Рассвет над Чулымом

От последних слов я вздрогнул и сказал сам себе: - Стоп!...К черту все мрачные варианты и предположения. От них больше вреда, чем пользы...Лучше попытаться найти есте­ ственную возможность для общения с Викой, где и заявить, ра­ зумеется намеком, о своих симпатиях. Если я получаю «от ворот поворот», то у меня будет один настрой мыслей, если нет, то дру­ гой...Вот на этом заключении я и остановился в своих суждени­ ях... Больше недели я «искал эту возможность», но ее, как назло, не было. Мне даже показалось, что Вика сама избегает общения со мной и делает все, чтобы этой «возможности» не было. Я завол­ новался, ибо поступал точно так же, когда чувствовал к себе вни­ мание девчонки, к которой я совершенно равнодушен. И снова мрачные мысли заполонили мою голову... Я был уверен, что надежно скрываю свои чувства от посторон­ них и о них никто даже не догадывается. Но себя со стороны не видишь...Тем более, не имеешь даже малейшего представления о наблюдательности и проницательности окружающих людей. Мое состояние, видимо, хорошо ощущала Галя Васькина. Каж­ дый вечер она провожала Вику и в моих намерениях была основ­ ной помехой. Но однажды, вопреки моим ожиданиям, Галя резко свернула к калитке своего дома, оставив нас с Викой вдвоем. Все случилось настолько быстро, что я потерял дар речи и не знал, что делать дальше и как себя вести. Казалось бы, что тут особенного? Взрослый парень темным вечером идет по улице с девчонкой, которую он хорошо знает и...любит. Это же так есте­ ственно и просто! Ан, нет! Я иду рядом молча и не могу сказать ни единого слова! Мысль почему-то стала парализована, а все слова - нелепыми и шутовскими...Молча проходим мимо моих ворот...Вика вопросительно смотрит на меня, в ответ я снова молчу и она застенчиво опускает глаза... Наши летние ночи светлые, и их можно, как и ленинградские, назвать «белыми». Поэтому видно не только выражение лица, но и глаз... Я иду рядом и сгораю от стыда, проклиная себя за свою беспомощность... Около дома Вика остановилась и, приподняв глаза, тихо про­ говорила: - Вот, я и дома... Сделав короткую паузу, она добавила: - Спокойной ночи и добрых тебе сновидений... Она медленно направилась к калитке дома...И вдруг меня слов­ но прорвало: - Вика, - сказал я скороговоркой, - можно мне провожать тебя каждый день?! 197

Сказал и испугался своих слов - они показались мне настолько глупыми и неуместными, что стало обидно за самого себя... Та­ ким неуверенным и беспомощным я чувствовал себя впервые... Остановившись, Вика удивленно посмотрела на меня и как-то неуверенно произнесла: - Можно...Только не каждый день, - и она быстро скрылась за калиткой своего дома. Дождавшись пока в окне не вспыхнет свет, я медленно побрел вдоль переулка. Особого восторга не было, хотя этого момента я долго ждал и много о нем думал. Оказывается, получается со­ всем не так, как предполагаешь и намечаешь... - Что ж, - сказал я вслух, - первый блин получился комом... А каким окажется второй? Третий и четвертый? И как мне вести себя завтра? Ведь эти несколько слов ничего не прояснили?! И как понимать ее слова: можно, но не каждый день!? Что Вика име­ ла в виду?...Через день или раз в неделю? А может она не хочет, чтобы о наших отношениях знали на поляне?! Провожать ее мож­ но, только вот так, случайно...Без каких-либо обязательств и на­ дежд на более серьезные дружеские отношения... Это была уже веская догадка, хотя и на уровне «изобретения велосипеда». В послевоенные годы уличные ватаги довольно во­ инственно относились к влюбленным парам, изводя их безжало­ стными насмешками и издевками. Нужно было иметь большую смелость, чтобы подвергнуть свои отношения подобным испыта­ ниям. На это были способны единицы. Все же остальные встре­ чались тайно...Чтобы никто не видел и не знал. Неизвестно по какой причине, но отношения влюбленных считались зазорными и постыдными... До сегодняшнего дня никто из ребят поляны даже не пытался нарушить этот неписаный закон и все старались создавать ви­ димость верности мальчишечьему братству...Я первый пошел на нарушение этого правила! Вика же, видимо, не решилась...А имею ли я право винить ее за это?! Нет и еще раз нет!...И в осто­ рожности Вики есть доля и моей вины... . Два года назад, когда наши старшие девчонки Маруська Кли- мюк и Нинка Чернявская основательно задружили, мы с Толей Федоровым устроили им такой переполох, что они были не рады и самой дружбе... Вечером, заметив Нинку с кавалером на поляне, мы с Толей быстро прятались в погреб палисадника и ждали. Ничего не по­ дозревая, влюбленные садились на лавочку. Мы же, затаив дыха­ ние, прислушивались к каждому слову и шороху. Как только что- то нам казалось подозрительным, мы высовывали головы из по­ 198

греба и издавали угрожающий рык. Нинка, сообразив в чем дело, пулей летела во двор, а парень, косясь на густую траву палисад­ ника, быстрым шагом драпал в сторону тракта. Мы же, захлебы­ ваясь от смеха, рычали вдогонку еще громче. Видимо, человеку присуща страсть кого-то напугать, а потом, видя проявление страха, вдоволь насмеяться...Хихикая, бабка Агафья пугала нас с Лень­ кой, потом, с той же целью, пугали мы бабку Агафью, теперь, с теми же намерениями, мы пугали влюбленных... А Володька Шагайко пугал Маруську уже из других соображе­ ний. Он, как нам казалось, был в нее влюблен, а Маруська его даже не замечала! В Володьке вспыхивало чувство ревности, и он «гонял» ее ухажеров, как мог и умел. Однажды он «выбросил номер» похлеще нашего! Закрепив цепь на вороте колодца, он ставил ноги в ведро и опускался настолько, чтобы свободно зак­ рывалась крышка. Когда Маруська с парнем садилась на лавоч­ ку, Володька приподнимал крышку колодца и мужским голосом вопил: - А ну, марш домой...Расселась и лыбится... Маруську словно ветром сдувало...Парень, хотя и хорохорясь, но отходил к тракту. Володька же, гремя цепью и ведром, посы­ лал ему вслед свое недовольство и угрозы: - Ходють тут всякие...Еще раз увижу - ноги поломаю... Без сомнения, эта участь ожидала и нас с Викой. Я не сомне­ вался, что Толька Федоров такой момент не упустит и устроит подобную хохму. Ну, и пусть, я не из пугливых - убегать не стану. Опасался я другого: Вика уже давно стала общей любимицей и мои претензии на «ее руку и сердце» могли породить у ребят поляны скрытый протест, который может выразиться намеками и шуточками. Это было уже опасно, ибо я противопоставлял себя коллективу, который сам же и создавал. Получался замкнутый круг...Но другого выхода не дано - на улице так было всегда. Одни пакостили из ревности, другие - ради хохмы, а третьи - про­ сто так, за компанию. Ватага могла позволить кому-то дружить в открытую лишь в том случае, когда она вдоволь насыщалась издев­ кой и хохмой. Передо мной, да и перед Викой, встап выбор: или пройти через это «чистилище», или все сохранить в тайне!? Было очевидно, что оба варианта не реальны: шила в мешке не утаишь, а издевка мо­ жет оказаться нам не по силам... Разумеется, выбор должен де­ лать я...Но для этого мне нужно конкретнее знать, как относится ко мне Вика!? Этот вопрос уже в третий раз возникал передо мной и всегда сомнения были в одном: имею ли я право навязывать свою дружбу Вике? А вдруг ей нравится Виталька? Или другой парень из 199

Новосибирска? А может ей вообще никто не нравится, а я в осо­ бенности? Все эти варианты были вполне реальны, и я на их фоне выглядел смешным... Я залез на сеновал и, закутавшись в одеяло, попытался как можно быстрее уснуть. Но мысли повторно лезли в голову, ставя массу вопросов и не давая ни одного ответа. В конце концов, я махнул на все рукой и проговорил вслух: - Утро вечера мудренее...Буду поступать по обстоятельствам... Как Наполеон: нужно вступить в бой, а ситуация сама подскажет, что делать дальше...Это было, как мне показалось, разумно, и с этой мыслью я и уснул... Весь следующий день прошел под впечатлением прошедше­ го вечера. Я продолжал терзать себя всевозможными домысла­ ми, догадками и вариантами, чем еще больше загонял себя в безвыходный тупик. К вечеру я уже с опаской и неуверенностью ждал встречи с Викой...Я жаждал ее и одновременно боялся. Это особенно ощущалось, когда я шел на поляну... Вика уже была среди девчонок и вела себя так, как будто вче­ рашнего вечера и не было! Она казалась веселой и жизнерадо­ стной, но самое любопытное - на меня не обращала никакого внимания! - Значит, - мелькнуло в моей голове, - своим поведением Вика диктует и мое?! Я облегченно вздохнул, ибо все надуманные мною проблемы отпадали сами собой. К тому же, всегда приятно, когда кто-то берет на себя всю ответственность вместо того, чтобы поделить поровну. Не задумываясь, я скопировал поведение Вики, и все пошло привычным образом. Но такое наигранное веселье дли­ лось недолго: где-то через час Вика, вместе с Галей, ушла до­ мой! Это было ответом на оставшиеся вопросы... - Видимо, - глядя ей вслед, подумал я, - не только меня мучили вчера сомнения...Вика тоже пролежала в постели с открытыми гла­ зами не один час...И, по всей вероятности, приняла решзние... Толь­ ко какое?... На следующий день Вика все повторила сначала...Потом еще раз...Демонстрация полного равнодушия ко мне длилась дней десять. Теперь мне было ясно, как Вика относится ко мне и какое она приняла решение...Насильно мил не будешь...Во мне сразу заговорила гордыня, вытеснившая на момент мою любовь...И я принимаю ответное решение: согласиться с Викой и начать борь­ бу не за любовь, а против любви! Муки безответной любви мне не нужны!...Я решил заглушить только что зародившуюся лю­ бовь и не дать ей превратиться во что-то большое и неуправля­ 200

емое...Во мне жила уверенность, что любовью можно управлять с помощью силы воли и твердости характера. Я стал меньше ду­ мать о Вике, отвлекая себя всевозможными делами, замечать в ее поведении все то, что мне, в какой-то мере, не нравилось. Стал настойчиво себя убеждать, что в Вике нет ничего особенно­ го и она такая же девчонка, как и все. Мне даже хотелось, чтобы Вика совершила какой-нибудь нехороший поступок... Но моя позиция и принятое решение, видимо, оказались ош и­ бочными...В крайнем случае, я не угадал намерения Вики...Од­ нажды вечером, когда все разошлись по домам, случилось непред­ виденное... Свернув в свой переулок, я опешил: возле моих ворот медленно вышагивала Вика! - Неужели она ждет меня!? - мелькнуло в моей голове и я сразу ощутил, как радостно забилось мое сердце, - конечно, меня! Мгновенно из головы улетучились все путаные перипетии пос­ ледних дней и я, быстрым шагом подойдя к Вике, как ни в чем не бывало, сказал: - Тебе, Вика, как Наташе Ростовой, в такую лунную ночь и спать не хочется!? Вика посмотрела на меня своими грустными глазами и про­ молчала. Мой пафос и вспыхнувшие надежды стали быстро уга­ сать, хотя и чудесная ночь противодействовала этому. Полная луна светила настолько ярко, что наша округа была, как на ладони. В такую ночь только читать стихи любимым, вспоминая картину Ку- инджи... Вика остановилась и, повернувшись ко мне, вытащила листок бумаги из кармана куртки и протянула мне. - Возьми, это тебе... Сделав короткую паузу, она добавила: - Провожать меня не надо, - и быстрым шагом пошла в сторо­ ну своего дома... Последние слова Вика сказала твердо, с еле заметным метал­ лом в голосе...Сразу поблекли краски лунной ночи и я почувствовал неладное. Быстро развернув листок, я попытался прочесть напи­ санное прямо на улице, но яркость лунного света была обманчива и почерк разбирался плохо. Я забежал на веранду и включил свет... Леша! Больше встречаться с тобой я не буду. Это ни к чему, мне нравится другой, допустим, Виталька. Я только теперь это поня­ ла. Это правда, хотя и жестокая. Мне будет легче и спокойнее, если ты ее будешь знать. Прости и не обижайся. Вика. 27 июня 1957 года. 201

...Сразу появилась дрожь в коленках и я сел на кушетку. От легкого дурмана в голове начало чуть-чуть подташнивать...Сжав скулы, я твердо сказал сам себе: - Еще не хватало, как слюнтяйчику, потерять сознание... Сделав злое выражение лица, я приказал самому себе: - А ну, возьми себя в руки!...А-то еще, как девчонка, пустишь слезу!...В этом письме нет ничего удивительного и неожиданно­ го, это и следовало ожидать... Этот самоприказ подействовал, и я успокоился...Прочитал за­ писку еще раз, пытаясь уловить сказанное между строк...Но его ке было...Потом еще несколько раз...Когда я запомнил текст наи­ зусть, то небрежно положил записку в карман. Потушив свет, я залез на сеновал. Быстро разделся, залез под одеяло и, заложив руки за голову, задумался... - Значит, отворот поворот?!...Воттеперь все ясно и понятно... Нет смысла гадать и перебирать варианты...Допрыгался и до­ игрался...Приехали...Видимо, Пушкин пережил не одну подоб­ ную сценку, если написал такие строки: Для вас, красавицы, берем Златые лиры в руки. И от прелестных взоров ждем Иль радости, иль муки... Разумеется, я ждал радости, а дождался муки...Но ничего страш­ ного, я к ним готов...Но все равно обидно: уйти с дороги по сво­ ей воле - это одно, а уйти, когда тебя отвергли, - совсем другое. От этой мысли стало тяжело и грустно...Видимо, по такому же поводу Лермонтов писал: Мне грустно потому, что я тебя люблю... Как же мне быть с моей любовью? Куда ее деть? И чем ту­ шить ее огонь? Ведь я уже пробовал это сделать, и у меня, факти­ чески, ничего не получилось...Вот когда начнутся настоящие му­ ки!...Я уже сомневаюсь, что у меня хватит воли и характера, чтобы гордо и убедительно повторить слова Пушкина: Я вас любил, любовь быть может В моей душе угасла не совсем. Но пусть она вас больше не тревожит Я не хочу печалить вас ничем... Да...На закате любви эти слова п о в т о р и т ь можно...А, вот, на восходе - сомнительно...Да, что сомневаться, если я уже сам не раз убеждался, что это вообще невозможно! Мне как-то стало жалко самого себя. Глядя в кромешную тьму потолка крыши, я проговорил: - А сделать, дружище, тебе это придется.. .У тебя другого выхода нет...И отступать некуда... 202

