trilogy

ИГРАВЛАДИСЛАВ ГРИНЬВ СЕБЯ ТРИЛОГИЯ КИЕВ 2015

УДК 821.161.1(477)-312.9 ББК 84(4Укр=Рос)6-445 Г85 Трилогия “Игра в себя” — изысканный сюрприз для ценителей разных жанров:от житейской драмы и фантастики до психологического детектива. Книгу населяютрукотворные чудовища и красавицы со сверхъестественными способностями; бес-принципные академики, олигархи и гениальные убийцы. Тут в футуристическомотеле можно встретить гея-экскурсовода, сбежавшего от луганских сепаратистов, иполистать откровенный до жути дневник медсестры с внешностью Лив Тайлер. По-крутить педали прямо в океане в попытке объехать весь мир вместе с фанатичныминтеллектуалом Наседкиным. Каждый из персонажей ведет собственную игру.Иногда эта игра обрывается на слове “жизнь”. Но чаще меняет ее целиком… Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения с реальностью случайны УДК 821.161.1(477)-312.9 ББК 84(4Укр=Рос)6-445 Г85 ISBN 978-617-7156-45-0

Посвящаю детям Донбасса

4 От автора Вот история книги. Пятнадцать лет назад, будучи вспыльчивым и нетерпи-мым, я пожалел, что родился. Устав метаться между депрес-сиями и отупляющими таблетками, я в отчаянной попыткеухватился за умные книги древнеримских стоиков. Затемпоследовали другие книги, затрагивающие тему смысла ифилософии жизни: от Боккаччо к Достоевскому. Я читал ичитал, почти десять лет, пока не оформилось знание, в соот-ветствии с которым все наши несчастья проистекают от не-вежества, лени и эгоизма. И еще оттого, что мудрые слова,не примененные на практике, сами по себе немного значат.Добродетель – слишком большая ценность, чтобы хоронитьее в книгах. Нужно принуждать себя быть добродетельнымна деле — ежедневно, всю оставшуюся жизнь. Я начал конт­ролировать свои поступки, делая акцент на саморазвитии,трудолюбии и доброжелательности. Кроме того, стал на-страиваться на позитивный лад и заботиться о здоровье.Со временем мой метод обрел вид онлайн-программы дляежедневной оценки собственного поведения под названием“Матрица Счастья” (http://matrixofhappiness.com). Программа доказала свою эффективность в трудные вре-мена – во время войны на Донбассе. Она помогла сохранитьдушевное равновесие, когда подобно сотням тысяч земляковя в одночасье потерял любимую работу, дом, а, главное, при-вычные жизненные ориентиры. Тем не менее, идея книги зародилась именно в безмятеж-ном периоде — пару лет назад. Продвигая программу, я быс­тро убедился, что сухими словами инструкций до людей недостучишься. Мне же хотелось не просто сказать, а прооратьо том, что мы недооцениваем пагубность собственных поро-ков, а, напротив, потакаем им. Браться за художественнуюкнигу было страшновато, тем более что в моей крови никог-да не бурлили чернила. И все же я принялся писать “Зло нацыпочках”, точнее, первую коротенькую новеллу под назва-нием “Гнев”, поскольку беспричинная вспыльчивость былаглавным моим недостатком. Новеллу с большой натяжкой

5можно назвать автобиографической, однако нельзя не при-знать, что толчком послужило реальное событие, когда вовремя одного банкета мне позже положенного (как тогда по-казалось) предоставили слово. Покончив с первым романом, я уже не мог остановить-ся — вошел во вкус. Кроме того, пришла идея пофантазиро-вать о людях, пользующихся моей “Матрицей Счастья”. Такпоявились “ПрагмаЛисты”. К моменту их окончания (январь2014 г.) Украина закипела. Поначалу я отнесся к событиям наМайдане с меркантильных позиций: насколько смена влас-ти заденет меня как директора крупнейшего академическо-го института. Но чуть позже задумался над причинами кон-фликта, а именно над алчностью и эгоизмом сильных людей.Как результат – идея “Буровых”, давно витавшая в воздухе. Завершение “Буровых” совпало с Иловайским котлом.Стало ясно, что с Донецком все очень серьезно; нужно при-нимать решение. И я покинул родной край, дабы уберечь всебе совесть и цивилизованность, потому что насмотрелся навеликие подлости, творимые из страха потерять насиженноеместо. Под впечатлением грянувшей катастрофы я еще и ещераз правил роман, наполняя его своим видением истоков тра-гедии Донбасса. Судите сами: чтобы организовать большое,пусть даже неприглядное дело, обычно натягивают многониточек. Однако в данном случае хватило и двух: обидчиво-сти и легковерия моих земляков. Оттого и больно, что, имеймы больше терпения, обошлось бы несколькими митингами.А так кровавый шабаш и “черная дыра” в перспективе. Выстанете недоумевать, мол, неужели за тысячи лет ничего неизменилось? Увы, как и прежде, мы слишком зависим от зло-бы (и доброты) окружающих. Вначале я хотел посвятить трилогию своим сыновьям:Илье и Никите, но это было бы несправедливо, посколькумальчишки неплохо устроены – Илья учится в Англии, Ни-кита вместе с нами живет в Киеве, ходит в школу, в спортив-ные секции и уж, конечно, не приседает от взрывов. Чего нескажешь о десятках тысяч детей Донбасса, лишенных не про-сто детства, но, по сути, будущего. О них забыли, причем нетолько могучие российские или американские дядьки, но и

6собственные “не услышанные” родители! Есть и вторая сто-рона медали: наблюдая неуклюжие телодвижения западныхдрузей, нельзя отделаться от мысли, насколько в нас укоре-нилась привычка привыкать к чужой беде, превращая ее встатистические справки о жертвах. Жизнь – великое чудо, творящееся вокруг нас. Проморгатьего за убогостью – непоправимая беда. Раз так, я посвящаютрилогию детям Донбасса. Не вполне уверен, что книга на-писана пером недюжинным. Зато в ней знание о пороках идобродетелях. Как выяснилось, знание мало чему учит; пустьхотя бы даст силы на достойную жизнь. Чтобы, как ветер неустает колыхать хомутовскую степь, у наших детей, дай имбог подрасти, не опускались руки, чтобы бороться со злом! Моя сердечная благодарность людям, оказавшим неоце-нимую помощь в издании книги: Светлане Шмуратовой, Алексею Самоварову, Галине Мокрик, Марии Киреевой. Владислав Гринь

Зло нацыпочках Роман в трех новеллах



Новелла первая ГневПолуфантастическая история



Зло на цыпочках 11Андрей в отчаянии. Так больше нельзя. Он несчастлив.Нужно придумать, как укротить свой вспыльчивый характер. Ведь во всем остальном Андрей  — молодец. И  не толькоиз‑за блестящей эрудиции, умения шутить и говорить компли-менты, из‑за выпуклых зеленых глаз, волнистых седых волос,стильной профессорской бородки клинышком и семенящейпоходки кривоватых ног. Классная у него походка! Он даже соспины красив, когда “колесит” по университету отпуская шу-точки. А как он выступает! Люди ради удовольствия на лекцииприходят. А какие стихи пишет! Стихи… Тут он мастер. Воз-можно, именно они — его главное призвание, а не наука. Удивительно, но мало кто знает о его ужасном пороке,так надежно он скрыт за доброжелательной расхристаннойвнешностью. У других неуравновешенность — это еще и нерв-ный тик, и дурной запах изо рта. А он благоухает, как Алек-сандр Великий1. И все же Андрей патологически вспыльчив,а когда входит в раж — агрессивен. К тому же, его вспыльчи-вость, или, как он ее называет, гневливость, не простая, как убольшинства, от нее же и страдающего. Она особого свойст-ва: ему, Андрею, приносит успех, а остальным — горе. Отчего он словно расщепленная вишневая ветка? Андрей сварил кофе, сел в кресло и задумался. Он обязаннайти решение. Это трудно, может быть, сразу и не получит-ся. Что  же, завтра начнет сначала пока не добьется своего.Иного выхода нет. Андрей обложился бумагами, отключилмобильник и задумался… Иркин волчок У него были добрые интеллигентные родители, воспитав-шие его на свой манер. Впрочем, больших усилий не требо-валось: Андрей был хорош от рождения. Просыпался с улыб-кой, был покладист и восприимчив к словам “здравствуйте” и1 Автор ссылается на жизнеописание Александра Македонского, сделанное Плутархом. (Здесь и далее примечания автора).

12 Владислав Гринь“пожалуйста”. Однако всех удивляла его редкая чувствитель-ность и эмоциональность. Вспыхивал по любому пустяку. Андрей помнил себя с гордо поднятой головой и блестя-щими глазами, руками в карманах и отставленной правойногой. Он боролся за свои права с родителями. “Не пойду вмагазин. Делайте со мной что хотите! Я не хочу, поняли?” Отец уходил в другую комнату, но мудрая мама знала, чточудеса творит не волшебная палочка, а вовремя сказанноеслово похвалы, становилась на колени и нежно обнимала его:“Ладно, не ходи, мой любимый. Только не ярись, успокойся,ты ведь у меня самый хороший!” Он тут же краснел, и, чтобыне разрыдаться от стыда, убегал в магазин. Их  семья всегдануждалась. Ему почти не доставалось радостей, легко доступ-ных другим детям и, получив очередной афронт, он иссту-пленно рубил на заднем дворе дикую ромашку, воображая,что кромсает самокаты и конструкторы своих сверстников. Но больше всего он злился из‑за детского волчка. Сколькосебя помнил — мечтал об Иркином волчке из синей пласт-массы с прозрачным колпаком. Под колпаком были приде-ланы четыре жокея на лошадях разных мастей: вороной, гне-дой, рыжей и серой. Лошади шли галопом, каждая застылав своей фазе полета. Но всех их объединяло счастливое упое-ние движением и неистовое желание победить. Иркин волчок вращался хуже других. Но Андрей обожаллошадиный бег, особенно когда на максимуме вращения фи-гурки сливались в янтарный диск. Андрей умолял родителейкупить ему такой же волчок. Он даже написал письмо ДедуМорозу. Все напрасно. От безысходности он украл волчок икрутил его до десятого класса. А вскоре Ира умерла от сарко-мы, и он тайком снес волчок на ее могилу. Без тормозов В пятом классе с ним случилась не совсем приятная исто-рия. У Андрея был крестный, дядя Олег. Он работал дирек-тором гастронома и считался самым богатым человекомв поселке. Крестный рано овдовел и посвятил жизнь сынуСаше, который был на три года старше Андрея. Все новинки

