trilogy

Буровы, или Эгоизм 701ротворенная, как индийская корова. Однако стоило умеретьНасте, с  ней случилось эмоциональное отупение, которое,проскочив золотую середину, съехало до щиколоток — Танязамолчала и стала домашним растением. На все реагирова-ла слезами. Слезы не высыхали, стояли так долго, что глазапревращались в скомканную целлофановую обертку. Отне-рестилась… Придется решать! Гибнут матери от  чад своих! Не  помню, сам придумалили  где услыхал, но  так и  есть! Опосредованно, конечно,не как у Буровых. Спасибо, мама, за воспитание, точнее, за егоотсутствие. Извини, что не нашлось на земле (и на “Земле”)места обоим; диалектика силы! Как по мне, “Землю” испохабили. Я ее иной представлял,по  крайней мере, изнутри. Ядру дòлжно быть кипящим  —воплощением страстей человеческих. Неплохо бы добавитьпару вулканов, как минимум взлетающий на воздух Везувий.А так все вышло прилизанным и благопристойным. Впро-чем, вполне в  духе изнеженных трусливых предсказуемыхтщеславных невежественных человечков. Нельзя не  признать, что  и  мне досталось от  человечьегобыта, просочились в мое нутро мелкие страстишки. Любитьстал, мучиться. Но если разобраться, так ли плохо — любитьи мучиться? Чувствую, пора жениться и нарожать Последы-шей. Забавно, какие у нас с Эвитой получатся дети? Что вый-дет, когда скрестим жестокого прагматика с просвещеннымидеалистом? В последние дни перестало преследовать десятилетнее ви-дение: глаз матери, распахивающийся от ужаса. Ему на сменупришел запах чая — духов Царицы, который обожал с детстваи требовал, чтобы мать брызгалась ими каждое утро. По иро-нии судьбы Эвита пользовалась таким же парфюмом. У насс ней все и началось с запаха: почуяв тогда в отел­ е детство, я,как собака, взял след, который привел к Эвите. Помню, обо-млел от ее наряда — фиолетового в белый горох платья чутьвыше колен с  расклешенным низом. Широкий белый поясзавязан сзади бантом. Сверху был наброшен белый короткий

702 Владислав Гриньжакет из атласной ткани с неприлегающим воротом и пле-чами: крахмальная пелеринка с рукавами. Все это удивитель-но шло к ее волосам и глазам. Наряд был до такой степенипраздничным и  вызывающе лаконичным, что  его хозяйкапробудила жгучий интерес. Потом много чего было… Лишьо том жалею, что себялюбцы лишены возможности раздваи-ваться. Не подпитывая эгоистичную силу, хиреешь! Пробо-вал восторгаться Эвитой как второй половиной, не вышло. …Интересно, стоило подумать, запах чая усилился, слов-но Эвита рядом… Моя солнцеликая Эвита! Изменила ты меня! Не навсегдаи не к добру, но изменила! Признал, что не сам играю на ин-струментах жизни, к  иному мнению стал прислушиваться.И  чем  закончилось? Заплатил тревогой и  тоской по  себепрежнему. Потому что нельзя любить и одновременно уби-вать! Написать бы об этом… Жалко, зачахнет во мне драматурги актер; какие придумал образы и как сыграл! Чадов и Дымов.Никто не разгадал загадки, даже генерал. Невдомек им было,что Буров всего-навсего чадящий, дымный. Теперь, когда делосделано, Чадов в кювете, но Дымов еще побарахтается! Поэтому давай, Послед, без  соплей! Вспомни, как  частошел по тонкому льду, но не провалился! И впредь так будет,если не раскиснешь. Замечательно, черт возьми, когда в тво-ем кармане ключики от чьих-то жизней! Простись с юностью, Послед! Твои уши истрепаны ложью,а глаза изъедены заурядностью. Отец не упрекнул бы,что в голове намешано. Нет в ней места философской чуши.Все по  полочкам: Буровы  — волки; Послед  — одинокийволк, крайний случай самости. Субъект, понявший мир,одинаково готовый к  дыханию и  смерти. Одинокого волкане выдрессируешь; в человечьей среде он либо правит, либогибнет. Пример хотите? Пожалуйста — ” Рукопись обрывалась. Бумага перепачкана кровью впере-мешку с мозгами и русыми волосами. Эвита закрыла тетрадь.