Но уже через минуту понял, что все эти убедительные слова - обыкновенный блеф. В крайнем случае, вынужденный душевный порыв при виде разумного выхода. Но это еще не значит, что разумный выход реален или верен. Я отчетливо понимал, что без Вики жить не смогу! Я должен каждый день ее видеть, слышать и с ней общаться. Ежеминутно я должен знать, что с ней ничего не случилось и она где-то рядом. Но самое главное, я должен быть уверен, что она уважительно относится ко мне и не отвергает меня хотя бы как хорошего товарища...Без этого теряется всякий смысл моей жизни...Это напряжение души, порожденное влюб­ ленностью, довольно точно и тонко подметил Пушкин: Нет, поминутно видеть вас, Повсюду следовать за вами, Улыбку уст, движенье глаз Ловить влюбленными глазами... Пушкин, гений в любви, и-то не смог приказывать себе в люб­ ви... А я? Пигмей...Замахнулся на то, что оказалось не по силам гению. Чтобы отвлечь себя от грустных мыслей, я вспомнил свою детскую любовь к матери...Как я неотступно следовал за ней, на­ блюдая исподтишка. И все это я делал для того, чтобы быть уве­ ренным, что с ней ничего не случилось... Сегодня все повторяется заново, только на другом уровне. Мне даже показалось, что та детская любовь к матери каким-то обра­ зом превратилась в любовь к Вике. Хотя я четко видел и их раз­ ницу...Любовь к матери меня радовала и восхищала. Любовь же к Вике, наоборот, порождала больше тоски и грусти...Здесь было больше страдания, чем радости. Мало этого, любовь к Вике я на­ чинал воспринимать как тяжелую болезнь души, которая прояв­ лялась в непреодолимой тоске! И самое страшное, против нее у меня не было лекарства...Страдания, боль и муки приходилось пе­ реносить живьем, без всякого наркоза! Кроме этого, воображае­ мое будущее рисовалось мне еще более мрачным и ужасным. Мне хотелось бежать от нее, как от чумы. Но бежать-то некуда - Вика была рядом и жила на одном переулке... Круг моих противоречивых суждений замкнулся, и я оказался там, откуда начал. Нужно какое- то реальное решение... Выход был единственный - честно и откро­ венно сказать Вике о своей лю бви!... В ответ на ее «нет» твердо сказать «люблю». Вот, если после этого Вика повторит свое «нет», тогда все будет ясно. А как же ей об этом сказать? Да, очень про­ сто: так же написать письмо!... На память сразу пришла крылатая фраза: письмо, в отличие от влюбленных, не краснеет! Так вот по­ чему влюбленные чаще всего объясняются с помощью писем - так проще, не мешает чувство стыда, не мучает губительное волнение, 203

которое самый благой порыв способно загубить в зародыше. Вика тоже не захотела переживать такие минуты и объяснилась со мной с помощью письма... В данной ситуации письмо показалось мне той самой соло­ минкой, ухватившись за которую, я могу попытаться спасти свою любовь и избавить себя от предстоящих мук... Не зажигая свет, я на цыпочках прошел в комнату и на ощупь взял с полки этажерки томик Пушкина. Вернулся обратно, на­ шел письмо Татьяны к Онегину... Я к вам пишу, чего же боле? Что я могу еще сказать... Прочитал письмо несколько раз подряд...Потом прочитал от­ вет Онегина...Порыв сразу угас, ибо Пушкин сказал все и мне добавить нечего! Но в семнадцать лет не хочется уступать даже Пушкину! Я снова вернулся в комнату, взял бумагу и авторучку и воз­ вратился на веранду...Задумался над чистым листом бумаги... Главное, как начать?!...В послевоенные годы у ребятни было осо­ бое отношение к письмам и переписке, порожденное войной. Уже более десяти лет, как молчали орудия, а письмо по-прежнему ос­ тавалось главной нитью, связывающей людей...Писали матери, жены и солдаты...Солдатский треугольник был воспет поэтами и писателями...Писали гидростроители, целинники и студенты. Но больше всех писали влюбленные, как по числу листов, так и по количеству писем. Эпистолярный жанр был в расцвете!...Но не­ смотря на это, вопрос: с чего начать, - был самым важным...Нача­ лом письма задавались тон, ритм и краткость мысли. Мало этого, от начала зависит смысл самого письма: хочешь написать одно, а напишешь, из-за удачного или неудачного начала, совсем другое... Взбудоражив свое воображение и фантазию до предела, я на одном дыхании написал: Вика! Я прекрасно тебя понимаю и становиться на твоем пути не хочу. Вмешиваться в твою жизнь - тем более, ибо считаю это недостойным. Будь уверена, что это было в первый и последний раз. Я даже не хочу знать причины твоего равнодушия ко мне... В оправдание своего поведения могу сказать лишь одно: я люблю тебя! Люблю искренне и нежно. Моя любовь настолько сильна и глубока, что мне кажется, я буду любить тебя всегда!...В крайнем случае, эту любовь я буду помнить всю свою жизнь. Не важно, что она безответная, зато она первая. Если обстоятель­ ства складываются так, что у нас дороги, да и судьбы, разные, то я найду в себе силы, чтобы быть мужественным и сильным до кон­ ца... Как сказал поэт: 204

Гордым легче - гордые не плачут Ни от ран, ни от душевной боли. На чужих дорогах не маячат, О любви, как нищие, не молят... Я буду рад, если у тебя все в жизни сложится удачно. Лешка. 29 июня 1957 года. Я перечитал письмо и удивился: в таком стиле и тоне я не собирался его писать...Объяснение получилось слишком гордым и независимым. Но...угодничать не стал -- как подсказала душа, так и получилось...Я прочитал письмо еще раз, кое-где уточнил мысль и заменил слова. Потом заново переписал письмо - те­ перь оно мне нравилось, ибо я говорил о своей любви к Вике достойно и с уважением. Сложив листок, я быстро вышел на улицу. Лунная ночь показалась мне еще более прекрасной и таин­ ственной. В такую ночь Вика не должна спать. Она или сидит на бревнышке у ворот своего дома, или здесь же прогуливается... Я несколько раз прошелся около ее дома. Вокруг стояла зве­ нящая тишина. Даже дворовые собаки дремали в своих будках и не хотели лаять на Луну... - Да, видно, сейчас Вика лежит под одеялом и представляет себе мое состояние, - подумал я, пристально всматриваясь в чер­ ные проемы окон. Ей даже в голову не приходит, что я уже напи­ сал ответ и готов его передать...А вдруг Вика не в постели, а сидит у окна и в просвет шторы наблюдает за мной? Если это так, то она обязательно выйдет на улицу... Но моим надеждам не суждено было сбыться. Когда я в этом убедился, то был вынужден пойти домой, залезть на сеновал и уку­ таться одеялом. Уснул я без особых тревоги раздумий... Утром я проснулся при первых же движениях матери во дво­ ре. Я быстро встал, оделся и, приведя себя в порядок, вышел на улицу. Мне не терпелось побыстрее отдать письмо Вике. Уве­ ренным шагом я направился к ее дому. Во дворе было тихо, в доме - тоже... - Видимо, еще спит, - мелькнуло в моей голове и я стал проха­ живаться по улице, делая вид ожидающего. Я еще дома решил: в любом случае, но письмо Вике отдать. Ждать пришлось недо­ лго - шторка окна шелохнулась и Вика, не глядя в мою сторону, с деловым видом стала поливать цветы. Я подошел к палисаднику и, не говоря ни слова, показал письмо, зажатое между пальцами. Вика посмотрела на меня грустными глазами и, поставив ковш на подоконник, скрылась в глубине комнаты. Ох, уж эти вырази­ тельные девичьи взгляды! Сколько они рождают мыслей, догадок и предположений! Через секунду я уже забыл про письмо и в ушах зазвенела песня: 205

Только у любимой могут быть такие Необыкновенные глаза... Я вздохнул - глаза Вики мне уже казались далекими и недо­ ступными, а веры в чудо почти не было... Через минуту Вика вышла на улицу. Не говоря ни слова, я подал ей письмо. Мне показалось, что Вика взяла его неохотно и неуверенно. Развернув листок, она посмотрела на меня тревож­ ным взглядом. Видимо, она ощущала, какую боль принесла мне своей запиской...Читала письмо Вика медленно и долго. Веро­ ятно, она одновременно и продумывала свой ответ. Прочитав письмо, она снова посмотрела на меня. К моему удивлению, глаза у нее уже были другими - добрыми и нежными, готовыми вспор­ хнуть и куда-то улететь. Но это состояние эйфории длилось не­ долго. Довольно быстро Вика взяла себя в руки и твердым го­ лосом сказала: - Кого любишь ты, тот тебя не достоин, а кто любит тебя, тот тебе не нужен... Я оторопел: такого ответа я от Вики никак не ожидал! Во мне где-то подспудно теплилась надежда, что Вика впервые читает такое пылкое объяснение в любви и по доброте душевной долж­ на была бы на любовь ответить..., в крайнем случае, добротой и благородством. Но Вика повела себя вопреки моим ожиданиям. Почувствовав мое недоумение, Вика виновато проговорила: - Извини...Мне нужно работать... Резко развернувшись, она вошла во двор, громко захлопнув за собой калитку. Огорошенный неожиданным поворотом, я медлен­ но побрел домой. Взобравш ись на сеновал, я упал на кровать и задумался. - Итак, получена очередная зуботычина... Сам напросился... Хо­ тел удивить Вику, а она удивила меня... Кстати, а как понимать ее слова: кого любишь ты, тот тебя не достоин? Неужели она имеет в виду слова Рылеева: Я не хочу любви твоей, Я не могу ее принять. Я отвечать не в силах ей, Моя душа твоей не стоит... А может она, как и я, увлекается лицедейством и за ее маской скрывается совсем другой человек? И она просто не хочет, чтобы я знал ее истинное лицо. А почему бы и нет? Ведь у меня это получается? Получается!...А чем Вика хуже меня? Ничем!... А может у Вики, как и у меня, заниженная самооценка? Я, на­ пример, считаю себя хуже других только потому, что заикаюсь... А Вика может считать себя хуже только потому, что осталась совер­ 206

шенно одна?! Ведь какую уверенность в себе мне придают отец, мать и брат! Если бы я сейчас остался один, то тоже бы загнал себя в угол обиженного...Я понимал, что испытание одиночеством - самое тяжелое...Многие парни, отцы которых погибли на фрон­ те, были с заниженной самооценкой. Даже Ленька Рудак, после смерти матери, не смог избежать этой участи... 1/1здесь я поймал себя на мысли, что снова занимаюсь беспо­ лезным анализом всевозможных вариантов. - К чему они теперь, если все кончено?! - вслух спросил я себя, - теперь уже ясно: моя любовь будет безответной и нужно еще настойчивее бороться против ее страшных последствий. Не за ­ думываясь, я принял довольно категоричное решение: на своей любви «поставить крест» и больше никогда к ней не возвра­ щаться...Как бы мне ни было трудно и больно, но этот драма­ тизм пережить молча и достойно...И заодно посмотреть на себя со стороны и оценить, - какой ты, когда тебя отвергли, в какой-то мере унизили...А может и бросили, как ненужную вещь... Чтобы закрепить в себе уверенность, я еще раз процитировал слова своего письма. В данный момент они мне показались са­ мыми главными и нужными... Гордым легче - гордые не плачут Ни от ран, ни от душевной боли. На чужих дорогах не маячат, Олюбви, как нищие, не молят... И мне, действительно, стало легче...Я ловко спрыгнул с сенова­ ла и зашел в избу. Мать, увидев меня, повелительно сказала: - Садись есть...А-то будешь голодным ходить до вечера... Оче­ редь надо отбыть. - Давай, - радостно проговорил я, садясь за стол. Опорожнив чашку с супом и запив ее сладким чаем с маслом, я ушел в комнату, где занялся книгами своей библиотеки. Те­ перь все книги о любви стояли на первой полке этажерки. Я их перебирал, перелистывая отдельные страницы и перечитывая отдельные места. Потом стал перечитывать стихи о любви, кото­ рые я уже целый год переписывал в толстую тетрадь. Многие из них я знал наизусть, но все равно чтение создавало особое на­ строение и, как мне казалось, успокаивало. А сегодня все было наоборот: общение с книгами не успокаивало, а возбуждало!...Г- рустные глаза Вики непрерывно смотрели на меня, заставляя перебирать бесполезные варианты. Чем больше я читал, тем больше мысли о Вике овладевали мною. Я оставил книги и по­ шел помогать матери по хозяйству. Принес воды, подмел двор, полил огурцы и капусту. Но и это не помогало: везде и всюду Вика следовала за мною, приговаривая: 207

- Дурачок...Ничего ты не понимаешь... Освободиться от мыслей о Вике я не мог ни на минуту - они, как тень, следовали за мной везде и всюду... Так прошел день, второй, третий...Встречаясь с Викой, мы об­ щались с ней так, как будто между нами ничего и не произошло. Только я стал замечать, что плохое настроение стало основным состоянием моей души. Подавленное состояние держалось не­ делями, и мне нужны были, как сказочной царевне, особые усло­ вия для поднятия настроения. Не хотелось ничем заниматься... Появилась вялость в мышцах, исчез интерес к гимнастике, да и к спорту вообще. Было лень читать книги и писать дневник. Про­ пал интерес к писательской деятельности. Работа учителя стала казаться скучной и неинтересной...Я чувствовал, что постепенно пропадает интерес и к самой жизни. Моя любознательность сме­ нилась равнодушием и безразличием. Появилось непонятное бо­ лезненное состояние души, которое нарастало с каждым днем... И только теперь я понял смысл слов, которые до сих пор вос­ принимал с усмешкой: от любви можно сойти с ума! Да, дей­ ствительно, я сходил с ума!...И не знал, что делать и как быть дальше...Хотя хорошо понимал: если все это не остановить, то быть беде...Мать любила повторять: одна беда - это не беда. Когда их соберется несколько вместе, - вот это беда... Однажды вечером я случайно услышал от девчонок, что Вика собирается уезжать в Новосибирск. ..Одна эта мысль парализовала мой мозг на целые сутки. Я не чувствовал своего тела, не замечал окружающих, не слышал слов близких и друзей...Не ел и не пил...- Лежал на сеновале и тупо смотрел в потолок. Это было настоящее шоковое состояние: в ушах, дробью барабана, стучали два слова - Вика уезжает...Именно в эти сутки я еще раз отметил справедли­ вость слов: без Вики я жить не смогу...Если она уедет, то...И здесь мне на память, уже в который раз, пришел «Гранатовый браслет» Куприна!... Это было просветление и отрезвление: - А может Куприн для того и написал «Гранатовый браслет», чтобы приводить в чувство таких слюнтяев, как я!? Ведь он в от­ крытую мне говорит: если ты не найдешь в себе сил, то тебе амба!... Тебя ждет участь Желткова!... Меня охватил ужас, и по спине побежали мурашки! Но это уже была спасительная дрож ь..Та грань, за которой началось мое «возрождение из пепла»! Я неистово начал бороться против на­ растающей депрессии... Во-первых, я начал писать дневник...Все наболевшее я самым искренним образом изливал на его страницах. И это помогало! 208

