Рассвет над Чулымом

размножаются - при пониженном...Мы сейчас говорим о дру- I ом... - Точно, - самонадеянно подтвердил я, - вот моя мать говорит, чго во время заката Солнца спать вредно - потом будет болеть голова... Я этосам ощущал...Проснешься, как чумной...Перед гла­ зами все плывет и не знаешь - то ли утро, то ли вечер...Но глав­ ное - не можешь сообразить, сколько времени спал: целую ночь или один час... Неужели это тоже действие биоизлучения? Федор Михайлович на момент задумался, потом осторожно про­ молвил: - Я сам много раз испытывал подобные состояния...Много об атом думал, но убедительного ответа пока не нашел. Разумеется, данный факт удовлетворительно можно объяснить только био­ излучением. Вопрос только в том, как оно действует на людей с различным темпераментом. Я считаю, что сангвиники и флегма- шки этому явлению почти не подвержены...Меланхолики - то­ же...А вот холерики - могут... - Я не холерик, - взволнованно проговорил я, - во время... - Я - тоже, - спокойно перебил меня Федор Михайлович, - мне только непонятно, почему ты так испугался...Пушкин был холери­ ком, и это не помешало быть ему Пушкиным...С другой стороны, 1 Ы никак не можешь усвоить, что «чистых» темпераментов в при­ роде не существует. В каждом человеке сидят доли и сангвини­ ка, и флегматика, и холерика, и меланхолика, только в разных про- Iюрциях. А тип темперамента определяется по наибольшей доле. Поэтому нужно очень осторожно причислять себя к тому или ино­ му темпераменту. Кроме этого, в различных ситуациях может про­ являться и различный темперамент... - А как же тогда я узнаю, сколько во мне сидит сангвиника или холерика? - озабоченно спросил я. - Вот этого я не знаю, - удрученно протянул Федор Михайло­ вич, - хотя слышал, что психологи уже разрабатывают методы та­ кой диагностики...Но мы слишком отклонились в сторону...Да­ вай вернемся к солнечной активности... Так вот, при «спокойном» Солнце больше рождается сангви­ ников, а при «активном» - холериков и меланхоликов. Это приво­ дит к нарушению баланса между темпераментами...В жизни лю­ дей возникают периоды «смуты» и «спокойствия». Но...это тоже отдельный разговор... Сделав паузу, Федор Михайлович неожиданно спросил: - В каком году ты родился? - В сороковом, - бодро ответил я, - первого сентября... - Прекрасно! - воскликнул Федор Михайлович, - это год «спо­ 497

койного» Солнца и нечего опасаться. ..Если не учитывать того, что самые талантливые люди в любом виде искусства - это мелан­ холики и холерики...Если ты не мечтаешь быть музыкантом, по­ этом или художником, то все в порядке... - Нет, это не моя стихия, - уверенно возразил я, хотя пытался тщательно скрыть волнение, возникшее после слов Федора Ми­ хайловича. В мою душу сразу закралось сомнение: а вдруг стезя писателя, как и поэта, тоже не моя?! И все мечты писать по со­ вместительству - бред сивой кобылы!...Наивные детские меч­ ты!... Судьбу которых решаю не я, а Солнце!...Да еще в далеком предвоенном году!... Мне стало страшно, и я отбросил эту мысль... - Но я бы хотел на этом моменте остановиться чуть-чуть под­ робнее, - продолжал Федор Михайлович. В народной педагогике существует утверждение: ребенка воспитывают до пяти лет, пос­ ле - его уже перевоспитывают. Этот срок как раз и является половинкой периода солнечной активности. Так вот, если этот период приходится на «спокойное» Солнце, то и характер у чело­ века формируется уравновешенным и спокойным... А если на «ак­ тивное» или распределяется по долям, то возможны различные отклонения как в одну, так и в другую сторону. Я хочу тебе сказать о некоторых особенностях холериков и меланхоликов. Холерики, например, фанатично любят день и сол­ нечный свет, но болезненно ненавидят ночь и любую тьму. Мало этого, они боятся темноты, испытывая при этом дикий ужас и страх. А вот меланхолики, наоборот, страстно любят ночь, особен­ но лунную. Она им кажется неописуемым чудом природы. На са­ мом деле лунная ночь вызывает у них восторг только потому, что Луна, в самый тягостный для них период, отражает на Землю солнечный свет, то есть биоизлучение. Именно во время лунной ночи меланхолики возбуждаются и чувствуют в себе прилив сил и энергии. Лунный свет для них, как глоток родниковой воды или струя свежего воздуха. У них словно вырастают крылья, и они готовы объять весь мир!...Эта эйфория , соединяясь с действи­ тельной красотой ночи, вдохновляет поэтов и писателей, музы­ кантов и художников на создание своих лучших творений. А для влюбленных лунная ночь как талисман...Как источник самых не­ жных душевных порывов...Да, что говорить - некоторые псы, ме­ ланхолики по природе, от восторга лают или воют «на Луну»... Ф едор Михайлович замолчал и внимательно посмотрел на меня. Ему, видимо, хотелось знать, как я воспринимаю его слова, то есть, - «в коня ли овес». На моем лице, видимо, было написано искренне восхищение, ибо он ухмыльнулся сам себе и опустил 498

I лаза...Я же сумбурно продолжал суждения Федора Михайлови- ч,1 . На память почему-то пришли байки Агафьи о лунатиках, кото­ рыми она пугала нас с Ленькой Рудаком в далеком детстве. О лунатиках довольно часто говорила и мать...Еще чаще шли раз- I опоры среди пацанов... - Федор Михайлович, - осторожно начал я, - а «лунатизм» тоже пызывается лунным светом?... Федор Михайлович резко повернул голову в мою сторону и строго спросил: - А ты, случайно, не страдаешь лунатизмом? - Нет, - протянул я, - хотя в детстве несколько раз просыпался лунной ночью и долго смотрел в окно...Странно, но такое случа­ лось со мной зимой... Таинственным казалось все: и снежные наносы, и ветки деревьев вместе с тенями на снегу, и заборы имеете с постройками...Казалось, что везде что-то шевелится, го­ товое прийти в движение...Когда мне становилось холодно, я сно­ ва залезал под одеяло и засыпал... Внимательно меня выслушав, Федор Михайлович проговорил: - Современная наука отрицает влияние лунного света на пси­ хику человека. Были проведены тонкие научные опыты, которые эту связь не подтвердили. Но в любом опыте есть свои недо­ статки: низкая степень точности, сопутствующие явления, меша­ ющие выявлению истины, и многое другое. Я же убежден, а фак- 1 ически согласен с Чижевским, что лунатизм вызывается лун­ ным светом! Биоизлучение, отраженное Луной, возбуждает пси­ хику меланхолика, и он превращается в лунатика. Я надеюсь, что со временем все это будет подтверждено опытным путем...Я бы хотел обратить твое внимание на еще одну особенность психики меланхоликов: они страстно любят белый цвет... Особенно их волнует первый снег... - А мы с Борисом Романовичем по первой пороше встрети­ лись на охоте, - возбужденно заговорил я, - и он мне много рас­ сказывал о восприятии человеком белого снега...Он называл это цветомузыкой природы... - Это хорошо, что ты слушал Бориса Романовича, - в том же юне продолжал Федор Михайлович. - Ты не думай, что я вот только с тобой разговариваю на подобные темы. У нас сейчас в кол­ лективе столько грамотных учителей, что не успеваешь за ними тянуться...Все с университетским и институтским образовани­ ем. Много читали, много знают... Мы устраиваем столько совме­ стных дискуссий, что от поднятых проблем голова идет кругом!... Каждый из них - одаренная личность, за плечами которой может быть большое будущее...Только бы им чуточку везения...Особенно 499

Борису Романовичу, он из них самый одаренный и эрудирован­ ный... - А Алексей Федорович? - вставил я свое слово. - Алексей Федорович - поэт...Виктор Яковлевич - в душе ху­ дожник...Повторяю, каждый из них одарен по-своему. Но не бу­ дем углубляться в детали их характеристик...Мы сейчас гово­ рим о другом... Так вот, белый снег отражает биоизлучение Сол­ нца, которое воспринимается человеком. Воспринимается тогда, когда его не хватает... Ты же сам посчитал, что зимой человек получает света в четыре раза меньше...Вот снег и восполняет эту разницу!...Подчеркиваю: любой человек недополучает зимой нужную долю биоизлучения! Ее не может восполнить даже осле­ пительный белый снег...Поэтому меланхолики плохо чувствуют себя у нас в Сибири, а за Полярным кругом вообще жить не мо­ гут! Они бегут оттуда, как черти от ладана!...Воттеперь и спроси себя, как ты чувствуешь себя в Сибири? - Прекрасно, - бодро ответил я, - мне кажется, что лучше места нет на земле... - Но об этом тебе лучше промолчать, - с ухмылкой проговорил Федор Михайлович, - ты еще не видел хороших мест... Так или нет? - Так, - глубоко вздохнув, ответил я, - кроме Красноярска и Аба­ кана я нигде и не был... - Ничего, вся жизнь впереди, - успокоил Федор Михайлович, - побываешь еще везде...сейчас запомни: нашу Сибирь и Запо­ лярье любят только сангвиники, и им обживать этот суровый край... Все цвета они воспринимают одинаково, и нехватка био­ излучения им ничем не грозит... Федор Михайлович замолчал, потом встал и прошелся по ка­ бинету. Разговор уже длился около часа, и он, видимо, устал си­ деть. Размяв ноги, Федор Михайлович снова сел на свое место и продолжал: - Я понимаю, что все эти закономерности нужны не всем... Они должны волновать тех, сто ставит перед собой большие цели и мечтает чего-то достичь в жизни... У меня тотчас возникло подозрение, что Федор Михайлович повел речь к тому, чтобы спросить о моих целях. На такой вопрос мне отвечать не хотелось, и я тут же заговорил: - Все, о чем вы сказали, настолько интересно, что дух захваты­ вает! Но с другой стороны, все это настолько сложно, что кажется неправдоподобным и непосильным. Лично я воспринимаю все это на уровне добротной научной фантастики! Но эти мысли на­ талкивают меня на другие вопросы: 500

- Вы верите в судьбу?... - Ну, Антонов, так ставить вопрос нельзя, - не раздумывая, заго­ ворил Федор Михайлович, - ибо судьбу, как понятие, материалис­ ты и идеалисты толкуют по-разному. Так вот, в судьбу, предна­ чертанную богом, я не верю...С моих позиций это утверждение не подтверждается ни теорией, ни опытом. А вот в судьбу, пред­ начертанную законами природы, верю!...По моему разумению, судьба человека определяется несколькими важнейшими фак­ торами...Во-первых, это наследственность...Во-вторых, солнечная активность, биоизлучение и его влияние на развитие плода в утробе матери...В-третьих, ноосфера человека,.то есть суммар­ ное влияние окружающей среды на протяжении всей жизни и в- четвертых, случайность...Вот эти факторы и определяют судьбу человека!...И он чувствует нутром...Как свою талантливость, так и посредственность...И не просто так, ради интереса, Ломоносов пошел пешком в Москву, а Резерфорд из Новой Зеландии при­ ехал в Англию...С другой стороны, не случайно у нас в школе половина бездельников... Такими их запрограммировали впол­ не конкретные законы природы...Вот в такую судьбу я верю!... Федор Михайлович наградил меня испытывающим взглядом, словно ожидая следующего вопроса. - Значит, - начал я рассуждать вслух, - писателем или ученым нужно сначала родиться, а потом всю жизнь становиться... - Конечно, - уверенно сказал Федор Михайлович, - и у тебя сейчас задача одна: как можно быстрее определить, зачем ты родился, затем, еще быстрее, найти ту лестницу, по которой при­ дется карабкаться вверх... Все ясно и просто...Главное - за ма­ лым: «как бы мне влюбиться и не ошибиться»... Федор Михайлович с ухмылкой посмотрел в мою сторону и добавил: - Вот ради этого мы и стараемся направить вас на путь пра­ ведный и безошибочный... - Федор Михайлович, - снова заговорил я, глядя вдаль, - а писатель обязательно должен быть холериком, как Пушкин, или меланхоликом, как Гоголь, Достоевский, Есенин... - А почему ты не говоришь о Маяковском, Шолохове, Фадееве, Симонове, которые были сангвиниками? - спокойно возразил Фе­ дор Михайлович, - или о Крылове, который был флегматиком?... Писателем может быть человек любого темперамента...В связи с этим и творчество писателей делится на два уклона!...Одни, в основном сангвиники, говорят: «Человек - это звучит гордо», и ему все по плечу»... Другие, в основном меланхолики, говорят: «Че­ 501

ловек - божья тварь, и он бессилен»... Советская власть поддер­ жала писателей - оптимистов и не дала ходу пессимистам... - Теперь мне понятно, - радостно произнес я, - а хорошие фи­ зики какой должны иметь темперамент? Федор Михайлович с недоверием посмотрел на меня и, тяже­ ло вздохнув, ответил: - Хорошие физики должны быть только сангвиниками или флегматиками...О холериках и меланхоликах не может быть и речи... - Значит, вы сангвиник!? - повеселевшим голосом воскликнул я. - Я бы так категорично о своем темпераменте не сказал... Ра­ зумеется, во мне большая доля сангвиника... Есть солидная д о ­ бавка от флегматика... Кое-что перепало от холерика и меланхо­ лика... Последние добавки достаточно попортили мне кровуш­ ки... К тому же, они не позволили мне реализовать свои способ­ ности... Если бы не они, то я бы в школе не сидел...С моим харак­ тером и упорством можно было сделать во много раз больше... Федор Михайлович замолчал и долго смотрел в одну и ту же точку. Потом заговорил снова: - Минуту назад ты сказал, что мы сегодня ведем речь о слиш­ ком сложных вопросах...Согласен...Но еще Фалес, мыслитель древ­ ности, сказал: самое трудное - познать себя!...А Сократ эту же мысль выразил еще более емко: кто хочет познать мир, должен сначала познать себя!...Этим истинам две тысячи лет...Они были верны вчера, верны сегодня и будут верны завтра...И через две .тысячи лет...Любой человек, который мечтает что-то свершить, должен начать с познания самого себя!... Это самый главный Рубикон на пути к настоящему успеху... Мне этого, в свое время, никто не сказал... И я не успел сделать то, на что была дана моло­ дость...Я не просто так трачу время, беседуя с тобой: я говорю тебе самое важное и главное...Успеешь «схватить» жар-птицу за хвост, значит, дойдешь до намеченной цели...Не успеешь - пеняй на себя... Теперь ты все знаешь... Я хорошо понимал, что Федор Михайлович, надеясь на мою воспитанность, подает мне сигнал, что разговор пора заканчи­ вать. Но самые важные вопросы были впереди, и я, не мешкая, спросил: - Федор Михайлович, а где учат на учителя астрономии? Федор Михайлович как-то искоса посмотрел в мою сторону сквозь стекла очков и уверенно сказал: - Как где? В пединституте!... 502