Зло на цыпочках 13техники вначале появлялись у Саши. В том числе взрослыйвелосипед — предел мечтаний детей. Его “ХВЗ” был оснащенпередним багажником, зеркалами заднего вида и даже дина-мо-машиной. А у старенького велосипеда нашего героя былотолько одно сходство с продвинутым собратом: ласточка навилке руля. Все остальное — сплошные проблемы, в особен-ности неисправный задний тормоз. Дважды в неделю наш герой разбирал и смазывал втул-ку заднего колеса, но в самый важный момент педали пре-дательски прокручивались назад, а он получал ссадины ишишки. Андрей был искусным гонщиком, особенно у негополучался разворот на месте, но куда без надежных тормо-зов? Он осторожно попросил родителей купить внутренно-сти задней втулки, но те лишь пожали плечами и пообеща-ли подумать со следующей зарплаты. Андрей по опыту знал,что это бесперспективно. В конце лета он спасовал — отказался от скоростного спу-ска с крутым разворотом внизу. И, что вдвойне обидно, спа-совал перед Сашей, победить которого считал делом чести.Андрей в ярости метался на заднем дворе: “Почему имен-но мои родители бедные? Институты кончили, а что толку.Люди на рынке в три раза больше получают. Отцу плеватьна меня, он ведь знал, как я хочу победить. Я бы лучше ещедва года ходил в латаных штанах, чем без задних тормозов.И мама тоже хороша. У нее заначка — восемнадцать рублей,а мне пятерку пожалела…” Вдруг его охватил стыд. Андрейдо этого случая всегда жалел родителей, понимая, что онитянутся из последних сил. А сейчас предал. Предал отца с егобиблиотекой, маму с ее милыми рассказами о детях, деда, за-служенного учителя химии. Что он за псих! Но Сашке он отомстит. Завтра. Украдет велосипед и уто-пит в пруду. На  следующий день Андрей проснулся от громкого раз-говора. В гостиной мать горячо благодарила крестного. Нашгерой вышел и поздоровался. Он уважал крестного за богат-ство и щедрость. — Здравствуйте, дядя Олег. Знаете, ваш Саня вчера выиг-рал у меня. Правда, я отказался от финала, ну-у, тормоза сло-

14 Владислав Гриньмались, но Санек молодец, ухнул вниз на полной скорости ивираж заложил, а мог не рисковать! — Знаю-знаю, сынок! Саша рассказывал о твоих пробле-мах. Долой их! Вот тебе заднее колесо в сборе. Он кивнул на колесо, которое Андрей спросонья не заме-тил. Глаза от стыда наполнились влагой. — Крестный, ну как можно остаться без запасного колеса.Я не возьму. — Бери-бери, сынок! Оно теперь не запасное, а единст-венное. Понимаешь, выходит Сашка утром из магазина, авелосипеда след простыл. Приковылял домой, плачет. Я егопожурил для дела, мол, надо было цепочкой к перилам при-стегнуть. А тебе по секрету скажу, что уже решил подаритьСаше на пятнадцать лет мопед — вырос он из велосипедов.Так что повезло, сынок, пользуйся! Сатиновые трусы Спустя три года у приятеля-одноклассника появились фир-менные джинсы. На  Андрее в ту пору болтались отечествен-ные техасы, которые достались от повзрослевшего двоюрод-ного брата. Приятель посредством джинсов пытался завоеватьсимпатию семиклассницы, за которой увивалась вся школа.До этого именно он, Андрей, был счастливчиком, которому де-вочка писала записки. Однако джинсы производили большоевпечатление, и день за днем Андрей сдавал позиции. Получая все более откровенные авансы, приятель до тогорасхрабрился, что публично — на уроке литературы — по-смеялся над его стихами, которые всегда были вне критики.И все заулыбались, хотя месяцем раньше этот невежда еслии привлекал внимание, то лишь плебейской тягой к звукам,имитирующим пускание газов! Андрей вскипел, пошел красными пятнами и выскочил изкласса. Он судорожно курил за трансформаторной будкой.Все в нем негодовало: “Тупое животное! Где справедливость,если о тебе судят по затертой хлопковой тряпке! Я и стиховне брошу, и семиклассницу не отдам. А джинсы не вечные,рано или поздно протрутся до дыр!”

Зло на цыпочках 15 На выходные они втроем пошли в кино, а после этого за-глянули в парк, чтобы прокатиться на отполированной ты-сячей задов десятиметровой металлической горке. На горкувела крутая деревянная лестница из двух пролетов с кро-хотной площадкой посередине. Вся горка сплошь состоялаиз каменных валунов, покрытых грубой штукатуркой под“шубу” с вкраплениями кварца, отчего неимоверно сверкалана солнце. На  верху горки собралась компания хулиганистых под-ростков, о чем‑то споривших. Ожидание затягивалось, ноторопить взрослых ребят было опасно, поэтому приятельАндрея со вздохом взгромоздился на крупный камень, при-мыкающий к лестничной площадке. Затея была опаснойиз‑за крутизны горки, но игра стоила свеч: все уставились наего джинсы, а семиклассница даже пододвинулась поближе.Парни наверху притихли, а потом вдруг зашептались. Черезминуту от компании отделился крупный подросток с огнен-но-рыжей шевелюрой и, отталкивая всех на ходу, ринулся полестнице вниз. Он с разгона налетел на семиклассницу, и, неизвинившись, побежал дальше. Та, взвизгнув, навалилась наприятеля, который стал балансировать руками и, не удер-жавшись, заскользил по камням. Пророчества Андрея сбылись: острые гребни кварцевой“шубы” превратили его джинсы в лохмотья, досталось дажесатиновым трусам. У подъезда Андрей посмотрел в лицо экс-гибициониста. Оно не выражало горя, только испуг. Прия-тель, похоже, не понял масштаба катастрофы. “А он и вправ-ду тупой!” — мелькнуло у Андрея. История с семиклассницейимела продолжение: спустя год наш герой приобрел первыйсексуальный опыт, на всю жизнь определивший его пристра-стие к женскому полу. Бабушкино ругательство В девятом классе произошла еще одна удивительная исто-рия. Андрей мечтал о медали. Но у него имелась конкурен-тка  — круглая отличница и к тому  же активистка. Учителябыли от нее без ума, но Андрей недолюбливал отличницу —

16 Владислав Гриньее готовность ответить на любой вопрос, по его мнению, былаверным признаком глупости. И все же преимущество былоза теми, кто успешнее выступал на школьных олимпиадах. Андрей почти смирился с поражением: олимпиады небыли его коньком. Девочка, напротив, излучала уверенностьи даже не стеснялась лицемерить. Как‑то в присутствии соу-чеников она предложила ему свою помощь во время олим-пийских тестов. Андрей покраснел от досады, и, отвернув-шись, прошептал бабушкино ругательство: “Чтоб тебя громпопалил”. Он тут же одернул себя, но быстро успокоился —какой гром, на дворе зима. Наш герой приехал на тесты, все сели за стол, но отлич-ницы не было. Пять минут Андрей не верил своему сча-стью, затем вдохновился. Когда все закончилось, он узнал,что поздним вечером накануне в квартире его конкуренткипроизошло короткое замыкание и пожар. К  счастью, ни-кто не погиб, но девочка получила ожоги и слегка угорела.В тот раз он занял призовое место и стал фаворитом в гонкеза медаль. Андрей, как и все дети, мечтал стать взрослым. И он впер-вые почувствовал себя таким не в день совершеннолетия, аименно после олимпиады, когда директриса в его присутст-вии обсуждала с завучем, как учителя станут помогать ему,Андрею, во время выпускных экзаменов. Мелкая коварная дрянь Прошло больше двадцати лет. Андрей работал в крупномстоличном НИИ. Он уже имел приличный задел по док­торской диссертации. Впереди смутно замаячила перспек-тива заведования отделом. Но возникло препятствие в видеодного коллеги, Валерия, который уже прошел апробациюдокторской. Андрей редко врал самому себе. В душе он по-нимал, что у Валерия больше шансов стать руководителем.Нашего героя это не очень‑то задевало: молодость давала емубольшие возможности, пусть даже не в родном отделе. Вспыльчивость Андрея за эти годы никуда не делась. На-против, стало только хуже. Очень рано, ему не было и двад-

Зло на цыпочках 17цати, от рака умерла мать. Он молчал целый месяц: Андрейпотерял не только самого близкого человека. За  мгновениеиспарилась, утекла сквозь пальцы уверенность в себе, сме-нившись тревогой — теперь уже никто от души не похвалитего. А ведь именно похвала нужна ему как воздух, как лекар-ство от неуравновешенности. Между тем семейная жизнь Андрея не складывалась. Жен-щины всегда выделяли его и готовы были мириться со срыва-ми. Однако до тридцати лет Андрей вовсе не думал о женить-бе. Потом у него был затяжной роман с дочерью заведующегоотделом. Шеф поощрял их связь; Андрей, по его мнению,был неплох, хоть и слегка сыроват. К тому же дочери былопод тридцать, молодые люди пасовали перед ее интеллектоми стремлением к независимости. Не без матримониальногоинтереса Шеф помог Андрею защититься и проследил, что-бы тот не расслаблялся, а сразу взялся за докторскую. Но современем Андрей перестал сдерживаться. “Как в одном человеке могут уживаться легкость общенияи вспыльчивость? Разве можно писать такие прекрасныестихи, дарить их со слезами на глазах и через минуту злобнооскорблять, скажи я хоть слово поперёк?”  — задаваласьвопросами девушка. Но как отказаться от красавца-мужчины,который никогда не забудет позвонить, сделать милыйподарочек и вдобавок до мозга костей эстет? Андрей вначале намекал, а потом открыто сказалВере, что зависит от похвалы как наркоман от дозы. Но  сосвоими феминистскими наклонностями она не обратилана это ни малейшего внимания. Было в ней и еще кое‑что,раздражавшее Андрея. Вера оказалась пассивной эгоисткой,умеющей добиваться своего, ни о чем не прося. К примеру,прилетая домой, она накануне по телефону как бы невзначайвспоминала историю с таксистом, по‑хамски предложившимей другой вариант оплаты своих услуг. Это не входило нив какие рамки, однако Андрей срочно менялся с кем‑тоработой и мчался разбираться в аэропорт. Так их любовь переросла в связь. Но уверившись, что гореженщины от ее ума, Андрей опростился и завел интрижку смолодой аспиранткой. Поначалу он наслаждался легкостью

18 Владислав Гриньобщения. Его устраивало, что отношения сводились к взаи-мопроникновению слизистых оболочек, а не интеллектов, апослесоитие не усугублялось критикой Марселя Пруста. Од-нако аспирантка все сама испортила, поспешив развестись смужем. Последовало объяснение, в ходе которого Андрей со-рвался на крик и во всем обвинил девушку, но затем вынуж-ден был признать, что и не намеревался жениться. Несмотряна слезы и упреки он остался непреклонен и отстоял свободу.Но в институте целый год смаковали детали, а Шеф, понево-ле втянутый в скандал, стал открыто раздражаться в его при-сутствии. В итоге Андрей понял, что ему не защититься. Он пошел за объяснениями к Шефу. — Явился полюбопытствовать, когда вы мною разрешитесь. Шеф был из породы людей, высокое положение которыхопределяется прямолинейностью вкупе с коварным просто-душием. С Андреем он и раньше не церемонился, а теперьподавно. — А вот никогда. Мне по нутру серьезные люди. А тебе быСТЭМом руководить2. Но когда ты стал с Верой встречаться,я, естественно, смягчился. Только что из этого вышло? Этона кафедре ты пушистенький, а близких на фарш пускаешь,чуть не по‑твоему. Давай без обиняков. Мне на твое будущееглубоко нас… ать. Не пропадешь и без докторской. А Вале-рий, можешь не сомневаться, защитится. Он, как выяснилось,профессиональный ученый. Андрей напрягся: “профессиональными учеными” шеф на-зывал людей, склонных к макиавеллизму3. Шеф продолжил: — Когда у тебя с Верой еще ладилось, он передал мне вашс ним пьяный разговор, где ты плел чушь, будто я в моло-дости состоял в связи с директором. То  есть я  — педераст!Но ты‑то, конечно, ничего такого не говорил! Правда?!2 СТЭМ — студенческий театр миниатюр.3 Макиавеллизм — в бытовом употреблении соответствует понятиям “ковар- ство” и “вероломство”. Культивирует пренебрежение нормами морали во имя достижения цели. Термин произведён от имени итальянского мыслителя Николо Макиавелли и связан с его идеями, изложенными в книге “Государь”.