И я понял почему... Когда в душе вспыхивает любовь, то хочется петь, как птице весной! Мало этого, возникает неукротимая по­ требность говорить о своей любви! Но говорить-то некому!... Лю ­ бовь безответная! А от друзей и товарищей ее нужно скрывать, чтобы избежать насмешек...Спасение только в дневнике!... Имен­ но в этот момент моя «записная тетрадь» превратилась в насто­ ящий дневник и стала моим спасательным кругом... Во-вторых, я заставил себя с прежним упорством заниматься спортом...Сразу исчезли апатия и вялость, а взамен их появи­ лись целеустремленность и вера в свои силы. В-третьих, я удвоил время на чтение хороших книг, перечитав о любви все, что сумел добыть, в полном смысле этого слова, в наших библиотеках... В-четвертых, я утроил время общения с друзьями...Все это и оказалось тем самым бальзамом, который надежно затормозил нарастающую депрессию. Теперь я уже с нетерпением ждал осени. Мне казалось, что «школьная буча» - занятия в гимнастическом кружке, общ ение с учителями и ребятами, учебная и общественная работа, охота и лыжи - окончательно все поставят на место и я добью сь полной победы над безответной любовью... Фактически оно так и получилось: осенние заботы, в какой-то мере, умалили терзания любовью. Но неожиданно появились но­ вые неурядицы: я стал явно ощущать, что точные дисциплины да­ ются мне с трудом! Даже любимая мною физика оказалась слож­ ной и плохо воспринимаемой... А о математике уже не могло быть и речи. Мне казалось, что мое левое полушарие было парализова­ но и не хотело работать. Я все чаще и чаще стал получать тройки, хотя по этим предметам работал с тем же усердием. Я забеспоко­ ился...Сложившаяся ситуация требовала выбора: или уделять еще более серьезное внимание учебе или сделать вид, что я стал хуже заниматься в классе и дома. Проще всего было удвоить время для занятий физикой и математикой. Около месяца, по несколько ча­ сов в день, я занимался только этими предметами, но...сдвигов, даже малейших, не было...Я остолбенел: одна беда сменилась дру­ гой!...С ужасом я сделал заключение, что от любви я «поглупел»!!... Несколько дней ходил мрачнее тучи, не зная, что делать дальше... Прикидываться разгильдяем мне не позволяло чувство собственно­ го достоинства...И я покатился по инерции, в надежде, что это «по- глупение» временное и оно пройдет само собой... Мое настроение чуть-чуть улучшилось, когда я заметил, что ус­ пехи по литературе и истории улучшились! Было очевидно, что любовь, наоборот, возбудила правое полушарие и здесь я «поум­

нел»! Получалось, что во мне «работал» какой-то закон сохране­ ния, похожий на закон сохранения энергии: если я в одной обла­ сти «глупел», то в другой - обязательно «умнел»!...Это было не­ постижимо для моего воображения, и я этому практически не верил. Свои успехи по литературе и истории я связывал с дея­ тельностью Алексея Федоровича и Бориса Романовича. К этому времени я был убежден, что любовь к учителю порождает любовь и к преподаваемому им предмету. Но с другой стороны, этой закономерностью я легко и просто объяснял тот факт, что все влюбленные пишут стихи! Этому спо­ собствует возбужденное правое полушарие мозга! А если рас­ суждать еще глубже, то поэтический дар поэта определяется глу­ биной и силой его любви!...Забегая вперед, можно сказать, что эту закономерность заметил Пушкин и поэтому все время дер­ жал себя в состоянии пылкой влюбленности! Он знал, что только в эти минуты рождаются самые лучшие его строки!...Знал об этом, видимо, и Александр Блок, утверждая: только влюбленный имеет право на звание человека! Теперь-то я понимаю, что Блок имел в виду настоящего человека, человека с большой буквы! И таким человеком он может быть только в состоянии влюбленнос­ ти... Успехи на гуманитарном поприщ е не смогли заслонить пр о ­ вал на математическом, что я воспринимал как трагедию. Не по­ могало общение с Федором Михайловичем, Виктором Яковлеви­ чем и Олимпиадой Васильевной... В конце концов, я был вынужден признаться самому себе, что «от любви надежного лекарства нет»...А дневник, спорт, школа и друзья - это лишь полумеры, способные принести временное об­ легчение... Я чувствовал себя «здоровым» лишь тогда, когда видел и об­ щался с Викой. Но это были лишь счастливые мгновения...Все остальное время я оставался один на один со своей безответ­ ной любовью! И все это время в душе звенела песня... Теперь и сам не рад, что встретил, Что вся душа полна тобой. Зачем, зачем на белом свете Есть безответная любовь... А когда вечером выходил на улицу и смотрел в сторону Улуй- ского ручья, где жила Вика, песня звенела дальше: На свете много улиц славных, Но не сменяю адрес я, В моей судьбе ты стала главной, Родная улица моя... 210

И я мог часами бродить по родной улице, на которой жила Вика... Именно в это время на ум приходило все прочитанное о любви великих... Становилось спокойнее о тто го ,что не только я, какой-то провинциальный парень, но и великие - Данте, Ш екс­ пир, Лермонтов, Герцен, Блок, да мало ли еще им подобных, в люб­ ви были несчастны...Но одновременно я и возмущался этой ди­ кой несправедливостью: почему люди, которых природа награ­ дила глубоким чувством любви, на самом деле этой любви не испытали!? Кто в этом виноват - сами великие или обстоятель­ ства, которые не позволили им проявить эту любовь!? Видимо, то и то, однозначного ответа здесь нет...В конце концов, эти разду­ мья приводили к печальному выводу: безответная любовь - не только тяжелая болезнь, но еще и неутешное горе! И это было очевидно - я страдал в десять раз больше от любви, чем радо­ вался! Вот, оказывается, почему не всем по силам этот тяжкий крест...И у меня для него силенок маловато... Мне всегда было больно и обидно, когда я приходил к безыс­ ходному концу. Поэтому старался мизерную удачу превратить в значимую победу! И я тут же «заговорил» другим тоном: - А разве я не испытал настоящую радость от того, что смог так сильно полюбить Вику! Испытал! Значит, я способен на большую любовь, и в этом тоже есть немалая доля счастья! И не беда, что Вика на мою любовь не отвечает...И не важно, что моя любовь при­ несла мне больше горя, чем радости...Пушкину тоже любовь кро­ вушки попортила!...А когда вопрос встал ребром, то он за свою любовь к Наталье Гончаровой, которая, быть может, тоже была бе­ зответной, заплатил жизнью. Вот она - цена настоящей любви! И Пушкин, на Черной речке, не подсчитывал соотношение между счастьем и горем своей любви...Он воспринимал ее такой, какой она была... А какая цена моей любви, еще неизвестно...Ради нее я пока не пошевелил даже пальцем...И неизвестно, когда пошевелю...А мо­ жет и шевелить не имеет смысла? Алексей Федорович как-то сказал, что у любви есть весна, лето и осень...И я с нетерпением ЖДал ее осени! Мне казалось, что только в этом случае я смогу избавиться от беды, постигшей меня. И я «торопил любовь» как мог. Где-то я читал, что меланхолия порождает гения в любви, любовь которого живет около пяти лет. Я не считал себя мелан­ холиком, и такой срок был для меня не страшен...Но даже время в год-два было для меня целой вечностью! К тому же, на это вре­ мя приходился самый ответственный период моей жизни - окон­ чание школы и поступление в институт. Если я не смогу «укоро­ тить жизнь своей любви», то в ее пламени могут погибнуть все 211

мои благие намерения...Хоть «верть-круть», хоть «круть-верть», а огонь любви нужно гасить всеми доступными мне средствами...А ведь клин клином вышибается!...А что если любовь гасится лю­ бовью?!...Вдруг любовь к Вике можно будет вытеснить любовью к матери, отцу, брату и друзьям?...К школе, учителям, к охоте, спорту и книгам? Разве эта замена не равноценна? Равноценна, и с лихвой! Пройдет время, и любовь к Вике умрет, и от нее останут­ ся лишь приятные воспоминания...А вот любовь к матери, отцу и к школе - никогда! Странно, но сейчас я, как глупец, любовь к девчонке ставлю на голову выше самого дорогого и вечного?! Парадокс и только... А может, вдобавок, взять да и «закрутить» с какой-нибудь дру­ гой девчонкой? Например, с Танькой...А сколько вокруг прелест­ ных соклассниц и одноклассниц!?... Нет, это предположение со­ всем никуда не годно: «закрутить» просто так, ради каких-либо выгод, я не смогу...Да, у меня это и не получится...В какой-то кни­ ге я прочитал крылатую фразу: любовь порождает верность... Если любишь, то пусть другая девчонка будет с «золотой душой» и первой красавицей, ты к ней будешь равнодушен...В против­ ном случае, твоя любовь не настоящая, а простое увлечение... Эти бесконечные и противоречивые суждения я прерывал тогда, когда замечал, что я уже не хожу вдоль улицы, а бегаю...Я сбавлял темп и уходил...Или домой, или на поляну...Все зависело оттого, какое время показывали часы... Такие суждения не были бесплодными или пустыми. Они ос­ тавляли в душе, в виде зарубки, заметный след, как призыв к дей­ ствию... В борьбе с самим собой и с безответной любовью прошла зима...Я не мог сказать, что борьба была победной...Здесь было все: победы и поражения, разочарование и радость. Но главное было в другом: эта борьба не позволила мне опуститься ниже той планки .которую устанавливало мое человеческое достоин­ ство. В этой борьбе я окреп, почувствовал в себе уверенность и силу и приобрел столь необходимый опыт. Но самое главное, я научился, пусть даже чуть-чуть, во время любовной лихорадки управлять собой! И только поэтому в любой сложной ситуации в моих взаимоотношениях с Викой я вел себя достойно. Не уни­ жал себя и Вику, не распускал нюни и не шарахался в различные авантюры под порывом чувств или соблазна. Как бы ни было мне сложно, я старался быть нормальным парнем и учеником... Вика тоже в своем поведении ни в чем не уступала. Ни взгля­ дом, ни словом, ни поступком она не давала мне надежды на вза­ имность. Этим она только помогала мне в моей борьбе с любо­ 212

вью. Но с другой стороны, Вика с таким же равнодушием отно­ силась и к другим ребятам, особенно к Витальке! Это мешало мне воевать с собой и притягивало к Вике! Здесь я сам давал себе надежду и порождал противодействие. Я хорошо помнил, как Алексей Федорович говорил о связи между любовью и временами года, отраженной Пушкиным в ро­ мане «Евгений Онегин». Говоря об этом Алексей Федорович д о­ бавлял: великим нужно верить, ибо они видят дальше и замеча­ ют то, что нам, простым смертным, недоступно. Я верил...К тому же, слова Алексея Федоровича довольно убедительно и с науч­ ных позиций подтверждал Федор Михайлович. Но самым удиви­ тельным было то, что моя любовь к Вике, как у пушкинской Татья­ ны, вспыхнула в полную силу осенью, в конце «бабьего лета»...Я не знаю - случайность это или закономерность, но это заставило меня серьезно задуматься. Весной же, по словам Алексея Ф едо­ ровича, любовь, чуть-чуть притухшая за долгую зиму, должна вспых­ нуть с новой силой. С одной стороны, мне страстно хотелось про­ верить это пушкинское утверждение, а с другой - я боялся но­ вой вспышки своей любви... Весна была в полном разгаре...Ш умели ручьи, пели скворцы и цвела большими серебристыми «котиками» верба. Бурного же всплеска своей любви я не чувствовал. - Значит, - разочарованно заключил я, - у меня любовь не такая, как у Пушкина. Видимо, не случайно Алексей Федорович часто по­ вторял, что гениальные люди гениальны и в любви...Моя же любовь, пусть и сильная, но...все же обыкновенная, и в ней нет ничего осо­ бенного. Я убедил себя в этом и даже успокоился...И зря...В любви все непредсказуемо... В этом году была ранняя весна. В первых числах мая сошел весь снег и установилось летнее тепло. Ребятня, как обычно, гурь­ бой высыпала на поляну, бугры и пошла в лес. На первомайскую демонстрацию школы вышли в летней одежде. Все были увере­ ны, а ребятня особенно, что наступило лето...Но к вечеру погода резко изменилась: подул северный ветер и небо покрылось рва­ ными свинцовыми тучами. Ночью, уже под утро, пошел обильный снег. Когда я, проснувшись, вышел во двор, то все было белым бело и ничто не напоминало о вчерашнем тепле. Снег не прекра­ щался целый день. Его пушистые хлопья, словно тополиный пух, ровным слоем покрывали землю. К вечеру его толщина была больше четверти. По улице было не пройти и не проехать. Зато ребятня вся высыпала на улицу: со смехом и возгласами, словно град, летели снежки и лепились смешные снежные бабы. Я тоже порывался несколько раз выбежать на улицу, но не решался: де­ 213

сятикласснику, как мне казалось, это уже не к лицу. И только ве­ чером, когда улица стала пустынной, я вышел за ворота. Пушис­ тые шапки снега лежали на штакетнике палисадника и столбах ворот. Деревья же вообще утопали в сказочном убранстве. Снег был мягким и липким. Небо по-прежнему затянуто тучами, но было настолько тихо, что не шевелилась ни одна ветка. На западе не­ босклона пробивались алые полосы заката...Скворцы на скво- решке сидели молча, изредка встряхивая оперение...Вокруг была настоящая зимняя сказка, созданная последним весенним сне­ гом... Оглядевшись вокруг, я загреб руками снег и сделал ком. Потом покатил его вдоль переулка. Шар рос на глазах, оставляя за собой глубокую, пятнистую колею. Через несколько минут я уже не смог его катить. Оставив громадный шар у забора, я сделал новый, но значительно меньший. Закатив его на первый, я принялся за тре­ тий - небольшой, который должен быть головой моей снежной бабы. Поставив «голову» на место, я скрепил все части бабы снегом. Потом нашел в куче золы два уголька и сделал глаза. В мастерской отца нашел два обрезка от доски, которые заняли место рта и носа... Отойдя чуть-чуть в сторону и подбоченясь, восхищенно сам себе сказал: - Вот это баба!...Завтра утром все от удивления ахнут... И в этот момент на мою голову обрушился большущий ком сне­ га! От неожиданности я чуть не завопил: снег посыпался за шиво­ рот и начал там противно таять. Мгновенно обернувшись, я был готов наказать непрошенного проказника тем же самым, но... за­ мер, как изваяние, - передо мной, вся в снегу, добродушно улыба­ ясь, стояла Вика!...Видимо, она шла с поляны после снежной бата­ лии. В первое мгновение я растерялся и безмолвно смотрел на Вику. Такой вольности в отношении меня она никогда не позволя­ ла. Почувствовав мое недоумение, Вика быстро загребла руками снег и швырнула его мне прямо в лицо, заливаясь озорным сме­ хом. Не говоря ни слова, я с тем же азартом сделал то же самое!- ...Под напором неожиданно вспыхнувшего детского азарта мы ми­ нут десять осыпали друг друга пушистым снегом. Уже были залеп­ лены глаза, уши и шея. По всему телу растекалась талая водичка, заставляя кожу вздрагивать. Наша одежда стала совершенно бе­ лой, и мы уже, на фоне снега, не различали друг друга...Наконец, не выдержав темпа, Вика громко проговорила: - Хватит дурачиться...Сдаюсь...Я устала... Немного помедлив, добавила: - Отряхни с меня снег...Иначе пальто до утра не высохнет... 214

