Брюсовские чтения 1971года

VFOi (U I If И MQJLk

0G u 4*+<jzc ^ / У /6 *Сал:р>.1 Брю сс^

ЕРЕВАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ им. В. Я. БРЮСОВА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ МУЗЕИ МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ ИМ. В. И. ЛЕНИНА I— ь ЧТЕНИЯ 1 <) 7 1 ГО АА ИЗДАТЕЛЬСТВО «АИАСТАН»

8 PI Б 89 Редактор-составитель К. В. Айвазян Члены редколлегии: В. В. Акопджанова, Т. С. Ахумяы, С. А. Гуллакян, В. А. Лазарев, М. Л. Мирза-Авакян, Г. А. Та- тосян, С. В. Шервинскнй.

ОТ РЕДАКТОРА 20 — 23 января 1971 г. в Москве, в залах Государ­ ственного литературного музея, состоялись очеред­ ные, четвертые «Брюсовские чтения». В отличие от предыдущих чтений, их организатором выступили, на­ ряду с Ереванским государственным педагогическим институтом русского и иностранных языков им. В. Я. Брюсова, Государственный литературный музей и Московский ордена Трудового Красного Знамени го­ сударственный педагогический институт им. В. И. Ленина. В этом свидетельство того неоспоримого факта, что зародившиеся в 1962 г. в Ереване « Б рю ­ совские чтения» (здесь состоялись и вторые — в 1963 г., и третьи — в 1966 г.), придя в Москву, ста­ ли заметным явлением в литературной жизни страны, приобрели всесоюзное значение. Вместе с тем, сама традиция «Брюсовских чтений», возрастающий инте­ рес к ним не только ученых-литературоведов, зани­ мающихся изучением творчества В. Я. Брюсова, но и широкой общественности—яркий показатель немерк­ нущего значения наследия выдающегося русского поэта, его активной роли в эстетическом воспитании советского народа. Именно это подчеркнул в своем вступительном слове на открытии четвертых «Брю­ совских чтений» известный советский поэт и перевод- 3

чик, заслуженный деятель культуры Армянской С С Р — Сергей Васильевич Шервинский. Он сказал: «Начатые в Армении «Брюсовские чтения» вышли за рамки республики и сегодня дошли до столицы нашей Родины. Мы должны поставить Брюсова на соответствующий пьедестал, должны и впредь тща­ тельно изучать творчество этого крупнейшего поэта- переводчика и ученого». Доклады и сообщения, прочитанные на конферен­ ции, охватили все основные стороны многогранной деятельности В. Я. Брюсова. В настоящ ий том вошли большая часть докладов и сообщений, а также неко­ торые статьи, написанные специально для данного издания. «Брюсовские чтения 1971 г.» открываются статьей С. В. Ш ервинского «Б рю сов и наш а совре­ менность», затем следуют пять разделов: первый по­ священ общим проблемам творчества Брюсова, вто­ рой — взаимосвязям Брюсова с русской литературой конца XIX— начала XX веков, третий — взаимосвя­ зям с некоторыми национальными литературами; ос­ тальные два по установившейся традиции — науч­ ным сообщениям и воспоминаниям современников о Брюсове. Широкой оказалась и «география» четвертых «Брюсовских чтений» — на них были представлены ученые Москвы, Ленинграда, Еревана, Тбилиси, Одессы, Ставрополя и других городов Советского Союза. Как новое явление следует отметить участие в четвертых «Брюсовских чтениях» молодых ученых- литературоведов, которые, переняв эстафету от стар­ шего поколения, продолжают, и довольно успешно, углубленное изучение многогранной поэтической, на­ учной и общественной деятельности В. Я. Брюсова. Из 32 докладов и сообщений, прочитанных на четвер­ тых «Брюсовских чтениях», 14 принадлежали моло­ дым ученым, и этот приток новых сил служит залогом дальнейшего развития советского брюсоведения. Как справедливо заметил И. С. Поступальский, «в по­ следнее время советское брюсоведение стало сло­ жившейся научной дисциплиной. Притягательная сила этой дисциплины заметно возрастает. Все большее чи­ сло молодых исследователей брюсовского творчества и биографов поэта присоединяется к кадрам старых 4

брюсоведов. За этим процессом, конечно, угадывает­ ся особенно важный процесс укрепления брюсовской репутации в читательском мире, прежде всего в чита­ тельском мире нашей страны, где число людей обра­ зованных и лю бящ их художественную литературу по- истине грандиозно». Есть все основания надеяться, что б л и зя щ ая с я юбилейная д а та —столетие со дня рож ­ дения Валерия Брюсова — еще больше повысит ин­ терес ученых-литературоведов и широкой обществен­ ности к личности великого русского поэта и прозаи­ ка, замечательного переводчика и выдающегося кри­ тика.

чик, заслуженный деятель культуры Армянской С С Р — Сергей Васильевич Шервинский. Он сказал: «Начатые в Армении «Брюсовские чтения» вышли за рамки республики и сегодня дошли до столицы нашей Родины. Мы должны поставить Брюсова на соответствующий пьедестал, должны и впредь тща­ тельно изучать творчество этого крупнейшего поэта- лереводчика и ученого». Доклады и сообщения, прочитанные на конферен­ ции, охватили все основные стороны многогранной д еятельности В. Я. Брюсова. В настоящ ий том вошли большая часть докладов и сообщений, а также неко­ торые статьи, написанные специально для данного издания. «Брюсовские чтения 1971 г.» открываются статьей С. В. Ш ервинского « Б р ю с о в и н аш а совре­ менность», затем следуют пять разделов: первый по­ священ общим проблемам творчества Брюсова, вто­ рой — взаимосвязям Брюсова с русской литературой конца XIX— начала XX веков, третий — взаимосвя­ зям с некоторыми национальными литературами: ос­ тальные два по установившейся традиции — науч­ ным сообщениям и воспоминаниям современников о Брюсове. Широкой оказалась и «география» четвертых «Брюсовских чтений» — на них были представлены ученые Москвы, Ленинграда, Еревана, Тбилиси, Одессы, Ставрополя и других городов Советского Союза. Как новое явление следует отметить участие в четвертых «Брюсовских чтениях» молодых ученых- литературоведов, которые, переняв эстафету от стар­ шего поколения, продолжают, и довольно успешно, углубленное изучение многогранной поэтической, на­ учной и общественной деятельности В. Я. Брюсова. Из 32 докладов и сообщений, прочитанных на четвер­ тых «Брюсовских чтениях», 14 принадлежали моло­ дым ученым, и этот приток новых сил служит залогом дальнейшего развития советского брюсоведения. К ак справедливо заметил И. С. Поступальский, «в по­ следнее время советское брюсоведение стало сло­ жившейся научной дисциплиной. Притягательная сила этой дисциплины заметно возрастает. Все большее чи­ сло молодых исследователей брюсовского творчества и биографов поэта присоединяется к кадрам старых 4

брюсоведов. За этим процессом, конечно, угадывает­ ся особенно важный процесс укрепления брюсовской репутации в читательском мире, прежде всего в чита­ тельском мире нашей страны, где число людей обра­ зованных и лю бящ их художественную литературу по- истине грандиозно». Есть все основания надеяться, что близящ аяся юбилейная д а та -с то л е ти е со дня рож­ дения Валерия Брюсова — еще больше повысит ин­ терес ученых-литературоведов и широкой обществен­ ности к личности великого русского поэта и прозаи­ ка, замечательного переводчика и выдающегося кри­ тика.



С. В. Шервннский БРЮСОВ И НАША СОВРЕМЕННОСТЬ* Вероятно, многие из собравшихся сегодня в зале Государственного литературного музея в Москве не­ доумевают, почему так называемые «Брюсовские чте­ ния» проводились раньше не у нас, а в столице Ар­ мянской республики— в Ереване, причем состоялись уже три раза. Я считаю долгом в начале своего всту­ пительного слова пояснить, что Брюсова, которому столь многим обязана русская культура, с Арменией соединяет крепкая, я бы сказал, навечная связь. В 1915 году Брюсов, впервые познакомившись с ар­ мянской поэзией, вскоре стал ее горячим ценителем и пропагандистом. Выпуск в 1916 году антологии «Поэзия Армении» под редакцией Брюсова был со­ бытием особого значения для армянского народа: впервые армянская поэзия прозвучала громким голо­ сом на языке, доступном миллионам читателей, как русских, так и ряда других национальностей. С тех лет армянский народ чтит Валерия Брюсова как пе­ реводчика своей поэзии, как историка, талантливо и просто изложившего «Исторические судьбы армян­ ского народа», как редактора, сумевшего объединить * Вступительное слово на открытии четвертых «Брюсовских чтений». 7

вокруг «Поэзии Армении» и маститых, и молодых представителей поэзии начала века. Брюсовед&ние стоит в Армении на большой высоте. В Ереване су­ ществует педагогический институт имени Брюсова, улица его имени, памятник-бюст на одной из цент­ ральных улиц. Проводя четвертые «Брюсовские чтения» в Мос­ кве, мы выполняем прямой долг москвичей в отноше­ нии своего поэта и культурного деятеля, чья жизнь целиком связана с Москвой, и подхватываем ереван скую эстафету в сознании, что должны были сделать это раньше. Мы при этом испытываем чувство живой признательности к армянской общественности за то. что она проторила дорогу начинанию, столь способст­ вующему укреплению памяти Брюсова и беспристра­ стной его оценке. Валерий Брюсов, как нерасторжимо-комплексное явление, соединяющее в себе поэзию, культуру, нау­ ку и качества оригинальнейшей личности, на ред­ кость многогранен, и каждая грань его потребовала бы не одной, а многих научных сессий и многих лет для достойной разработки его наследия. Его эруди­ ция, выросшая на почве изумляющей памяти, его по­ нимание процессов и достижений не только литерато­ ры, но и разных научных дисциплин, включая мате­ матику и астрономию, выдвигают его на одно из пер­ вых мест в той высококультурной плеяде, которую объединяют под именем «символистов» или «дека­ дентов» — оба термина не исчерпывают всей слож­ ности движения, которое она возглавляла. Такие пи­ сатели, как Андрей Белый, Вячеслав Иванов, может быть, и не уступали Брюсову в охвате и глубине по­ знаний, но у Брюсова были, кроме того, качества ор­ ганизатора, целеустремленность и властность, обес­ печившие ему положение главы молодой школы, ее вождя и признанного «метра». Брюсов был в первом ряду, и его культурная роль должна быть особо отме­ чена. Одна из важнейших заслуг Брюсова в том, что он своей неустанной энергией критика, литературоведа и собственным творчеством вывел русскую поэзию на международный форум, включил ее в общий процесс развития европейских литератур. В конце XIX века 8

