Брюсовские чтения 1966 года

Портрет В. Я. Брюсова работы худ. Милютина

ЕРЕВАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ И Н С Т И Т У Т им. В. Я- БРЮСОВА ЬНИ Я I ') Ы) - ГОЛА — Издательство «Айастан» Е Р Е В А Н — 1968

У%8Р2 Б 89 Редактор-со ставитель К- В. Айвазян Ч лены редколлегии: Т. С. Ахумян, О. Т. Ганаланян, . Л . М ирза-Авакян, В. С. Налбандян, М. А. Погосян, М. Самсонов, Г. А. Татосян, Э. С. Топчян. 7 - 2 —3

ОТ РЕДАКТО РА В настоящий сборник включены работы, доложенные на третьих Брюсовских чтениях. Они состоялись в г. Ере­ ване и были приурочены к 50-летию со дня выхода в свет за­ мечательного памятника русско-армянских культурных и литературных связей — антологии «Поэзия Армении». В отличие от предыдущих Брюсовских чтений, темати­ ка третьих была ограничена проблемой «Брюсов и нацио­ нальные культуры», с выдвижением на первый план круга вопросов, относящихся к творческой истории создания ан­ тологии «Поэзия Армении». Сборник открывается докладом члена-корреспондента Академии наук СССР, профессора Ленинградского универ­ ситета П. Н. Беркова «Проблема национальных культур в понимании В. Я. Брюсова», который по существу пред­ ставляет собой общее введение ко всем публикуемым ра­ ботам, объединяя их в единое целое, ибо понятие националь­ ной культуры, точнее философии истории каждого народа, в том числе и армянского, составило методологическую и теоретическую основу литературоведческих трудов Брю­ сова, обусловив, в конечном счете, также и его переводческую деятельность. Как отметил докладчик, вводя в понятие национальной культуры всю совокупность социально-эконо­ мических и идеологических отношений, сложившихся в дан­ ный момент у того или иного народа, Брюсов, вместе с тем, не представлял себе национальную культуру в качестве внут­ ренне замкнутого, изолированного явления, а видел ее ориги- з

нальность и самобытность как результат взаимообогаще- ния культур различных народов. Будучи широко и разно­ сторонне эрудированным ученым-историком, Брюсов счи­ тал, что своеобразие «национального духа» определяется историческими условиями возникновения данного народа и его реального бытия. Именно на этих принципах построены, работы Б рюсова по истории армянского народа и армянской литературы. Свое поэтическое представление о националь­ ном своеобразии армянской истории и культуры он выразил в цикле стихотворений «В Армении». Поэта особенно вос­ хищали «дух самостоятельности» армянского народа, его способность «отливать в самобытную форму» воспринятое извне и «глубокая поэтичность», умение синтезировать культуру Запада и Востока. Первый раздел сборника — «Брюсов и армянская куль­ тура», включает в себя наибольшее число докладов. В них рассматриваются различные аспекты связей выдающегося русского поэта, ученого и переводчика с духовной жизнью ар­ мянского народа. Доктор исторических наук, профессор Ереванского педагогического института им. В. Я- Брюсова М. В. Арзуманян в докладе «История армянского народа в освещении В. Брюсова», анализируя арменоведческие труды Брюсова, главным образом, его «Летопись историче­ ских судеб армянского народа» приходит к выводу, что их смысл, их историко-философская концепция состоит в уясне­ нии места и роли армянского народа в истории человечества, в утверждении права этого народа, внесшего свой неоцени­ мый вклад в сокровищницу мировой культуры, жить и тво­ рить вместе со всеми другими народами. Работа кандидата филологических наук, зав. сектором литературных связей Института литературы им. Абе- гяна А Н Арм. ССР, С. К. Дароняна «Проблема лите­ ратурных связей в работах В. Я. Брюсова по армянской литературе» посвящена исследованию историко-литератур­ ных взглядов Б рюсова, наложивших свою печать на трактов­ ку им процессов и явлений армянской поэзии во вступитель. 4

ном очерке к антологии «Поэзия Армении». Так, в частности, по сию пору к ряду спорных, если не сказать ошибочных, относят проходящую красной нитью через весь очерк «Поэ­ зия Армении и ее единство на протяжении веков» утвержде­ ние Брюсова о синтезе западных и восточных начал в армян­ ской культуре, понимая под этим нечто отрицательное, сни­ жающее самостоятельность творческого гения армянского народа. И что важно отметить, оппоненты Брюсова не только не утруждали себя научным опровержением этого тезиса, но и не пытались даже вникнуть в содержание, вкладываемое им в понятие «синтеза». С. К- Даронян убеди­ тельно показывает, что в своих работах по армянской ли­ тературе Брюсов, опираясь на достижения сравнительного литературоведения, преодолевал его ограниченность и кри­ тически относился к теории заимствования. Решая проблемы литературных взаимосвязей в двух аспектах — влияний и типологических схождений, Брюсов, подобно А . Н. Весе­ ловскому и И. Я ■ М арру, признавал так называемую «тео­ рию основ» или «встречного течения», когда «свое» органиче­ ски усваивает «чужое». Именно это положение кладется Брюсовым в основу при рассмотрении различных влияний на армянскую литературу. Однако, как отмечает С. К Да- ронян, изучение объективного хода развития художествен­ ного творчества армянского народа приводит Брюсова к выводу, что средневековая армянская поэзия, будучи высшим и наиболее самостоятельным созданием, не стоит ни в какой зависимости от западноевропейской поэзии X I I I — X I V вв. и не укладывается в схему «синтеза Запада и Востока». Доклад «Поэты Армении и Валерий Брюсов» доктора филологических наук, профессора Ереванского педагогиче­ ского института им. В. Я- Брюсова Д. Т. Галананяна раскрывает другую сторону взаимосвязей русского поэта с армянской культурой — оценку его благородного подвига по созданию антологии «Поэзия Армении», и его общественно- политической деятельности со стороны армянских писате­

лей — И. Иоаннисиана, Ов. Туманяна, Ав. Исаакяна, В. Теряна и др. Заслуженный деятель искусств профессор Ереванского педагогического института им. В. Я ■ Брюсова Т. С. Аху- мян в докладе «Валерий Брюсов и Ваан Терян» рассматри­ вает вопрос творческих взаимосвязей русского и армянского поэтов. Анализируя те оценки, которые даны Теряном символизму вообще и творчеству Брюсова в частности, Т. Ахумян отвергает утверждение о декадентских увлечениях В. Теряна, культивирования им символизма, как поэти­ ческой школы и нового идейного направления в армянской поэзии. Докладчик считает, что В. Терян, восприняв многое от поэтики и формальных достижений символизма, тем не менее остался чужд его философии, его безнадежного пессимизма и отрицания смысла бытия. Конечно, положения, выдвинутые в докладе, спорны (и оспариваются некоторыми литературоведами), но здесь важно отметить, что, давая пищу для размышления, они открывают непроторенные дороги к осмыслению сложного и противоречивого творче­ ства В. Теряна. В докладе преподавателя Ереванского заочного педагоги­ ческого института А. Л. Сахарова «К вопросу о междуна­ родном влиянии антологии «Поэзия Армении» прослежи­ вается воздействие и прямое влияние брюсовской антологии на вышедшие после нее за рубежом сборники переводов ар­ мянской литературы—в 1922 г. на румынском языке (пере­ водчики М . Георгиу и Гр. Авакян, автор вступительной статьи Гр. Чалхушян) и в 1942г. на болгарском языке (,переводчик и составитель Коста Диналов). Постулируе­ мый обычно факт международного значения антологии «.Поэзия Армении» получил в докладе убедительное под­ тверждение в трехступенчатых армяно-русско-иностран- ных литературных связях. С докладом «К истории создания «Поэзии Армении» выступила литературовед А. П. Макинцян (Москва)— дочь видного армянского критика и ученого Павла(Погоса) 6

Никитича Макинцяна. Основываясь на неопубликованной переписке между К- Микаеляном, В. Теряном и П . Н. Ма- кинцяном, она внесла ряд существенных дополнений и уточне­ ний в творческую историю создания книги, обрисовав путь от зарождения в недрах Московского А рмянского Комитета идеи её издания в виде сборника армянской прозы и поэзии конца X I X — начала X X вв., постепенного формирования её отделов, борьбы различных литературных направлений за определение её идейно-композиционных основ— до выкри­ сталлизовавшейся, в конечном результате, антологии «.По­ эзия Армении». В докладе особо подчёркивалась, и вполне справедливо, первенствующая роль в этом деле П. Н. М а­ кинцяна— не только, по словам В. Брюсова, «профессора», обучившего его армянскоу языку, ознакомившего его с куль­ турой и историей Армении и прочитавшего ему курс лекций по армянской литературе, но и как деятельного участника организации работ по изданию книги, блестя­ щего филолога, исполнившего большую часть подстрочных переводов и комментариев к ним, человека, которого тот же Брюсов назвал «.душою сборника». Правда, в докладе встречаются некоторые односторонние оценки, особенно при определении места и значения творчества таких писателей как Р. Патканян, С. Шах-Азиз, Ш. Кургинян и др. в развитии армянской литературы, однако это, видимо, есть тот необходимый элемент, который, вызывая обсуждения и дискуссии, движет знание вперед. Тем же стремлением восстановить историческую справедливость, но по отношению к таким русским поэ­ там-переводчикам как К. Бальмонт, И. Бунин, Вяч. Ива­ нов, Ф. Сологуб был проникнут и доклад кандидата филологических наук, научного сотрудника института искусств А Н Арм. ССР И. Р. Сафразбекян. Привлекая обширный материал, большая часть которого по извест­ ным обстоятельствам до сих пор не была еще введена в научный оборот, И. Р. Сафразбекян рассматривает пере­ воды, сделанные упомянутыми русскими поэтами из ар-