Зло на цыпочках 19 Андрей почувствовал, что краснеет. Он поднялся и, сделавусилие, поглядел шефу в глаза, точнее, в переносицу. — Я больше доставать вас не стану. Но раз уж пошло на-чистоту, то вы, шеф, хоть и маскируетесь наивностью, тожепрофессиональный ученый! Он церемонно склонил голову и вышел. “Дрянь, мелкая коварная дрянь! Плебей, выскочк­ а, жлоб!” —Андрей сидел со стаканом разбавленного спирта и честил Ва-лерия. “Подохни, ехидна, подохни, иезуит!” — он ужаснулсясвоих мыслей, но досада взяла верх. — “И таки подохнешь!” —подвел итог Андрей, залп­ ом выпил и на секунду задохнулся… Спустя неделю институт хоронил Валерия, который раз-бился на машине. Шеф, получив известие, сразу сник. Теперьу него не было выхода. — Даю тебе год, чтобы защититься. Мне за семьдесят,все к чертям надоело. Короче, не стану просить директора опродлении контракта. Буду тебя выдвигать. Кстати, завтра напанихиде скажешь несколько слов, чтобы поняли, на кого яделаю ставку. Андрей, конечно, сказал несколько слов, хотя ему было непо себе. Он не мог отделаться от мыслей об утреннем звонкесупруги Валерия. Она говорила раздельно и как‑то буднич-но: “Здравствуй, Андрей. Валерий разбился, погиб…” — и отвспыхнувшей мысли: “Нет конкурента!” стало стыдно… и тактревожно. Сознательное саморазрушение — Сегодня полку докторов наук прибыло, — Шеф открылбанкет по случаю защиты Андрея. Но начнем не с поздравле-ний. За год многое изменилось, прежде всего, не стало Вале-рия. Я ценил его… и надежды на него имел. Почтим память. Все поднялись с опущенными головами. Выпили и паруминут для приличия помолчали. — Теперь поздравим именинника, — продолжил Шеф. —Лично я сомневался, что он за год слепит что‑то стоящее.Но у него получилось, и я рад. За себя, в первую очередь, рад.Не удивляйтесь. Завтра же пойду к директору с заявлением.

20 Владислав ГриньНадоело воевать. С одной стороны, я доволен, что помог мно-гим не бросить науку, удержал от безрассудства, а с другой —не уверен, что был прав. Взять хоть Андрея. Он теперь докторнаук, но все равно занимается не своим делом. По мне, он неученый, а богема. И все же буду хлопотать, чтобы именно онвозглавил отдел. — Шеф обвел взглядом притихших сотруд-ников. И понял: языки висели от любопытства, а не от сожа-ления. “После стольких лет!” Но быстро проглотил разоча-рование и закончил: — Так что выпьем за Андрея! Он не догадывался, что Андрею было наплевать на реак-цию сослуживцев. Завершение докт­ орской диссертации по-требовало титанических усилий. Все мысли были вытесненытремя отрывистыми мозговыми командами: пиши, прове-ряй, заканчивай! И вот его труд завершен. День защиты объявлен. Авторе-ферат напечатан, оппоненты довольны. Он пришел от Шефас утвержденным текстом доклада на защите. Ему не нужнобыло учить доклад, он и так мог без запинки отбарабанитьего с любого места. Делать стало нечего. И сразу пришла тре-вога. Вернулся тот памятный разговор с Шефом о веролом-стве Валерия и фатальное проклятие, обрушенное Андреемна голову коллеги. Как ни крути, он сознательно обрек чело-века на смерть. Фактически убил. Андрей запаниковал: ока-завшись “тварью дрожащей”, он понял, что не сдюжит своейвины. Нужно быстро научиться все забыть. Андрей заметался, но выхода не находил. И  начал пить.Спасало то, что днем горькие мысли вытесняла работа.Но вечерами и ночами выручала только водка. Дело ослож-нялось невозможностью являться на работу с запахом: нельзябыло пить на ночь. Андрей приспособился выпивать ближе кпяти вечера полный стакан, а затем, не позднее семи, — ещеодин. В десять он глотал снотворное, чтобы ни в коем случаене проснуться ночью. Его пьянство, как у других наркома-ния, было сознательным саморазрушением. Все в нем былоплохо, за исключением редких моментов просветления, ког-да рождались правильные красивые мысли. Смакуя их, он сумилением понимал, почему Рэй Чарльз, покончив с герои-ном, не написал ни единой стоящей песни.

Зло на цыпочках 21 Андрею нужно было продержаться хотя бы год, надеясь,что время потихоньку простит. Не факт, конечно, но, как никрути, все лучше, чем в петлю. Мыслепреступник Однажды Андрей с вечера хватил лишний стакан и раноуснул, чтобы, как уже не раз было, проснуться в три ночи имучиться до утра. В этот раз его в полночь разбудили при-глушенные, но отчетливые голоса. За  несколько секунд онпришел в себя достаточно, чтобы убедиться: на кухне двое, нетаясь, говорили о нем. — Не  больно распаляйся, а то разбудишь,  — голос былнизкий, усталый и слегка надтреснутый. — Не переживай, ему еще два часа спать-не проснуться, —этот второй обладал менторским тенором. — Как ни крути,но справедливость требует признать, что я почти проиграл. — Что значит “почти”? Разве то, что он убил, не говорит омоей безоговорочной победе? — Не совсем, мы оба виновны, что не обсудили всех усло-вий спора. Согласись, что желание причинить зло — еще несамо зло, а за мыслепреступления карают только в антиуто-пиях. — Согласен, но ты больше моего неправ — не нужно былоего идеализировать. — Сколько раз объяснять: я по природе, точнее, по задум-ке — сама наивность. Чтобы противостоять твоему цинизму. Разговор не мог быть реальным. Это либо сон, либо, чтоеще хуже, белая горячка. Андрей укусил себя за мизинеци тут  же сдавленно вскрикнул. С  горячкой было сложнее.Но образованность подсказала ему, что горячка бывает у тех,кто резко бросает пить. А он‑то наоборот. Андрей помоталголовой. Голоса не исчезли. Он накрыл голову подушкой. Го-лоса как отрезало, но его охватил ужас неизвестности, и онотнял подушку. Голоса вернулись, стало легче. О  том, что-бы пойти на кухню, не могло быть и речи — ноги не послу-шались бы. Надежней остаться в спальне. К тому же голосабыли какими‑то неопасными.

22 Владислав Гринь — И все же не я предложил этот спор, а ты. Видно, былуверен, что вспыльчивость  — неопасное чувство. Потому исогласился, чтобы я наделил его способностью обращатьгнев во зло. Как ты мог надеяться, что эгоизм не пересилитвсе твои так называемые добродетели? Он ведь отмазывалсяот своей совести сказочкой, что никому не причиняет зла.А тем временем научился желать его во сне и потом ничегоне помнить! — Но ведь он в самом деле ничего не помнит! — Скорее всего, да, но разве сны — не какашки мыслей?Ему‑то и желать не нужно было, просто он позволял себе до-садовать и ненавидеть. Но ты же не станешь отрицать, что они наяву пожелал смерти, прекрасно понимая, чем все закон-чится. Убил ведь человека! — Я согласен, но мне обидно, что он не уловил моих про-зрачных намеков. Это ты виноват. Почему тебе хочется, что-бы люди всегда оставались животными? — Не так быстро! Можно ли созреть за несчастные сто ты-сяч лет! Крокодилам миллионы понадобились, чтобы толькоубивать научиться. — Ты еще динозавров вспомни! — Не  обижайся, подумай лучше, многого  ли ты добил-ся, научив их членораздельному мычанию. Я  не так давноподглядел дневник одного не последнего, к слову, деятеля ипонял, что для большинства твоих подопечных главное — по­жрать, а для тех, кто поумнее — пожать руку вышестоящемуначальству. — Ладно, признаю поражение. Но знаешь, о чем я толькочто подумал? Дал бы ты мне еще шанс. — Моя виктория и твое фиаско  — одного толка. В  томсмысле, что людишки‑то — дрянь, но не из‑за моих козней, апотому, что только с деревьев слезли. Приведи мне свой луч-ший экземпляр и увидишь: колупну его, и тут же проступитщетина. И  лучшее, на что ты когда‑нибудь сподобишься —отмоешь человеков до серого цвета. Ладно, не возражаю про-тив еще одной попытки, только на моих условиях. — Что за условия? Предупреждаю, что я с твоими “шут-ками” не согласен!

Зло на цыпочках 23 — Нет-нет, я на жизнь твоего протеже не претендую.Но настрадается вдоволь. — Что ты задумал? — Все просто. Если еще раз наяву пожелает кому‑нибудьзла, то мы его поднимем до сияющих высот в их заср… томмире: принудим каждый день публично трубить о своихмнимых добродетелях. Ну, например, сделаем его неудачли-вым политиком, чем-то наподобие Никсона. — Куда ему до политика, он без большой нужды из домане выйдет! — Зато он честолюбив. — Скорее, крайне нуждается в похвале и признании. — Это практически одно и то же. — Делать нечего, я согласен, — последовала короткая па-уза,  — на этом попрощаемся. Здравия не желаю, бессмыс­ленно это, но общение было поучительным. А что до моегодруга, то пусть хорошенько выспится… Андрей вдруг испытал блаженное чувство мгновенногозасыпания. Такое уже было три года назад, когда ему далинаркоз перед удалением аппендицита. Три глубоких вдоха Утром он проснулся в хорошем настроении и без следовпохмелья, хотя накануне прилично перебрал. Его головабыла настроена на мажорный лад. Он чувствовал, что этобудет единственный отведенный ему судьбой светлый и спо-койный день, без звонков и хлопот. День принятия решений. Андрей слово в слово помнил ночной разговор и ни секун-ды не сомневался в том, что он был реальным. Для него какдля творческого человека реальное включало в себя не тольковидимое и слышимое, но и все остальное, возникающее в ре-зультате неустанного переосмысления жизни. Итак, теперь понятно, что его испытывали и (обиднодаже!) над ним экспериментировали. Но  это и успокаива-ло: мудрый владелец надтреснутого голоса не сомневался,что никто не выдержал бы испытания, поэтому Андрей могуспокоиться — он невиновен в смерти Валерия. Не виновен!