- А почему вы у нас не ведете астрономию? - без раздумий задал я очередной вопрос. - В школе так заведено: кто преподает физику, тот и ведет астрономию, - лаконично ответил Федор Михайлович. - А Михаил Генрихович ее у нас никак не ведет, - с дерзостью, неизвестно откуда взявшейся, заявил я. - Ну, Антонов, так говорить нельзя, - возмутился Федор Михай­ лович. - Плохо об учителе может говорить лишь самый неблаго­ дарный ученик... Уроки у вас он же проводит!... - Проводит, - уже более доброжелательно согласился я, - толь­ ко толку мало...Читаем учебник, иногда пересказываем парагра­ фы... - Запомни, - резко перебил меня Федор Михайлович, - научить нельзя, можно только научиться!... Если ты захочешь научиться, то любой учитель будет для тебя полезен... А если будешь си­ деть и ждать, когда он тебя научит, то толку не будет!... Под лежа­ чий камень вода не течет... Я понимал, что плохо в спешке повел разговор, но исправлять­ ся было уже поздно. В таких случаях я, обычно, задавал новый вопрос и тем самым менял ситуацию... - Федор Михайлович, а кто вас учил астрономии? - Никто, - спокойно ответил он, - в этом деле я самоучка... Я самостоятельно добывал знания по математике, физике, астро­ номии, электротехнике, радиотехнике...И могу с гордостью ска­ зать, что настоящее образование - это самообразование!...Это как раз и есть все то, что ты осознал и усвоил...Для меня первым учителем была Книга, а вторым - Школа... Я непроизвольно улыбнулся: Федор Михайлович сказал са­ мые верные слова: я тоже стараюсь учиться у книг и учителей - отца, брата, Виктора Яковлевича, Федора Михайловича...Но са­ мое главное - мне повезло на хороших учителей... - Федор Михайлович, а зачем в школе изучают астрономию? - задал я очередной вопрос, - на вступительных ее не сдают, на производстве она тоже не нужна... - Ну, Антонов, ты начал за здравие, а закончил за упокой...Ф и­ зика, например, пригодится в жизни единицам, а астрономия - всем... - Всем? - удивился я, - что-то я не встречал любителей астро­ номии... - Значит, плохо смотрел, - возразил Федор Михайлович, - а может не понимаешь самого главного... - Главного? - переспросил я, - а в чем оно заключается?... 503

Федор Михайлович снова встал и посмотрел на часы. Прой­ дясь между рядами, он серьезно заговорил: - Уже две тысячи лет в обществе существуют два мировоз­ зрения - материалистическое и идеалистическое... Лучшего пока человечество ничего не придумало. Данные мировоззрения гос­ подствуют по очереди и с одной особенностью: если торжествует материализм, то расцветает астрономия...Если властвует идеа­ лизм, то сразу поднимается с колен астрология...Если же в об­ ществе мирно уживаются друг с другом верующие и безбожни­ ки, то астрономия и астрология тоже живут в мире. Но ты должен понять самое главное: человеку требуется прожить добрую поло­ вину своей жизни, чтобы прибиться к тому или иному берегу. Утверждение, что человек за эти годы сумел сформировать свое мировоззрение, мягко говоря, неверно!...Он его не формирует, а выбирает, согласно своему темпераменту и характеру. ..И не слу­ чайно, после сорока лет, буквально все обращают свой взор на небо!...Но смотрят они по-разному: одни с позиций астрологии, другие - астрономии!...Этот взор начинает делить людей на ве­ рующих и атеистов, материалистов и идеалистов...Вот зачем мы в школе изучаем астрономию...Когда тебе придется делать вы­ бор, - не ошибись!...Здесь ошибка слишком дорого стоит, ибо в этом выборе и есть смысл жизни и ее итог...В этом, быть может, и заключается философия жизни!...А все начинается с простого и незаметного, как у тебя, интереса к небу, но заканчивается вы­ бором философии бытия...И не надо осуждать твоего соседа, который нутром не принимает систему Коперника...Он сделал другой выбор...Поэтому он не захотел тебя слушать, ибо слуша­ ют только сомневающиеся...А те, кто верит, любой ценой добива­ ются, чтобы слушали их. Они не позволяют, чтобы кто-то говорил о их вере с усмешкой или с издевкой. А тех, кто пытается их переубедить, они презирают и низвергают... Для любого человека страшно безверие, ибо с верой смерть естественна и закономерна...Она приходит без слез, страданий и страха...В этом тоже великий смысл...Вот в чем дело...А ты засомневался в полезности астрономии.. Федор Михайлович замолчал и пристально посмотрел на меня... Я молчал, ибо мало что понял из сказанного...Уж слишком откровенно и мудрено заговорил со мной Федор Михайлович... Почти как Николай!... А почему?... Что заставило учителя разго­ варивать так с учеником!? Я же его не спрашивал о философии жизни, о которой я впервые слышал...Да, и о вере человека у меня 504

были довольно смутные представления. Вера воспринималась нами как пережиток прошлого и считалась невежеством челове­ ка. Мы могли лишь говорить об атеизме, хотя и здесь у нас были поверхностные представления... Федор Михайлович, которого мы воспринимали как закорене­ лого атеиста, впервые заговорил о вере как потребности челове­ ческой натуры. Почему он заговорил об этом именно со мной, я не знаю до сих пор. Как мне казалось, я не давал ему для этого ни малейшего повода...Если не учитывать мою фанатическую лю ­ бознательность... В этот день я услышал не только множество интереснейших фактов и мыслей, но и усвоил простую истину: есть люди, кото­ рые без веры в божество жить не могут! Эта вера - их посох, ведущий их по жизни. С другой стороны .есть люди, которые без атеизма жить не могут!... Для них неверие является своеобраз­ ной верой!... В этом заключается их философия жизни и ее смысл! Оказывается, вера и атеизм идут рядом уже две тысячи лет, со­ ставляя что-то единое и целое!... Атеизм, как и вера, вечен, и они друг без друга существовать не могут!... Только странно, почему они существуют не в мире, а в непримиримой борьбе?!... Для меня это были зачатки самого значимого открытия. Его важность я пойму значительно позже, когда в институте освою азы философии. Сейчас же для меня всплыли лишь его туман­ ные контуры... - Каким бы ни был человек, - продолжал Федор Михайлович, - его философия жизни начинается с суждения о небе... Можно сказать так: скажи, как ты относишься к небу, и я скажу, кто ты... Федор Михайлович снова замолчал и с любопытством посмот­ рел на меня... Много раз я слышал различные варианты этой крылатой фразы, но в такой формулировке впервые... Под взгля­ дом Федора Михайловича я лишь опустил глаза: я уже давно придерживался правила - если чего-то не понимаешь, то лучше промолчать... Зачем демонстрировать свою простодырость!? Я знал, а Федор Михайлович знал еще лучше, что Ньютон и Эйнш­ тейн были верующими людьми и судить их мне, пигмею, и в свои семнадцать лет, не хотелось, да и было противно. Но как ни странно, в душе жило убеждение: как бы ни сложилась у меня жизнь, я все равно останусь, как Федор Михайлович и мой отец, на материа­ листических позициях на всю жизнь... . Забегая вперед, могу сказать, что так оно и случилось!...И са­ 505

мое удивительное то, что я ни разу не усомнился в этом есте­ ственном и закономерном выборе...Я вовремя прибился к «сво­ ему берегу»... Федор Михайлович подошел к столу и сел на свое место. Я тут же спросил: - Федор Михайлович, а где можно прочитать об активности Солнца? Да, и обо всем том, о чем мы говорили? - Прочитать? - зачем-то повторил мой вопрос Федор Михай­ лович, - это невозможно...В моих суждениях - плод размышле­ ний всей моей жизни...В них сконцентрированы мысли и идеи не одного десятка книг и журнальных статей. Для начала я могу предложить тебе вот эту книжку... Федор Михайлович встал и прошел в лаборантскую, где у него была большая полка с книгами. Вернувшись, он протянул мне толстую книгу «Солнце и его семья». Осторожно взяв в руки книгу, я робко спросил: - А домой взять можно? - Разумеется, можно, - с улыбкой ответил Федор Михайлович, - только с одним условием: не затерять... Я открыл портфель, аккуратно завернул книгу в газету и поло­ жил ее между учебниками... Вставая, Федор Михайлович проговорил: - Ну, что, Антонов, на сегодня хватит...У меня скоро урок... Я быстро встал и, как-то неуклюже извинившись, вышел из кабинета. В коридоре было тихо. Через минуту-другую должен был прозвенеть звонок со второго урока. Опустившись в разде­ валку, я быстро оделся и вышел на крыльцо школы...Ярко свети­ ло Солнце, весенняя голубизна радовала глаз. Где-то в гуще школьных тополей соловьем заливался скворец. На дороге, на­ против крыльца, громко чирикая, прыгали воробьи. Все вокруг радовалось теплу и свету...Прищурясь и прикрыв ладонью яр­ кость света, я как-то по-новому и с нежной любовью посмотрел на Солнце... - Как быстро меняется отношение к вещам, - мелькнуло в моей голове, - утром Солнце было для меня чем-то обыденным и при­ вычным, а теперь - стало притягательным и таинственным... Где-то там бушует термоядерная стихия, а здесь, на Земле, все живое откликается на малейший ее всплеск!...И от этой та­ инственной силы нет защиты и пощады... Особенно для слабых духом и телом... Домой я шел быстро и уверенно, не разбирая дороги. В голо­ 506

ве была одна мысль: как можно быстрее начать читать книгу!...Я остро ощущал, что с этого дня во мне что-то изменится и заро­ дится новое увлечение, которое будет будоражить мой ум всю жизнь... Но с годами эту мысль я пойму еще глубже: в тот день моя пылкая фантазия оказалась бессильной, чтобы представить всю полноту и мощь этого увлечения. Реальность оказалась глубже и богаче самых пылких юношеских мечтаний... Я давно осознал силу Слова... Сказанного отцом, братом, учи­ телем... Особенно, если оно произнесено вовремя и к месту. Но в те мартовские дни я по-настояа!ему ощутил власть Слова, про­ читанного в мудрой книге... Именно в те дни количество пере­ шло в качество!... Если услышанное Слово - толчок к действию, то прочитанное - уже примерная программа действия. А если мудрых книг уже накопилось не один десяток, то в душе появляется уверенность и одержимость в победе над собой и обстоятельствами. А это так важно в юности, когда черновик будущей жизни подвергается серьезному анализу. Но только прожитые годы позволили мне усвоить обыкновен­ ную истину: чтобы по-настоящему оценить власть неба, необхо­ димо сначала ощутить силу Слова, а затем - мудрость нужной книги... Только вместе, в неразрывном единстве, эта могучая тро­ ица имеет магическую власть над человеком, поднимая его над своими слабостями и выпавшими на его долю обстоятельства­ ми... 507

ПОД «ШАПКОЙ-НЕВИДИМКОЙ»

Шел классный час...Олимпиада Васильевна с математичес­ кой точностью подводила итоги за полугодие. Все было выра­ жено в цифрах, процентах и точных, однозначных формулировках. Принципиальность Олимпиады Васильевны одних радовала, дру­ гих огорчала, а третьим была безразлична. К последним отно­ сился и я. Свои промахи и успехи я знал «на зубок» и не очень- то хотел их повторного упоминания. Но я сразу напряг внимание, когда Олимпиада Васильевна, без всякого вступления, заговори­ ла о предстоящем новогоднем вечере. Стоя у стола с заложен­ ными за спину руками, с присущей только ей страстностью Олим­ пиада Васильевна говорила: - Ребята, это последний новогодний бал в стенах родной ш ко­ лы и он должен быть для вас памятным. Каждый из вас прове­ дет этот вечер по-своему. Кто-то, как, например, Тамара Цибулько и Элла Чеботаревская, весь вечер протанцуют, а кто-то, как Витя Изохватов и Леня Антонов, просидят в уголочке, обсуждая свои проблемы... Услышав свою фамилию, я вздрогнул и тут же исподтишка посмотрел по сторонам: все прошло нормально, никто даже не хихикнул... - Я только сочувствую Володе Трепенку, - продолжала Олим­ пиада Васильевна, - ему снова придется просидеть весь вечер за баяном, на большее и не претендуя... Олимпиада Васильевна пристально посмотрела на Володю, который почему-то, покраснев, опустил голову. - А Володя и не претендует, - мысленно возразил я Олимпиа­ де Васильевне, - каждый проводит вечер так, как считает нужным. А вдруг у Володи безответная любовь и ему ничего не остается делать, как изливать ее с помощью звуков и слов баяна?!...Я бы, например, на месте Володи так и делал... Перед глазами по­ явился образ Вики, и я тяжело вздохнул, сочувствуя Володе. - А я предлагаю вам, - продолжала Олимпиада Васильевна, - немного разнообразить новогодние развлечения... - Как? - раздалось несколько возгласов из класса. - Очень просто, - еще азартнее заговорила Олимпиада Васи­ льевна, - возьмите да изготовьте несколько маскарадных ново­ годних костюмов! Например, костюм «Евгения Онегина» или «Пе­ чорина»...Можно «Наташи Ростовой», а можно и «Митрофануш­ ки», «Бабы Яги» или «Черта»... Да, мало ли известных образов?! Класс, хотя и запоздало, но дружно хихикнул. - А почему вы усмехаетесь? - удивилась Олимпиада Василь­ евна, - я предлагаю вам сыграть роль литературного или сказоч­ ного героя!...И не важно, какая это будет роль - положительная 509

или отрицательная, важно, чтобы вы ее сыграли хорошо! Инте­ ресно и с определенной пользой для себя... Олимпиада Васильевна, сделав акцент на последних словах, внимательно посмотрела на меня и как-то загадочно улыбнулась. Я сразу узрел в этом намек!...В классе заговорили девчонки, но я их уже не слушал!...В голове веером понеслись мысли, вытека­ ющие одна из другой... Я хорошо знал, что в нашем классе, исключая Тамарку Сомову, вряд ли кто будет делать новогодний костюм. И причин этому несколько...Во-первых, мы были убеждены, что только в детстве занимаются новогодним маскарадом, который заканчивается где- то на уровне четвертого класса...Во-вторых, для изготовления хо­ рошего костюма нужны были лишние деньги или наличие не­ нужных вещей. Люд нашей окраины жил еще скромно, и у нас не было ни того, ни другого. В-третьих, в десятом классе взять на себя роль «чучела или шута» было зазорным и даже унизитель­ ным... Так почему же Олимпиада Васильевна, зная все это не хуже меня и вопреки логике, предлагает нам изготовить костюмы?! На что она рассчитывает?!... - А вдруг Олимпиада Васильевна все это говорит специально для меня? - мелькнуло в моей голове, - и предлагает, таким обра­ зом, поработать над проблемой заикания?! Это был неожиданный поворот мысли... Действительно, за лето эта проблема как-то притупилась и отошла на второй план. В какой-то мере, я смирился со своим положением, приспособив­ шись в мелких деталях. И вот - на тебе! Олимпиада Васильевна, заметив мою успокоенность, решила меня встряхнуть, напомнив о поставленной цели!... И я, действительно, встряхнулся!... Лихорадочно стал переби­ рать варианты простых и доступных, но интересных костюмов...С этого момента голоса Олимпиады Васильевны я уже не слышал до самого конца классного часа... Когда прозвенел звонок, я направился домой. Моя фантазия была неистощима, и хотелось тут же покопаться в старом тряпье, которого на вышке накопилось предостаточно. Раскрыв скрыню бабы Дарьи, в которой мать хранила все обноски, я неожиданно увидел в углу завернутую в газету картонную маску медведя!... Откуда она взялась в нашем доме, я не знал, но хорошо помнил, как дурачился в детстве, пытаясь напугать бабку Агафью. Идея родилась мгновенно: в образе ряженого медведя сыграть роль школьного почтальона!... В те времена игра «в почту» была слиш ком популярна на 510