С тем же азартом я начал рукавицей стряхивать налипший и въевшийся снег. Вика, медленно поворачиваясь, помогала мне, стряхивая снег с платка, рукавов пальто и с груди. Потом, с та­ ким же усердием и той же рукавичкой, Вика стряхнула снег с моей фуфайки. Я блаженно поворачивался и не верил своим гла­ зам: смеющаяся Вика стояла рядом и хлопала по мне рукавич­ кой!... Невероятное событие!... Притом, все происходило есте­ ственно и просто, как будто нас связывала теплая и тесная друж­ ба. Не было привычной робости и стеснения... Видимо, чтобы быть самим собой, нужно чтобы этому никто не мешал... Ни сло­ вом, ни подозрительным взглядом... Нужны вот такой прекрас­ ный вечер и тихая пустынная улица, где мы только вдвоем... - Леша, а почему ты молчишь? - неожиданно воскликнула Вика, - неужели ты не замечаешь, какой сегодня удивительный вече- р!...А снег - просто чудо!...Смотри, как под его тяжестью прогну­ лись ветки деревьев!...Я такого весеннего снега никогда не ви­ дела...И такая сказка может быть только раз в жизни!...Такое уже не повторится!... - Повторится! - с тем же азартом возразил я, перебивая, - только осенью, когда выпадет первый снег. И я взахлеб начал рассказывать, какое чудесное настроение создает первый снег!... Да еще в лесу и во время охоты... Когда сказочная красота леса бесконечна и безгранична - сколько идешь, столько и восхища­ ешься...Ели, березы, стога сена и соломы разукрашены, как ново­ годняя елка... Потом другие ели и березы...И уже другая красо­ та... Вика слушала меня с затаенным любопытством и удивлени­ ем. Заметив это, я с той же эмоциональностью рассказал о сво­ ей прошлогодней охоте на зайцев с Борисом Романовичем. Ав­ торитет Бориса Романовича в школе был непререкаемым, и мне этим хотелось вызвать интерес Вики к моим словам. - Как? - перебивая, удивилась Вика, - и Борис Романович за­ нимается охотой? - Занимается, - уверенно подтвердил я. - Никогда бы не подумала, - сделав губки бантиком, прогово­ рила Вика. - А почему? - удивился я, - любой мужчина по своей природе охотник... - Почему - я не знаю, - усмехаясь, ответила Вика, - ты у нас философ, вот и объясняй...Для меня же Борис Романович - учи­ тель истории...Божество, как Прометей, несущий людям знание...А охотник?...Это что-то мелкое...Да, к тому же, еще и волчье... - Ну, Вика, здесь ты в корне не права, - с долей обиды в голосе 215

заявил я, - Борис Романович - настоящий тургеневский охот­ ник...К слову, многие великие увлекались охотой...Так что, Вика, охота - не такое уж пустяковое занятие... Я специально употребил словосочетание «тургеневский охот­ ник», которое очень любил Николай. Этим я хотел вызвать у Вики интерес и тем самым дать пищу для продолжения разговора. Но Вика почему-то промолчала и на поводу у меня не пошла. Что­ бы не терять выгодную для себя тему, я сам начал пояснять, какой Борис Романович на охоте удивительный человек и как он, с ру­ жьем в руках, воспитывает в себе настоящий мужской характер. Вика слушала меня молча, но внимательно. Создавалось впе­ чатление, что она ловит каждое слово о любимом учителе. И я догадался, что Вике нравится, как я защищаю авторитет ее лю­ бимца! Когда я замолчал, Вика задумчиво произнесла: - Вот оно что...А я охоту представляла совсем не так...Мне ка­ залось, что охотники ходят в лес за мясом...И она медленно за ­ шагала вдоль переулка. Я таким же шагом пошел за ней... Была уже настоящая темень, но белизна снега и огни ВРЗ делали хорошо видимым все вокруг. Вика старалась идти чуть впереди меня, как-то по-девичьи загребая снег ногами. Она была в этот вечер восторженна и разговорчива. Стоило мне только за­ молчать, как Вика тут же начинала восхищаться всем, что видела вокруг. А пушистый снег столько сотворил сказочных существ, пре­ ображенных ночной мглой, что восхищение рождалось само собой. Такой жизнерадостной я видел Вику впервые и поэтому старался изо всех сил, чтобы поддержать ее хорошее настроение. Мы гово­ рили много и торопливо, стараясь сказать все, что не смогли за прошедший год. Говорили обо всем... Кроме наших личных отно­ шений...То ли не было удобного момента, то ли мешали застенчи­ вость и стыдливость... Сделав длительную паузу, Вика неожиданно спросила: - Леша, а какой фильм, за прошедший год, тебе понравился больше всего? Я как-то насторожился. После смерти Сталина на экран выш­ ла целая серия прекрасных фильмов. Своей глубиной и правди­ востью они покоряли не только взрослых, но и ребятню. Выб­ рать лучший, да еще вот так, «на вскидку», было сложно. И я на­ звал первые, что пришли на память: - «Летят журавли» или «Чистое небо», - сказал я уверенно. Я знал, что эти фильмы, наверняка, входят в пятерку лучших и риск ошибиться был небольшой. К тому же, это был мой излюб­ ленный способ: называть то, что сразу приходит на память... 216 .

- А я думала, что ты назовешь фильм «Коммунист», - разочаро­ ванно протянула Вика, - ты так проникновенно говорил о настоя­ щем мужском характере. От удивления я даже вздрогнул. И не оттого, что этот фильм не пришел мне в голову. И даже не потому, что Вика поймала меня на слове: свои суждения о мужском характере я не под­ твердил этим фильмом. А оттого, что этот фильм больше всех понравился девочке...Я допускал, что Вике мог понравиться не сам фильм, а Евгений Урбанский - исполнитель главной роли. Этот артист к этому времени был кумиром всех девчонок. Но Вика об Урбанском даже не упомянула! А вдруг Вике нравятся мужчины такие, как Спартак или Овод? Фактически, Урбанский и создал в фильме подобный образ, играя роль борца за Советс­ кую власть. И тут же робко я высказал свои догадки. Подумав, Вика твердо сказала: - Да, Овод и Спартак - мои идеалы...Да, и не только мои - ими восхищаются многие девчонки. Могу сказать больше: не слу­ чайно образ Овода создан не мужчиной, а женщиной - Лилиан Войнич. Мне кажется, что Войнич попыталась в образе Овода воп­ лотить лучшие черты настоящего мужчины, которые нравятся мно­ гим женщинам... И девчонкам тоже...А Евгений Урбанский это же самое сделал в фильме. Могу добавить: в фильме Урбанский играл не роль, а самого себя!...Он в жизни такой же, как и в филь­ ме! Поэтому у него все так здорово и получилось... Вика замолчала и задумалась, размашистыми движениями ног загребая снег. Молчал и я...А что я мог сказать, если она, слово в слово, повторила то, что должен был сказать я?! Но...не сказал...А жаль...Вика, перехватив инициативу в суждениях, вы­ била у меня почву из-под ног. И я на момент растерялся... Видя мое замешательство, Вика снова заговорила о пушис­ том снеге, об удивительной погоде и о том, как завтра снег будет таять и сколько на улицах появится грязи. Потом, оборвав себя на полуслове, она неожиданно спросила: - Леша, вот ты увлекаешься астрономией... - Мало сказать - увлекаюсь, - с апломбом перебил я, - астро­ номию я люблю... - Допустим, что так, - согласилась Вика, - тогда скажи, что рас­ пространяется с бесконечно большой скоростью? Вика лукаво посмотрела на меня. Хотя выражение ее лица и не было видно, но ощущение подвоха сразу охватило меня. Но времени для раздумий не было, и я тоном знатока заговорил: - Вика, такой скорости в природе вообще не существует. Ты, видимо, начиталась каких-то фантазий. Скорость - величина пре­ 217

дельная, и у света она принимает максимальное значение: трис­ та тысяч километров в секунду...Вот так я бы лаконично ответил на твой заковыристый вопрос. - Нет, это ты начитался всяких там научно-популярных книжо­ нок и не можешь оторваться от зазубренных истин...Вот смотри - я иду по заснеженной улице. А могу представить, что иду по белому безмолвию Ледовитого океана... Мысль и фантазия рас­ пространяются с бесконечно большой скоростью... - Нет, Вика, - перебивая, азартно начал я, - покаты фантазиро­ вала, свет успел облететь земной шар десяток раз, а до северно­ го полюса не более пяти тысяч километров. Так что, твой пример неудачен... - Твой тоже, - уверенно парировала Вика, - свет распространя­ ется по прямой и не может, как спутник, летать вокруг земли. В то же самсе мгновение я могу представить, что иду по «снежной шапке» Марса или по снежному покрову планеты из другой га­ лактики... - Ну, это дело другое, - примирительным тоном начал я согла­ шаться, - но не забывай, что скорость полета фантазии нельзя сравнивать со скоростью света. И я уже было хотел развернуть полную несостоятельность ее вопроса, но Вика уверенно переби­ ла: - Леша, не уводи вопрос в сторону физики...Главное, что ты не угадал смысл моего вопроса...Хотя должен был... И Вика, как-то загадочно хмыкнув, подбежала к палисаднику и дернула за ветку калины - снег сплошной лавиной рухнул на зем ­ лю. Любуясь озорством Вики, я рассуждал: - Создается впечатление, что Вика специально заготовила для меня этот вопрос...А с какой целью? Ведь она прекрасно знает, что я перечитал по астрономии все, что см ог добыть в Боготоле. И со мной, кроме Генки Обыскалова и Толи Поплавного, никто тягаться не сможет. А она, девчонка, тягается на равных и пытает­ ся взять верх! Зачем это ей нужно?... - А как ты думаешь, - немного погодя, заговорила Вика, - на Марсе снег такой же или другой? Вика загребла рукой горсть снега и поднесла его к носу. - Вот наш снег уже пахнет весной...А марсианский? Какой за­ пах у того снега? По-девичьи замахнувшись, Вика бросила снежок в столб и вопросительно посмотрела на меня. - Знаешь, Вика, здесь лишь можно предположить, - осторожно начал я, подбирая слова и одновременно выигрывая секунды для обдумывания, - бесспорно можно лишь утверждать, что марсиан­ 218

ский снег тоже белый. Это видно в телескоп...Ну, а все осталь­ ное... Когда человек полетит на Марс и возьмет комочек снега, как это сделала ты, в руку, тогда все и будет ясно... Вика как-то недовольно хмыкнула и после короткой паузы вдруг заговорила о марсианских каналах, пыльных бурях и оранжевом цвете загадочной планеты. Говорила она уверенно и со знанием дела. - Значит, она тоже увлекается астрономией? - с удивлением подумал я, - а зачем? Из любопытства или есть другие причи­ ны?! Странный этот народ - девчонки... Всегда им хочется ни в чем не уступать нам, мальчишкам! Играют в футбол и пытаются крутить сальто на поляне. А Танька настырно лезет на турник и хотя бы «лягушку», но сделает...А в школе из кожи вон лезут, но стараются учиться лучше мальчишек. Если же учеба не идет, то, наверняка, лучше танцуют. Любая девчонка старается найти для себя такое дело, где она, в любом случае, будет лучше мальчишек! Вот в чем парадокс!...И Вика не оказалась исключением: заго­ релась и тягается со мной в знаниях по астрономии...А может я преувеличиваю? И Вика искренне говорит мне о своих увлечени­ ях!?... В пятидесятые годы любой любознательный человек задавал себе самый главный вопрос: есть ли жизнь на Марсе!? Ответа­ ми на него пестрели страницы газет и журналов...Он звучал в школе и с экранов кинофильмов... За своими мыслями я даже не заметил, как Вика ловко пере­ шла от марсианских каналов к проблемам нашей школьной жиз­ ни. Она увлеченно начала рассказывать об уроках литературы, которые вел Алексей Федорович. И снова она опередила меня, сказав о нем все то, что должен был сказать я. И опять я вынуж­ ден только соглашаться. Я понимал, что Вика строит со мной разговор так, как считает нужным и задает мне тон. Я же ничего противопоставить не мог. Потом она, но уже робко, заговорила о взаимоотношениях мальчишек и девчонок на нашей поляне. Го­ ворила азартно и вдохновенно...Больше о мальчишках, чем о дев­ чонках...Но без восхищения...Напоследок зачем-то рассказала мне хохму, устроенную Толькой Федоровым вместе с Виталькой. - Они взяли, - заговорила Вика вперемешку со смехом, - и написали Валентию записку, что я его люблю и буду вечером ждать у переезда...И Валька ждал!...А они, как дурачки, хохотали, наблюдая за ним со стороны... Вика замолчала и долго так шла. Я понимал, что она предостав­ ляла возможность говорить мне...Но у меня в это мгновение не хва­ 219

тило смелости...Не появится она и потом...Так и не коснулись мы в этот вечер наших отношений. Самый благоприятный мо­ мент был упущен. Мы упорно делали вид, что у нас нет никаких проблем и в наших отношениях все ясно и понятно. Особенно это хорошо получалось у меня. Своим благодушием я тщательно скрывал боязнь получить от Вики очередной отказ. И все самые наболевшие вопросы наших отношений я обволакивал припод­ нятым настроением, созданным великолепием последнего снега. Нам казалось, что мы счастливы лишь тем, что вместе бродим по заснеженным улицам, беззаботно разговариваем, смеемся и ра­ дуемся друг другу. Все остальное, и я был уверен в этом, придет само собой...Как часто, в самые ответственные моменты жизни, мы выдаем желаемое за действительное, да еще в категоричной форме. Но еще чаще, и мы об этом хорошо знаем, действитель­ ное отделяется от желаемого усилием мышки, которая помогла деду вытянуть репку...Моя «мышка» в этот вечер пробежала где- то совсем рядом, но...мимо... Несколько часов подряд мы беспорядочно бродили по улицам окраины. Я готов был так ходить и до утра. Вика же чувствовала усталость, хотя уже была протоптана хорошая колея. К тому же, Вика была в резиновых сапогах, за голенища которых набилось предостаточно снега. Носки, наверняка, промокли, и начинали ко­ ченеть пальцы ног. - Хорошо бы сейчас посидеть у теплой печки, - неожиданно заговорила Вика, - с духовкой...В нее можно было бы засунуть ноги и согреться... - А еще лучше было бы в лесу, - мечтательно добавил я, - у дышащего жаром костра!... Пошли!? Я знаю за линией, в лесоза­ щите, хорошее место, где много сушняку. Я сейчас забегу домой возьму спички и бумагу... - Нет, Лешенька, никуда мы с тобой не пойдем...Уже поздно, - спокойно, но с долей волнения возразила Вика, - давай лучше расставаться... Не забывай, что завтра в школу... Меня Борис Романович обязательно спросит... Перед сном надо историю по­ вторить... Да, и тебя Олимпиада Васильевна не пожалеет... - Вика, - упрашивающим голосом начал я. - домой еще рано. Побродим еще часок?! Завтра этой красоты уже не будет... Ради такого чудесного вечера можно и пожертвовать одной четверкой или пятеркой...Тройка тоже оценка!...К тому же, ее можно будет отработать... Мне показалось, что я сказал убедительно и вопросительно посмотрел на Вику. После небольшой паузы она неожиданно спро­ сила: 220

