед­ ливо считал «лучшим подарком» для юбилея Боратынского. 287

надежными жалобами,... в них развенчаны заветней­ шие радости человечества»1. «Грустные» и «мучительные» настроения одино­ чества и безнадежности, охватившие после разгрома декабристского движения 26-летнего Боратынского, были типичными в то время для большинства мысля­ щей дворянской молодежи, сознававшей свою обре­ ченность на бездействие. В этом и следует видеть главную причину смены в настроении поэта, усиление в нем трагических противоречий и пессимизма. Брю­ сов же эту существенную перемену в Боратынском объяснял не историческими условиями указанной эпо­ хи, а личной природой самого поэта, у которого «грусть в душе была заложена глубже, чем все мимо­ летные его чувства», и влиянием философии метафи­ зического материализма Спинозы, «к некоторым поло­ жениям» которого Боратынский «подходил тогда» в своем миросозерцании. Сторонник рационализма, рас­ сматривавший разум как высший критерий знания, а природу как воплощение бога, Спиноза импониро­ вал рационалисту Боратынскому, которому «всегда сродно было пантеистическое учение о несправедли­ вости всего мира явлений». Однако, продолжает Брюсов, подобные взгляды для Боратынского не были постоянными: «В последние годы жизни он перешел к иному миросозерцанию», но к какому именно, он здесь не указывает. В автографе же вто­ рого варианта статьи «Мировоззрение Баратынско­ го», отличающегося смелыми предположениями и вы­ водами, Брюсов, назвав эту пантеистическую фило­ софию «безнадежной», скажет, что она не удовле­ творила Боратынского потому, что «в нем осталась живой та потребность полноты жизни, которая заста­ вила его в юности сказать эти проникновенные слова: Мгновенье мне принадлежит, Как я принадлежу мгновению, роднящие его, как точно подметил поэт JI. Озеров, с гетевским героем2. Эта «живая потребность полноты 1 «Русский архив», 1900, № 4, стр. 550. Курсив наш. — Е. Т. 2 JI. Озеров. Работа поэта. М., 1963, стр. 100. 288

жизни» приведет Боратынского в 10-е годы XIX в. в «Вольное общество любителей российской словес­ ности» и в пушкинский кружок, объединивший в «свободный, радостный и гордый союз» представите­ лей прогрессивных литературно-общественных взгля­ дов, а в последний год жизни после встречи в Па­ риже с русскими прогрессивными деятелями — де­ кабристами Н. Тургеневым и друзьями Герцена и Огарева — Н. Сатиным и В. Сазоновым, — вызовут в «смятенной душе» Боратынского новые, бодрые и оптимистические настроения. Всех этих фактов, свидетельствующих о причаст­ ности Боратынского к декабристским кругам, Брюсов тогда мог не знать, однако, следуя своему исследова­ тельскому чутью, он обратил внимание на то, что в мировоззрении Боратынского — «сына купели новых дней», — отправившегося осенью 1843 года за гра­ ницу, наступила значительная перемена. Письма его стали «дышать необыкновенным подъемом духа, бодростью». Вступив весной 1844 года на палубу ко­ рабля, направлявшегося из Марселя в Неаполь, «Ба­ ратынский чувствовал себя, покидающим все преж­ нее. Отплытие было для него символом новой жиз­ ни»1. Он пишет жизнеутверждающее стихотворение «Пироскаф». В статье «О собраниях сочинений...» эту же мысль Брюсов выразит более определенно: «Баратынский плыл к новой жизни», которой ему из-за смерти начать не удалось2. В характеристике двух первых печатных работ Брюсова о Боратынском «О собраниях сочинений...» и «К столетию...» следует особо подчеркнуть ту ог­ ромную роль, которую он сыграл как ученый в'п о д­ готовке будущего Полного собрания сочинений Бора­ тынского и дальнейшего развития литературоведче­ 1 ГБЛ, ф. 386, карт. 41, ед. хр. 18/1. 2 Иной концепции Брюсов придерживается в статьях, наг писанных им о Боратынском позже. В статье «Старое о г-не Щеглове» и «Е. А. Баратынский» для энциклопедического сло­ варя он утверждает неверную мысль о том, что «пределом раз­ вития» Боратынского было обращение его к религии, в которой он будто бы нашел «живую веру». Современное литературове­ дение, накопившее ценный материал о Боратынском, опровер­ гает этот ошибочный вывод Брюсова. 19—229 289