школьных вечерах, особенно на новогодних. Все писали поздрав­ ления и пожелания, которые кто-то должен был р а з н о с т ь адре­ сатам с номером на груди. Почтальоном, обычно, избирался все­ общий любимец, которому доверяли все!... Главное, чтобы он не читал чужие послания и самые любопытные из них не прятал в карман для дальнейшей хохмы. Мне казалось, что я смогу полно­ стью удовлетворять этим требованиям и хорошо справлюсь с желанной ролью. Важно, чтобы меня не разоблачили и, как само­ званца, не сместили с «захваченного» поста. Здесь меня успока­ ивало то, что никому даже в голову не придет, что я способен на такое перевоплощение!...К этому времени я хорошо понимал, что все авантюры удачны тогда, когда ты вне подозрения!... Соскочив с вышки, я тут же начал комбинировать новогодний костюм...На ноги одел собачьи лунтаи, которые, по совету Леньки, сшил мне для охоты отец. На плечи накинул отцовскую «душег­ рейку», только овчиной наружу. На голову повязал платок темного цвета, концы которого, прикрывавшие шею, спрятал под коричне­ вую рубаху. Когда я напялил на голову маску и подошел к трюмо, то ахнул от удивления: вид был у меня что надо!...А когда пере­ бросил через плечо Николаеву фронтовую сумку со словом «по­ чта», то стало ясно: лучшего костюма мне не придумать!... Целую неделю я тренировался перед зеркалом, входя в свою новую и необычную роль. Хотелось, как говорила Олимпиада Ва­ сильевна, сыграть ее хорошо. А для этого нужно было подобрать смешные жесты и позы, совмещая их с веселыми репликами и словами. Хотелось все это сопровождать характерным тоном и тембром голоса. С девчонками я решил разговаривать «с ры­ ком», а с парнями - пискляво... Было очевидно, что мое инкогнито - залог успеха. Только в этом случае затея имела смысл и отвечала на вопрос: как про­ явится мой дефект в таких необычных условиях... Но осуществить ее в одиночестве практически было невозможно! И я решил взять себе в помощники Колю Невердовского, в надежности которого не сомневался. К тому же, в отличие от Витьки Изохватова, он ■жил по соседству и мог помочь в любой момент времени. Разу­ меется, Коле я всю правду не сказал и преподнес как очередную хохму в угоду Олимпиаде Васильевне. Коле моя затея понрави­ лась, и он ни в чем меня не заподозрил... Новогодний бал был назначен в канун Нового года на восемь часов вечера... В те годы в школах проводилась настоящая встре­ ча Нового года. До двенадцати все веселье было связано с про­ водами старого года, а после двенадцати - со встречей Нового года. И только далеко за полночь ученики, вместе с учителями, 511

расходились по домам. Новогодние вечера были самыми памят­ ными часами школьной жизни... Олимпиаде Васильевне было поручено, вместе с классом, на­ ряжать елку, а Ф едору Михайловичу, вместе с кружковцами, - ее электрифицировать. В те годы сверкающая огнями елка была маленьким чудом, и Федор Михайлович применял немало изоб­ ретательности, прежде чем елка, действительно, начинала сиять разноцветными огнями. Главной трудностью было отсутствие в продаже цветных лампочек...Вся эта суета позволила мне без особых трудностей и помех принести свой костюм в школу и спрятать его в шкафу, где Олимпиада Васильевна хранила свои таблицы и геометрические пособия и модели. На праздник мы с Колей, как и все, пришли заранее, разде­ лись и прошли в зал. Новогодняя елка в этом году стояла в но­ вом спортзале, который был сделан на месте двух классов. Ста­ рый зал с плиточным полом был переоборудован под вестибюль с раздевалками и был открыт в торжественной обстановке. Эта перестройка, которую затеял Григорий Анатольевич, всем понра­ вилась, особенно парадный вход в школу и спортзал с деревян­ ным полом. Мой расчет был прост: поболтаться с ребятами где-то около часа, а затем с ними распрощаться и сделать вид, что ухожу д о ­ мой...Так я и сделал. Где-то около девяти часов, когда Тамарка Сомова стала раздавать номерки с иголками для игры «в почту», я моргнул Коле, который тут же вышел из зала и подошел к ребя­ там: - Ну, что, друзья, мне пора домой... - Ты что обалдел? - самым серьезным образом возмутился Витька Изохватос, - сейчас начнется самое главное и интерес­ ное!... - Это, Витя, верно, но иначе мне нельзя: заболел отец, и я не могу в праздничную ночь оставить его одного... - Молодец, Леня, - восторженно проговорил Витька после не­ большой паузы, - ты по-настоящему любишь своего отца!...Я бы так не смог... Краснея, я опустил голову...Мне было стыдно смотреть Витьке в глаза...Я врал, а Витька даже не мог допустить мысли, что я способен на это и воспринимал мои слова за чистую монету... И меня тут же охватил ужас: как я буду перед ним оправдываться, когда все станет явью?!... - А что, у вас дома есть елка? - спросил Генка Обыскалов. - Есть, - снова соврал я, хотя знал, что Генка может догадывать­ ся ,что никакой елки у меня нет. 512

Последний раз елка в нашем доме стояла десять лет назад. Зачинщиком этого хлопотного дела сначала была Мария, а потом - Клава. Я же, почему-то, считал это «бабьим делом» и продол­ жать хорошую традицию после того, как Клава вышла замуж, не стал. Этим я бравировал и часто хвалился перед пацанами. Впол­ не вероятно, что Генка мог это слышать как от меня, так и от паца­ нов. Поэтому я сразу почувствовал на себе его подозрительный взгляд...Но...Генка, вопреки своей прямолинейности, промолчал... Выйдя в коридор, я, вместе с Колей, в несколько кошачьих прыжков, оказался на втором этаже. Закрыв дверь класса «на стул», я достал сумку с костюмом и начал лихорадочно переоде­ ваться. Коля старательно вертелся вокруг меня, помогая и по­ правляя. Когда все было готово, Коля обошел вокруг меня, попра­ вил все огрехи, и мы вышли из класса. По коридору Коля пошел в одну сторону, а я - в другую: нам хотелось соблюсти конспира­ цию до мелочей. На мое появление в зале все сразу обратили внимание. Но слово «почта» на моей сумке тут же рассеяло все недоумения, я был принят, как что-то нужное и недостающее. Только Толя По- плавной, увидев мой костюм, схватился руками за голову и, ими­ тируя испуг, благим матом завопил: - Братцы!... Медведь в зале!... Разбегайтесь кто куда!.,. И Толя на полусогнутых ногах, с перекошенным лицом, полез за ди­ ван... Зал грохнул, а я, гнусавя и чуть нараспев, громко сказал: - Уважаемые выпускники! Дед Мороз послал меня на ваш праз­ дник с важным поручением: до его прихода обеспечить работу почты. Он просил передать вам следующее: до двенадцати ча­ сов вы должны обязательно поздравить своих друзей, подруг и, разумеется, учителей с наступающим Новым годом!... К моему удивлению, я не запнулся ни на одном слове и бук­ ве!... Мало этого, все внимательно, с серьезным видом, слушали. Это меня воодушевило, и я продолжал: - Если же вы этого не сделаете, то в новом году вас ожидают неудачи и несчастья... Особенно на выпускных экзаменах... - Ребята! - громко прогнусавил Толя, - он нам угрожает!...Хва­ тай его, паразита, за нос и выводи «на чистую воду»!... Я забеспокоился, ибо от этого воинствующего клича можно было ожидать всякое. Не мешкая ни секунды, я еще громче про­ рычал: - Все ваши письма надежно будут храниться вот в этой сумке, - и я, раскрыв сумку, показал всем ее вместительность и надеж­ ность защелки... 513

Все сразу оживились, загалдели, и я услышал возгласы: у тебя карандаш есть, дай листок бумаги...И работа закипела...Я лико­ вал, ибо начало прошло великолепно!...А хорошее начало, как ут­ верждали древние, - половина успеха!...Я играл свою роль уве­ ренно и с пафосом! Все получалось лучше, чем дома перед зер­ калом !..^™ меня вдохновило, и я с верой в успех с еще боль­ шей энергией принялся за реализацию своей затеи... Все тонкости работы школьной почты я знал «на зубок», ибо она проводилась на любом школьном вечере отдыха. В этом воз­ расте мы все были влюблены и наши страдания были настоль­ ко сильны, что требовали хоть мизерного, но выхода... Страдали девчонки и мальчишки...!/! кто больше - еще вопрос!...Это было время, когда скрывать свои чувства было нормальной и есте­ ственной потребностью, ибо чувство стыда считалось наиважней­ шим свойством характера...Упаси боже показать кому-то свою влюбленность!...Это же позор!...Оставалось одно: страдать мол­ ча и тайно...Так поступали все настоящие девчонки...Да, и маль­ чишки вели себя точно так же!...Единственной отдушиной были танцы... Но мальчишки, почти поголовно, не танцевали. Остава­ лась одна надежда - на почту!... Но и здесь были свои условнос­ ти. Послевоенная пацанва стремилась быть суровой и похожей на настоящих мужчин, образ которых сформировала война. Слюн­ тяев не только не уважали - их ненавидели!... В лучшем случае - презирали. Любые взаимоотношения с девчонками считались предательскими и подвергались безжалостной насмешке. Пе­ реносить такие издевки мог не всякий. Куда проще было стра­ дать, чем слышать за своей спиной язвительные реплики. Поэто­ му «переписка» на вечерах велась с максимальной осторож нос­ тью, понятной только двоим... Где-то через полчаса моя сумка была полной и я, как почталь­ он, «зашился»: мотался, как маятник, разнося письма. Игра в по­ чту приняла настоящий азартный вид. Но...не для всех: Валерка Ефремов неожиданно подошел ко мне и, пощупав мои бицепсы, громко сказал: - Это не она, а он! - и тут же рассмеялся своим искренним и заразительным смехом... Я вздрогнул: эта выходка Валерки уже начинала попахивать разоблачением! Я вынужден был так изменить свою походку, фи­ гуру и голос, чтобы ни у кого не возникло даже подозрения, что это я. Только Олимпиада Васильевна, как мне показалось, невзи­ рая на все мои выкрутасы, продолжала пристально следить за мной, загадочно улыбаясь. Но где-то через час все любопытству­ ющие успокоились и я снова сосредоточил все свое внимание 514

на своей затее. Мне сразу бросилось в глаза, что в зале была большая группа парней и девчат, которым я не вручил ни одного послания. Но была такая когорта, которых «завалили» письмами! Для меня это оказалось маленьким открытием!...Я был наивно убежден, что в школе все связаны теплой школьной дружбой и здесь нет уличного деления на своих и чужих, хороших и плохих. И жизнь в классе мои убеждения как будто подтверждала, хотя в школе тоже существовали свои деления на «хороших» и «пло­ хих». Но то, что они так тесно переплетаются с уличными, я не м ог даже предположить... Первыми среди ребят оказались Валерка Ефремов, Славка Усков, а среди девчонок - Лида Бахур...С ней, по количеству пи­ сем, никто соперничать не мог...Да, она действительно считалась в школе хорошей девчонкой и об этом ребята говорили вслух. Она отлично училась, была скромной, общительной и заядлой ак­ тивисткой...Но самое поразительное, что лично у меня о ней было совершенно другое мнение! Я считал ее выскочкой и зазнай­ кой...И был убежден в своей абсолютной правоте!...Но еще уди­ вительней было то, что именно в этот вечер я задал себе вопрос: а почему для всех Лида - одна из лучших девчонок школы, а для меня - ничего особенного!?...Мало этого, я видел в ней больше минусов, чем плюсов...Этот вопрос так и остался без ответа...- Видимо, я в нем не нуждался...Но...до поры до времени...Придет час, и я пожалею о своем безразличии к этой девочке, жившей в моем сознании, как симпатичный, но все же «гадкий утенок»... Но...сегодня был новогодний вечер и номер Лиды - семь - мелькал чуть ли не в каждой пятерке писем. Создавалось впе­ чатление, что большинство соклассников хотят ее поздравить с Новым годом. Я вручил ей послания от Толи Поплавного, Коли Невердовского, Генки Митращука...Да, всех и не запомнишь. Как- то непроизвольно я стал наблюдать за Лидой. Она вела себя, как обычно, уверенно и с долей превосходства, что и вызывало во мне неприязнь...Одни письма Лида рвала на мелкие части и выбрасывала в мусорницу, другие - аккуратно прятала в рукав платья. Мои наблюдения походили на очередную забаву до тех пор, пока ко мне не подошел своей размашистой походкой Витька Изохватов. Подавая мне записку, он с грустью проговорил: - Передай-ка, Миша, мои поздравления седьмому номеру... Я оторопел...И не потому, что Витька написал писульку Л и­ де...О его симпатиях к этой девочке я догадывался давно...Я смотрел на Витьку через щелки маски и лихорадочно представ­ лял, что будет, когда он узнает, кто скрывается под этой дурацкой 515 г