- Скажи, что самое дорогое для человека? Я насторожился. Снова Вика задавала риторический вопрос с непредсказуемым ответом. Но раздумывать было некогда. К тому же, я любил отвечать сразу - так делали все знающие лю­ ди...!^ я самоуверенно ответил: - Конечно, жизнь... В наше время настольной книгой любого школьника была «Как закалялась сталь». А Николай Островский был идеалом муже­ ства и преданности делу. Поэтому я, в случае очередного подво­ ха, решил основательно отстаивать данную точку зрения, выда­ вая ее за свою. Чтобы не терять накал своей убежденности, я продолжал: - Чтобы сохранить жизнь, человек может пойти на все, даже на предательство... - Дальше можно не продолжать, - твердо сказала Вика, - на предательство идет только предатель. А Олег Кошевой и Зоя Космодемьянская, и сотни других, таких же героев, считали, что самое дорогое у человека - это честь и долг. И когда настала критическая минута, они не стали спасать свою жизнь бесчесть­ ем. Они считали: лучше мученическая смерть, чем бесчестная жизнь... Вика замолчала и как-то виновато посмотрела на меня. Я ото­ ропело молчал: так за словесные промахи меня мог отчитывать только Николай. Выслушивать же их от Вики, пусть даже и от любимой девчонки, я не хотел...Но...слушал, молчал, прощал кате­ горичность и восхищался... - Я же имела в виду совсем другое, - продолжала Вика, - в обыденной жизни самое дорогое для человека - это сон! Чело­ век, доведенный бессонницей до отчаяния, за час сна отдаст мно- гое...И будет безответственно рисковать жизнью... Вика замолчала и уверенно свернула в наш переулок. От удив­ ления и восхищения я не мог произнести ни слова. Удивитель­ ный народ - эти девчонки! С виду пигалица, а как завернет, то любой позавидует! Если бы сейчас Вику слушал Николай, то уди­ вился бы не меньше меня. И откуда у них берется жизненная мудрость? Неужели из книг? А может им, по сравнению с нами, мальчишками, дается природой что-то большее!? Я, например, столько читаю, многим интересуюсь и увлекаюсь, а она тягается со мной на равных и ни в чем не уступает...О бессоннице я столько раз слушал Николая и Виктора Яковлевича, сам ею стра­ дал во время велосипедного похода, а так ясно и просто сказать не смог...Нет, понять этих девчонок невозможно...Вступать в дис­ куссию с Викой я не хотел, да и не было смысла... Я знал, что в таких случаях выручает хороший юмор и служит 221

надежным мостиком между серьезным и обыденным. Но умная шутка на ум не шла. Вместо нее в ушах назойливо звучала песня: В любви надо действовать смело. Задачи решать самому. И это серьезное дело Нельзя поручать никому... Разумеется, я это серьезное дело никому и не поручал, но на самотек - пустил. До расставания с Викой оставались минуты...У меня часто бывало - в последнюю секунду я делал то, на что рань­ ше не хватало духа и смелости. Надежды на это чудо были и в эти минуты, но...Вика обрубила и их. Резко остановившись, она шутливым тоном сказала: - До свидания, друг ты мой прелестный...С тобою было хоро­ шо, но без тебя будет еще лучше...А этот вечер я не забуду никог­ да...Как жаль, что таких минут в жизни бывает почему-то слиш­ ком мало... Я было уже раскрыл рот, чтобы продолжить ее слова, но Вика уверенно, по-мальчишечьи, протянула мне руку. Мой пыл мгновен­ но угас, и я крепко пожал ее холодные пальцы. - До следующей встречи, - уже спокойно, но уверенно прогово­ рил я. В ответ на мои слова Вика ничего не сказала, что еще больше разочаровало меня. Резко повернувшись, она скрылась за калит­ кой своего дома... Я несколько минут не сводил глаз с калитки: мне почему-то казалось, что она захлопнулась навсегда и я снова остаюсь один на один с самим собой...М не стало грустно и тягостно. - Еще не хватало нагонять на себя тоску, - начал внушать я себе, - был прекрасный вечер и ничего особенного не произош ­ ло... Ну, не хватило смелости, подвела проклятая застенчивость... В следующий раз буду посмелее... Есть хорошее начало и, глав­ ное, весь этот вечер, от начала до конца, мне подарила Вика... Ведь она сделала мне шаг навстречу! И теперь у нас сможет завязаться хорошая дружба!... Мгновенно ка душе стало радостно и появилась уверенность. - А как иначе? - продолжал я рассуждать, - разве допустимо, чтобы такая любовь, как моя, прошла мимо Вики!? И принесла мне лишь одни страдания?! Да. ни в коем случае! Эта любовь нужна нам обоим! И еще вопрос: что важней - любить самому или быть любимым?! С другой стороны, разве я могу быть уве­ ренным, что смогу другую девчонку полюбить так же, как и Вику? Конечно, нет!.. .А вдруг такая сильная любовь у меня первая и пос­ ледняя? И все, что придет потом будет лишь эхом этой любви! Да, и Вику вряд ли кто сможет полюбить сильнее меня... 222

Последняя мысль показалась мне самонадеянной и наивной... - А откуда у тебя, дружок, такая уверенность, - ехидно спросил я самого себя. - Что ты знаешь о Вике? Кого она любит и кто лю ­ бит ее?! И какая сила этой любви?! Здесь, в Боготоле, или в Новосибирске?! Нет, дружочек, с такой уверенностью ты можешь говорить только о себе, да и то не всегда... Я тяжко вздохнул и произнес вслух: - Сегодня Вика трижды мне задавала вопрос и я ни разу не угадал ответ. А почему? Только из-за самонадеянности! И из-за отсутствия нужной гибкости...Что толку в моих знаниях, если в нужный момент я их не могу применить? И правильно сделала Вика, что щелкнула меня по носу...Не будешь, Лешенька, зазна­ ваться и категорично рассуждать...Категоричность, как любит по­ вторять Николай, признак ограниченности... Я снова тяжко вздохнул: все равно встреча с Викой заканчи­ валась на грустной ноте... - Себя перехитрить невозможно, - почти по слогам произнес я, безнадежно махнув рукой. Окна нашего дома темными глазницами черепа смотрели на меня. В них было что-то таинственное и даже пугающее. Такими кажется большинство ночных окон сибирских деревень и неболь­ ших городков. Но несмотря на это, я любил смотреть на ночные окна. Особенно, когда в них неожиданно вспыхивал свет и, как костер в ночи, долго не гас. Беззвучно открыв калитку, я на цыпочках прошел в избу. Не зажигая свет, я бесшумно разделся, расстелил постель и, как мышь, юркнул под одеяло. Я строго выполнял наказ отца: если прихо­ дишь домой поздно, то ложись в постель так, чтобы была видна твоя забота об отдыхе родителей. Тело сразу охватило тепло домашнего уюта. Печь была хорошо протоплена - отец любил спать в тепле. По летней привычке я свер­ нулся калачиком и попытался побыстрее уснуть. Но сон не шел, и в голову лезли всякие мысли. Мне казалось, что за черной полосой в моей безответной любви начинается светлая полоска. И она обя­ зательно должна начаться с завтрашнего дня!...Согласно утверж­ дению Пушкина, любовь обязательно должна вспыхнуть весной с новой силой!...С этой светлой надеждой я и уснул... Всю ночь мне снился белый снег, бескрайное поле Ледовито­ го океана, которое я никак не мог преодолеть...Потом, как птица, летел к Марсу, чтобы попробовать на ощупь снег его шапок...По­ том провал... И я снова дома... Майское утро, по небу летят бе­ лые лебеди, порхают белые голуби на крыше моего дома и сре­ ди них - мой «Трубач»...По заснеженной улице ко мне идет Вика, 223

чуть ли ни босиком и в длинном белом платье...Я пытаюсь идти ей навстречу, но ничего не получается - не могу передвигать но­ ги...Вика ускоряет шаг, потом бежит бегом...Подбежав ко мне, она громко сказала: - Трус ты несчастный!... О любви нужно говорить каждый день...И доказывать ее при любом удобном случае... - Я не трус! - что есть мочи с обидой вскрикнул я и...тут же проснулся. В избе было тихо...Через кухонное окно, на котором не было плотных штор, пробивался утренний свет. Отразившись от зер­ кала трюмо, он падал мне в глаза. Мать хлопотала на кухне, а отец еще лежал з постели и, видимо, «плановал» себе работу на день. - Значит, мне все это приснилось, - с облегчением подумал я. И тут же возникло тревожное подозрение: а вдруг я вскрикнул не во сне, а наяву!? Но на меня никто не обращал внимания, и я тут же успокоился. Через минут десять загремел будильник...Я быстро вскочил, хлопнул ладошкой его по кнопке и пошел умываться. На сборы в школу я много времени не тратил, так как все, что возможно, гото­ вил с вечера. Я был «совой», и мне не хотелось от сна отрывать драгоценные минуты для сборов...Поэтому через двадцать ми­ нут я уже был на улице... Тот же самый снег и вчерашние наши следы... Перед глазами, сами собой, поплыли картинки прошед­ шего вечера... На душе сразу стало легко, и я с надеждой пошел в школу. Но этот путь оказался непростым: пришлось всю дорогу пробираться через град снежков, хаотично летящих в разные сто­ роны. Ребятня не жалела ни красоты снежного покрова, ни белых воротничков, ни косичек с бантиками, ни наутюженной школьной формы... Все это перемешивалось со снегом! В этой снежной вакханалии я старался не принимать участия...Ребячество уже было не к лицу, да и «магия белого снега» сдерживала мои по­ рывы!...Мне хотелось ответить на вопрос: почему первый снег так сильно возбуждает ребятню? Ведь уже май месяц!... Про­ шедшая зима была совсем рядом!... Вика встретилась мне в коридоре лишь на второй перемене, хотя до этого я несколько раз проходил мимо ее класса. Я рванул­ ся к ней навстречу, но она, небрежно кивнув головой, не задержива­ ясь, прошла мимо и скрылась за дверью класса. Я оторопел и тут же укротил свой пыл...В голову сразу хлынули тревожные мысли...- Почему Вика повела себя так, как будто вчерашнего вечера и не было?!...Что произошло?! Какой вывод она сделала за прошедшую ночь!? И тут же на память пришел мой сон и слова Вики: - Трус ты несчастный!...О любви нужно говорить каждый день...И доказывать ее при любом удобном случае... 224

Значит, Вика предоставила мне тот случай, когда нужно было не только говорить о любви, но и доказывать свою искренность и преданность...Я же постеснялся даже заговорить о любви, о ко­ торой ясно и четко сказал в письме...Вот, и результат: Вика не поверила ни моему письму, ни мне... Свежее весеннее утро мгновенно стало серым и мрачным... Школьная суета - раздражительной и бессмысленной... Искорка надежды, ярко вспыхнувшая вчера, сегодня неудержимо гасла и превращалась в ничто... Через урок все вернулось «на круги своя» и мои «майские каникулы любви» закончились...Мне даже не пришла на ум до ­ гадка Пушкина, что настоящая любовь должна обязательно ярко вспыхнуть...Видимо, вспышка моей любви была слишком корот­ кой...И бесполезной... Домой из школы я шел один...Мне хотелось побыть наедине со своими мыслями...Еще утром подул теплый южный ветер, и снег за несколько часов растаял. Вся наша округа превратилась в сплошное месиво, напитанное талой водой. Где-то к полудню земля стала серой и желто-бурой от прошлогодней травы, а до­ рога - сплошной грязной лужей. По ее обочинам шумела талая вода, а в низинах, прямо на глазах, разрастались большие лывы. От вчерашней «зимней сказки» не осталось и следа... В приро­ де тоже закончился всплеск, и все вернулось «на круги своя»... От этого совпадения мне почему-то было легче. Если приро­ да, - рассуждал я, - вернулась в свое нормальное состояние, то мне сам бог велел...Всю дорогу я пытался убедить себя, что но­ вые любовные потрясения мне ни к чему и есть дела поважнее... Это окончание школы, сдача экзаменов на аттестат зрелости, по­ ступление в институт. Притом, на Троицу, в самый разгар школь­ ных экзаменов, у Николая свадьба!...Которая не раз выбьет из колеи и вдоволь попортит кровушки...Нет, в такое горячее время не до любви!...Она может затянуть в такую трясину, что не бу­ дешь знать, как выбраться!...Хорошо, что Вика так поступила!...- Теперь мне нужно проявить волю и характер...И приказать себе - никакой любви!... Я так разгорячился, рассуждая про себя, что не заметил, как начал охаивать свою любовь!...Стараясь представить ее в виде чумы, способной пожирать все!...Я начал припоминать все самое плохое, случившееся в этом году по вине моей любви. Мало это­ го, я незаметно начал обвинять любовь во всех своих ошибках и неудачах. Даже вчерашний вечер представил , как очередной обман доверчивой души!... Я даже не заметил, что сознательно, с остервенелой жестоко­ 225

стью, бросаю свою любовь вот в эту весеннюю грязь и с удо­ вольствием топчу ее кирзовыми сапогами...Домой я пришел це­ леустремленным и уверенным в себе человеком: моя любовь, как вспыхнула, так и погасла... Но... только на время... Но уже на второй день проведенная психотерапия заканчива­ лась и растоптанная “роза моей любви” превращалась в невре­ димую, поднималась из грязи и становилась, как и была, свежей и прекрасной!...Мои мысли текли в обратном направлении, я вспоминал самое лучшее, что было связано с любовью, и все свои успехи объяснял только любовыо!...И я начинал понимать, что огульное охаивание своей любви бессмысленно!... Так заглушить любовь нельзя, и нужно придумывать что-то более эффективное и реальное...И я начал думать...В конце концов, меня осенило!... А вдруг Вика, чувствуя силу моей любви, пытается оградить меня от возможного провала на выпускных или вступительных экзаменах!? В крайнем случае, она не хочет чувствовать себя виновной в моих неудачах... Значит, Вика тоже понимает, что в такое напряженное время не до любви?!... Вот молодец!...А раз так, то свою любовь нужно не охаивать, а, наоборот, возвышать!...И о Вике думать толь­ ко хорошее и не приписывать ей всякую ерунду... Ради своей люб­ ви, ради Вики, я должен хорошо окончить учебный год, получить приличный аттестат и поступить в институт... Я впервые в жизни ощутил, что в любви нужно жить не столько для себя, сколько для любимой!... Все свои дела и цветы посвя­ щать только е й !... Только тогда ты будешь по-настоящ ему счаст­ лив... В крайнем случае, тебе не потребуется устраивать с са­ мим собой недостойный торг... Или судилище над своей лю бо­ вью... Этот душевный настрой оказался самым убедительным и проч­ ным. Он помог мне прекрасно справиться с предстоящ ими труд­ ностями и стать надежным ориентиром в дальнейшей жизни. В самые тяжкие минуты любовных страданий он помогал мне усто­ ять и спасал от неминуемых разочарований и неверия... В первой половине августа, после успешной сдачи экзаменов на физмат пединститута, я вернулся в Боготол. В моем распоря­ жении был один единственный день, в который я должен был успеть сделать все...И встретиться с родными и с друзьями, и собраться в колхоз. Поэтому все встречи были короткими...С Викой - тоже...Когда я шел мимо ее дома, Вика неожиданно вы­ бежала на улицу и стала заинтересованно расспрашивать о моих 226

