trilogy

ПрагмаЛисты 251АТФ. Она образуется из двух других молекул, которые самипо себе бесполезны, а “женитьба”, в свою очередь, требуетэнергии. Чтобы ее раздобыть, необходимы две вещи. Пере-рабатывая еду, клетка активизирует водород, образно говоря,поднимает на высокую горку, сообщая ему потенциальнуюэнергию. Один легкий толчок — и водород покатится, отда-вая свою силу. Но этого не произойдет, пока внизу не появит-ся цель — кислород. Продолжаем. Как  вы знаете, кислород доставляется кро-вью. А  если кровообращение нарушено, например, из‑заатеросклероза? Мы об этом уже говорили?.. Получается, неткрови — нет кислорода, водород остается на горке со своейбесполезной энергией, а клетка погибает. Потом говорят:“случился инфаркт…”, “случился инсульт…” В  ряде случаев, например, при рассеянных пораженияхмозга, восстановление просвета сосуда не решает проблемы.Выхода не было, пока не додумались поставлять энергию на-прямую, минуя сложные химические процессы. Рассчитали,что энергию следует подавать в виде тепловых волн длинойдва микрометра. Теоретически все просто, но, оказывается,тепловые волны, попадая на живую ткань, меняют длину истановятся бесполезными. Идею отложили в долгий ящик, но не забыли. И вот спу-стя сто лет изобрели биологический лазер, активной средой64которого служат клеточные стенки. Как показали исследова-ния, этот естественный лазер, нагреваясь, излучает тепло снеобходимой для синтеза АТФ длиной волны! Потребовались крохотные генераторы для “накачки” кле-точных мембран, которые внедряют в участки тела с плохимпитанием. На деле это был феноменальный прорыв, ведущий к бес-смертию. И  понятливый народ ринулся в клиники: за пятьлет количество инфарктов и инсультов сократилось в трираза, представляете! И это не все: улучшая работу мозга, ми-64 Активная (рабочая) среда — главная часть любого лазера; место, где вырабатыва- ется излучение.

252 Владислав Гриньниатюрные генераторы восстанавливали память пациентамсо старческим слабоумием… Мой отец, художник во втором поколении, умудрилсяоставить след в искусстве. Будучи уверенным, что литерату-ра — это умение выразить зримое словами, он сопровождалсвои картины метафоричными четверостишиями, вызываявосторг публики и критиков. Надо же было случиться, что ксемидесяти годам его недюжинный мозг полностью утратилвнутренние связи, из‑за чего отец скатился до растительногосостояния. Услышав об испытании биологического лазера, я тут  жепобежал к руководству. В итоге отец оказался среди первыхсчастливчиков. Обычно пациенты, возвращаясь к уму, не помнят, чтобыло с ними до маразма; отрывочные воспоминания возвра-щаются спустя полгода, после специальной реабилитации.С отцом же вышло иначе: в течение двух недель после под-садки генераторов он не приходил в себя. Мы уже отчаялись,когда однажды утром он встретил меня с порога: — Здравствуй, сын! — у меня выпала пластиковая бутыл-ка с водой и покатилась под кровать. — Отец смотрел серь-езно, но глаза искрились — наслаждался эффектом, а потомспросил: — Интересно, на сколько лет я вывалился из жизни? Отец всегда предпочитал самостоятельно находить отве-ты. Так и теперь в делах, требующих логики, он не нуждалсяв посторонней помощи. — Судя по новому дизайну потолка, который не утвер-ждается за год и даже за пять лет… получается, не менеедесяти?  — и глянул не вопросительно, а сурово, словноименно по моей вине биологический лазер был изобретентак поздно. В течение нескольких часов отец деловито расспрашивал осемье и мире, а затем потребовал бумаги и карандашей. Оку-нувшись в рисование, он перестал в ком‑то нуждаться, дажево мне. Это было из ряда вон, поскольку таким пациентамвсегда требовалось плечо детей и внуков. И еще создавалосьвпечатление, что он не рад произошедшему.

ПрагмаЛисты 253 Спустя неделю все разъяснилось. Придя вечером, я обна-ружил отца в благодушном состоянии. Он даже назвал меняуменьшительным именем, чего не делал с тех пор, как я за-кончил университет. А затем протянул рисунки. — Удивительно, но мое беспамятство не было абсолютным,хотя с годами видений становилось меньше.  — Отец хотелчто‑то добавить, но передумал. — Все, сын, смотри рисунки. На первом было нескольких фигур. Отец изобразил себястариком с затравленными глазами, сидящим на продав-ленной кровати. Рядом стояли два врача; один держал в ру-ках коробку с пилюлями и стакан с водой, а второй с моимлицом и коварной улыбкой протягивал листок с надписью“Добровольное согласие”. За спинами врачей переминаласьмедсестра в слесарных очках и с электродрелью для сверле-ния черепа. В ответ на протестующий жест отец сильно сжал мне руку. — Ничего не говори, это всего лишь впечатления. Смотридальше! На  втором рисунке отец сидел в тощем кресле; у негобыли осовелые глаза и большой язык, с которого капаласлюна. Еще  один персонаж, медсестра с первого рисунка,был изображен в короткой униформе, со спущенными до ту-фель трусами. Ее зад был подсунут к носу отца, демонстри-руя крайнее возбуждение плоти. Сестра похотливо улыба-лась, глядя из‑под широко расставленных прямых ног. Все наэтой картинке было голубовато-серым и приглушенным, заисключением янтарных глаз отца и ярко-красного главногоотверстия медсестры. На третьем, пастельном, может, чуть более ярком рисунке,отец умилялся мальчиком, который катился с плоской горкина велосипеде с отвинченными страховочными колесиками.Бледная вытянувшаяся физиономия воплощала восторжен-ный испуг от съезжания во “взрослую” жизнь. Мне, помнившему курс психиатрии, картинки былипонятны: у отца постепенно высвобождалось подсозна-ние. Однако последний, четвертый рисунок, разрушалцелостную картину. Он не имел ничего общего с наркозо­подобными видениями, отдаленно напоминая “Танец”

254 Владислав ГриньМатисса65, только обнаженные фигуры зависали, словнотанцевали в густом воздухе. Ладонь одного была вложенав ладонь другого, третий держал четвертого за запястье,а пятый и шестой касались кончиков пальцев друг друга.Все шестеро совершали независимые движения, но в це-лом картина была удивительно гармоничной. Отец, похо-жий на себя в молодости, прикрыв от восторга глаза, делалпереворот назад с прямыми ногами; возможно, в детствемечтал стать гимнастом. На картинке присутствовали трицвета  — желтый, ярко-зеленый и сине-голубой. И  ещечетвертый рисунок напомнил что‑то замечательное, чемунеосознанно завидуешь. Сколько ни пытался вспомнить,ничего не вышло, даже зло взяло! Размышления оборвалторжественный голос отца: — Не  знаю, сколько длились танцы, наверное, с десятоклет, однако ощущение было… ух! После того, как картинкидетства испарились, какое‑то время не было вообще ничего,а после стала подбираться компания. Все как один предсталикрасивыми, сильными, добрыми, жестокими, справедливы-ми и неумолимыми, как природа; одновременно сгусткамиэнергии и ядрами, раскалывающимися до бозонов. Он замолчал, сокрушенно качая головой. — Подобных чувств в обычной жизни нет. Досадно. Иное,правда, есть  — дети, майский цвет, морозное бездонноенебо… много чего… Однако  — жалкий миллион клеточек,определяющий, стоит  ли жить, пребывает в безнадежнойуверенности, что танцев больше не будет! Отец снова замолчал, а потом рассмеялся скрипучим сме-хом. — Микеланджело, все это между нами — не хватало, что-бы меня обвешали электродами! Будь другом, убеди клинику,что отец счастлив; это, между прочим, недалеко от истины.Во-первых, от собственной уникальности: не каждому даны65 Матисс, Анри (1869‑1954) — великий французский художник и скульптор, лидер течения фовистов (диких). Мастер передачи эмоций через цвет и форму. “Танец” — культовое полотно с пятью танцующими обнаженными фигурами, написанное в 1910 г.

ПрагмаЛисты 255целых три жизни. А главное, стану наслаждаться возвращен-ной возможностью творить. Нет ничего прекраснее: живешьв затаенном мирке, укрывающем от свиного рыла и мерзости,и упиваешься осознанием, что для великих открытий не нуж-но ничего, кроме легкой головы и колотящегося сердца… *** Говоря об отце, профессор поглядывал на портрет Слобо-дана Добровича. Его настроение передалось пассажирам; всалоне установилось абсолютное молчание. Только шумелидвигатели и стюардесса за шторкой тихо позвякивала посу-дой. Затем донесся звук, который вывел профессора из оце-пенения — рядом с кабиной промыли унитаз. — Вот  бы взглянуть на последний рисунок!  — протянулженский голос. Сеньор Эспозито обрадовался, словно ждалпросьбы. — Обязательно покажу, он у меня в багаже. Вот приле-тим, тогда и покажу! И вообще, я закругляюсь. *** Микеланджело подобрался. — Полтора года назад клиника готовилась к уникально-му эксперименту. Задумали, ни много ни мало, пересадитьчеловеку мозг. Не удивляйтесь, что не слышали об этом экс-перименте, просто ученых постигла неудача: пациент так ине проснулся. Сеньор Эспозито глотнул воды. — В  народе бытует мнение, что мозг пересадить невоз-можно, но я со знанием дела утверждаю обратное. Другоедело — это перебор… неуемное научное тщеславие… Микеланджело передумал возмущаться и вернулся к сути. — Наибольшая трудность в том, чтобы восстановитьсвязи между новым головным и собственным спинныммозгом. Проблема в том, что в местах разреза образует-ся соединительная ткань, препятствующая проведениюнервных импульсов, как если попытаетесь восстановить

256 Владислав Гриньэлектрический кабель, проложив место соединения рези-ной. Было предложено радикальное решение: не соединятьголовной и спинной мозг, а установить с обоих концов сти-муляторы, формирующие нервные импульсы. Понятно, чтоподобных импульсов немыслимое множество, но для совре-менных процессоров это семечки. Провели опыты на животных — получилось вроде как не-плохо, но ведь у животных ничего не спросишь. И тогда отва-жились заменить мозг человеку! Стали подбирать пациентовс множественными мозговыми опухолями, попросту говоря,потерявших соображение из‑за диких головных болей. По-нимая деликатность процедуры, подбирали среди родствен-ников медперсонала. В общем, мне снова “подфартило”, по-тому что остановились на тесте. Прихожу однажды домой, а жена с порога выпаливаетновость, рассказывая о замене мозга как о банальной пере-садке печени. Мне бы проявить понимание, но будто что‑тонашло. — А ты не подумала, что после операции отец перестанетбыть собой? — и уточнил для пущей важности: — Внешне сохранится отец, но эмоции, воспоминания,короче, личность, перейдет от донора. А вдруг им окажетсяженщина — он даже мочиться будет сидя! Супруга пропустила бестактность мимо ушей; похоже, сней уже обсудили детали. — А как сейчас, лучше? Понятно, отец не будет прежним,зато врачи обещают специальную программу психическойреабилитации,… чтобы он смог приспособиться к жизни внашей семье. И тут меня “переклинило”. — Бред, полный бред! Ты пойми, они же не твоему отцувернут жизнь, а донору… просто поменяют тело! Теперьучти, никто не станет дожидаться несчастного случая, а про-сто заплатят родственникам и возьмут мозг человека, напи-савшего заявление об эвтаназии. Что же получится: человекзахотел умереть — и вдруг оживет в новой семье. Да он про-клянет все на свете и, Господи спаси, удавится! А что возра-