страницы журналов бывали заполнены именами, ко­ торых сейчас никто и не вспомнит — да они и недо­ стойны памяти. Сам Брюсов, судя по его собственно­ му признанию, увлекался стихами Надсона На исхо­ де XIX века русская поэзия зашла в тупик, из кото­ рого ее сумели вызести дерзкие, знающие себе цену юноши, из которых выделялась ведущая группа «символистов». Обыгрывая поначалу «декадентские» настроения, наклонные к смутному и мертвенному, они впоследствии пришли, каждый своим путем, к приятию жизни и, растеряв постепенно ветошь своего упадочничества, сохранили для русской литературы те богатства, какие сумели воспринять из рук антич­ ных классиков и западных, преимущественно фран­ цузских «модернистов». Утверждение «новой поэзии» — термин Брюсо­ ва — было в то время движением прогрессивным. На пути становления «новой поэзии» стояли и нарочито воздвигались обычные преграды вкуса и идеологий, молодым «символистам» приходилось обрубать про­ волочные заграждения мещанства и косности. В ря­ дах бойцов за новое самым отважным был Брюсов. Теперь, когда мы только что отмечали юбилейные даты Бодлера и Верлена, нам, особенно молодежи, даже в голову не приходит, что эти великие поэты бы­ ли до наших «символистов» едва ли кому знакомы даже по имени, включая разве отдельных специали­ стов. Символисты и, в первую очередь Валерий Брюсов, совершили в области поэзии акт, повторяю­ щий в сфере эстетической культуры инициативу Пет­ ра — они «прорубили» для русской поэзии «окно в Европу». Это окно было когда-то открыто, хотя и ог­ раничительно, для дворянских кругов, — в XVIII сто­ летии и начале XIX-го, через него западный ветер овевал голову юного Пушкина, но мало-помалу оно затягивалось паутиной и покрывалось плесенью. К лоследней четверти минувшего века оно затухло на­ столько, что его пришлось «прорубать» заново. Ис­ торически неизбежное и плодотворное сближение с новыми течениями западной литературы, наряду с другими искусствами, должно быть отнесено в рубри­ ку «кредит» приходо-расходной книги нашей истории. 9

Но Брюсов, при всем «западничестве» своей культуры, никогда не отрывался от родной почвы. Нам сейчас нелегко представить, что для среднего читателя, и даже любителя поэзии добрюсовского времени, в тени оставались имена, составляющие гор­ дость нашей поэзии. Такие, как Боратынский или Тютчев. Внимание к ним привлекли именно симво­ листы. Брюсов вывел из темноты забвенья таких поэ­ тов, как Каролина Павлова и Случевский. Одинокий в своем самоутверждении, честолюбивый и парадок­ сальный, вождь декадентов с безупречной честностью подымал на щит не только умерших, но и современ­ ных ему поэтов, восхищался со всей искренностью удачами молодых, еще не признанных дарований. Я лично испытал на себе плодотворную поэтическую атаку Брюсова, когда он однажды в Коктебеле увел меня в свою комнату и стал с воодушевлением пока­ зывать— именно показывать— стихи молодого Па­ стернака, мне тогда еще мало доступные. Особое положение занимает в деятельности Брю ­ сова его работа над Пушкиным. Ни один благородный рыцарь не проявлял, может быть, столько верности объекту своего избрания, сколько Брюсов Пушкину. Эта его любовь никогда, впрочем, не принимала ха­ рактер ку л ьта —- зато она была непоколебима и н еи з­ менно подтверждалась постоянством исследователя и толкователя. Недаром ряд статей о Пушкине, соеди­ ненных им в одну книгу, был назван им «Мой Пуш­ кин». Брюсов еще в молодости приобрел научные на­ выки текстолога, ряд лет проработав в журнале «Рус­ ский архив». В работе над Пушкиным плодотворно сливались поэтическое и филологическое — два на­ чала, определившие творческий путь Брюсова. Историзм — одна из самых характерных черт брюсовского мировосприятия. С юности влекла его неизмеримая перспектива судеб человечества от пе­ щерного человека до наших дней. Его неудержимое воображение, постоянно восполнявшее и корректиро­ вавшее восприятие действительного, отличалось спо собностью переключаться в иные эпохи: то в Сканди­ навию, то в средневековую Германию, то в древнюю Финикию, но чаще и глубже всего Брюсов проникал в культуру древнего Рима. Родственная связь с Ри- 10

мом., и особенно с Рим ом поздним, оп р ед ел ял ась в значительной мере чертами личными. В литератур­ ном наследии Брюсова длинный список произведе­ ний, подсказанных его исторической эрудицией и пла­ менной мечтой. Таковы романы «Огненный ангел» и «Алтарь победы», таковы многие стихотворения, по­ священные образам истории и мифологии. Заверше­ нием этой страсти к историческому должен был стать грандиозный цикл стихов «Сны человечества», но Брюсов не успел его осуществить. Мы вправе спросить, что же, собственно, состав­ ляло центральный интерес в его углублении — поэ­ тическом, филологическом, историческом — в «судь­ бы человечества»? Мировая история сводится для Брюсова к созидающей роли ЧЕЛОВЕКА. Именно человек — в центре его внимания. Брюсов поглощен созерцанием и оценкой непрекращающейся деятель­ ности человека, не привнося в это восприятие мораль­ ных критериев. Чуждый какого-либо мистицизма, Брюсов полагал, что все, кажущееся мистическим, будет когда-нибудь объяснено научным методом — он не искал конечных целей человеческого подвига, не пытался осмыслить его с религиозной и даже фило­ софской точки зрения. Он этот подвиг принимал в его р е з у л ь т а т а х —в воинских победах и в народных восстаниях, в научной мысли и в художественном твор­ честве. Логическая мысль приводила Брюсова к соз­ нанию неизбежной гибели человеческой культуры. Но прогреваемый им конечный летальный исход не означал для Брюсова отказа от пафоса созидания. Наоборот, его увлекает трудность и величие будущих подвигов человека, он восхищается его дерзаниями, он не хочет покоряться, не опускает голову перед соб­ ственными эсхатологическими предвидениями. Это противоречие вносит в мировосприятие Брюсова эле­ мент трагического. Сочетание мощи и гибели напол­ няет Брюсова и ужасом, и восторгом. Недаром так приковывал© к себе его внимание катастрофическое погружение в океан цветущей Атлантиды. Не ставя перед собой проблем, неразрешимых на данном этапе для человеческого ума, Брюсов с юной восторженно­ стью стремился в области, которые только теперь входят в круг наших научных представлений и прак­ 11

тических достижений. В результате этого стремления проникнуть в грядущее, недоступное непосредствен­ ному восприятию, возникла у Брюсова тяга к утопии. Целый ряд его произведений, преимущественно про­ заических, уводит нас в мир еще неосуществленных, а иногда и неосуществимых форм бытия. Итак, зна­ менитая строка «Будь прославлен, человек!» могла бы стоять эпиграфом ко всей совокупности брюсов- ского творчества. В центральном внимании к челове­ ку Брюсов сближается с Горьким, с которым, как из­ вестно, в последние годы жизни Брюсов стал во мно­ гом близок. Историчность и возвеличивание человека явились в мышлении и творчестве Брюсова теми естественны­ ми предпосылками, которые во многом способство­ вали принятию им Октябрьской революции. Свершив­ шиеся события пробудили в душе Брюсова активные силы, еще дремавшие, но уже готовые вырваться из плена прежних состояний и настроений. Революцион­ ный подъем, исторический рубеж, перейденный на­ родом, меняющиеся русла культуры — все внесло в творчество Брюсова свежие, порой неожиданные цен­ ности: по-новому зазвучали его стихи, насыщенные содержанием, ранее лишь намеками появлявшиеся в его поэзии. Новая пролетарская культура открыла перед ним, педагогом, воспитателем, широкие двери. Мое вступительное слово подходит к главному своему звену -— поэзии В ал ери я Б рю сова. М ожет быть, было бы целесообразнее говорить о стихах в первую очередь. Но я сознательно отодвинул пробле­ му поэзии Брюсова в конец. Дело в том, что она усложнена отсутствием единства в отношении к Брю­ сову, как поэту. Поколение символистов вообще писало много и было недостаточно строго в опубликовании накоплен­ ного. Нередко печатному станку доверялись стихи случайные, недостаточно ответственные. Этого дефек­ та школы не избежал и Брюсов. Но поэтов-символи- стов, среди них и Брюсова, мы ценим не за отходы от производства, а за высокую продукцию, которая у каждого из них имеется в достаточном количестве. Упреки, адресуемые Брюсову, не ограничиваются критикой выбора стихов для напечатания. Некоторые 12

в известной степени обоснованы, другие в высшей сте­ пени несправедливы. Брюсов писал каждый день, систематически, и это призело к тому, что его, как поэта, стали упрекать в «машинности». Второй упрек, более распространен­ ный и поддержанный авторитетными писателями, требует прямого опровержения. Он заключается в том, что Брюсов слишком многое «брал трудом». Брюсов однажды сравнил свою «мечту» — двигаю­ щее начало его поэтического творчества — с волом хлебопашца и выразил ту же мысль в строках: Единое счастье — работа, В полях, за станком, за столом, — Работа до жаркого пота, Работа без лишнего счета, — Часы за упорным трудом. Подобные высказывания дали повод маловдумчивой критике считать его чуть ли не каторжником от поэ­ зии. Но что могли иметь общего эти высказывания с реальным процессом сочинения стихов Брюсовым? Я по личным наблюдениям знаю, что Брюсов писал сти­ хи с необычайной легкостью. Труд неустанный и на­ пряженный, наряду со страстностью, был побуждаю­ щим началом его деятельности. Брюсов, сказавший: «Не только страстное прекрасно в тебе, мгновенный человек!»,—прилагал страстность и к своему труду— поэтическому, исследовательскому, педагогическому. Он был «трудолюбцем» от природы, он находил в труде наслаждение. Бесспорно, Брюсов, относивший­ ся к труду, как к основной двигающей силе человече­ ства, требовал и от поэта труда по накоплению зна­ ний, по выработке опыта, а в отношении поэзии — мастерства: противник литературного дилетантства,— он требовал, чтобы стихи были хорошо «сделаны», он видел в поэте не только одаренную личность, но и настоящего «умельца»; он неспроста любил строки Каролины Павловой: Моя напасть, мое богатство, Мое святое ремесло... Упрекали Брюсова и в чрезмерном рационализме, в сухости его стихов, продиктованных разумом, а не чувством. Но ведь в настоящей поэзии не бывает так, 13