минской поэзии, проводит их сопоставительный анализ, опровергая в ряде случаев традиционно сложившееся мне­ ние о их неполноценности. К этому циклу примыкают по своей тематике доклады кандидата филологических наук, доцента Ереванского уни ­ верситета К. В. Айвазяна «О русских поэтах — пере­ водчиках «Поэзии Армении» и аспирантки Ереванского педагогического института А. М. Давтян «Ю Веселов­ ский и «Поэзия Армении». В первом из них освещена пере­ водческая практика группы русских поэтов, привлечен­ ных Брюсовым к переводам антологии «Поэзия Армении», B. Ходасевича, Ю. Балтрушайтиса, Ю. Верховского, C. Шерейнского, М . Ашукина, а во второй — талантли­ вого русского ученого и литератора — Ю. А . Веселовского, которому принадлежат выдающиеся заслуги в приобщении русского читателя к ценностям армянской поэзии, издания произведений армянской литературы на русском языке и ряд исследований творчества армянских писателей. Конкретному разбору переводов Брюсова в антологии «Поэзия Армении» были посвящены также включенные в первый раздел настоящего сборника доклады, доктора филологических наук, старшего научного сотрудника Института русской литературы. А Н СССР К. Н- Гри­ горяна «Брюсовский метод и проблема перевода поэм Ов. Туманяна», научного сотрудника Института востоко­ ведения А Н ЧССР Л. Моталовой «Смысловое воспри­ ятие мира в поэме Ав. Исаакяна «Абул-Ала-Маари» и его отражение в русском переводе В. Я- Брюсова», кандидата филологических наук, старшего преподавателя Ереванско­ го педагогического института Е. А. Алексанян «Брюсов и П. Антокольский — переводчики поэмы Ав. Исаакяна «Абул-Ала-Маари», кандидата филологических наук, доцен­ та того же института Е. П. Тиханчевой «В. Брюсов — переводчик Р. Патканяна». Не характеризуя перечисленные доклады в отдельности, заметим, что в каждом из них, бесспорно, заключены цен- 8

ные наблюдения, обогащающие советское брюсововедение. В их ряду выделим лишь доклад Л . Моталовой, отлича­ ющийся своеобразием методики исследования. Применив к поэме А. Исаакяна и её переводу аритмосемантический анализ литературного текста с его показателями повторе­ ний, концентрации и дисперсии слов, опираясь при опре­ делении этих показателей только на результаты изучения так называемой дистрибутивной функции обоих текстов, Л. Моталова приходит к выводу, что переводчик, обогатив словарь поэмы и удлинив несколько текст, тем не менее остался очень близок к стуктуре её лексики в целом, сохра­ нил внутренние пропорции и закономерности, подчеркнул их отдельные тенденции. Высокая мера адекватности русского перевода, верность подлиннику, по мнению Л . М о­ таловой, объясняется близостью между автором поэмы и его переводчиком, их глубоким внутренним созвучием, принадлежностью к одному поколению и некоторым единст­ вом их поэтических принципов. Второй раздел сборника — «Брюсов и национальные культуры» составляют доклады: кандидата филологиче­ ских наук, доцента Харьковского педагогического инсти­ тута В. М. Сивоволова «Брюсов—переводчик и редактор украинских поэтов», литературоведа И. С. Поступальского {Москва) «Брюсов и М. Багданович», доктора филологи­ ческих наук, профессора Московского педагогического инс­ титута им. В. И. Ленина Б. И. Пуришева «Брюсов и немецкая культура XVI века», профессора Пражского уни­ верситета И. И. Гонзика «Брюсов и чешская литерату­ ра», кандидата филологических наук, доцента Ереванского педагогического института им. Брюсова М. Л. Мирза- Аваковой «О работе Брюсова над переводом «Кошапез запз раго1ез Верлена», кандидата филологических наук, доцента того же института А. Е. Маргарян «Брюсов и Рене Гиль», кандидата филолгических наук, доцента Московского областного педагогического института им. Н . К- Крупской В. А. Лазарева «Брюсов в чешской печати 1900—1917 гг».

Чтобы составить представление о содержании и направ­ лении данного раздела, скажем несколько слов лишь о до­ кладах, Б. И. Пуришева и И. С. Поступальского. В первом из них, несмотря на кажущуюся узость поставленной про­ блемы, дан глубокий анализ места немецкой культуры Х \\Ч в .— одной из наиболее драматических и противоречивых эпох в жизни европейских народов— в творчестве Брюсова. Остановившись на статье Брюсова об Агриппе Нетре- сгеймском, на стихотворениях из цикла «Сны человечества» и их перекличке с картинами Гольбейна, Б. И. Пуришев подвергает поистине блестящему разбору одно из мону­ ментальнейших созданий Брюсова— роман «Огненный ангел». Второй доклад построен в ином п л а н е — в нем исследование влияния Брюсова на становление крупнейшего белорусского поэта Максима Багдановича является, по существу, постановкой более широкого вопроса о воздействии творчества Брюсова на общеславянскую, а стало быть, и общеевропейскую поэзию первой половины X I X века. Третий раздел сборника —-«Сообщения» по своей тема­ тике примыкает к двум предыдущим разделам. Здесь помещены следующие сообщения', кандидата филологических наук, старшего преподавателя Ереванского педагогического института им. В. Я- Брюсова М. Л. Атабекян «Аршак Чобанян и Валерий Брюсов», аспиранта того же инсти­ тута Р. А. Панаяна «Передача Брюсовым на русский язык особенностей армянского стихосложения», научного сотрудника Архивного Управления при Совете Министров Армянской ССР Ю. М. Паняна «Об одном переводе «Всту­ пительного очерка» Брюсова на армянский язык», кан­ дидата филологических наук, доцента Орехово-Зуевского педагогического института А. А. Каева «По поводу одного автографа», литературоведа И. С. Поступальского «Нео­ существленный замысел Брюсова», кандидата филологиче­ ских наук, доцента Тбилисского университета К. С. Гера­ симова «Неизвестный перевод Брюсова». В этот же раздел включено сообщение Н. С. Оганян о работе кабинета по 10

Изучению творческого наследия Брюсова при педагогическом институте его имени. Но информация о третьих Брюсовских чтениях, мате­ риалы которой составляют настоящий сборник, будет не­ полной, если не упомянуть о предшествовавшем открытию научной конференции торжественном заседании обществен­ ности столицы республики, посвященном пятидесятилетию антологии «Поэзия Армении»; о первом, после 1916, полном издании этого замечательного памятника, открывшего рус­ скому и мировому читателю сокровища армянской поэзии, которое было осуществлено издательством «Айастан», с сохранением не только его первоначального облика— форма­ та, изумительной обложки работы Мартироса Сарьяна и фронтисписи, исполненной Вардкесом Суренянцем но и с исправлениями и дополнениями, которые предполагались еще Брюсовым для нового издания книги, как и необходимые за прошедшие полвека; о подготовленном издательством А Н Арм. ССР сборнике «Валерий Брюсов об Армении и армянской культуре» {на армянском языке), составленном, И. С. Сафразбекян под редакцией и с послесловием Г. Ов- нана, куда вошли стихи и статьи Брюсова об Армении, его письма, относящиеся к истории создания антологии, пе­ реписка с армянскими писателями, отклики последних на поэзию Армении и их стихотворные посвящения русскому поэту, наконец, об открытии памятника В. Я- Брюсову у здания Ереванского педагогического института русского и иностранных языков, носящего имя поэта, которыми и за вершились третьи Брюсовские чтения.

П. Н. Берков ПРОБЛЕМА НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ В ПОНИМ АНИИ В. я. БРЮСОВА I Судьба некоторых идей гораздо интереснее и ярче, чем судьба их авторов. Я думаю, только очень немногие из чи­ тателей этой статьи помнят, кто такой Теренциан Мавр, но не сомневаюсь, все знают афоризм: «У книг есть своя судьба», созданный этим почти всеми забытым Теренциа- ном, римским грамматиком I II в. до н. э. Да, у книг есть своя судьба, и иногда замечательная и вызывающая глубокое уважение и неугасающую благо­ дарность многих поколений к тем, кто ее написал или со­ здал. Антология «Поэзия Армении», изданная в 1916 г. под редакцией В. Я- Броюсова, принадлежит к числу таких изумительных явлений мировой литературы, которые не только остаются важными документами ее истории, но и перерастают ее отнюдь не узкие рамки и становятся факта­ ми историческими. Пятидесятилетие со дня выхода в свет «Поэзии А р ­ мении», которому посвящены настоящие третьи Брюсов- ские чтения, позволит с особой точностью и обстоятельно- 12

стью выяснить историческое и историко-литературное зна­ мение этой выдающейся книги, которая давным-давно ста- Ьа тем, что на языке библиофилов называется величайшей библиографической редкостью. К счастью, ереванское из­ дательство «Айастан» к пятидесятилетнему юбилею «Поэзии Дрмении» выпустило новое дополнительное издание ее, йо, очевидно, только для особо счастливых библиофилов, которым повезет достать один из 5000 экземпляров этого тира-ка. Я не стану здесь подробно останавливаться на том, как «Поэзия Армении», задуманная в 1915 г. Московским А р­ мянским комитетом по оказанию помощи армянским бе­ женцам из Турции в качестве традиционного «литератур­ ного сборника с благотворительной целью», превратилась в крупное литературно-общественное, даже политическое явление1. Еще задолго до того, как определилось истори­ ческое значение «Поэзии Армении», в журнале М. Горько­ го «Летопись», сразу же по выходе в свет Брюсовской ан­ тологии отмечалось, что издание этой книги «является не только событием для армянской поэзии, но и большим праздником для русской»2. «Поэзия Армении», однако, была не только литературным «событием» и «большим праздников. Это был большой акт великой человечности, великого преклонения перед траги­ ческой судьбой истекавшего кровью маленького числом, но великого духом и своей культурой народа. В самые мрач­ ные,— казалось бы, безнадежные — дни для армянской нации один из авторитетнейших русских поэтов, человек огромной культуры и безупречного художественного вку­ са, критик, перед чьими эстетическими приговорами бес­ прекословно склонялись тогдашние ценители, писал: «Сред­ невековая армянская лирика есть одна из замечательней- 1 См. мою статью в журнале «Русская литература»,,. 1967, № 2, «Третьи Брюсовские чтения в Ереване. 28—30 ноября 1966 г.» 3 Летопись, 1917, № 2— 4. , Р ,ах'*