24 Владислав ГриньНаш герой где‑то читал, что лучшая фраза, которую хочетуслышать человек: “У  вас доброкачественная опухоль”. Но,измучившись чувством вины, став наполовину алкоголиком,он готов был поспорить, что “Не виновен!” не в пример бла-гозвучнее. Андрею только было непонятно, о каких “про-зрачных намеках” шла речь? Но  что дальше? Как  избежать наказания и можно  лисчитать наказанием публичную ложь при условии, что всеостальное будет тебе дозволено?.. Трудно, да что там труд-но, невозможно избежать искушения стать известным чело-веком. В конце концов, он всегда, пусть даже неосознанно, кэтому стремился: отдел имеет, стихи пишет. Все бы хорошо,лишь есть маленькое “но”. Во-первых, стихи  — последнееприбежище души, не утонувшее в алкоголе. Благодаря имАндрей хоть как‑то мирился с совестью. Можно не сомне-ваться, выбери он сладкую жизнь, стихам конец. Останетсяпить или плотно сесть на таблетки. Но с этим еще можно было как‑то смириться. А что делатьпотом? До этого утра Андрей не верил в жизнь после смер-ти. Он не был атеистом, в его характере было гораздо большеэпикурейца. Но, оказывается, чтобы все, казалось  бы, незы-блемые убеждения рассыпались, словно карточный домик,достаточно самой малости. Хотя подходит ли слово “малость”к событиям прошлой ночи? И вообще, были ли события?! Ну вот, круг замкнулся! Он по опыту знал, к чему это при-ведет. Еще  пять минут, и от возвышенного настроения неостанется следа. А  такую возможность предвосхитить буду-щее ни в коем случае нельзя упустить! Как ни крути, получается, что гнев и ярость для него убий-ственны. Пусть это пахнет чертовщиной, но с учетом слабо-сти его души — предельно точно. Этот невероятный груз вы-нужденной лжи и страха сомнут, раздавят ее… Значит, нужно решать, как покончить со своим пороком.Что имеем в сухом остатке? Не виновен. Можно жить без вод-ки и снотворных. Это раз! В его жизни не должно быть ме-ста гневу. Неважно, из каких побуждений, пусть пока дажебольше из страха. Это два! Теперь технические детали: какбороться со вспыльчивостью.

Зло на цыпочках 25 Пораскинем мозгами. Главное ведь что: не давать плохиммыслям “зацикливаться”, не позволять, чтобы досада пере-росла в агрессию, прерывать ее в зародыше. Так, уже тепло…Может, прикусывать язык? Еще  теплее! Ура, придумал  —каждый раз, когда зарождается обида, прикусывать язык.Причем до боли, пока гадкая мыслишка не исчезнет. И таквсякий раз, хоть сто раз в день. Можно, конечно, и мизинецприкусывать, это больнее, но заметнее. Ладно, начнем с язы-ка, а там видно будет. Стоп-стоп-стоп! Вспомни, как отец в детстве учил трираза глубоко вдохнуть, чтобы не заплакать! Надо бы прове-рить, как это действует на обиду. Как бы ее воспроизвести?Да очень просто — у него непутевая ученица: Марина. ЭтаМарина сорвала план аспирантуры. Третий год закончился,а диссертации и в помине нет. И это несмотря на все убеж-дения и льготный режим работы. Теперь нужно идти к за-местителю директора, объясняться. Свинья эта Маринка,дрянь. Сердце заколотилось. “Так, теперь один глубокиймедленный вдох, второй, третий. Ну?” Обида на Маринусменилась неудовольствием и желанием найти выход. “Сра-ботало! Придумал: бороться с гневом с помощью глубокихвдохов”. Никогда еще у Андрея не было такого душевного подъе-ма. Весь красный и возбужденный, он потрясал кулаками инаматывал круги по комнате. “Ура-ура-ура, невиновен! Мож-но снова жить! Господи, как же это прекрасно. Умру, но нестану больше психовать! И сегодня же не выпью ни капли…и завтра… месяц не буду пить, а лучше брошу совсем! Как жея буду стараться!” “Scientia vinces!” Следующие два года были самыми счастливыми в жизниАндрея. Он престал пить и полностью погрузился в работу.Коллеги по отделу и раньше относились к нему с симпатией,а теперь к ней добавилось уважение к должности. Андрей лю-бил легкость отношений, и коллектив с радостью воспринялэто, особенно после строгого руководства прежнего шефа.

26 Владислав Гринь Андрей ввел моду праздновать дни рождения, причемне на работе, а в кафе, что особенно нравилось женщинам.Сам он обязательно посвящал виновнику торжества паруэпиграмм. Многие сотрудники тоже оказались не беста-ланными по этой части, и вскоре в отделе появилась тол-стая тетрадь под названием “Эпоха Вырождения” с раз-номастным содержимым. Андрей обзавелся учениками,выполнявшими кандидатские диссертации, и даже однимдокторантом. Он дал себе зарок не заводить интриг в отделе, но это во-все не означало, что Андрей принял схиму. У  него возникпродолжительный и безопасный роман с миловидной за-местительницей бухгалтера, женой пожилого бизнесмена.Несмотря на возраст, тот оказался современным человеком;его волновали только внешние приличия. Андрей написалсвоей пассии несколько проникновенных од без упоминанияимен и дат и, будучи опытным, для большего спокойствияраспечатал стихи на принтере. Он с симпатией относился кее мужу, а когда спустя полтора года женщина надоела ему,даже несколько раз прикусывал язык, завидуя, что у мужа вотличие от Андрея нет сексуальных обязательств. Но отучился ли он гневаться и вспыхивать? Однозначногоответа у Андрея не было. Одно он знал точно: как огня те-перь боялся своей агрессии и всякий раз пытался пресечь ее.Успехи все же были: если вначале он пользовался глубокимивдохами не менее десяти раз в день, то спустя год прибегал кэтой процедуре в два раза реже. Чувствовалось, что прогрессзамедлился, но Андрей не очень переживал: он все‑таки на-шел средство от злобы. Здесь следует сказать, что в студенческие годы у Андреябыл кратковременный период изоб­ ретательского взлета.На  его пике он придумал кое‑какую новинку и оформилпатент. Коротко говоря, изобрел, как с помощью тепловойэнергии сохранять жизнь тканям, лишенным доступа кровии кислорода. Воплоти он эту инновацию, удалось  бы побе-дить многие тяжелые болезни. Но в те годы это было техни-чески невозможно. Андрей вынужден был набраться терпе-ния и ждать, пока время догонит идею.

Зло на цыпочках 27 Удачи, как и беды, дышат друг другу в затылок. Именно те-перь, когда у него все наладилось, появился прибор, способ-ный донести тепло в живые ткани. Прочитав статью об этом,Андрей на несколько дней потерял сон. Нужно во что бы тони стало купить этот прибор, а стоил он около полусотни ты-сяч долларов. Андрей решил рискнуть и приобрести приборбез привлечения университетских денег. Выход был один:выпросить деньги у мужа Вики (так звали заместительницубухгалтера). Значит, не могло быть и речи о разрыве опосты-левшей связи. Наоборот, нужно было укрепить ее. Если Андрей и сомневался, то недолго. Чтобы придать от-ношениям свежесть, он уговорил Вику постричься, выкраситьволосы в модный холодный оттенок и по‑новому побрить ло-бок. Он пошел в своих убеждениях еще дальше, и вскоре на по-яснице Вики появилась маленькая цветная татуировка, кото-рая так возбуждала его, что однажды он не удержался и почтислучайно перепутал место приложения усилий; как он любилшутить, вошел в плотные слои атмосферы. По опыту Андрейзнал, что критика если даже и последует, то будет недолгой. Так и оказалось. Новый опыт пришелся Вике по вкусу, иуже через два дня она, покраснев, попросила его повторить.Тогда он в шутку взял с нее обещание помочь ему в одном на-учном эксперименте в обмен на сексуальный экзерсис4. Викапорывисто согласилась, и он с таким восторгом принялся задело, что чудом удержал коней до совместной кульминациии, наконец, достигнув ее, прорычал непонятное ей “Scientiavinces!” Эти слова долгие годы жили в нем в ожидании успе-ха и по‑латыни означали: “Наукой победишь!” Через три месяца Андрей уже экспериментировал с но-вым прибором. Пришлось помучиться, пока удалось подо-брать режимы излучения. Однако овчинка стоила выделки:цифры просто кричали о том, что идея работает. Андрей не-сколько раз перепроверил данные, и, когда взглянул на ито-говые таблицы, расплакался. Это была победа! Его статья с результатами эксперимента пошла нарасхват.Самый авторитетный журнал мира принял ее без замечаний4 Экзерсис — упражнение в общеупотребительном смысле.

28 Владислав Гриньи опубликовал в ближайшем номере. Все наперебой хвалилиего, отмечая простоту и изящность идеи. Некоторые даже на-зывали ее гениальной. На него обрушился небывалый потоквнимания. Даже бывшего шефа хвалили за то, что вырастилтакого ученика. Андрея засыпали приглашениями высту-пить с докладами на научных форумах, и в течение года он судовольствием колесил по миру. Опала Между тем в институте назрели перемены. Неожиданнодля всех умер директор, который, хоть и руководил послед-ние пятнадцать лет, только недавно достиг пенсионного воз-раста. Как это всегда бывает, директор еще в гробу не улегся,а сотрудники университета без стеснения стали обсуждатьего возможных преемников. Чаще других называли Андреяи семидесятилетнего заместителя, впрочем, с учетом возра-ста, шансы последнего оценивались очень невысоко. Андрейблагодаря своей известности был вне конкуренции. А чистоформальные заслуги соперника лишь выгодно оттеняли до-стижения нашего героя. Однако спустя три месяца прошли выборы, принесшиеошеломительные результаты: Андрей проиграл с разницей вдва голоса. Его соперник оказался более дипломатичным: да-вил на жалость. Он подходил к каждому члену ученого советаи просил отдать голос за него, мол, пусть он, этот голос, дажебудет единственным, но позволит не проиграть с позорнымнулевым результатом. При этом он выглядел таким жалким,так долго тряс руку, что почти все пообещали проголосоватьза него, и большая часть сдержала слово. Поражение стало ударом для Андрея, но все же не такимразрушительным, как смерть Валерия. Он, конечно, не сдер-жался и напился в одиночку. Андрей дивился коварству но-вого директора. В нем боролись два чувства. С одной стороны,его обошли, воспользовались самоуверенностью и простоду-шием: он‑то, привычный к успехам, никого не попросил засебя. С другой стороны, у него громкое имя, которое никтоне отнимет. Его имя куда весомее должности директора. Да и