чтобы рациональная мысль была вовсе лишена эмо­ циональности и дело лишь в коэффициенте рацио­ нального. Одна известная поэтесса в своем памфлете, на­ правленном против Брюсова, как-то обвинила его в отсутствии «песенности». Но надо бы, казалось, пом­ нить, что стихи не обязаны быть одинаковыми. «Пе- сенность» отсутствует не только в произведениях ря­ да поэтов — целые жанры, от басен Крылова до граж­ данских стихов Пушкина страдают такого рода «не­ достатком». Другой вопрос—достаточно ли «песенны» лирические стихи Брюсова. Но такой вопрос мажет возникнуть лишь при очень ограниченном понимании термина «лирика». На почве односторонних суждений возникли да­ же два течения среди ценителей поэзии — одно, при­ знающее высокими поэтические достижения Брюсо­ ва, другое, противопоставляющее ему Блока, как выразителя подлинной поэзии. Представители этих двух течений не одинаково категоричны: те, кто це­ нит поэзию Брюсова, далеки от мысли сколько-ни­ будь снижать высокую поэзию Блока; но поклонники Блока, насколько могу судить, стоят на более воин­ ствующей позиции и не хотят признавать очевидных достоинств отвергаемого ими поэта. Неужели этим двум крупнейшим представителям нашей поэзии тесно в одной литературе? Природная страстность удивительным образом со четалась у Б р ю со ва с рациональностью — об?, эти свойства в свою очередь подогревались его богатым воображением, принимавшим у Брюсова характер горячечности, так проникновенно выраженной в гла­ зах на портрете работы Врубеля. Такова и поэзия Брюсова, мужественная, земная, страстная, рвущая­ ся к познанию себя и человека. Она может не нахо­ дить отклика в женственных темпераментах, она чужда чувствительности, в ней мало ощутима веками выработанная, привычная мораль; люди с религиоз­ ным сознанием не без основания могли бы назвать ее безблагодатной. Зато в ней п р о я в л е н а иная мо^ ральная основа: преклонение перед человеческим подвигом и способность бесстрашно, лицом к лицу, 14

стоять перед неизбежной конечной гибелью культу­ ры, которую Брюсов любил так страстно. Наряду со стихами, отражающими историчность Брюсова, в его поэзии есть целый раздел, относя­ щийся к «поэзии научной», возможность и желатель­ ность существования которой Брюсов, следуя за Ре- нэ Гилем, пытался теоретически обосновать. Мы за­ мечаем, что в наши дни «научная поэзия» Брюсова все больше и больше привлекает внимание молодого поколения, углубленного в интересы науки; привыч­ ная тематика, нашедшая воплощение в мастерских стихах, вызывает эстетические эмоции, свойственные человеку середины XX столетия. Одно из первых мест в лирике Брюсова занимает тема любви. Его любовная лирика, чувственная и от­ кровенная, одновременно и возвышенна: страсть воз­ водится поэтом в ранг наиболее действенных и пло­ дотворных проявлений человеческого духа. Страсть, по концепции Брюсова, поднимает человека на такую ступень, где понятия «высоты» и «бездны» переста­ ют быть антитетичными. Любовные стихи Б рю сова— одна из вершин этого рода поэзии в русской лите­ ратуре. Брюсов любил и не боялся погружаться в об­ ласти, которые принято называть «таинственными». Туда влекло его дерзкое желание проникнуть в недо­ зволенное —- то есть неизведанное, бросая вы зов мещанскому миросозерцанию. На этом пути Брюсо­ ва, как с.;:азочного витязя, подстерегали всякие не­ добрые и соблазняющие силы. Брюсов до последних лет не испытывал отрадного чувства освобождения из-под власти своих «искусителей», не смог преодо­ леть трагического начала в своей душе. Только всту­ пив в ряды созидателей новой культуры России, он пережил решительный поворот в сторону обществен­ ного служения, завещанного лучшими представите­ лями русского демократизма. Брюсов обрел какую- то. ранее ему не свойственную мягкость. Он окружен был творческой молодежью, искавшей новых дорог и жадно прислушивавшейся к каждому слову своего учителя и «метра». Наша культура обязана ему ос­ нованием Литературного института, ранее носившего его имя. Трудно сказать, обрел ли Брюсов и в этот последний период светлое душевное состояние, в ко- 15

тером природа ему с рождения отказывала. Во вея­ ном случае в этой поздней деятельности Брюсвва, в его полной отдаче педагогической, в широкой смыс­ ле, работе можно усматривать некоторую компенса­ цию его, в общем, страдальческого одиночества. В те годы, когда Брюсов работал рука об руку с Луначарским и другими советскими деятелями лите­ ратуры и искусства, он сохранил крепкую волю, тру­ долюбие, сумел преподать своим ученикам пример честного, бескорыстного служения родине. Брюсов одним из первых создал в поэзии яркий образ Ленина. Было бы наивно пытаться в кратком вступитель­ ном слове охватить всю полноту творчества Валерия Брюсова. Мы лишь попытались привлечь внимание к особым качествам «брюсовского» стиха, позволив­ шим Сергею Соловьеву сказать: «И к ямбу Пушкина приближен твой новоявленный хорей». Надо было бы подробно познакомить с деятельностью Брюсвва как теоретика, создавшего свою концепцию законов рус­ ского стихосложения, иногда превратно понимаемую: еще надо было бы остановиться на Брюсове-перевод- чике, передавшем на русском языке множество ше­ девров латинской, французской, немецкой, армян­ ской поэзии и положившем основу нашей современ­ ной переводческой школы. Одной переводческой ра­ боты Брюсова было бы достаточно, чтобы обеспечить ему высокое положение в элите русских поэтов. Пе­ ред изучением творчества Брюсова открыты широкие, ясно обозначавшиеся и долгие пути и перепутья, и мы находимся лишь на первых подступах к цели. Итак, у нашей современности есть не только ос­ нования, но и прямой долг вывести Брюсова из той тени, которая слишком долго окутывала его блиста­ тельное имя. Мы обладаем свободой отбора и широ­ той суждения, мы извлекаем из громадного брюсов­ ского наследия то лучшее, что дал нам поэт, — а это л у чш ее неопроверж им о и драгоценно. Н аш а с е с с и я —- один из этапов в постижении сложного и удивитель­ ного комплекса, носящего дорогое нам имя Валерия Брюсова. Будем надеяться, что, подхватив ереван­ скую эстафету, мы сумеем достойным образом пере­ дать ее в руки других городов. 16

I. ПРОБЛЕМЫ ТВОРЧЕСТВА БРЮСОВА 2 — 229



М. В. Васильев ПЕРВЫЙ ПОЭТ НАУЧНОЙ КОСМОНАВТИКИ Вопросами космонавтики в широком значении этого слова Валерий Брюсов начал интересоваться с ранних лет своего творчества. Этот интерес он про­ нес через всю свою жизнь. Он одним из первых ока­ зывался в курсе новых идей космонавтики и стано­ вился их сторонником и популяризатором. Уже в первой книге поэта, в сборнике «Шедев­ ры», вышедшем в 1895 году, он помещает стихотво­ рение «С кометы». Стихотворение это не было слу­ чайным, автор придавал ему серьезное значение. В письме к П. П. Перцову от 22 сентября 1895 года он вспоминает об этом стихотворении: «...меня удивля­ ет, что Вы умолчали о стихотворении «С кометы» — это очень с м ел ая ф а н т а з и я » 1. В рукописи ж е стихо­ творения есть комментарий к нему: «Автор изобра­ жает настроение двух влюбленных, обитателей ка­ кой-то кометы. Их мир вступил в пределы Солнечной системы: вот они видят на своем пурпурном небе сияющий шар Земли, и у них возникает вопрос: есть ли ра зу м н ы е сущ ества на этой п л а н ет е » 2. Такие развернутые комментарии к своим стихам — почти исключение в черновиках и чистовиках В. Брюсова. Трудно сказать сейчас, под каким непосредствен­ ным влиянием было написано это стихотворение. Может быть, под впечатлением романа Ж ю ль Верна 1 Письма В. Я. Брюсова к П. П. Перцову. М., 1927, стр. 42. 2 ГБЛ, рук. фонд В. Я. Брюсова. 19

«Путешествие на комете» — Брюсов очень увлекал­ ся в ранние годы романами французского фантаста. Он писал позже: « Я не знаю писателя (кройе разве Эдгара По), который произвел бы на меня такое впе­ чатление. Я впивал в себя его романы. Некоторые страницы его производили на меня неотразимейшее действие...»1. Н о возможно, что первоисточником п о­ служила книга Камилла Фламмариона «Многочис­ ленность обитаемых миров». Брю сов мог читать ее и на французском языке — к 1900 году она имела во Франции 34 издания. Мог он ее читать и в ру с­ ских переводах- Так или иначе, в этом стихотворении четко отразилось распространенное в те годы мнение о существовании жизни — в том числе и разумной — на различных мирах Вселенной. Следующее его обращение к космическим темам датировано 1900 годом, это — лирическая поэма в сборнике «Это — я» — «Предание о Луне». В ней изложена одна из поэтичных восточных легенд о происхождении Луны, которая «в былом была скита­ лицей кометой». Поэма редко перепечатывается сейчас и не характерна для творчества Б рю сова, на ней лежит печать большого влияния Константина Бальмонта, с которым Брюсов был в этот год особен­ но близок. Кстати, она имеет эпиграф: «В прекрас­ ном замке Джен Вальмор чуть ночь — звучат балла­ ды» из баллады Бальмонта и четко повторяет ее строфный размер. Поэма интересна лишь как свиде­ тельство того, что Брюсов не забывал космической тематики. ★★ ★ Шли годы начала X X века. Провинциальный учи­ тель, которого ныне все человечество чтит как своего гениальнейшего ученого, камень за камнем закла­ дывал фундамент современной космонавтики. Свои поразительные для современников идеи он публико­ вал в тоненьких брош ю рах, которые издавал за свой счет. Лишь в 1903 году в журнале «Научное обозре­ ние» появился классический труд Константина Эду­ ардовича Циолковского — «Исследование мировых 1В. Брюсов. Из моей жизни. М., 1927, стр. 35. 20