ПрагмаЛисты 257зишь, если отец захочет переехать к “смитам” или “коваль-ским”?! Жена пошла пятнами. — Мне казалось, с тобой‑то проблем не будет! Думала,вместе убедим детей и брата. А ты… ты хоронишь надежду!Вспомни, как я носилась с твоим отцом! Или, может, не тыуговаривал коллег, чтобы они имплантировали ему генера-торы? — Но  это разные вещи!  — пришла моя очередь возму-щаться. — Я ведь боролся за его собственное (!) сознание. — Нет, ты боролся за жизнь отца, как я пытаюсь вернутьее своему! Жена внезапно перестала плакать, обретя правоту неспра-ведливо обиженной. “Приехали!” Я  вышел прогуляться; пусть, думаю, осты-нет. Но, вернувшись через час, почувствовал, что переступилпорог чужого дома. Внешне все было по‑прежнему, даже на-кормили обедом, но понимание исчезло. И я отстранился от этого дела; не возражал и, тем более,не препятствовал, просто отстранился. Глупо, конечно, по-ступил, не учел печального исхода, а тесть взял и не проснул-ся. На похоронах жена обвинила меня в безучастии. И ведьне просто обвинила, а в тот же день осталась ночевать у овдо-вевшей матери. Спустя какое‑то время мы снова съехались, но прежняяблизость не вернулась, несмотря на все старания. Теперь моепоявление за воскресным обедом воспринимается как при-ход любовницы на свадьбу, — сеньор Эспозито ухмыльнул-ся.  — Или  на похороны главы почтенного семейства… Жи-вем как соседи…

258 Владислав Гринь *** — Сами понимаете, много чего тогда передумал. Понача-лу жалел себя, а это, конечно, первостатейная глупость. Всеперемешалось: обида, гордость и здравый смысл, а из кисло-го теста, как водится, слепилась тоска. И  вот однажды под руку попался тот самый четвертыйрисунок отца, с полетами. Взглянул  — и осенило: я гармо-ничным поведением не увлекался, но прагмаЛистов именнотакими и представлял! Одним словом, зашел на портал, по-читал немного и решился… — профессор что‑то быстро при-кинул в уме, — четыре года назад… *** Читатель! Попробуй определи границы здравого смысла.Может, и нет их, границ, как, впрочем, и здравого смысла.Одно ясно — с природой не пошутишь; она сперва гримас-ничает, потом страдает и, наконец, мстит. Неважно кому,хоть Человеку, хоть сумчатому волку! Шляпник Фриз Следующий рассказчик представился Блезом  Пети.  Этобыл низкорослый, сутулый, светловолосый, коротко стри-женый паренек с блеклыми глазами, излучающими не-выразимую печаль. Можно было не сомневаться, что дляприсутствия здесь он совершил чрезвычайное насилие надзастенчивостью. — Как видите, мои имя и фамилия, означающие по‑фран-цузски “тихий” и “маленький”, отвечают внешности. В  на-шем портовом квартале, да что там в квартале, даже в нашеймногодетной семье я был белой вороной; наверное, потому,что в Марселе уважают горлохватов. Понятно, что мне не нравилось в родном городе и с детстватянуло к усердному размеренному труду. В старших классахмне посоветовали присмотреться к работе в хосписе66 в каче-66 Хоспис — в данном контексте дом для престарелых людей.

ПрагмаЛисты 259стве обслуги, поскольку это не требовало специального обра-зования. Идея понравилась, и в выпускном классе я разослалрезюме в десяток заведений на Лазурном берегу. Получивприглашение в три из них, я, несмотря на скромное заявлен-ное жалование, остановил выбор на Вильфранш-сюр-Мере67.Хоспис размещался в старинной вилле на двадцать восемьодноместных номеров. В  мои обязанности входило ухажи-вать за четырьмя постояльцами: двумя мужчинами и двумяженщинами. Всем было за девяносто, а самой вредной мадамтак и вовсе сто девять лет. Мы уже наслушались о регенераторах четвертого поколе-ния и мозговых стимуляторах. Так вот, ухаживать за стариками,которые их используют, вовсе не сложно, поскольку эти людипомешаны на самообслуживании. Но, что касается общения,снимаю шляпу перед Элизой, которая десять лет уживалась сосвоим молодцеватым стариканом. Приступив к работе, я быс-тро понял, что стану получать деньги не за регулярное кормле-ние, а за докучное, липкое общение на протяжении пятнадцатичасов — с семи утра до десяти вечера. При этом администра-ция гарантировала обслуге терпимость и вежливость со сторо-ны пациентов — никакие унижения не допускались. Напротив,в соответствии с протоколом ухода, нас принуждали, не счита-ясь со временем, развенчивать старческие заблуждения и фан-тазии. И, тем не менее, мало кто из персонала удерживался вхосписе больше двух лет. Даже те, кому позарез требовалисьденьги, предпочитали работать вахтовым способом. Не знаю, как вышло, но я сумел сработаться с постояльца-ми; наверное, оттого, что редко вдавался в подробности: по-слушал, прокомментировал — и забыл. Скажу по чести, чтоне был слишком уж добросовестным работником — стоилопациентам начать нести околесицу, я лишь пожимал плеча-ми, демонстрируя несогласие, но в то же время подчеркиваяих право на собственное мнение. Я даже записывал некото-рые истории своих подопечных, находя их по‑своему занима-тельными, а недавно, от нечего делать, взглянул на заметки.67 В переводе с французского Villefranche-sur-Mer — “Виллы Франции на море”; курорт Лазурного берега.

260 Владислав ГриньМежду прочим, их набралось на сто пятьдесят страниц, до-статочно для книжонки… Подопечные ценили такое отношение. Боясь меня поте-рять и понимая, что начальству это понравится, они времяот времени жаловались на мою “строгость и принципиаль-ность”. Поэтому на деле выходило, что, будучи снисходи-тельным, я имел двойную выгоду: начальство выписывалоквартальные премии, а пациенты по праздникам совали ма-ленькие конвертики. И все же я был для них кем угодно, только не ровней; ихулыбки крайне редко демонстрировали искренность. В то жевремя докторов, которые не пускали к себе в душу, почтен-ные старцы почитали за высшую касту и всячески пыталисьдобиться их расположения. Однако один постоялец с лысой вытянутой головой со-ставлял исключение. Знакомясь, он первым долгом смерилменя взыскательным взглядом. А я сразу понял, что это ни-какая не горделивость, а напротив, попытка отыскать ис-креннего собеседника, и ответил любезной, чуть ироничнойулыбкой. Постояльца с лысой вытянутой головой звали ДоминикВийяр. Природа сжалилась над ним, а может, он не позво-лил старости обезобразить свое лицо. Набухшие веки су-зили выцветшие глаза и придали больной вид, каким‑тостранным образом не портивший облика. Еще у него былудивительный рот с резко опущенными углами, но приэтом совсем не запавший, как у большинства стариков, ас полным набором исключительно белых зубов. Этот ротстановился похожим на молодой месяц, тяготеющий обои-ми концами к земле, когда Доминик предавался послеобе-денному сну. Я сразу уловил, что мосье Вийяр не регенерант, хотя емубыло девяносто два года. Спустя короткое время я уже многознал о нем, в частности, о его вкладе в разработку мозговыхстимуляторов. Возможно, мосье Эспозито, это покажетсявам интересным. Блез повернулся к профессору. Тот кивнул, что‑то лихора-дочно вспоминая. Рассказчик вернулся к повествованию:

ПрагмаЛисты 261 — Судьбе было угодно, чтобы, перенеся два инсульта, онсам оказался с мозговыми стимуляторами. И, нужно сказать,это обстоятельство не сильно радовало мосье Вийяра. Между тем, общение доставляло огромное удовольствие;как я уже говорил, мосье Вийяр никогда не подчеркивал со-циального различия. Будучи в свое время исследователем, онинтересовался любыми тенденциями, хотя глядел в перспек-тиву с крайним пессимизмом. — Что  нового в убогом мире?  — обычно спрашивал онутром в понедельник. Я старался не разочаровывать и в ироничных интонацияхрассказывал, как меня в очередной раз обвели вокруг пальца.Доминик неизменно потирал руки и, не сходя с места, при-нимался учить жизни. Стоит ли удивляться, что за два меся-ца я привязался к мосье Вийяру и с удовольствием тратил нанего личное время после отбоя. Из-за этого остальные подо-печные крайне завидовали Доминику, что, к слову, умиляломоего старичка: несмотря на возраст, мосье Вийяр был често-любив. *** Оглянуться не успел, как проработал в хосписе четырегода; за это время Доминик Вийяр ни капельки не постарел.Наоборот, послушать его, никогда раньше он не пребывалв подобном умиротворении. Увы… в один понедельник янашел его осунувшимся и безысходно печальным. Румянециспарился, глаза укрупнились, переполнившись отчаяни-ем  — облик, еще накануне исполненный скрытого знания,превратился в перетрепанный анекдот. — Господи, Доминик, что произошло?  — вырвалось уменя. Мосье Вийяр моргнул и отвернулся, смахивая слезу, послечего помотал головой и попросил зайти вечером. Мы встрети-лись после девяти. Доминик лежал; он даже не поднял головы,лишь жестом пригласил меня войти, но чуть погодя все же све-сил с кровати белые босые ноги. Это был плохой признак. — Дорогой Блез, вот вам грузинская притча. Знаете такойнарод?

262 Владислав Гринь Я быстро кивнул: “Разумеется, знаю”. — Так вот, в большой семье случилось несчастье: в одиндень умерли дед и внук. В раю их поселили в маленьком до-мике с подвалом, где была зарыта бочка с вином. Каждое вос-кресенье дед спускался в подвал и возвращался с кувшиномвина; наливал полстакана внуку, а остальное выпивал сам.Однажды дед вернулся из подвала с пустым кувшином. “Все, внук, закончилось вино”, — поникшим голосом объ-явил дед. “Не печалься, дедушка, завтра снова появится”, — поспе-шил успокоить мальчик, но дед остался безутешен: “Теперь не появится. Раз вина нет, нас с тобой на том светезабыли!” Мосье Вийяр замолчал и причмокнул губами, чего за нимне водилось — он дряхлел на глазах. Нарушив этикет, я взялего руки в свои, и Доминик зашелся слезами, глядя прямоперед собой. Он так и проплакал несколько минут, беззвуч-но и без содроганий, одними глазами, изливавшими целыереки. А затем слезы внезапно иссякли. — Сыновья не общаются со мной двенадцать лет, но дочьзвонила минимум трижды в неделю. Приезжала редко, но ябыл счастлив даже звонкам. Так вот, последние две неделини единого… Я испугался, не заболела ли. Не выдержал, на-брал… и услыхал раздражение… нет  — она говорила дажене раздраженно, а скорее, обиженно, словно я не волен бес-покоить. Мол, когда нужно, сама наберет! Указала место… —Доминик снова всхлипнул. — И знаете, что это за место? — яотрицательно замотал головой.  — Будто я домашний пес,которого любили, но перестали замечать, стоило родитьсяребенку. Пса не гонят и, не дай бог, не усыпляют, но высе-ляют во флигель, продолжая кормить и выгуливать. А чтобыпогладить и приласкать, ни-ни — и так сделали одолжение!Понимаете, Блез? Я понимал. В частности, что молодость — главное и един-ственное богатство человека. И  еще помнил слова матери:“Маленькие дети какают в штаны, а большие  — в душу!..”Но, как бы то ни было, попытался успокоить Доминика. — Велика печаль! Я с родителями только так и общаюсь.

ПрагмаЛисты 263 Мой подопечный сокрушенно покачал головой. — Не очень‑то верится. И потом, я не жду утешений… Мосье Вийяр замолчал, в нем все еще жили сомнения.Но затем боднул головой и угрюмо глянул исподлобья. — Нет, Блез, это вопрос решенный. Я ей не нужен! И внезапно стал похож на себя прежнего, заговорив край-не спокойным голосом. — Моя дочь — последнее, ради чего стоило жить. Теперьэта волокита не имеет смысла. — Он сделал короткую паузуи прищурил глаза.  — Блез, посмотрите сюда.  — Я  повино-вался. Доминик заглянул в меня до самого мозжечка и выдохнулслова, которые меньше всего хотелось услышать: — Блез, помогите мне уйти… не откладывая, прямо сей-час… *** Сама по себе постановка вопроса не удивила, попросименя об этом ипохондричная68 мадам Жерико. Но  мосьеВийяр! Заняв оборону, я заговорил бодрым тоном. — А дотянуть до ста? Доминик презрительно скривил губы. — Предрассудки проклятого века! Неужто не поняли, чтовсе мое жизнелюбие напускное? — он задумался, покачиваяголовой.  — Чертова мимикрия69, и ведь столько лет водилвсех за нос.  — Доминик решительно рубанул ладонью воз-дух.  — Я  хочу треснуть по этой жизни со всего маху!  — онсжал руку в кулак и поднес его близко к лицу, словно желаяне только рассмотреть, но и понюхать,  — … кулачком…  —познание объективности неожиданно приободрило мосьеВийяра. — Так поможете мне? Я стал мямлить:68 Ипохондричная — склонная к ипохондрии (депрессии).69 Мимикрия — маскирование, англ. mimicry — в данном контексте искусственное поведение с целью произвести нужное впечатление.