ших побед человеческого духа, какие только знает летопись всего мира»1. «Армянская поэзия есть именно мир красо-/ 1ты,— писал Брюсов далее,— ...она обогащает новыми со кровищами тот пантеон поэзии, который каждый культур­ ный человек воздвигает в своей душе, чтобы хранить в нем прекрасные создания поэтов всех стран и всех веков»2!՛. «Знакомство с поэзией Армении,— продолжал Брюсов,— должно быть обязательно (подчеркнуто Брюсовым,— П. Б.) для каждого образованного человека, как обязатель­ но для него знакомство с эллинскими трагиками, с «Коме­ дией» Данте, драмами Шекспира, с поэмами Виктора Гю­ го»3. И как вполне естественный вывод из всего сказанного Брюсовым об армянской поэзии звучали заключительные слова его «Вступительного очерка», в котором он рассма­ тривал исторические судьбы поэзии Армении с древнейших времен и до начала X X в.: «Перефразируя слова Тургенева, мы можем сказать с твердым убеждением: «Нельзя верить, чтобы такая поэзия не была дана народу с великим буду­ щим»4. Все эти высокие, искренние оценки Брюсова, продикто­ ванные восхищением и преклонением перед неотразимой красотой армянской поэзии, имели гораздо большее зна^ чение, чем авторитетные историко-литературные суждения крупнейшего тогдашнего поэта России. Это были слова утешения и ободрения, мужества и веры, вливавшие в серд­ ца армянских читателей антологии силу и твердость. «Ли­ тературный сборник с благотворительной целью» превра­ тился в документ национальной истории Армении. И ког­ да через семь лет после выхода в свет «Поэзии Армении», 1 Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней в пере­ воде русских поэтов. Под ред., со вступит, очерком и примечаниями Валерия Брюсова. М ., 1916, стр. 7. 2 Там же, стр. 9. 3 Там же, стр. 9. 4 Там же, стр. 90, И

Памятник В. Я. Брюсову у здания Ереванского педагогического ин-та, имени.

К пятидесятилетию со дня рождения Брюсова правитель-, ство Советской Армении присвоило ему звание народного/ поэта, это было выражением признательности ему не толь/ ко — и, может быть, не ст ол ь к о,- к ак переводчику, р З дактору и автору «Вступительного очерка», а сколько ка<< великому другу, великому национальному утешителю \\\\ будителю народной веры в себя, в свои исторические за­ слуги и свое будущее. Овидий писал: «51 Чш<1 ЬаЬеп( 1ёйиг Уа1игп ргаеза^а уеп...» («Итак, если есть сколько-нибудь правды в предска­ заниях вещего поэта...»). В предсказаниях Брюсова о ве­ ликом будущем армянского народа, сделанных пятьде­ сят лет назад, было не «сколько-нибудь правды», а была вся большая истинная правда: блестящим подтверждением его слов является современное состояние Армянской Со­ ветской Социалистической Республики с ее замечательной экономикой и высокой художественной и научной культу­ рой, с ее Академией наук, Матенадараном, многочисленны­ ми научными институтами, высшими и средними учебными заведениями, театрами, консерваторией, литературой, кар­ тинными галереями и чудесным народом, спокойно гор­ дым своим прошлым и настоящим и уверенно глядящим вперед, в будущее. II Как и всякое явление в природе и обществе, антология «Поэзия Армении» может рассматриваться с многих, весь­ ма различных точек зрения. Уже сам Брюсов во вступитель­ ной статье к сборнику, озаглавленной «От редактора к читателям», говорил о разном значении издававшейся кни­ ги как для русской, так и для армянской аудитории, а в составе последней — для лиц, владеющих древнеармян­ ским языком, и для невладеющих. Без особого труда мож­ но было бы указать еще ряд аспектов, исходя из которых можно было бы уяснить грани восприятия «Поэзии Арме­ нии», которые пятьдесят лет назад никак не могли быть 3(5 .'А/..,*,».. I! ЮС. » < »■.•

Предусмотрены Брюсовым,— например, как явление и до- Дмент «литературы-посредницы», открывшей художест- 1ейные сокровища армянского народа европейским и иным читателям, которые достаточно хорош о владеют русским знком, чтобы уметь читать и понимать совершенные поэ­ тические страницы антологии армянской поэзии. Можно- рассматривать эту книгу и как образец, на долгие годы, определивший в русской литературной практике харак ­ тер антологии любой национальной поэзии. К рассмотрению прославленной антологии можно по­ дойти еще с одной, как мне кажется, незамеченной стороны,, а именно со стороны того, что дает работа Брюсова как пе­ реводчика, редактора и автора «Вступительного очерка» дпя понимания особенностей его трактовки проблемы на­ циональной культуры и , - может быть, точнее,- филосо­ фии национальной истории как армянского, так и любого- другого народа. Этой теме и посвящена предлагаемая вни­ манию читателей статья. На первый взгляд может показаться, что поставленный вопрос является иной формулировкой темы, которая была рассмотрена мною на Брюсовских чтениях 1962 года «Проблемы истории мировой культуры в литературно-х^- дожественном и научном творчестве Валерия Брюсова» . На самом же деле перед нами два очень близких и даже взаимосвязанных, но совершенно самостоятельных во­ проса. В докладе 1962 г. шла речь о понимании Брюсовым всего исторического процесса развития человечества в це­ лом шла речь о, так сказать, вертикальном разрезе этого процесса, причем отдельные его звенья рассматривались в основных и общих чертах, без специального анализа по­ нятия «национальная культура», которое в тексте даже не упоминалось. Сам же термин «культура» Брюсовым прини­ мался «в наиболее широком смысле»2, то есть как проявле- 1 Брюсовские чтения 1962 года. Ереван, 1963, стр. 20-54. 2 Там же, стр. 51. 2 Брюсовские чтения

՜-ние духовной жизни человечества в определенные больш ее периоды, измеряемые тысячелетиями (в древности) или столетиями (в новое время). В целом ж е задача ста?ьи 1962 г. состояла в том, чтобы показать понимание Брюсо­ вым смысла мировой истории и Великой Октябрьской ico- диалистической революции как ее закономерного звена,— последнего на тогдашнем этапе исторического процесса. В настоящей статье речь будет идти о другом аспекте той же проблемы,— об отдельных национальных культу­ рах как составных частях исторического процесса, который притом берется не только в вертикально последовательном, но и горизонтально-синхронном разрезе. Если в проблеме истории мировой культуры Брюсова интересовали общие .признаки отдельных, последовательно сменявших друг друга периодов, в которые, конечно, сосуществовали в одно л то же время разные племена, народности и народы, то в проблеме национальной культуры внимание поэта-ученого было направлено на выявление конкретных специфических ч ер т исторической роли каждого народа или нации, хотя он и не во всех случаях приходил к каким-либо законченным формулам-определениям. Очевидно, считая понятие «культура» в целом достаточ­ но установившимся и ясным для своих читателей, Брюсов, насколько можно судить по имеющимся данным, не да­ ет в своих исторических и историко-литературных работах определение этого терм ина1. Однако в отдельных случаях он обнаруживает свое понимание круга проблем, связанных ,с понятием «культура». Так, в очень важной для представ­ ления о Брюсове-историке статье «Сфинксы и вишапы (не­ которые черты культуры древнейшего Каказа)», написан- 1 В статье «П ролетарская поэзия» (1920), в которой Брюсов пи шет «...самый термин «культуры» требует более точного определения», в конечном счете он признает, что даже если «говорить о культуре во­ обще, обнимающей все стороны ж изни»,— «все же останется противо­ речие в употреблении термина» (В. Брюсов. Избранные сочинения* Т. 2, М., 1955, стр. 317). 18

н\\й s 1917 г., Брюсов хотя и не определяет, но с достаточ֊ нсЬ полнотой раскры вает свою концепцию культуры . И с­ ходное положение этой статьи таково: «...древнейший Кабказ был теснейшим образом связан с другими культур­ ными центрами современного ему мира. Во 2-м тысячелетии до P. X. на земле уж е существовал целый ряд таких куль­ турных центров, и они не были (как долгое время думали ис­ торики) обособлены друг от друга, а, напротив, были свя­ заны между собой как постоянными сношениями, так и взаимодействием идей. В сферу этих отношений входили и культурные народы, населявшие в те века обе стороны К авказского хребта и области древней Армении»1. Далее Валерий Яковлевич писал: «...культурные цен­ тры Х Х - Х веков до P. X ., представляли собой как бы од­ но целое, систему государств и семью народов, подобные- тому единству, какое являют в наши дни страны, объеди­ ненные европейской культурой. Египет, Эгейя, Месопо­ тамские царства, держава хеттов, этруски в Италии, Кав- к а з ,— все эти «миры» непрерывно общались между собой, вступали в союзы один с другим или вели войны, поддержи­ вали постоянные торговые сношения, так что продукты и изделия одной стороны распространялись по всем другим, посылали к соседям посольства,— вообще интересовались друг другом, что вело к обмену идеями—политическими, ре­ лигиозными, научными, художественными, к заимствова­ нию техники производств, к смешению языков, к нивели­ ровке бытовых особенностей, по крайней мере в высших слоях общества, т. д.»2. Из этих, по необходимости, пространных цитат явству­ ет, что Брюсов не представлял себе отдельные национальные и­ культуры в виде каких-то внутренне замкнутых единиц и в- 1 Валерий Брюсов об Армении и армянской культуре. Стихи, статьи и письма. Подготовка текста и комментарии И. Сафразбекян- Отв. редактор К. А йвазян. Ереван, 1963, стр. 172. 2 Там ж е, стр. 172— 173.