пространств реактивными приборами». Вторую часть своего труда ученый смог напечатать только в 1911 —- 1912 годах. Как он сам вспоминал впоследствии, пу­ бликация 1903 года почти не была замечена севре- менниками в России и лишь в 1912 — 1913 годах идеи научной космонавтики стали распространяться в ши­ роких массах русской интеллигенции. 1 декабря 1906 года В. Брю сов написал одно и? своих лучших программных стихотворений «Хвала человеку». В нем есть такие строки: Верю, дерзкий! ты поставишь По земле ряды ветрил Ты своей рукой направишь Бег планеты меж светил, — И насельники Вселенной, Те, чей путь ты пересек, Повторят привет священный: Будь прославлен, Человек! В этих чеканных строках выражена вера в столь могучую власть человека над своей планетой, что ему становится под силу изменить траекторию Зем­ ли, может быть, угнать ее за пределы Солнечной си­ стемы. Более четко эта мысль сформулирована в другом его стихотворении «Д ень»1 из сборника « В такие дни»: Час рассеки на сотню тысяч миль, Свой путь свершай от света к свету, в безднах, Весь неизменный круг замкнув, не ты ль Очнешься вновь, живым, в провалах звездных?.. Свершать путь «от света к свету, в безднах» — это одно из предположений К. Э. Циолковского, счи­ тавшего, что угасание Солнца заставит разумные существа покинуть его и направиться к другой, еще не исчерпавшей своей энергии звезде. Оно было вы­ сказано ученым еще в его первой работе 1903 года, повторено в работе 1912 года: «Лучш ая часть чело­ вечества, по всей вероятности, никогда не погибнет, но будет переселяться от Солнца к Солнцу по мере 1 Стихотворение в книге не датировано. Дата на рукопи­ си — «24 августа 1920 года». 21

их угасания»1. И, наконец, в 1926 году: «Начинается угасание Солнца. Оставшееся население Солнечной системы удаляется от него к другому Солнцу:..»2. Это предположение, столь настоятельно повторяемое К. Э. Циолковским, стало известно Брю сову уже в 1906 году, то есть вскоре после первой публикации в журнале «Научное обозрение». Значит, В. Брю соз читал первую же статью Циолковского и начал попу­ ляризировать идеи научной космонавтики в самом начале X X века. Н о из биографии Брю сова известно, что он был знаком с одним из крупнейших предшественников К. Э. Циолковского в формировании идей о космиче­ ском будущем человечества — Николаем Федорови­ чем Федоровым. Родился он в 1824 году, происхо­ дил из богатой семьи, получил блестящее образова­ ние и мог сделать блистательную карьеру. Однако ей он предпочел труд сельского учителя. В 1868 году П. И. Бартеньев с большим трудом убедил его пере­ ехать в Москву. Там, в течение многих лет Федоров работал библиотекарем Румянцевского музея. И в Москве Федоров остался крайним аскетом: он всегда ходил в одном и том же костюме, спал на соломенном матраце, полученные деньги раздавал нуждающим­ ся. В читальном зале Румянцевского музея и позна­ комился он с мальчиком Циолковским, жадно тянув­ шимся к знаниям. Было это где-то в 1873 — 1874 го­ дах... Циолковскому было тогда около 17 лет. Встречи эти не могли не оставить глубокого сле­ да в душе Циолковского. Н. Ф . Федоров был человек крайне своеобразный, глубоко и всесторонне образо­ ванный. Чрезвычайно скромный, он почти не печа­ тался при жизни. После его смерти в 1903 году глав­ ный труд его — «Ф илософия общего дела»—был издан ничтожным тиражом друзьями и последователями философа. И при жизни Федоров делился с немно- 1 К. Э. Циолковский, Исследование мировых пространств реактивными приборами, «Вестник воздухоплавания», 1911 — 1912 гг. 2 Там же, 1926. 22

гими избранными своими мыслями. Над ними заду­ мывались Лев Толстой, Федор Достоевский, Влади­ мир Соловьев. Если сбросить с учения Федорова мистические наслоения, которые к тому же представляются при глубоком чтении его текста совершенно искусствен­ ными, основным в его учении остается бесконечная вера в силы и возможности человека. Федорову пред ставляется, что вооруженный знанием человек смо­ жет достичь бессмертия, что он сможет воскресить все жившие некогда поколения людей, ибо они пона­ добятся для заселения иных миров Вселенной, что* люди превратятся из пассажиров своей планеты в ее экипаж, который направит ее по колеям, избранным его разумом и волей... Не ощущается ли здесь перекличка с идеями Ци­ олковского? Так с чьими же работами был знаком В а­ лерий Брю сов? Ф едорова или Циолковского? Этот вопрос представляется как бы чисто ф о р ­ мальным: ведь мы знаем, что сам Циолковский мно­ гое воспринял у своего предшественника Федорова. Н о, с другой стороны, было бы интересно убедиться, что Валерий Брю сов был одним из первых последо­ вателей К. Э. Циолковского1. О знакомстве поэта с Федоровым есть собствен­ ное его свидетельство, оставленное в дневнике. В записи от 21 апреля 1900 года есть слова: «Видел Николая Федоровича (Ф едорова), великого учителя жизни, необузданного старца, от языка которого пре­ терпевали и Соловьев (Вл.) и Толстой (Л. Н.)»„.А Досталось от «великого учителя» и Брю сову. Спор с Федоровым понравился поэту; уходя, он особо поблаго­ дарил «неистового старца». В дневнике есть намек и на существо спора: « — Как-никак, а умирать-то нам придется,— ска­ зал я. 1 Первым на созвучие некоторых идей К. Э. Циолковского в и В. Я. Брюсова указал И. С. Поступальский в комментариях к стихотворению «При электричестве» в «Избранных стихотво­ рениях». М., 1933, стр. 706. 2 В. Брюсов. Дневники. М., 1927, стр. 38. 23

— А вы дали труд себе подумать, так ли это? — «спросил Николай Федорович»’. Вероятно, Федоров имел в виду свою убежден­ ность, что люди будущего воскресят все умершие по­ коления людей и даруют им бессмертие. Можно пред­ положить, что были и другие встречи и беседы поэта с престарелым философом, в которых последний бо­ лее подробно излагал свое учение. Во всяком случае, мы уже знаем, что Брюсов относился к Федорову с уважением. Но старик-философ умер. Это произошло 15 декабря 1903 года. А в февральском номере 1904 года — через два месяца после этого — в «В есах», редактируемых Брюсовым, появляется интересней­ ший отрывок из сочинений Ф едорова «Астрономия и архитектура», которые были собраны его друзьями и последователями и увидели свет лишь в 1906 году. Этот отрывок целиком очищен от налета мистики, в нем говорится об обуздании солнечной энергии, о вос­ крешении поколений, о заселении бесчисленных ми­ ров Вселенной, об освобождении нашей планеты от уз тяготения, превращении ее в электроход... Кстати, Федоров из скромности никогда не фото­ графировался и не позировал художникам. Лишь однажды художник Л. О. Пастернак, закрывшись книгами, тайно сделал с него карандашный набросок- эскиз. Этот единственный портрет Ф едорова сопро вождает его статью в «В есах». Но это больше отно­ сится к журналистскому умению Брю сова, чем к теме нашей статьи, хотя, конечно, еще раз свиде­ тельствует о большом уважении поэта к Н. Ф . Феде- рову. Брю сов помнил о Федорове и его учении до кон­ ца своей жизни. В последней его книге «М еа» есть стихотворение «Как листья в осень», посвященное популяризации идей Ф едорова о бессмертии челове­ чества (имея в виду его отдельных членов). Это бес­ смертие и воскрешение всех умерших поколений объяснялось у Ф едорова необходимостью для освое­ ния бесчисленных пространств Вселенной, которая перейдет во власть человека. Стихотворение кончает­ ся оптимистическими строками, в которых поэт роз- 1 В. Брюсов. Дневники, стр. 38. 24

ражает Гомеру, написавшему в «Иллиаде»: «Листьям' в дубравах подобны мы все, сыны человеков...»: Как листья в осень,, праздный прах, который Лишь перегной для.свежих всходов,— нет! Царям над жизнью, нам селить, просторы Иных миров, иных планет! К стихотворению поэтом, сделан краткий коммен­ тарий: «В оп рос о возможности научным путем бо­ роться со смертью составлял предмет изысканий фи­ лософа Федорова». Да, видимо, на всех, с кем встречался Федоров, он производил неизгладимое впечатление! ★★★ Итак, мы постарались доказать наличие четких: связей между Брюсовым и крупнейшим предшествен­ ником Циолковского в космонавтике Н. Ф . Ф ед оро­ вым. Но знал ли Брю сов о К. Э. Циолковском? В журнале «Весы » № 5 за 1906 год была опубли­ кована статья-эссе А. Филиппова «Крылья». Она кон­ чается довольно неожиданно: « Я считал и считаю: до сего времени не только Землю, но всю Вселенную достоянием человеческого потомства». Так говорил Циолковский в своей книге «Простое учение о воз душном корабле и его построении» (Калуга, 1904г.). И далее: «Кры лья— это забава, развлечение, пу­ стяки по сравнению с теми могущественными мисти ческими машинами, при помощи которых мы когда- нибудь поднимемся к звездам». Следует отметить, что Филиппов довольно р а с ­ пространенная в России фамилия, часто использовав­ шаяся в качестве псевдонима. Но в данном случае это не так. Эта фамилия содержится в списке подпис­ чиков за 1906 год и также сопровождается единствен­ ным инициалом «А ». Сообщается, что журнал он- получает в Херсонской губернии. Это было одно из первых, если не самое первое упоминание имени К. Э. Циолковского не в специ­ альной печати. Н о может быть, следует обратить вни­ мание и на другое. 25