Зло на цыпочках 29годы тренировок борьбы с гневом не прошли даром. Конеч-но, он обиделся на нового директора, но не желал ему зла. Однако новый директор понимал, что Андрей всегда бу-дет ему соперником. Он взял за правило на ученых советахназывать Андрея не по имени-отчеству, а иронично “нашизобретатель”. Андрей пару раз смолчал, а потом встал и сдостоинством возразил, что, будучи профессором, заслужил,чтобы директор знал хотя бы его фамилию. Тот сменил так-тику и стал брать измором: отдел Андрея постоянно прове-ряли разные институтские инстанции, а затем на ученых со-ветах зачитывали длинный список недочетов. Андрей только посмеивался, но вскоре почувствовал, чтомногие профессора стали его сторониться. Это обижало на-шего героя, особенно когда касалось близких людей. Впер-вые он с волнением ожидал дня своего рождения. И не зря.Утром его, как обычно, поздравили сотрудники, затем позво-нили друзья — и наступило затишье, хотя годом ранее весьдень напролет в кабинете стоял веселый шум и дым коромы-слом. Никто из администрации даже не позвонил, и толькоближе к вечеру, когда большое начальство разъехалось, забе-жал ученый секретарь, пожал руку и, едва пригубив рюмку,откланялся. С  тяжелым сердцем Андрей приехал домой. Он выпилконьяка, но почти не захмелел. Андрей скорее тревожился,чем обижался. Будучи опытным, он понимал, что директортеперь не остановится, и это ставило его будущее в родноминституте под большое сомнение. Да что там под сомнение.Если в ближайшее время все не переменится, то на этом бу-дущем можно смело ставить крест. А какой тогда выход? Отвращение постепенно сменилось отчаянием. Андрей ока-зался не готовым к такому повороту событий: благополучныегоды не воспитали в нем привычки к поражениям. Незаметнодля себя он стал размышлять о том, как бы ему нейтрализоватькозни директора. Может, тот уйдет из института на повыше-ние? Не  то. Попытаться организовать финансовую проверку,которая, без сомнения, выявила  бы многочисленные злоупо-требления? Так себе идея: для этого нужны соответствующиесвязи, с которыми негусто. И тогда мысли скользнули в более

30 Владислав Гриньпрактичном направлении. Раз он такой несимпатичный, мож-но сказать, подлый, а без обиняков — собака, то и заслуживаетсоответствующего обращения. “А собаке — собачья смерть!” —это уже не Андрей придумал, а услужливая память подсказа-ла. “Вот, наконец, дельная мысль”, — и он дал себе волю посма-ковать ее, пройти всю цепочку от обиды до ярости. “Почему ты так со мной? Неужели я похож на фрон-дера?”  — досадовал Андрей. “Как  ты достал!” В  душе за-рождался протест: “Да  кто ты такой, скотина, чтобы пор-тить мне жизнь? Что же получается, ради твоего вшивогоблагополучия я должен мучиться, переживать бесчестие?”Теперь уже негодовала каждая его клеточка, лицо покрас-нело и застучало в висках: “Дрянь, дрянь, все что угодносделал бы с тобой, будь моя воля!” Он распалился гневоми забегал по комнате: “Сволочь, паскуда, ненавижу, про-клинаю тебя!!!”, а затем в исступлении начал бить кулакомв притолоку. Наконец он выбежал на середину комнаты истал с остервенением махать ногой, воображая, что с раз-маха бьет лежачего по голове, животу, почкам: “Ублюдок,мразь, подох…” СТОП! “Остановись, это  же конец!”  — Андрей встал посредикомнаты, закрыл ладонями глаза и специально мелко задро-жал ими, чтобы быстрее прийти в себя. Потом лег на диван,вытянул руки по швам и, не открывая глаз, сделал медлен-ный и очень глубокий вдох. Потом еще один и еще. В головепрояснилось, но он чувствовал, как горят щеки и колотитсясердце. Потом пришел испуг: что же он натворил?! Сердцекольнуло, Андрей запаниковал, быстро сел и, упершись лок-тями в колени, стал вспоминать. Нет, он не пожелал директо-ру смерти, он не сказал “подохни”, по крайней мере, он этоточно помнил, не сказал до конца. Да, проклинал, но ведь непожелал же смерти, сдержался. Ух, что же теперь будет? Метаморфоза За  окном бушевал февральский ветер. Выла балконнаярешетка. Досталось и комнате, где сидел Андрей  — ветерпроник даже сюда. В голове бурлило как кипяток в закрытой

Зло на цыпочках 31кастрюле. Андрей знал, что этот кипяток долго не остынет.А если директор умрет, то, скорее всего, кастрюля опять за-кипит и сорвет крышку! Ветер усилился. Его завывания резонировали в душе Ан-дрея: “Ты не справился, проиграл! Стоит  ли мучить себя идругих?” Андрей всегда до жути страшился смерти и тем более са-моубийства. Однако сейчас, на самой тонкой ноте отчаяния,он поймал себя на мысли, что вовсе не боится физическойболи, настолько сильно кричала душа. Андрей не был готов кЭТОМУ, но все же сел за стол и набросал короткую записку.Так, на всякий случай. Затем быстро пошел к балкону, повернул ручку и нажалдверь… Потом еще нажал и еще… Дверь не открывалась. Онс недоумением повертел ручкой — дверь была не заперта, нооткрываться не хотела. Андрей ударил по двери — тщетно.Он вобрал голову в плечи, повернулся и побрел к дивану. Ветер превратился в бурю. Теперь не было порывов, толь-ко стена из плотного снежного воздуха, способная остановитьстосильные машины. Что ей балконная дверь — старая газе-та, прижатая к пыльной стене вагона. Так и Андреева судьбав справедливом круговороте природы: не время! Придет егочас, подумать не успеет, как дверь сама отворится и высосетнаружу как из взорванного самолета! А пока, Андрей, дыши,радуйся и не чирикай! Он разорвал записку и смыл клочки в унитаз. Отчаяннаярешимость сменилась чувством, будто видишь себя со сторо-ны совершающим нелепые движения. То же отчаяние, толькосмягченное охранительным торможением, не дающим мозгувзорваться. Так жить нельзя. Чтобы не кончить психушкой,нужно что‑то придумать. Он ненавидел свой характер. Андрей сварил кофе, сел в кресло и задумался. Он обязаннайти решение. Это трудно, возможно, сегодня он ничего непридумает. Что же, завтра начнет сначала и так сколько угод-но, хоть неделю. Иного выхода нет. Андрей обложился бума-гами, отключил мобильник и задумался… Прошло полчаса. Андрей сидел неподвижно и смотрелв окно невидящим взглядом. Потом вдруг заморгал часто,

32 Владислав Гриньвскочил, схватил бумагу и что‑то быстро записал. Нервно за-шагал по комнате, опять схватил лист, чиркнул, осторожноприсел на краешек кресла, прикрыл глаза и сделал несколькодирижерских жестов. Затем поднялся и прочел свои записи.Наконец выпрямился, гордо поднял голову и посмотрел взеркало. В его глазах сияло торжество. А в душе росло заме-чательное ощущение правды. Андрей сидел в кресле и мелкими глотками пил холодныйкофе. Он был очень спокоен. Полчаса назад он был никчемени боялся жизни. А теперь готов к любому повороту событий. Лицемерие Владельцы судеб спорили неделю, и, в конце концов, со-шлись на компромиссе: директора хватил удар. У него оне-мела правая рука и на несколько дней отнялась речь. Види-мо, он тоже понес наказание за коварство по отношению кАндрею. Потом всё стало восстанавливаться, но, похоже, он,как в свое время Андрей, уже пережил свой возвышенныйдень. Директор убеждал навещавших его коллег, что станетсамым справедливым руководителем. Через два месяца он вернулся к работе. Но теперь был ко-ротко стриженным и совсем седым, а его движения, в которыхраньше нет-нет да и пробивались суетливость и заискивание,стали на удивление экономными, даже какими‑то куцыми.Теперь во всем его поведении прослеживалась рациональ-ность, будто он наметил некую цель и каждую крупицу своихумственных и физических сил тратил исключительно на еедостижение. Эта цель у него действительно была. Через год предстояливыборы в Академию. Директор понимал, что они с Андре-ем будут сражаться за одно место. И  в этом споре Андрейдолжен был победить с явным преимуществом — его вклад внауку был гораздо весомее достижений директора. Но у тогобыл год, чтобы переубедить академиков. Он пустил в ход всесвое иезуитство и связи. Начал с того, что пришел к Андреюв отдел и открыто предложил тому баллотироваться в акаде-мики и составить ему, директору, честную конкуренцию. Это

Зло на цыпочках 33было столь неожиданно, от этого веяло таким редким теперьблагородством, что событие тут же стало достоянием научно-го бомонда. Подготовив почву, директор нанес решающий удар.В центральной газете появилась публикация молодого кан-дидата наук, в которой говорилось, что ценность изобрете-ния Андрея может оказаться не столь высокой, как считалираньше. При этом честность Андрея как ученого не ставиласьпод сомнение (тогда интрига была бы слишком очевидной),а эксплуатировался тезис, что перед внедрением в клиникурезультаты экспериментов должны быть многократно пере-проверены. В ту пору наш герой чувствовал себя очень спокойно. Ди-ректор не умер, это было главным. Гонения прекратились, ноон понимал, что это временная передышка. Поэтому лице-мерная выходка директора на совещании в отделе не сталадля него сюрпризом. Андрей почти не досадовал и тем болеене паниковал, когда до него дошли слухи о закулисной возне.А вот газетной статьи он не ожидал. Андрей вначале обидел-ся, а потом, когда события стали набирать оборотов, встре-вожился всерьез. Что ему делать? Написать статью-опровер-жение? Так ведь в пасквиле наблюдалась только риторика,типа того, что современная наука должна быть сверхдоказа-тельной. Звучит красиво, но кто устанавливает критерии? Онрешил не ввязываться в публичную дискуссию. События напоминали снежный ком. Как бы не имея воз-можности замолчать газетную публикацию, директор орга-низовал комиссию, которой следовало разобраться и пред-ставить выводы ученому совету института. Он дал комиссиитри месяца. Чтобы переломить ситуацию, у Андрея былитолько эти три месяца. Срок, конечно, немалый. Но сколькоон не думал, в голову не приходило ничего стоящего. И тогдаон сделал два звонка. Три товарища У Андрея было два старинных друга. Они виделись ред-ко. Встречи обычно инициировал кто‑то, нуждающийся в

34 Владислав Гриньсовете — это была настоящая дружба. На этот раз в советенуждался Андрей. Как всегда, собрались в пивной, стили-зованной под Баварию, и, как всегда, Андрей пришел вто-рым. За простым деревянным столом сидел Николай. Он что‑топросматривал в своем мобильнике и прихлебывал пиво излитровой кружки. Николай вполне мог  бы стать объектомдля подражания, если  бы не его вторая половина, котораябыла глупа как саманный блок и в своей глупости посто-янно изощрялась. Стоило Валентине раскрыть рот, из негототчас  же изливался такой поток банальностей, что ИвлинВо перевернулся бы в гробу5. Даже их малолетняя дочь стес-нялась матери, краснела и, теребя косичку, выскальзывалаиз‑за стола, когда та извергала очередную тираду. Все, кто знал Николая, после знакомства с его женой не-изменно задавались вопросом: “Почему он с ней не разведет-ся?” Но у того с годами выработался иммунитет, некая мазо-хистская жертвенность: он всякий раз сам поощрял супругук словесному поносу, чтобы потом тупить взор перед недоу-менными взглядами окружающих. Словом, этот брак можнобыло назвать современным мезальянсом, если  бы не болееточная характеристика: бред. Валентин, как всегда, задерживался. Друзья сделали закази стали ждать, обмениваясь спортивными новостями. Черезполчаса его все еще не было, и Андрей начал подводить Ни-колая к теме. — Я в Академию баллотируюсь, а соперника себе нашеллучше не придумаешь — наш директор. Когда он двадцатьлет скрипя зубами в замах ходил, мы его Талейраном велича-ли. А теперь еще и высокомерным стал — не подходи! Тут появился Валентин. Он зачем‑то вырядился в ко-стюм. Валентин давно “завязал” с медициной и успешноделал деньги. Он с удовольствием оплачивал их посиделки.Его единственный недостаток заключался в пристрастиик спиртному. Валентин давно закончил  бы под мостом,5 Имеется в виду фраза известного английского писателя Ивлина Во из его трилогии “Меч почета”: “Только законченные посредственности боятся клише”.