делах. С наигранным спокойствием, хотя сердчишко от радости готово было выпрыгнуть из груди, я ответил: - Все нормально...Поступил... Сегодня уезжаю на работу в кол­ хоз... Глаза Вики сразу сделались грустными, и она уже тихим го­ лосом сказала: - Молодец... Желаю успехов в учебе и всего самого лучшего в жизни... И Вика так же быстро скрылась за калиткой своего дома, как и появилась... Поезд на Красноярск отходил поздним вечером... Меня пр о ­ вожали все, кроме Вики. Сначала меня все это огорчило, но я быс­ тро взял себя в руки, мысленно проговорив: - Все, что ни делается, делается к лучшему... Если Вика так решила, то тому и быть... Мне тоже будет легче и тревожить не­ заживающую рану лишний раз незачем... Довольно быстро я настроился на веселый лад. Всю дорогу девчонки пели песни, а парни, в шутливой форме, давали советы, просили не зазнаваться и не забывать верных друзей детства. В ответ я тоже просил сохранять крепкую дружбу, беречь спорт­ площадку и оставаться верными спорту и мальчишечьему брат­ ству... Мне хотелось, чтобы все доброе, созданное на поляне за пос­ ледние два года, сохранилось и было передано “по наследству” подрастающим мальчикам и девочкам. Братья Михеевы - Толя и Коля, Санька Агеев уже сегодня могли продолжить нашу рабо­ ту... Я первым покидал тесный круг уличных друзей и, фактически, прощался с детством навсегда. Я понимал, что через год за мной “ полетят в жизнь” многие. И хочу я этого или нет, но “поляна” , в том виде, в каком она существует сегодня, рухнет сама собой... Придут другие ребята, но они уже будут создавать что-то свое... Разумеется, если последуют нашему примеру...А если не после­ дуют?... Я мысленно прощался с детством, чтобы, как сказал поэт, по­ мнить и дорожить им всегда... Домчонки нет-нет, да и затягивали песню: “Провожают гармо­ н и я м п институт” . Разумеется, я гармонистом никогда не был... I |о допчоики, этот хитрющий народ, прекрасно понимали, что мно- I оо н.1 поляне), хотя я это тщательно скрывал, крутилось и верте­ лось иод моим началом. И я мог для них быть “символическим Гармонистом\"... Настоящим же был Толька Федоров!... Как ни поли девчонки и ни шутили парни, в их глазах все 227

равно “стояла” грусть... Грусть расставания и предстоящих пе­ ремен. Я все это понимал, но делал вид, что ничего особенного не происходит, все нормально, так оно и должно быть... Когда диктор объявил о прибытии поезда, на перроне, неожи­ данно для меня, появилась Вика!... С большим букетом георгин в руках...В послевоенные годы в Боготоле темно-красные и жел­ тые георгины были самыми любимыми и распространенными цветами садоводов. Разводить георгины тогда было просто мод­ но... - Молодчина, Вика, успела, - проговорила Таня, поглядывая в мою сторону. Вика уверенно подошла ко мне и тихо сказала: - Это, Леша, тебе. ..От девчонок...И помни: цветы в дорогу - на счастье... Я неуверенно взял цветы и, подозрительно посмотрев на Вику, произнес: - Счастье и цветы- неразделимы...Большое спасибо...Толь­ ко... - Не сомневайся, - уверенно перебила Вика, - все нормально и соседские палисадники не пострадали... К тому же, ворованные цветы счастья не приносят и о любви не говорят...Мы же тебя всегда любили и любим... Последние слова Вики вогнали меня в краску: еще ни одна девчонка , даже в шутку, не говорила мне о любви. К тому же, я действительно подумал, что цветы ворованные. В те годы в со­ седских палисадниках не стеснялись рвать цветы ни мальчишки, ни девчонки. Воровство в садах и огородах было приметой вре­ мени. С другой стороны, мне впервые преподносили цветы...А вот это в послевоенные годы было не принято. Люди еще не успели сбросить с себя военную грубоватость и аскетизм. Боготольцы только начинали выращивать цветы и дарить их еще не научи­ лись... Но все равно я с радостью и гордостью воспринял жест дев­ чонок. Он так и остался в моей памяти, как что-то необычное, на всю жизнь...А букет красных георгин все юные годы маячил пе­ ред моими глазами, как символ первой любви...Как «звезда пле­ нительного счастья»!... Когда тронулся поезд, я махал букетом до тех пор, пока перрон не скрылся за поворотом. В эти минутиы я не сомневался: цветы 228

I в дорогу, действительно, на счастье. И в нем я не сомневался... Вернулся я в Боготол только в октябре. И снова на один день - взять зимнюю одежду. На дворе стояла холодная ветреная по го ­ да. На улицах лежали остатки выпавшего снега. Дыхание зимы чувствовалось во всем. С особым нетерпением я ждал встречи с Викой. За два студенческих месяца, проведенных в колхозе, я мно­ гое понял и осознал. Студенческая среда, да еще во время тяж­ кой страды, учит быстро и хорошо: за месяц получаешь столько, сколько в школе за год, а то и больше... На свою любовь к Вике и наши отношения я уже смотрел по- другому, и все мои прошлые переживания вызывали снисходи­ тельную улыбку. Я был убежден, что само время избавило меня от детской наивности и стыдливости...Но меня ждал непредвиденный сюрприз: на побывку приехал Ленька Рудак, который с первых же дней «задружил» с Викой!...Это было для меня своеобразной «не­ мой сценой»...Я мог ожидать всего, только не этого!... Во-первых, само появление Леньки в Боготоле было неожидан­ ным - редко кто получал отпуск после года службы. Во-вторых, увидеть Вику рядом с Ленькой, лучшим другом моего детства, во­ обще было невообразимо!... Я не знал, как расценивать поступок Леньки... Еще больше я был поражен поведением Вики!... Если Ленька мог многого не знать, то Вика знала все!... - Вот, оказывается, какова цена моей любви в глазах Вики! - было первой мыслью, которая молнией пронзила мой мозг... И я стал лихорадочно разматывать клубок наших запутанных взаимоотношений, пытаясь с ходу найти злополучный узелок. С одной стороны, Вика ничем не была мне обязана и могла вести себя по своему усмотрению. Я вполне допускал, что она равно­ душна ко мне и мои любовные страдания ее совершенно не вол­ нуют. Об этом она писала и в своем письме. Но к моему удивле­ нию, за прошедший год она ни разу не проявила симпатии к Витальке!... Дальше шутливых каламбуров с ним дело не пошло!... Сразу возникает подозрение: а не создала ли Вика специально этот «любовный треугольник», чтобы посмотреть на мое поведе­ ние и мою решительность со стороны!? Предположение вполне разумное и допустимое... А когда ей стало ясно, что я в «треу­ гольник» не поверил, она решила создать правдоподобный и на­ глядный!...Теперь, если в своих предположениях я не ошибаюсь, буду вынужден принять решение, соответствующее моей пози­ ции...А решение - это выбор!...Или я с Ленькой устраиваю «бой быков», или делаю вид, что ничего особенного не случилось... Я хорошо понимал, что ситуация, предложенная Викой, не име­ 229

ет однозначного решения!...И выбор здесь один: о любви речи даже не вести!...Друзья детства - друзья на всю жизнь!...И ради девчонки, пусть даже и любимой, пачкать дружбу не стоит!...Боч­ ку меда портить ложкой дегтя негоже...Если учитывать, что «тре­ угольник» создает не Ленька, а Вика!...Здесь мне лучше усту­ пить...К тому же, в этой ситуации я оказываюсь «третьим лишни- м»...Завтра я уезжаю, а Ленька остается в Боготоле еще на неде­ лю... И я решил не подавать даже вида, что расстроен или удивлен поступком Вики. С другой стороны, во мне уже говорило оскорб­ ленное самолюбие и, быть может, даже зло: если Вика позволила себе вынудить меня делать этот жестокий выбор, то я, с таким же успехом, передам это право и ей...Я не мог позволить со мной подобной интриги, если она была на самом деле... Сомнения продолжали терзать мне душу, и я, исподтишка, на­ блюдал за поведением Леньки и Вики...Ничего подозрительно­ го и наигранного в их отношениях не было...Наоборот, все было естественно и просто, как в хорошей юношеской дружбе...Соз­ давалось впечатление, что Вика сделала свой выбор!...И честно смотрит мне в глаза... Именно это настроение Вики заставило во мне сработать ка­ кой-то механизм, который вынудил мою любовь течь в обратном направлении!...Моя любовь, которая безжалостно терзала мою душу и даже сводила с ума, начала таять, как майский снег...Лю ­ бовь постепенно угасала, как пламя прогоревшего костра... Прямо на глазах моя безответная любовь стала вытесняться равнодушием и злостью!...Я не мог в это поверить!...Такая боль­ шая любовь и рушится в течение одного дня!...М оя «благоухаю­ щая роза» теперь уже сама тонула в осенней грязи!...И у меня не было желания ее спасать и оберегать... Где-то к вечеру я был вынужден констатировать: смерть моей любви наступила мгновенно...Искусственное дыхание не имело смысла...Ее закат, а конкретнее, - «осенние» месяцы, измерялись часами...Все это, в конце концов, напоминало неожиданный тра­ гический случай, к которому я отнесся спокойно и мужественно... Как к неизбежности...Почему я так поступил, не могу ответить до сих пор... На второй день я уезжал поздно вечером...Снова меня прово­ жала вся «поляна». Были и Ленька с Викой...Только я уже см от­ рел на них, как на старых друзей моего детства, сыгравших в моей жизни особую и важную роль. Любой взгляд на Вику обязатель­ но заканчивался словами Пушкина, напористо звенящими в ушах: Я вас любил так искренне, так нежно, 230

Как дай вам бог любимой быть другим... В душе не было ни грусти, ни гнева...Ни жалости как к самому себе, так и к Вике. Наоборот, я испытывал полное безразличие к тому, что рядом с Викой стоит Ленька. Меня почти не волновало их дальнейшее будущее, в которое я, почему-то, совсем не верил...В эти минуты я заботился только о себе...В их глазах мне хотелось быть твердым, решительным и сильным...Хотелось выглядеть ве­ ликодушным и мужественным...Ведь я самым уважительным об­ разом отнесся к выбору Вики и с достоинством уступал люби­ мую девочку, как место а автобусе, своему лучшему другу дет­ ства...!/! успокаивал себя лишь словами песни: На тот большак, на перекресток, Уже не надо больше мне спешить. Жить без любви, быть может, просто, Но как на свете без любви прожить?... На последний вопрос я ответ не знал... Мало этого, у меня не было полной уверенности, что любовь к Вике, действительно, умерла и через неделю-другую она не вспыхнет с новой силой...Я лишь успокаивал себя словами: ничего, проживем...Я уже взрослый па­ рень... Время покажет, кто из нас окажется более дальновидным и ближе к истине... Когда перрон, вместе с силуэтом Вики, растворился вдали, я окончательно понял: вот теперь я простился с детством навсег­ да... И с Викой - тоже... Под стук вагонных колес я мчался на­ встречу новым жизненным испытаниям, которые объединяются одним емким словом - студенчество...Оно манило и одновременно пугано...Но я, как никогда, был уверен в собственных силах... Безответная любовь...Кажется о ней сказано все и уже не тре­ буется новых дополнений. Но весь парадокс в том, что каждый человек переживает безответную любовь в неповторимом вари­ анте, присущем только его характеру и темпераменту. Чужой опыт или совет, спрессованный в литературном образе, здесь помога­ ет мало, наоборот, он может еще больше запутать и «загнать» в угол, ибо общие суждения частных вопросов не решают. Все это наводит на странную мысль: проблемы безответной любви луч­ ше решать в гордом одиночестве, подчиняясь зову души и разу­ ма. Испытав сполна все муки безответной любви, я пришел к твер­ дому убеждению, что безответная любовь - это серьезная и му­ чительная болезнь, которая не всегда заканчивается благополуч­ 231

ным выздоровлением. Самый лучший ее исход - это рубцы в душе, которые всю жизнь болят и напоминают о себе... С другой стороны, эти рубцы - своеобразная «прививка» про­ тив повторного «заболевания» безответной любовью. Поэтому вторично безответная любовь уже встречается реже и ее послед­ ствия не так уж и трагичны...Половодье чувств возможно, но не такой разрушительной силы... Безответная любовь - это обидное поражение, которое тяже­ лым камнем ложится на неокрепшую психику. Только поэтому оно не всем под силу. Но с другой стороны, для будущих побед куда важнее поражение, чем успех!...Поражение учит, а успех расслаб­ ляет!...И если кому-то удалось достойно пережить безответную любовь и свести ее к простому обучению на своих ошибках, то хвала ему и честь. Можно уверенно сказать, что в будущем из них получатся достойные люди, способные справиться с самыми тя­ желыми жизненными испытаниями... Безответная любовь - это танталовы муки...И судьба их посы­ лает для того, чтобы человек смог убедиться в силе своего ха­ рактера, воли и темперамента... 232

СЛОМАННЫЕ СУДЬБЫ

У меня сегодня охота не складывалась. Николай уже убил зайца и косача, а я не сделал ни единого выстрела. И виной этому, как мне казалось, был Николай... Еще не так давно, в прошлом году, он щедро дарил мне право первого выстрела, которым я всегда успешно пользовался. Если я делал промах, то Николай тут же исправлял мою ошибку. Меняя патрон, он самодовольно говорил: -Э х,ты , мазила!... А если я не успевал в нужные секунды произвести выстрел, то брат, с подчеркнутой язвительностью, произносил: - Эх, ты, копуша! - и направлялся к убитому зайцу. Когда же я, наконец, стал стрелять получше - тон его голоса резко изменился: - Ух, ты, - говорил Николай удивленно, - удачный получился вы­ стрел!... А когда он убедился, что мои успехи более или менее ста­ бильны, то сразу стал охотиться на равных, прекратив всякие за­ игрывания... Сразу все стало на свои места... При любых моих стараниях Николай производил выстрел раньше и точнее. Охота для меня потеряла всякий смысл. Из чувства противоречия я стал проявлять больше самостоятельности в поисках дичи. Но это не помогло: брат, как охотник, был на голову выше меня и мог легко превзойти мои старания. В такие минуты на душе стано­ вилось скверно и тоскливо, ибо охотничье настроение зависит не от общего успеха, а от личного... Сегодня в охоте ничего не было нового и я был вынужден рассчитывать на удачу или на снисхождение брата. Свою р об­ кую надежду я связывал с трясинами возле речки Прокопьевки. Николай любил и никогда не упускал возможности провести вре­ мя в свое удовольствие. Здесь он отдыхал, любуясь елями д е ­ ревни Сачково... Пил, как он выражался, “вкусную водичку” и на­ слаждался ароматами осеннего леса... А в дни “бабьего лета” , когда в лесу по-летнему жарко, он обязательно наполнял речной водой флягу. Опуская ее в рюкзак, говорил: - Эту водичку, с запахами леса, нужно обязательно донести до дома... Вода из колодца хороша, но ... не та... На берегу тихой заводи , где речка образует глубокую плесу с песчаным дном и прочным берегом, Николай долго сидел на кор­ точках и задумчиво смотрел на воду... Потом нехотя поднимался и мы шли дальше... Сегодня на дворе стоял поздний октябрь. Деревья почти полно­ стью освободились от листвы, сплошным ковром покрывавшей зем­ лю. Осенью солнце было ярким, но грело уже плохо, и вовсю ощу­ 234