маской!? Сейчас Же у Витьки не было даже малейшего подозре­ ния...И тут же у меня родилась пакостная мысль: а что если я незаметно загляну в Витькину записку? Он все равно меня не заподозрит... Я знал, что читать чужие письма гадко и подло, но Витька был моим лучшим другом и в этом я не видел ничего особенного. Кроме этого, мы с Витькой были предельно откровенны и он мог мне сам сказать о своих симпатиях к Лиде. Но Витька молчал и делал вид, что он, так же как я, равнодушен к ней. Меня это, в какой-то мере, задевало и даже обижало. А сейчас, когда Витьки- но письмо было в моей руке, чувство обиды и любопытства сли­ лись в одно целое, перетягивая чувство рассудка и благоразу­ мия...Я вышел в коридор и незаметно развернул записку. В ней было три слова: «Я тебя люблю»...И больше ничего: ни подписи, ни заковырки, ни многозначительных точек или букв... Я почувствовал, как мой лоб покрылся потом и мне стало труд­ но дышать...Появилось желание сорвать маску и выбежать на крыльцо школы, ибо чувство стыда и ненависти к самому себе переполняло душу...Положив записку в’ сумку, я прошептал сам себе: ну, и подлец же ты, Ленька... Николай часто вбивал мне в голову мысль, что человек должен знать ровно столько, сколько ему положено. Лишние знания ему вредят...Зачем мне знать то, что Витька не считал нужным мне говорить?! Ведь и Лиде Витька написал о том, что ее кто-то лю­ бит... От нее он тоже скрыл свою любовь... А я в его тайну залез своими грязными руками!... А зачем? Мне что от этого стало лег­ че?. .. Или я смогу чем-то ему помочь?... Да, ничем: насильно мил не будешь... Просто я гаденько воспользовался его наивностью... И простотой... Я подошел к Лиде и молча, без визгливого кривлянья, вручил Витькино признание. У меня было желание добавить: это тебе от Витьки Изохватова, но я вовремя сообразил, что это будет оче­ редной пакостью...Из-за маски мне было легко и просто наблю­ дать за кем угодно...Лида развернула листок и под взглядом Витьки, который сидел на диване и исподлобья наблюдал за ней, прочитала...Приподняв свои красивые брови и сделав губки бантиком, она быстро сунула писульку в рукав своего белоснеж­ ного платья и, как ни в чем не бывало, направилась к своим одно­ классницам, весело разговаривавшим в сторонке... - Зазнайка, - мелькнуло в моей голове, - что ей Витькины слова, если она, быть может, прочитала подобные сегодня раз десять? Да, еще от парней более симпатичных,'.. Мне почему-то сразу на память пришла Вика...Ее ответ на мое 516

письмо...На душе стало тоскливо и больно...Мое положение было ничем не лучше. У Витьки хотя бы есть надежда...У меня же нет и этого... Мой пыл угас, и я минут десять раздавал письма молча, без особого старания и усердия. Почувствовав усталость, я присел на диван. Моя роль как-то сама собой отошла на второй план, и я сразу почувствовал себя в обычном и нормальном состоянии. Я обратил внимание на весь зал целиком. Вокруг нарядной и свер­ кающей елки кружились в танце девчонки...Володя Трепенюк, как обычно, без отдыха и перерыва играл на баяне. Во время вече­ ров Володя напоминал токующего глухаря...Лучше, краше и ув­ лекательнее занятия, чем игра на баяне, для него не было...Возле стенки кучками толпились ребята, искоса поглядывая на танцую­ щих...В зале стоял запах хвои и подгоревшей краски на иллю­ минационных лампочках. Видимо, почта многим надоела и на меня уже никто не обра­ щал внимания, даже любопытные...В голове потекли мысли о про­ шедших часах в роли почтальона. Как я легко и просто говорил, скрываясь за маской!... Оказывается, мое заикание зависит от степени волнения... Нет волнения, нет и заикания!...Вот в чем причина!...И это я доказал опытным путем, как на уроке ф изики- !...Здорово придумала Олимпиада Васильевна!...Только почему она ничего мне не сказала о своей задумке?... Вдруг, прервав мои раздумья, в зал вошла, вместе с Люсей Шандыбо, девчонка не из нашей школы, лицо которой мне пока­ залось хорошо знакомым. Быстрым шагом они прошли к дивану, стоявшему у угла сцены, и сели. Люся начала что-то рассказы­ вать, показывая рукой на елку, стены и сцену. Девчонка заинтере­ сованно обводила взглядом все, куда показывала Люся. - Где же я мог ее видеть? - непрерывно стучало в моей голо­ ве. Хорошо рассмотреть черты лица мне мешали узкие щелки маски. И я пожалел, что не сделал их шире...Я встал с места и, разглядывая номера у танцующих, пошел по залу. Проходя мимо, я посмотрел в упор сначала на Люсю, а потом на гостью...Мое сердце вздрогнуло и забилось, как синица в клетке...Это была Тамарка 3абиняк!...0на стала выше и стройнее... Вместо коси­ чек с бантами - пышная и красивая прическа, а вместо школьно­ го платьица с фартуком - модный женский костюм...И только глаза да отдельные черты лица напоминали о той девочке, кото­ рая два года назад сидела на уроках у меня за спиной. Такой встречи я никак не ожидал и был по-настоящему взволнован. В эту минуту я даже не вспомнил Вику!...Тамарка на какой-то мо­ мент заполнила все мое воображение... 517

- Значит, она приехала на новогодний вечер в родную школу, - лихорадочно размышлял я, - тянет ее сюда...А может здесь оста­ лась ее первая любовь!? И она приехала на встречу с ней!? Ведь первая любовь не ржавеет!... От этих мыслей мне стало тревожнее и теплее. До сих пор моя маска, как шапка-невидимка, отделяла меня от зала и я был этому рад: задуманное шло успешно. Но сейчас мне захотелось снять маску и быть заодно с залом! Подойти к Тамарке и ска­ зать простое слово «здравствуйте» и от души поздравить с Но­ вым годом... Но... это невозможно...Выход был один: написать ей поздравление и вручить на правах почтальона. Я вышел в ко­ ридор, достал из кармана лист бумаги, карандаш и крупным по­ черком написал: «Тамара! Я очень рад видеть тебя...С Новым годом!...С новым счастьем!...Пусть в этом году сбудутся все твои мечты и надеж­ ды... Спасибо за память о школе...» Я хотел подписаться, но раздумал... Красивую подпись я при­ думал для себя еще в шестом классе, когда Николай вернулся из Монголии. Он очень красиво расписывался, и мне захотелось де­ лать это не хуже. Исписав около десятка тетрадных листов, я, в конце концов, добился своего. От радости я стал расписываться везде и всюду: в дневнике, вместо отца, на доске, во время пере­ мены, на книгах своей библиотеки... - А вдруг Тамарка помнит это хвастовство?...И сразу узнает, от кого письмо... А мне этого не хотелось, ибо я любил тайну и таинственность, которую считал своей собственностью и не хотел ни с кем д е ­ литься...Даже с Тамаркой... - Пусть она думает на любого парня, «вычисляет» и всматри­ вается в лица своих бывших соклассников...И задает себе один и тот же вопрос: он или не он...Награждает его пронзительным взглядом й самой себ е отвечает: нет, не он...А я буду в маске... Мне в глаза она не посмотрит... Сложив листок вчетверо, я уверенно подошел к Тамарке и ба­ систым голосом проговорил: - Девушка! Меня попросили передать вам этот листок... Тамарка как-то испуганно вздрогнула, то ли отм оего вида, то ли от неожиданности, и неуверенно взяла послание. Развернув мою записку, Тамарка бегло ее прочитала и сразу покрылась, вплоть до кончиков ушей, пунцовой краской. - Краснеть Тамарка так и не разучилась, - отметил я про се­ бя...Мне вспомнился восьмой класс, когда мы с ней, ободренные Николаем Ильичем, искренне и неистово боролись за хорошую

успеваемость в классе...Наш «Боевой листок». Ее глаза, полные слез от неудачи по русскому языку...Мои шулдатские страдани- я...Ночной разговор с Фаиной Петровной о любви и дружбе и назойливость Вовки Александрова...И мой сон, где Тамарка выш­ ла к доске и сказала: а вот Печорин бы приехал...Вы, мальчики, только на словах смелые, а на деле...А сон оказался вещим...Вов­ ка на новогодний вечер не пришел, хотя живет в Боготоле...А вот Тамарка приехала из Кузбасса!...Бросила своих новых друзей и приехала посмотреть на старых...Видимо, она знала цену школь­ ной дружбе...А я? Чем я лучше Вовки?...Струсил подписаться под Iюздравлением!.. .А почему?... Вместо ответа перед глазами всплыл образ Вики и все не­ урядицы наших взаимоотношений... Зачем-то я их поставил ря­ дом и сравнил... - Нет, - твердо сказал я про себя, - правильно я поступил...Не­ зачем шевелить уже зажившие рубцы... Раны и так дают о себе знать... Я снова посмотрел на Тамарку. Она сидела в уголке одна и грустными глазами смотрела в зал. Все девчонки, да и маль­ чишки, делали вид, что ее не помнят. Ха-ха!...Не помнят!...Отлич­ но помнят, только делают вид!... Да ждут, когда Тамарка сделает шаг первой...Им мало, что она приехала в Боготол и пришла на встречу с ними...А фактически на встречу со своим детством и отрочеством. А встречи, какой хотелось, не получилось...Видимо, не зря говорят: никогда не возвращайся в свое прошлое - там тебя ждут одни разочарования... Мне стало больно и обидно за Тамарку... - Как только сброшу эту дурацкую маску, - рассуждал я мыс­ ленно, - сразу подойду к Тамарке и поздравлю с Новым годом!... Открыто и честно, в знак нашей старой классной дружбы!... И Вика здесь ни при чем... Пусть у нее останется от нашего вечера хотя бы несколько приятных минут... Всегда на душе радостно, когда тебя помнят и рады встрече... В этот момент мое внимание привлек Алексей Федорович, ко­ торый в вихре вальса почти летал на пару с Валей Зуевой! По­ том за ним из-за елки «вынырнул» Борис Романович, танцуя с Лидой Бахур...Я обратил внимание, что с них катился пот гра­ дом! Оказалось, что девчонки устроили целый танцевальный тур со своими любимцами... Я снова обратил внимание на Лиду Бахур, которая чаще всех кружилась в танце... - И что хорошего они нашли в этой девчонке? - с прежним недоумением подумал я, -девчонка, как девчонка... Такая же, каки все... Тамарка, например, куда лучше!... Ан, нет!... Тамарка сидит 519

и скучает, а Лида поочередно танцует с кумирами школы!...Без отдыха, и пользуется успехом!... А почему? Чем она лучше д ру­ гих!? Чувство обиды и несправедливости надолго засело в моей душе... И здесь же я обратил внимание на «обратную сторону меда­ ли»: танцующие парни, играя роль не только любимых учеников, но и обходительных кавалеров, поочередно танцевали с моло­ денькими учительницами - Анной Павловной, Юлией Александ­ ровной. Эту когорту ребят возглавляли Слава Усков и Юра Голу­ бев. Все остальные парни, как безобидные телята, толкались по углам зала, с наигранным равнодушием взирая на танцующих вокруг елки. Я же, как новогодний шут, был абсолютно свободен от подобных забав, диктуемых выбором. Я мог, дурачась, ходить по залу и даже делать вид, что занят делом...М ог кого угодно пригласить на танец и посмешить окружающих. Я не делал это­ го только потому, что Олимпиада Васильевна не успела привить мне должного уважения к танцам... Я понимал, что смешить мож­ но лишь тем, что сам любишь... В этот момент я снова возрадовался тому, что в маске, и могу делать все, что захочу. Кроме этого, я хотел доиграть свою роль так, чтобы никто, до конца вечера, меня не разоблачил!...В этом даже был какой-то спортивный азарт!... На сцену поднялась Тамарка Сомова и своим громоподобным голосом объявила: - А сейчас все танцуем «дамский вальс»! - выбросив руку впе­ ред, Тамарка соскочила со сцены. Девчонки в зале на ее объяв­ ление ответили трепетным визгом и хлопками в ладоши... В те времена «дамский вальс» играл роль тонкой и еле за­ метной ниточки, соединяющей девчонок и мальчишек. Именно в эту минуту любая девчонка могла открыто заявить о своих сим­ патиях, пусть даже в шутливой или скрытой форме. Я понимал сложность и трудность этого шага, ибо не мог даже представить себя на месте девчонки. Они делали это обычно в конце вечера, когда уже все было ясно и был нужен последний, но решитель­ ный шаг. При объявлении «дамского вальса» я всегда был спо­ коен, ибо на приглашение любой девчонки мог ответить: изви­ ните, я не танцую. К тому же, все об этом знали и не -утруждали меня своим приглашением. Но в этот момент мне страстно захотелось пригласить Тамар­ ку!... Это был самый удобный момент!... Шут есть шут!... Он мо­ жет не танцевать, а только кривляться... Во время танца можно будет поздравить ее с Новым годом, назвать себя, да и вообще многое вспомнить... Я бухнулся на диван и стал наблюдать за Тамаркой. Мне нуж­ 520

но было набраться необходимой смелости и убедиться, что ее никто не пригласит... Я уже был готов подняться и решитель­ ным шагом направиться к Тамарке, как рядом со мной раздался уверенный голос: - Михаил Иванович, позвольте пригласить вас на вальс... Я вздрогнул и поднял голову: передо мной стояла Олимпиа­ да Васильевна. Я настолько растерялся, что забыл даже встать. Не помогла и маска. Взяв меня за руку выше локтя, Олимпиада Васильевна добавила: - Аты, как настоящий медведь, еще и плохо воспитан... Разве ты забыл, что при обращении учителя нужно, из вежливости, вста­ вать!? Я вскочил, как ошпаренный... - Михаил Иванович, начнем! - И Олимпиада Васильевна при­ няла позу вальсирующей дамы... Я неуклюже топтался на месте, пытаясь уловить ритм «Севас­ топольского вальса», мелодию которого старательно выводил на баяне Володя. Но у меня ничего не получалось, хотя мелодия зве­ нела в моих ушах. Все дело портили еще и мои лунтаи, длинным ворсом путающиеся около белоснежных туфелек Олимпиады Васильевны. Кроме этого, мой медвежий нос при всяком нео­ сторожном движении обязательно натыкался на голову или пле­ чо Олимпиады Васильевны. - Так ты, оказывается, на самом деле настоящий медведь, - приговаривала она при очередном моем казусе. От этих слов я волновался еще сильнее и выглядел настоя­ щим увальнем. Наконец, я взял себя в руки и мысленно произ­ нес: - Ты же новогодний шут!... Так играй свою роль и в вальсе!... И я начал изображать танцующего медведя, специально де­ лая свои движения неуклюжими и угловатыми. Через щелки глаз я даже заметил, что танцующие с любопытством смотрят на нео­ бычную пару. Особенно хохотали Алексей Федорович с Лидой Бахур, которой, наверняка, он рассказывал что-то смешное, свя­ занное с моим внешним видом... Почувствовав мою раскованность, Олимпиада Васильевна тихо спросила: - Ну, и как, Антонов, ты чувствуешь себя в новой роли? Сделав вид, что нисколько не удивился «разоблачению», я впол­ голоса ответил: - Отлично!... - И в чем же это «отлично» проявляется? - продолжала допы­ тываться Олимпиада Васильевна. - Олимпиада Васильевна, - начал я уверенно, - давайте лучше 521