.понятие культуры вводил фактически всю совокупность многообразных проявлений жизни каждого народа__Со­ циально-экономической, политической, идеологической. 1 Мне могут указать на то, что цитаты приведены из ста­ тьи 1917 г., то есть из последнего периода жизни Брюсова, и, следовательно, можно говорить, что к этому времени та­ ковы были взгляды поэта на сущность понятия «культура». Однако это не так. И в предшествовавшие десятилетия у Брюсова были те же взгляды, правда, не столь четко и стройно сформулированные, и были они выражены, как будет показано ниже, не в научно-прозаической, а в худо- жественно-поэтической форме. И вообще следует помнить, что цитата большей час­ тью,— а у Брюсова особенно,— приводится большинством авторов не с информационной целью, а для подтверждения своих прежних точек зрения. III До сих пор мы рассматривали высказывания о культу­ ре Брюсова-ученого, Брюсова-исторнка. В своих исто­ рических работах, в исследовании «Учители учителей», «Летопись исторических судеб армянского народа», «Сфинк­ сы и вишапы» и пр., он уделял пристальное внимание ли­ бо всем тем составным частям своей концепции националь­ ной культуры, о которых говорилось выше, либо отдель­ ным ее элементам,— например, материальной культуре,— тщательно анализируя результаты известных ему по пе­ чатным источникам археологических раскопок. Однако как поэт и историк литературы,— а это у Б рю ­ сова было нераздельно,— он больше всего интересовался духовной стороной культуры народов, и прежде всего поэзией. В последней Брюсов видел, как он писал во «Всту­ пительном очерке» к «Поэзии Армении»,— «полное, все­ стороннее, предельное выявление народного национального 20

духа»1- В другом месте той же книги Брюсов писал :«Поэ­ зия всегда — верное зеркало народной души»2. «Мировую йоэзию,— формулировал Брюсов свою мысль, справед­ ливо сравнивали с божественной арфой, для которой каж­ дый отдельный народ служит как бы особой струной. З а ­ ставить свою струну звучать ей присущим, единственно ей свойственным звуком, отличным от других, и вместе с тем звучать так, чтобы ее голос гармонично сливался со звука­ ми других струн, образуя единую мелодию, таково самое, быть может, высокое призвание национального ... поэта»3. Кто хорошо помнит текст «Вступительного очерка» Брюсова, вероятно, заметил, что в самом конце цитаты мною опущено предпоследнее слово и вместб него постав­ лено многоточие. Действительно, у Брюсова в соответствии с темой статьи сказано: «высокое призвание национального армянского поэта», но по всему строю брюсовской мысли ясно, что армянский поэт назван им по ходу изложения ма­ териала и что сама эта идея имеет у него и для него обще­ принципиальное, теоретическое значение. «Поэт,— писал Брюсов в «Поэзии Армении», — даже думая, что воспевает свои личные, скромные радости, свои личные, маленькие скорби, бессознательно, неприметно для самого себя, всегда поет о великих торжествах или о великих печалях всей своей родины; в созданиях худож­ ников всегда воплощены переживания родного народа»4. К теме «поэт как выразитель народного духа» Брюсов обращался и раньше, и в стихах и в прозе. Еще в 1905 г., в стихотворении «К народу» он писал: Ты дал мне народ, мой драгоценнейший дар: Язык, на котором слагаю я песни В моих стихах возвращаю твои тайны тебе! 1 «Поэзия Армении», М ., 1916, стр. 89. 21 2 Там же, стр. 8. 3 Там же, стр. 89. 4 Там же, стр. 8.

Граню те алмазы, что ты сохранил в своих недрах! Освобождаю напевы, что замкнул ты в золотой скорлупе! Я — маг, вызывающий духов, тобою рожденных, нами убитых.' Без тебя, я — звезда без света, Без тебя, я — творец без мира, Буду жить, пока дышишь ты и созданный тобою язык. Повелевай,— повинуюсь. Повяжи меня, как слепого,— пойду, Д ай мне быть камнем в твоей праще, Войди в меня, как в одержимого демон, Я — уста, говори, кричи мною...1 Еще отчетливее выражена эта любимая мысль Брюсова в одной из записей в серии «М1$се11апеа»: Д а, это — воля роковая, Д а, это — голос твой, народ! Да, это — роковая воля, это твой голос, народ. Пусть спорят с тобою другие, поэт почитает тебя. Поэт живет тем, что создал ты твоим словом. Ты затаил в слове свою душу. Граня и чеканя слова, переливая в них свои мечты, поэт всегда связан с народом. Ему нет жизни вне народа. Он жив, пока жив народ и им созданный живой язык. Поэт! по­ винуйся народу, ибо без него ты только музейная ред­ кость»2. Из приведенных отрывков, стихотворного и прозаи­ ческого, явствует, что Брюсов считал язык и поэзию любо­ го народа наивысшим выражением народной души или, го­ воря более конкретно, его культуры. Вместе с тем, только что приведенные и другие выска­ зывания Брюсова свидетельствуют о том, что в его понима­ нии каждый поэт то в большей, то в меньшей степени на­ ционален и как часто ни противоположны они в пределах даже одного народа и одного поколения по своим философ­ ским, религиозным, социально-политическим, историче­ 1 В. Брюсов. Избранные сочинения, т. 1, М., 1955, стр. 578_579. 2 Там же, т. 2, стр. 559. 22

ским, эстетическим и специально литературным воззрени- яМ)— все равно, каждый писатель сознательно или бессоз­ нательно, вольно или невольно в какой-то мере отражает современный ему этап национальной культуры, по-своему выражает эту национальную культуру и вносит нечто свое в ее нынешнее состояние и дальнейшее развитие. IV К проблеме национальной культуры Брюсов обращался и в прозе — художественной и научной, в статьях, иссле­ дованиях и предисловиях,— и в стихах. Иногда он прямо формулирует свое представление о сущности «национально­ го духа» того или иного народа, — чаще всего в качестве характеристики или определения его поэзии; например, в предисловии к книге «Французские лирики XIX века», говоря об особенностях французской, немецкой и англий­ ской поэзии; иногда же — и это преимущественно в сти­ хах — рисуя портрет какого-либо исторического деятеля разных народов или наций или даже создавая обобщенный «портрет» народа. Больше же всего Брюсов любил отдель­ ные зарисовки —- то образы людей различных эпох и на­ родностей, то обработки мифов и преданий, видя в них фиксацию каких-то особых конкретных национальных черт создавшего их народа. Уже в «Тег! 1а Ух§Ша», первом сборнике, снискавшем Брюсову читательское признание, находится цикл «Любим­ цы веков», в котором поэт создал ряд образов, взятых из истории культуры разных эпох и народов. Первое издание сборника «ТегИа \\Ч§Ша» сохранило и несколько иной со­ став цикла, и несколько иное расположение включенного материала, а в одном случае — в стихотворении «К ски* ■фам», позднее получившем заглавие «Скифы»,— даже у ка­ зание на материальный источник, послуживший темой дан­ ного произведения,— «Скифский рисунок. Моск. Истор. 23

музей, зала 6, № 20»1. Каж дое стихотворение данного цик­ ла представляет характеристику «любимца» какого-то опре­ деленного «века» или ряда «веков», расположенных в хро­ нологической последовательности: скифы, ассирийцы, хал­ деи, иудеи, египтяне, греки, римляне, эллинистический Египет, норманы, итальянцы, кельты, испанцы, турки, русские. Н е имея возможности входить в рассмотрение,— тем более подробное,՛— данного цикла в целом и не обращ аясь поэтому и к анализу того, какие, условно говоря, «нацио­ нальные» черты каждого «любимца» запечатлел в своих стихотворениях Брюсов, мы только отметим, что здесь поэт впервые как бы начертал программу своих будущих произведений на ту же тему. Дальнейшим развитием раннего замысла «Tertia Vi- gilia» явились циклы «Баллады» (в «Urbi et Orbi») и «Прав­ д а вечная кумиров» (в «Стефанос» и во «Всех напевах»'. Если в «Любимцах веков» в «Tertia Vigilia» основной за­ мысел поэта, как можно предполагать, заключался в том, чтобы наметить наиболее характерные, в тогдашнем пони­ мании Брюсова, моменты мировой истории, то в «Балла­ дах» из «Urbi et Orbi» и в первом цикле «Правда вечная 1 Валерий Брюсов. T ertia V igilia. Книга новых стихов. 1897— 1900. М ., 1900, стр. 9. В первом издании сборника цикл «Любимцы р.еков» занимает почти половину книги (73 стр. из 173) и содержит: I. цикл, такж е названный «Любимцы веков», состоящий из 23 стихотво­ рений (в «Путях и перепутьях», при перепечатке «Tertia Vigilia», остав­ лено только 15; вновь были помещены стихотворения «Старый ви ­ кинг», «Мария Стюарт» и «Наполеон»; последнее ошибочно помечено вместо № 15,— № 16); II . Царю Северного Полюса. Повесть из вре­ мен викингов. III. Аганатис (Финикийский рассказ). IV. Сказание о разбойнике (Из Пролога). В цикл «Любимцы веков», кроме оригиналь­ ных стихов, Брюсов включил переводные стихотворения: «Соломон» (из В. Гюго), «Орфей» (такж е из В. Гюго), «К Северу» (из Э. В ерхарна), «Изольда» (из Габриэле д Аннунцио); из оригинальных стихотворе­ ний не были перепечатаны: «Ученик», «Касандра», «Клеопатра», «Аст­ ролог», «Проблеск», «Брань народов», «В дни запустения». 24

кумиров» (в «Стефанос») проходит основная идея неизмен­ ности, извечного постоянства страсти, одинаковой и для рабов, и для рабынь, и для помпеянок, и для Антония и Клеопатры, и Адама и Евы, и для северного Локи, и для героев греческих мифов. Совсем другой замысел лег в основу второго цикла «Правда вечная кумиров». Здесь обращает на себя внима­ ние то, что циклу предпослано знаменитое программное стихотворение Брюсова «Хвала человеку» («Молодой мо­ ряк вселенной...»), бодрое, жизнеутверждающее, опти­ мистическое, хотя и содержащее указание на противоре­ чия в активной деятельности человека-завоевателя («...мно­ жишь тысячи коварств», «...чтоб еще над новой выей Пет­ лю рабства захлестнуть»). В «Хвале человеку» Брюсов со­ вершенно обходит молчанием тему любовной страсти. Д ля него в этой «оде» человек — «неуклонный, неизменный», и это проявляется в том, что человек «вечно властен, веч­ но молод». И именно эти черты находит Брюсов у героев стихотворений второго цикла «Правда вечная кумиров», которые либо сочетают наслаждения любви с творческой активностью, либо полностью преодолевают чары страсти и, «исторгнув помыслы любви», идут на предназначенный судьбою исторический подвиг. Та же идея, но в углубленной и усложненной форме, звучит в цикле «Властительные тени» (в книге «Зеркало теней»). Если раньше образы египетского раба или рабыни были нужны Брюсову для того, чтобы подтвердить тезис об извечности человеческой страсти, то сейчас поэт в сти­ хотворении под тем же названием «Египетский раб» говорит совсем иное: да, герой стихотворения «жалкий раб царя», да, жребий его состоит в том, что, как утренняя тень, он ис­ чезнет без следа, века сотрут его с лица земли, как плесень, но, завершает Брюсов сонет, «... не исчезнет след упорного труда, И вечность простоит, близ озера Мерида, Гробница царская, святая пирамида».