264 Владислав Гринь — Давайте отнесу заявление директору… он выдаст анке-ту. Конечно, я помогу заполнить… но… — Послушайте, Пети,  — раздраженно перебил Доми-ник, — да вы, оказывается, совершенно меня не знаете — гдея и где эвтаназия? Какие анкеты, заявления? Все это чушь со-бачья! — Но таковы правила, — взмолился я, — и вы прекраснознаете, почему так… — Вот именно, что знаю, — безапелляционно перебил мо-сье Вийяр, — и не стану ничего заполнять. Кончится тем, чтоявится дочь и станет отговаривать. Может, даже искренне, но,заметьте, с раздражением, которое скрыть и не подумает. Раньше Доминик радовался любому событию: рассвету,обеду, возможности поспать. Он даже свои болячки перено-сил с вызовом. И вдруг стал остерегаться жизни, перейдя нашепот. — Запомните, Блез, пригодится. Старики, как и прочиелюди, делятся на умных и дураков. Никто не хочет быть обузой,но умные сделают так, что дети не дадут им этого почувство-вать; напротив, будут носиться как с писаной торбой. Чтобытак стало, нельзя отдавать детям при жизни своих сбережений.Как бы те не умоляли, не отдавать — и баста! А еще нужно вре-мя от времени попугивать лишением наследства. И тогда вамстанут желать спокойной ночи и подтыкать одеяло! — Насколько я понял… — Именно! Когда я собрал детей и торжественно объя-вил, что отдаю сбережения, то был на седьмом небе от сча-стья: как же, не зря прожил жизнь! Родил и воспитал троих,а теперь позволяю насладиться жизнью, не дожидаясь покаумру! Торжество любви над эгоизмом, мать его… И что ду-маете? Раньше они надоедали своим вниманием, а стоилорасстаться с деньгами, стали звонить реже и реже. А спустяполгода  — вообще ни звука. Впрочем, я уже говорил…  —Доминик хмыкнул. — Вот вам мое прощальное назидание:крепко держитесь за то, что создали, больше того, пользуй-тесь им по полной программе. Запомните, мой друг, успехневозможен без умения извлекать максимум из того, чтоимеешь!

ПрагмаЛисты 265 На это нечего было возразить; и за урок спасибо; я слушали кивал. Мосье Вийяр оценил мое поведение. — Спасибо, что обходитесь без комментариев. За это бу-дет вам особая благодарность.  — И  он вынул толстый кон-верт. — Только теперь я ученый, — хитро прищурясь, доба-вил Доминик, — конверт в обмен на помощь! Я подскочил, напустив оскорбленный вид. — Ой-ой-ой,  — запричитал Доминик.  — Сядьте и успо-койтесь! Я готов был заплакать — как же не хотелось терять это-го человека! Но нужно было держать марку в надежде, чтоон повременит с решением. Поэтому я продолжал стоять вгордой позе, отвернувшись. Некоторое время оба молчали;он заговорил первым, но не повелительным, а усталым раз-драженным голосом. — Ну, сядьте, пожалуйста! Не  разыгрывайте оскорблен-ную добродетель, просто помогите и все. Вы же добрый! Я сел. — Молодец, слушайте! Помните, я говорил, что был нена последних ролях, когда создавали мозговые стимуляторы.В моей башке их шесть штук. — Я кивнул. — Так вот, у любо-го организма, у каждой его клеточки есть одна особенность,именуемая инстинктом экономии сил. — Лень, что ли, — улыбнулся я. — Умница! Вам  бы настоящее образование получить!Лень, проклятая, раньше нас родилась. В моем случае это зна-чит, что клетки мозга, избавленные от необходимости генери-ровать энергию, тоже обленились. Стоит стимулятору отклю-читься, мозг за десять минут погибнет. Я испытал облегчение — нас учили, что устройства жиз-недеятельности надежны и защищены от несанкционирован-ного доступа. Я даже улыбнулся. — Дорогой Доминик! (Никогда до этого не позволял себеподобных вольностей.) Вынужден “огорчить”  — ничего невыйдет. Мосье Вийяр ответил “испуганным лицом”. — Что так?

266 Владислав Гринь — А  то, что нельзя, к примеру, вовремя не подзарядитьстимулятор. Как только заряд снизится до двадцати процен-тов, на сервер придет сигнал тревоги; через десять минут васподключат к электросети. Если нужно — принудительно. — Ах, вот вы о чем, — устало отмахнулся мосье Вийяр. —Это известно даже ребенку, но позвольте спросить, а что бу-дет, если мозговой стимулятор вдруг перестанет работать?Что, сервер тоже об этом узнает? “Интересная мысль! — нас этому не учили”. — Но как… — залепетал я, — … это невозможно, стимуля-тор не может выйти из строя — он исключительно над­ ежен…Да и, потом, я тут же получу сообщение о нарушении дея-тельности вашего мозга… — и тут меня осенило. — Вы… Мосье Вийяр смотрел строго и одновременно умоляюще.И  молчал, молчал… Оставалась еще малюсенькая надежда,что Доминик не знает, как сломать стимулятор. Он понял,что я понял. — Это моя забота, а вам лучше не знать подробностей.Вы ведь можете оказаться в туалете, когда придет сообщениео нарушениях энцефалограммы70. А через несколько минутобнаружите сообщение и забьете тревогу. Но  дело будет вшляпе! И  он впервые за весь вечер посмотрел настолько друже-любно, словно просил передать вилку. Я собрался с духом: — При всем уважении, мосье Вийяр, вынужден отказать.И позвольте обойтись без высокопарных фраз о долге и про-чем, просто не просите, и все! Вийяр покачал головой и примирительно вскинул руки. — Нет так нет, не обижаюсь… Только пообещайте, что че-рез месяц снова обсудим тему. Я мигом согласился, в таком деле любая отсрочка — спа-сение. Вийяр стал что‑то искать глазами. — Который, инте-ресно, час? Я достал мобильник. — Начало одиннадцатого.70 Энцефалограмма (энцефалография) — графический метод измерения активности головного мозга.

ПрагмаЛисты 267 — Хорошо, любезный Блез, на сегодня достаточно. Не ста-ну задерживать и прошу прощения за то, что доставил столь-ко волнений. — Он медленно поднялся и чопорно протянулруку. — Окончательно смутившись, я вяло пожал ее. — Да,принесите, пожалуйста, на ночь льда. Я вернулся через минуту и поставил перед ним маленькийтермос. — До завтра, мой дорогой друг, и миль пардон. Спать не хотелось, я пошел в столовую приготовить кофе.Потом уселся за столик и уставился в чашку — разговор нешел из головы. Поразмыслив несколько минут, я поклялсяне повторять Вийяровых ошибок. “Не позвонят, стакан водыне подадут”… “Не позвонят, не позвонят…” Эта занозливаямысль не шла из головы. И вдруг понял — беспокоит молча-ние телефона! Дело не в звонках, просто не было контроль-ного оповещения о том, что с подопечными все в порядке.Сигнала тревоги, правда, тоже не было, но… Меня прошибхолодный пот: “Господи, неужели!..” Я выхватил телефон: так и есть — отключен; ринулся к До-минику, на ходу включая аппарат. На стук никто не отозвался. Я стучал громче, а сам ужесовал ключ. Телефон, наконец, заработал, и я к своему ужа-су обнаружил непринятый сигнал тревоги от “Пациента№ 3 Вийяра Доминика  — критическое нарушение функ-ции мозга”… На  кровати лежал Доминик, которому, как и предпола-галось, хватило десяти минут. На голове была плавательнаяшапочка со смешно торчащими шишками. От  шапочки крозетке тянулся толстый электрический провод…

268 Владислав Гринь *** Расследование установило, что Доминик Вийяр скончалсяиз‑за блокировки мозговых стимуляторов электромагнит-ным полем от восьми самодельных катушек с сердечниками,закрепленными внутри плавательной шапочки. Руководство выслушало мои разъяснения и нашло их удов-летворительными, все шло к тому, что дело забудется. Одна-ко отыскались бессердечные сыновья Доминика, которыеоказались жуткими ханжами. Они принудили руководствохосписа создать комиссию по расследованию самоубийствамосье Вийяра. То  ли испугавшись давления родственников,то ли оттого, что за меня некому было вступиться, комиссиязаключила, что ваш покорный слуга проявил преступную ха-латность по отношению к мобильному телефону (который,как вы догадались, мосье Вийяр отключил, отправив меня зальдом). А раз так, дело передали в суд. Руководство хосписанемедленно открестилось, и пришлось обратиться к родне,которая наняла адвоката, не сомневавшегося в успехе дела.Тем ошеломительнее было решение суда, признавшего менявиновным в непредумышленном убийстве и положившегонаказание в виде двух лет лишения свободы. Из зала суда менявывели под удовлетворенные ухмылки ублюдочных сыновей. *** Пассажиры зашумели. Мужчины, а их было большинство,стали живо обсуждать, как лихо Доминик Вийяр провернулдело. Женщины негодовали, что старику было глубоко пле-вать на неприятности, которые (он не мог не знать) грозилиБлезу. Помянули, конечно, и лицемерных сыновей, но как‑товскользь. Короче, мораль очередной раз спасовала перед По-ступком, и все оттого, что способных на Поступок куда мень-ше, чем моралистов. Бедный Пети грустил. Разворошив муравейник страстей,он остался при пиковом интересе — о нем попросту забыли.А ведь история далеко не окончена, самоубийство Домини-ка было лишь завязкой. “Ах, если бы они знали, через что я

ПрагмаЛисты 269прошел”, — жалел себя Блез, но решил не навязываться. Ондождался тишины и произнес церемонным тоном: — Господин Добрович! Мой рассказ не завершен, однакоя не настаиваю на его продолжении. Если будет угодно, готовнемедля закруглиться. Повисла тишина. Пассажиры поняли, что, не выказавБлезу жалости, допустили бестактность. Но если разобрать-ся, парень жив, здоров, молод и вообще должен понимать,что приглашен авансом. В итоге сработало правило: если вбезобидной ситуации появились затруднения с выбором,побеждает совесть — Блеза попросили продолжить рассказ,но при этом не извинились. Француз вернулся к теме: — Оказавшись в окружной тюрьме, я сразу состряпалапелляцию. Первые недели было ощущение, будто вырвалисердце и топчутся по нему острыми каблуками, но потом ма-ло-помалу успокоился, переключившись на ожидание отве-та. Дело обещало растянуться на много месяцев, а у человека,сидящего в тюрьме, обязана быть какая‑то большая цель. Думаю, вам будет интересно узнать, что порядки в тюрьмахСистемы построены на пяти правилах. Правило номер один —невозможность побега. Номер два — невозможность насилия.Три — отсутствие одиночек и одновременно скученности; си-дят по двое. Четыре — заключенный не работает по принужде-нию, только добровольно. И, наконец, главное правило: иско-ренение склонности к насилию. А теперь подробнее. То, что сидят по двое, считаю, хорошо. Одному скучно, абольшой компанией некомфортно. Если хочешь пообщать-ся, вот тебе двухразовая прогулка — общайся сколько душеугодно. Отсутствие трудовой повинности, на мой взгляд,тоже благо. Три четверти заключенных сами просятся рабо-тать, поскольку это еще и приличные деньги: будучи в тюрь-ме, я зарабатывал не меньше половины прежней зарплаты…Но все это мелочи, детали. Главное — браслеты. И Блез многозначительно поднял палец. — Браслеты, или, как их называют, универсальные мар-керы заключенных девяносто четвертого года (УМЗ-94),представляют собой титановый ободок толщиной в полсан-

270 Владислав Гриньтиметра, который фиксируют на запястье. Думаю, излиш-не говорить, что УМЗ ни при каких обстоятельствах нельзяснять самостоятельно. — Сказав это, Блез задумался. — Даженадзиратель не может этого сделать. Надевание и сниманиебраслета проводится в специально отведенной комнате подпристальным оком прокурора. Вы спросите, для чего нуженбраслет и в чем его универсальность? — Разумеется, спросим,  — подтвердил Братислав Доб-рович, а сам что‑то быстро записал на лежащем перед нимлисте бумаги. — УМЗ-94 позволяет Системе реализовать три правила:препятствует побегу, насилию и служит искоренению ин-стинкта насилия. Вы наверняка знаете, насколько эффектив-но электрошоковое оружие… — Блез заметил непониманиена некоторых лицах, — … ну, когда в тебя выстреливают дву-мя высоковольтными электродами, и ты корчишься от боли,а потом потихоньку приходишь в себя. С браслетом то же са-мое, только ты сам подзаряжаешь его с помощью тонюсень-кого легко рвущегося кабеля, который вытягивается из стеныкамеры максимум на полметра. — А если не заряжать? — спросил кто‑то из пассажиров. — Насколько я знаю, никто не пробует. Как только зарядпадает до половины, браслет начинает вибрировать. Если за-ряд понизится до сорока процентов, вибрация повторится, аесли до тридцати, без предупреждения включается разряд.Правда, не совсем без предупреждения — за пять секунд доразряда браслет начинает “играть”, причем тебе дают воз-можность выбрать мелодию. — А что было у вас? — поинтересовался Шевчик. — “Марсельеза” 71, но потом сменил ее канканом Оффен-баха… который из “Орфея в аду”72. Все рассмеялись, но постеснялись спросить, почему.А простодушный Шевчик спросил.71 “Марсельеза” — гимн Франции.72 “Орфей в аду” — оперетта французского композитора Жака Оффенбаха (1819‑1880), содержащая эталонную мелодию канкана — энергичного французского танца с демонстрацией обнаженных ног, долгое время считавшегося непристойным.