сядем, а-то мне «медведь на ногу наступил», и я, как никудышный танцор, испорчу вам туфли. Притом, я еще не умею, танцуя, разго­ варивать. - Пожалуйста, я не против, - согласилась Олимпиада Василь­ евна, направляясь к свободному дивану. - Так я слушаю, - проговорила Олимпиада Васильевна, по-муж- ски положив ногу на ногу и облокотившись рукой на спинку д и ­ вана. - Вы здорово придумали про новогодний костюм, - начал я с пафосом, - и у меня все получилось!... - А почему ты считаешь, что это я придумала? - неожиданно возразила Олимпиада Васильевна, - Это твоя фантазия, и я здесь ни при чем... Я сразу осекся и застыл с открытым ртом: такой поворот был непонятен. Заметив мое замешательство, Олимпиада Васильев­ на продолжала: - Но роль медведя у тебя получилась отм енно!...Как у артис­ та!...И костюм сделал необычный. Одним словом, все получилось оригинально и к месту. Очень удачно ты вписался в программу новогоднего вечера: у многих создалось впечатление, что так было и задумано... - Вот в этом, Олимпиада Васильевна, - сказал я, перебивая, - и есть весь мой успех. Но главное: в маске я совсем не заикаюсь! Говорю легко и свободно!... Мне даже самому нравится слушать себя!... - Вот это я и хотела услышать от тебя, - подтвердила Олимпи­ ада Васильевна, - маска подавила в тебе чувство страха и осво­ бодила от предвзятости. Ты перестал бояться, что споткнешься на какой-то букве или слове и тебе будет стыдно. Маска изба­ вила тебя от страха и стыда за самого себя. Если ты сумеешь, наперекор привычке, все это повторить без маски, успех будет обеспечен и ты сможешь победить свой недуг. После сегодняш­ него успеха ты обязан внушить себе бесстрашие и уверенность, что ты не хуже других... Сделав паузу, Олимпиада Васильевна неожиданно спросила: - Ты убедился, что с твоим недугом можно бороться? Или еще сомневаешься?... - Убедился, - с долей иронии проговорил я, - только толку в этом мало. - Почему? - поинтересовалась Олимпиада Васильевна. - А потому, что без маски у меня так не получится, я знаю ... - Антонов, - строго сказала Олимпиада Васильевна, - я запре­ щаю тебе так думать, а говорить вслух - тем более... Ты, наоборот, 522

должен убеждать себя в успехе!...И, притом, ежедневно!... Вот твоя задача!... Посмотрев в мои щелки, пытаясь заглянуть в глаза, Олимпиа­ да Васильевна продолжала: - А чтобы ее решить, ты должен все время играть какую -ни­ будь роль. Вот так, как ты сегодня играл медведя...И играть ее ты должен до тех пор, пока окончательно не победишь в себе страх. Если потребуется, то и всю жизнь... - Всю жизнь? - удивился я. - А как ты думал? - убежденно проговорила Олимпиада Васи­ льевна. - Любая победа требует жертв, а победа над самим со­ бой - вдвойне. - А какую бы роль вы мне посоветовали играть? - спросил я, решив уточнить предыдущую мысль Олимпиады Васильевны. - Роль любознательного человека, - категорично ответила Олимпиада Васильевна, - то есть любознательность должна стать неотъемлемой частью твоей профессии. Ты же должен понимать, что хороший учитель сначала настойчиво накапливает знания, а потом, с тем же упорством, отдает их своим ученикам. Если же ты сумеешь достаточно накопить их и они будут не вмещаться внут­ ри тебя, то можешь отдать их страницам рукописи доклада са­ мого высокого ранга...А быть может и книге... Олимпиада Васильевна снова пристально посмотрела на щел­ ки моей маски и продолжала: - Вот в этих словах, быть может, и заключается твоя жизненная стезя на ближайшие десять-пятнадцать лет...Только предупреж­ даю: стать учителем нетрудно... А вот стать настоящим педаго­ гом - очень сложно... Но ты попытайся...К тому же, у тебя другого выхода нет, - закончила Олимпиада Васильевна, вставая. Она про­ шла через весь зал и что-то сказала баянисту. Володя еще силь­ нее растянул меха баяна, а Олимпиада Васильевна, поймав взгляд танцующей Веры Градобоевой, постучала пальцем по стеклу ча­ сов... В те годы ручные часы были привилегией только взрослых, а в школе - учителей. Вера сразу поняла сигнал Олимпиады Васи­ льевны и, не прерывая танца, махнула рукой Гале Съединой, кото­ рая в ту же секунду бросилась к Толе Поплавному, а тот - на вто­ рой этаж... Всем все стало ясно: стрелки часов приближались к двенад­ цати и вот-вот наступит Новый 1958 год!... В нашей школе было заведено - в эти минуты включать ра­ диоприемник и через школьный радиоузел слушать бой Крем­ левских курантов. За всю эту процедуру отвечал Федор Михай­ 523

лович со своими кружковцами. В это время он сидел в физкаби- нете и с самыми надежными ребятами паял схемы или готовил самые тонкие опыты. Олимпиада Васильевна хорошо знала, что Федор Михайлович настолько увлекался работой, что мог забыть о приближении Нового года, хотя радиоприемник в физкабине- те работал весь вечер, а настенные часы висели прямо перед его глазами. Поэтому работала своеобразная система оповещения. Как только Толя давал сигнал, Федор Михайлович включал ра­ диоузел и по всему этажу начинали разноситься предновогод­ ние мелодии. Все замирали и с нетерпением ждали ударов ку­ рантов на Спасской башне. Когда раздавался первый удар, по­ чти все хором говорили: раз, два - и считали до двенадцати. При последнем ударе все невпопад ревели и визжали: с Новым годом!...А Володя Трепенюк сразу начинал играть, как и полага­ лось, гимн... Сегодня произошло точно так же...Как только баян Володи издал последний аккорд Гимна, сразу же полились чарующие зву­ ки новогодней песенки «Пять минут». Снова закружились пары, рукопожатия и возгласы...Я же незаметно вышел из зала и зай­ цем пустился на второй этаж. Зайдя в класс и закрыв дверь «на стул», я быстро переоделся, спрятал сумку с костюмом в шкафу и, как ни в чем не бывало, спустился в зал...Подойдя к Коле, я дело­ вито спросил: - Ну, как я выглядел со стороны? - Молодец, Леша, - серьезно сказал Коля, - получилось, как у артиста...Тебя даже Алексей Федорович не узнал...На такую хох­ му, говорит он, только Коля Бобрик способен.... Неожиданно подошел Генка Обыскалов и с удивлением спро­ сил: - Ты, что, уже вернулся? Я с ухмылкой посмотрел на Генку и двусмысленно ответил: - И вернулся, и не вернулся...КакФ игаро... Генка исподлобья посмотрел на меня и усмехнулся. Я понял, что он все понимает, только помалкивает, ожидая развязки. Я представил момент, когда все станет явью, и мне за свое вранье сделалось не по себе. И мне, действительно, захотелось уйти домой. Но в это время Алексей Федорович, степенно поднявшись на сцену, поднял руку и, дождавшись тишины, сказал: - Внимание!...Мы внимательно просмотрели новогодние кос­ тюмы и решили первое место присудить Тамаре Сомовой за костюм «Звездная ночь», наградив ее двухтомником «Тихий Дон»... В зале вспыхнули аплодисменты, а Тамарка с подчеркнутым достоинством поднялась на сцену. Я же заволновался не на шут­ 524

ку: Олимпиада Васильевна могла вынести на обсуждение и мой шутовской костюм!...А вдруг она добилась и для меня призового места?...И мне придется открыто признаваться в своей затее?! Ог этой мысли сердце затрепыхалось еще чаще... - Второе место, - продолжал Алексей Федорович, - присужда­ ется Валентине Зуевой за костюм «Кармен». Ей вручается книга «Молодая гвардия»... Зал взорвался аплодисментами, а Валя, демонстрируя цыган­ ские «замашки», ловко выскочила на сцену. Вручая книгу, Алексей Федорович сказал Вале что-то смешное, и они оба рассмеялись. Когда Валя оказалась среди девчонок своего класса, Алексей Ф е ­ дорович обвел своим обворожительным взглядом зал, и, остано­ вившись на мне, громко произнес: - А третье место присуждается костюму «Трудолюбивый мед­ ведь»... Я зыркнул в сторону Олимпиады Васильевны, стоявшей ря­ дом с Борисом Романовичем. Она что-то ему рассказывала и одновременно смотрела на меня. В ожидании полного разобла­ чения я даже растерялся, ибо к такому моменту был совершенно не готов и не представлял, как себя вести... - А под маской медведя, - продолжал Алексей Федорович, - к нашему удивлению, скрывался... Алексей Федорович сделал нужную паузу и воскликнул: - Леня Антонов!... В зале сразу раздалось несколько удивленных возгласов дев­ чонок. Стараясь быть уверенным, я спортивной походкой поднял­ ся на сцену. В зале прозвучало несколько неуверенных хлопков, что сразу бросилось мне в глаза. Я уже был признанным солис­ том сцены и бурные аплодисменты считал нормой. А здесь...Ви­ димо, сообщение Алексея Федоровича всех шокировало и мно­ гие не верили ни ушам, ни глазам своим. Вручив книгу, Алесей Федорович по-мужски пожал мне руку и добавил: - Надеюсь, что ты со временем «подкуешь свою блоху»?! - Разумеется, - самонадеянно ответил я, на ходу соображая - а при чем здесь блоха?! И только когда я увидел подаренную книгу, а это - «Избран­ ное» Лескова, все стало понятно: Алексей Федорович сравнивал меня с Левшой, подковавшим блоху. Это было лестное совпаде­ ние, и я пожалел о своем необдуманном обещании Алексею Ф е ­ доровичу... Но...слово - не воробей...За него отвечать надо. А свою «блоху» я подкую только тогда, когда напишу книгу!...Только в этом случае я могу уверенно сказать, что не «бросил слов на ветер»!.. 525

.От этих мыслей по спине пробежала легкая дрожь...Не успел я сойти со сцены, как ко мне подбежал Витька и взахлеб восклик­ нул: - Так это ты был «медведем»?!... Ну, Леня, ты даешь!... Никогда бы не подумал, что ты способен на такой номер...Ведь ты всегда был серьезным парнем, и я ни разу не видел тебя в роли хохма­ ча... Немного пригасив свой пыл, Витька, с еле заметной обидой, добавил: -У ж мне, как другу, ты мог сказать?...Такая затея и - в тайне от меня...Это, Леня, не по-дружески...Ты, что, мне не веришь?...Или сомневаешься во мне? Да я... - Витя, - перебивая, твердо сказал я, - остановись и дальше не говори ничего...Мы с Олимпиадой Васильевной провели очень важный для меня эксперимент...По искоренению моего заика­ ния... Его успех требовал абсолютной тайны... Даже о ттебя, как лучшего друга... Так что, Витя, прости...Перед тобой моя совесть чиста. И здесь, словно ошпаренный крапивой, я вспомнил о Витьки- ной записке, которую втихоря прочитал в коридоре...Мне стало стыдно и больно...В голове побежали мысли в другую сторону: - Трепло ты, Ленька, трепло... Тебе ли говорить о чистой сове­ сти?... Ведь час назад ты, фактически, предал друга и тут же кля­ нешься ему в своей верности...Позорник...Разве так друзья по­ ступают?!... То-то... И я здесь же, сжав зубы, дал себе клятву: никогда, ни при каких условиях, не читать чужих писем и записок!... Особенно, когда буду работать в школе, где записка - символ скрытной жизни как мальчишек, так и девчонок!...О своем пакостном поступке я ре­ шил Витьке не говорить...Ни сейчас, ни потом...Ведь бывают же такие необдуманные поступки, за которые перед самим собой всю жизнь стыдно...А перед другими - тем паче!...Эта клятва, к моему удовлетворению, оказалась не эмоциональным порывом, а настоящей...До сих пор я стараюсь держать слово, данное в да­ лекой юности...И за это даже чуть-чуть больше себя уважаю... Вслед за Витькой стали подходить соклассники. Только Ген­ ка, не глядя на меня, вышел в коридор... Я понял, что он надолго затаил обиду... В числе первых подошел Толя Поплавной и, протягивая руку, прогнусавил: - Держи «краба»... Ты показал себя настоящим шутом... Ажно мне стало завидно... А Валерка Ефремов, не доходя нескольких шагов, прокричал: 526

- Я сразу тебя «вычислил»!... - Как? - удивился я. - По мышцам!... Такие могут быть только у гимнастов... А по­ том - по росту и походке. Так что, от нас не скроешься... Я обвел взглядом зал, ища приветливые и удивленные лица. Мой взор случайно упал на место, где сидела Тамарка!... Оно было пустым!... Незаметно я осмотрел зал: ее нигде не было!... - Как я мог о ней забыть?! - было первой моей мыслью, - не­ ужели эта мизерная слава так вскружила мне голову?! Извинившись перед ребятами, я выскочил в коридор... И там Тамарки не было... - Значит, - продолжал я рассуждать, - она ушла...А почему?... А может причина во мне?...Увидела меня без маски, потом вспом­ нила поздравление, которое я ей вручил... Вспомнила мой по­ черк. Чем ее логика хуже Валеркиной? Ничем... Она умненькая девочка и тоже умеет догадываться... Если я не осмелился под­ писаться под поздравлением, то зачем ей мельтешить у меня пе­ ред глазами? А вдруг я такой же, как и все, и сделаю вид, что тоже ее не помню?! В этом случае, действительно, лучше собраться и .уйти... Я тяжело вздохнул и вернулся в зал...Елка сверкала огнями. Володя с упоением выводил мелодию вальса, а девчонки по-пре­ жнему кружились в танце. Парни, как обычно, стояли по углам и вели разговор. Я занял свободное место в самом темном углу и задумался... - Интересным получился у меня новогодний бал...Всего хва­ тает...И открытий, и радостей, и разочарований...А все оттого, что мое поведение и поступки все воспринимают по-разному...И я не могу угодить всем...А может этого и делать не надо!? Ведь неспроста мать часто повторяла: даже солнце всех сразу обо­ греть не может...Генке я все объясню, и он меня поймет...Витьке мои объяснения не потребуются...Он и так уже все понял...Вот только Тамарка...Ей уже ничего не объяснишь...Все так и оста­ нется... Ну, и пусть: все, что ни делается - к лучшему....Я люблю Вику, и Тамарке уже места нет - поезд ушел...И правильно сде­ лала, что ушла...Пусть лучше в душе навсегда останется та наи­ вная детская влюбленность...И незачем примешивать к ней то, что не соответствует ее порывам... Мы ценим лишь то, что суме­ ли сохранить в первозданном виде... - Ты опять от меня скрылся?! - проговорил Витька, неожидан­ но появившийся передо мной. - Да, нет, - не раздумывая, ответил я, - сижу и отдыхаю...Са­ дись... Пофилософствуем о том о сем... 527