Следующей «властительной тенью» является в этом цик­ ле библейский Моисей. В сонете «Египетский раб» герой — маленькая песчинка среди множества подобных ему без­ вестных строителей, строителей пирамид, строителей цар­ ских гробниц. Моисей в понимании Брюсова тоже строи­ тель, но он ...замысл, гордо-необычный, Как новый мир, таил в себе... Но что ж , несытный,— спрашивает поэт,— ты замыслил? Тысячелетий длинный строй Ты, взмерил, взвесил и исчислил, Как свой удел, как жребий свой. Брюсов продолжает: Наряд пастуший и бездомный, Толпу, бродящую в песках, На подвиг страшный и огромный Ты дерзостно обрек в веках. Такова вторая «властительная тень» Брюсова периода 1909 1912 г., то есть периода нового подъема революцион­ ности в России после реакции 1906— 1909 гг. Следующие «тени»— Клитемнестра, Александр Маке­ донский, Сулла, Христос, Фауст,— все они, то в большей, то в меньшей степени яркие выразители «духа» своего на­ рода и эпохи, и в то же время люди активные, действующие, но действуя, они выполняют,— опять-таки то в большей, то в меньшей степени,— свое историческое предназначение. Здесь мне кажется необходимым подчеркнуть, что понятие «историческое предназначение», или, как говорит Брюсов в другом месте, «историческое призвание» народа или от­ дельной личности лишено у поэта какой бы то ни было ми­ стичности. Употребляя в таких случаях слова «Всевыш­ ний», «Рок», «Судьба», Брюсов имел в виду конкретный результат исторической деятельности народа или отдельно­ го человека. В этом отношении особенно интересен следую­ щий эпизод в стихотворении «Смерть Александра». Тень 26

Александра предстоит перед загробным судом. Н а вопрос адских судей, кто он, Александр отвечает, что он всегда искал славу и, «раздвинув родины пределы, пройдя побед­ но целый свет», отмстил врагам за прежние поражения гре­ ков. После Александра говорит один из судей-обвинителей; он перечисляет преступления великого полководца и за­ канчивает свою речь так: Круша Афины, руша Фивы, •ч В рабов он греков обратил; Верша свой подвиг горделивый, Эллады силы сокрушил! Поэт продолжает: Встает Другой — черты сокрыты, Вещает:— «Так назначил Рок, Чтоб воедино были слиты Твой мир, Эллада, твой, Восток, Не так же ль свяжет в жгут единый, На Западе, народы — Рим, Чтоб обе мира половины Потом сплелись узлом одним?» Итак, во «властительной тени» Александра Брюсов ви­ дит героя, который думает, что осуществляет свои личные планы и интересы, но на самом деле реализует задачу, по­ ставленную историей перед его народом, его страной, Эл­ ладой. Первая мировая война и в особенности имевшая колоссальное значение для Брюсова работа над «Поэзией Армении» и историей армянского народа еще в боль­ шей степени заставили поэта задуматься над пробле­ мой исторического процесса, ролью в этом процессе от­ дельной личности и отдельных народов, а также вопросом о роли Запада и Востока в мировой истории. В книге «Семь цветов радуги», совершенно непонятой и потому недооце­ ненной ни современниками, ни критиками и историками литературы последовавших десятилетий, Брюсов неодно­ кратно возвращается к этой теме. И з ряда стихотворений,

посвященных проблеме национальной культуры и отдель­ ным историческим личностям как выразителям «души» своего народа, в первую очередь внимания заслуживают три: одно — озаглавленное «1812— 1912» и представляю­ щее новую разработку образа Наполеона, второе, носящее заглавие «Гарибальди» и тр етье— «Старый вопрос». Д ва первые из названных произведений Брюсова име­ ют общее: поэта привлекает то, что и герой первого стихот­ ворения, и герой второго,— один невольно, другой созна­ тельно — служили делу свободы: Тиран в кругу льстецов!— обращается Брюсов к Наполеону — губитель сил народа! Ненасытимый вождь! вместилище войны! Тобою создана в пяти странах свобода, И цепи ржавые тобой сокрушены. («Семь цветов радуги», стр. 189). Прямой противоположностью Наполеону изображен Брюсовым Гарибальди: Что свято в слове роковом «свобода», Что в слове «родина» светло и свято, Для итальянского народа Все в имени твоем объято. (Там ж е, стр. 191). В каждом из этих стихотворений Брюсов выразил свое представление о национальном характере данного народа, но не вообще, а на определенном этапе их собственной и в то же время мировой истории. Одна и та же тема дала поэту возможность художественно зафиксировать специ­ фические черты «души» каждого из этих народов, то есть проявления их национальной культуры. Иногда в этом сборнике Брюсов характеризовал отдельные народы крат­ кими, выразительными чертами. Так, поляки для него «на­ род скорбей и веры» (стр. 114), фламандцы — «народ Вер- харна жив твой мощный дух» (стр. 131); ср. такж е сти­ хотворения «Истинный ответ» (стр. 31—32), «В Голландии» 28

(стр. 48), «Тевтону» (стр. 132— 133), «Туркам» (стр. 134)1 и пр. Особый интерес в «Семи цветах радуги» представляет,, как уже было предварительно указано, стихотворение «Ста­ рый вопрос». Оно посвящено проблеме исторического ме­ ста России в мировом процессе развития человечества или,, по крайней мере, Европы. ...Н о Рок поднимает вопрос: Мы кто в этой старой Европе? Случайные гости? Орда, Пришедшая с Камы и Оби, Что яростью дышит всегда, Все губит в бессмысленной злобе? Брюсов продолжает уточнять свой «старый вопрос»:: Иль мы тот великий народ, Чье имя не будет забыто, Ч ья речь и поныне поет Созвучно с напевом санскрита? Иль мы тот народ-часовой, Сдержавший напоры монголов, Стоявший один под грозой В века испытаний тяжелых? Иль мы тот народ, кто обрел Д вух сфинксов на отмели невской, Кто миру титанов привел, Как Пушкин, Толстой, Достоевский? (Там же, стр. 101— 102). Таким образом, стихотворение «Старый вопрос» факти­ чески является характеристикой «разрушительных» и «творческих», «зиждительных» начал в русской культуре и посвящено теме, которая в разной форме привлекала Брю­ сова на всем протяжении его поэтической деятельности. Даже беглое рассмотрение отдельных стихотворений из сборника «Семь цветов радуги» показывает закономер­ 1 Ср. «Поэзия Армении», стр. 95. 20-

ность наличия темы национальной культуры у Брюсова в годы первой мировой войны, «войны народов», как ее иногда называли в те годы. Ещ е в июле 1914 г., в самом начале военных действий, Брюсов высказывал уверен­ ность, что По пажитям Европы древней Идет последняя война. !Он призывал: Но вслушайтесь! В сердцах стесненных Не голос ли надежд возник? Чуткий слух поэта улавливает: Призыв племен порабощенных Врывается в военный крик. Брюсов хочет, чтоб ... из огненной купели Преображенным вышел мир. Поэт заканчивает это стихотворение страстным поже- .ланием: Пусть рушатся былые своды, Пусть с гулом падают столбы,— Началом мира и свободы Да будет страшный год войны! (стр. 99—100). Таким образом, сами исторические события тех лет на­ талкивали поэта на размышления о судьбах и «духе» на­ родов и племен. И в то же время (в 1913 г.) Брюсов еще находился под неослабевавшим влиянием своей старой историософиче- ской концепции о смене мировых культур, смене, ведущей неизвестно куда и зачем. Так, в стихотворении «В разру­ шенном Мемфисе» «обломки громкого былого» шепчут «го­ рестный привет» пришельцу, «скромному гостю из молодой Эллады», зо

Ты, странник из земли, любимый небом, Сын племени, идущего к лучам,— Пусть ты клянешься Тотом или Фебом, Внимай, внимай, о чужестранец, нам! «Обломки громкого былого» вещают пришельцу: Мы были горды, высились высоко, И сердцем мира были мы в век ах,— Но час настал, и вот, под бурей Рока, Погнулись мы и полегли во прах. Продолжая свою горестную речь, «обломки» разверты­ вают перед чужестранцем безрадостную картину неумоли­ мой смены одних народов, одних культур другйми: Поочередно скиптр вселенской славы Град граду уступает. Не гордись, Пришелец. В мире все на время правы! Но вечно прав лишь тот, кто держит высь!» Последняя, несколько туманная строчка, конечно, ли­ шена религиозно мистического содержания («тот, кто»— это не Б о г;— у Брюсова эти слова написаны со строчных букв). По-видимому, поэт вкладывая эту строку в уста «обломков» египетской культуры, имел в виду логику ис­ торического процесса. Мы видели, что с конца X IX в., со сборника «Tertia V i ֊ gilia» Брюсов неизменно разрабатывал исторические и на­ циональные образы, группируя их в циклы «Любимцы ве­ ков», «Баллады», «Правда вечная кумиров», «Властитель­ ные тени». В книге «Семь цветов радуги», композиционно՛ отличающейся от предшествующих поэтических сборников Брюсова, наперед заданные семь разделов формируются из более мелких циклов. Однако и в этой книге мы находим два цикла, в которых помещены стихотворения «историко- культурного» и историософического характера. Это цикл «В маске» (в разделе «Голубой») и «В ваш их чертогах»՛ (там же). В первом из этих циклов есть стихотворения «Образы времен», «Мумия» и др., в которых содержатся н е ֊ 31