щалась прохлада. Мы уже около часа шли по обе стороны таежки, надеясь на охотничью удачу. Но ... ее не было. Где-то в глубине души я сожалел, что с нами не было Кармен: на прошлой охоте она серьезно поранила ногу, и Николай решил продлить ей “бюлле­ тень\"... В одном месте, уже за спиной, поднялось несколько кряка- шей, но мы лишь услышали шум их крыльев. В другом - на прилич­ ном расстоянии вспорхнула пара тетеревов... И больше ничего... Подойдя к трясине, Николай остановился и закурил. Положив пачку “Беломора” со спичками в боковой карман тужурки, он бес­ шумно перезарядил ружье и рассудительно проговорил, искоса поглядывая на меня: - Сейчас крякашика “тройкой” можно и не взять: перед отле­ том у него перо крепкое... А “двоечка\" - в самый раз... Я хорошо понимал, что мне нужно было немедля сделать то же самое. Но я сделал вид, что безразличен к словам брата, ибо был уверен, что “тройка” - самая подходящая дробь при охоте на уток. Брат с прищуром посмотрел на меня, но промолчал. Стряхнув пепел, он добавил: - Я встану вот у этой елки, а ты зайдешь в самый носок лывы. Там она ближе всего подходит к краю таежки. Если утки не взле­ тят, бросишь палку. Таким же способом проверишь и вторую лыву... Если поднимешь уток, то стреляй не спеша и наверняка... Смотри, чтобы не зацепил меня, - ориентируйся на эту елку... Вообще, привыкай стрелять по птице выше человеческого рос­ та... Николай любил при любом удобном случае напомнить мне правила техники безопасности, что меня в какой-то мере раз­ дражало... Я всегда старался аккуратно обращаться с оружием и не давал Николаю малейшего повода для беспокойства. Ви­ димо, здесь довлел трагический случай, произошедший в нашей округе... Где-то сразу после войны отец Толыси Кучманова во время утиной охоты случайно застрелил своего напарника - со­ седа Яковлева. Этот случай хорошенько встряхнул всех наших охотников, а Николая - особенно!... Брат не терпел разгильдяй­ ства во время охоты и старался, для наведения порядка, исполь­ зовать любой повод. Из этого случая я тоже сделал надлежащие выводы... Николай, положив ружье стволами на плечо, занял удобное место у ели, а я, пригнувшись, побежал в обход трясины. Дойдя до носка, я резко развернулся и пошел к лыве, вокруг которой рос высокий камыш, закрывавший зеркало воды. Осторожно сту­ пая по мягкому мху, я бесшумно раздвигал камыши и, как кот, приближался к воде. В трепетном ожидании взволнованно стучало 235

сердце, создавая неуверенность и боязнь на случай промаха. К тому же, вся громада прибрежного мха угрожающе колыхалась под ногами, что могло, с одной стороны, спугнуть уток, а с другой - “поглотить” меня до пояса. Все это мешало сосредоточиться и создавало ненужную нервозность. Наконец, я сделал последний шаг и осторожно раздвинул редкие стебли камыша - уток не было. Я облегченно вздохнул и уже намерился громко хлюпнуть сапогом, создавая пугающий шум, как вдруг у правого выступа камыша появилась волна!... Я насторожился - и в этот момент два здоровенных крякаша показались на чистой глади воды! Ча­ сто работая лапками, они рванули наутек в кочкарник, заросший густой осокой. Я впервые, как мне показалось, видел так близко кряковых уток! И не только их оперение и оранжевые лапки под водой, но и переливы перышек и бусинки настороженных глаз. Первым плыл селезень, за ним - крякуха, которая, чуть-чуть рас­ правляя крылья, старалась не отставать. Я понял, что утки меня учуяла, но не видят. Бесшумно взяв селезня “ на мушку” и д ож ­ давшись пока крякуха заплывет в «зону выстрела», нажал на спуск. Как я ни старался, но спуск, получился не плавным и ружье чуть- чуть дернулось. К тому же, я еще не научился преодолевать чув­ ство “ожидания выстрела\". Мгновенно вскинув ружье, я пригото­ вился стрелять “ в лет” ... Но... на фоне неба уток не было!... Звук выстрела, легкий дымок и столб водяных брызг, поднятых дро­ бью, как-то сразу заслонились шумом крыльев, хлопающих по воде. Мгновенно я осознал, что ранил обоих крякашей!... Не раздумы­ вая и почти не целясь, я бабахнул второй раз в ком утиных перь­ ев и водяных брызг. Но... промахнулся... Крякаши боком, помо­ гая уцелевшими крыльями, уверенно приближались к кочкарни­ ку, до которого оставалось не больше метра. Еще момент - и утки скроются в траве, где их уже без Кармен не найдешь. Крякаш умеет так искусно прятаться, что только диву даешься... У меня был случай, когда сбитый крякаш упал на середку не­ большой лывы и тут же нырнул. Я десяток раз, вдоль и поперек, прошел по лыве, по травинке перебрал растущую по берегу рас­ тительность, но крякаша так и не нашел - он, как сквозь землю, провалился! И таких случаев у нас с Ленькой, да и с Николаем, было много. Брат, после безуспешных поисков, обычно заключал: - Без собаки на крякашей нечего и охотиться... Если ранил, не найдешь, а если убил, то не достанешь... Вот и получается: прежде, чем стрелять по крякашу, подумай, как его достать или найти... А Ленька Рудак об этом не думал и поступал еще проще: по сбитому крякашу стрелял вторично... 236

- Хороший крякаш, - любил он повторять, - стоит парочки пат­ ронов... На перезарядку ружья у меня времени не было! Уплывающие, почти из рюкзаков, крякаши породили такое чувство азарта, что я сразу позабыл обо всем! Бросив рю кзак с ружьем на мох, я, как охотничий пес, бросился в воду. В это мгновение я был уверен, что в два прыжка окажусь рядом с крякашами и не позволю им вот так, запросто, спрятаться в траве... О том, что передо мной бездонное “окно\" трясины, я даже не вспомнил. Оказавшись в воде, я сразу ощутил, что под ногой нет опоры!... Я попытался нащупать что-то твердое второй ногой, но безуспешно!... Даже в этот момент я еще не ощущал реальной опасности и продолжал жадными глазами следить за уплывающими в траву крякаша­ ми. Но когда холодная вода хлынула за шиворот, я понял, что не­ прерывно погружаюсь в жидкую грязь, откуда нет обратного хода! Охваченный диким ужасом, я попытался рвануться назад, но... тщетно: под ногами не было опоры и тело даже не двинулось с места. Наоборот, оно еще глубже опустилось в грязь, которая буль­ кала вокруг меня, как ожившее чудовище. До берега было не бо­ лее двух шагов, а я ничего не мог поделать и медленно тонул. Когда же подбородок коснулся холодной воды, меня охватил та­ кой дикий ужас, что я, обезумевшим от страха голосом, завопил: - Колька-а-а... Тону-у-у... Спаси-и-и... Мой вопль был настолько судорожным, что я хлебнул немного воды, что многократно усилило ужас смерти, которую я впервые ощутил так близко! Я хорошо осознавал, что моя жизнь отсчиты­ вает последние секунды, еще момент - и я начну захлебываться! Только от осознания этого можно было сойти с ума... Подборо­ док уже был в воде... Смерть надвигалась неотвратимо... Ужас этих минут описать невозможно... Я терял рассудок и, как см ер­ тельно раненный зверь, неосознанно орал благим матом. Непро­ извольно из глаз текли слезы, застилая молочной пеленой лас­ ковое небо, стройный камыш и ветки деревьев, растущих на твер­ дом берегу, где минуту назад стоял и совершенно другими гла­ зами смотрел на все это... Еще сантиметр погружения и меня уже никто не спасет!... Сразу вспомнил дом... Мать... Отца... Школу и учителей... Вику и друзей... Это меня привело в чувство, и я стал пытаться хотя бы несколько лишних секунд продержать­ ся на поверхности. Ш ироко раскинув руки и раздвинув ноги, я старался не двигаться. Самопроизвольно вспомнились слова Вик­ тора Яковлевича: если тонешь в воде, старайся принять непод­ вижное положение тела и ты продержишься на поверхности сколь угодно долго... Только не выпрыгивай из воды и не топи сам себя... Это была моя единственная “соломинка\"... 237

В последний момент я, видимо, уже начал терять сознание, ибо крик Николая: - Хватай за ремень, - я уже слышал словно сквозь сон. Вялой рукой я ухватился за ремень и попытался согнуть руку в локте, но у меня ничего не получилось. - Поворачивайся и хватайся двумя руками, - прокричал Нико­ лай. Я попытался развернуться, натягивая ремень изо всех сил. Что-то получилось, и я ухватился за ремень двумя руками. Сги- бея-руки в локтях, я попытался заставить свое тело медленно продвинуться в сторону берега. - Ты что спишь или наложил от страха в штаны? - рявкнул Николай, - а ну, работай живее!... Я сразу очнулся и увидел разъяренное лицо брата, стоявшего на берегу со стволами ружья в руках. - Я держу стволы крепко, тяни изо всей силы, - продолжал командовать брат. Вот где мне пригодились крепкие мышцы, накаченные на тур­ нике и брусьях. Я поднатужился, и мое тело медленно поползло вперед. Постепенно я окончательно пришел в себя и по-настоя- щему оценил предусмотрительность брата. Он не только прибе­ жал вовремя, но и был готов к моему спасению. Видимо, Николай, на ходу разложил ружье, отстегнул ремень от приклада и успел “прокрутить” в уме свои действия в первые секунды. Когда из воды показались мои плечи, Николай резко скоман­ довал: - Давай руку... Только смой грязь... Я попытался дотянуться до руки брата, но не смог: просвет в сантиметров двадцать был непреодолим. Оценив ситуацию, Ни­ колай тем же тоном скомандовал: - Отпускай ремень... Я свяжу два... Я отпустил ремень и сразу почувствовал, что мое тело снова стало погружаться в грязь, только теперь уже более стремитель­ но. Снова охватило чувство страха. Заметив это, Николай уве­ ренно проговорил: - Не дрейфь!... Теперь уже не утонешь... Быстро переломав мое ружье и отцепив ремень от приклада, он воткнул стволы в мягкий мох патронником вниз, по самую ан- тапку. Затем отцепив свой ремень, связал их вместе и бросил мне конец. - Намотай ремень на руку и постарайся сам перевести свое тело в горизонтальное положение... Не бойся, ложись прямо на грязь... Только так я смогу вытянуть тебя из этой ловушки... 238

К этому времени у меня уже прошел животный страх, я окон­ чательно поверил в свое спасение и осмысленно воспринимал слова Николая. Ужас смерти как внезапно пришел, так и отсту­ пил, сменившись “песьим восторгом” . Теперь мне хотелось по­ могать не только брату, но и самому себе. Я даже подбадривал себя словами: - Сам попал, сам и буду выкарабкиваться... С большим трудом, но я сумел поднять ноги на поверхность грязи. - Молодец, - проговорил удовлетворенно брат, - теперь крепче держись за ремень и не позволяй телу тонуть... Я сбегаю за ко­ рягой. Вытащив из чехла трофейный финский нож, Николай бро­ сился вдоль берега в трущобник. Я же крепко натянул ремень. Стволы, как хороший кол, устройчиво удерживали ремень. - Здорово придумал Николай, - размышлял я, все сильнее и сильнее натягивая ремень и одновременно двигая ногами. Тело медленно приближалось к берегу. Я еще сильнее напряг мышцы - тело еще несколько сантиметров проползло по грязи. Я попы­ тался повторить усилие, но неожиданно тело стало тонуть, а ство­ лы рывком подались вверх!... Ремень сразу утратил свое назна­ чение, и я снова остался один на один с проклятой жижей. Жела­ ние оказаться на берегу к приходу Николая обернулось повтор­ ной бедой!... Но до ощутимой беды дело не дошло. Через мину­ ту на берегу появился Николай с большой корягой в руке и вла­ стно скомандовал: - Хватайся обеими руками как можно крепче!... Упершись одной ногой в стволы, Николай изо всех сил тянул за корягу, а я, с таким же упорством, стал ему помогать. Вот где я ощутил неудобство болотных сапог. Во-первых, они, как лопата, загребали грязь, а во-вторых, мешали сгибать ноги в коленках. Мало этого, наполненные грязью, они тянули меня на дно и с о ­ здавали для Николая дополнительное сопротивление. Когда я на берегу, чуть позже, вытряхнул из них грязь, то подумал: - Если бы мне было суждено утонуть в этой лыве, то львиная доля вины легла бы на добротные болотники, которыми я так гордился на улице. Но, несмотря ни на что, я куриным шагом двигался к берегу. Когда расстояние сократилось до полуметра, Николай бодро ско­ мандовал: - Давай руку! Я мертвой хваткой ухватился за кисть руки Николая. Это было самое нежное и теплое касание братских рук за всю нашу совмес­ тную жизнь! Последнее усилие - и я, захлебываясь от судорожного 239