ПрагмаЛисты 271 — Канкан символичен,  — объяснил Блез.  — Услышишьего и воображаешь, как начнешь дрыгать ногами. Поэтомувсе бросаешь и падаешь где придется, хоть на пол, чтобы по-сле не расшибиться. — Что ж, вполне гуманно, — задумчиво произнес Брати-слав. — Нужно поблагодарить Систему. — Что мы и делали… каждый день… перед каждым при-емом пищи. — Обязательно, что ли? — поинтересовался Братислав. — Ну, не то чтобы обязательно, однако все вставали и бла-годарили, так, на всякий случай. Один парень, правда, поспо-рил с надзирателем. А в это время как раз встали и началиблагодарить. Он сидя продолжал пререкаться. И  тут раз-дался “Тореодор”73. Парню  бы сразу упасть, а он, бедолага,вскочил от неожиданности, а потом затрясся, закатил глазаи как бабахнется физиономией о стол… крови было! Короче,сломал нос, а мы так и не поняли, отчего браслет сработал,то ли от пререканий, то ли от того, что не поднялся. Но экс-периментировать больше никто не стал. Шевчик не унимался: — А что за благодарность такая? Типа молитвы? — Угадали! Что‑то в ней есть от молитвы. Хотите послу-шать? — все закивали. Блез поднялся, закрыл глаза и сложилруки на груди: “Благословенна благодать, ниспосланная Гуманизмом воимя нашего счастья, благополучия и исправления. Пусть сбу-дутся мечты выйти на свободу добрым и здоровым. Обещаюоставаться спокойным и усердным, чтобы радовать своихбратьев”. Все рассмеялись. — Смахивает на клятву тайного ордена, — сказал Добро-вич. — Это официальный текст? Блез улыбнулся. — Нет, конечно, какой‑то проворовавшийся кюре приду-мал. Но что‑то в нем есть, раз прижился; лично мне нравился.73 “Тореодор” — бравурная жизнеутверждающая ария из оперы Жоржа Бизе “Кар- мен” (1875).

272 Владислав Гринь — А как браслет предотвращает побеги? — это уже пода-ла голос Элиза Вегенер. Блез выпятил нижнюю губу. — Используется древний, как мир, принцип глобально-го позиционирования74. Можешь сколько угодно готовиться,даже выбраться  — теоретически, конечно, но стоит толькоотойти от стены на пять метров — разряд. Очнешься снова вкамере. Хотя, если честно, не выбраться тебе никак… — Почему еще?  — возмутился профессор Эспозито.  —Нет тюрем, из которых нельзя убежать. Пети небрежно отмахнулся: — Эти сказки из позапрошлого века. Ну вспомните, слы-шали о побеге за последние двадцать лет? Все напрягли мозги, но никто не вспомнил. — Все верно. Лет сто назад американцы придумали стро-ить тюрьму в тюрьме, так, чтобы железобетонные камерыкаждая по отдельности помещались в железобетонный  жебункер. С  тех пор побеги прекратились. Сейчас та  же кон-струкция, только из современных материалов, кажется, изпластокомпозита. — Блез задумался, — а может, и нет. Коро-че, неважно из чего, главное — не выбраться! Пети остановился. — Передайте, пожалуйста, воды; еслиможно, без газа. — Он налил в стакан. — Спасибо. — Вообще‑то, если ты не склонен к насилию, а таких при-мерно половина, тюрьма не так уж страшна. Еще небольшоеколичество вроде меня, попавших по глупости. А все осталь-ные — злодеи, которых сдерживает только УМЗ. Мы все, осо-бенно тихие, молимся на браслеты, а злодеи их ненавидят. — А  вам доставалось от браслета?  — спросил кто‑то изприсутствующих. — Мне ни разу. И  вообще всем тихим практически ни-когда не достается. Если, конечно, не считать обязательногодемонстрационного шока. Он в три раза слабее настоящего,74 Глобальное позиционирование (система глобального позиционирования) — спут- никовая система определения местоположения объекта в любом месте Земли за исключением приполярных областей.

ПрагмаЛисты 273но, поверьте, мало не кажется. Да, я забыл, было еще раз, слу-чайно. Потом расскажу… — Что еще за новости — демонстрационный шок? — воз-мутился сеньор Эспозито. Блез бросил на него снисходительный взгляд. — Оттого возмущаетесь, что не бывали за решеткой и неиспытывали страха за жизнь. Придя в себя после демонстра-ционного шока, я поначалу злился, но стоило попасть в каме-ру и увидеть соседа, немедля одумался. — Похоже, ваш сосед часто отведывал крапивы?  — безулыбки произнес Добрович. Блез кивнул: — Страшный человек. Сказать, что злодей — похвалить! — Что так? — А  то, что это был его третий срок. Первый  — за бан-дитизм. Второй за разбой. И, наконец, нынешний, пожиз-ненный — за двойное убийство; безо всяких досрочных осво-бождений и амнистий. Хотя, как по мне, он просто не имелправа жить, его и животным нельзя назвать. Вспомните соба-ку Павлова, которой прививали рефлексы, в том числе с по-мощью страха и боли. Так вот, электрошоковое подавлениенасилия основано на тех  же принципах. Эффективность  —девяносто девять процентов. Однако мой сосед как раз былтем самым исключением, на кого методика не действовала.Его звали Карл Вашкански, но все величали эту мразь Шляп-ником за то, что он перед сном клал на лицо маленькую ще-голеватую шляпу. Браслет долбил его каждый день, иногдапо три раза, когда Шляпник заносил над кем‑то кулаки. Мнедаже казалось, что ублюдок пристрастился к электрошо-ку, кайфовал, возможно, от боли… не знаю. Но точно знаю:если  бы ему не убрали пятисекундное музыкальное преду-преждение, он бы меня точно прикончил. Как своего преды-дущего соседа! — И браслет не помог! — Не  помог. Там  такая история вышла. Сокамерникипри желании совокупляются почти открыто. Но  чтобы на-сильно — ни-ни. Бывает, что заключенные во время прогулокзнакомятся и договариваются, а затем обращаются к админи-

274 Владислав Гриньстрации тюрьмы, чтобы их поместили в одну камеру; чащевсего администрация идет навстречу. Я понимаю, это трудноосознать, но в тюрьме все навыворот, там это в порядке ве-щей, особенно для долгоиграющих… ну, тех, кто отсиживаетдлительные сроки. Так вот, оказавшись со Шляпником в одной камере, не-счастный имел неосторожность отказать в интиме. А тот в от-вет — ни слова. Ни ругани, ни угрозы, только пожал плечамии отошел. Соседу бы смекнуть, что для Шляпника подобныйотказ — смертельное оскорбление, и посоветоваться с друж-ками. Те бы подсказали, что нужно немедленно уговорить ад-министрацию перевести его в другую камеру. Видно, друж-ков у него не было, а может, понадеялся на браслет. Толькоубил его Вашкански, и ведь как хитро убил! С помощью угле-кислого газа и воды… А вышло вот что. В камеры проведен углекислый газ, якобы для того, чтобызаключенные могли готовить себе газированную воду. Одна-ко есть устойчивое мнение, что в герметичной камере с помо-щью углекислого газа можно запросто умертвить человека.Главное  — никаких следов насильственной смерти!  — Блезпоморщился. — Ладно, речь не об этом. Шляпник хоть и непроработал в жизни ни единого дня, а все же знал, что мож-но ремонтировать водопроводные трубы, не сливая воду, азамораживая ее внутри с помощью углекислого газа. Раски-нув своими изощренными мозгами, он сделал из плотнойбумаги двадцатисантиметровый рожок, налил в него воды иза несколько минут заморозил потоком углекислоты. Потомразорвал бумагу, и получился ледяной конус с острым кон-цом. Удовлетворившись результатом, Шляпник стал ждатьудобного момента. Однажды его сокамерник пожаловался на простуду.Мерзавец вызвался приготовить лекарство, и когда та-блетки зашипели в стакане, незаметно подбросил тудаснотворные пилюли. Спустя час сокамерник уснул. Тог-да Шляпник повернул его на бок,  приготовил ледянойштырь, вставил острый кончик в ухо и, не делая резкихдвижений, чтобы не возбудить браслет, надавил весомтела на основание штыря.

ПрагмаЛисты 275 Острие вошло в мозг, сосед дернулся и захрипел; пошлисудороги. А Шляпник стоял с полотенцем и спокойно про-мокал воду, пока лед не растаял. Потом вытер несчастномулицо и позвал охранника, сказав, что был разбужен хрипами. Сокамерник не приходя в сознание умер в госпитале.Вскрытие, конечно  же, показало механическое поврежде-ние мозга, но доказать вину Шляпника не удалось. Админи-страция каким‑то образом докопалась до истины, потомучто из камер убрали наконечники для приготовления льда.А Шляпник стал легендой, и его стали величать не иначе какШляпник Фриз. — Гм, ничего не скажешь, оригинальная идейка, — при-свистнул Шевчик. Микеланджело, в свою очередь, сокру-шенно покачал головой, вспомнив, как санкюлоты поначалувосхищались гильотиной. Остальные глядели на Блеза Петисо смесью любопытства и жалости, а тот предпочел развитьинтригу. — Предлагаю пари. Я  расскажу о взаимоотношениях соШляпником Фризом, а потом вы откровенно скажете, мы-слимо это или нет. Слушатели стали отмахиваться как старый профессор отсамогона. “Просто расскажи и все!” Блез кротко улыбнулся: — Ладно, не нужно пари… С первых дней отсидки я по-просился на работу в тюремный госпиталь в качестве сани-тара. Квалификация позволяла, и администрация не нашлапричин отказать. Там я встретился с доктором Эммануэлем,которого называли Док Хок75 за ястребиный нос и широко по-саженные глаза на маленькой голове, покрытой жидкими се-дыми волосами. Он имел привычку смотреть на тебя не пря-мо, а боком, одним глазом, отчего еще больше смахивал наптицу. Не знаю почему, но только Док Хок невзлюбил меня.Зато со Шляпником Фризом у него явно сложились довери-тельные отношения. Однажды Шляпник, будучи здоровымкак сибирский пельмень, пролежал в госпитале целых тринедели, вернувшись оттуда бледным и похудевшим. Потомон еще несколько раз попадал в госпиталь на несколько дней.75 Хок — ястреб в переводе с английского.