ской науки о нем. В «Приложении» к обоим^ статьям Брюсов \"напечатал шесть стихотворений и два прозаи­ ческих сочинения Боратынского — предисловия к поэмам «Эда» и «Пиры» и очень ценную полемиче­ скую статью «Антикритика», «весьма умно и дельно написанную»1, в которой были изложены «замечатель­ ные мысли о поэзии и искусстве вообще»2. Эти забы­ тые произведения Боратынского Брюсов разыскал в периодике 20 — 40-х гг. в журналах «Европеец», «Мос- ковский телеграф», «Утренняя заря» ^«Л итератур­ ной газете». Что касается «предисловий» Боратын­ ского к ранним поэмам «Эда» и «Пиры», то их Брю­ сов перепечатал с отдельного издания поэм 1826 го­ да. Брюсов, придававший вообще огромное значение авторским предисловиям, считал серьезным упу­ щением издателей отсутствие в сочинениях Боратын­ ского этих «предисловий», позволявших и читателям, и исследователям познакомиться «со взглядами Ба­ ратынского в 1826 году на поэзию, на первые поэмы Пушкина и на свои собственные произведения» (стр- 439). Обнаружив в материалах «Остафьевского архи­ ва» (СПб, 1899) 46 затерявшихся стихов из «восхи­ тительной повести» «Эда» (Пушкин), Брюсов неза­ медлительно перепечатывает их в «Русском архиве» 1900 г. (№ 4), чем восполняет существенные пропус­ ки этой поэмы, где каждый стих «звучит и блещет, как червонец» (Пушкин). Возродив из забвения через 70 лет указанные произведения Боратынского, Брюсов восполнил су­ щественные пропуски в изданиях его сочинений, обо­ гатил исследователей ценным материалом3. В тех же двух книгах «Остафьевского архива» и «Татевском сборнике С. А. Рачинского» Брюсов на­ шел новые 50 писем Боратынского к И. Киреевско­ му за 1831 — 1833 гг. и переписку П. Вяземского с 1 В. Белинский. Поли. собр. соч., т. VI, М., 1955, стр. 479. 2 Новый энциклопедический словарь, т. V, стр. 177. 3 Эти исследования Брюсова в дореволюционной критике удостоились похвалы со стороны М. JI. Гофмана (в кн.: Е. А. Баратынский. Поля. -собр. соч. в д_вух томах. Пб, т. II, 1915, стр. 345) и П. П. Филипповича, автора книги «Жизнь и твор­ чество Е. А. Боратынского», Киев, 1917, стр. 4, 11, 14, 24. 290

д Тургеневым о молодости Боратынского. Из этих книг \"в качестве «Приложения» к своей статье «К сто­ летию со дня рождения Е. А. Баратынского» Брюсов перепечатывает наиболее интересные факты, сущест­ венно восполнившие серьезные пробелы в материа­ лах по биографии поэта. Дальнейшие розыски Брюсова помогли ему обна­ ружить в «Московском телеграфе» (за 1822 — 1830 гг.) и в «Рукописныхсборниках» семь эпиграмм «негодовавшей братии» на Боратынского, **которые Брюсов опубликовал во 2-ом номере «Русского архи­ ва» за 1901 год с обстоятельным примечанием. Это было сделано, как объясняет сам Брюсов, с целью чисто «исторической»: показать господствовавшее в конце 20-х—начале 30-х годов недоброжелательное отношение к Боратынскому всяких «негодных рифма­ чей» Пустоцветов и Федоровых, бездарное эпиграм­ матическое остроумие которых он метко определил, пользуясь словами Пушкина, как «жужжание слеп­ ней и комаров»1. Первые исследования Брюсова о Боратынском, появившиеся в печати в знаменательные юбилейные годы двух литературных сверстников (в 1899 г. ис­ полнилось 100 лет со дня рождения Пушкина, а в 1900 г. ^ 100 лет Боратынского), вызвали поло­ жительный отклик в литературных кругах. Поклон­ ники таланта Пушкина и Боратынского, личные друзья Брюсова — литературоведы В. Ф. Саводник и П. П. Перцов заинтересовались этими работами. В неопубликованном письме к Брюсову от 3 декабря 1899 года П. Перцов, один из первых популяриза­ торов Боратынского в конце 90-х годов2, сообщал: «Вашу статью об издании Баратынского выписал се­ бе и прочел. Вполне сочувствую Вашим исследовани­ ям»3. Саводник же, зная из «литературных бесед» с Брюсовым о его научных занятиях Боратынским (у которого он находил много общего с австрийским 1 «Русский архив», 1901, № 2, стр. 347. 2 В книгу «Философские течения русской поэзии», СПб, 1896 г. Перцов включил 10 философских произведений Бора­ тынского. ... \\ 3 ГБЛ, ф. 386, карт. 98, ед. хр. 6. 291