Буровы, или Эгоизм 703 *** За  окном лило как  из  ведра. Я  сел за  приставной столики сказал, не скрывая злорадства: — Послед мечтал отомстить и отомстил. Уверен: не подо-зревал, что заплатит такую цену… конспирировался, фарисей! Тут же вспомнил, как  опростоволосился, и  настроениеупало — с покойником не поквитаться: “Э-эх, дурак!”. Спро-сил у Эвиты: — Что‑нибудь добавите? — она пожала плечами. — Когда узнала на  фотографии… Юру, медсестра Та-тьяна все прочла на моем лице. Побледнела и закрыла ротладошкой. Мы больше не  сказали ни  слова, только, обняв-шись, плакали, каждая за  себя. Я  вдруг отчетливо предста-вила, что  будет дальше, и  поняла: без  спасательного кругане выплыву. — Ой, Танечка!  — сжала ей руки,— как  все переверну-лось… за секунду! Таня отстранилась, достала из нагрудного кармашка лами-нированную визитку и поднесла к моим глазам. На оборотевизитки было нацарапано корявым врачебным почерком:“Будь милосердна!” Она выпрямилась: — Пройдет! Только одно условие — сделайте добро! Глаза Эвиты похолодели: — Я  знала, где у  Юры пистолет. Он даже рассказал,что у “Глока” нет предохранителя, достаточно сильно нажатьна спуск. Юра быстро черкал в тетради; до того ушел в мыс-ли, что не услышал моего присутствия. Стоя за его спиной,я прочла последнюю фразу. — Почему вы не дали ее дописать? Кого он имел в виду? — Гитлера,— просто ответила Эвита. Я стал собирать вещи: сложил в прозрачную папку днев-ник Последа и  диктофон. Застегнул молнию:  — Пистолетне отдам, уж больно хорош. Остальное, пожалуйста, забери-те! — Она опешила: — Мне? — потом сообразила: — Но как…? Я ответил словами, которыми хотел говорить всю жизнь,но не было повода. За долгую жизнь не было повода!

704 Владислав Гринь — Мы говорим, человек с большой буквы, подразумевая уми награды. Досадное заблуждение… Человек — это смелостьи  справедливость! Такое сочетание почти не  встречается.Слышали про Гамбургский счет? Эвита грустно покачала головой: — Нет. — Полтора века назад силачи зарабатывали на жизньборьбой в цирке. Но всем заправляли антрепренеры, ко-торые назначали победителей; обидно! Справедливостиради борцы раз в год собирались в гамбургском тракти-ре и при закрытых дверях определяли сильнейшего. — Кгорлу подкатил комок, пришлось вдохнуть полной гру-дью: — По  гамбургскому счету победа за  вами как  наградаза справедливость… и, если хотите, за то, что сделали са-мую неблагодарную работу. Надеюсь, вам будет чем  за-няться? Она на  мгновение задумалась, а  после глянула с  ка-ким‑то веселым вызовом: — У меня ребенок и мне есть чему учиться. — Везет же! Хотя вы и так преуспели. Эвита улыбнулась. — То, о чем я говорю,— пожизненная школа. — Не знаю ваших затей, но, в любом случае, из нас двоихЧеловек — ВЫ! — вытянулся и приложил руку к груди: — Честь имею! Она встала и пошла на выход; когда взялась за ручку две-ри, я не выдержал и тихо спросил: — А как с ребенком? Девушка замерла и повернулась всем телом. — Что с ребенком? — ее глаза выдали непонимание и ис-пуг; подумала, не  знает чего‑то, способного ему навредить.Но быстро сообразила и успокоилась: — Буду рожать! Чтобы выразить недоумение, я  чуть приподнял голову;Эвита ухмыльнулась: — Боитесь, приведу серого зверька с  негнущейся шеей?Не страшно — все рождаемся животными. Постараюсь, что-бы стал Человеком! — Блажен, кто верует…

Буровы, или Эгоизм 705 — Не сомневайтесь! Мой друг и по совместительству учи-тель доказал, что это каждому по силам. Не хотелось спорить; на ум пришла простенькая отговорка: — Вам хорошо, у вас жизнь впереди. Эвита настойчиво покачала головой: — Никому не поздно! Для начала нужно фанатично пове-рить добру! Она по‑прежнему держалась за ручку двери, но я до такойстепени опустел, что поспешил отвести глаза. Эвита застен-чиво улыбнулась и вышла. *** Я подошел к окну и увидел, как она влилась в людской по-ток. История не  окончена; в  мире нет безоговорочных по-бед и окончательных поражений. Есть круг, замыкающий-ся всякий раз, когда торжествует справедливость; когдадоброта на  короткий час берет верх над  эгоизмом. Эвитаступила в новый круг — я отпустил в бушующий океан ях-точку со сломанной мачтой. Как ни крути, шансов доплытьнемного: кого любила, предал, остальных не  побеспоко-ят. Я представил, как яхта медленно погружается… носомвверх. Достойно! Что  ж, в  конце концов, зло наказано. Если разобраться,победа над  злом невозможна без  жертвы; это часть жиз-ни. И как я мог забыть! — она защищена учителем! Ее силаот веры.…А я? Стало страшно, глаза заметались по людскойреке. Поздно: Эвиту не  найти. Припав ладонями к  стеклу,прошептал: — Налево, Эвита! Беги от  них, мне нужно тебя видеть!Я вконец разуверился — не дай усохнуть до куколки! Ливень прошел, но проезжая часть блестела сплошной лу-жей. Светофор загорелся зеленым; по странной случайности,на дорогу вышел всего один пешеход. “Если бы только…” —под­ умал я  и  встрепенулся  — узнал ЕЕ. Эвита перебежалана противоположную сторону и, повернувшись, вскинула го-лову. Надеется, что я в одном из тысяч окон? Неважно, Эвита