которые черты, дополняющие наши представления о раз­ работке данной проблематики Брюсовым; во втором цикле находятся стихотворения о Наполеоне и Гарибальди, о которых шла речь выше. Подобные же стихотворения и аналогичные циклы имеются и в следующем сборнике стихов Брюсова,— в невышедшей в свет книге «Девятая Камена», сданной в печать в середине 1917 г. Здесь находятся циклы «Между прошлым и будущим» и «В Армении». В первом из них особого внимания заслуживает стихо­ творение «Мы— скифы», которое продолжает разработку старой темы, привлекшей внимание Брюсова еще в книге «T ertia V igilia», о чем мы говорили выше. Может показать­ ся странным включение стихотворения о скифах в цикл, озаглавленный «Между прошлым и будущим», то есть в цикл, посвященный современности. Напомню, что книга была сдана в печать в июне 1917 г. В это время Брюсова очень волновало будущее родной культуры. Именно тог­ д а он написал известное стихотворение «Максиму Горько­ му в июле 1917 года», в котором в эпиграфе приведены га­ зетные сведения о фактах, внушавших опасения за судьбы русской культуры. Однако в самом стихотворении нет тре­ воги за будущее русского искусства и культуры в целом; напротив, в нем отражена твердая вера в ее величие и бес­ смертие. Почему же в цикл «Между прошлым и будущим» поэт все-таки включил стихотворение «Мы — скифы»? При рас­ смотрении всего цикла становится ясным, что тема его— русская действительность предреволюционного периода и начальных месяцев 1917 г. И если в это время Брюсов об­ ращается к далекой от тогдашней проблематики теме о скифах, то это не было уходом от современности в прошлое, стихотворение это — не отвлеченные от злобы дня размыш­ ления о далеких предках русского народа, а живой отклик на вопросы, волновавшие поэта и его читателей, хотя оно .помечено не 1917, а 1916 годом. •32

Стихотворение «Мы — скифы» состоит из сорока стихов, из которых первые тридцать два изображают необузданно буйный народ, возлюбивший дикую волю; последние же восемь стихов говорят о том, что у этого народа, казалось бы совершенно далекого и чуждого каким бы то ни было духовным потребностям и стремлениям, закоснелого в своей грубости и любовании физической силой, было свое прекрасное, волнующее искусство, приводившее этих не­ цивилизованных людей в восторг. Таким образом, это сти­ хотворение являлось подтверждением веры Брюсова в то, что ни война, ни революция не грозят гибелью русскому искусству и культуре,— у них есть глубинные, древнейшие народные традиции. Говоря о стихотворении «Мы — скифы», я считаю не­ обходимым попутно отметить, что — я глубоко убежден — данное произведение Брюсова, вместе со стихотворением «Старый вопрос», в какой-то форме послужили А. Блоку отправной точкой для создания его знаменитых «Скифов», начинающихся как бы ответом старшему собрату: «Да, скифы — мы, да, азиаты — мы С раскосыми и жадными очами...» Конечно, оно обращено не к Брюсову, а к евро­ пейской аудитории, к западному капиталистическому ми­ ру, но брюсовские темы, образы, даже обороты отчетливо видны в поэме Блока. Едва ли кто-нибудь станет отрицать, что из всех произведений Блока «Скифы» по своему х ар ак ­ теру, по «духу» яляются наиболее «брюсовским» его стихот­ ворением. И если Блок называл себя учеником Брюсова, то «Скифы»— лучшее подтверждение справедливости и се­ рьезности этого признания поэта. После подробного рассмотрения стихотворения «Мы — скифы» нам следовало бы обратиться к анализу цикла «В Армении», но, по некоторым соображениям, мы сделаем это в дальнейшем. 3 Брюсовские чтения

V И в послереволюционных сборниках стихов Брюсов продолжал обращаться к привлекавшим его темам из об­ ласти национальных культур. Так, в сборнике «Последние мечты» он объединил стихотворения, в которых разрабаты ­ вались эти темы в 1917— 1919 гг., в цикл «Образы святые». В эту небольшую группу входит всего пять стихотворений: «Библия», «Три яблока», «Золотой олень», «Ариадна» и «Мировой кинематограф». Как и во всех других книгах и циклах, перечисленные стихотворения внутренне объединены и образуют некую целостную концепцию, которая в свою очередь является органической частью всего сборника «Последние мечты». Н о в настоящей статье я не считаю уместным рассматривать подробно весь комплекс вопросов, связанных с циклом «Образы святые» как частью замысла сборника «Последние мечты», и остановлюсь лишь на нем самом. Характеризуя в каждом из первых четырех стихотво­ рений названного цикла какую-то одну национальную куль- туру — древних евреев, китайцев, древних греков, Брю­ сов хотел показать, что внес каждый из этих народов в ми­ ровую культуру. И сделал он это с присущей ему глубиной и оригинальностью. Уже сколько тысяч стихотворений на всех почти язы ках мира было посвящено Библии; все, ка­ залось, уж е было сказано о ней. Но Брюсов совершенно по- иному воспринимает эту, как он говорит, «книгу книг», чем было принято до него и,— кстати ск азать,— после него. Для Брюсова Ева, искушаемая змием, Ной, Авраам и Исаак, Рахиль, Яков (Израиль)-богоборец, Иосиф, Моисей — все эти «образы святые»- вовсе не священные ли­ ки, а живые люди, те или иные воплощения человеческих свойств, черт, характеров. И, оказывается, эта священная книга, это священное писание, по Брюсову, менее всего религиозно: это книга в высшей степени человечная: она — «алтарь пред человеком» («Последние мечты», стр. 32). 34

Несколько строк в следующем стихотворении цикла «Три яблока» Брюсов снова посвящает библейской теме, и как глубоко, как неожиданно свежо раскрывает он древ­ нейшее и привычнейшее предание об искушении змием Евы. Три яблока, излюбленных преданьем, Три символа земного мятежа,— привлекают внимание Брюсова. Первое ...яблоко губительное Евы, Ты вырвало из глаз Эдемский свет, На нас обрушив божеские гневы, Но было то восстанье на запрет. Другое яблоко — яблоко Вильгельма Теля, яблоко по­ литической свободы. Наконец, третье яблоко — яблоко Ньютона, символ мощи человеческого ума. То третье яблоко вернуло рай нам, Сравняло всех, владыку и раба, Открыло нам дорогу к вечным тайнам, Чтоб не страшила больше и Судьба. (Там же, стр. 33). В стихотворении «Золотой олень» поэт выражает свое восхищение творением безымянного китайского художника X IV в. до н. э., воплотившего в статуэтке «вдохновитель­ ную мечту», мечту о недосягаемом, казалось бы, но на са­ мом деле достигнутом искусстве. Наконец, в стихотворении «Ариадна» Брюсов раскрывает глубинно-человеческое пси­ хологическое содержание греческого мифа. Однако наибольший интерес, по моему мнению, представ­ ляет заключительное стихотворение этого цикла — «Ми­ ровой кинематограф». Мне приходилось уже говорить о нем в докладе 1962 г. и я остановлюсь поэтому только на двух последних строфах. Поэтически охарактеризовав сме­ нявшие одна другую былые могущественные империи от Египта до Наполеона, Брюсов продолжает:

Но, жив и волен, из глухих крушений Выходит строй народов грозно-длинный: Евреи, эллины, германцы, финны, Славяне, персы, итальянцы,— тени, Восставшие, чтоб спеть свой гимн старинный. О сколько царств, сжимавших мир! Природа Глядит с улыбкой на держ авства эти: Нет, не цари — ее родные дети. Пусть гибнут троны, только б дух народа, К ак феникс, ожил на костре столетий! Таким образом, в «Мировом кинематографе» Брюсов проводит мысль о том, что в истории важны не столько по­ литические события, сколько то, в чем выразился «дух», культура народов. VI Все помнят позицию Брюсова в революции 1905 года: резче всего, без светотеней, так сказать, она отразилась в стихотворении «Близким», за которое В. И. Ленин назвал его поэтом-анархистом, и—-еще в большей мере,— в стихот­ ворении «Грядущие гунны». В советском брюсововедении уж е ставился вопрос о причинах полного изменения взглядов поэта на те же проб­ лемы в период Великой Октябрьской революции. Однако одна важ ная подробность, как мне кажется, не обращала на себя внимания, соответствующего ее значению. Около того времени, когда печатался сборник «Послед­ ние мечты» (1920), Брюсов написал стихотворение «А. В. Л у ­ начарскому», которое имеет большое значение для уяс­ нения тогдашней позиции поэта в вопросах культуры. Оно как бы является прямым ответом на его стихотворение «Гря­ дущие гунны» (1905), в котором выражалась мысль о неиз­ бежной гибели старой культуры в период революции. Поэт тогда опасался, что Бесследно всё сгинет, быть может. 36