поэтом Н. Ленау и итальянским — Д. Леопарди), в письме к нему от 4 января 1900 года писал: «Почи­ тываю Ленау и Баратынского — относительно по­ следнего думаю как-нибудь с тобой побеседовать... Это один из лучших наших поэтов и в то же время из наименее известных. Живи он в Западной Евро­ пе, о нем бы, несомненно, уже существовала целая литература, как о его современниках Леопарди и Ленау, которым он не уступает нисколько по силе та­ ланта и к которым он близок по содержанию своей поэзии. А у нас — большая публика знает трлько его «Мадонну» да «На смерть Гете» — вещи вовсе для него нехарактерные. Недаром же сказал о нас Пуш­ кин: «Мы ленивы и не любопытны». Я сделал из Б а­ ратынского кое-какие выписки и заметки, которыми поделюсь с тобой при свидании»1. Обращение Брюсова в конце 90-х годов к изуче­ нию творческого наследия Боратынского, его миро­ воззрению и биографии было обусловлено в первую очередь горячим стремлением возродить из забве­ ния самобытного поэта, который «никогда не тащил­ ся по следам свой век увлекающего гения, подбирая им оброненные колосья, а шел своею дорогою, один и независим» (VII, 224). Ведь после смерти Боратын­ ского (1844) и второй статьи о нем В. Белинского (1842), ошибочно и несправедливо истолкованной со­ временниками, наступили долгие годы почти полно­ го забвения поэта «золотого века русской поэзии»2. Восстановление поэтического авторитета Бора­ тынского в критике и литературе началось интерес­ ными статьями о нем С. Андреевского (1888) и И. Стороженко (1890). Но самым инициативным и главным деятелем по восстановлению научной и по­ этической репутации Боратынского в 90-ые годы сре­ ди своих современников был все-таки Брюсов. Выполняя завет Пушкина, он поставил Боратынского на то место, которое ему было положено историей за­ нять «на русском Парнасе». Как справедливо заме­ тил С. В. Ш ервинский3, в то время, когда молодежь 1 ГБЛ, ф. 386, карт. 101, ед. хр. 31. 2 В. Кожинов. Как пишут стихи, М., 1970, стр. 79. 3 См. его статью в настоящей мните. 292

повально увлекалась Надсоном и М. Лохвицкой, Б р ю ­ сов вернул в литературу классических поэтов прош­ лого и сделал русскую поэзию полноправным членом общеевропейской литературы. Брюсов реабилитиро­ вал Боратынского, «оживил» поэта, забытого на дол­ гие годы, поставил его на свое место, рядом с Пушки­ ным и Тютчевым. Нельзя не согласиться и с замечани­ ем Д. Е. Максимова, также указавшего, что «Брюсов как критик, исследователь и публицист явился одним из главных инициаторов в деле восстановления по­ этической репутации Баратынского, Тютчева и Фета, полуотвергнутых в эпоху народнической литератур­ ной гегемонии. Усилия Брюсова и его единомышлен­ ников привели к тому, что эти крупнейшие поэты бы­ ли наконец признаны и по достоинству оценены»1. Однако нам представляется, что повышенный инте­ рес Брюсова в 90-ые годы, которые «стали узловым периодом развития поэзии новейшего времени»2, к «звезде разрозненной плеяды» (так называл себя Боратынский) был вызван еще и другой важной при­ чиной — напряженными исканиями Брюсова — мет­ ра поэтической школы символистов — новых худо­ жественных форм и новых способов изобразительно­ сти. Активные занятия Брюсова выработкой новых принципов поэтической системы символизма побуж­ дают его обратиться к лучшим поэтическим образцам не только мировой, но и русской классической поэ­ зии, в которой он находит нужные ему выразитель­ ные средства и поэтические формы. Себя Брюсов рас­ сматривал как поэтическую связь двух веков. В «За­ писной тетради» № 21 за 1895 год он писал: «Я связь. Я еще дышу идеями XIX века; но я же первый подал руку юношам XX века»3. Боратынский — блестящий мастер стиха, в со­ вершенстве владеющий «техникой своего искусства», для Брюсова, «установителя законов и дорожных зна­ ков в поэзии XX века» (М. Волошин), служил пре­ красным образцом высокоталантливого поэта, «поэта 1 Д. Максимов, Брюсов. Поэзия и позиция. Л., 1969, стр. 66. 2 История русской поэзии в двух томах, т. 2, стр. 253. 3 ГБЛ, ф. 386, карт. 4, ед. хр. 19. 293