Зло на цыпочках 35если бы не патологическое похмелье. Это было уздой, и та-кой крепкой, что он слыл волевым человеком. Но если ужпил, то до конца. Похоже, вчера был именно такой день. Положи его сейчасна стол, сфотографируй и отправь открытку людям с подпи-сью “Умер накануне”, никто не поверил бы — Валентин и дляпокойника выглядел скверно. Его лицо было не бледным, агрязно-зеленым и даже без ощупывания таким холодным,что конденсировало источаемые винные пары в крупные сте-кающие со лба капли. Друзья, не сговариваясь, подвинули к нему свои кружки спивом. Валентин сделал три больших глотка и решительноотодвинул кружку. — В моем деле главное — не переусердствовать. Если по-хмеляться, то по чуть‑чуть, чтобы только не колотило. Вот,кажется, отпускает… Он еще с полминуты прислушивалсяк себе, затем глубоко вдохнул и шумно удовлетворенно вы-дохнул: — Фу-ух, точно отпустило. Ребята, давайте я себе пиво за-казывать не буду, если что — вашего хлебну. Друзья закивали. Андрей продолжил: — Я, пока тебя не было, рассказал, что хочу быть избран-ным в академики. Но директор подличает, интриги плетет,а в последнее время затеял возню вокруг моего изобретения!Пытается дискредитировать его, а заодно и меня. — Ты пробовал с ним поговорить? — спросил Валентин. — Пробовал, на прием записался, так он специально попонедельникам себе командировки выписывает. Месяц кнему никто попасть не может. А  я, как в очередной раз непримет, даже облегчение чувствую, что еще неделю не буду сэтим пыхатым индюком откровенничать. — О, у нас украинизмы появились, — съехидничал Нико-лай. — Ты что, корни мои забыл? Мы ведь из запорожских ка-заков. — Точно, забыл, редко встречаемся. Кстати, насчет высо-комерия, знаешь, что неделю назад Вова Веснин, наш сокурс-ник, умер?

36 Владислав Гринь — Который нас с Валиком ровней не считал? — Николайв ответ насупился.  — Ладно, не дуйся, проехали. Все равножаль его, крепкий мужик был. — Ну-у, Андрей, всё не совсем так, не упрощай… Лучшепослушайте его историю, она как раз в тему. Может, потом инадумаем чего. Я коротко. Тщеславие — Я познакомился с Владимиром раньше, чем с вами, впервый же день учебы. Он трудно сходился с людьми, но комне пристал словно банный лист. У  него хватило ума сми-риться с нашим триумвиратом, который возник чуть позд-нее, поскольку он понимал, что, если поставит вопрос ре-бром, потеряет наперсника. Как  вы помните, после окончания учебы Владимир бы-стро защитил кандидатскую диссертацию. Но  при этом онпродолжал ютиться в съемной квартире, а парню очень хоте-лось жить на широкую ногу. Владимир понимал, что без соб-ственного дела не обойтись, и организовал частную хирурги-ческую клинику. Все оказалось непросто: его дело долго былоубыточным. Это был самый сложный этап его жизни. Именно тогдамы встречались особенно часто. Я морально поддерживалВладимира. Но  шли месяцы и годы, а денег все не было,и душевные силы друга истощились. Осенью он зачастилко мне с водкой. Если я отказывался, он употреблял ее сам,почти не пьянея, хотя раньше не отличался особой стойко-стью. Владимир рассказал мне, что уже полгода не дружитсо сном. Вначале это было даже удобно, стало легче перено-сить ночные дежурства, но постепенно недосыпания нако-пились, и он сник. Уже два месяца Володя не ложился безснотворных. Я посоветовал ему аутотренинг и йогу, а он вответ грустно пошутил, что готов хоть всю жизнь провестистоя на голове, лишь  бы при этом из карманов сыпалисьмонеты. Прошло еще два-три года, и дела постепенно пошли вгору: Владимир стал богатеть. Теперь мы встречались не у

Зло на цыпочках 37меня дома, а в ресторанах. С  каждым годом он становилсяувереннее в себе. Мой друг быстро привык к хорошим винам,выдержанному коньяку и сигарам. Наконец он приобрел за-городный дом и большой черный автомобиль. К  тому времени я тоже не бедствовал, хотя жил гораздоскромнее. К чести Владимира, он не забыл о том, что я былрядом в трудные годы. Он взял надо мной шефство: дарил до-рогие подарки, приглашал вместе отдохнуть, помогал опла-чивать обучение моей дочери за границей. Владимир сталеще больше доверять мне. Я первым узнавал о его проблемахна работе, любовницах и детях на стороне. Нужно сказать, что Владимир разбогател не только с по-мощью частной клиники, но и благодаря карьерному росту.В сорок лет он стал профессором, а спустя три года возглавилкрупный научный центр. В пятьдесят лет Владимира избра-ли в Академию. Он стал известным на всю страну. Окружа-ющие думали, что он красноречив как Цицерон, принципи-ален как Катон и непробиваем как бетон. В  самом  же делеВладимир был до того уязвим, что впадал в панику от любойнедоброй вести. Благополучный фасад скрывал затянувший-ся душевный кризис. Его отношения с женой трещали по швам; супруги жиливместе исключительно из‑за детей и положения. Наконец,он плотно сидел на таблетках. У него был утренний и днев-ной антидепрессант, а также целый арсенал пилюль для сна.Но при этом у него была и любимая работа, где дела шли какнельзя лучше. Это подпитывало душевные силы и удержива-ло от срыва. Одним субботним днем Владимир позвонил мне и попро-сил погулять с ним в парке. Я порядочно опоздал, но, каза-лось, ему на это наплевать. Он прихлебывал колу из литро-вой пластиковой бутылки и был очень спокоен. — Я вчера убил человека. — ??? — Я знаю, ты не поверил, но это так. — Расскажешь? — выдавил я. — За этим и позвал. Я всегда догадывался, что молюсь нетем богам, ну, как  бы это сказать, ошибаюсь с ценностями.

38 Владислав ГриньТщеславие еще в юности прибрало меня к рукам. С его по-мощью я многого добился, оно же меня и прикончило. Ка-жется, все есть для счастья, ну, кроме семейного, конечно,но тут уж ничего не попишешь, хотя в последнее время мнеказалось, что мы с женой как‑то потеплели друг к другу, свы-клись, что ли… По правде сказать, она лучше меня, по край-ней мере, добрее. Потому и дети держат ее сторону, хотя игордятся, что отец — академик. И деньгами моими пользу-ются по полной программе. Ладно, это все так, ерунда, мело-чи, а вот вчера я действительно выступил! — Вовка, не наговаривай, твоя жизнь не хуже, чем у по-давляющего большинства. Девяносто процентов ничем нелучше животных, те еще эгоисты. — Да, но они не задумываются, а просто живут: жрут,пьют, вредят друг другу, трахаются… А  я врач, жизни спа-саю, ученый, мать твою! Я  терпеливо слушал, скорее, оттягивал поворотный мо-мент наших отношений. Во мне еще теплилась надежда, чтоВладимир, склонный к преувеличениям, и на этот раз пере-гнул палку. — Как супруга, что с ее спиной? — я попытался сменитьтему, все еще хватаясь за соломинку. — Слушай, ты думаешь, я пошутил насчет убийства?  —спокойно спросил Владимир. Мы сели на пыльную скамейку, точнее, я примостился накраешке, а мой друг плюхнулся и глотнул колы. — Неделю назад Жора позвал меня на свой юбилей. Онне делал банкет, скорее это были кулуарные посиделки, какраньше говорили, “узкого круга ограниченных людей”. При-шел губернатор, Роман Б., несколько важных медиков. Всегочеловек пятнадцать. Тамадой назначили Алексея Веселого.Знаешь его? — Конечно, знаю. Молодой да ранний. — Точно! Ну, губернатор сказал тост, потом Роман, те-перь по статусу моя очередь. Я  подобрался, нацепил улыб-ку. А  Алексей дает слово человеку, заслуга которого тольков том, что он меня лет на десять старше. Ну, я проглотил.Думаю, теперь уж точно мне даст. Нет, представляешь, дает

Зло на цыпочках 39слово еще одному. Этого со мной и сравнивать нечего. Так,стоматолог, один из многих, правда, денежных мешков ле-чит. Во  мне все забурлило. Виду, конечно, не подал, такогоу нас не прощают. Но знаешь, так прочно засела обида, чтодаже выпил больше обычного. Алексей, кажется, понял своюошибку, в конце вечера сказал мне пару комплиментов и на-просился на встречу в моем центре. Обычно я быстро забываю о таких вещах. А здесь нет, пом-нил несколько дней. Потом приехал Алексей, мы выпили уменя в кабинете, поехали продолжать в ресторан и там напи-лись. Он сидит и с каждой новой бутылкой вина все большебахвалится. Ему только сорок четыре, а у него уже двадцатьучеников, бюджет за сто миллионов, орден недавно нацепи-ли. Открыл планшет и тычет на свою страницу в “Википе-дии”, а там заслуг на целый экран. Что меня зацепило, такэто враньё, что он к созданию своей страницы никакого отно-шения не имеет. Это, мол, объективное признание его заслуг!Нашел кому говорить! Я свою страницу нарочно оставил су-хой и короткой, чтобы не думали, что она заказная. — Да бог с ней, со страницей. Так все поступают! — С нее‑то все и пошло. Я взвился, когда увидел этот ико-ностас, а он продолжает заливать, что встречался с премье-ром, тот расхваливал его при губернаторе, вы, мол, и то сде-лали, и тут преуспели, денег обещал дать на новый корпус.Потом вообще стал нести околесицу про какую‑то ясновидя-щую, которая напророчила ему жить до девяноста лет. Ко-роче, надоел он мне хуже горькой редьки. Поехали, говорю,ко мне, в бильярд поиграем. Жена в Эмиратах. А сам думаю,напою его до чертиков, может, он хоть мой дом похвалит. Приезжаем в мои хоромы. Я  ему открываю старое вино,показываю иконы и уникальные книги, он корчит из себя зна-тока, а сам, вижу, ничего в этом не смыслит. Я ему цитируюГессе, “Игру в бисер”, а он начинает пороть ахинею о том, чтокнига была написана в английской тюрьме. Представляешь,спутал писателя с нацистом! Мне так противно стало. “За-ткнуть бы твой рот”, — думаю. Потом пошел, налил по пол-бокала граппы. “Пей, думаю, скотина, а потом расхваливайэтот самогон. Я сроду не слышал о нем доброго слова”.