«Простое учение о воздушном корабле, — кни­ га не о ракетных сообщениях, не о «мистических ма­ ш инах», при помощи которых можно будет подни- .маться к звездам». Из приведенной цитаты так­ же не следует прямо мысль о путешествии к звез­ дам — «Вселенная» здесь имеет скорее федоровское содержание — как пространство, полное энергии, которым овладеет человек. Мостик к «мистическим машинам» выдает знакомство А. Филиппова с дру­ гими работами К. Э. Циолковского. И , конечно, тре­ бовательный редактор, чье четкое логическое мыш­ ление не вызывает сомнений, не мог не обратить внимания на смелые мысли, высказанные в статье. Не отсюда ли и начинается знакомство поэта с рабо­ тами К. Э. Циолковского? Не это ли знакомство и ■стало источником тех строф, которые завершают «Хвалу человеку», которую мы вправе считать пер­ вым поэтическим произведением на темы научной космонавтики? И все же знакомство Брюсова с работами Циол­ ковского возможно отнести к 1906 году лишь с неко­ торой натяжкой. Упоминание фамилии Циолковского в «В есах» могло остаться незамеченным, несмотря на совпадение даты этого упоминания и написания «Гимна человеку». Н а наш взгляд, этот первый пе­ риод космического творчества Брю сова следовало бы 'связать с влиянием идей Федорова. А оставившее боль­ шое впечатление на Брю сова знакомство с идеями Циолковского и его проектом космического ко­ рабля произошло 8 лет спустя. Об этом свиде­ тельствует запись, сделанная самим поэтом: «П е­ ред самой войной (1914) проскользнуло изве­ стие, что один пулковский астроном дал пол­ ную теорию корабля-снаряда для междупланетных «сообщений. И что же использовал он как двигательную силу?., взрывчатую силу ракет»1 . Нет сомнения,что речь идет о Циолковском. Таким образом, Брю сов бо­ лее глубоко познакомился с основоположником на­ учной космонавтики после публикации его второй статьи. И это знакомство не осталось без последст­ ! В. Брюсов. Избранные сочинения, т. И, М., 1955, стр. 553. 26

вий. С этого времени поэт все чаще обращ ается к теме космических полетов. ★★★ В 1916 году вышла очередная книга Б рю сова «Семь цветов радуги». Большой цикл стихотворений в ней. названный «Сын Земли», посвящен космиче­ ской тематике. Главное содержание цикла составля­ ет популярное описание будущих космических поле­ тов, грядущих контактов с разумными существами иных миров. Он не знает, какими будут эти контак­ ты, но убежден, что они состоятся. Мы были узники на шаре скромном, И сколько раз, в бессчетной смене лет. Упорный взор Земли в просторе те.мном Следил с тоской движения планет!... И, сын Земли, единой из бессчетных, Я в бесконечное бросаю стих,— К тем существам, телесным иль бесплотным, Что мыслят, что живут в мирах иных. Не знаю, как мой зов достигнет цели, Не знаю, кто привет мой донесет... «Сын земли».. Он охотно представляет себя «на иной планете»... «под лаской алых лун»... и убежденно утверждает, что первым чувством, испытываемым человеком при этом, будет верность отчему дому, грусть о родной* Земле. Как отчий дом, как старый горец горы, Люблю я Землю: тень ее лесов, И моря ропоты, и звезд узоры, И странные строенья облаков... Среди жизых цветов, существ крылатых Я затоскую о своей Земле... «Земле».. Другое чувство, волнующее его в этих размышле­ ниях,— это опасение, как бы не оказались земляне 27

позади по сравнению с существами иных миров, как 'бы не прилетели те первыми и не покорили ее: О, ужель, как дикий краснокожий, Удивится пришлецам Земля? И придет крестить любимец божий Наши воды, горы и поля? «Детские упования». Поэт не в силах сжиться с такими мыслями, он ъерит во всевселенское призвание разума обитателей Земли: Нет! но мы, своим владея светом, Мы, кто стяг на полюс донесли, Мы должны нести другим планетам Благовестье маленькой Земли! «Детские упования». В последующих книгах Брю сова космическая те- :ма наличествует неотвратимо, иногда одним стихот­ ворением, например, в «Последних мечтах» («Голос иных миров») и «Миге» («Этот вскрик»), иногда стройным циклом стихотворений, как в «Далях» (в разделе «В ека и пространство»), в «М еа» (в разделе «В мировом масштабе») и в «В такие дни» (в разделе «А здесь, у нас»). Объединенный цикл стихотворений Брю сова, по­ священных космической тематике, достигает двадца­ ти пяти. В этих стихах поэт касается почти всех тем, разрабатываемых и сегодня научными фантастами. Среди них: утверждение населенности Космоса: Ночь, тайн созданья не тая, Бессчетных звезд лучи струя, Гласит, что рядом с нами— смежность Других .миров, что там — края, Где тоже есть любовь и нежность, И смерть, и жизнь, кто знает, чья? «Голос иных миров». 28

Томят мою мечту заветные каналы, О существах иных твердят безвольно сны... Марс, давний старый друг! Наш брат! Двойник наш алый! «При электричестве». сомнения в возможности встречи с разумными суще­ ствами: Пусть нигде, пусть никто, всех семи планет, Нам не отзыв, не зов: лед и зной лишь! «Разочарование»; попытки связи с чужими мирами: Я в бесконечное бросаю стих,— К тем существам, телесным иль бесплотным, Что мыслят, что живут в мирах иных. «Сын Земли». Бросьте сигнальные светы Мирам неизвестным. «Земля молодая». ...Я жду, что сквозь эфир, В свободной пустоте помчит прибор Маркони Приветствие Земли в родной и чуждый мир. «При электричестве». Наши зевы забросить на планеты товарищу. «Молодость мира». Ты ль пригоршнями строфы по радио, Новый орфик, на Марс готовивший? «Дали». Если дерзко кинем в глубь холодной млечности Крик, что не был светел в буйстве всех веков. «Этот вскрик». На исканаленный Марс швырять земные депеши. «Буря у острова Эльба». Не случайно столь систематично у Брю сова упо­ минание в «космических стихах»о радиосвязи. Поэт •словно бы предчувствовал, что без нее невозможны 29

никакие космические полеты. (Мы-то сегодня знаем это точно, Брю сов же, конечно, мог угадывать это- только обостренной интуицией). Добавим, что в р а ­ диосвязи Б рю сов видел великое средство общения между мирами. Об этом он говорит в одной из заме­ ток «Смеси»: «Беспроволочный телеграф открывает широкие перспективы для «переговоров»... может быть, приемниками исключительной силы нам уже удалось бы уловить «сигналы» иных м иров»1. Но. конечно, для Брюсова был важнее личный контакт, не просто связь по радио. И в стихах его ав­ тор нередко вместе с читателями оказывается в кос­ мическом полете, на других планетах. Средства для полета? Иногда — мечта: И как часто, сорван с комка зеленого, Той же волей взрезал я мировое пространство, Спеша по путям светодня миллионного Чтобы хоры светил мне кричали: «постранствуй».. И с Марса, с Венеры, с синего Сирия Созерцал... «Мысленно, да!». Н о чаще космический полет совершается на к ос­ мическом корабле. Это уже не может не быть реми­ нисценцией идей К. Э. Циолковского. Вслед за Форманом меть с Земли В зыбь звезд межпланетный аэро. «Машины». Я жду, что, наконец, увижу шар блестящий, Как точка малая, затерянный в огнях, Путем намеченным к иной земле летящий, Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах. «При электричестве». Знаменательно для Брюсова, что у него мечты O' космических путешествиях сочетались с представле­ нием не о враждебных встречах жителей разных пла­ нет, не о всеистрсбляющих войнах, а о «воссозданьи братства в разрозненных мирах», о «связях мира» 1 В. Брюсов, Избранные произведения, т. II, стр. 547. 30

между мирами. И даже тогда, когда ему в Минуты сомнения представляется, что не земляне начнут по­ корять Вселенную, а «нововолосого марсианина» надо ждать на Земле, он, хотя это крайне оскорбляет его земной патриотизм, заявляет: Мы растопчем, растопчем гордость неоправданную Пусть, как молния, снидет из тьмы ночи ловец— Брать наш воздух, наш фосфор, наш радий, радуя и мою Скорбь, что в мире смирил умы не человек! «Мы и те». Это высокогуманное представление о космиче­ ских зстречах родственно представлениям советских фантастов, которым не раз приходилось вступать в полемику с буржуазными фантастами, не представ­ лявшими (еще со времен «Борьбы миров» Уэльса) се­ бе вероятность мирных контактов. Через всю космическую лирику Брюсова прохо­ дит сплошь тема о возможности управления полетом Земли: Ш ар земной повести по любой спирали. «Молодость мира». Мы жаждем гнуть орбитные кривые, Земле дав новый поворот. «Как листья в осень». Правьте движеньем планеты, Бегом в пространстве небесном. «Земля молодая». Надо сказать, что смелость этой идеи превосходит все другие в космических стихотворениях Брюсова. Даже писатели-фантасты почти не касались этой те­ мы. Только в конце 50-х годов X X века впервые под эту идею подвел некоторое научное обоснование со­ ветский ученый Г. И. Покровский, осуществивший прибросочные расчеты. Откуда вынес ее Брю сов — 31