божьей милостью»1. Вместе с тем интерес Брюсова! питался также и его стремлением развить дальше жанр философской лирики. Известно, что Боратын­ ский создал новый вид поэзии — «лирику философ­ ских раздумий». В. Брюсов — «поэт мысли» (так называли его современники) тяготел к «поклоннику разума», интеллектуальной и научной лирике Бора­ тынского2. В поэтических созданиях Брюсова можно найти несколько реминисценций из Боратынского, прямые параллели с его стихами, встретить некоторые темы и проблемы, его поэтические образы и ритмы. И. К. Гудзий совершенно верно указывает, что в юноше­ ских стихотворениях Брюсова повторяется характер­ ный для Боратынского «мотив раздвоенности чув­ ства»3. В. Саводник, В. Пяст, Д. Благой, Н. Кадмин (Н. Я. Абрамович) справедливо находили, что «по ха­ рактеру творчества он (Брюсов. — Е. Т.) ближе всего напоминает Боратынского»4, что «на выработку рифм» Брюсова — мастера музыкальной фразы, мет­ ра и рифмы — «положительно повлияли не только Пушкин и Тютчев, но и Боратынский5. Связь Брюсова с Боратынским — «поэтом стро­ гих раздумий» — ярко выражена в сходстве анали­ тического мышления и в четкой напряженной образ­ ности, в смысловой выразительности слова и афори­ стичности речи. Следы влияния Боратынского явст­ венно выражены в стихотворениях сборника „Tertia vigiliа“, написанных Брюсовым в период с 1897 по 1 А. Блок, рецензируя книгу Брюсова «Urbi et orbi»i(1900— 1903) указал, что в 96 стихотворениях, вошедших в этот сбор­ ник, автор употребил более 40 размеров, причем некоторые из них, например, vers libre были усвоены русским стихосложением впервые, А. Блок. Собр. соч. в восьми томах, т. V, стр. 541. 2 В. Ларцев, автор статьи «Звездные стихотворения и поэ­ зия космоса» доказал, что Боратынский своей космической ли­ рикой повлиял на истинного певца космоса В. Брю сова.—«И з­ вестия Академии наук СССР. Серия литературы и языка», т. XXIX, вып. 6, изд. «Наука», 1970, стр. 512. 3 Н. Гудзи, Юношеское творчество Брюсова в кн.: «Ли­ тературное наследство», т. 2 7 —28, стр. 214. 4 Д. Благой, Три века из истории русской поэзии, ХУНГ. XIX и XX веков. М., 1933, стр. 356.. 5 В. Пяст, Книга о русских поэтах последнего десятилетия, под ред. М. Гофмана, СПб, 1909, стр. 75. 294