Витька сел рядом и тут же заговорил: - Молодец, Леня...Завидую я твоей настойчивости...Умеешь ты все ставить на службу делу...У меня так не получается, я пр о ­ бовал. А в новогодний вечер меня бы никто не заставил прово­ дить даже самый нужный опыт...Это же праздник!... В новогод­ нюю ночь все люди веселятся... - Витя, - спокойно возразил я, - веселиться можно по-разно­ му... Я тоже веселился, только по-своему... Сделав короткую паузу, я добавил: - Давай не будем об этом размышлять и спорить о том, как лучше отдыхать...Давай лучше поговорим вот об этой книге...- Как Левша подковал блоху...А где, Витя, прыгают наши блошки?...И как нам их сначала поймать, а потом - подковать? Вот вручил мне Алексей Федорович эту книгу, а я задумался...Случайно он это сделал или с намеком?... - Ты-то свою блоху поймаешь, - с досадой проговорил Витька, - у тебя все есть: и знания, и характер, и воля. ..А вот как мне это сделать?... Потом, словно спохватившись, Витька с азартом закончил: - Но я тоже поймаю...Вот увидишь...Сначала я проживу такую же трудную жизнь, как у Горького, а потом напишу об этом книгу... - Молодчина, Витек, - почти с тем же азартом поддержал я друга, - так и надо брать «быка за рога»... - А я уже его беру, - воскликнул Витька, - веду дневник, делаю выписки, зарисовки из жизни школы и улицы...В дальнейшем все пригодится... И мы, перебивая друг друга, пустились в бесконечный разго­ вор о нашем будущем, которое обязательно должно быть пре­ красным... Мы даже не заметили, как закончился вечер и все стали рас­ ходиться. Зал мы покинули последними. На вешалке стоял шум и гам. Веселыми компаниями все быстро расходились по до­ мам. Одевшись, мы тоже вышли на улицу... - С наступившим Новым годом, дружище, - неожиданно по­ здравил Витька, протягивая руку. - Тем же концом по тому же месту! - весело ответил я на его рукопожатие, - добрыхтебе, Витя, каникул... Перебросившись еще несколькими словами, мы расстались... Домой я шел один... И не потому, что не было попутчиков, - хотелось побыть одному и глубже осмыслить все случившееся. Интуитивно я ощущал, что во время вечера произошло что-то важ­ ное, но я никак не мог его выделить. Мешала чудесная новогод­ няя ночь. Серп старого месяца, с горящей рядом звездочкой, ос­ 528

вещал землю пепельным светом и радовал душу. Под ногами звучно поскрипывал снег, а морозец пощипывал за щеки. Все окружающее отвлекало меня от мыслей и настраивало на празд­ ничный лад. Новогоднее настроение, в конце концов, меня одоле­ ло, и я ни о чем постороннем уже не думал... А истина, которая в тот вечер оказалась мне неподвластной, была проста... «Шапка-невидимка», которую я, под влиянием Олим­ пиады Васильевны, напялил в тот вечер на себя, рассеяла после­ дние мои сомнения относительно выбора педагогической сте­ зи. Именно после этого случая я поверил в свои силы и мне показалось, что у меня все получится и я могу смело рисковать. Даже призрачное написание книги мне показалось пустяковым делом, зависящим от времени...Все рисовалось в «розовом све­ те», как естественное и закономерное движение души...Что ж, видимо, оно так и должно быть... Когда в руке яблоко, то обязательно хочется, чтобы оно было сочным и ароматным. А когда в руках появляется синичка, то, не задумываясь, поднимаешь глаза к небу и ищешь силуэт журав­ ля!... В розовых мечтах еще проще!...Когда убеждаешься в ма­ лом, то тут же пытаешься убедить себя и в большом!...Именно после испытания «шапкой-невидимкой» мне захотелось стать не просто учителем, а хорошим учителем!...Учителем с большой бук­ вы!... Только в этом случае «овчинка стоила выделки» и риск был обоснован!.,.В противном случае можно было бы навлечь на свою голову насмешки и издевки...И не случайно среди выпускников бродили реплики, что в учителя идут одни неудачники...Эти сло­ ва я слышал не раз, но в каждом случае пытался безжалостно их опровергнуть! Вот он, юношеский максимализм и фанатичная убежденность и уверенность!... Тебе говорят: в огороде бузина, а ты отвечаешь: а в Киеве дядька... Но Лев Толстой, видимо, имел в виду как раз это же самое, когда, напутствуя молодых, говорил: в большом деле берите выше, иначе снесет...И цель окажется недостижимой...А может ЛевТол- стой на свой лад выразил народную мудрость: плох тот солдат, который не мечтает быть генералом?...Все может быть...Но смысл этого один: любое настоящее дело начинается с дерзновенной мечты... 529

СЛОВО - НЕ ВОРОБЕЙ.

Я стоял у этажерки и сосредоточенно перелистывал словарь иностранных слов, отыскивая знакомые, но непонятные слова. Этим занятием увлек меня Борис Романович еще прошлой осенью, и я теперь регулярно пополнял свой словарный запас. Но эта кро­ потливая работа желаемого результата не давала. Наоборот, она още больше меня убеждала, что я ничего не знаю. Толщина сло­ варя и бесконечная вереница слов только терзали душу. Но я был упрям и почти ежедневно брал словарь в руки. И вдохнов­ лял меня шолоховский Нагульнов, который, для мировой револю­ ции, заучивал английские слова. Как говорил Алексей Ф едоро­ вич, этим фактом Шолохов отразил свою страсть к пополнению словарного запаса. Уж очень мне хотелось походить на Ш олохо­ ва!... Пусть капельку, но походить... Мать уже около часа суетилась на кухне. Наша русская печь новею дышала жаром, и ее тепло приятным дуновением растека­ лось по избе. Русскую печь, как и все боготольские пацаны, я любил, как что-то одушевленное. Я хорошо понимал, что главнее ее в доме ничего нет! Она в доме все: и тепло, и уют, и вкусные щи, и запашистые пирожки, и многое-многое другое. В послевоенные годы печь можно было смело назвать «кормилицей»... Мать обычно растапливала печь с наступлением темноты. Но сегодня она сделала это еще засветло. Я понял, что эта колгота в доме неспроста. На кухонном столе стояла глубокая чашка с на­ чищенной картошкой, рядом - широкая тарелка с квашеной ка­ пустой, заправленной постным маслом и луком. Здесь же, на блюд­ це, лежало несколько белоснежных яиц, а на раскаленной плите, в сковороде для глазуньи, шкварчели ломтики свиного сала. Сто­ ловым ножом мать их ловко переворачивала, постукивая им по сковородке. По кухонным звукам и запахам я предвкушал насто­ ящее блаженство предстоящего застолья. Хотя подспудно пред­ полагал, что в доме могут появиться гости и мне, кроме остатков, ничего не достанется... Эту догадку подтверждал и отец, который неотступно суетил­ ся возле сделанной тумбочки под радиолу. В руках у него был ватный тампон, покрытый белой тряпкой, которым отец доводил полировку столешницы тумбочки до нужного совершенства. На столе стояли бутылки с керосином и политурой. Я знал, что отец не терпит даже малейших огрехов в своей работе, но сегодня он старался с особым усердием. Создавалось впечатление, что он готовит эту тумбочку для выставки или выполняет чей-то важ­ ный заказ. Чуть позже последнее как раз и подтвердится... Резкий запах политуры, смешанный с запахом керосина, с добавкой запаха жареного сала, создавал во рту необычное ощу­ щение, которое отбивало нарастающий аппетит.

Сделанная тумбочка уже целую неделю привлекала мое вни­ мание и наводила на грустные раздумья. Сегодня же, в этой су­ етливой обстановке, она просто мозолила мне глаза. Оторвав­ шись от словаря, я с завистью подумал: - Мне бы такую...Я бы нашел ей применение...Поставил бы книги, так как на этажерке им уже места не хватает...Но самое главное: будь в нашем доме тумбочка - Николай не раздал бы пластинки, привезенные из М онголии...Им уж нашлось бы место в тумбочке!...А там, глядишь, отец бы раздобрился и купил бы мне радиолу!... Ведь купил же он мне, в свое время, велосипед? Купил! Но...тумбочки не было, и моя потаенная мечта на самом деле оказывалась несбыточной. Мне ничего не оставалось де­ лать, как тешить себя бесплодной фантазией...О радиоле отец не вел даже и речи...И на это были свои причины. В начале пятидесятых годов простейший патефон на нашей окраине был редкостью. Нашим родителям, а быт их по-прежне­ му оставался тяжелым, хватало гармошки и балалайки. А дядя Авраам, на любом веселье, брал в руки бубен и выдавал такую искрометную плясовую, что ноги сами начинали двигаться ходу­ ном. Для них даже патефон был ненужным баловством!...Радио­ ла же была неслыханной роскошью... Хорошо помню, как Танька Юхновцова летним вечером выно­ сила на поляну патефон с кипой пластинок и мы все, как мухи на мед, сбегались на его звуки. Окружив плотным кольцом «поющий агрегат», мы с наслаждением слушали песни в исполнении Л и­ дии Руслановой, Клавдии Шульженко, Леонида Утесова и Марка Бернеса. Самые шустрые из нас сразу принимались за дело. Одни осторожно крутили ручку, другие подбирали и меняли пла­ стинки, третьи напильником точили иголки, а четвертые стояли в очередь, чтобы впервые в жизни завести патефон или поставить головку иглодержателя на пластинку. Все же остальные, а я был в их числе, разинув рты, слушали любимые мелодии и с лю бо­ пытством смотрели на вращающийся диск пластинки. Я был уве­ рен, что почти всех терзала мысль: как это так получается, что пластинка, по которой бежит иголка, поет голосом известного пев­ ца. Для многих это было настоящим чудом!... Они брали в руки пластинку и пристальным взглядом всматривались в ее поверх­ ность. Им было проще поверить в реальность «говорящей щуки», чем в поющую пластинку!... Разумеется, я, как десятиклассник, в этой области был самым осведомленным и знающим и мог на примитивном уровне объяс­ нить все физические процессы...В крайнем случае, повторить сло­ ва Ф едора Михайловича. Но в моих знаниях никто не нуждался, 532

ибо считал, что его домыслы самые верные. Это меня немного задевало и даже злило, так как к этому времени я уже «крутил» настоящую радиолу!...Сначала с Толей Поплавным в физкаби- нете Федора Михайловича, а потом - у моей сестры Марии... К середине пятидесятых годов боготольское начальство ста­ ло обзаводиться этой новинкой. Михаил Целевич, муж Марии, купил радиолу одним из первых, и я частенько бегал к ним на квартиру, чтобы послушать пластинки. Мария сама хорошо пела, любила русскую песню, поэтому имела набор самых лучших, по тому времени, пластинок. Все это только подогревало мое жела­ ние иметь такую же радиолу. Но она считалась роскошью и сто­ ила, как говорил отец, хорошие деньги. К тому же, отец был рав­ нодушен к музыке и не стремился играть на каком-либо музы­ кальном инструменте. Он считал это пустым занятием, но слу­ шать музыку, особенно по радио, любил. Он был убежден, что это­ го общения с музыкой нам тоже будет достаточно...Но...моло­ дежь пятидесятых испытывала явный «голод» по хорошей песне и музыке. Поэтому мы не пропускали ни одного кинофильма и концерта, участвовали в любой художественной самодеятельно­ сти и каждый день ходили на ордынки. По этой же причине я с такой завистью смотрел на обыкновенную тумбочку под радиолу, которую отец сделал кому-то, но не мне. Я знал, что ее заказал отцу Леонид Дмитриевич Гладышев. У него, как и у Марии, была хорошая радиола с набором редких пластинок. Русскую песню любила Валентина Дианиловна, и она старалась такую же любовь привить своим дочуркам. К тому же, у Леонида Дмитриевича, как у известного человека в городе, часто собирались гости, как родные, так и сослуживцы по работе. Я все это видел и никак не мог понять, почему всем «знатным» людям в городе радиола нужна, а вот отцу - нет!? Но еще большее недо­ умение у меня вызывало то, что Николай относился к покупке ра­ диолы точно так же! Ему оказалось проще раздать редчайшие пластинки друзьям и родичам, чем купить радиолу!...Николай, ви­ димо, был тоже в отца...А может ему не хотелось нарушать семей­ ные устои... В дверях комнаты неожиданно появилась мать и мягким голо­ сом сказала: - Давай-ка, Ленька, убирай свои книжки со стола... - А зачем? - непонимающе спросил я, - они же тебе не меша­ ют... - Не мешают, так будут мешать, - с тем же спокойствием про­ должала она, - сейчас должен приехать Гладышев за тумбочкой- ... Будем вечерять... 533

Мне сразу все стало ясно... - А потом убери на место свои пимы, - проговорил отец, не отрываясь от полировки, - а-то бросил их у порога, как Савка... Раньше я слышал от отца, что в Волынке жил закоренелый неряха по имени Савва и все волынцы любого неряху называли Савкой... - И «куфайку» повесь на вешалку, - продолжал отец, - на кушет­ ке ей не место... Слова отца, которые больно задели мое самолюбие, я хорошо расслышал, но не бросился, как обычно, их исполнять. В голове вереницей полетели мысли: - Значит, Леонид Дмитриевич сегодня приедет к нам!...Вот здорово!...А он любит со мной философствовать...В прошлом году на площади переворошил всю историю Боготола!...И тем са ­ мым натолкнул меня на мысль: начать собирать собственный архив!... И я уже собираю...Хорошо бы сегодня расспросить о его революционном прош лом...Где-где, а здесь у него есть что рассказать...Жаль только то, что ничего у меня из этого не полу­ чится. Отец не разрешит мне разговаривать на равных с Л еони­ дом Дмитриевичем... Т аков уж был порядок в нашем доме: в присутствии гостей мое место было или на кухне, или на улице. Когда я был поменьше, то с этим положением легко мирился. Мало этого, мне даже нравилось играть роль послушного и вос­ питанного мальчика! Но сегодня, когда я был без пяти минут вы­ пускник, мне уже не хотелось безропотно выслуживаться перед взрослыми, хотя против воли отца я не мог пойти даже в мыслях: срабатывала многолетняя привычка. Я закрыл словарь, убрал учебники и положил на место вален­ ки и фуфайку. Мне тоже не хотелось, чтобы Леонид Дмитриевич подумал обо мне плохо. К тому же, я знал неписаное правило на­ шего дома: перед приходом гостей проверялись все темные углы и наводился порядок. За нарушение этого правила можно было получить от отца добрую головомойку, что вынуждало меня быть «от греха подальше». Не успел я сменить рубашку, как к дому подкатила санная ко ­ шелка. Хотя на улице уже были настоящие сумерки, но я ее через окно заметил сразу. - Едет! - радостно воскликнул я. Отец убрал в банку тампон и вместе с бутылкой вынес на веранду, а я бросился к окну...Леонид Дмитриевич, лихо остано­ вив лошадь у ворот, важно вылез из кошелки и стал привязывать вожжи к забору палисадника... В пятидесятые годы в горисполкоме лошадь была единствен­ 534