из общ ефилософских высказываний Ф едорова или из- конкретных наметок Циолковского, много думавшего- о космическом будущем человечества?. ★★★ В заключение надо вспомнить об одном незавер­ шенном замысле Валерия Б рю сов а1 . В последние го­ ды жизни им был начат научно-фантастический р о ­ ман «Путешествие на М арс». К сожалению, автор лишь успел начать (рукопись до сих пор остается не­ изданной). В этом романе Брю сов предполагал пере­ нести своих героев на М арс в ракете, приводимой вы­ движение атомными реактивными двигателями. « И с ­ пользовать в качестве «моторной силы» внутриатом­ ную энергию» (терминология В. Брю сова). Вряд ли надо уточнять, что Циолковский считал в те годы, что эра космических путешествий начнется после то- ю , как будут открыты более энергоемкие топлива, чем существовавшие в его время. К числу таких возможных источников энергии он относил и атом­ ную, о чем он писал в статье 1911 года «Исследова­ ние мировых пространств реактивными приборами». ★* * Сегодня советская космонавтика буквально еже­ годно радует человечество своими новыми успехами. Брюсов творил на ранней заре ее первых идей. И, наверное, в общей сумме работ, подготовивших эти успехи, есть вклад и Брю сова — поэта, с возникно­ вения первых идей, космонавтики отдавшего ей свой талант популяризатора. И. право же, в наши дни приобретает совсем новый смысл «Гимн человеку»,, который начинается вещей строфой: Молодой морян Вселенной, Мира древний дровосек, Неуклонный, неизменный, Будь прославлен, Человек! 1 Неизданные прозаические и драматические работы Брю­ сова, касающиеся космонавтики, прослежены в работе К. С. Герасимова «Штурм неба в поэзии Брюсова». (См. кн.: «Брюсова ские чтения 1963 года», Ереван, 1964). 32

К. С. Герасимов Н А У Ч Н А Я ФАНТАСТИКА В. Б РЮ С О В А Геннадий Гор как-то выразил свое огорчение по поводу того, что «критики и литературоведы, за ис­ ключением Е. Брандиеа и Б. Дмитриевского, делают вид, что фантастики не существует'. М ож но, пожалуй, назвать еще десяток— другой имен, что, однако, не меняет существа дела. В условиях научно-технической революции и все бо­ лее активного взаимодействия искусства и науки фан­ тастика получает признание миллионов новых читате­ лей. Развиваясь в многообещающей области взаимо­ проникновения двух сф ер — естественно-научной и гуманитарной, фантастика преодолевает примитивный техницизм, популяризаторство и утилитаризм как бо­ лезни роста, перерастает рамки обособленного ж анра и по праву начинает претендовать на то, чтобы вновь влиться в главный поток так называемой «б о л ь ш о й» литературы. Фантастика, отличающаяся обостренным восприятием времени, с еще большим правом стре­ мится к роли, которую ей суждено было сыграть в ис­ тории мировой литературы в произведениях Рабле и Вольтера, Ф рэнси са Бэкона и Гете, Свифта и Уэльса, стремится выйти на передний край современного ху­ дожественного мышления. • «Литературная газета», 1969, 22 октября. 33

Становится все труднее делать вид, что ее не су­ ществует, становится ясно, что назревает необходи­ мость литературоведческого осмысления рйда связан­ ных с нею теоретических проблем, что в свою очередь не осуществимо без исследования истории ее разви­ тия. Но до сих пор прошлое русской научной фантасти­ ки почти не исследовано. Так, до самого последнего времени оставалась почти не освещенной критиками и историками литературы немаловажная роль Валерия Б рю сова как одного из зачинателей современной р у с­ ской научной фантастики. В 1970 году вышло, нако­ нец, исследование А. Ф . Бритикова «Русский совет­ ский научно-фантастический роман» («Н ау к а», J I., 1970), в котором Брюсов впервые назван одним из ее создателей и ее первым теоретиком. К сожалению, вне поля зрения автора остались некоторые принци­ пиально важные для понимания творческого пути Брюсова-фантаста неопубликованные произведения, в частности, такие значительные, как драма «Пиро- ент», трагедия «Диктатор» и драма «М и р семи поко­ лений», даже не упомянутые им. Годом-двумя раньше в сборники «Фантастика 1967» («Молодая гвардия», 1968), «Фантастика 1968» («Молодая гвардия», 1969) и в библиографию А. Евдокимова «Советская фантастика» (ограничен­ ную 1917 — 1941 гг.) были уже включены брюсов- ские заметки „Missellanea “ и 27 стихотворений, отнесенные составителем (с большим или мень­ шим основанием) к научно-фантастическим. В биб­ лиографии «художественной фантастики» в книге А. Ф . Бритикова, составленной Б. Ляпуновым, зна­ чится книга рассказов и «драматических сцен» Брю- вова «Земная ось» («Скорпион», М., 1907, 1910, 1911). Одним из эпизодических проявлений интереса к науч­ но-фантастическому наследию Брю сова явилась и первая публикация его рассказа (через 45 лет после написания) «Торжество науки» (Записки о посещении Теургического института) (1918 г.) под заглавием «Н е воскрешайте меня!» в журнале «Техника— моло­ дежи» (1963 г., № 12), что, кстати, в упомянутой вы­ ше библиографии Б. Ляпунова отражения не нашло. 34

­ Между тем, еще в 1937 году в 2 7 — 28 кн. «Литера­ турного наследства» были опуоликованы статьи Н . К. Гудзия «Ю нош еское творчество Брю сова» и обзор А. А. Ильинского «Литературное наследство Валерия Брю сова», в которых упоминались, в частности, неко­ торые неопубликованные научно-фантастические про­ изведения Б рю сова — начиная с гимназической еще повести «Путешествие на Венеру» (1887 г-) и ран­ ­ него неизданного романа «Г ор а Звезды» (1895 г.). Среди упомянутых произведений были, кроме того, названы рассказы «Путешествие на М арс». «В осст а­ ние машин» и «Торжество науки», пьесы «Пироент», «Диктатор», «М и р семи поколений»; несколько слов уделялось также неизданной статье Брю сова «Преде­ лы фантазии» (1912— 1913 гг.). О глубоком интере­ се Брю сова к научной фантастике А. А. Ильинский напоминал и позже — в своих «Заметках о В. Я. Б рю сов е»1. Все это — очень скромная дань той немаловаж­ ной роли, которую суждено было сыграть Брюсову как одному из создателей новой русской научной фантастики. М ож но утверждать, что до сих пор нашей критикой далеко не исследованы в полном объеме и ­ не оценены по заслугам научно-фантастические (в частности, неопубликованные) образцы творчества Брюсова-поэта, прозаика и драматурга, намного опе­ редившего в этой области своих современников. Чи­ татели же имеют возможность познакомиться лишь с небольшой частью его фантастических произведе­ ний, разбросанных но дореволюционным изданиям, давно уже ставшими библиографической редкостью, не говоря уже о том, что многое из научной фантастики Брю сова, до сих пор не изданное, погребено в архи­ вах. Как бы многогранна ни была личность Брю сова, он прежде всего поэт, и хотя основным объектом на­ шего внимания являются фантастические произведе­ ния Брюсова-прозаика и драматурга, конечно, нель­ зя обойти молчанием научно-фантастическую линию, отчетливо прослеживающуюся в его поэзии, начиная с первых, полудетских опытов. 1 А. А. Ильинский. Заметки о В. Я. Брюсове. — «Брюсов- ские чтения 1963 г.», Ереван, 1964, стр. 523— 528. 35

Прежде всего, поскольку «теория фантастики на­ ходится пока еще в зародышевом состоянии»1 и среди многочисленных ее определений немало несхожих и даже взаимно исключающих, уточним здесь, что под научной фантастикой будем в дальнейшем разуметь не популяризацию или прогнозирование в более или менее художественной форме новых научных идей или достижений техники, но все жанровое многообразие слияния научно-философского и художественного мы­ шления на путях образного осмысления действитель­ ности с помощью ее моделирования, построения ее возможных или новозможных гипотетических вариан­ тов. Отнюдь не умаляя все возрастающего значения научно-популярной или научно-художественной лите­ ратуры, заметим, что специфика научной фантасти­ ки, находящейся ныне на острие научно-философских и социальных проблем действительности,— иная. Она не противопоставляет свои задачи задачам названных жанров, но и не ограничивается ими. Кроме того, сов­ ременные представления о научной фантастике пере­ растают так долго бытовавшее негласное мнение, что ее границы очерчены плоским позитивизмом науки X IX века, а все, что сверх этого — то «от лукавого». Уточним также, что здесь речь пойдет не о всей — весьма значительной — научно-филосовской линии творчества Брюсова-поэта, а лишь о том ее ответвле­ нии, которое удовлетворяет требованиям научной фантастики в ее специфике. Некоторые из поэтиче­ ских произведений Брю сова, на протяжении всего творческого пути стремившегося сделать достоянием поэзии широчайший круг научно-филосовских интере­ сов своей эпохи, являются именно научно-фантгсти- ческими. Высказывая в предисловии к сборнику стихов «Дали» (1922 г.) свое убеждение, что «все, что инте­ ресует и волнует современного человека, имеет право на отражение в поэзии», Брю сов полагал, что «поэт должен, по возможности, стоять на уровне современ­ ного научного знания и вправе мечтать о читателе с таким же миросозерцанием». Конечно, научное виде- 1 В. Ревич. Реализм фантастики. — В сб : «Фантастика 1968». М., 1969, стр. 270. 36

миРа — отнюдь не привилегия Брю сова, и он — на новом уже уровне — выступает как продолжатель давней ломоносовской научно-поэтической традиции т-сской литературы и традиций философской лири­ ки Державина, Тютчева, Фета и других поэтов-мысли- телей. Богатство научно-философских идей, нашедших воплощение в поэзии Брюсова, в особенности в послед­ них сборниках его стихов «Дали» и « М е а » —поисти- не необозримо. На всех этапах своего (часто очень противоречивого) творчества, включая самый ранний, и особенно интенсивный в последние годы жизни, Бшосов открывал русской поэзии новые горизонты, вводя в мир поэзии идеи, являющиеся также достоя­ нием лучших произведений современной научной ф ан­ тастики. Поэт не уставал учиться всю свою жизнь: в одном из черновых набросков стихотворения «Книга» (1922 г.) он называл себя «школьник седой»... Доста­ точно упомянуть хотя бы о том, что впервые русского поэта волнует «борьба идей» физики X X века— фи­ зики элементарных частиц и теории относительности; что впервые в истории русской литературы именно в поэзии Брю сова нашел — и в каких масштабах! — от­ ражение порыв человечества к звездам из своей «зем­ ной колыбели». Ч ерез всю его поэзию красной нитью проходит мечта о космических завоеваниях челове­ чества; тема будущего — «интереснейшего из ром а­ н ов»— волнует поэта на протяжении всей его жизни... На многих из этих путей Брю сов — первый. Мы еще недостаточно осознали, насколько он опередил в этом своих современников и насколько он близок к нам. Не любопытно ли, что идея опубликованного в 1963 году стихотворения Б. Дворного «М ечта»1доста­ точно точно повторяет идею (при куда меньшем ху­ дожественном совершенстве) стихотворения Брюсова «С кометы», написанного ни много, ни мало за семь десятилетий до этого (в 1895 г.)... У Брю сова в этом отношении действительно есть чему поучиться: ниче­ го. равного хотя бы «М иру электрона» (1922 г.), или «М иру N измерений» (1924 г.) — наиболее блестящим «Техника — молодежи», 1963, № 12. 37