1900 годы, т. е. в самые напряженные годы его рабо­ ты над изучением наследия этого поэта. По собствен­ ному признанию Брюсова, он в этом сборнике пы­ тался подступить «к решению жгучих вопросов со­ временной мысли», что его, как и Боратынского, «ин­ тересовали философские разд ум ья»1. Родственной оказалась Брюсову также крепость и «кованность» стиха Боратынского, которую он определил как «звон­ кую медь». В сборнике „Tertia viqilia\" Брюсов пред­ принимает первую попытку создать поэзию монумен­ тального стиля. В. Пяст находит, что стих его «зако­ вывается в мужественную броню». Эти главные до­ стоинства поэтического дарования Брюсова: «энер­ гия стиха и глубоко продуманная мысль, лежащая за его созданием»2, вскоре утвердят за Брюсовым имя «поэта мрамора у бронзы» (А. Белый) и «медного всадника русской речи»3. Внимательно следя за развитием современной лоэзии, Брюсов нашел, что большинство поэтов «но­ вой школы» — С. Соловьев, В. Гофман, В. Иванов, А. Белый и др. так же, как и он испытали плодотвор­ ное влияние Боратынского4. За возрождение Боратынского в конце 90-х — начале 900-х годов вместе с Брюсовым принялись наиболее яркие символисты обоих направлений —- «художественного» — К. Бальмонт и претендовав­ шие «на создание философской системы» и новой религиозно-мистической теории — А. Белый, В. Ива­ нов. Если первый видел в Боратынском «поэта рефлексии», который ближе всех стоял «к современ­ ным, нервным, но созерцательным поэтам»5, то старшие символисты и младосимволисты говорили о нем, как о поэте-философе, близком к их символи­ ческому миропониманию и к символическим приемам 1 ИМЛИ, ф. 13 (В. Брюсова), on. № 1, ед. хр. 22. 2 Там же. 3 Е. Коншина, Переписка и документы В. Я. Брюсова. В кн.: «Записки Отдела рукописей Государственной библиотеки им. В. И. Ленина, выпуск 27-й, М., 1965, стр. 35. 4 См. кн. В. Брюсова «Далекие и близкие», М., (1912. 5 К. Бальмонт, Горные вершины. Сб. статей. Кн. 1, «Гриф», 1904, стр. 73— 74. 295

творчества1. В отличие от них Брюсов не модернизи­ ровал Боратынского и не пытался превратить' его в прямого предшественника символизма или найти в. нем какие-либо признаки этой школы2. На это «вы ­ ламывание» Брюсова из символизма уже в 1900 го­ ду обратили внимание М. Горький и П. Перцов. 21 ноября 1900 года Перцов писал ему: «Вот как кри­ тика я Вас не могу зачислить в декадентский ла­ герь»3. «Есть в вас что-то уверенное, здоровое», «крепкое и твердое» —заявлял Брюсову в это же вр е­ мя и М. Горький4. Уже в ранних своих работах Б рю ­ сов стоял на позициях рационалиста и позитивиста; в нем, по свидетельству современного исследователя, «под декадентской оболочкой глубоко лежал затаен­ ный инстинкт трезвости»5. Этой своей трезвостью и рационалистическим ин­ теллектом Брюсов, несомненно, выделялся среди символистов. Реализм, ясность и академическую точность ста­ тей Брюсова о Боратынском следует объяснить еще и тем фактом, что все они писались им для «Русского архива»: П. И. Бартенев, «осколок древней старины» (Брюсов), строго соблюдал научные принципы исто­ рико-литературного журнала. На эту причину Брю­ сов сам указал в письме к П. Перцову от 14 января 1903 года. Отправляя к нему в символистский жур­ нал «Новый путь» свой критический разбор «Мате­ риалов для академического издания Пушкина», он пояснял, что статья эта «ученая, сухая, но серьез­ ная... Декаденства в ней нет и хвостика: предназна­ чалась ведь для «Русского архива»6- 1 А. Белый, Символизм. Книга статьей, М., 1910. Ю. Вер. ховский, Символизм Баратынского— «Труды и дни», 1912, № 3. 2 Небезынтересно отметить, что точка зрения на Боратын­ ского, как поэта, близкого и родственного символистам, в на­ шем литературоведении держалась довольно долго. Д. Благой, например, определяя своеобразный поэтический облик Бора­ тынского, в своей статье «Е. А. Баратынский» для «Литера­ турной энциклопедии» назвал его «декаденуом» и «символи­ стом». В кн : «Литературная энциклопедия», М., 1929, т. 1, стр. 338. 3 ГБЛ, ф. 386, карт. 98, ед. хр. 6. 4 М. Горький, Собр. соч. в 30 томах, т. XXVIII, стр. 141, 153. 5 Д. Максимов, В. Брюсов. Поэзия и позиция, стр. 56. 6 «Литературное наследство», т. 2 7 — 28, стр. 293. 296