ным средством передвижения. В связи с этим в учреждении содержался богатый конный двор с конюшнями, хомутами, упря­ жью, телегами, кошелками и санями. Всем этим хозяйством зап­ равляли работящие конюхи с настоящим крестьянским укла­ дом... Из всего табуна мерин Леонида Дмитриевича был самым при­ метным, резвым, умным и послушным. Главным его достоинством было то, что Серко, а он был светло-серого цвета, не проявлял даже малой агрессивности и вел себя так, как будто у него и не было мощных копыт и челюстей с громадными зубами. Прошлым летом Шурка Шелепенко все лето катался на Серко. Его дед, наш сосед, работал в горисполкоме конюхом и часто брал Шурку в ночное. Вот здесь Шурка и проявлял свой ненасытный характер. Он катался на Серко столько, сколько хотел. А когда дед крепко засыпал, то Шурка гонял Серко почти до утра. Если дед обнаруживал Шуркино жестокосердие по отношению к же­ ребцу, то лишал его ночного на дней десять. Именно в это время Шурка позволял себе еще белее дерзкие выходки. Он заходил днем на конюшню и, если там никого не было, выводил Серко на улицу и катался на нем по городу. Шурка млел от удовольствия, когда слышал удивленные возгласы в свой адрес. Самое удиви­ тельное, что это самоуправство Ш урке сходило с рук!...Он умел убедительно врать и лакейски, на правах внука, угождать началь­ ству. Леонид Дмитриевич тоже был доволен Ш уркой. Он час­ тенько, по словам самого Шурки, хвалил его за мужицкую хватку, проявляемую на конном дворе. Разумеется, Шурка мог мне и врать, так как он знал о наших родственных связях. Широко распахнув дверь, Леонид Дмитриевич еще в сенях зыч­ но спросил: - Можно войти!... - Пожалуйста, - по очереди проговорили мать с отцом... Шумно поздоровавшись, Леонид Дмитриевич снял пальто с шапкой и повесил на крючок. Увидев меня в проеме двери, он удивленно воскликнул: - Ух, как Леня за год вырос!...Богатырь!... Пожав мне, как взрослому, руку, Леонид Дмитриевич откинул полу пальто и вытащил из внутреннего кармана бутылку вина. Поставив ее на середину стола, громким голосом пояснил: - Хорошее дело, Иван Николаевич, полагается обмыть!... Так уж повелось в народе...Это хорошее вино...А водку я, как и ты, Иван Николаевич, не люблю... - Раз полагается, то обмоем, - с задором подхватил отец. - Кристя, накрывай на стол...А ты проходь в комнату... 535

Направляясь в комнату, Леонид Дмитриевич заговорил на ходу: - Показывай, Иван Николаевич, работу... - Смотри, вот она стоит, - сказал отец из-за спины гостя. Увидев тумбочку, Леонид Дмитриевич восхищенно сказал: - Хороша...Вот это работа!...Да, за такую вещицу любых денег не жалко!... И он ловко достал из кармана пиджака приготовленные день­ ги и тут же положил их на комод. - Леонид Дмитриевич, - растерянно возразил отец, - мы с то­ бой так не договаривались... - Иван Николаевич, любой труд должен быть оплачен, - твердо заявил Леонид Дмитриевич, - а хорошего м астер а-вд во й н е... Я, Иван Николаевич, рассчитываюсь не за тумбочку...Я плачу за твое мастерство... Ты стараешься сейчас вести себя благородно, но... я тебе в этом не уступлю... Было заметно, что отец не может собраться с мыслями и дать достойный ответ. Не обращая внимания на расстроенного отца, Леонид Дмитриевич подошел к тумбочке и присел на корточки. Он открывал и закрывал дверцы, выдвигал и снова задвигал ящички, чмокал языком и непрерывно сам себе приговаривал: - Вот небольшая вещица, а сделана так, что душа радуется... Жаль, Иван Николаевич, что это твоя последняя работа: для меня ты уже все переделал... - Так это хорошо! - воскликнул отец. - Мне же уже скоро семь­ десят...Годы берут свое, а все равно хочется всем все сделать... И не быть должным... - Не быть должным? - зачем-то переспросил Леонид Дмитри­ евич. - Это хорошая мысль!... Леонид Дмитриевич привстал, подошел к столу и, усевшись напротив отца, заговорил о столярном мастерстве, потом о ж и­ тейских делах и любопытных случаях и, наконец, об изменчивой февральской погоде. Мать, уловив удобный момент, стала накрывать стол в комна­ те. Довольно быстро вся вкуснятина из кухни перекочевала в комнату, по которой быстро распространились запахи празднич­ ного стола. Неторопливый разговор продолжился и за столом. Говорил, в основном, Леонид Дмитриевич. Отец лишь иногда вставлял слово или поддакивал. Мать же, вообще, сидела молча. И внимательно слушала. Таков уж был закон в нашем доме: ни при каких условиях не перебивать гостя. Не выполнял это не­ писаное правило только Николай, который старался своим раз­ говором увлекать гостя. Я сидел на кухне возле печки и слушал 536

разговор со стороны. Мне страстно хотелось вставить свое сло­ во, но я, как и отец, не мог нарушить семейный уклад... Когда застолье подошло к концу, Леонид Дмитриевич повер­ нулся в мою сторону и дружелюбно спросил: - Ну, как, Леня, у тебя дела в школе? - Хорошо! - с радостью ответил я, косясь в сторону отца, - пока иду без троек...Я знал, что отцу по нраву мои последние слова и сделал на них основной упор. Так оно и получилось: отец с гордостью смотрел то на меня, то на Леонида Д митриевича...- Потом добавил: - Старается...Пока еще в школу не вызывают...Думает в ин­ ститут поступать... - Молодец, - отозвался Леонид Дмитриевич, - а решил, в какой институт поступать? - Пока нет, - краснея, соврал я. В то время в пединститут поступали одни девчонки, и я боял­ ся, чтобы избежать насмешек, открыто говорить о своем выборе. Я даже не знал, как к нему отнесется и отец. - Ну, а общественной работой занимаешься? - неожиданно для меня спросил Леонид Дмитриевич. - Конечно, - с пафосом ответил я, - комсорг класса... - Вот это хорошо, - оживленно проговорил Леонид Дмитрие­ вич, - окончишь институт, вступишь в партию и станешь грамот­ ным руководителем...Сейчас это главное... Нам нужна хорошая смена...В твои годы я был уже большевиком и работал на благо революции за двоих... Так что, Леня, о своем месте в жизни тебе нужно думать уже сейчас...И готовить себя для большого дела... Леонид Дмитриевич замолчал и внимательно посмотрел на меня. В ответ я промолчал, ибо не знал, как реагировать на по­ добные слова...О такой перспективе у меня даже не было мыс­ лей... - Ну, а спортом занимаешься? - снова спросил Леонид Дмит­ риевич. - Занимаюсь, - бодро ответил я... - Видел, как ты во время демонстрации крутился на брусьях... Как настоящий спортсмен. И надо же было додуматься: поста­ вить брусья на машину и выступать перед трибуной... При упоминании об этом злополучном выступлении мгновен­ но всплыл в моей памяти момент, когда я не уступил очередь у трибуны Володе Ускову и получил за это взбучку от Виктора Яков­ левича. За этот эпизод мне всегда было стыдно перед самим собой...Но, с другой стороны, именно этот момент запомнился Леониду Дмитриевичу!...Как странно получается: за одно и то же 537

дело Виктор Яковлевич ругает, а Леонид Дмитриевич - хвалит!? Пусть суть этой похвалы разная, но все же... - Ну, а, кроме спорта, чем еще занимаешься? - прерывая мои размышления, снова спросил Леонид Дмитриевич. - Выступаю в художественной самодеятельности школы, - бойко хвастанул я. - Видел. ..И слышал, как ты поешь, - улыбаясь, подтвердил мои слова Леонид Дмитриевич. - А где? - с любопытством спросил я. - В ДКжелезнодорожников...Во время школьной олимпиады... Валентине Даниловне захотелось, чтобы я посмотрел на школь­ ные таланты... Я сразу вспомнил то выступление, когда я пел песню «У Чер­ ного моря»... Пел вдохновенно, стараясь не уступать Леониду Уте­ с о в у ... - А всубботу мы снова будем выступать...Только в клубе ВРЗ...В честь сорокалетия Советской Армии...Сначала будет торжествен­ ная часть, а потом наш концерт, - скороговоркой, с четкими пауза­ ми, выпалил я. - Да? - удивился Леонид Дмитриевич. - Но у них же есть своя неплохая художественная самодеятельность... - Ну, и что? - задорно проговорил я. - Они наши шефы, и мы будем давать общий концерт...Нас все приглашают... -Молодцы, - начал с похвалы Леонид Дмитриевич, - но ты не забывай, что рабочие ВРЗ - это отцы и матери ваших учеников. Знаешь, как им приятно посмотреть на своих детей на сцене!? Я незаметно зыркнул в сторону отца: он сосредоточенно, с долей гордости, слушал наш разговор. А мне так хотелось, чтобы он сейчас, перебив Леонида Дмитриевича, сказал: я тоже хочу пойти и послушать, как Ленька поет на сцене. Но отец промол­ чал: к моим сценическим успехам он был абсолютно безразли­ чен, как и к игре на гармошке и покупке радиолы...А вот Леонида Дмитриевича все интересует: и как я пою, и как учусь, и каким видом спорта увлекаюсь... - Вот знаешь, Иван Николаевич, - продолжал Леонид Дмитрие­ вич, - я искренне люблю деловых людей. У меня душа радуется, когда я встречаю человека «с золотыми руками»...Но мне рабо­ тать руками приходится мало, больше - руководить. Но и в этом случае я стараюсь что-то создавать...Вот, например, клуб ВРЗ стро­ ился под моим началом... - Как, под вашим началом? - удивился я, - Ведь его строили заводчане?! - Верно, Леня, осведомлен, - протянул Леонид Дмитриевич, - 538

знаешь историю близлежащих заведений. Но ты не забывай, что всю войну и в послевоенные годы я работал председателем ис­ полкома и такие стройки без моего ведома не совершались. Я сразу почувствовал, как и тогда на площади, что Леонид Дмит­ риевич может рассказать много интересного. Не задумываясь, я уверенно попросил: - Расскажите, как это было...У вас это интересно получается... Я перевел взгляд на отца: он по-прежнему внимательно вслу­ шивался в наш разговор. Я понимал, что клуб ВРЗ занимает в моей жизни важное место. А в кое-какие моменты он был глав­ нее и дома, и школы. Поэтому все, что было связано с жизнью клуба, как-то не попало в копилку моих знаний. - Хорошо, расскажу, - тихо согласился Леонид Дмитриевич, по­ глядывая на отца с матерью, - только здесь мало интересного... Леонид Дмитриевич сделал паузу и продолжал: - Ты, конечно, знаешь, что ВРЗ создали на базе эвакуированно­ го с Украины Пашотинского завода... - Знаю, - подтвердил я, - мне об этом все рассказал в прошлом году Александр Михайлович...Лявданский...Когда я у него учил­ ся токарить... - А разве в этом году ты не учишься? - строго спросил отец. - Ты же ходишь в ВРЗ?... - Учусь, только нынче меня прикрепили к другому токарю... Его все зовут Карлычем, а фамилия - Ненартович... - Что, плохо учился? - в том же тоне снова спросил отец. - А может и выгнали? - Папка, ты что? - испуганно ответил я вопросом на вопрос. - Разве меня когда-нибудь выгоняли?...Нет!...Просто в инструмен­ тальном цехе был свободный станок и Александр Михайлович сам мне посоветовал перейти в другой цех... Для моей же пользы... Сейчас я уже работаю самостоятельно и точу перки... - Молодец, - улыбаясь, проговорил Леонид Дмитриевич, - пра­ вильно понимаешь политику партии и правительства...Сегодня нужны именно такие специалисты... Леонид Дмитриевич замолчал и задумался...Отец внес нео­ жиданную сумятицу в наш разговор, и я уже не надеялся на его продолжение. В душе возникло сожаление и даже обида на отца. Но Леонид Дмитриевич, словно почувствовав мое уныние, про­ должал: - Так вот, как только началась война, наш дворец, который еще и не успел открыться, был переоборудован в военный госпиталь. Город оказался без главного очага культуры...А во время такой страшной войны оставлять город без клуба было немыслимо. 539

Панютинцы, только что закончившие возведение новых цехов за­ вода, предложили построить клуб. У них для этого были все ус­ ловия. Исполком горячо поддержал их инициативу, и в 1943 году клуб ВРЗ начал работать...И взвалил на свои плечи основную нагрузку... Вот так, Леня, это было... Леонид Дмитриевич взглянул на меня и замолчал. Я слушал его с раскрытым ртом. То же самое делал и отец. Только мать, как мне показалось, думала о чем-то своем: проблемы клуба ее совершенно не волновали. - Лично я, - продолжал Леонид Дмитриевич, - с большой от­ ветственностью отнесся к строительству клуба...Как глава ис­ полкома и как человек...Строительство клуба напомнило трид­ цатые годы, когда мы в деревнях района делали то же самое. Тогда на селе первыми очагами культуры были школа и клуб. Без их работы в деревне о Советской власти не могло быть и речи...Это с одной стороны, а с другой - в северной части горо­ да жила большая часть волынцев. Строя клуб для всех, я, в пер­ вую очередь, думал о них и их детях... Леонид Дмитриевич внимательно посмотрел на отца и нео­ жиданно спросил: - Я, Иван Николаевич, верно говорю? - Правильно, - дрогнувшим голосом проговорил отец и при­ стально посмотрел на меня... - А как же иначе? - продолжал Леонид Дмитриевич, - если в этом клубе многие боготольцы, да и волынцы, впервые увидели кино...А кто-то впервые вышел на сцену, чтобы сказать свое Сло­ во, исполнить песню или плясовую... - Вон как Витька Николайчук пляшет на сцене, - перебивая, вставил отец, - лучше всех в городе... - Да, слышал я о нашем плясуне, - согласился Леонид Дмитри­ евич, - а где он сейчас? - В армии служит, - бойко ответил я, - там тоже пляшет...Пи­ шет, что это его основное занятие... - А какие сейчас кружки работают в клубе? - неожиданно спро­ сил меня Леонид Дмитриевич. - В войну там было все!... - И сейчас есть все...Есть хор...Танцевальный...Духовой ор­ кестр... Около клуба посадили тополя... Скоро у нас будет свой сад...Сделали танцплощадку... А наши качели лучше, чем в горо­ де!... Мы на них как начнем качаться, так лодки поднимаются до облаков!... - Так уж и до облаков! - с иронией заметил Леонид Дмитри­ евич... Я сразу понял, что загнул лишнего и тут же добавил: 540