из десятков поэтических образцов брюдовской нау ной фантастики — нет в нашей поэзии до сих пор. Научно-фантастическая поэзия — поистине «б лое пятно» нашей литературы — все еще на порог своего открытия, и мы можем лишь догадываться том, какие таятся в ней потенциальные возможности Этому во многом способствуют смелейшие экспери менты поэта-фантаста Брю сова, настолько обогнавш го свое время, что только сейчас, в условиях бурног расцвета нашей научно-фантастической литературы мы начинаем понимать, что такое произведение, как например, поэма «Духи огня» — не что иное, как в ликолепный образец русской научной фантастики. Н обратимся к основному предмету нашего исследов ния— научно-фантастическому творчеству Брюсова — прозаика и драматурга. Характерно, что современные Б рю сову литерату ные критики, имевшие, за редким исключением самое смутное представление о масштабах его науч но-философского мышления и далекие от смелых н учных концепций и гипотез, тревоживших творческо воображение Брю сова, отнюдь не считали его прои ведения образцом русской научной фантастики. О этом свидетельствует, в частности, ряд рецензий н сборник рассказов и драматических сцен 1901 — 1906 гг. «Земная ось». Невольно напрашивается срав нение с Алексеем Толстым: ведь «для современнико вовсе не было очевидно, что научно-фантастически произведения Алексея Толстого положили начал важной линии советской литературы»1. В предисловии ко второму изданию сборника «Зем ная ось» (1910) Брюсов писал: «Эти одиннадцать ра сказов объединены... единой мыслью, с разных ст рон освещаемой в каждом из них. Это— мысль о том что нет определенной границы между миром реаль ным и воображаемым, между «сном » и «явью», «ж и нью» и «фантазией». То, что мы обычно считаем во 1 А. Ф. Бритиков. Русский советский чаучно-фанта ский роман. М., 1970, стр. 72. 38

уч­ об ра ж а е м ы м , — может быть, высшая реальность ми­ ра а всеми признанная реальность, — может быть, бе­ ге странный бред». Сходная точка зрения изложена Брюсовым в 1911 о и. году в предисловии к чешскому изданию сборника: «В и­ ряде рассказов... я задавался целью не столько изо­ ше­ бразить жизнь своих современников и соотечественни­ го ков... сколько попытаться средствами поэзии объяс­ ы, нить вечный вопрос об отношении действительности и к, сна, фантазии и реальности. Эта загадка... не была ве­ еще со всей определенностью затронута ни одним ру с­ Но ва­ ским писателем (ближе других подходили к ней Ф. — Тютчев и кн. Ф . Одоевский»)'. ур­ Нельзя не признать слишком скромной авторскую м, оценку творческой задачи, данную им в этих преди­ ч­ словиях. В нескольких произведениях, вошедших в на­ сборник, представляет несомнений интерес прежде ое из­ всего брюсовская концепция истории и судеб мировой Об культуры. Так, в «Последних мучениках» (1906) — на рассказе о крушении старого мира в революционном — в­ взрыве — декадентская, эстетски-индивидуалистиче- ов ская позиция автора не мешает нам лишний раз убе­ ие диться в его уверенности в будущей победе револю­ ло ции. Важно и то, что этот рассказ — свидетельство стремления Брю сова сделать достоянием фантастики м­ острейшие социальные проблемы своей эпохи. В ре­ с­ цензии на «Земную ось» А. Блок писал, что из рас­ о­ сказов Б рю сова— «В зеркале» (1903 г ) и «Последние м, мученики» — «совершеннее всех»: « С полной отчет­ ь­ ливостью он следит за душевными переживаниями з­ действующих лиц своих рассказов и передает их с о- ...образцовой сжатостью... Особенно поражает это в рассказе «В зеркале», где на протяжении всего толь­ аетиче- ко одиннадцати страниц автор успевает показать, как медленно, шаг за шагом, зеркало подчиняет женщину своему влиянию»2. В письме к Брю сову от 26 декабря 1906 г. Блок писал, что « В зеркале» поразило... не­ ожиданно и ярко. Это—мистерия — отдельные, р а з­ дробленные «пассии» зеркальности, связанные пси­ 1 Архив Брюсова в Гос. библ. СССР им. В. И. Ленина, фонд 386, картон 33, ед. хр. 1а. Очевидно, имеется ввиду Вла­ димир Одоевский, автор философских фантастических новелл, 2 «Золотое руно», 1907, № 1. 39

хологической вязью »1. Что же касается мистической на первый взгляд, загадки расск аза «В*зеркале», злоключения героини, загипнотизированной своим о ражением, — плод ее больной психики, и реализ брюсовского объяснения вопроса «об отношении дей ствительности и сна, фантазии и реальности» зде вне сомнения. Точно так же упоминавшийся уже выше расска «Записки о посещении Теургического института больше ассоциируется с множеством совреме ных научно-фантастических рассказов советских зарубежных авторов, разрабатывающих тему мод лирования человеческого сознания, чем напоминает былом увлечении Брю сова спиритизмом. Характерн следующее утверждение автора рассказа: «...П ора ст рого, примитивного материализма давно миновала. О Вне всякого сомнения, наука осталась позитивной какой она и будет всегда, пока человек будет мыслит по законам логики! Мы позитивисты в том смысле, чт отрицаем всякую мистику, все сверхъестественно Но зато границы естественного раздвинулись тепер горазде шире, чем столетие назад»2. Кстати, в это рассказе «границы естественного» раздвигаются с п мощью «электрической энергии, радия, искусственн го воздуха и многого другого». Вспомним также, чт вся фантастическая мистико-демонологическая лини романа «Огненный ангел» (1908 г.), свидетельствую щ ая о глубоком изучении Брюсовым обширнейшей ли тературы по оккультизму, в том числе в редчайши латинских изданиях X V II века, поддается в конечном итоге, как отмечали многие исследователи3, реалисти ческому объяснению. Но вернемся к сборнику «Земная ось». В вошед ших в него драматических сценах «Земля» (1904)/ в рассказе «Республика «Ю жного Креста» (1904 — 1905) и других рассказах, по сути дела научно-фан тастических, речь идет не только об отношении «сн а 1 А. Блок. Собрание сочинений в 8 томах, т. VIII, М.-Л 1963, стр. 172. 2 В. Брюсов. Не воскрешайте меня! — «Техника-молодежи» 1963, № 12. 3 См, например, 3 . Ясинская. Исторический роман Брюсо ва «Огненный ангел».— «Брюсовские чтения 1963 года». Ере ван, 1964, стр. 101 — 102. 40

и «яви». В них предвосхищаются многие идеи — как й, варьируемые современными представителями этого то ж ан ра/т ак и воплощаемые в жизнь наукой и техни­ от­ кой второй половины X X века. Отметим смелые науч­ зм но-фантастические идеи «Республики Ю жного Кре- ей­ ста» -- создание крытых городов в условиях сурового есь климата, что в нашей действительности миновало уже стадию проектирования; использование электроэнер- аз гии для создания незамерзающих портов; подвесные а* железные дороги; идею энергетического использова­ ен­ ния «центрального ж ара Земли», что нашло воплоще­ и ние в современных геотермических электростанциях; де­ создание постоянных линий воздушного сообщения в о то время, когда совершали свои первые полеты «Фар- но ман иль Райт»... Н о, конечно, значение «Республики та­ О! Южного Креста» — не в этих предвидениях, как бы й, любопытны они не были сами по себе, а в рассказе ть о том, как потерпел крушение антигуманный, антина­ то родный, по существу, строй; в том, что в своей «анти­ ое. утопии», обладавшей многими чертами столь расп ро­ рь страненных в современной научно-фантистической ли­ ом тературе так называемых «предупреждений», Брюсов о­ предугадал многие черты грядущих буржуазных лже- но­ демократий, «чутко» провидел инволюцию капи­ то ия талистического строя к фаш изм у»1 . Ни смелые тех­ ю- нические предвидения Брю сова, ни социальные ас­ и­ пекты его «предупреждения» в откликах тогдашней их критики отражения не нашли. м Отметим и отдельные промахи Б рю сова в « Р е с ­ и­ публике Ю жного Креста». Хотя экспедиция Э. Шекл- тона (1908— 1909 гг.), Р. Скотта и Р. Амундсена д­ (1911 — 1912 гг.) во внутренние неисследованные в области Ю жного материка, где расположил свою рес­ — публику Брюсов, были еще впереди, ему в период н­ » работы над этим рассказом должно было уже пред­ ставляться маловероятным наличие травяного покро­ Л , ва в вечных льдах Антарктиды. Кроме того, для », А. Ф. Бритиков. Русский советский научно-фантастиче­ о^ ский роман, стр. 40. е­ 41