40 Владислав Гринь Он выпил залпом, отрыгнул, водка потекла по бороде.Потом отдышался и попросил чаю. Я пошел на кухню, а онплюхнулся на диван и захрапел на весь дом. Во мне вспых-нуло злорадство: “Надо  бы тебя сфотографировать и в Ви-кипедию”. Потом он затих. Я вернулся в зал и вижу, лежитнехорошо, на спине с заваленной головой и открытым ртом.И вроде не дышит. Я пощупал пульс — частый и сильный.Присмотрелся внимательней  — точно не дышит. Я  тожеведь пьяный, соображаю туго. Наконец дошло до меня, чтоэто у него удушье из‑за запавшего языка, и нужно перевер-нуть его на бок. Я было дернулся к нему, но снова злорадствоподкатило: “Не учла ясновидящая, что пьяный язык запастьможет”. И тут же обидная мыслишка кольнула: “Или ты унас избранный и всегда будешь на подхвате у академика-спа-сателя?” В  общем, минуту, вторую стою-не двигаюсь. Вижу, еголицо синеет и надувается. Я еще немного подождал, потомвзял за руку. Пульса нет. Я  вышел на улицу к его машине.Там водитель дремлет. Постучал в окно, он вышел, я говорюему, что шеф пьяный заснул, может, пусть спит, а утромзаберешь его. Так покурили-поболтали минут пятнадцать.Говорю: “Пойдем в дом, поможешь мне уложить его, иезжай, отдыхай”. Вошли в дом. Я ему: “Ты пока разуй его, а я схожу наверхза одеялом”. Взял одеяло, слышу, внизу бокал разбился. Этошофер испугался. Дальше неинтересно. Звонок в неотложку, потом на су-дебку. Деликатные расспросы милиционера, слезы и злость вглазах жены. Оказалось, он в последнее время часто напивал-ся и дома не ночевал… Я молчал, и Владимир тоже. Так продолжалось несколькоминут. У меня на языке крутились фразы типа: “Твою винудоказать нельзя… постарайся забыть… я всегда буду тебедругом…” Но я молчал, понимая, что все это не то. Наконецон сжалился надо мной: — Извини, что втянул тебя. Знаешь, я сам не ожидал,что буду так спокоен, но все же нужно было кому‑то расска-зать. А  кроме тебя, некому. Давай так: этого разговора не

Зло на цыпочках 41было. Теперь у тебя ко мне возникнут непростые чувства.Поэтому сам звонить не буду и не обижусь, если и ты непозвонишь. Он помолчал еще несколько секунд и после внутреннейборьбы все‑таки не сдержался: “Но лучше звони”. Я поколебался, но добавить было нечего, возразить и поо-бещать — тем более. Мы обнялись. “Держись”, — это уже ясказал, и мы расстались. Через год я встретился со знакомым невропатологом, итот первым делом спросил, как давно я видел Владимира.Я соврал, что разговаривал с ним по телефону за неделю доэтого, хотя с того памятного разговора мы не общались. По-следовал новый вопрос, не заметил  ли я чего необычного.Я  удивился, и тогда он по секрету поведал, что Владимирунедолго осталось. Не в физическом, правда, смысле. Оказыва-ется, у него прогрессирующая форма деменции, он на глазахглупеет и разлагается: — Другие пока не замечают. Только близкие в курсе. Онпользуется шпаргалками, но с каждым днем ему все хуже ихуже. Думаю, тебе надо поддержать друга. Но я опять не решился позвонить. Прошло еще пару месяцев, Владимир сам позвонил и по-просил встретиться. Машина привезла его в наш парк и остановилась недале-ко от меня. В парке было людно. Володя вынул из карманакакой‑то снимок, посмотрел на него и зашагал ко мне. Он за-метно погрузнел и стал почти квадратным. Но следов слабо-умия не было. — Я позвал тебя попрощаться, думаю, как люди мы ужене пообщаемся. Не удивляйся, это я себя имею в виду. С тогопамятного дня я стал быстро превращаться в овощ. Мне хоте-лось забыть случай в моем доме, и я добился своего: научил-ся выключать память, воображая, что вытаскиваю вилку изрозетки. Но вот вставить вилку назад не получилось — вто-рой закон термодинамики. Я перестал вспоминать не толькоту ночь, но и все остальное: телефоны, имена, а теперь ужеи лица. Я и тебя боялся не узнать и, чтобы не оконфузиться,взял с собой фотографию. Вот она, взгляни.

42 Владислав Гринь И  он протянул мне карточку десятилетней давности, гдемы были вдвоем. Я посмотрел в его глаза и только теперь уви-дел, что все человеческое из них уже исчезло: яркость, эмоци-ональность, даже тоска. — Радуйся жизни, только не расслабляйся. Обо мне небеспокойся, я скоро совсем сойду с ума. Тогда легко станет.Хочу тебя попросить, если, конечно, захочешь. Расскажи лю-дям мою историю. Я ведь умным был, работал не покладаярук и добился всего, о чем мечтал. Счастливым только не стал.Почти стал, но не понял, что бесов, которые внутри тебя, вы-травить нельзя, максимум, что можно, — держать их на при-вязи. Всю жизнь держать. Моя история очень поучительна:любой может отвести беду, если он всего лишь незлой. Те-перь‑то я понимаю, что нужно каждый день защищать себядобром! Расскажи это людям, может, поможет кому. Толькоподожди, пока я умру. Ну, все, будь счастлив. Мне будто предложили инъекцию одиночества. Этобыло непривычно и обещало долгую боль. Требовалосьчто‑то обнадеживающее, например, обняться, но я не ре-шился — было видно, что он этого не хочет. Владимир за-шагал от меня степенной походкой. Спина не выдавала егопроблем. Инсайт Воцарилась тишина. Люди за соседними столиками вер-нулись к своему пиву. Андрей и Николай опустили головыи не обнаружили кружек — Валентин незаметно осушил их.Его лицо было таким раздувшимся и красным, что, кажется,кольни булавкой  — брызнет. Как  ни жалел себя Андрей, вэту минуту Валентина он жалел во сто крат больше, пони-мая, что за свою слабость друг заплатит трехдневной депрес-сией. Но это будет завтра, а сейчас на него снизошло вдох-новение. — Вот, Андрей, я сидел и думал, твой ведь директор дале-ко не ушел. Эти командиры ради собственного достоинствапоразительно легко идут на подлость. Но, как говорил клас-сик, ”… и на них у нас револьверы найдутся”. Ударь, Андрю-

Зло на цыпочках 43ха, по его достоинству, подкарауль, подготовься и крепко,наотмашь, ударь. Публично! Так ударь, чтобы он взвился отненависти, а возненавидит — перестанет думать. И сотворитбольшую глупость. А тут мы наготове. Если будет нужда — яза деньгами не постою! Слово взял Николай. — Первое, Валя, тебе больше ни капли. Понял? — тот, на-строенный на схватку, сжал губы и коротко кивнул.  — Вто-рое: ты прав, надо все продумать, может, для дела в добро-детельного простофилю поиграть, чтобы враг расслабился.Есть какие‑то мысли? Андрей неуверенно кивнул. Подобные мысли давно кру-тились, был на днях один звонок из Америки, вот только…Впрочем, почему нет. К такому повороту событий точно ни-кто не подготовится. Значит, должно, обязано сработать! Онуже не сомневался: — Есть Мысль! Спасибо, ребята, побегу думать! Не  оби-жайтесь, мне позарез нужно сейчас же, немедленно, все об-мозговать. Упущу момент  — вечером сомнения пересилят.Спасибо огромное, я вас люблю!  — и уже на бегу крикнулторжествующе: — Вальке пить не давать! Blackout Накануне совета Андрей не сомкнул глаз. Он представлял,в каком направлении развернется критика, и готовился датьрешительный отпор. Ему следовало наступать и ни в коемслучае не уходить в глухую оборону, не оправдываться. По-следние три месяца десятки людей усердно трудились надтем, чтобы подготовить эту атаку, и он не мог их подвести.Это будет главное наступление его жизни, поэтому Андрейеще и еще раз проверял каждую цифру, репетировал ка-ждую фразу и каждую паузу. Придя в аудиторию, Андрей вопреки ожиданиям не по-чувствовал отчуждения и страха коллег. Они понимали, чтоповедение директора не более чем игра в порядочность, аправда на стороне Андрея.

44 Владислав Гринь Председатель комиссии, профессор средних лет, сделалдоклад, выводы которого, как и предполагал Андрей, све-лись к тому, что в его экспериментах хромает доказательнаябаза. Доказательств недостаточно, чтобы безопасно приме-нять изобретение в клинике. Тем самым никто не посягал наприоритетность разработок Андрея. Под  сомнение бралась“только” их научная ценность, но все прекрасно понимали,что, утвердись такое мнение, шансы Андрея быть избраннымв Академию резко снижались. К  директору подошел паренек, отвечающий за показслайдов. В  руках у него был раскрытый ноутбук. Паренькунаверняка было велено показать Андрееву презентацию. Ди-ректор прильнул к экрану ноутбука, и его лицо вытянулось.Потом он потянулся к мобильному телефону. — Таким образом, наш главный вывод сво-дится к тому,что мы настаиваем на тщательной проверке результатов,полученных Андреем Борисовичем, причем проверка этадолжна производиться не в нашем институте, а в несколькихнезависимых лабораториях. Если результаты подтвердятся, япервый потребую скорейшего внедрения метода в широкуюклиническую практику,  — председатель комиссии подыто-жил свое выступление и с усталой улыбкой поблагодарилвсех за внимание. Зал загудел — все прекрасно понимали, что независимаяпроверка затянется на годы, если она вообще возможна. Ди-ректор тем временем предоставил слово Андрею. Наш геройпошел к трибуне, и тут все внезапно обратили внимание напроизошедшие с ним перемены. В нем больше не было су-тулости и расхлябанности, напротив, во всех его движенияхчувствовался порыв, нет, даже не порыв, а какая‑то звенящаянота, которая резонировала со струнами души сидящих взале, вызывая редчайшее ощущение силы и легкости — чув-ство полета. Но как только Андрей поднялся к трибуне, в зале внезапнопогас свет, что вызвало возбуждение — интрига усиливалась.Это было скверно и низко. В обесточенном зале Андрею неудастся показать свои слайды. А  без них его аргументы бу-дут неубедительными. Но, что еще хуже, выводы комиссии

Зло на цыпочках 45озвучены, и от них пойдут круги. Конечно, потребуется по-вторное рассмотрение вопроса. Но его можно, не особо утру-ждаясь предлогом, отложить на неопределенное время, покрайней мере, до выборов в Академию. В общем, директорвсе правильно рассчитал. У сидящих в зале возникло опасение, что их лишат лако-мого зрелища, как бывает, когда в первом раунде резонанс-ного боксерского поединка один боец получает сильнейшеерассечение, и вместо захватывающего боя объявляют тех-ническую ничью. Помощник директора прошел за кулисы,спустя минуту вернулся и сказал, что на устранение аварииуйдет не меньше часа. Нужно было что‑то решать. Андрей развел руками и достал мобильный телефон. — Смотрите, работает. А  обычно, когда общее отключе-ние, мобильники тоже вырубаются. Ну да ладно. Он набралномер и скомандовал: “Заносите!” В  зал вошли два лаборанта в сопровождении Андреевыхаспиранток. Каждый из лаборантов нес складные пластико-вые доски, а аспирантки следили, чтобы с их поверхностейслучайно не стерлись цифры, старательно нанесенные чер-ным и красным маркерами. Лаборанты установили доски ря-дом с трибуной. Сверху одной было написано: “Экспериментпрофессора Станса, Сан-Франциско, США”. Вторая имелапохожий заголовок: “Эксперимент профессора Хеллера,Франкфурт, Германия”. Андрей поблагодарил своих помощ-ников и начал: — Только сегодня утром я попросил своих учениц пе-ренести цифры с моего компьютера на эти доски, чтобыпосле совета показать их сотрудникам отдела. То, что ониоказались рядом с этой аудиторией, разумеется, не боль-ше, чем случайность. Согласитесь, трудно было предусмот­реть, что мы окажемся без света, ведь последнего отключе-ния, дай бог здоровья нашей хозяйственной службе, никтои не припомнит. В  зале понимающе и одобрительно загудели, раздалисьединичные хлопки. — Вот результаты, которые я на днях получил по элек-тронной почте от своих друзей из Германии и Америки.