В стихотворении «А. В. Луначарскому» Брюсов с ра­ достью отмечает, что в революционной буре ценности старой культуры не были брошены на произвол судьбы: В дни победы, где в вихре жестоком Все былое могло потонуть, Усмотрел ты провидящим оком Над развалом зиждительный путь. Брюсов видит в революции не только «победителей сме­ лых», которых пьянит «разрушений божественный хмель», но и творческие силы, на которые он смотрел с полной верой. Обращаясь к Луначарскому, поэт говорит: Стоя первым в ряду озаренном Молодых созидателей, ты У казал им в былом, осужденном, Дорогие навеки черты. В Луначарском Брюсов ценит то, что, строя будущее, он отдает себе ясный отчет в значении лучшего в старой куль­ туре для формирования нового общества: В ослеплении поднятый молот Ты любовной рукой удержал, И кумир Бельведерский расколот, Не повергнут на свой пьедестал. Ты широко вскрываешь ворота Всем, в ком трепет надежд не погиб, Чтоб они для великой работы С сонмом радостным слиться могли б, Чтоб под черными громами, в самой Буре мира — века охранить И вселенского нового храма Адамантовый цоколь сложить! В другом стихотворении того же 1920 г. «Будь мрамо­ ром» Брюсов, обращаясь уже к самому себе, восклицает:. В сонм тайный мудрецами принят, Как древле Пирр в совет царей, Все, что исчезло, все, что минет, Суди всех глубже, всех мудрей. 37

Таким образом, мы видим, в первые годы революции Брюсов, с одной стороны, ценил многогранно культурных и дальновидных деятелей большевистской партии за их отношение к «векам», с другой, считал своей задачей со­ хранить для социалистического общества все то ценное, что было создано различными народами в прошлом, чему угрожало разрушение или, по крайней мере, забвение. Именно поэтому в 1917— 1923 гг. Брюсов наряду с громад­ ной административно-организационной работой в области охраны памятников книжной культуры и в научно-педа­ гогической области исключительно много времени посвя­ щает переводам классических произведений разных наро­ дов и разных эпох — «Энеиды» Вергилия, «Ф ауста» Гете, Верхарна, Эд. По, кажется, второго издания «Поэзии Ар­ мении» и др. К этому же времени относится усиленная ра­ бота Брюсова над его старыми замыслами создания двух колоссальных антологий, прозаической и стихотворной, в которых, по идее автора, должно было отразиться все разнообразие человеческой культуры в ее национальных проявлениях. Для прозаической антологии Брюсов, после долгих колебаний, выбрал название «Фильмы веков» с под­ заголовком «66 картин из жизни народов различных вре­ мен и стран». Здесь, как писала позднее И. М. Брюсова, «посредством художественных образов должна была быть зарисована жизнь народов... показан их быт, развитие их общественной жизни, их интересы»,1 иными словами, должен был быть художественно воплощен «дух», культу­ ра различных народов. В проекте предисловия к поэтической антологии «Сны человечества», называя свой предполагаемый труд «боль­ шим,— можно сказать, огромным», Брюсов писал: «По мое­ му замыслу эти «Сны» должны представить «лирические от­ ражения жизни всех времен и всех стран»... «Я хочу пред­ 1 От редактора — в кн.: Валерий Брюсов. Неизданная проза. М., 1934, стр. 4. 38

ставить своим читателям,— продолжал Брюсов,— образцы всех приемов, какими пользовался человек, чтобы выразить лирическое содержание своей душ и»1. Из этих слов, в особенности из слов «образцы всех приемов», можно было бы сделать вывод, что задуманная поэтом антология должна была иметь чисто формальный характер, .представлять нечто аналогичное «Опытам» Брю ­ сова, содержа только «образцы». Но в конце проекта пре­ дисловия он более точно излагает существо своего замысла: «В «Снах человечества»,— писал Брю сов,— мне хочется представить душу человечества, поскольку она выражалась в его лирике... Мне хотелось бы перенять не столько внеш­ ность различных образов лирики, сколько их дух»2. Оба замысла Брюсова остались незавершенными. Од­ нако их общая идея не пропала для него полностью: на ее основе отчасти сложилось рассмотренное выше стихотворе­ ние «Мировой кинематограф», а такж е возникло одно из самых замечательных произведений Брюсова, совершенней՝ шее по форме и изумительное по глубине своего философско- исторического содержания,— «Второй венок сонетов» или «Светоч мысли». В этом труде Брюсова, недооцененном кри­ тикой, как, к сожалению, и все его творчество, получили полное и яркое воплощение историософические взгляды поэта. Если мы станем судить это произведение, обращ ая внимание только на слова, так сказать, идеалистическо­ го характера,— «Мысль», «Слово», «Исканье тайн», «Дух знанья», то мы не поймем его истинного смысла, не поймем что за этими, как будто компрометирующими словами скры­ то материалистическое содержание: все это лишь обозна­ чения борьбы человека с природой и подчинения им себе ее сил. Можно предполагать, что ко времени написания «Вто­ рого венка сонетов» Брюсову уже был известен материа­ листический взгляд на роль труда в процессе формирова- 1 В . Брюсов. Избранные сочинения, т. I, стр. 703—704. 2 Там же, стр. 705. за

ния и развития человечества. Это отразилось уже в самом начале произведения, в особенности во втором четверости­ шии первого сонета: Врубаясь в мир, ведя везде просеки, Под свист пращей, под визги первых пил; Охотник, пастырь, плужник, кто чем был — Вскрывали части тайны в каждом веке. Сочетание труда и мысли, порождаемой опытом, создает движение истории человечества, —- вот основная идея брюсовского «Второго венка сонетов». В каждом из четыр­ надцати начальных сонетов Брюсов характеризует отдель­ ные этапы исторического процесса от легендарных лемуров и атлантов и кончая Европой времени первой мировой войны. Стесненный чрезвычайно сложными и строгими правила­ ми, которые должно соблюдать при создании венка сонетов, Брюсов мог в «Светоче мысли» только в самых сжатых фор­ мах как бы очертить «дух» отдельных народов. Т ак, он считает, что «семит»—• «пытливый», «дух», «гений» эллина —- «прекрасен, светел, венчан, златокрыл», и т. д. Конечно, это не настоящие характеристики, а только беглые опреде­ ления, только краткие эпитеты, хотя и очень емкие и глу­ бокие. Однако не в них основная суть дела. Главное заклю­ чается в том, что в «Светоче мысли» с предельной сжатостью и в то же время с высокой поэтичностью и философской глубиной и научной точностью изложен весь ход мировой истории, как он представлялся Брюсову. Я думаю, что во всемирной поэзии нет ни одного произведения на подобную тему, равного «Второму венку сонетов» Брюсова по недося­ гаемому совершенству художественной формы и широте идейного содержания. Создать такой истинный шедевр мировой поэзии могли, гармонически объединившись, толь­ ко изумительная эрудиция Брюсова, его виртуозное вла­ дение всеми магическими средствами подлинного искусства слова, его недосягаемое трудолюбие и отсутствие боязни 40

перед техническими преградами, непреодолимыми для поэ­ тов, одаренных средними творческими способностями. К а­ кой поразительной силой и классической лапидарностью обладает это произведение, можно судить хотя бы по од­ ному четверостишию из второго сонета в данном венке — сонета, который озаглавлен «Халдея», но на самом деле в максимально конденсированной форме излагает историю многих культур древнего Востока и дальнего Запада. Брю­ сов пишет о том, как «лились» «лучи мысли» Из Атлантиды в души разных стран. • Вот это четверостишие: Свет приняли — Китай и Индостан, Края эгейдев и страна Наири, Он просверкал у Аймара и в Тире, Где чтим был Ягве, Зевс и Кукулкан. В цитированном отрывке не все доступно рядовому чи- телю, Брюсов почти всегда требует комментария, но разве не требует комментария «Евгений Онегин» Пушкина, «Спор» Лермонтова и любое произведение, автор которого стоит на высшем уровне культуры своего времени? Мне кажется уместным напомнить слова самого Брюсова: «Что­ бы написанное было просто, это должен сделать писатель; чтобы написанное было понятно, этого должен достичь читатель»1. VII Мы не станем заниматься комментированием ни «Светоча мысли» в целом, ни приведенного отрывка в частности. Я только попрошу читателей обратить внимание на два пер­ вых слова цитированного четверостишия: «Свет приняли». Эти слова для нас важны, так как они с присущей Брюсову 1 В . Брюсов. Избранные сочинения, т. II, М., 1955, стр. 547.1 41

сгущенностью мысли выражают его взгляд, вернее, часть его взглядов — на формы, в которых протекает развитие мировой культуры. Поэт не отрицал оригинальных спо­ собностей каждого племени, народа, нации, но в то же вре­ мя считал, что духовные и материальные ценности, создан­ ные одним народом, воспринимаются другими народами и каждый раз «по-своему», в соответствии с его «душой», его духовным строем. Как возникает этот «дух», будет вид­ но из дальнейшего. Сейчас же для нас существенно, что эту свою концепцию Брюсов в наиболее полном объеме вы­ разил в работах, посвященных армянской культуре. Так, например, в уж е цитированной статье «Сфинксы и вишапы» Брюсов говорит о поразительном сходстве изображений фантастических зверей на кавказских поясах и на некото­ рых памятниках доисторического Египта, на цилиндрах хеттов, на изделиях эгейцев и в искусстве этрусков. Затем автор продолжает: «Трудно допустить, чтобы только «игра воображения» привела художников, на разных концах зем­ ли, к одним и тем же фантастическим образам. Гораздо ве­ роятнее, что мастера одной страны подражали своим ино­ земным товарищам; или кавказские художники посещали долину Нила и Грецию, любовались роскошью Мемфиса и прелестью «золотых Микен», уносили с собой к подножью Эльбруса воспоминание о причудливых созданиях египет­ ского и эгейского вкуса; или художественные произведения чужих стран попадали на К авказ, стояли в местных храмах и дворцах и здесь служили образцами для самостоятельно­ го творчества. А всего вероятнее — происходило и то, и д р у г о е » 1. Историк и мыслитель, Брюсов ясно представлял себе, что, как правило, совершенно обособленно развивавшихся народов во всемирной истории не было и что возникнове­ ние и своеобразие национального «духа» зависит от сово- 1 Валерий Брюсов об Армении и армянской культуре. Ереван, 1963, стр. 176. 42