жителей Звездного города, находившегося на Южном полюсе, шпиль их ратуши направлен не «к небесно­ му надиру», а к зениту (это отметил, кстати, А. Я. Брюсов в воспоминаниях о брате1). Но это мелкие погрешности, не имеющие принципиального значения. Центральное место в сборнике принадлежит, ко­ нечно, «Земле», которую автор считал написанной скорее для чтения, чем для театра. Замысел «Земли» и первые попытки его воплощения в одноименной поэме (другой вариант носит заглавие «Гибель зем­ ли») относятся к 1890 — 1891 гг. Не лишено осно­ ваний предположение Н. К. Гудзия о том, что возник­ новение замысла «Гибели земли» — результат зна­ комства со стихотворением К. Фофанова «Метеор»2, хотя широта научных интересов Брюсова и чуткость его к идейным веяниям конца-начала века способст­ вовали его знакомству как в 90-х годах, так и в пе­ риод работы над прозаическими «сценами будущих времен», со многими другими источниками утопиче­ ских предвидений и эсхатологических настроений— от Вл. Соловьева до Уэльса. В многочисленных откликах на «Землю», как по­ ложительных, так и отрицательных, критики ограни­ чивались в большинстве случаев лишь указаниями на влияние тех или иных писателей Запада; впрочем А. Канкарович усматривал в пьесе «утилитарно-социа­ листический наивный пафос Уэльса»3, а Вл. Пяст, на­ против, писал: «Вы не встретите в этой «драме гря­ дущего» богатства научной фантазии, пленяющей нас в романах Уэльса...»4. Упоминание об Уэльсе здесь не случайно: до 1905 года, когда русский читатель смог познакомить­ ся с «Землей», роман Уэльса «Когда спящий проснет­ ся» был переведен и напечатан в России уже несколь­ ко раз и ассоциировать с ним брюсовскую «Землю» было вполне естественно. Следует, однако, помнить. 1 А. Я. Брюсов. Из воспоминаний о брате. «Ставрополье», 1964, № 1. 2 Н. К. Гудзий. Из литературного наследства Валерия Брю­ сова.— Литературное наследство, кн. 27— 28, М., 1937, стр. 207. 3 «Голос Москвы», 1910, 16 октября. 4 Вл. Пяст. Книга о русских поэтах последнего десятиле­ тия, СПб и М., б. д., стр. 74. 42

Ч Т О «Земля» тесно связана с теми многочисленными ­ стихотворными произведениями Брюсова, создавав­ шимися им на протяжении всего творчества, в кото­ е рых он обращался к теме будущего. На эту связь указывал сам Брюсов в письме к К. Чуковскому от ­ 4 февраля 1907 г., касаясь своей поэмы «Конь блед» (1903 — 1904); «Улица была— как буря...—Это— не Париж, не Лондон, не Нью-Йорк: это город Будуще­ й го, город «Земли»1- ­ Сверхурбанизированная цивилизация всепла­ ­ нетного «Города будущих времен» кажется ему по­ ­ рою «бредом о грядущих веках» («Дома», 1898 г.), ­ порою — «всемирной тюрьмой» («Слава толпе», 2, 1904 г.), «кошмарным сном», как в наиболее близких по настроению к «Земле» строках поэмы «Замкну­ ­ тые» (1900 г.): ­ ...виденьем беспощадным, Чудовищем размеренно громадным ­ С стеклянным черепом, покрывшим шар земной, Грядущий город-дом являлся предо мной. ­ Мотив вырождения человечества, отгородившегося от ­ природы, «оторванного от земли», прозвучит у Брю­ сова много лет спустя в «Мировых спазмах» (1922 г.). м Тем значительнее исторический оптимизм патети­ ческого обращения «К счастливым» (1904, авг. ­ 1905), — к «Царям стихий, владыкам естества» буду­ ­ ­ щих веков свободы, равенства и братства. «Дни бла­ й га общего, блаженства и свободы» провидит поэт и в стихотворении 1917 года «Тот облик вековой огром­ о ных городов», а между тем внешне оно в точности рисует «Город будущих времен «Земли»! Без сопо­ ­ ставления этих произведений не может быть и речи о ­ ­ сколько-нибудь верном понимании места «Земли» в идейной эволюции Брюсова. «К счастливым» и «Тот облик вековой огромных го­ родов»— отнюдь не исключительные явления. Тра­ гический конец обреченного человечества в «Земле» (мрачные ,картины которой .повлияли, по-видимому, ­ на изображенный Алексеем Толстым в «Аэлите» за­ кат древней марсианской цивилизации)—-лишь один из ­ 1 К. Чуковский. Из воспоминаний. М., 1959, стр. 444. 43

возможных вариантов будущего из представлявши ся воображению Брюсова-фантаста, вариант в дух достаточно многочисленных в современной научно фантастической литературе «антиутопий» и «преду преждений». Об идейных основах брюсовской соци альной фантастики по одной «Земле» судить не сл дует. О делении истории человечества на четыре гигант ских «круга» в духе оккультной традиции, что нашл отражение в «Земле», уже говорилось, в частности на предыдущих «Брюсовских чтениях»1. Отметим только, что впоследствии Брюсов, отказавшись от кон цепции неизбежности упадка цивилизации, приходит взгляду на историю культуры как на «прогрессивный поступательный процесс». Он считает, что в истории движения вспять «почти не замечается. Если окажет ся, что линия истории возвращается к прежней точ ке, то она возвращается в высшей плоскости, образуя спираль»2. И в «Земле» не обошлось без некоторых погреш ностей против научной достоверности, допущенных Брюсовым. Но рядом с этими (в целом мало существен ными) оплошностями, легко замечаемыми нами в 70- годах X X века,— есть такие прозрения, как, к при­ меру, слова Неватля из III действия о том, что чело век убивает жизнь Земли, губит на ней все живое. Прошло несколько десятилетий с тех пор, как были написаны эти слова, воспринимавшиеся в свое время разумеется, как чисто фантастическое измышление автора, а задача охраны, вернее, спасения природы, терпящей невознаградимый ущерб в результате хо­ зяйственной деятельности человека (загрязнение воздуха, возможные климатические сдвиги в ре­ зультате повышения в атмосфере содержания угле­ кислоты, отравление рек и морей, сведение лесов, эрозия почвы, массовая гибель диких животных и птиц), превратилась в одну из актуальнейших и слож- 1 П. Н. Берков. Проблемы истории мировой культуры в лите­ ратурно-художественном и научном творчестве Валерия Брюсо­ ва. — Брюсовские чтения 1962 г.. Ереван, 1963, стр. 20— 54. 2 Цитируется по стенограмме лекций Брюсова о русской ли­ тературе, прочитанных в студии Лито Наркомпроса, лекция № 4, 1920 г., ЦГАЛИ, фонд 56, ед. хр. 65. 44

их­ ,сйших проблем нашей действительности, остается хе еще добавить, что на совести автора — возникнове­ о- ние в пьесе (действие III, сцена 4) «духа последней у­ колдуньи», пророчествующей о грядущей гибели оби­ тателей «Города будущих времен», причем появле­ и­ ние этого действующего лица, на первый взгляд, не ле­ поддается 'материалистическому объяснению. Но и т­ здесь трезвая осторожность Брюсова проявляется в ло репликах Теотля, перед которым предстал сей «дух»: и, «Вот оно — мое безумие» и «Бред или открове м н­ ние?» Многочисленные отклики на появление в печати к «Земли» — свидетельство того, что брюсовская кон­ й цепция судеб мировой культуры и историческая мас­ и штабность его художественных прозрений оказались т­ вне круга интересов большинства современников. ч­ я Между тем рассказ Эдварда Моргана Форстера «М а­ шина останавливается» (1911 г.), поразительно напо­ минающий по замыслу брюсовскую «Землю», но усту­ ш­ пающий ей по силе художественного воздействия, х н­ приобрел мировую известность. «Прошло немногим более десятилетия и выяснилось, что Форстер оказал­ в ­ ся основателем целого направления в современной о­ фантастике», «на его рассказ опиралось немало писа­ . телей, работавших уже после первой и второй миро­ и вых войн», — отмечает Ю. Кагарлицкий1. я, Имея в виду справедливое замечание И. С. Посту- е пальского, указавшего на «ограниченность большин­ , ства дореволюционных критиков»2 брюсовской прозы, академик А. И. Белецкий добавляет: «И. С. Посту- ­ е пальский выражается слишком мягко. Отзывы эти не ­ только поверхностны, а смехотворно беспомощны»3. ­ Одним из тех исключений, о которых упоминает , и И. С. Поступальский, следует считать рецензию А. Бло­ - ка на сборник «Земная ось», где, в частности, говорит­ ся: «Историческая «среда», в которой возникла эта книга — безумный мятеж, кошмар, охвативший соз­ нание передовых людей всей Европы... Мозг чело­ ­ 1 Ю. Кагарлицкий. Предисловие. — В кн.: «Гости страны ­ фантазии», М., 1968, стр. 16. 2 И. С. Поступальский. Проза Валерия Брюсова. — В кн.: ­ «Валерий Брюсов. Неизданная проза», М .— Л., 1934, стр. 159. , 3 А. И. Белепкий. Замыслы Брюсова-црозаика. — «Худо­ жественная литератур”а», 1934, № 9. 45

веческий в гулах вселенной исчисляет и регистри? - ет удары молота по наковальне истории с безумной точностью, которая не снилась науке; более чем ко:- да-нибудь интуиция опережает науку»... Брюсов, по словам Блока, «обладает безумно раз­ витым слухом и зрением. Он слушает неслыханное, видит невиданное. В моменты напряжения своего творчества он испытывает мировое любопытство... Он — провидец, механик, математик... Это космическое любопытство — основной психологический момент его книги... Странная, поразительная, магическая книга»1. Подводя итоги, скажем, что при всей неравноцен­ ности идейных и художественных достоинств того, что составило сборник «Земная ось», эта «странная, поразительная, магическая книга» представляет одну из интереснейших страниц истории русской научной фантастики. Только теперь становится ясным, что Брюсов сумел предвосхитить многие темы и идеи, варьируемые современными представителями совет­ ской и зарубежной научной фантастики. Это относится и к другим образцам фантастиче­ ской прозы Брюсова, помимо вошедших в «Земную ось». Поразительно многообразие поисков Брюсова, пролагавшего путь русской научной фантастике. Это и «Ночное путешествие» из сборника «Ночи и дни» (1913 г.) в духе полумистических фантазий К. Флам- мариона, и неопубликованный юношеский фантасти­ ко-приключенческий роман «Гора Звезды» (1895 — 1899 гг.) несколько в духе Р. Хаггарда или, скорее, Э. Р. Берроза. В нем представляет определенный ин­ терес и обращение к теме межпланетных путешествий, йинтерес автора к социальным проблемам. Не лишне подчеркнуть, что к теме покорения человеком космоса Брюсов-фантаст обращается за 3 — 4 десятка лет до появления классических произведений советских фан­ тастов — А. Толстого и А. Беляева, одновременно с первым литературным ее воплощением— К. Э. Циол­ ковским. Один из героев романа «Гора Звезды», всю свою жизнь посвятивший разработке средств дости­ жения других планет, подобно Циолковскому в доре- 1 «Золотое руно», 1907, № 1. 46