восторга, уже полз на четвереньках по мягкому мху, как можно даль­ ше от ненавистной мне лывы. Уже на сухом месте, покрытом поблекшими листьями, я попы­ тался резко встать, но тут же рухнул обратно на землю: ноги с о ­ вершенно не держали меня!... То ли от пережитого, то ли от сапог, заполненных грязью, то ли от холода, которого я совершенно не ощущал... - Ты посмотри, на кого ты похож! - с усмешкой проговорил Николай, - сбрасывай одежду... Я взглянул на рукава куртки и штаны - грязь сплошным пото­ ком сползала вниз. Быстро сбросил куртку, затем рубаху. Нико­ лай с трудом стянул сапоги и штаны... И только теперь я ощутил настоящий холод и озноб. Кожа мгновенно стала “куриной” , и лихорадочно застучали зубы... Николай, пристально смотревший на меня, твердо сказал: - А ну-ка, марш бегом вдоль таежки!... Бегай до тех пор, пока не вспотеешь... Я быстро вскочил и побежал... Впервые в жизни я бежал по траве и не чувствовал ног... И только метров через двести в пальцах появилось легкое покалывание и побежали мурашки. До полного разогрева мне пришлось бегать минут десять. Когда я, размахивая руками, остановился, Николай тут же дал очередное задание: - А теперь принимайся за стирку... Только снова не свались... А я пойду займусь костром... Тебя же сушить надо!... В таком виде не пойдешь же домой? Николай пристально посмотрел на меня и добавил: - Только об этой купели не вздумай дома рассказывать... - А почему? - повеселевшим голосом спросил я, - теперь уже можно и рассказать. Ведь то хорошо, что хорошо кончается... - Нет, брат, здесь ты чушь городишь, - строго сказал Николай, - родителям нужно говорить ровно столько, сколько им положено знать... Детали твоего непродуманного ухарства или глупого азар­ та им радости не принесут... А очередную нервотрепку создадут. Ты же не хочешь расстраивать мать?! Нет... Вот и делай, как я тебе говорю... Николай пристально посмотрел на меня. - Хорошо, - глухо произнес я, - об этом случае я вообще нико­ му не буду рассказывать. - Вот это уже мужской разговор, - с удовлетворением доба­ вил брат, - о своих слабостях и промахах лучше скромненько по­ малкивать... Пользы будет больше... Я сдержал слово, которое, как я считал, дал самому себе. Нико­ 240

му и никогда я не рассказывал об этом случае. Молчал и Нико­ лай. Мы оба делали вид, что в этот день ничего особенного не произошло... Собрав грязную одежду, я направился к ручью, а Николай по­ шел в строну стога сена. Где-то через минут десять шмутки были прополосканы, а костер дышал жаром. Я еще раз поразился прыти Николая... Я ни разу не видел, чтобы брат занимался костром или приготовлением над его пламенем охотничьего обеда. Обыч­ но это делал кто-то другой. Но когда случалось, что-то непредви­ денное, Николай все делал и делал как бывалый и опытный та­ ежник. В нем спокойно уживались как потребительство, так и на­ клонности к самой тонкой и трудной работе. Мало этого, его на­ тура скрывала какую-то потенциальную силу, способную в ответ­ ственный момент исключать промахи, ошибки и трагедии. Натянув веревочку между березами, я развесил для сушки мокрую одежду. Сам же уселся греться у костра. - Ты не усаживайся, а пошли мыть ружья... Разве ты забыл в какой грязи они были!? - Помню, - уверенно ответил я, хотя на самом деле напрочь забыл о своих грязных стволах. Взяв ружья, мы направились к ручью. Очистили их от грязи и промыли в чистой воде. Собрав свое ружье, я повесил его на сучок березы. Николай же достал из кармана тряпку, тщательно протер стволы, затем приклад и цевье. Я впервые в жизни видел, как небрежно бросил Николай при­ клад своего ружья в грязь. Теперь же, словно извиняясь, он тща­ тельно протер каждый сантиметр его поверхности. Это уже было в его характере!... Забрав ружья, мы подошли к костру. Пылали дрова, сохли мои штаны. Осторожно положив ружье на рюкзак, брат неожиданно спросил: - А ты хоть в кого стрелял? И только теперь я вспомнил о злополучных крякашах, скрыв­ шихся в траве. Это забвение показалось мне довольно стран­ ным. Но я не стал даже пытаться объяснять свою забывчивость и сразу ответил: - Да, в двух крякашенй... Первым выстрелом зацепил обоих... Попытался вторым добить, но... промазал... Вот я и бросился за ними вдогонку... В голове снова воссоздалась картина моего пребывания в лыве с самого начала до конца... Сразу стало стыдно и обидно за себя... Может только потому, что орал, как резаный поросенок и плакал, как обиженный ребенок. И все это слышал и видел Нико­ 241

лай... Ох, как не хочется быть размазней в чьих-то глазах! Даже в ситуации, когда ты находишься на волосок от смерти!... Я исподло­ бья посмотрел на Николая и явно ощутил, как краснеют уши и щеки... - А вдруг Николай заведет речь о моей слабости, - мелькнуло у меня в голове, - согласиться или попытаться оправдаться? Ответа не было... Вместо него было презрительное сам оби­ чевание: - Еще десятиклассник, - а повел себя как последний слю н­ тяй... - Ну, и куда делись твои подранки? - прервав мои невеселые раздумья, заинтересованно спросил Николай. Я с облегчением вздохнул и радостно ответил: - Спрятались в кочкарнике... - Тогда пойдем, поищем, - спокойно предложил Николай, - кря­ каш сгоряча может быстро убежать, но, забившись в траву, - тут же испустить дух... Так что, подранков в любом случае нужно по­ пытаться найти... Я быстро натянул болотники на голые ноги, и мы опустились к лыве. Зашли в траву и прощупали каждую кочку, но... бесполез­ но. - Да, - разочарованно протянул Николай, - их сейчас могла бы взять только Кармен... А если бы ты послушал меня и стрелял не “тройкой” , а “двойкой” , то все было бы иначе... Немного поразмыслив, брат добавил: - Так что, завтра бери Кармен и дуй сюда прямым ходом - крякаши от воды не уйдут... Оставлять их на погибель нет см ы с­ ла... - А собака в трясине не утонет, как я? - с напускной тревогой спросил я. - Нет, - твердо сказал Николай, - она же будет плавать в воде и грязи касаться не будет... Топать пятнадцать километров туда и обратно из-за каких-то карякашей мне не хотелось. - В следующее воскресенье, - решил я, - пойдем на охоту с Кармен и проверим эти заросли... Так мы и сделали. Только поиски Кармен ничего не дали. Ви­ димо, мои подранки стали добычей других охотников... Мы вышли из ельника и направились к костру... Николай под­ бросил дров, а я проверил свою одежду - она была еще сырая. - Давай-ка лучше поедим, - неожиданно предложил Николай, - зачем зря терять время... День клонился к вечеру, и нужно было спешить. 242

- Давай, - с радостью согласился я, - ибо уже давно испыты­ вал чувство голода. На охоте у нас была строгая дисциплина: что-то предлагать мог только Николай. Мне же оставалось терпеливо ждать его ко­ манды... Я быстро расстегнул рю кзак и, достав продукты, разложил их на газетке. Мы молча начали жевать, я - с хлебом сало, а Нико­ лай - круто сваренное яйцо. - Я сразу понял, что ты влетел в трясину, - неожиданно загово­ рил Николай, - только мне в голову не могло прийти, что ты сам, по своей глупости, туда залезешь... Я насторожился: неспроста брат так осторожно и издалека начинает этот разговор. Это признак близкой грозы!... Еще се­ кунда - и Николай,как тигр, набросится на меня и начнет чихвос­ тить за мою панику в лыве. Что-что, а это брат любит и упускать такой момент, видимо, не хочет. Выход у меня оставался один: защищаться методом нападения! Довольно резким голосом я воз­ разил: - Ты тоже мог запросто оказаться на моем месте... От этого никто не застрахован... И еще неизвестно... - На твоем месте, - резко перебил меня Николай, - я бы не оказался... Сделав паузу, он, прищурившись, спросил: - Разве ты не знаешь, что подранков не ловят на воде, а д оби­ вают метким выстрелом?! - Знаю, - уверенно ответил я, - но у меня не получился меткий выстрел, а перезаряжать... - А если знаешь, - перебивая, еще тверже сказал брат, - то зачем оголтело прыгнул в воду? Тебе, что, крякаш дороже ж из­ ни!? Николай вопросительно посмотрел на меня, ожидая реакции. Я же молчал, быстро соображая, что в этом случае лучше всего ответить... - Будь я на сотню метров дальше, - продолжал брат в том же тоне, - тебе был бы каюк... У нас в Боготоле до войны был подоб­ ный случай... Охотника нашли в такой же трясине по торчащей из грязи руке, которая мертвыми пальцами сжимала убитую утку. Как говорит у вас шпана, жадность фраера сгубила - тонет в грязи, а утку не выпускает!... То же самое было бы с тобой, не подоспей я вовремя. Так что, запомни на всю жизнь: с трясиной шутить нельзя, здесь нужно обдумать каждый свой шаг... Утка, да и сама охота, не стоят такого риска... Сделав паузу, Николай продолжал: 243 I

- В подобных ситуациях нужно уметь управлять охотничьим азартом. Если этому не научишься в молодости, то на всю жизнь останешься азартным игроком с собственной жизнью... А с ж из­ нью, как и с огнем, шутить нельзя... Такие шутки, как правило, за­ канчиваются трагедией... Николай замолчал и, тяжело вздохнув, взял второе яйцо. Уда­ рив по нему ручкой ножа, стал аккуратно чистить. Но яйцо чисти­ лось плохо. Брат настойчиво, по кусочкам, отрывал частички скор­ лупы. Кода яйцо было готово, он разрезал его на четыре дольки и посыпал солью. Разжевывая их по очереди, Николай продол­ жал: - А ты этого не понимаешь, хотя уже и взрослый парень... - Да понимаю я все, - раздраженно возразил я, - и не хуже других, а может быть и лучше... - Это тебе только кажется, - с металлом в голосе произнес брат, - а на самом деле все наоборот.. Вот, смотри: ты попал в трясину и оказался на грани гибели. Но все получилось удачно: ты лежишь в грязи и крепко держишься за ружейные ремни. Я побежал за корягой... Что ты делаешь в моем отсутствии? Ты пытаешься выбраться сам!... И карабкаешься до тех пор, пока стволы не полезли из грязи!... А ведь могли не выдержать натя­ га пряжки ремня!... Они же рассчитаны не на твой вес!? Чтобы ты делал в этом случае?... Снова - кричать спасай?... Или - буль- буль?... Сделав паузу и пристально взглянув на меня, Николай заклю­ чил: - Вот твое понимание... Его хватило на несколько минут... Но самое главное, ты еще не умеешь предвидеть последствия своих действий... Тебе кажется, что все получается так, как тебе хочет­ ся... А хочется одного: свой авантюризм выдавать в виде законо­ мерности или тонкого и хитрого расчета. Николай замолчал, я же снова представил все детали драмы, разыгравшейся в лыве. - Нет, - стучало в моей голове, - утонуть я не мог... Все равно бы выбрался... Барахтался бы до последнего, но... выбрался... В этот момент я, действительно, верил в чудо и уже не мог даже предположить трагического исхода. Сработала обыкновен­ ная психологическая защита: это у соседа может быть беда или трагедия, а у меня - ни в коем случае... А раз так, то незачем и думать о нелепых случайностях... И я решил сменить неприятную тему разговора. К тому же, мне уже надоело идти на поводу у Николая. С долей наигранного любо­ пытства я спросил: 244

- Слушай, Николай, а откуда взялись эти проклятые трясины? Ведь их много вокруг Боготола!... На Кротовском ручье, напри­ мер, они куда больше этих. Однажды, когда мы ходили по гнезда, Васька Птаха пытался трехметровым дрыном промерить глуби­ ну «окна». Не коснувшись дна, палка так и ушла под воду... С тех пор мы трясины всегда обходим стороной... - А почему же ты сейчас не обошел? - спросил Николай, снова возвращаясь к своей теме. - А откуда я знал, что здесь вместо воды грязь, - бойко ответил я, - к тому же, я хорошо видел дно с растущими подводными растениями... - Вот теперь будешь знать, - примирительным тоном прогово­ рил Николай, допивая чай из стаканчика фляжки. Я взял флягу и выпил остатки прямо из горлышка. - Одевай майку, - неожиданно предложил Николай, - она уже сухая... Да, и рубаху вместе со штанами можно натягивать... В рюкзаке возьми запасные портянки, а то сотрешь ноги... Не хва­ тало, чтобы ты явился домой босиком... Я быстро встал и пощупал рубаху: она была сухая, штаны - тоже... - Только не вздумай одеть рубаху раньше штанов - куры зас­ меют... Хмыкнув, Николай стал заворачивать в газету остатки хлеба и сала. - Не бойся, не перепутаю, - протянул я, давая понять, что хоро­ шо помню его любимую фронтовую байку. - Солдат в штанах, но без рубахи, - говорил брат, - это солдат. А вот в рубахе, но без штанов - это баба в ночной сорочке... Я представил такого солдата возле орудия и рассмеялся. Ни­ колай пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал... Одевшись, я подошел к куртке. Она сохла плохо: мешала под­ кладка. Я вывернул ее наизнанку и растянул над пламенем кост­ ра. Куртка сразу запарила и начала постепенно светлеть. - Одевай, на ходу досохнет, - посоветовал Николай, завязывая рюкзак. - Давай не будем торопиться, - умоляющим голосом попросил я, - пока есть дрова, посидим у костра... Я не успел хорошо ото­ греться ... Время еще есть... Я с надеждой посмотрел на Николая... -Д авай... Посидим... Поговорим... Погода позволяет... Николай аккуратно сложил остатки дров в костер и, усевшись поудобнее, неожиданно заговорил: - Знаешь, Леша, в начале века, когда заселялась Сибирь, от­ 245

дельные переселенцы пожелали жить не в деревнях, а на заим ­ ках... Это мне показалось интересным, я повесил куртку снова на веревочку и сел напротив Николая у костра. Его пламя сразу дохнуло на меня лучами тепла... - Где-нибудь за селом, у речки, - продолжал брат, - выбиралось красивое и удобное место, где строился добротный дом и боль­ шое подворье. Заводилась скотина, птица... Речка перегоражи­ валась плотиной для мельницы... Образовывался пруд, который тоже приносил немалую пользу в хозяйстве. Это был и водопой, и место для купания ребятни... На воде быстро приживалась дикая утка, на которую можно было охотиться. Вот почему на этой трясине до сих пор держится крякаш? Да потому, что он прижил­ ся здесь еще в те далекие годы... Вот и живет он здесь от вы­ водка к выводку. Я хотел было спросить, а какая связь между трясиной и пру­ дом, но брат продолжал: - А если на пруду живет утка, то обязательно появится и рыба... А карась - особенно... - А утки-то здесь при чем? - удивленно спросил я, - они же карася не высиживают!? - Конечно, нет, - с серьезным видом ответил Николай, сделав вид, что не замечает юмора в моих словах, - зато утки приносят на своих лапках икринки из рыбных водоемов... Как видишь, пруд на заимке был главным звеном в хозяйственной деятельности... Николай замолчал и с задумчивым видом пошевелил голо­ вешки костра. Когда пламя вспыхнуло с прежней силой, он про­ должал: - А чтобы пруд приносил нужную пользу, он должен быть боль­ шим и глубоким... Рыба любит глубину, да и мельница без нее обойтись не может. Николай вопросительно посмотрел на меня и, убедившись, что последние слова до меня не дошли, добавил: - Пруд считается хорошим, если мельница может работать круглый день. А для этого пруд должен иметь большую площадь и хорошую глубину... Я удивился знаниям Николая молча и не захотел перебивать его очередным вопросом. - Прежде чем запрудить речку, хозяин готовил под пруд землю. Вырубал деревья, корчевал пни, углублял русло речки... И вот сей­ час я скажу тебе самое главное!... Сибирские ельники являются целыми кладовыми торфа. А переселенцы, жители центральной ча­ сти России, заготавливали в свое время торф, как топливо!... В 246