- Ну, не до облаков, но наверняка выше крыш домов...Вниз аж страшно смотреть. Дух захватывает... Переведя дыхание, я добавил: - Пройдет немного времени, и наш сад будет не хуже городс­ кого...Если не учитывать его размеры... - Знаешь, Леня, - перебивая, сказал Леонид Дмитриевич, - ты ошибаешься в своих радужных надеждах. Когда-то я думал точ­ но так же...Если ваш клуб начнет соревноваться с горсадом и Дворцом культуры, то крах ему обеспечен... - Крах? - удивленно воскликнул я. - Почему же?... Не вижу никакой логики!... - А логика здесь проста: у Дворца культуры клубу не выиграть никогда...Не те масштабы...Дворец в своих стенах объединяет одних людей, а клуб - других. Работа клуба должна вытекать из потребностей людей...Только в этом случае он будет иметь свое лицо и долгую жизнь. В противном случае - развал...Я с этим хорошо знаком... Сколько у нас в деревнях погибло клубов толь­ ко потому, что они только и делали - перенимали чей-то опыт... Старались что-то сделать лучше, втирая очки начальству...Про­ ходило время, и клуб сам собой приходил в запустение...А там, где клуб имел лицо и его работа складывалась из потребностей людей, все было нормально, такие клубы работают до сих пор... Леонид Дмитриевич замолчал и задумался...О чем он думал, я не знал, ибо последние его слова я воспринимал смутно. А если быть честным, то я вообще их не понимал и считал надуманными. Я их вспомнил только тогда, когда клуб ВРЗ, действительно, зачах и самоликвидировался. Причины этого я не знаю...Видимо, из­ менится время, другими станут люди и их потребности...Уйдет в прошлое художественная самодеятельность и потребность лю­ дей в подобном самовыражении. С появлением телевидения поблекнет потребность в массовых киносеансах. Ослабнет страсть к танцам и исчезнет привязанность к танцплощадкам...Индиви­ дуальный подход постепенно вытеснит общественный...И надоб­ ность в клубе отпадет...Видимо, клуб необходим на определен­ ной ступени общественного развития. Но этого я тогда не знал и даже не подозревал, что такое возможно... А Леонид Дмитрие­ вич, который всю свою жизнь посвятил работе с людьми, эти закономерности знал хорошо и поэтому сразу попытался предо­ стеречь меня от очередного заблуждения...Но...благими наме­ рениями ад вымощен... После короткого раздумья Леонид Дмитриевич неожиданно сказал:

- Аты, Леня, разбередил мне душу и натолкнул на мысль: а не позвонить ли мне начальнику ВРЗ?...Когда вы выступаете? - В субботу, в пять вечера, - бойко ответил я, - а вы что приде­ те? - Постараюсь, если не помеш ают срочные дела...Еще раз вспомню молодость...Послевоенные годы были у меня самыми напряженными... - А военные? - тут же вставил я уточняющий вопрос. - Военные?...Самые сложные и трудные...Здесь была работа на износ...Все для Победы!...Других помыслов не было...А вот после войны изможденные люди потянулись в сад, Дворец куль­ туры и клубы...Всем хотелось радоваться и смеяться...Снова воз­ родилась художественная самодеятельность...Появилась масса прекрасных фильмов. Режиссерам захотелось как можно быст­ рее и полнее рассказать о героях войны и тыла. Ребятня, да и взрослые тоже, заполонили все имеющиеся залы в городе. Та­ кие фильмы, как «Повесть о настоящем человеке», «Два бойца», «Молодая гвардия», «Падение Берлина», «Тарзан» и другие все были готовы смотреть многократно. Кинозалы не могли вмес­ тить и половины желающих. Мы принимаем решение построить кинотеатр «Совкино». Но этого оказалось мало: решили дем он­ стрировать фильмы прямо в коридорах школ!...Это, в какой-то мере, убавило наплыв ребятни...Но это, Леня, лишь малая доля послевоенного напряжения: в городе было много других пробле­ м о й все их нужно было решать сразу, в одно и то же время...Да, интересное было время...Трудное, но интересное... Леонид Дмитриевич замолчал и после небольшой паузы, об­ ращаясь к отцу, проговорил: - Как у тебя, Иван Николаевич, идут дела в саду? Какие-нибудь удачные прививки делал? Отец оживился и сразу начал рассказывать о всех своих уда­ чах и неудачах в садоводческом деле. Беседа потекла соверш ен­ но в другом направлении. Я хотел было послушать, но слова Ле­ онида Дмитриевича заставили меня задуматься...На все, хоро­ шо мне известное, я посмотрел с другой стороны... - Действительно, - размышлял я, - все наше детство было свя­ зано с клубом ВРЗ...Здесь мы увидели лучшие кинофильмы и концерты. А сколько здесь прошло смотров художественной са­ модеятельности, пионерских сборов, новогодних елок и родитель­ ских собраний!...Но с другой стороны, клуб оказался тем местом, где решались все мальчишечьи и девичьи проблемы...Здесь дрались и влюблялись... Здесь рушились авторитеты и созда­ вались новые...Здесь «брали власть» и ее теряли...В этой ребя­ 542

чьей буче и суматохе формировался тот самый мужской харак­ тер, который впоследствии и определил суть и смысл ж и зни ...- Как удавшейся, так и сломанной... И только потом, с годами, я пойму, что на прямую дорогу жизни ребятню северной части го­ рода вывели - семья, школа №56 и подмостки клуба ВРЗ...И еще вопрос, чье влияние в этом деле было более значимым и весомым...А если быть точным, честным и искренним, то разбит­ ная ребятня, выброшенная на улицу, как из семьи, так и из школы, свою путевку в жизнь получила в стенах клуба ВРЗ!... Именно он помог им устоять на ногах, пройти огонь, воду и медные трубы и не оказаться в местах лишения свободы...И как ни странно, но заслуга в этом принадлежит людям, которые стояли у руля го­ родской жизни... Леонид Дмитриевич Гладышев был в их чис­ ле... Вдруг раздался громкий стук, от которого я даже вздрогнул. Дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился дед Будя- ный - наш сосед. Он имел плохую привычку: никогда не здоро­ вался при встрече как на улице, так и при входе в избу. Когда отец возмущался его поведением, он безобидным тоном отвечал вопросом на вопрос: а тебе что «полепчает», если я буду с тобой здоровкаться!?... Еще из сеней дед Будяный забормотал в свою бороду и усы: - Иду мимо, вижу - стоит привязанный к забору мой Серко. Я сразу «смякитил», что вы, Левонит Митрич, приехали к Ивану Ми- колаевичу...Я знаю, что вы - родня...Дай, думаю, зайду...М ожет что пособить надо...Время-то позднее...Может Серко отогнать на конюшню...Я же иду на работу...В ночь дежурить... Леонид Дмитриевич внимательно посмотрел на деда через проем двери и деловито сказал: - На ловца и зверь бежит!... Как кстати ты, Митрич, зашел... Иди возьми в кошелке одеяло с веревкой и неси сюда. Мы упа­ куем одну вещицу и отвезем ее ко мне домой. А потом отгонишь Серко на конюшню... Не дослушав, дед бросился на улицу и уже через минуту, с одеялом в руках, вернулся обратно. Набросив одеяло сверху на тумбочку и обвязав ее веревкой снизу, мы аккуратно вынесли ее на улицу и уложили в кошелку. Дед Будяный стал назойливо то­ ропить Леонида Дмитриевича. Строго взглянув на старика, Лео­ нид Дмитриевич серьезно проговорил: - Иди, Митрич, на улицу и посмотри за лошадью, а-то она уже застоялась и может что-нибудь натворить... Дед обидчиво посмотрел сначала на отца, потом на Леонида 543

Дмитриевича и безоговорочно вышел. Леонид Дмитриевич, как только закрылась дверь, рассудительно добавил: - Вот, всем хорош старик...И старательный, и честный, и сооб­ разительный... На конюшне ему цены нет... Замены - тоже. Пло­ хо только одно: любит быть с начальством на «равной ноге»... Пригласи его сейчас за стол - сядет и тут же начнет похлопы­ вать по плечу... И замечания делать бесполезно...Что ни говори, все равно делает по-своему... Леонид Дмитриевич резко встал и добавил: - Надо ехать, Иван Николаевич, а-то еще старик по моей вине на работу опоздает... Одев пальто, Леонид Дмитриевич, взглянув на меня, громко спросил: - Значит, в субботу? - В субботу! - уверенно ответил я. Мы с отцом вышли проводить Леонида Дмитриевича, а мать тотчас же начала убирать со стола. На улице была оттепель. З а ­ канчивались февральские вьюги, и уже вовсю ощущалось дуно­ вение весны. Застоявшегося Серко дед еле удерживал, натягивая вожжи. Леонид Дмитриевич еще раз простился с отцом и, сказав боль­ шое спасибо за работу, ловко уселся в кошелке, руками и ногами придерживая тумбочку... Минута - и повозка растаяла в темно­ те... Я мало верил в то, что Леонид Дмитриевич придет в клуб на наш концерт. Взрослые часто, вот так, обещают, а потом, по вине срочных дел, обещания становятся пустым звуком. Но я знал и другое: на знаменательных торжествах работники исполкома при­ сутствовали по долгу службы. А вдруг Леонид Дмитриевич взял да и разыграл меня, выдав обязательное посещение концерта за желаемое? Как было на самом деле, я не знал и на всякий случай в оставшиеся дни прорепетировал свои песни с удвоен­ ной ответственностью. А исполнял я их две: «Партия - наш руле­ вой» и «Моя любимая»... Первую песню я запевал в хоре, а вто­ рую исполнял соло... Особенно много хлопот выпало мне на репетициях хора. Партийный гимн требовал мощного голоса и хорошей дыхалки. У меня хватало того и другого, но на пределе, что порождало не­ уверенность и тревогу. Когда репетиция проходила удачно и я пел с вдохновением, Олимпиада Васильевна говорила: - Ну, Антонов, если на концерте споеш ь так, как сегодня, - по алгебре ставлю пять...А если пропоешь петухом, то больше трой­ ки не получишь. 544

Я хорошо понимал цену этой шутке и делал все возможное, чтобы не подвести учительницу. И вот настала суббота...Соро­ калетие вооруженных сил страны отмечалось в клубе широко и торжественно. Зал оказался набит до отказа, так как после тор­ жественной части вход был свободным. Собралась вся пацанва нашей округи. Они стояли в проходах и сидели на ступеньках сцены. Особенно плотно были заполнены последние ряды, где на каждое место приходилось по несколько человек. Перед такой разношерстной публикой, да еще своей окраины, я выступал впервые. Большая часть зрителей знала меня не по школе, а по улице, где я ничем не выделялся из общей массы. Это меня и пугало, ибо хорошо знал, что в школе я - один, а на улице - другой. Но мне ничего не оставалось, как успокаивать себя тем, что пора уже и пацанам показывать свое истинное лицо. Этот настрой придавал кое-какую уверенность. Я стоял перед хором и в просвет занавеса наблюдал за за­ лом. Все было как всегда: шум, гам, отдельные громкие выкри­ ки...Леонида Дмитриевича видно не было... - И с какой стати он пойдет сюда? - подумал я. - Посмотреть на меня? Много чести...Встретиться с начальником ВРЗ?...Он может позвонить ему из своего кабинета в любое время...Все так и должно быть... Отсутствие Леонида Дмитриевича меня даже обрадовало... Олимпиада Васильевна металась перед хором, давая после­ дние наставления и указания. Когда все было готово, медленно поплыл в разные стороны занавес. Мощные лампы слепили гла­ за, и зал казался огромной черной дырой, заполненной рябью человеческих лиц. Более четко можно было рассмотреть лишь первый ряд. Я повел по нему глазами и...вздрогнул: прямо мне в глаза, улыбаясь, смотрел Леонид Дмитриевич!...Я его сразу узнал по бритой голове, которая, как тыква на грядке, отчетливо выделя­ лась среди всех. Рядом сидела Валентина Даниловна и с доб­ родушной улыбкой тоже смотрела на меня. Я ощутил учащенное биение сердца и срыв дыхания. А Олимпиада Васильевна, как дирижер нашего хора, уже направлялась на середину сцены!...Я прикинул, что в моем распоряжении не более десяти секунд!... Сжав зубы, сделал глубокий вдох и начал медленно считать до десяти. В минуты сильного волнения, связанные с заиканием, я так делал всегда и мне помогало!...Особенно, при ответах у дос­ ки...Когда Олимпиада Васильевна, остановившись точно напро­ тив меня, посмотрела мне в глаза с улыбкой, волнение исчезло почти совсем. Чтобы подавить волнение окончательно, я уверен­ но посмотрел в глубину зала...Где-то там сидели Толька Ф едо­ 545

ров, Виталька Лепнев, Володя Винайкин...На душе стало как-то легко и торжественно...Олимпиада Васильевна взмахнула рукой, Володя Трепенюк взял вступительный аккорд, и я, набрав полную грудь воздуха, звонким голосом запел. Первый куплет прозвучал уверенно и с запасом дыхания! Дальше припев подхватил хор, а в моей голове уже звучали слова второго куплета; Дальше все пошло, как по маслу. Когда хор закончил песню и Олимпиада Ва­ сильевна скромно поклонилась залу, раздались жидкие аплодис­ менты. Неистово рукоплескал только первый ряд! ГрОмадный зал, по меркам тех школьных лет, где и яблоку негде было упасть, без­ молвствовал!... Я с недоумением насторожился, но продолжал дер­ жать себя собранным и спокойным. Вторую песню «Широка страна моя родная», которую испол­ нял только хор, зал встретил с большим одобрением... Дальше все пошло, как и ожидалось. От аплодисментов «чуть не падал потолок»!...Особенно, когда наши лучшие плясуны Генка Митра- щук и Витька Авдеев исполняли искрометный «Матросский та­ нец». Поочередно вызывали на «бис» Славку Ускова, Валю О си­ пову и меня...Только после этого я успокоился и даже не вспо­ минал о непонятной реакции зала на первую песню хора. Я окон­ чательно понял, что здесь мое пение ни при чем... Только после концерта я опустился в зал и специально про­ шел мимо Леонида Дмитриевича. Валентины Даниловны поче­ му-то рядом уже не было. Увидев меня, он быстро встал и, отведя меня в сторону, искренне сказал: - Молодец, Леня...Правильный ты парень...А наш партийный гимн исполнил просто здорово!...Спасибо тебе за это!... И Леонид Дмитриевич, на виду у всего зала, по-мужски пожал мне руку...Я сиял от счастья!...Жаль, что занавес был закрыт и этого никто из хоровиков не видел. Сказав несколько благодарных слов, я напыженно и гордо снова поднялся на сцену. Там уже вовсю шло обсуждение наш его ко н ­ церта. Все старались перекричать друг друга, желая слушать толь­ ко самого себя. Увидев меня, Олимпиада Васильевна, как-то по- женски, протянула мне руку и, улыбаясь своей открытой улыбкой, произнесла: - Ну, Антонов, молодец...Поздравляю...Ты спас меня от инфар­ кта... - Так оно и должно быть, - с наигранным равнодушием отве­ тил я, - теперь, я думаю, пятерка мне обеспечена... Добродушная улыбка сразу исчезла с ^ица Олимпиады Ва­ сильевны, и она строго сказала: 546