купности исторических условий происхождения данного народа и его реального бытия, и в том числе влияний, ко­ торые он воспринимал от своих соседей. Именно на этих принципах построены работы Брюсова по истории армян­ ской литературы, где он говорит об этногенезе армянского народа, о его географическом положении на рубеже Запада и Востока, наконец, о культурных влияниях, которые он воспринимал на протяжении своей многотысячелетней ис­ тории. Возможно, кое-кого из моих читателей резануло не­ привычное выражение, употребленное мною только что. Я сказал: «воспринимал культурные влияния», вместо обыч­ ного «испытывал». Как ни ограничен я местом, я не могу не отметить, что проблема «влияний», столь запутанная и еще не так давно признававшаяся вредной, может быть правильно понята лишь в том случае, когда мы признаем, что она представляет явление не пассивного, чуть ли не насильного восприятия в результате воздействий с чужой стороны, а активного поиска, усвоения на основе своих национальных традиций. Следовательно, когда Брюсов го­ ворил о разных «влияниях» на армянскую культуру, он отнюдь не видел в этом бедность национального «духа», но — как раз напротив. Напомню, что в «Летописи истори­ ческих судеб армянского народа» Брюсов подчеркивал, пользуясь его же словами, «дух самостоятельности»1армян и присущую им способность «отливать» заимствованное «в самобытную форму», иными словами, подчеркивал их на­ циональную оригинальность. Но что он понимал под этим термином? Говоря о том, что такое оригинальность писате­ ля, Брюсов в своих «Miscellanea» высказывает ряд мыслей, которые с полным правом могут быть применены и к вопро­ су об оригинальности, самостоятельности народного «ду­ ха». Брюсов писал: «Сказать, что писатель «оригинален», значит — сказать еще очень мало. Прежде всего никто не 1 В . Брюсов. Летопись исторических судеб армянского народа от VI в. до P . X . по наше время. М. 1918, стр. 46. 43

в силах (по крайней мере до сих пор не был в силах) осво­ бодиться от влияния прошлого, своих предшественников... Кроме того, оригинальность бывает разная. Писатель ори­ гинален, если в родную литературу вносит созданное пи­ сателями другого народа... Оригинальными представля­ ются нам писатели, когда они вносят новую психологию, хотя бы они пользовались формой старой... Но оригиналь­ ным мы называем писателя, в новой форме развивающего старые темы. Т акж е называем мы оригинальным и того пи­ сателя, который идет дальше по пути, проложенному дру­ гими... и того, который пытается проложить новый п у ть...»1. Все сказанное здесь Брюсовым о формах оригинально­ сти писателя, как было уже отмечено мною выше, в полной мере может быть применено и к суждениям об оригиналь­ ности каждого отдельного народа. VIII Однако в формировании национальной культуры Брю­ сов видел не один только односторонний акт влияний, но и сращение воспринятого с национальной основой, с нацио­ нальной традицией. Т ак, например, он пишет: «Из взаимо­ действия этих двух начал: влияния Запада и национальной традиции и выработался своеобразный характер, которым отмечена позднейшая армянская поэзия и даже вся армян­ ская литература»2. В другом случае Брюсов констатирует своеобразие формы, которую приобрело христианство у армян: «...отдаленность от Константинополя и дух само­ стоятельности, присущий армянскому народу, повели к тому, что христианство стало отливаться среди армян в самобытную форму»3. 1 В. Брюсов. Избранные сочинения, т. II, стр. 551. 2 В. Брюсов. Летопись исторических судеб армянского народа. М ., 1918, стр. 34. 3 Там же, стр. 46. 44 I

Отчетливее всего брюсовская идея синтеза националь­ н ы х традиций и воспринятого, отобранного у других на­ родов, соседних и несоседних, отразилась в его замеча­ тельном цикле «В Армении». Композиция этого цикла полна глубокого смысла. Он начинается со стихотворения «К Армении», в котором поэт вы раж ает свое изумление тем, что нашел он во время свое­ го путешествия в страну, где ожидал встретить «бесстрас­ тие могил». Но там, где я искал гробницы, Я целый мир живой обрел... Не мертвым голосом былины,— Живым приветствием любви Окрестно дрогнули долины, И древний мир, как зов единый, Мне грянул грозное: «Ж иви!»... «Сквозь разделяющие годы» поэт услышал «песнь веков» Во славу благостной природы, Любви, познанья и свободы,— и он почувствовал ее исторический смысл. Намеренно з а ­ трудненным стихом,— как Радищев в аналогичном слу­ ч ае1,— Брюсов писал, что услышанная им песнь — «Песнь цепь ломающих, рабов». И так, поэт обрел «целый мир живой».. Что же это за мир? Ответ Брюсов дает в стихотворении «К армянам». Это стихотворение по силе поэтического и философского проникновения в «душу» чужой национальности должно •быть поставлено на одно из первых мест в русской и миро­ вой поэзии. 1 По поводу стиха «Во свет, рабства тьму, претвори» (в оде «В оль­ ность») Радищев писал: «...иные почитали стих сей удачным, находя в наглядности стиха изобразительное выражение трудности самого действия» («Путешествие из Петербурга в Москву», СПб., 1790, стр. 357. Фототипическое издание 1935 г). 45

Д а, вы поставлены на грани Двух разных спорящих миров, И в глубине родных преданий Вам слышны отзвуки веков. И хотя поэт признает, обращаясь к армянам, что Все бури, все волненья мира, Летя, касались вас крылом,— он с восхищением преклоняется перед удивительным исто­ рическим жребием маленького народа: Нередко вас клонили бури, Как вихри — нежный цвет весны... ...Н о, воин стойкий, под ударом Ваш дух не уступал Судьбе; Д ва мира вкруг него недаром Кипели, смешаны в борьбе. Завершающие строфы этого шедевра таковы: И верится, народ Тиграна, Что, бурю вновь преодолев, Звездой ты выйдешь из тумана, Для новых подвигов созрев; Что вновь твоя живая лира, Над камнями истлевших плит, Д ва чуждых, два враждебных мира В напеве высшем съединит! В цикле «В Армении» Брюсову, как мне представляет­ ся, удалось в наибольшей степени поэтически выразить свое понимание философии истории армянского народа. Но и в стихотворениях, содержанием которых является национальная культура, история, «дух» других народов, Брюсов умел подбирать точные, глубокие, ярко-оригиналь- ные черты, характеризующие неповторимый облик каждо­ го племени, народа, нации. Таковы упоминавшиеся стихот­ ворения «Моисей» и «Библия», и не упоминавшиеся «К у­ бок Эллады», «На форуме», «Италия», «Париж», «К Швеции» и особенно «К финскому народу», а также ряд стихотворе­ ний, посвященных родному народу. 4U

\\ Каждое из названных и не названных произведений заслуж ивает того, чтобы на нем остановиться специально, но это нарушило бы намеченный объем статьи, и поэтому я оставляю рассмотрение соответствующего материала до другого раза. Здесь же я только отмечу, что, говоря о на­ циональном «духе», Брюсов ни в коем случае не стоит на какой-либо мистической позиции. Материальные условия исторического бытия народа — географические, климати­ ческие и политические,— вот почва, на которой формиру­ ется и развивается народный «дух».1 Так, в стихотворении «К финскому народу» Брюсов настойчиво подчеркивает роль борьбы с природой и с политическим угнетением, в цикле «В Армении» отмечается географическая и историческая обстановка («на грани двух миров»), в которой формировал­ ся «дух» «народа Тиграна», и т. д. В заканчиваемой статье мы, поневоле бегло, рассмотре­ ли некоторые вопросы, связанные с пониманием и р азра­ боткой Брюсовым проблемы национальной культуры. Ана­ лиз привел нас к выводу о том, насколько органична эта проблема для Брюсова—ученого и поэта. Конечно, Брюсов рассматривал эти исторические проблемы не с позиций ис­ торического материализма, роль классовой борьбы в ис­ торическом прогрессе была ему непонятна, и было бы ошиб­ кой полагать, что материалистический подход к трактовке проблемы национальной культуры, применявшийся Брю­ совым, есть наш современный подход. Важно все же, что Брюсову были чужды распространные в тогдашней бур­ жуазной науке и литературе откровенно идеалистические воззрения на историю. 1 В статье «От автора» в «Летописи исторических судеб армян­ ского народа» Брюсов пишет: «Литература народа всегда тесно и глу­ боко связана с его историей» (стр. 7). А литературу (поэзию) Брюсов, как мы видели, считал наиболее яркой формой проявления народного духа.

Есть еще одна сторона вопроса, не рассмотренная на­ ми,— источники брюсовской концепции национальной культуры. Ведь сам поэт говорил, как мы видели, что «ни­ кто не в силах (по крайней мере до сих пор не был в силах) освободиться от влияния прошлого, своих предшественни­ ков». Установление истоков взглядов Брюсова на националь­ ный вопрос представляет особую, самостоятельную тему. Несомненно, ему были известны работы Вл. Соловьева, Э. Ренана и других авторов, писавших о национальном вопросе; возможно, знал он и о трактовке этой проблемы В . И. Лениным. Однако каковы ни будут результаты спе­ циальных разысканий в этой области, заранее можно ска­ зать, что поэт не повторил механически слов и мыслей своих предшественников, а как тот оригинальный писа­ тель, о котором он сам говорил в приведенной выше цитате, пошел дальше и развивал воспринятые взгляды настолько самостоятельно, что их можно со спокойной совестью при­ знать его законной собственностью. Это могло случиться только потому, что в вопросах нау­ ки и сознания общественного долга писателя Брюсов сто­ ял в свое время в первом ряду и даже был одним из первых в этом первом ряду. Мы часто цитируем известные слова М. Горького из письма к Брюсову, где говорится о нем как о самом куль­ турном русском писателе тех лет. По нашей лености мы ча­ ще всего приводим эту фразу не в полном виде, что лишает ее главного смысла. Вот что писал Горький: «Давно и при­ стально слежу я за Вашей подвижнической жизнью, за Вашей культурной работой, и я всегда говорю о Вас: это самый культурный писатель на Руси! Лучшей похвалы не знаю; эта — искрения»1. Последней фразы обычно не ци­ тируют. 1 М. Горький. Собрание сочинений в тридцати томах, т. 29, М., 1955, стр. 383. 48