46 Владислав ГриньКак  видно из таблиц, они полностью подтверждают моивыводы, и, замечу вам, сделаны на самом современном обо-рудовании. Как видите, количество наблюдений достаточновелико, а разброс данных при этом незначителен, что сви-детельствует о высокой достоверности различий. Данныетолько готовятся к публикации, но, думаю, за этим дело нестанет. Если выводов зарубежных коллег недостаточно, мож-но, конечно, проводить дополнительные эксперименты, но якатегорически не согласен с тем, чтобы заморозить первуюстадию клинических испытаний. Прошу зафиксировать моислова. Спасибо! В  зале зааплодировали. Все довольно улыбались, пони-мая, что присутствуют при рождении институтской легенды,которую десятилетиями будут рассказывать в лаборантскихи курилках. Наконец слово взял директор и подвел итог: — Я  очень благодарен председателю комиссии, много-уважаемому Виктору Петровичу, за проделанную работу.Приятно, что мир движется в том  же направлении, что имы: доверяют, но проверяют! Хотелось бы поздравить Анд-рея Борисовича с подтверждением его правоты, но, к сожа-лению, выводы ученых не опубликованы, и по формальнымпризнакам я не могу пока этого сделать. По моему глубокомуубеждению, у нас нет оснований тормозить клинические ис-пытания, но стоит в рабочем порядке подумать о дополни-тельных подтверждающих экспериментах. Если нет вопро-сов, всем спасибо! Взволнованные члены ученого совета заторопились к вы-ходу. У многих в руках были мобильные телефоны. Всем нетерпелось рассказать о поражении директора. “Не всякий человечишка — б… ь!” Той же ночью Андрей во сне почувствовал, что на край егокровати кто‑то присел. Этот кто‑то был мягкий, округлый, носильный, потому что без труда подвинул Андрея, отвоевавсебе место. Наш герой предположил, что это домовой, сидя-щий у него на холодильнике. В последнее время он забывал

Зло на цыпочках 47класть ему печенье. Андрей собрался извиниться перед до-мовым, как вдруг услышал знакомый надтреснутый бас: — Доброй ночи, уважаемый Андрей Борисович! Вы ужене спите. Не трудитесь открывать глаза, мы вам, как бы этопомягче сказать, смежили веки. Извините нас и не волнуй-тесь, беды не будет. Андрей и не думал волноваться, он по опыту знал, чтообладатели голосов на этапе личного присутствия не опасны. — Должен сказать, что удивлен вами, мой без пяти ми-нут академик, — продолжал бас, но помимо иронии чувст-вовалось, что он уязвлен. Однако если для меня это не оченьприятное удивление, то для моего светлого друга как раз на-оборот. Не так ли? — Дорогой Андрей Борисович!  — Это уже был ментор-ский тенор. Как же редко случается, что я побеждаю. Обыч-но все наоборот: вначале идет по‑моему, уже близка минутаторжества, но в последний момент человек срывается на скот-ство, и я проигрываю. На сотню лет хватает разочарования.Но продолжаю упорно трудиться и все время просчитываю,чего добился. Вот, кажется, усовершенствовал породу, пора,затеваю новый спор, и… опять поражение. Одним словом,выигрываю один раз из десяти. — Но зато эффектно. Вот и в этот раз доказал мне, что невсякий человечишка — блядь6. — Ладно, не будем сегодня считаться. Мне теперь надолгосил хватит. А что вас касается, Андрей Борисович, то спор за-кончен, и я рад сообщить, что вашему будущему с этой мину-ты ничто не угрожает. Хотя, по правде, перестало угрожатьс того самого момента, когда февральским днем вы сварилисебе кофе и крепко задумались…  — менторский тенор от-кашлялся,  — чувствую, мучает вас вопрос: почему именноВЫ? Я  прав?  — Андрей быстро кивнул.  — Потому,  что выхоть и вспыхивали, как спичка, но на деле добры и умны.Мог  ли я надеяться на победу, будь вы при вашей запаль-чивости еще и злым, и, подумать страшно, глупым?  — Онрассмеялся и опять откашлялся. — Удовлетворил ваше лю-6 Антитезис высказыванию Сола Беллоу из его романа “Герцог”.

48 Владислав Гриньбопытство? — Андрей опять быстро кивнул. — И вот, чуть незабыл. Признаюсь, вы меня приятно удивили, вернувшись кученичеству, не припомню, чтобы я раньше задумывался отаком подходе. — О чем это вы? — насторожился надтреснутый баритон.Впервые в нем чувствовалась ревность. — Что еще за учени-чество? — Все-все, поздно, заиграно. Пока это наш секрет, но, уве-рен, скоро все раскроется. Уж я об этом позабочусь. Теперь,после победы, у меня применительно к Андрею Борисовичукарт-бланш. Мы с ним еще много дел наворочаем, жаль, чтобольше не встретимся… Голоса замолчали; каждый оценивал значимость момента. — Итак, мы откланиваемся. Позвольте мне на этой тор-жественной ноте вручить вам заслуженную награду, насла-ждайтесь ею сколько захотите. Это и есть “прозрачный на-мек”, который я время от времени являл вам во сне. Берите.И  Андрей объял нечто округлое с прохладным мыском икаплевидной пипкой на штопорообразном металлическомстержне. Он держал его в руках тысячу раз и не спутал бы нис чем на свете. Это был пластмассовый волчок давно умер-шей соседской Ирины. Глумление Описанные события происходили в апреле. Дальше былконец весны и жаркое лето, бедное на события. Андрей вы-шел из отпуска за неделю до выборов в Академию, и уже наследующий день помощник директора пригласил его зайти.Когда Андрей уселся, помощник безо всяких вступлений,будто исполняя тяжелую повинность, проговорил: — Андрей Борисович! Я  убедительно прошу вас снятьсвою кандидатуру. Вы думаете, что имеете гораздо большешансов. Может, так оно и есть, но знайте и другое: все ре-шено, и вам не выиграть. Пусть даже все проголосуют за вас.Директор карьеру свою поставил на эту карту. Вам  же об-ещано, что не через два года, как обычно, а всего через год,ну, в виде исключения, будут новые выборы, и тогда уж вы

Зло на цыпочках 49точно победите. Подумайте, вам еще и пятидесяти нет, чтодля вас год! Помощник замолчал. По глазам было видно, что все ска-занное — ложь. — А если все же стану баллотироваться? — Ну, тогда проиграете, а директор костьми ляжет и ходавам не даст. Поверьте, так и будет, я его хорошо знаю. Он хотьи тихий, и старый, и больной, но матерый и, как вы сумелиубедиться, злопамятный и о-очень мстительный. Андрей расхохотался  — директор вдруг предстал передним в образе Аполлона, а он сам сделался козлоногим сати-ром7. Помощник неуверенно улыбнулся. Если Андрей сей-час, сию секунду, тронулся мозгами, как это было бы кстати.Внезапно Андрей смолк, поднялся и подошел к помощникувплотную. Его глаза лихорадочно блестели. Помощник ещебольше обнадежился и подался вперед. Они застыли, накло-нившись друг к другу, словно готовясь поделиться секретом.Пауза затягивалась — Андрей глумился. — Понимаю, что вы, Сергей Анатольевич, поете не со сво-его голоса. Представляю, как долго репетировали. Передай-те, что я свою кандидатуру не сниму, — он помолчал, словночто‑то взвешивая, а потом добавил: — У меня такое чувство, Сергей Анатольевич, что уже сов-сем скоро вы станете о-очень сильно меня любить. Все или ничего У Андрея было испытанное правило: навалилось разоча-рование — открой хорошего вина. Испив его глубин, пони-маешь, что человечество накопило иную мудрость, чем изво-ротливость подлецов. Поэтому поздним вечером того же дняАндрей сидел у себя в кресле с бокалом кларета. Директорне доживет до выборов. И не по его, Андрея, вине, а потому,что сам так решил, отказавшись быть добрым. А он, Андрей,7 Ссылка на легенду о фрагийском сатире Марсии, который осмелился состязаться с Аполлоном в музыке. В наказание за эту дерзость Аполлон велел содрать с него живого кожу.

50 Владислав Гриньчерез неделю станет академиком, а потом, если захочет, и ди-ректором. Но куда важнее было для него новое знание. Пробило полночь. Андрей поставил бокал на журналь-ный столик и взял в руки школьную тетрадь. На обложке егорукой было написано: “Борюсь с обидой и гневом”. Он от-крыл первую страницу. Вверху был год: 20… Страница быларазделена на тринадцать столбиков. В первом столбике свер-ху вниз шли дни месяца. Остальные двенадцать столбиков со-ответствовали месяцам. Начиная с девятнадцатого февраля идо позавчерашнего дня — второго сентября — каждый деньбыл отмечен единицей или нолем. Мысли Андрея вернулисьна полгода назад. Тем  февральским днем Андрей вдруг понял, что ника-кие эпохи, тенденции и течения не могут сделать человека сразум­ ением счастливым. Потому что самый чувствительныйиндикатор счастья  — в нем самом, в его совести. И  эта со-весть диктует достоинство: быть спокойным, милосердным,справедливым, умеренным и деятельным. Ее не усыпить бо-гатством и похвалами. Вектор жизни, сама жизнь достойногочеловека подобна крутящемуся детскому волчку с той разни-цей, что ось волчка направлена к центру Вселенной, а устрем-ления достойного человека — к центру его души — к совести.Вся соль — в неустанном движении: волчку оно не позволяетупасть, а достойному человеку дарит счастье. И только тогдачеловек понимает, что радость — это вода, а счастье — алмаз.Получив благословение совести, он не стирается и не туск­неет. И  еще Андрею открылась нехитрая истина, что человекне есть нечто окончательно сложившееся, ему еще очень да-леко до совершенства. Человеку гораздо ближе эгоизм, чеммилосердие, а любое поглаживание против шерсти вызываетдосаду. Одни легко прощают ее, другие, как Андрей, взрыва-ются эмоциями. И  еще он понял, что обидчивость непреодолима, от неенельзя избавиться раз и навсегда. Нужно знать, что тебе вы-пал именно этот жребий, как другим выпали гордыня, стяжа-тельство, уныние или лень. И не просто знать, а каждый деньбороться с этим пороком, подавляя его в самом зародыше.