276 Владислав ГриньПримечательно, что Док Хок никого не подпускал к палатеШляпника, и мне — санитару — оставалось удивляться, ктотам убирается, не сам же доктор. Но, как вы понимаете, я непереживал по поводу того, что не соприкасаюсь с гнуснымтипом. Месяцев через семь после приговора надзиратель пере-дал мне письмо в конверте с печатью министерства юстиции.Разрывая конверт, я испытал знакомое по школьным годамчувство, будто тянешь экзаменационный билет. И вот передглазами короткий текст, строчки от волнения расплылись; ядаже подумал дать прочесть надзирателю, но собрался. “Уважаемый мосье Пети! Ваша апелляция рассмотрена и удовлетворена. Настоящимуведомляем, что вы будете освобождены 17 августа 2098 года. В течение месяца вам будет выплачена денежная компенсацияв соответствии с Законом Франции. Вы сможете занять преж-нюю должность в течение трех месяцев после освобождения. Примите искренние извинения. Министр юстиции (подпись)” Строчки запрыгали перед глазами. Свободен! Боже, какоесчастье! Я забегал по камере, потрясая руками. А потом по-слышалась мелодия Оффенбаха, и… бабах! Жуткая боль вовсем теле, искры из глаз… Очнулся на полу, полежал и пол-зком на койку. Спустя минуту душа снова запела: свободен!Свободен!!! Подошли два надзирателя; я, не вставая, ткнулим бумагу, они сообразили, что долбануло по неосторожно-сти. Посмеялись, поздравили и отвалили. Потом я стал соображать, какое сегодня число… ага, пят-надцатое августа. Значит, послезавтра на свободу! Ура-ура! Откровенно говоря, я очень боялся Шляпника Фриза и за-сыпал со спокойной душой только когда тот ночевал в тю-ремном госпитале. Правда, Шляпник демонстративно, выка-зывая презрение, не обращал на меня внимания и не угрожалрасправой; но ведь и покойный сокамерник тоже не слыхалот него дурного слова! Нет, со Шляпником нужно было дер-

ПрагмаЛисты 277жать ухо востро, и я с волнением ждал завтрашнего утра, что-бы выяснить, переведут его из госпиталя в камеру или нет. Обычно я рассудителен, но тогда разволновался, засуетил-ся и совершил роковой просчет. Нужно было держать рот назамке и пробыть в госпитале до самого отбоя, благо работыпредостаточно. Даже обнаружив Шляпника в камере, можнобыло бы сразу улечься. И все — наутро свобода! Но, повто-ряю, от возбуждения я потерял благоразумие. Придя в госпиталь, я первым долгом поинтересовался уДока Хока, выписывается ли Шляпник. Тот бросил на меняподозрительный одноглазый взгляд, нахмурился и промол-чал. Ближе к четырем Док Хок зашел в санитарскую коморкуи попросил напоить его кофе. — Извините, Док, вы станете пить кофе в этой конуре? —удивился я. Доктор вымучил гримасу, отдаленно напоминающуюулыбку. — А  почему нет? Знаешь, Пети, я всегда был с тобойслишком суров, хотя ты молодец! Я слышал твою историю —через два-три месяца будешь на воле. Возясь с кофеваркой, я украдкой посмотрел в его сторону,но Док Хок невозмутимо рассматривал свои часы: вроде ни-чего не знает. Продолжать тему было опасно, чтобы не бытьобвиненным в сокрытии освобождения: в тюрьме ведь ни вчем не уверен, тем паче, в освобождении. Чтобы сменить пла-стинку, я спросил как можно благодушнее: — Вам с чем кофе, а то ведь у меня только сахар… — Что, нет фруктозы? — удивился Док Хок. — Это назы-вается гуманным отношением к заключенным. — И, как от-резал, добавил: — Завтра же напишу докладную в админис-трацию. Я поспешил его успокоить; еще не хватало жаловаться помоему поводу в день освобождения. — Что  вы, Док, никаких проблем, нам заменитель ни кчему. Я здесь сахар на всю жизнь полюбил. — И поставил настол две дымящиеся чашки. — А я нет, — холодно с отсутствующим видом произнесДок. — Будь другом, сгоняй в мой кабинет за фруктозой.

278 Владислав Гринь Через пару минут мы уже пили кофе. Потом он ушел, а япочувствовал слабость, присел на стул и провалился… *** Придя в чувство, я обнаружил себя на хирургическомстоле с поднятыми и разведенными ногами, в позе дляудаления геморроя. Поэтому первой мыслью было: “На-конец‑то избавлюсь от этой гадости! Как только решился.”Но потом почувствовал, что не могу пошевелить губами ивысунуть язык. Напрягши одеревенелый мозг, я сообра-зил, что лежу привязанным, с заклеенным ртом и спущен-ными штанами. И тупой болью в промежности… “Навер-ное, только что закончили операцию. Но  отчего заклеенрот; и почему я не в операционном белье?” Насколькоможно понять, в операционной было пусто. Взглянув навходную дверь, я увидел, как за круглым окошком мельк-нул и тут  же исчез ястребиный нос Дока  Хока.  Это былзнак беды. Замотав в панике головой, я осмотрел операционную  —никого. Я  приподнял голову, чтобы заглянуть между ног,и обомлел: на низком хирургическом стульчаке восседалШляпник Фриз, что‑то ввинчивая в мой зад. Его лоб был по-крыт испариной, а руки дрожали то ли от напряженной ра-боты, то ли от лихорадочного возбуждения. Снотворное ещепродолжало действовать, поэтому боль пока не была кин-жальной, но с каждой секундой набирала силы. В последнейнадежде я устремил взгляд на его правое запястье… и, о ужас,не обнаружил на нем браслета! Сердце упало, а боль мгновенно стала невыносимой. Я за-бился и закричал, точнее, замычал заклеенным ртом. Тогданасильник приостановил работу и поднял глаза. — Очнулся! — негодяй был недоволен, что прервал свойтруд. — Ладно, чтоб ты знал, геморрой я полечил, — оскла-бился Шляпник.  — А  теперь профилактирую рак прямойкишки… Правда, пока неувязка  — инструмент не прола-зит. — Он сокрушенно покачал головой. — Плохие нынче по-рядки, раньше такому соплееду за один вечер раз… бали бы

ПрагмаЛисты 279жопу, а мне теперь исправляй чужие ошибки… Но не беда,справлюсь, а нет — расширимся скальпелем… Наслаждайся! И он стал с усилием проталкивать в меня какой‑то огром-ный предмет. Боль, поднявшись снизу, мгновенно пронзилатело и стала до того исступленной, что исчезла способностьне только кричать, но и дышать… *** Я повторно очнулся в санитарской коморке. С лица капа-ла вода. Разлепив веки, первое, что я увидел — ненавидящаяулыбка Шляпника Фриза. Он отошел, давая мне полностьюприйти в себя. Снизу от промежности поднимались волнытупой боли. Но ее все же можно было терпеть. Я за секундувспомнил все, поймал языком стекающие капли и лихора-дочно облизал губы. Насильник повернулся и присел напро-тив, положив мне на колено правую руку. С браслетом!!! — Операция прошла успешно, так что выйдешь на волюздоровехоньким. Крепким оказался отродьем, хотя и жутковонючим. — Он засмеялся как закашлялся. — Ну да нам, “хи-рургам”, на это не пенять… Шляпник повернулся, чтобы уйти и, взявшись за ручкудвери, произнес ледяным голосом: — Чтобы не вздумал остаться! — и вышел. Его уход сам по себе был огромным облегчением. Я огля-нулся по сторонам и увидел на столе обезболивающие таб-летки и перевязочные пакеты. Пять штук, почему‑то разло-женные веером. Видимо, от “сердобольного” Дока Хока… Последнюю ночь в камере нельзя вспомнить без содро-ганий: полузабытье сменялось приступами разрывающейболи, от которой я корчился в немых криках. Воспаленныймозг рождал одну-единственную мысль: “Выбраться отсю-да!” Ближе к утру случился момент, когда я не смог большетерпеть и, понимая, что звать на помощь нельзя, решил по-веситься. Вскочил на ноги и… свалился в спасительный об-морок… Выйдя за порог тюрьмы, я доковылял до стоянки такси,боком примостился на заднем сидении и, отъехав от тюрь-

280 Владислав Гриньмы несколько кварталов, просипел: ”… в больницу…”, послечего потерял сознание. *** В больнице из толстой кишки извлекли литровую бутыл-ку. Я провалялся четыре месяца, перенеся три пластическиеоперации. И  с каждым месяцем все больше уходил в себя.Я и в Марсель не хотел ехать, понимая, что уподоблюсь ви-ноградной улитке, которую попытаются извлечь из рако-вины. И не ошибся: поначалу жалели, потом раздражалисьмоей отрешенностью, а затем стали крутить пальцем у виска.Можно ли винить родных, что не поняли элементарного: я нехотел жить. Это даже нельзя назвать отчаянием, просто былауверенность, что никогда больше не испытать радости и ненайти отрады, свернувшись в укромном мирке из незатейли-вых грез и самоиронии. Однако прав был Доминик Вийяр, учивший меня, чтожизнь не устает подбрасывать возможности. Однажды я про-чел в цитатнике прагмаЛистов примерно такую фразу: “Ког-да станет невмоготу, знай, что еще можно покричать! Но пе-ред этим задумайся: может, ты у цели!” Глотнув воздуха, яувидел на полке пятидюймового Христа из мыльного камня,который был со мной в тюрьме и к которому я взывал об ос-вобождении… “Но разве ты не свободен?.. Тебе МАЛО!..” Я начал с того, что стал петь гимн рассвету, затем радовать-ся сну, потом заставил себя улыбаться людям, а через парудней сам получил улыбку. Спустя месяц я неожиданно уснулпод мечту, что выиграл конкурс четверостиший: “Добейся торжества не властью, не почетом, Не славой, не деньгами, не пышной красотой, А правом доброты, исполненной заботы, Улыбкой влажных глаз и пылкою душой!” Вот такая вышла история… Блез Пети положил руки перед собой. Снова возлюбивжизнь, он не искал сочувствия и даже не жаждал отмщения.

ПрагмаЛисты 281Но алкал ответа: как Шляпник Фриз на время избавился отбраслета? И потому поглядывал на профессора Эспозито, атот сидел, отвернувшись, и лишь когда парень разочаровал-ся, неуверенно проговорил: — Я об этом догадывался… ну, что это возможно… то естьтеоретически можно утверждать, что возможно, но где  жетогда предел человеческой низости?.. Покончив с сомнениями, Микеланджело Эспозито загово-рил прямее. — Понимаете, я предполагаю… точнее, нет, я простоуверен, что Док Хок делал Шляпнику ампутацию руки стак называемым полужестким сочленением. Помните, я го-ворил о пересадке мозга. Так вот, с рукой это даже проще,правда, надо понимать, что движений в полном объеме несохранить. В лучшем случае, хватание и грубую силу, а чув-ствительности, ясное дело, никакой. Но Шляпнику она и ненужна, в качестве компенсации он получает возможностьбезнаказанно творить зло. — Итальянец задумался. — Но ка-ков специалист… подлец, негодяй… но ведь и виртуоз. Про-делать такое в тюремном госпитале! — сеньор Эспозито неудержался и восхищенно покачал головой. Но потом в немподнялась волна негодования.  — Изощренный и жадныйветеринар! Тут и глупцу ясно, что без денег не обошлось —не делал же он это из любви к искусству! — Сеньор Эспози-то спрятал лицо в ладони. Все молчали с минуту, а потомкто‑то осторожно спросил, можно ли сделать так, что разъе-динение руки не будет заметным. Профессор Эспозито рас-сеянно ответил: — Конечно, можно, ну разве что очень присматривать-ся. — И, не отнимая ладоней от лица, тихо добавил: — Сколь-ко же они жизней покалечат! Пассажиры очнулись и, отбросив церемонии, стали спо-рить. В итоге страсти оформились в категоричный, но расплыв-чатый призыв к Добровичу: “Нужно что‑то предпринять!” — Может, у кого‑то есть опыт по этой части? — спросилБратислав, но пассажиры только пожали плечами. — С учетом момента к нам, прагмаЛистам, вряд ли при-слушаются,  — предположил Добрович-младший.  — Одна-

282 Владислав Гринько возможна и другая реакция — потребуют доказательств.А раз так, нужно спросить господина Пети, готов ли он. Однако Блез никак не отреагировал, будто не слушал. Онсмотрел в иллюминатор, казалось, полностью поглощенныймыслями. На самом же деле у него просто не было ответа. — Возможно, господин Пети опасается, что у него возник-нет конфликт с Системой? — подсказал Братислав. И сам жеответил: — Его опасения не лишены оснований. Мы действи-тельно не сможем, в случае чего, защитить его от обвинений вклевете, разве что оказать моральную, ну и, конечно, матери-альную поддержку. Если уж воевать с Системой, то по‑круп-ному, для того и летим в Берлин, хотя, как я сумел убедитьсяна собственном опыте, правильнее уживаться. Сеньор Эспозито не сдержался. — Мягко стелете, господин Добрович! — выкрикнул он. —Насколько я знаю, ваш дед был смелее. Но Братислав не обиделся — пришло время кое‑что про-яснить. — Первое: дед был весьма осторожным человеком. Этоему после смерти приписали множество подвигов. Вто-рое  — неужели вы думаете, что подходы прагмаЛистов,внедряй мы их агрессивно, будут востребованы общест-вом? Даже не надейтесь  — в своей массе люди эгоистич-ны, пассивны и невежественны, и, главное, не хотят пере-мен. Гуманисты оттого и правят миром, что на протяжениитысячелетий шаг за шагом совершенствовали систему,удовлетворяющую примитивным запросам. Повторяю,наши идеи — удел продвинутого меньшинства, посколькубольшинство удовлетворено тем, что имеет: гарантирован-ный кусок хлеба и крышу над головой. Гармоничное пове-дение  — для людей будущего, для тех, кто пожелал статьЧеловеком. Разве не так? Ответом было звенящее молчание. — То, как вы молчите, подтверждает мою правоту. А те-перь ответьте, вправе  ли мы навязывать свою философию?Давайте согласимся, что наша, назовем ее миссионерской,роль в том, чтобы любой человек мог при желании восполь-зоваться учением деда. Поверьте, в семье Добровичей не

ПрагмаЛисты 283было ни революционеров, ни пацифистов76 — одни прагма-тики, точнее, прагмаЛисты. Именно прагмаЛизм уберег отнесчастий и привлек под наши знамена десятки миллионов! Пассажиры по‑прежнему молчали. — Да, трудно ломать стереотипы,  — с сожалением при-знал Братислав и продолжил, но уже с вызовом.  — Тогдазнайте, после главной пошлости — нашей с вами жизни, естьвторая древнейшая банальность: любые политические систе-мы и правители стоят друг дружки; во все времена их зада-ча — приумножение власти богатых. Беда в том, что люди нехотят этого знать. Вместо того чтобы добиться самоуваженияи презреть властолюбцев, они изощряются в создании, а по-сле в низвержении сомнительных кумиров. — Что ж, назовем вашу позицию ньюконформизмом77, —съязвил профессор. — А  вы бросьте носиться с бунтарством: людям живет-ся легче, если их оставить в покое. Займитесь лучше собой!Неужто Вольтер, убеждающий возделывать свой сад78, менеезначим, чем Марат79!76 Пацифисты — сторонники пацифизма — антивоенного движения, противодей- ствующего насилию и войнам мирными средствами, в основном осуждением их аморальности.77 Ньюконформизм — имеется в виду особый изощренный тип человеческого приспо- собленчества.78 “Возделывать свой сад” — речь идет о крайне поучительной строке наиболее чи- таемой повести “Кандид, или Оптимизм” великого французского просветителя Вольтера (1694‑1778): ”… Это вы хорошо сказали, — отвечал Кандид, — но надо возделывать свой сад.”79 Марат, Жан-Поль (1743‑1793) — политический деятель эпохи Великой Француз- ской революции по кличке “Друг народа”; ярый сторонник якобинского террора и революционной диктатуры. Братислав Добрович противопоставил Вольтеру именно Марата, а не его соратника Робеспьера потому, что Марат, как и профес- сор Эспозито, был врачом.

284 Владислав Гринь Кстати, мои призывы вовсе не соглашательство, а, скорее,разумная отстраненность, чтобы легче дышать. Вспомнитехоть Байрона80: “Замечу, кстати, бегство от людей — не ненависть еще и не презренье, Нет, это бегство вглубь души своей, чтоб не засохли кости в небреженьи. Среди толпы, где в бредовом круженьи заразы общей жертвы с юных лет, Свое мы поздно видим вырожденье. Где сеем зло, чтоб злом ответил свет, И где идет война, но победивших нет!” По выражениям лиц Братислав понял, что убедил не всех,но пока довольно речей. — Мы отклонились от темы: как быть с этими двумя по-донками? Если угодно, вот мое мнение: нужно “слить инфор-мацию” — организовать несколько публикаций о том, что втакой‑то тюрьме есть заключенные, способные отвинчиватьсебе руки, чтобы избавиться от браслетов. Уверен, это станетлакомым кусочком для газетчиков — не пройдет недели, каку Блезовой тюрьмы станут крутиться журналисты, и уж тогданегодяям не поздоровится. Шляпника Фриза удавят углекис-лотой и без огласки кремируют, а Док Хок попадет в черныйсписок. Пенитенциарная служба Франции вряд  ли доведетдело до официального расследования, зато будет разработа-на защита от подобных извращений. Но главное, мосье Петибудет отмщен. Не считая удовлетворенной апелляции, Блезу никто и ни-когда не помогал по‑крупному. Да, он снова лицом к жизни,снова в ладу с собой, но как же приятно стать объектом чужихзабот. Парень не отрывался от иллюминатора, но с лица ма-ло-помалу отваливалась приросшая за годы одиночества пе-чаль, обнажая бледно-розовую кожицу воскресающей души.80 “Вспомните хоть Байрона” — имеется в виду строфа из поэмы “Паломничество Чайльд-Гарольда” Джорджа Байрона (1788‑1824).

ПрагмаЛисты 285На задворках Системы Пассажирам представился очередной рассказчик: — Платон Вакула, тридцать четыре года, из Украины.По образованию социолог, а по профессии — турагент. Он имел типично славянскую внешность: широкое, по-чти белое лицо, на котором малопримечательные нос и губыкак бы служили фоном для светлых, с уходом в медовый от-тенок, выразительных глаз. — Последнее время в качестве хобби исследую влияниегармоничного поведения на людей, живущих за пределамиСистемы, в частности, в России. Для  тех, кто не знает, моястрана получила название, будучи в свое время окраиной Рос-сийской империи. Три четверти века назад Украина сменилавнешнеполитическую ориентацию, став на этот раз оконеч-ностью Системы. Люди в России и Украине похожи, только вмоей стране они более сдержанные. В начале прошлого векаУкраина страдала из‑за дефицита энергоресурсов и в этомсмысле сильно зависела от России. Даже примкнув к Запа-ду, она еще долго ходила враскоряку; одно время казалосьдаже, что не выдержит и треснет по шву. (Имеется в виду рекаДнепр). Но  затем изобрели фотосил  — несмачиваемую по-верхность для дешевого гидролиза воды, и энергии стало вдо-воль. После этого Украину как магнитом притянуло к Западу. С  другой стороны, решение энергетической проблемыбольно ударило по России, которая сильно зависела от тор-говли своими углеводородами. Система же, получив доступ кдармовой энергии, совершила мощный экономический ры-вок, еще больше оторвавшись от России по качеству жизни, врезультате там организовалась очередная волна эмиграции.Запад немедленно отреагировал ужесточением соответству-ющих законов и фактически отгородился от России. ТолькоУкраина, пользуясь статусом буферной зоны и имея общиеславянские корни, выхлопотала право тесно контактироватьс северным соседом: россияне могли подолгу жить в Украинепри условии строгого соблюдения правил Системы. Но вернемся к гармоничному поведению. Чем отличаетсяжизнь людей в Системе и за ее пределами, скажем, в России?

286 Владислав ГриньИ там, и здесь люди мечтают о счастье. Благодаря высокимтехнологиям, обеспечившим избыток и долголетие, Системавыветрила из сознания необходимость заботиться о завтраш-нем дне. На первый взгляд это было благом, но, как уже го-ворил Шеф, на деле вышло иначе. Уверенность в будущемпостепенно “размыла” замечательные качества: решитель-ность, жизнестойкость и любознательность. В итоге гражданеСистемы стали довольствоваться пресной монотонной жиз-нью. Можете поверить, мы не больше удовлетворены жиз-нью, чем те же россияне, привыкшие радоваться мелочам ижить надеждой. Правда, они, в отличие от нас, очень трево-жатся о будущем, а их в ответ побуждают ценить жизнь, при-чем оригинальным образом: показывая это самое будущее заприличные деньги. Делается это так. Человека заводят в тем-ную комнату, усаживают в кресло и надевают на голову шлемс экраном на внутренней стороне забрала. Показ начинаетсяс похорон: видишь себя в гробу, узнаешь скорбящих родст-венников… Кстати, именно по тому, как выглядят близкие,можно примерно определить, сколько прожил. Затем всераскручивается в обратном направлении вплоть до момен-та надевания шлема. Отражаются только важные события,зато очень четко, с деталями и обязательным музыкальнымсопровождением. Сеанс длится ровно минуту, но никто непожаловался, что мало. Наоборот, срывают шлем и поскореевыбираются на свет. — Молодцы, — отреагировал Шевчик, — вот бы мистеруТёрнеру приделать такой шлем на недельку! Словно не услыхав его реплики, Платон вернулся к теме: — Так что, имея возможность сравнивать, я утверждаю,что граждане Системы более счастливы, чем живущие заее пределами… как породистая собака счастливее дворня-ги, — он улыбнулся. — Думаю, вам будет интересно узнать,как часто россияне реализуются… пользуются гармонич-ным поведением? Так вот, удивляйтесь: чаще, чем в среднемпо Системе. Точных данных нет, но в России не менее семипроцентов прагмаЛистов. Другое дело, что россияне реали-зуются для избавления от тревог и укрепления здоровья, а вСистеме — чтобы стать хозяином своей жизни…

ПрагмаЛисты 287 — И все же, где, по‑вашему, лучше живется? — перебилего Братислав Добрович. Платон пожал плечами. — Вопрос несложный. Люди из Украины не очень‑то стре-мятся в Россию. Едут, конечно, поглазеть, напитаться впечат-лениями, чтобы с радостью вернуться в предсказуемую Сис-тему… — Платон хмыкнул, — … любим заурядность, хоть ирядимся в эксцентриков… — и вернулся к сути, — … а дома,пованивая в штилевом болоте, скучаем по веселью и риску.Украинцы, испытывающие подобные чувства, часто наезжа-ют в Россию за драйвом. Со временем, чтобы не расслаблять-ся, многие реализуются: в Украине наибольшее в Системечисло приверженцев гармоничного поведения: примернокаждый пятнадцатый! — Вы все же не ответили на вопрос… — скромно напом-нил Добрович. — Ах да, извините!  — спохватился Платон.  — Мне ду-мается, не важно, где живешь, важно, что из себя представ-ляешь! ПрагмаЛисту всюду хорошо, оттого что он в ладу ссобой! — Я  где‑то об этом уже слышал,  — иронично подтвер-дил Добрович, но чувствовалось, что по сердцу разлился си-роп. — Только как вышло, что социолог занялся туристиче-ским бизнесом? Платон поморщился. — Да  кому она нужна, социология! Ты ею толком ине занимаешься, лишь собираешь отрывочную информа-цию. Все заточено, чтобы выводы делались на самом верху.Нафига такая работа — мне интересно изучать характерылюдей, прежде всего, не из Системы. Да  и Россию я лю-блю; имя‑то у меня — ни дать ни взять русское. Не знаю,как там, в Америке, но если в православном мире осталосьчто‑то первородное, живое, то в России. — Платон поспе-шил уточнить. — Но это моя точка зрения, Система, разу­меется, учит иному. Тура­ гентства, вроде того, в которомя работал, как раз созданы, чтобы формировать дурноемнение о несистемных странах, прежде всего, о России.Делается это с помощью испытанных средств — инсцени-

288 Владислав Гриньровок и провокаций. Все продумано и отработано. Цельодна — выходя из самолета, гражданин Системы долженпочувствовать непреодолимое желание поцеловать род-ную землю, а после собрать друзей и рассказать, как тамстрашно жить. — Но  насколько я знаю, в России есть на что посмо-треть, — подала голос Элиза Вегенер. — Правильно, Система этого не отрицает! Туристам вРоссии с удовольствием показывают не только беды, но икрасоты. Другое дело русские; их‑то представляют в самомдурном свете. — Засылая агентов Системы, чтобы те разыгрывали передтуристами неприглядные сцены? — предположил сеньор Эс-позито. Вакула улыбнулся: — Разумеется, нет, русские бы на раз вычислили! Инсце-нировки проводятся самими  же россиянами, нелегальноработающими на Турагентства. Делается это талантливо исамозабвенно, причем с двумя целями: заработать и по воз-можности стать гражданами Системы! — Неужели у нас медом намазано?  — поинтересовалсяШевчик. — Молодежь прельщает уровень жизни, а тех, кто постар-ше — долголетие; в России в среднем живут лет на двадцатьменьше, чем в Системе. — А им невдомек, что благополучие и долголетие многимнашим поперек горла? — проворчал сеньор Эспозито. — Думаю, нет; как говорится, алчущий не ведает… — Удается хоть кому‑то получить гражданство Систе-мы? — Добрович попытался сменить тему, а Платон состро-ил кислую мину. — Насколько я знаю, практически никому. — А что так? — Да  все просто. Русские обязаны проработать на Тур­агентство не меньше десяти лет. А  на седьмой-восьмой год“артистов” сдают российским спецслужбам. — Поня-я-тно… — протянул Добрович. — Так вы руково-дили Турагентством?

ПрагмаЛисты 289 — Не  совсем, я как раз отвечал за постановку “спекта-клей”, и, разумеется, за контакты с местными российскимисиловиками. Считайте, был на полулегальном положении. — …? Вакула рассмеялся. — Нет-нет, я не шпион, у меня духу не хватило бы. Просто“спектакли” не могли остаться незамеченными для правоох-ранителей. В  редких случаях, когда полиция теряла контр-оль, даже подключалась служба безопасности… — Если полиция не пресекала безобразий? Вакула хмыкнул. — Не  воспринимайте все так серьезно. Дело в том, что“спектакли”  — крайне доходное дельце. Турфирмы облю-бовали два десятка мест в России и ежегодно возят туда дотридцати миллионов человек. А теперь строго по секрету: закаждого турика мы выкладываем русской полиции по пятьмонет. А те рапортуют в столицу, что в зоне их ответственно-сти нет никаких происшествий. — Не помню, как это называется, — задумавшись, поче-сал голову сеньор Эспозито. Вакула поспешил на помощь. — “Мздой” называется, “взяткой”, “хабарем”, “благодар-ностью”, но полицейские любили слово “цыпа”. Со мной од-нажды случился казус. Подсаживаюсь на заправке к начальни-ку городской полиции. Ну, все как обычно, в конце жму руку,а он мне на полном серьёзе: “Не понял, а где моя цыпочка?”Я  не врубился, стал объяснять, что мы таких услуг не предо-ставляем. Тогда полицейский рассмеялся и подозвал водите-ля, стоявшего возле колонки навытяжку: “Разъясни, мол, что кчему”. Даже в российской службе безопасности долго не моглипонять, что значит “цыпа”, обвиняя полицейских в аморально-сти. Был случай, когда спецслужбы записали несколько пере-говоров с упоминанием “цыпочек”, а потом пытались “взятьна понт” полицейского, мол, сообщат жене. Полицейский мнесам рассказывал. Он чуть не прыснул, но сдержался, состроилиспуг и заблажил, что, дескать, хочет подумать, а после послалих подальше, русские это умеют. Спецслужбы, как водится, от-реагировали, но семейного скандала не вышло. Так что верноговорят: правильная терминология — половина успеха.

290 Владислав Гринь — А какие у “спектаклей” сюжеты? — спросил Добрович. — Самое рентабельное, десятки лет пользующееся успе-хом, — когда “бездомные” дети просят у туристов милосты-ню. Дети работают за сладости, а кто постарше — за гроши. — А родители знают? — Как  правило, нет. Что  бы у нас тут не рассказывали,русские не такие бедные, правда, как большая нация, обхо-дятся без церемоний: мне однажды довелось видеть, как отецвыпорол сынишку прямо перед туристами. Причем класси-чески выпорол, положив на колено, как в старые времена.Клиенты до конца тура только об этом и говорили. Я дажесходил к начальству, предлагая организовать подобные “эк-зекуции” в Суздали и Муроме. Но идею отвергли из‑за высо-кого риска разоблачения… Ладно, о детях все. Расскажу о са-мой эффектной постановке — драке подгулявших мужиковв злачном месте за бабу. — Это что, кулачный бой, как в русских былинах? — уди-вилась Элиза. Ей вспомнилась палехская81 миниатюра накомодной шкатулке прабабки, где мужики, выйдя стенка настенку, закатывали рукава серых посконных рубах. — Не-е-ет, если  бы,  — завистливо протянул Платон,  —только мечтать… такой бюджет никто бы не утвердил; да ирусская полиция не одобрила — мы ведь ей платили за тури-ста, а не за “актера”. А представляете, сколько было бы хло-пот? Поэтому ограничивались несколькими участниками,чтобы смахивало на бытовуху. Вот стандартный сценарий. Заводят группу туристов вбольшую закусочную, усаживают на возвышении, кормятквашеной капустой, щами и обязательно накачивают водоч-кой. Ее в России столько… прозрачная и чистая, как слезавесталки82… и вкусная, закачаешься! Ставят перед тобой рю-мочку на высокой ножке, в каждой максимум граммов трид-81 Палехская миниатюра — народный промысел, развившийся в поселке Палех Ивановской области. Лаковая миниатюра исполняется темперой на папье-маше. Обычно расписываются шкатулки, ларцы, кубышки, пепельницы и т. д.82 Весталки — неприкосновенные жрицы богини Весты в Древнем Риме, пользовав- шиеся большим уважением и почетом из‑за нравственной и телесной чистоты.

ПрагмаЛисты 291цать. И постоянно наливают; норма у нас была сто пятьдесятграммов на человека. Для русского это слезы, но непривыч-ному туристу хватало за глаза. Представьте, сидят туристы в импровизированном амфите-атре и напиваются. Внизу три-четыре столика, за одним пареньс девушкой, за другим — два здоровяка, и еще столик с пароймужиков. Как только видишь, что туристы созрели, даешь от-машку. Один из здоровых мужиков подходит к девице и цепля-ет за руку. Ее парень вскакивает, хватает наглеца за грудки. Онисекунд десять матерятся, брызжа слюной, чтобы туристы успе-ли схватиться за камеры. Потом здоровяк отвешивает парнютумак, и тот, падая, переворачивает стол. Тогда второй подни-мает несчастного и двигает ему в челюсть. Бедняга перелетаетк третьему столику, и только после этого двое “нейтральных”вступаются за него. Начинается возня три на два, в процессе ко-торой орущая девица непременно хватает бутылкой главногообидчика… Прибегает полиция и забирает всех, кроме деви-цы, которая плюхается на стул и, опустив голову на руки, пу-скается в соленые рыдания. Сердобольные туристы начинаютуспокаивать, а некоторые даже суют деньги… Платон сделал многозначительную паузу. — Но  куда интереснее реакция туристов-мужчин. Эточтобы вы, женщины, не обольщались насчет сильной поло-вины. Стоило начаться потасовке, наши мужики, за редкимисключением, перепуганными глазами смотрели на гида ипервыми торопились к выходу. Не припомню, чтобы кто‑товступился за барышню! Пассажирки хмыкнули: “Открыл Америку!” — А  что, женский вопрос не обыгрывался?  — наконецполучил возможность спросить Шевчик, которого давноподмывало. Платон ответил Рою грустным взглядом, ноуклониться не мог, потому что история сводилась именно к“женскому вопросу”. — Как  без него; между прочим, это не самая сложнаячасть программы. А все потому, что дело никогда не доходи-ло до кульминации — собственно секса. — Ну, тогда неинтересно, можно было не спрашивать, —разочарованно протянул Шевчик.

292 Владислав Гринь — Да-да, секса не было, так ведь и задачи такой не сто-яло, — поспешил оправдаться Вакула. — Нужно было вне-дрить в сознание туристов миф о том, что в России можнозапросто подхватить тяжелую инфекцию, в частности, ви-рус костномозговой деструкции, или ВКД. Даже у нас инфи-цированные ВКД нуждаются в пожизненном лечении, а вРоссии от этого вируса умирают все, кого он, по несчастью,настиг. Им даже пугают сексуально озабоченных подрост-ков.  — Вакула мысленно поехидничал, увидев, что губыШевчика со страху обвисли как люстра.  — Вот типичныйсюжет “спектакля”. Вечером в холле отеля прогуливаютсярусские красавицы, знакомятся с туристами, после чего всеидут в бар, где и затрагивается щекотливая тема. Девушкиобъясняют, так, мол, и так, идем в номер, платите сто, две-сти, пятьсот монет, в зависимости от продолжительностисеанса, и мы ваши по полной программе. И вот уже девицыведут парней, минуты блаженства все ближе… Но  тут на-встречу руководитель группы, к примеру, ваш покорныйслуга. Делаю глаза блюдцами, отвожу туристов в сторонкуи разъясняю ситуацию. Мол, неужели не предупредили,что по статистике половина русских проституток инфи-цирована ВКД, так что кому‑то из двоих парней не свезет.Развожу руками и говорю, что, конечно, не имею права за-претить контакт, просто предупредил… Туристы пугаютсяи, заручившись обещаниями уладить проблему с девчонка-ми, запираются в номерах. — А смелые попадаются? — улыбнулся Добрович. — Я  бы сказал, не смелые, а пьяные; такое случается.С ними обходятся просто — попав в номер, девица первымделом наливает клиенту еще сто граммов крепкого. Обыч-но этого хватает, чтобы тот свалился с ног. Ну, а если клиентоказывается оловянным солдатиком, девушка под любымпредлогом “на секундочку” выпархивает из номера. Короче,турист либо паникует, либо напивается в стельку.

ПрагмаЛисты 293 *** — Смешно,  — вмешался Микеланджело,  — только по-чему наш Платон загрустил, стоило Рою затронуть женскийвопрос? Надеюсь, он не на антивирусной терапии? — и, при-мирительно подняв руки, добавил: — Только без обид, вопрос, как вы понимаете, риториче-ский! Глаза Платона блеснули лунным светом. “Кто тебя за языктянул!” — обругался Микеланджело и открыл было рот дляизвинений, но украинец и не подумал обидеться. — А кто отрицает, я и сейчас грущу. Дело в том, что однаиз “проституток” стала мне женой; пока гражданской, но ка-кая, собственно, разница. — Платон огляделся, стремясь по-лучить подтверждение, что разницы действительно никакой. — Дело было так. В  Москве мне представили Тамаруи Александру, выпускниц театрального училища. Тамарабыла высокой, с огромной черной косой, маленьким носи-ком и крупными карими глазами. Она обладала большойгрудью и характерной чертой, задавая вопрос, склонять го-лову вбок: клиенты отпадали. Александра, предпочитавшаяназываться Сашей, напротив, невысокого роста и с внешно-стью, скорее, еврейской; при этом крайне самоуверенная.Она, кстати, замечательно танцевала под русские мелодии,подмигивая и зазывая пальцем. Короче, пара работала наконтрасте. Тамара к тому времени встречалась с парнем,и дело шло к свадьбе, а Саша была в поиске. Хотя нет, небыла она в поиске, просто складывалось впечатление, чтоей плевать на парней; будто стоит ей захотеть, и они мигомслетятся. А уехать в Систему ей хотелось, по крайней мере,мне так казалось. Я  тогда приближался к четвертому десятку, и родителистали торопить насчет женитьбы, хотя меня устраивала воз-можность использовать служебное положение, коротая ночис “проститутками”. Однако, познакомившись с Сашей, сразупочувствовал — моё; дело было не во внешности и даже нев характере, просто понял, что с этой девчонкой не заскуча-ешь — хоть сразу, хоть спустя двадцать лет.

294 Владислав Гринь Пожар сердца разгорался с каждым днем. Однако,несмотря на то, что я был весьма важной птицей, Сашапитала ко мне разве что дружелюбие. Бьюсь об заклад,это не было притворством, просто она задержалась в миреподростковых феерий, а ваш покорный слуга не справлялсяс ролью капитана Грэя83. Турфирма всегда смотрела сквозьпальцы на отношения сотрудников с нерезидентами  —в случае чего, их с легкостью можно было прекратить,поскольку резиденты, то есть мы с вами, крепко повязаныблагами Системы. Я  стал демонстрировать девушкедополнительные знаки внимания. Однако в течение двухлет отношения не сдвинулись с точки замерзания; дальшеоболванивания туристов и танцев на вечеринках делоне шло. Я  даже за руку ее не взял, потому что не хотелнарваться на холодность. А потом возникло полусерьезное увлечение одной фран-цуженкой, и на какое‑то время я забыл об Александре.К тому же, нужно признаться: командуя рядовыми сотрудни-ками, я не выбираю выражений. Саша не стала исключени-ем. Она в ответ не то чтобы занервничала, а скорее удивилась,вообразив, наверное, что имеет право на особое отношение.Спустя пару месяцев поинтересовалась, отчего мы пересталивстречаться во внерабочее время. Приняв по ошибке недоумение за проявление чувств, яснова приударил за Сашей, хотя по‑прежнему особо не навя-зывался. А она, представьте, словно Эзопова собака84, верну-лась к безразличию! Я бы еще понял, не будь у нее отбоя отпарней; так ведь нет! Обидевшись, я решил покончить с двусмысленностью:“Не сошелся же свет клином на этой девчонке!” Мы погово-рили, и я получил отказную карту: Александра таки надея-лась встретить человека, способного на Поступок; чудеса да83 Капитан Грэй — главный персонаж романтической повести Александра Грина (1880‑1932) о непоколебимой вере в чудо и всепобеждающей возвышенной мечте.84 Эзопова собака — выражение связано с басней полулегендарного греческого басно- писца Эзопа (VI в. до н.э.) “Собака в яслях”, в которой собака рычит на того, кто приближается к сену, хотя сама его не ест.

ПрагмаЛисты 295и только! Ясное дело, я взбесился — пусть бы сказала, что ненравлюсь или любит другого. Но чтобы в двадцать шесть летмыслить на уровне выпускного класса… Все, долой любые нерабочие контакты. Какое‑то время таки подмывало уволить Сашу из Турфирмы, что даже увольне-нием не назовешь: звонок кадровикам — и все, назавтра ее нет!По правде говоря, не сделал звонка, чтобы позлорадствовать,когда ей так или иначе дадут от ворот (Системы) поворот. История повторилась  — Саша снова лишилась настрое-ния, всем видом давая понять, что ей претит мое подчеркну-тое безразличие. А  однажды зашла в кабинет, так прямо изаявив. Я не спасовал, высказавшись в том духе, что не нужда-юсь в подачках: — Знаешь, у меня впечатление, что тебе нужен не я, а моеотношение к тебе. Саша покраснела. — Это не совсем так…  — в ее голосе сквозила растерян-ность, вероятно, по причине моей сдержанности, котораятут же рухнула как весенняя плотина: — Плевать на детали! Я  взрослый человек и не тешусьиллюзиями по поводу принцессы или Золушки. Мне нужендруг, а чтобы совсем начистоту, спутник: как Луна нужнаЗемле — для стабильности и отливов. Она опешила, обмозговывая мои слова. — Спасибо за откровенность… я пойду… — и, повернув-шись в дверях: — Жаль, раньше так не говорили… Я в ответ раздраженно пожал плечами и уставился в ком-пьютер. Прошло немного времени, и она подстроила встречу навечеринке. Оказавшись в укромном уголке, мы схватили другдруга и стали долго и ненасытно целоваться. От Сашки пахлосвежестью, словно от огуречной грядки ранним августовскимутром… Когда касается двух взыскательных людей, не стоит удив-ляться, что отношения развиваются с невиданной быстро-той  — казалось, несешься в бурном стремительном потоке,а впереди пьянящая неизвестность падения — только синеенебо и радуга в пузырящейся пене…

296 Владислав Гринь Впервые придя ко мне, она надела грубый бордовый сви-тер и юбку в крупную клетку. Мы пили шампанское и болта-ли. Потом Саша вышла в туалет, а я пересел в ее кресло. — Не поняла, а мне куда? — Ко мне на руки. — Как скажешь… Она легко умостилась на моих коленях, возникло чувство,что так было всегда… Мы целовались, пока моя рука не оказалась под ее свите-ром. — Я сниму, жарко, — и одним движением сняла свитер.У нее была небольшая восхитительная грудь с розовыми со-сками; под левой грудью темнела родинка. Я  потянулся гу-бами к этой чудесной родинке. Мы оба были пунцовыми отвозбуждения, свежий аромат Сашкиных духов смешался слегким запахом чуть вспотевшей кожи. — Пойдем на диван, — наконец прохрипел я. — Только поставь потихоньку музыку,  — не открываяглаз, попросила она. Мы лежали в жаркой комнате, и я целовал ее горячее тело.Мне захотелось поцеловать ее там, и, к моему удивлению, онаоказалась готова. А  полакомившись, отплатила мне той  жемонетой. Вот так откровенно и трогательно мы полюбилидруг друга в тот первый раз… *** Вскоре Александра забеременела, к чему я оказался не го-тов: беда в том, что ребенок гражданина Системы и нерези-дента даже не родившись создает проблему. Ни  в качествежены, ни даже в качестве матери резидента (им становитсяребенок, рожденный в Украине), Саше в Систему не попасть.Со  мной, кстати, никаких проблем: женись на здоровье иживи где хочешь, не теряя гражданства. Вопреки моим ожиданиям Саша не очень‑то стремиласьв Систему. — Мне и в России, среди живых, неплохо! Я уставился на нее:

ПрагмаЛисты 297 — Не понял, а для чего ты нанялась в Турфирму? Саша нахмурила брови и поглядела на меня с сомнением: — А что, разве таким образом кто‑то попал в Украину? Я смутился. — Вообще‑то нет… но я думал, ты не в курсе… Ну, на­деешься…  — я переживал, что она станет укорять меня заскрытность, но Сашка и не подумала. — Может, кто‑то и надеется, только не мы с Тамарой.Для нас работа в Турфирме — это, как говорят в России, “изу­мруд безумий” 85, смакование жизни… с причмокиванием!Потом, само собой, деньги. — И с иронией добавила: — Ну ито, что так ценится в вашей залёжанной Системе — жизнен-ный опыт. — Лично для меня ценное — ты, — уточнил ваш покор-ный слуга. — А общение с русской полицией? Разве не риск?Взять хотя бы вариант получения оплаты натурой. Саша презрительно скривилась. — Может, кто так и платит, только мы с Томой для началапознакомились в Москве с одним генералом, обаяли его, нуон и сделал пару звонков. Если хочешь знать, полицейскиенас вообще не трогали. А мы им за это организовывали от-дых в Москве… Так‑то! Вам, крючкотворам, не понять! Обидно, понимаешь, ну ладно. Дальше‑то как? — Саня, такое впечатление, что ты меньше моего пережи-ваешь; или не отдаешь отчета, что дорога в Украину заказана? Она прищурилась. — У  меня только один вопрос, — Сашкин скептическийтон, скорее всего, был продиктован моим смущением.  —Спрашиваю предельно официально: каковы твои намере-ния? Из-за отсутствия таковых я еще больше смутился  — же-ниться на ней, как говорится, с дорогой душой, но жить вРоссии… Не знаю, похоже, я не был готов. Саша прочла моенастроение.85 “Изумруд безумий” — выражение из поэмы знаменитого русского советского футуриста Владимира Маяковского (1893‑1930) “Облако в штанах”.

298 Владислав Гринь — Ясно, можешь ничего не говорить, а то мне нужно под-няться и немедля уйти. Я бы так и поступила, не знай вашихпорядков! — Санька, милая,  — взмолился я,  — сейчас не до обид!Да, твоя правда, мне не хочется жить в России, но без тебяи вовсе не можется… Я ведь не думал вылюбить86, а в самомделе полюбил… Ну подумай сама, разбежимся, что хороше-го? Тебе либо аборт делать, либо рожать в одиночку. И то, идругое — не выход! — Наивный, неужели ты вообразил, что я забеременелапо неосторожности? Я  так решила: хочу от него ребенка, адальше как выйдет. Понимай как хочешь, у нас это называет-ся: бросить вызов судьбе! Я разозлился. — Почему‑то меня это не удивляет. Только знаешь, какэто по‑нашему? Саша нахмурилась, но промолчала. — Ладно, скажу. Ты делаешь меня ответственным за своюбезответственность. Она пошла пятнами. — Ах вот как! Тогда все, будь здоров! Саша порывисто поднялась, но я схватил ее руку и насиль-но усадил. — Все, довольно! Итак, ты бросила вызов. Давай думать,как его принять. Санька подняла глаза, полные злых слез; я замолчал, даваяей успокоиться. Нужно было разрядить атмосферу, но, не най-дя подходящих слов, я пошел на кухню. — Не вздумай уйти! Вернувшись с бутылкой “Шардоне” и двумя бокалами, яобнаружил Сашу заметно повеселевшей. Она поднялась сдивана и поцеловала меня в губы. — Платон, то, что я скажу, никакой не шантаж, но давайтак: беременность — твоя проблема! Ты мужик, голова у тебясветлая  — не хочешь меня терять  — думай! Только знай, яженщина рисковая…86 “Вылюбить” — Платон дает Александре понять, что тоже знаком с творчест- вом Маяковского.

ПрагмаЛисты 299 *** Спустя неделю пришло решение. — Какой у тебя срок? — спросил я, прихлебывая чай изчашки в красный горох. Саша посмотрела с подозрением: вопрос мог означать, непоздно ли делать аборт. Однако, учитывая момент, удержа-лась от резкости. — Думаю, месяца полтора. — И больше ни слова. “Моло-дец, проверку прошла”. Можно было переходить к сути. — У  нас есть закон, своего рода символ Гуманизма: лю-бой человек, работающий на Систему, независимо от своегогражданства имеет право на защиту. В результате напряженной работы мысли на лбу Алексан-дры обозначились две глубокие морщины. — Ты хочешь сказать, если меня схватит наша полиция иобвинит в пособничестве Системе, я имею право обратитьсяза предоставлением украинского гражданства? — Молодец, смышленая! — Спасибо,  — иронично отозвалась Саша.  — Только яведь работаю неофициально. Так любой может попроситьполитического убежища. — Потому и не просят, что размышляют, как ты. Я тожетак думал, пока не почитал эмиграционное законодательст-во — там ни слова о том, что нерезидент должен работать наСистему официально. Ну, а что не запрещено… — Разрешено! — Именно, моя ты умница! У Турфирмы нет официаль-ного контракта с тобой, это верно. Тем  не менее, имеютсяфайлы о сотрудничестве. Я не просто проверил, а на всякийслучай перерегистрировал кое‑какие бумаги. Саша опять задумалась. — Преследование наших властей можно организовать че-рез моих знакомых, — глядя перед собой, тихо, словно про-должая рассуждать, произнесла Саша. Какой же я молодец, что боролся за ее любовь! — Знаешь, Платон, это возможно, — она, наконец, спра-вилась с сомнениями. — Однако без денег не обойтись.

300 Владислав Гринь — Деньги есть,  — заверил я.  — Давай пораскинем моз-гами: допустим, тебя арестуют и обвинят в нанесении вредаРоссии. Я  обращаюсь в эмиграционную службу Украины ствоим заявлением о предоставлении гражданства. Допустим,Система дает “добро”; твои знакомые отпускают тебя подподписку о невыезде, после чего останется нелегально пере-сечь границу. Я слышал, россияне как‑то исхитряются это де-лать — думаю, опять же за деньги… всё. Глаза Александры блестели, а лицо было бледным и отре-шенно-сосредоточенным. Казалось, ее вовсе не волновала пер-спектива пребывания в СИЗО, хотя Саша не могла не понимать,что временное задержание, пойди что‑нибудь не так, закончит-ся длительным сроком… Как же я любил ее в эту минуту! — Послушай, солнце, я восхищен! Но  риск есть: вдругтвои друзья окажутся непорядочными людьми? Сама пони-маешь… Но Александра даже слушать не захотела. — Здесь, в России, все сладится, не сомневайся! А вот какСистема?  — она поджала губы.  — Короче, Платон, нужнобыть готовым, что деньги возьмут и выпустят, а в Украину ятак и не попаду. — Да черт с ними, с деньгами, — я действительно так ду-мал. — Если не судьба тебе попасть в Украину, так и быть —остаюсь жить в России! Щеки Сашки зарумянились. Она сидела опершись рука-ми о диван. — Тогда пусть это будет моя лучшая роль! Я встал на колени и взял ее обеими руками за низ бедер.Они были холодными и налитыми… — О чем ты думаешь?.. — спустя десять минут Саша по-гладила мне мочку уха. Я выдохнул. — Откуда в тебе столько силы? — Потому, что я прагмаЛистка. — Что, играешь сама с собой в крестики-нолики? Саша от души рассмеялась. — Чего-чего, а такого не слышала, надо будет поделитьсяс друзьями.